ГлавнаяМорской архивИсследованияБиблиотека












Логин: Пароль: Регистрация |


Голосование:


Самое читаемое:



» » » Крестьянское движение в Японии после революции 1868 года
Крестьянское движение в Японии после революции 1868 года
  • Автор: Malkin |
  • Дата: 18-02-2018 22:07 |
  • Просмотров: 3904

Положение крестьянства в период, предшествовавший революции

В конце XVII века в Японии начался процесс разложения феодальной системы, который постепенно охватил все области экономики страны. В сельском хозяйстве вместе с господствую­щей формой натуральной ренты примерно с середины XVIII в. стала все чаще применяться денежная рента. Быстро росло налоговое обложение, всей своей тяжестью ложившееся на плечи основных производителей - японских крестьян.

Как и в других странах, в Японии экспроприация сельско­хозяйственного производителя, обезземеливание крестьянина, являлись основным источником первоначального накопления. Накопление капитала шло через торговые корпорации, ростов­щиков и менял, опутывавших деревню, присосавшихся к трудо­вому сельскохозяйственному производителю и разорявших его.

Торгово-ростовщический капитал все больше и больше начал подчинять себе сферу производства. Появляется система скупщиков и раздатчиков, а в некоторых местах возникают мануфактуры.

В конце XVIII в. мануфактурные изделия начинают конку­рировать на рынке с ремесленными изделиями. Ремесленни­кам, скованным жестким уставом средневековых цехов - «дза», становится трудно конкурировать с мануфактурой.

В XVIII в., несмотря на различного рода препятствия в виде таможен между княжествами и отсутствие единой денеж­ной системы, п Японии складывается национальный рынок. Однако в деревне еще прочно сохраняется натуральный харак­тер хозяйства, значительные элементы которого продолжают существовать и после революции 1868 г.[1]

Накануне этой революции характер производства опреде­лялся тем, что земля, являвшаяся феодальной собственностью сегуна и князей, была раздроблена на мелкие участки между большим количеством зависимых крестьян. К Японии целиком применимо ленинское определение содержания производствен­ных отношений при феодальном хозяйстве с той лишь оговор­кой, что, в силу специфических особенностей развития страны, на протяжении XVII-XIX вв. здесь господствовала не отра­боточная рента, а натуральная.

Японский крестьянин находился в крепостной зависимости от феодала (сёгуна, князя), которая выражалась в том, что благодаря многочисленным запретам, крестьянство было на­вечно прикреплено к земле [2]. «Крестьяне считались принадлеж­ностью земли, машиной для выжимания податей» 2. Но в отли­чие от крепостного на Западе, японского крестьянина нельзя было купить или продать. Хотя в то же время самурай имел право совершить в отношении крестьянина «кириситэ гомэн» (срубить голову) - расправу без суда на месте.

Как и в других странах при феодализме на плечи япон­ского крестьянина ложилась всей своей тяжестью вся иерархия общественного здания: князья, самураи, духовенство, город­ские бюргеры. В сочинении анонимного автора начала XIX в. «Сэдзи Кэмбун року» говорится: «Крестьяне. . . обрабатывают почву своим трудом. . . Летом, палимые солнцем, они рабо­тают как лошади, а зимой они терпят муки холода. Плоды их труда подвергаются тяжелому обложению. . . Они, произ­водя хлеб и все необходимое, являются теми, кто выпол­няет всю работу. Они основа государства, сокровище мира» 3.

Токугавская система мелочной и строгой регламентации, надзора и опеки над населением, многократно повторявшиеся указы бакуфу о борьбе с дурными нравами и расточитель­ностью были направлены в основном против крестьянства. Они затрагивали все стороны их жизни: труд, домашний быт, одежду, питание, развлечения, воспитание детей и пр.

Пахотная земля находилась во владении крестьян на пра­вах наследственного держания. Юридическим владельцем непахотной земли (лесных угодий, лугов и пр., не являвшихся соб­ственностью феодала) выступала деревенская община в целом, которая так же подвергалась обложению.

Деревенская община - «мура» - состояла из пятидворий (гонингуми). В 1664 г. было выработано «Положение о гонингуми» (гонингумитё), которое оставалось в силе до 1868 г. Членам гонингуми предписывалось:

1. Относиться по-родственному друг к другу, поощрять браки и усыновления. 2. Присутствовать при наследовании, завещании и лишении имущества старшего сына. 3. Прини­мать опекунство над малолетними членами пятидворья. 4. Ока­зывать членам пятидворья помощь в работе. 5. Совместно под­писывать документы о купле-продаже имущества. 6. Наблю­дать за поведением членов своего пятидворья. 7. Предупре­ждать членов пятидворья при подаче жалобы или прошения. 8. Сообщать о переезде. 9. Нести ответственность за недоимки членов пятидворья [3]. Круговая порука, при которой все сле­дили за всеми и каждый отвечал за проступки другого, вела к усилению личной зависимости крестьянина от феодала.

Администрация деревни, называемая по-японски «мура- ката сан яку», подчинялась гундай и дайкану 2, если это было в сёгунских владениях, и руководящим чиновникам княжеств, если это было во владениях князей, и состояла из старосты - нануси или сёя, его помощников, которые в районе Канто на­зывались кумигасира, а в районе Кансай - тосиёри и хяку- сёдай, и назначались из представителей богатых крестьян. В некоторых местах был главный староста-осёя, контролиро­вавший десять и более деревень, который назначался обычно из госи 3. Дайкан мог сместить любого члена деревенской администрации.

