Показать все теги
Один из британских лейбористов назвал как-то Маргарет Тэтчер единственным мужчиной в консервативной партии. И он не преувеличил. Скорее преуменьшил. В определенном смысле она была единственным мужчиной своей эпохи - эпохи глубокого кризиса хозяйства и государственности, поразившего западный мир в первой половине 70-х гг. XX века.
Кто смел, тот и съел
В начале 70-х гг. XIX столетия Англию называли мастерской мира. Это была эпоха ее максимального величия, основанного на феноменальных достижениях британской экономики. В начале 70-х гг. XX века за Соединенным королевством закрепилось прозвище «больной человек Европы».
К этому времени соседи стали догонять и перегонять англичан практически по всем важнейшим показателям экономической деятельности. Поначалу отставание не слишком беспокоило широкие слои населения, поскольку быстрое послевоенное развитие западного мира привело к формированию общества массового потребления в том числе и на британских островах. Жизнь била ключом, а потому мало кто хотел замечать, что за Ла-Маншем она фонтанирует так, как никогда ранее.
Но вот арабы взвинтили цены на нефть. Мир вздрогнул. Шок ощутили даже самые благополучные страны. Англичан же тряхануло так, что повылетели все стекла в их уютном и недавно еще закрытом от суровых житейских бурь «островном домике». Дорогостоящая британская продукция стала еще более дорогой и еще менее конкурентоспособной, чем раньше. Безработица пошла на подъем.
В середине 70-х гг. переосмыслить принципы развития своей хозяйственной системы пришлось многим странам мира. Началось реформаторское движение с Чили, где прошли либеральные реформы генерала Пиночета и «чикагских мальчиков». Но перемены в маленькой латиноамериканской стране, конечно же, не могли стать знаковыми для всего человечества. Сигнал должны были подать гранды мировой экономики.
Сегодня редко говорят о том, что отказываться от чрезмерного огосударствления хозяйства стали во второй половине 70-х гг. еще левые администрации США и Великобритании (демократическая и лейбористская, соответственно). Несколько позже в данном направлении двинулись власти Австралии, Новой Зеландии, Испании, Франции, Швеции - что характерно тоже по большей части левые. Игнорировать объективные требования времени было невозможно даже представителям сил, прославившихся в прошлом своим неумеренным этатизмом.
Но и Джимми Картер, и Джеймс Каллаген, и Боб Хоук, и Дэвид Лонг, и Фелипе Гонсалес, и Франсуа Миттеран, и Ингвар Карлссон осуществляли сдвиг вправо как бы нехотя, даже стыдливо. Ведь то, что приходилось делать, противоречило идеям, уже прочно утвердившимся в обществе, причем особенно среди избирателей, приведших их к власти.
Миру нужен был человек, который, возглавляя правительство одной из ведущих стран мира, станет одновременно и пропагандистом новых взглядов. Он не только и даже не столько должен был осуществлять либеральные преобразования в экономике, сколько во всеуслышание заявить о необходимости развития рынка.
Мало кто сомневался в том, что выступление с подобных позиций означало для государственного деятеля политическую смерть. В здравом уме и твердой памяти объявить войну этатизму было невозможно. Пойти на такое мог лишь человек, отличавшийся изрядной отвагой и определенным примитивизмом мышления.
Тем не менее нашлось сразу два политика, обладавших подобными качествами - Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган. Впрочем, американский президент-актер - немолодой и склонный к сибаритству - был скорее орудием реформ, нежели их инициатором. Что же касается англичанки, то она в полной мере взвалила бремя войны с этатизмом на свои плечи.
«Железная куколка»
В начале 70-х гг. первое появление будущей «железной леди» в правительстве (сначала как министра образования в команде консерватора Эдварда Хита) было отмечено прессой следующим образом. «Госпожа Тэтчер довольно хорошенькая женщина, немного провинциального типа, с милым ротиком, приятными зубками и большими круглыми глазками, как у куколки. Она подобна коробке с конфетами, перевязанной голубыми лентами с двумя блестящими бантами».