В ведение деревенской администрации входило: своеврег меныое внесение налогов, поддержание порядка в деревне, ремонт дорог и мостов, наблюдение за оросительной системой, ее ремонт и т. п..

Старосты чаще всего наследовали свою должность. За осо­бые заслуги они иногда получали самурайское звание и приравнивались к госи. Старосты получали жалование от деревенской общины, которое начислялось с кокудака деревпи

Помощники старосты подбирались из старшин пятидворий либо назначались дайканом пли старостой. Огги получали жалование, но не с кокудака; им выделяли несколько человек «батраков» на время полевых работ. Деревенский сход актив­ной роли в управлении не играл. Управление было сосредото­чено в руках чиновников бакуфу или князя и деревенской администрации [4].

Главной сельскохозяйственной культурой в Японии был рис. Кроме риса, крестьяне возделывали другие хлебные злаки; просо, муги и др. и технические культуры: лаковые деревья, тутовые деревья, на юге хлопок, чай и др. Надел крестьянина состоял из маленького рисового поля, клочка поля под муги и иногда участка под техническими культурами. Средняя величина надела крестьянина - члена гонингуми - равня­лась одному тё с урожаем в 10 коку [5]. Данных, позволяющих установить размеры крестьянских наделов по социальным группам, найти не удалось.

В виде годовой рисовой подати и различных сборов крестья­нин отдавал 50-75% своих доходов, гораздо больше того, что составлял произведенный им прибавочный продукт. При­веденные у Кимура [6] «Правила управления крестьянами» в феодальном токугавском государстве гласят: «. . . крестья­нам надо оставлять продукты, необходимые на год, а остальные забирать как годовую подать. Надо управлять крестьянами так, чтобы не отбирать у них самого необходимого, но и не оставлять излишков» [7].

Кроме земельной подати, существовало еще много других налогов. В сочинении токугавского политического деятеля конца XVII в. регента Мадудайра Саданобу «Кокухон рон» перечисляются: «. .  поземельный налог, налог на двери, окна; налог на детей женского пола согласно возрасту, налог на платье, на сакэ, на ореховые деревья, на бобы, коноплю. . . Номинально налог составлял 1 коку риса и катори (штуку) шелка, но фактически был втрое больше из-за взяточничества к вымогательства.

Во время жатвы чиновники совершали инспекционные по­ездки и жили среди местного населения. Налоги часто соби­рались за несколько лет вперед. Случаи вымогательства и зло­употреблений были бесчисленны»

Часто практиковалось введение временных налогов.

С XVIII в. подвергаются обложению предметы и занятия, ранее свободные от налогов: деревенские склады, пустоши, рыболовные лодки, домашнее ремесло и пр. А в конце XVIII в. обложению уже подлежало все, даже пруд без рыбы и опав­шие листья, которые собирали для удобрения 2. Кимура сообщает, что крестьяне из Го-кайдо (район пяти дорог) были обложены подушной податью, взимавшейся день­гами3.

В эпоху Токугава земельным кадастром (кэнти) были охва­чены все земли. В годы Генроку (1688-1703) были утверждены земельные книги, в которых были записаны земельная пло­щадь, землевладельцы, рисовые и другие поля, качество земли, урожайность 4.

В начале XVIII в. площадь обрабатываемой земли в Япо­нии превышала 2 970 780 тё (исключая Хоккайдо и Окинава) 5. Земля делилась на орошаемые поля под зерновые (та) и суходольные поля, обычно под техническими культурами (хатакэ).

Все поля делились на категории: высшую (дзё), среднюю (тю) и низшую (ге). Различались земли, лежавшие на берегу реки, у подножья гор, пустоши и пр. В одних районах доход­ность поля высшей категории равнялась 15 коку с 1 тё земли, поля средней категории - 12 коку п поля низшей категории – 9 коку; в других районах - доходность поля высшей, сродней п низшей категорий соответственно равнялась 12, 10 и 8 коку с 1 тё земли.

Другой градацией земли, игравшей роль при определении; подати, было разделение земель на старые земли и целину. Целина подвергалась сравнительно меньшему обложению - не с урожая, а с площади. Но такая налоговая привилегия существовала только первые несколько лет, а затем эти участки приравнивались к старой земле.

Подать обычно начислялась с урожая. Было два метода определения урожая - дзёмэн и кэми, соответственно этому и налоги назывались дзёмэнхо и кэмихо. Дзёмэнхо являлся средним земельным налогом в теченпе 10-15 лет. Кэмихо определялся путем опытной жатвы на небольшом участке земли каждой категории и представлял собой, таким образом, диф­ференцированный налог. Крестьяне предпочитали дзёмэнхо, как более стабильный. Землю измеряли бамбуковым шестом и веревкой.

Японский экономист Такидзава пишет, что накануне жатвы дайкан на основании пробной жатвы с шести квадратных футов подсчитывал урожай со всей площади и, учтя количеств» людей и лошадей в деревне, экономические условия и пр., определял размер налогового обложения. Так как дайкан получал 3 сё (коку равен, примерно, 100 сё), он был заинтере­сован в повышении размера урожая.

Рисовая подать называлась пэнгу или мононари. Кроме нее, взимались надбавки: кутимай, кутиэй - за канцелярские расходы, каммай - на утруску, усушку и пр. (3-4%) рисом и деньгами. Рисовая подать, как правило, регламентирова­лась законом или обычаем, но фактически подать, взимаемая чиновниками, превышала установленные размеры. Кроме рисо­вой подати, взимались различные сборы: конэнгу или комоно- нари, взимавшиеся не с рисовых (заливных или сухих) полей, и др.