Политика - развлечение для джентльменов, и к леди, подвизающейся в данной области, трудно относиться всерьез. Конечно - демократия демократией и общественности порой нужно показывать «милую девочку», брошенную на «социалку», но механизм принятия принципиальных решений участия дам не предполагает. Достаточно сказать, что в британской политике того времени «нулевое чтение» законопроектов проходило в элитных клубах, членами которых могли быть лишь мужчины.
«Куколка», желающая сделать карьеру, должна была самоутверждаться так, чтобы никто и в мыслях не посмел оспорить ее право на участие в большой политике. Либо ты женщина - и находишься в рядах парламентских заднескамеечников, либо ты - трижды мужчина, хоть и в юбке.
Судя по всему, юная Мэгги стала не по-женски крутой уже в Оксфорде, где делала вид, будто изучает химию, тогда как на самом деле строила свою карьеру в качестве активиста КПСК (Консервативной партии Соединенного Королевства). Когда же она вошла в правительство, жены коллег на светских раутах публично обсуждали вопрос, правду ли говорят, что г-жа Тэтчер - женщина?
Мэгги слышала дискуссию о своей половой принадлежности и, сжав зубы, терпела. Отыгралась она позже, став премьером. Мордовала «железная леди» своих министров не по-джентельменски, а чисто по-женски, приближая к себе, когда ей это было нужно, и выбрасывая за ненадобностью, как только недавний перспективный политик превращался в отработанный человеческий материал. Никто из ее предшественников так не перетряхивал правительственную команду, как она.
Что уж говорить о представителях прессы при подобном отношении к министрам! Журналисты жаловались: с ней говоришь, как с автоответчиком; на вопросы не отвечает, а упорно гнет свою линию. Один бедолага, которого премьер, как обычно, использовала для пропаганды своих взглядов, назвал Тэтчер холодной рыбой.
С иностранными коллегами Тэтчер обращалась не лучше. Переговоры часто превращались в чтение нотаций, напоминающее семейную сцену, когда хозяйка дома учит нерадивого муженька, как тому жить. При первой ее встрече с президентом Картером бедняга Джимми едва мог вставить слово, хотя Мэгги тогда возглавляла лишь теневой кабинет. А при встрече с Горбачевым переговоры чуть не прервались, поскольку генсек вынужден был напомнить премьеру о равенстве сторон.
Впрочем, Горбачев был единственным человеком, о котором Тэтчер всегда отзывалась хорошо. На людях так же хорошо она говорила и о Рейгане, но помощнику однажды посетовала на американца: «Бедный, у него в голове пустота». Коллеги вспоминали, как во время переговоров Тэтчер размахивала руками перед лицом президента, а тот стоял и не мог вставить ни слова.
Тем не менее общий язык с командой из Белого дома она находила неплохо. Глава МИДа лорд Каррингтон как- то со свойственным аристократу юмором разъяснил загадку: «Ей очень понравилась команда Рейгана. Ведь они все такие вульгарные». Понятно, что сам лорд в команде Тэтчер надолго не задержался: премьер-министр отличалась поистине легендарным отсутствием чувства юмора.
По счастью для себя, в эпоху Тэтчер не задержался на своем посту и другой аристократ - Валери Жискар д’Эстен. Это уберегло его от шпилек английского премьера, называвшей французского президента самозванным графом. Тот отвечал даме взаимностью, характеризуя леди как дочь бакалейщика.
Как закалялось железо
Она действительно была дочерью бакалейщика и портнихи из крохотного провинциального городка. Родилась Мэгги Робертс в 1925 г. Семья была небогатой, очень религиозной и очень-очень консервативной. Папаша Робертс не имел среднего образования, но зато имел маленькую лавку, огромное трудолюбие и феноменальную склонность к накопительству, отличавшую британских методистов - это воплощение протестантской деловой этики, воспетой некогда Максом Вебером.
Первое знакомство с политикой Маргарет получила в 10 лет, когда начала работать на консерваторов в ходе очередной предвыборной кампании. С тех пор ее судьба была предопределена. Несмотря на скромные школьные успехи и ограниченность средств, она сумела пробиться в Оксфорд - эту кузницу британской политики, «замечательное место, которое - по словам Бернарда Шоу - дало миру немногих ученых, но множество великих джентльменов».