Другими видами сборов были: ундзё и мёга - транзитный п патентный сборы и бунити - сбор с суммы оборота. Ундзё взимался со всех крестьян, мёга и бунити - с крестьянской верхушки, так как, разумеется, беднота не могла заниматься торговлей.

Помимо рисовой подати и сборов, для крестьян существо­вали многочисленные повинности. Чаще всего повинности но­сили общинный, а не личный характер. Барщина встречалась реже. К общественным повинностям относились чрезвычайные работы по ремонту плотин, дорог и мостов; существовали и личные повинности: рубка леса для феодала, работа по постройке- замка и т. п.

Большинство повинностей было временными, но были и постоянные, например «санъяку» - «три службы». Крестьяне должны были предоставлять лошадей и носильщиков палан­кинов для почтовых перевозок. Эта повинность называлась сукэго. Она была введена в 1684 г. Крестьяне, выполнявшие- сукэго, часто освобождались от других повинностей. Но и одна эта повинность была столь тяжелой, что нередко слу­жила поводом для восстания крестьян.

Часто личная повинность заменялась денежным сбором.

В случае просрочки внесения или неуплаты налога виновных наказывали, подвергая пыткам. Недоимщики исключались из пятидворья, а их надел передавался деревне, которая была обязана внести недоимки. Освобождение (частичное или пол­ное) от налогов разрешалось лишь в том случае, если деревня- подвергалась стихийному бедствию и убытки, понесенные- ею, составляли не менее 50% урожая. Освобождение приме­нялось ко всей деревне в делом и осуществлялось крайне редко.

Проникновение в экономику деревни товарно-денежных отношений усиливало процесс дифференциации крестьянства. Постепенно выделялась деревенская верхушка, богатеи. Как свидетельствуют источники, их бывало 1-2 на десять и более деревень[8].

Расслоение японского крестьянства началось еще в начале XVII в. в период господства натуральной ренты. В середине XVIII  в. крестьянство делилось на: 1) кусавакэ - лица, поднявшие целину, старейшие семьи в деревне. Часть из них была самураями; 2) такамоти - лица, владевшие крупными земельными участками и сдававшие землю в аренду; 3) нэои - уроженцы деревни, сами обрабатывавшие небольшие участки;

2)    бунцукэ - младшие сыновья, обрабатывавшие участкп земли от имени главы семьи; 5) кёхо - слуги землевладельцаг обрабатывавшие землю от его имени; 6) нивако - семья на­следственных слуг; 7) мидзуноми (но) хякусё - в основном «батраки» или «полубатраки» 2 (вернее, беднейшие кре­стьяне. - Н. И.). Первые три категории японские источники называют «дзи-сакуно» («самостоятельными крестьянами»), а че­тыре остальные - арендаторами.

Крестьянская масса разорялась под бременем налогов, угнеталась чиновниками и деревенскими или городскими рос­товщиками. Стихийные бедствия, неурожаи, голод довершали разорение бедноты [9]. «В течение двухсот с лишним лет (1624- 1853 гг.) 22 раза случался голод» [10]. Крестьяне бросали землю и бежали. По свидетельству современников, «хорошие поля пустели, хорошие люди рассеивались в разные сто­роны» [11].

С развитием денежного хозяйства усиливалась роль купцов и ростовщиков. Уже в XVIII в. в ряде владений с полей под техническими и прочими культурами (кроме риса) налог цели­ком взимался деньгами. В западных владениях Токугава одна треть всех налогов взималась в серебряных деньгах [12].

Зажиточная верхушка разными способами концентриро­вала землю в своих руках. «В неурожайные годы богатеи, пользуясь различными предлогами, фактически скупали по низким ценам хорошие поля, приусадебные участки земли у крестьян, попавших в тяжелое положение, и становились землевладельцами»[13].

Процесс концентрации земли убедительно иллюстрируется фактами раздела общинных земель. По данным Оно Такэо - японского ученого, одного из лучших знатоков истории кре­стьянства, раздел общинных земель происходил еще до рево­люции 1868 г. Иногда землю делили поровну между всеми членами общины, иногда выделялись наделы отдельным чле­нам. При разделе общинных земель беднота, задолжавшая деревенским богатеям, вынуждена была закладывать им свои участки или полностью переуступать свой надел под видом дарения и пр.®

Другой формой концентрации земли являлся подъём целины, что было доступно только состоятельным крестьянам. Бакуфу и князья поощряли лиц, занимавшихся распашкой новых земель, так как были заинтересованы в этом матери­ально. При распашке целины обычно давалось право на раз­работку крупных участков размером в десятки или сотни тёбу, что облегчало превращение ее в собственность лиц наи­более состоятельных. Крестьяне-бедняки, работавшие на распашке целины, могли получить лишь право вечной аренды *.

Деревенские богатеи, городские и деревенские ростовщики и торговцы с помощью наемных работников строили новые ирригационные системы, дамбы, каналы, пруды, приобретая таким образом большие площади пахотной земли. Так, в одном из уездов провинции Окаяма с 1848 по 1853 гг. было поднято 954 тёбу целины [14]. В префектуре Аомори один такой «пред­приниматель» с 1813 по 1830 г. поднял около тысячи тё целины рисовых полей [15].

Существовали даже специальные термины, характеризую­щие происхождение новых пахотных земель; целина, поднятая данкапом, называлась дайкан митате синдэн; целина, подня­тая горожанами, называлась тёнпнукэои синдэн; целина, под­нятая деревней, - мураукэ синдэн[16].

В XVIII в. появляется новая категория землевладельцев пз зажиточных крестьян, которые получали надел от бакуфу или князей за особые услуги (очень часто связанные с подав­лением крестьянского движения), либо получали право на рас­пашку нови согласно статьи 32 «Завещания Мэясу»[17]. Такое право бакуфу давало из фискальных соображений. Новая категория землевладельцев называлась «гоно».

В подъеме целины активное участие принимали и госи, которые, в отличие от остальных самураев, сами (иногда и с по­мощью арендаторов, а в конце XVIII в. с помощью мидзуноми хякусё) обрабатывали свои участки с доходом от 200 и более коку.

Благодаря тому, что госи имели прочную материальную базу, они оказались наиболее сохранившейся частью сословия самураев, частично превратившись после революции 1868 г. в новых помещиков.

В начале XIX в. под влиянием развития товарно-денежных отношений значительно усиливается процесс обезземеливания крестьянства.

Несмотря на многочисленные запреты купли-продажи земли, последняя в это время фактически уже скупалась горо­жанами и купцами[18]. В обход запрещений практиковались различные формы заклада земли, с помощью которых оформ­лялся переход земли во владение купцов и ростовщиков.

В конце XVIII в. на смену существовавшей форме закладаг «какпирэ», при которой крестьянин юридически продолжал оставаться держателем участка, приходит новая форма заклада «сицпирэ». При «сицнирэ» участок целиком передавался лицу, у которого он закладывался, причем все иалоги и повинности переходили на это лицо, и оно могло распоряжаться землей по собственному усмотрению. Эта последняя форма заклада фактически являлась настоящей продажей земли. Другим способом захвата земли у крестьян была долгосрочная аренда на 15-20 лет, периодически возобновлявшаяся; передача земли «по наследству» (через усыновление покупателя) и др.

Правительство п князья пытались остановить обезземели­вание крестьян, так как разорение крестьян лишало казну главного источника дохода. Как уже указывалось, эксплуата­ция крестьян была главным источником существования госу­дарства. С начала XVIII в. бакуфу издавало специальные законы, объявлявшие, что заложенная земля не может при­сваиваться, и запрещавшие сгон крестьян с земли. Крестья­нам, заложившим землю, предоставлялись льготы, разреша­лась уплата долга в рассрочку, а заложенная земля подле­жала немедленному возвращению сразу же после погашения долга, независимо от времени заклада.

В 1722 г. был издан указ, запрещавший дробление земель­ных участков. В нем говорилось, что крестьянину, имеющему меньше одного те земли или дохода в 10 коку, запрещается выделять участок из своего надела. Этот закон существовал и в прошлом, но тем не менее много сделок проводилось тайно. С настоящего времени крестьянину, имеющему меньше 10 коку, строго запрещалось делить свою землю при каких бы то ни было обстоятельствах. Поэтому иждивенцы его должны были рабо­тать с ним вместе, либо поступать в услужение к другим.

Лицам, имеющим больше 4 тё земли, запрещалось при­обретать новые земельные участки, С этой целью иногда прак­тиковались специальные переделы земли, во время которых должны были изыматься излишки [19]. Подобные переделы пре­следовали, во-первых, фискальные цели сохранения податной единицы, и, во-вторых, правительство пыталось предотвратить возмущение крестьянской массы, терявшей свои наделы.

Всеми этими мероприятиями бакуфу стремилось задержать процесс концентрации земель, но остановить его оно, разу­меется, не могло. По свидетельству современников, в начале XIX в. «. . .земля отходила от отдельных хозяев, и пред­приимчивые крестьяне постепенно скапливали в своих руках большое количество земли. Мелкие крестьяне постепенно разорялись и впоследствии оказалось, что вся земля, принадле­жавшая целой деревне, переходила во владение одного-двух лиц».

Особенно бурно протекал процесс обезземеливания в годы неурожаев. Задавленные налогами и долгами крестьяне, в обход существующих запрещений, вынуждены были прода­вать, а подчас просто бросать землю и, невзирая на запреще­ния, бежать в города, где становились поденщиками, мелкими лотошниками и пр.

О   значительных размерах этого явления свидетельствует приведенный у Такидзава указ бакуфу, относящийся, невиди­мому, к концу XVIII в.; «В последнее время стал ощущаться недостаток в сельскохозяйственных рабочих, а потому труд сильно вздорожал. Особенно высокую плату получают так на­зываемые ткачи. Это ложный путь. Большая ошибка для кре­стьян приниматься за подобное занятие и пренебрегать основ­ным. Поэтому правительство строго повелевает крестьянам уяснить себе, что их призвание отлично от призвания торгов­цев, стремящихся к преходящей наживе, и что они не должны иметь других забот, кроме тщательного ухода за своим полем» 2.