Увлекалась юная леди правом. Химия удостоилась ее внимания, очевидно, лишь в силу того, что конкурс на гуманитарные специальности оказался слишком высок. Главное было поступить в университет, а там уж открывалась блестящая возможность карьеры в рядах консерваторов.
Уже в 25 лет она впервые баллотировалась в парламент. Впрочем, существовала одна проблема. Британские парламентарии тех лет очень мало получали. Истинный джентльмен ведь и так имел средства. Но для дочери бакалейщика отсутствие денег могло стать серьезным препятствием.
Тем не менее данную проблему она решила столь же быстро и радикально, как ранее проблему проникновения в Оксфорд. В ходе предвыборной компании мисс Робертс не покорила сердца избирателей, но зато покорила сердце некоего Дэниса Тэтчера - богатого бизнесмена, взявшего ее в жены и (что гораздо важнее) профинансировавшего получение супругой юридического образования. Теперь пробирки были отброшены. Началась адвокатская карьера.
Впрочем, в 28 лет ей пришлось ненадолго прервать восхождение к вершинам. В жизни семьи Тэтчер произошло незначительное событие - как-то вечером Мэгги родила двойню. С тех пор детей своих она видела редко (внуков, впоследствии - еще реже): Марк, когда вырос, свалил в Техас, Кэрол - еще дальше, в Австралию.
Дэниса в тот вечер, когда жена осчастливила его близнецами, найти было невозможно: он с друзьями отмечал в пабе победу англичан на соревнованиях по крикету. И в дальнейшем мужа не часто удавалось обнаружить рядом с супругой.
Его, по-видимому, не тянуло к «уютному семейному очагу», созданному Мэгги, привыкшей работать по 16 часов в сутки. Не тянуло его и в общество первых леди - жен глав иностранных правительств, хотя как «первый сэр» он должен был с этой публикой общаться.
Как-то Дэниса спросили, имеют ли они с женой раздельные банковские счета? «И кровати тоже», - ответил мистер Тэтчер.
Тем не менее назвать леди Тэтчер мужененавистницей никак нельзя. Ей нравилось поклонение. Считают порой, что те министры, которые видели в ней не «нашу мымру», а «королеву Марго», подольше удерживались на своих постах. Но, что важнее, имелись три мужчины, которые фактически определили ее мировоззрение.
Первым был отец, сформировавший дочь как убежденного консерватора. Впрочем, любой малообразованный «убежденный» партиец очень нуждается в том, чтобы его наполнили настоящими убеждениями.
Эти убеждения Тэтчер почерпнула в 1945 г., прочтя «Дорогу к рабству» Фридриха фон Хайека - второго авторитетного человека в ее жизни. В 20 лет новые идеи ложатся на благодатную почву. Если бы даже эту книгу никто больше не прочел, кроме юной Мэгги, все равно можно было бы считать, что Хайек выполнил свою земную миссию. Тэтчер стала твердой сторонницей свободного рынка и считала с тех пор старого профессора наставником новой волны британских консерваторов.
Впрочем, был у нее не только заочный учитель, но и очный. Уже войдя в партийный ареопаг, Тэтчер близко сошлась с Китом Джозефом - наиболее грамотным и экономически подкованным лидером консерваторов. Хайек обучил ее общим принципам понимания экономики, Джозеф-деталям. Теперь можно было действовать.
Похитительница молока
В 36 лет Тэтчер - замминистра по делам пенсий и соцстраха. Ее главное дело - доказать, что пенсии повышать не нужно.
В 42 года она - член Кабинета (правда, теневого: консерваторы находятся в оппозиции). Ее главное дело - разносить лейбористов в пух и прах за расточительность и ползучий социализм.
В 45 лет она - министр образования и науки. На этом посту Тэтчер прославилась введением платы за молоко, выдаваемое школьникам. Первое прозвище, полученное будущей «железной леди» - похитительница молока (по-английски в рифму «Thatcher - the milk snatcher»).
В 50 лет «похитительница» возглавила теневой кабинет (консерваторы снова проиграли выборы). На дворе был 1975 г., и вся политическая элита страны находилась в шоке от начавшегося глубокого экономического кризиса. В иное время школьное молочко вышло бы ей боком, но при всеобщей растерянности Тэтчер оказалась «единственным мужчиной», столь твердо и уверенно отстаивавшим свою либеральную программу реформ, что консерваторы решились сделать на нее ставку.