Многочисленные указы правительства конца XVIII и пер­вой половины XIX в. прекрасно иллюстрируют обезземелива­ние крестьянства. Так, в 1788 г. бакуфу разрешило зажиточ­ным землевладельцам малонаселенных северных провинций Муцу, Хитати, Симоса, Симодзукэ нанимать к себе крестьян, собиравшихся уйти в другие районы. О том, какие размеры приняло бегство крестьян в города, свидетельствует так назы­ваемый «матифурё» (указ для города) от 1790 г.:

«Если из тех, кто ушел со своего постоянного местожитель­ства на заработок в Эдо и ныне живет там, окажутся желаю­щие вернуться в деревню, но не имеющие денег на обратный путь, или по возвращении своем у них не будет средств на пропитание и на обзаведение инвентарем, то они могут подавать об этом заявление с направлением от городских властей. По проведении обследования им будет предоставлена субсидия, Тем лицам, возвращение которых неудобно для деревни, кото­рые не имеют родственников, не владеют пахотной землей или хотят крестьянствовать в другом месте, а не на своей родной земле, также выдается субсидия. Они направляются в районы, где имеются свободные земли, и наделяются землей в соответ­ствующем количестве.

При желании везти с собой жену и детей - разрешение предоставляется. Вышеизложенное относится не только к ли­цам, ушедшим из деревень, находящихся на территории, при­надлежащей бакуфу, но и к ушедшим из деревень, находя­щихся на территории княжеств. Если среди прибывших в Эдо в течение трехлетнего периода, считая до сего года, будут желающие, то независимо от того, жительствовали ли они во владениях бакуфу, княжеских или монастырских, им пре­доставляется субсидия и их возвращают в деревню. Однако те лица, которые жительствовали в княжествах, приносивших свыше 10 тыс. коку, должны подавать заявления об отправке их в деревню к своему князю. Само собой разумеется, что все вышеуказанное касается только тех, кто приехал и поселился в Эдо до сего года.»[20].

Цитируемый указ бакуфу свидетельствует как о все усили­вавшемся потоке крестьян в города, так и о том, что труд крестьянина в городе не мог найти себе применения. Ввиду этого подобные мероприятия правительства, направленные- на восстановление количества фискальных единиц, могли достичь известных результатов.

Известный ученый школы вагакуся Мотоори Норинага в своем произведении «Тама-кусигэ» [21] писал: «Сумма налогов и повинностей, причитающихся с крестьян, с каждым годом все растет и растет. Поэтому затруднения крестьян возрастают и в конце концов приводят к распаду семьи, запустению земель. Налоги с заброшенных земель раскладываются между всей деревней, что делает положение оставшихся там крестьян еще более невыносимым. Многие, не будучи в состоянии вынести это бремя, бросают крестьянство, бегут в Эдо, Осака и другие- города и становятся торговцами». (Торговцами Мотоори называет мелких лотошников, лиц, работающих в купеческих лавках и пр.)

Несмотря на то, что уход в города наблюдался почти во всех районах страны, все же большинство крестьян, потерявших землю, обычно превращалось в арендаторов. По свидетельству ряда источников, к концу XVIII-началу XIX в. арендная система стала всеобъемлющей [22], Об этом говорит, например,, терминология того времени, характеризующая аренду и аренд­ную плату в различных районах страны [23]. Арендаторы разде­лялись на прямых арендаторов и субарендаторов, арендаторов; у землевладельцев из дворян (за которыми подчас стояли пред­ставители буржуазии, являвшиеся уже фактическими собствен­никами земли), церковных арендаторов и пр.

Основными видами аренды были: мэйта косаку и ситидзк косаку. Мэйта косаку - аренда земельного участка, являю­щегося собственностью землевладельца. Ситндзи косаку - аренда заложенной земли. Мэйта косаку разделялась на обык­новенную (фуцю косаку) и вечную (эйкосаку). Обыкновенная аренда обычно определялась сроком, но не всегда. Срок вс­колебался от одного года до 17 лет[24].

Так называемая «вечная аренда» по существу являлась своеобразной формой феодального держания земли. Появив­шись очень рано - еще в первой половине эпохи Токугава, - «вечные арендаторы» обладали совершенно иными правами, чем обыкновенные арендаторы. Оно Такэо считает, что вечные- арендаторы «были наполовину собственниками земли, которую- обрабатывали»[25]. Владея более сотни лет земельным участком, «вечный арендатор» проводил там оросительную сеть, дренаж, выполнял и другие капитальные работы и часто платил налоги за землевладельца[26].

«Вечные арендаторы», указывает Оно Такэо, платили го­раздо меньшую арендную плату, чем обыкновенные аренда­торы и считали, что землевладелец не имеет права повышать арендную плату против установленной, а также сгонять веч­ных арендаторов с земли, если те исправно платят налоги

Землевладелец не считал землю «вечных арендаторов» своей полной собственностью. Так, например, князь Яманоути (Тоса) 0,7 суммы, полученной от правительства Мэйдзи в качестве выкупа за землю, уплатил своим «вечным арендаторам» *.

Среди «вечных арендаторов» были и бедняки, с трудом пере­бивавшиеся на крохотном участке земли, но были и весьма зажиточные крестьяне, которые вели свое хозяйство с помощью батраков, выращивали, кроме зерновых, различные техниче­ские культуры и получали от продажи зерна, шелка-сырца и другого сырья значительные доходы. После аграрной ре- •формы 1871-1873 гг. так называемые «вечные арендаторы» составили известный процент землевладельцев, получивших землю в собственность, однако точной цифры этого процента установить не удалось. Этот вопрос требует специального изучения.

Ситидзи косаку (аренда заложенной земли) разделялась на дзики косаку и бэцу косаку. При дзики косаку владелец земли арендовал свой же заложенный участок. Срок аренды был равен сроку заклада. Бэцу косаку - аренда, срок которой не связан со сроком заклада. Арендатор, как правило, не яв­лялся владельцем этой земли. Таким образом, владелец земли, заложивший свой участок, владелец заклада и арендатор могли ^быть разными лицами.

Основную массу обыкновенных, прямых (дзики) и косвен­ных (бэцу) арендаторов составляла беднейшая часть крестьян­ства, так называемые «мидзуноми но хякусё», которые часто были не только арендаторами, но и «батраками». Рядовые .арендаторы большей частью были совершенно бесправны. Вот образец договора между собственником земли и арендато­ром, относящийся к началу XIX в. (Соглашение о передаче земли в аренду заключено устно): «Хозяин земли имеет право в любой момент отобрать назад свою землю, даже, если арен­датор и обрабатывал ее в течение нескольких десятков лет»[27].

Оно Такэо отмечает, что «среди арендаторов, сидевших на храмовых землях, были категории близкие к категориям крепостных» ®. Были и такие арендаторы, положение которых фактически ничем не отличалось от положения рабов[28].

По данным Оно Такэо, арендатор «с урожая в 1 коку 8 то с орошаемого поля, 6 то 5 сё вносил в казну в качестве нэнгу и более 5 то 10 го - в качестве арендной платы фактическому владельцу земли. В конце концов арендатору оставалось около б то 4 сё» 2. (1 то=18,039 л; 1 то=10 сё; 1 сё=10 го). Оставшаяся арендатору часть урожая составляла примерно 25 %. Это было недостаточно даже для полуголодного существо­вания.

В одних случаях в аренду сдавался только участок земли, в других - вместе с землей сдавался в аренду и инвентарь 2.

Концентрация земли в руках гоно и госи, которые частично переходят к самостоятельной запашке и начинают заводить мануфактуру, способствует дальнейшему развитию специали­зации в сельском хозяйстве, развитию товарного производства. Беднейшая часть крестьянства превращается либо в бесправ­ных арендаторов, либо окончательно теряет свое хозяйство и идет в услужение к деревенским богатеям, или нанимается работниками на мануфактуру. Таким образом, капиталистиче­ское производство начинает проникать в деревню.

О наличии в японской деревне уже в XVIII в. массы разо­рившихся крестьян, вынужденных наниматься на работу к гоно, купцам и ростовщикам, прямо свидетельствует уже цитирован­ный указ 1722 г.: « иждивенцы его (крестьянина. - Н. И.) должны либо работать с ним вместе, либо поступить в услужение к другим» (разрядка моя. - И. И.)

По данным источников конца XVIII-начала XIX в. в хозяйстве, например, гоно число «батраков» (мужчин, жен­щин и детей) достигало нескольких десятков человек. [29]

* * *

Тяжелое положение крестьян толкало их па борьбу против феодального строя. По мере усиления процесса расслоения крестьянства, эта борьба росла и ширилась. С начала XIX в. до 1867 г. насчитывается немногим менее 500 восстаний, тогда как за почти двухсотлетний период с 1603 по 1801 г. про­изошло всего около 600 восстаний.

На протяжении XVII-XIX вв. крестьянское движение претерпевало значительные изменения: от низшей формы со­противления - бегства из деревень - к организованному пе­тиционному движению, а затем и к активному сопротивлению - восстанию.

Однако не следует думать, что эти три формы движения последовательно сменяли друг друга. Все они наблюдались в течение всего периода. Но если для первой его половины бегство, а затем петиционное выступление были типичными, то для второй половины наиболее характерной формой борьбы крестьянства являлось восстание.

Для крестьянского движения в предреволюционный период были характерны две следующие особенности: во-первых, переход инициативы и руководства движением от деревенской верхушки к разорявшимся беднякам и арендаторам и, во-вто­рых, все учащавшиеся случаи участия и руководства в нем представителей оппозиционного самурайства (отражавшего в отдельных случаях интересы части японской буржуазии), стре­мившихся использовать крестьянское движение в целях свер­жения сёгуната. Обострение процесса расслоения п обеззе­меливания крестьянства приводило к тому, что беднота стано­вилась во главе движения и выступала против феодального гнета, против купцов и ростовщиков. Крестьянство, являясь инициатором и главной активной силой антифеодальных вы­ступлений, зачастую увлекало за собой городской плебс. Выступления городского плебса, как правило, сопровождали в этот период выступления крестьянства.

Непрерывные восстания крестьян сыграли решающую роль в сокрушении феодального строя, они подготовили и облег­чили свержение сёгуната. Как и во всех буржуазных револю­циях, крестьяне явились основной движущей силой революции 1868 г.

Объективно борьба крестьянства была борьбой за утвер­ждение буржуазного общества. Как указывал В. И. Ленив, «Борьба за землю, борьба за свободу есть борьба за условия существования буржуазного общества».

Крестьянское движение в 1868-1873 гг.

Свержение сёгуната в 1868 г. нисколько не облегчило поло­жения мелкого и среднего крестьянства. Наоборот, граждан­ская война, разруха, новые чрезвычайные налоги и сборы в связи с гражданской войной значительно ухудшили поло­жение крестьян.

Вследствие незавершенности буржуазной революции, кре­стьянство продолжало страдать от сохранившихся почти в пол­ной неприкосновенности феодальных податей и повинностей, от гнета торгово-ростовщической буржуазии и вместе с темі являясь по прежнему основным производительным классом, оно несло бремя основных государственных расходов, оставаясь главным источником, из которого государственная казна черпала средства.