Вряд ли кто-то, кроме Кита Джозефа, по-настоящему понимал тогда, насколько страна нуждается в рыночных регуляторах. Просто слишком уж очевидно было, что никто иной, кроме Тэтчер, не способен вообще ни на какие серьезные действия.
В тот момент тэтчеризм еще не победил. Победила Тэтчер - вредная, упертая дама средних лет с железной волей и взглядами, пусть немодными, но зато полностью отвечавшими новым требованиям, поставленным временем.
В следующие три года она доказала свою полную адекватность посту лидера. Она призвала общество к крестовому походу на марксизм. Энергия, убежденность и ораторское мастерство главы консерваторов наряду с развалом экономики предопределили выбор британцев. Лейбористы пали, и в 1979 г. Тэтчер стала премьером.
Теперь вытеснение государства из экономики стало официальным курсом правительства. Монетаризм, снижение налогов, сокращение бюджетных расходов, приватизация... Подобных слов наконец перестали стесняться.
Реформы пошли полным ходом, но одновременно начали быстро уходить симпатии избирателей. Свой вклад в дискредитацию курса Тэтчер внесли 364 экономиста, заявивших, что при такой макроэкономической политике кризис перерастет в коллапс. И коллапс вроде бы действительно приблизился, поскольку финансовая жесткость в сочетании с нефтью Северного моря обусловили приток иностранного капитала, завышенный курс фунта и падение конкурентоспособности.
Словом, через три года консерваторы, так и не добившись успехов в экономике, оказались обречены на политическое поражение.
Две войны
Спасение пришло из... Аргентины. Местной хунте для поднятия престижа срочно понадобилась маленькая победоносная война, и бравые генералы вторглись на принадлежавшие Англии Фолклендские острова.
Острова были плохенькие, жило на них пару тысяч британских подданных и 700 тыс. овец. Один толковый бизнесмен заметил, что, будь его воля, он дал бы каждому островитянину по 1 млн фунтов, дабы они приняли какое угодно гражданство и отстали от Лондона. Сплавить бедолаг на сторону было дешевле, чем защищать их.
Но Тэтчер считала по-другому. «Идет битва между добром и злом», - сказала она и наслала на аргентинцев флот. Мочили тех крепко, счет жертвам пошел на сотни.
Близкие опасались, как бедная женщина переживет человеческие потери, вызванные ее решением. Но Тэтчер даже не поморщилась. Сама она войны никогда не видела, и потопленные корабли были для нее всего лишь статистикой. Впрочем, вскоре война дошла и до нее самой.
Однажды ночью в Брайтоне ирландцы взорвали отель, где жили собравшиеся на свой съезд консерваторы. Тэтчер уцелела чудом, но на утро как ни в чем не бывало вела заседание. В другой раз премьеру сообщили, что в ее самолете может быть заложена бомба. Она сказала «поехали» и махнула рукой.
Фолкленды феноменальным образом подняли ее популярность, и консерваторы опять выиграли выборы. Но второй срок правления принес Тэтчер самую трудную войну - войну с собственным народом.
Главной причиной неэффективности британской экономики являлись высокие издержки производства. Они определялись высокими зарплатами, а те, в свою очередь, деятельностью самых сильных в мире профсоюзов. Наиболее разрушительной была работа профсоюза угольщиков, не позволявшего закрывать убыточные шахты. Цена угля по данной причине становилась непомерно большой, а дороговизна этого универсального топлива сказывалась дороговизной всех товаров.
Тэтчер собралась с силами, накопила запасы угля, набрала штрейкбрехеров, укрепила полицию и закрыла несколько шахт. Всеобщая забастовка шахтеров не заставила себя ждать.
Поначалу профсоюзы надеялись на легкую победу, действовали нагло, готовились мочить штрейкбрехеров, полагая, что традиционная гуманность властей не позволит отмочить их самих. Но не тут-то было. Шахтеры получили от полиции по полной программе, почти как аргентинцы.