В первые годы после революции новое правительство оста­вило без изменения нормы налогового обложения, существовавшие при Токугава [30]. Как и прежде, крестьянин должен был отдавать 60-70% своего урожая, он все глубже увязал в кабальных долгах, теряя в конце концов свой надел и пре.1- вращаясь в арендатора.

Положение арендаторов не изменилось. Они как и раньше оставались совершенно бесправными. После революции 1868 г. продолжала существовать кабальная форма аренды, но которой землевладелец имел право в любой момент согнать арендатора с арендуемого участка, повысить арендную плату по своему произволу, а в случае отказа арендатора выполнить какие1 либо требования землевладельца, последний имел право кон­фисковать у арендатора весь урожай.

Новое правительство сохранило и старую административную систему в деревне, используя ее для выкачивания нало­гов; продолжали существовать гонингуми и деревенские ста­росты.

Не удивительно поэтому, что после революции борьба кре­стьянства принимает еще более широкий размах. За период с 1868 по 1873 г. крестьянское движение в своем росте значи­тельно обгоняет рост крестьянских восстаний первой половины XIX в. Так, если за почти 25-летний период с 1844 по 1867 г; в Японии было около 174 случаев выступления крестьян, тj за пятилетний период с 1868 по 1873 г. число их' достигает почти 200 [31].

В середине XIX в. крестьяне, выступая против бакуфу, в отдельных случаях шли за самураями, которые стремились использовать крестьян в своей борьбе за свержение сегуната.

В то же время не желая допустить самостоятельного крестьян­ского движения, самураи не скупились на все возможные посулы крестьянам, обещая увеличить наделы бедняков и наде­лять земельными участками безземельных крестьян за счет раздела государственной земли, уменьшить подати и повин­ности и т. д.

После свержения сёгуната иллюзии крестьянства рассеи­ваются, так как новое правительство не собиралось улучшить положение крестьян. И сразу же после прихода к власти нового правительства крестьянство выступает против него.

Восстания крестьян, не ослабевая, нарастают вплоть до аг­рарной реформы, проведение которой правительство вынуждено было ускорить под натиском крестьянского движения.

Крестьянские восстания в подавляющем большинстве своем были направлены против налогового гнета и сохранившихся в деревне феодальных пережитков. Как правило, основными требованиями восставших крестьян были: «Сократите наши налоги и недоимки и дайте нам рис». Несмотря па то, что эти восстания нередко облекались в реакционную оболочку - революционное содержание их несомненно.

Задавленные налогами крестьяне сопротивлялись прове­дению многих мероприятий нового правительства, опасаясь, что они еще более увеличат налоговое бремя. В этот период очень часто к восстаниям крестьян присоединяется самурайство, ущемленное новым правительством. А в бывших владе­ниях Токугава и их сторонников, особенно в провинциях Ивасиро (княжество Айдзу) и Иваки, самураям, недовольным политикой нового правительства удавалось несколько раз поднять крестьян на восстание против новых законов и поста­новлений центрального правительства. Активное участие саму- райства в восстаниях крестьян характерно для движения этого периода. Однако и во время такого рода восстаний гнев кре­стьян обрушивался на правительственных чиновников, на дзинуси, которыми были иногда купцы и ростовщики, на деревен­ских старост и богатеев.

Кривая восстаний, охвативших страну в 1868-1873 гг., указывает на то, что высшей точкой подъема крестьянского движения накануне аграрной реформы является 1870 г. В тече­ние этого года в Японии произошло около 40 выступлений крестьян, тогда как в последующие годы их количество начи­нает несколько падать.

Вообще во время подготовки и проведения- аграрной ре­формы (с начала 1871 г.) в крестьянском движении наметился некоторый перелом. Это позволяет разбить движение на сле­дующие два периода: 1868-1870 гг. и 1871-1873 гг.

В течение первого периода в крестьянском движении уча­ствует вся масса крестьянства, хотя, разумеется, деревенская беднота и верхушка преследуют разные цели, причем нередко гнев крестьянской бедноты обрушивается и против своих богатеев. В течение второго периода деревенская верхушка, ожидая результатов аграрной реформы, почти целиком отходит от крестьянского движения.

Голод, вызванный рядом неурожайных лет и охвативший с 1867 г.1 почти все районы Японии, также способствовал в те­чение первого периода усилению активности масс.

После ликвидации княжеств в 1869 г. и установления но­вого административного деления порядки, прежде существовав­шие во владениях Токугава и их сторонников, изменились. Нормы налогового обложения в бывших доменах сёгуната и его приверженцев фактически были увеличены. Возмущенные кре­стьяне требовали уменьшения налогов и арендной платы.

С другой стороны, невыполнение правительством своих обещаний относительно проведения аграрной реформы, данных в конце 1868 г., привело к тому, что в восстаниях против вла­стей в первый период участвовала и деревенская верхушка.

Строго классифицировать крестьянские восстания этого периода, как по составу участников, так и по лозунгам, выдви­нутым восставшими крестьянами, невозможно, так как почти в каждом случае встречается целый ряд различных требова­ний, отражающих интересы как низов крестьянства, так и де­ревенской верхушки. Однако, анализируя в целом крестьянское движение этого периода, можно с несомненностью установить,- что типичной формой движения является восстание деревенской бедноты против налогового гнета, против гнета дзинуси и го­родской и деревенской буржуазии, против злоупотреблений правительственных чиновников.