Тем не менее забастовщики держались около года благодаря скрытой финансовой поддержке со стороны Ливии. Через такую трудную войну не проходил, наверное, ни один политик XX века. И все же Тэтчер победила. Шахтеры вышли на работу, а профсоюзы по всей стране, да, пожалуй, и по всему миру, оказались абсолютно деморализованы. Начался массовый отток рабочих, переставших доверять своим безумным, коррумпированным боссам.
За время щедро подпитываемой ливийцами забастовки глава профсоюза угольщиков Артур Скаргилл растерял соратников, но зато улучшил свои жилищные условия. Про него стали говорить, что начинал забастовку он с большим профсоюзом и маленьким домом, а закончил с большим домом и маленьким профсоюзом.
Тэтчер же закончила войну против шахтеров с большим ростом ВВП и маленьким числом противников. Бизнес, скинувший с себя бремя давления государства и профсоюзов, сумел расправить плечи и поднять прибыльность своих операций.
Экономические трудности остались позади. Теперь всем можно было говорить, что столь непопулярные ранее реформы привели к позитивным результатам. Британия неожиданно стала европейским лидером - страной с быстро растущей экономикой, на глазах преображающейся промышленностью и низкой инфляцией.
Очередные выборы консерваторы легко выиграли без всяких искусственных средств поднятия популярности, и Тэтчер пошла на свой третий срок. Считалось чуть ли не очевидным, что она будет теперь управлять страной до конца столетия.
Мавр сделал свое дело
Реформы продолжали углубляться. Тэтчер провела приватизацию, уменьшила расходы на поддержку предприятий, обеспечила либерализацию рынка капитала, продала множество муниципальных домов в частные руки. Именно она забила последний гвоздь в гроб этатизма, сколоченный ранее Эрхардом, Хайеком, Пиночетом. После того великого поворота, который осуществила Тэтчер, ни в одной стране мира роль государства в экономике уже существенным образом не увеличивалась.
Конечно, не все было так просто, как порой кажется. ВВП рос не только благодаря реформам, но и благодаря нефти Северного моря. Что же касается традиционных отраслей, то в них сохранялась высокая безработица. Впрочем, безработица - не всегда признак застоя. При росте производительности труда она есть свидетельство начала структурной перестройки, свидетельство оздоровления хозяйства.
Настоящей ахиллесовой пятой Тэтчер стала фискальная политика. Несмотря на яркие декларации, консерваторы не смогли в целом уменьшить налоговое бремя. Снижение налога на прибыль и подоходного компенсировалось ростом НДС.
«Социалка» по-прежнему оставалась ненасытной. В этой сфере консерваторам практически ничего не удалось изменить. Государство должно было заботиться обо всех. Рейган, столкнувшийся с похожей проблемой, предпочел влезть в долги. Тэтчер же рискнула ввести новый налог - подушный. Его в равной мере должны были платить все «души» - как бедные, так и богатые.
Подобной «наглости» народ не перенес. Не захотела терпеть это даже элита, в т.ч. консервативная. Пока в стране царил хаос, экстравагантность Тэтчер воспринималась как шанс на спасение. Когда же вернулось процветание, политика потребовала новых фигур - стандартных и предсказуемых. В 1990 г. после 11с лишним лет безраздельного правления «железная леди» вынуждена была подать в отставку.
С тех пор о «пенсионерке» редко вспоминали. Тэтчер писала мемуары, зарабатывала себе на жизнь, разъезжая по миру с лекциями, и заседала в палате лордов, благо королева сделала ее баронессой Кестевенской. Если она и производила впечатление на общественность, то в основном жесткими отзывами о тех, с кем работала в прошлом и с кем переворачивала страну, ставя ее с головы на ноги.
Еще «железная леди» привлекала внимание своей критикой европейской интеграции, резко ускорившейся в начале 90-х гг. В этой интеграции она видела лишь разрушение национального государства и усиление брюссельской бюрократии. Того факта, что мир входит в новое столетие, ведущей чертой которого станет глобализация, баронесса Кестевенская разглядеть не могла, да, пожалуй, и не хотела.
Дмитрий Травин, Отар Маргания
Из книги "Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара"