Ниже мы даем описание и характеристику отдельных кре­стьянских восстаний в период 1868-1870 гг., а затем 1871-1873 гг.

Имевшиеся в нашем распоряжении японские источники, использованные в данной статье, относятся преимущественно к восточным и центральным районам страны, крестьянское движение в юго-западных районах ими почти не освещается. Возможно, что на первом месте по количеству восстаний дей­ствительно стоял район Канто. Вызвано это было, повидимому, во-первых, тем, что крестьяне в этих владениях, принадлежав­ших Токугава, находились по сравнению с крестьянами дру­гих княжеств в несколько лучшем положении (они не платили некоторых налогов, связанных с санкии кодай и пр.), во-вто­рых, здесь была более тесная связь между отдельными дерев­нями и даже уездами, так как они находились в одном вла­дении, отсюда большая сплоченность крестьян и лучшая орга­низация восстаний; и в-третьих, известную роль сыграл и тот факт, что сразу же после революции владения Токугава и их приверженцев были обложены большими налогами, своего рода контрибуцией.

Из собрания «Ученые записки института востоковедения», том XV – «Японский сборник», М. 1956

 



[1] Крестьянство косвенно вовлекалось в обмен, ыо так как подати и арендная плата вносились, как правило, натурой, натуральный характер крестьянского хозяйства не менялся.

[2]  В or to n. Peasant uprisings in Japan of the Tokugawa period. Лейден, 1930, стр. 12.

1 Кимура Оэйдзи. Носон сякай кэйдзай си (Социально­экономическая история деровни). Токио, 1931, стр. 411—412.

[3]  Гундай управлял территорией, дающей более чем сто тысяч ко- кудака дохода. Дайкан — территорией от ста тысяч кокудака и меньше. Резиденция дайкана называлась дзиы’я. Дайкан был первой инстанцией, в которую могли обратиться крестьяне. Кроме политико-административ­ной, дайкан выполнял судебную, экономическую (податную) и хозяй­ственную (ирригация, дорожное строительство, ремонт и пр.) функции. Помимо этого, на дайканс лежала обязанность снабжения войск, по­давления восстаний и т. д.

» Госи — самураи, сидевшие на земле.

1 Кокудака — общее количество урожая риса данной деревни, об

лагавшееся налогом.

[6] Кимура Сэйдзи. Носон сякай кэйдзай си, стр. 408—410.

*  Многочисленные указы бакуфу в XVIII—XIX вв., устанавливаю­щие норму земельного участка, дробить который воспрещалось, позволяют установить среднюю величину надела в 1 тё с кокудака в 10 коку.

‘Кимура Сэйдзи — прогрессивный историк, специалист по аграрному вопросу.

‘Кимура Сэйдзи. Нихон номин содо си, стр. 25.

[8] Хондзё Эйдзиро. «Кивсэй яосон мондай сврон», Токио» 1925, стр. 49—50.

[9]  Известный историк начала XIX в. Такамото Рцмпэй писал: «Тех, которые не прибегают к долгам и живут нормально, наберется в деревне же более десяти. Остальные 90 человек бедняки» (X о п д а ё Э й д- .3 и р о. Ук. соч., стр. 116).

! Кимура Сэйдзи. Нихон номиц содо си, стр. 24.

8 Там же, стр. 16.

[12] Ї а к і г а » а. Ук. соч., стр. 310.

'Оно Такэо. Номин кейдзай си кэнкю. Токио, 1936, стр. 37.

[14] К II м у р а С э н д з п. Ук. соч., стр. 321.

[15] Там же, стр. 222.

*   Хондзе Эйдзиро. Ук. соч., стр. 204.

6    Статья 32 гласят: «В случае просьбы о дозволении распахивать поля вновь, нужно предварительно подвергать дело расследованию н дозволять, если в этом нет ничего дурного». (См. В. Костыле в. Очерк истории Японии. СПб., 1888, стр. 340).

[18] Такидзава. Ук. соч., стр. 74.

»Оно Такэо. Ук. соч., стр. 391.

[20] Ховязе Эйдзиро. Ук. соч., стр. 141—143.

[21] «Тама-кусигэ», что означает «драгоценный ларчик», было написано по заказу даймё Кюсю, во владениях которого жил одно время Мотоори. В этом произведении автор изложил свои взгляды на управление кня­жеством.

[22] Кимур а Сэн дзи. Ук. соч., стр. 307.

[23] Там же, стр. 305.

[24] Там же, стр. 308.

[25] О н о Такэо. Ук. соч., стр. 307.

8 Там же, стр. 302.

[27] В о г Ь о п, Ук.               соч., стр. 71.

ревни). Токио, 1927, стр. 1.

'  ' Кии ура Сэйдзи. Ук. соч., стр. 308.

[29]    Оно Такэо. Носон сякай си ронко, стр. 152.

1   Фудзита Горо и Хаттори. Кинсэй хокэн сякай ио кодза (Структура феодального общества в новое время). Токио, 1951, стр. 37.

[30] В январе 1868 г. правительство объявило о том, что существующая налоговая система временно остается в силе.

[31] Подсчет произведен на основании изучения документов гіо крйстьян- скому движению 1868—1873 гг., собранных в кн. Цутин Т'акао и Оно Митно. Мэйдзи сёнэн номин икни дзэпси (Исуррия крестьянских вос­станий в первые годы Мэйдзи). Токио, 1930.

Читайте также: