Показать все теги
Из сборника «История и культура народов Северо-Востока СССР», Магадан, 1964
В течение последних нескольких лет произошли существенные сдвиги в изучении археологии Северо-Востока, особенно Камчатки и Чукотки. Основные этапы развития каменного века этих областей выглядят теперь более определенно, чем, скажем, два-три года назад, до исследований; проведенных лабораторией археологии, истории и этнографии Северо-Восточного комплексного научно-исследовательского института.
Значительно углубилась и сама историческая перспектива. Взгляду историка становятся доступными не только неолитические, но и мезолитические истоки культуры народностей Северо-Востока. Новые данные по археологии Северо-Востока важны для воссоздания его дорусской истории; они имеют также и международное значение, ибо проливают некоторый свет на проблему первоначального заселения Америки.
Полевые исследования на Камчатке и Чукотке еще не завершены. Поэтому в данной статье дается предварительное обобщение новых археологических данных, они сводятся в единую историческую картину с учетом всех предшествующих исследований.
Камчатка в археологическом отношении давно уже не является «белым» пятном. Еще С. П. Крашенинников (1755) наблюдал там в середине XVIII столетия живой каменный век, дал классическое описание первобытного хозяйства и родового строя ительменов, коряков и айнов - основных обитателей тогдашней Камчатки, нарисовал яркую картину многих этнографических явлений, уже давно ушедших в прошлое и потому ставших вскоре объектом археологического изучения. Спустя сто лет после работ Крашенинникова потребовались уже специальные разведки и раскопки для обнаружения на Камчатке следов каменного века. Такие археологические изыскания проводили: в 1851 - 1855 годах К- Дитмар, в 1898 году Н. Гондатти, в начале XX века П. Д. Логиновский, в 1910-1911 годах В. И. Иохельсон, в 1923 - 1928 и в 1932-1933 годах японцы Ямада Сигекура и Накаяма, в 1920-1922 годах участник шведской ботанической экспедиции И. Шнелль, в 1932 году капитан траулера «Красноармеец» Н. А. Гурьев, в 1928 году Е. П. Орлова, в 1956 году П. С. Смирнов и в 1959-1960 годах А. В. Семенов (Дитмар, 1901; 1осЬе1эоп, 1928; Иохельсон, 1930; БЬпеН, 1932; Ыакауата, 1933, 1934; Лев, 1935; Орлова, 1947). Раскопки осуществлялись названными лицами, как правило, любительски, подчас далеко не научными методами. Исключение составляют только экспедиционные исследования Иохельсона, Семенова и, в какой-то мере, Шнелля, не пренебрегавших фиксацией полевых фактов. В результате всех этих археологических поисков были обнаружены только хорошо заметные сравнительно поздние памятники, так называемые юртовища, в виде глубоких ям, представляющих собой остатки землянок позднего неолита. С. И. Руденко (1948), В. В. Антропова (1949) и А. П. Окладников (1953) обобщили все археологические материалы по Камчатке, причем А. П. Окладников выделил из всех известных к тому времени памятников Камчатки более древние землянки развитого неолита на берегу бухты Тарья вблизи Петропавловска.
В 1961-1962 годах археологические исследования на Камчатке проводил автор. Учитывая, что наименее изученными являются внутриконтинентальные районы Камчатки, эти исследования велись по реке Пенжине (в Корякском национальном округе) и по реке Камчатке, берега которой еще в XVIII веке были густо заселены ительменами (рис. 1).
Рис. 1. Маршруты археологических исследований автора. Отмечены важнейшие археологические памятники и годы их раскопок.
На берегах Пенжины изучались поздненеолитические стоянки. В долине же реки Камчатки были открыты культуры значительно более древние, чем все до тех пор известные,- ранненеолитические и восходящие к мезолиту. На берегу Ушковского озера, соединяющегося с рекой Камчаткой, широкой площадью была раскопана четырехслойная стоянка древних рыболовов (рис. 2). Ее четкая стратиграфия может служить отныне основой периодизации древних культур Камчатки начиная от раннего мезолита и кончая поздним неолитом.
Рис. 2. Вскрытие верхнего слоя Ушковской стоянки.
Значение археологических исследований по реке Камчатке в 1961 - 1962 годах не исчерпывается всеми этими материалами, по-новому рисующими прошлое народов Камчатского полуострова. Важно также и то, что была разработана новая методика определения относительной датировки культурных слоев, маркируемых пепловыми горизонтами. На первых порах применялась методика визуального определения пеплов вулкана Шивелуч и отождествления отдельных их слоев с пепловыми слоями известного стратиграфического разреза в поселке Ключи, исследованного Б. И. Пийпом (1948). Облегчалось это тем, что каждый пепловый слой Шивелуча (рис. 3) легко отличается либо цветом, либо наличием или отсутствием сопровождающего вулканического песка. Таким путем удалось датировать, т. е. соотнести с определенными культурными горизонтами Ушковской стоянки, ряд других неолитических стоянок в долине реки Камчатки, даже в тех случаях, когда в разрезе стоянки наблюдался только какой-нибудь один или два пепловых слоя Шивелуча. Стала очевидной также и некоторая неточность датировки шнвелучских пепловых горизонтов ключевского разреза. Руководствуясь ошибочным принципом определения времени по толщине вмещающих пеплы рыхлых отложений и неправильно определяя положение перекопанного культурного слоя, Б. И. Пийп, как известно, датирует верхний слой ключевского разреза 1854 годом, второй- 1810, третий- 1780, четвертый - серединой XVI века и пятый - началом XV века. Культурный слой, наблюдающийся в ключевском разрезе, располагается, однако, не под третьим слоем пепла, как считает Б. И. Пийп, а над первым, и подобное расположение древнего культурного слоя выше самого верхнего шивелучского пепла автором зафиксировано в долине реки Камчатки неоднократно. Именно поэтому невозможно датировать верхние два пепловых горизонта 1854 и 1810 годами; отмеченные этими двумя слоями извержения Шивелуча произошли, конечно, еще до поселения здесь русских. Значительно более древними следует считать и три нижних слоя пепла.
Рис. 3. Обнажение первой надпойменной террасы в окрестностях поселка Ключи. Видны слои вулканических пеплов Шивелуча
Разрабатываемая с привлечением данных структурного, химического и радиоуглеродного анализов хронологическая шкала, основанная на стратиграфии пеплов, имеет значение для периодизации древних культур не только Камчатки, но, конечно, и Чукотки, так как древняя история этих двух областей разделяется на сходные этапы.
Еще сравнительно недавно на Чукотке были известны только отдельные разрозненные предметы древней культуры, найденные различными путешественниками, ни один из которых не был специалнстом-археологом: Г. А. Сарычевым в 1787 году, А. Е. Норденшель- дом, А. Аргентовым и Н. Гондатти в XIX веке, Н. П. Сокольниковым, Д. Е. Беттаком, Н. П. Борисовым и Расмуссеном в первой четверти XX века (Норденшельд, 1936; Руденко, 1948; Сарычев, 1952; Диков, 19582, 1961,).
Честь первых специальных, притом весьма плодотворных, археологических исследований на Чукотке принадлежит профессору С. И. Руденко. В 1945 году он открыл большое количество поселений древних эскимосов на побережье Чукотского полуострова и в обобщающем исследовании систематизировал весь материал по этапам (Руденко, 1947). Затем последовали раскопки А. П. Укладникова (1947) возле устья Колымы, В. В. Нарышкина в устье реки Канчалана (Окладников, Нарышкин, 1955), Д. А. Сергеева. М. Г. Левина, Р. В. Козыревой и автора на Уэленском могильнике (Диков, 1958з; Сергеев, 1959; Левин, 19582, I960, 1962; Левин, Сергеев, 1960; Арутюнов, Сергеев, 1961, 19Р2), а также случайные находки Н. И. Левошина (Окладников, 19503), Н. А. Граве (Окладников, 19533), И. А. Некрасова и А. К. Саяпина (Окладников, Некрасов, 1957. 1960; Саяппн, Диков, 1958; Chard, 1960), А. А. Калинина (1961), К. В. Паракецова и В. Д. Лебедева (Диков, 1961).
В 1956-1959 годах автор произвел археологическую разведку двух больших рек Чукотского национального округа - Анадыря и Амгуэмы, частично реки Ванкарема и озера Красного (Диков, 1958, 1959, 1960, 1961, 1963). Самым замечательным памятником оказался Усть-Бельский могильник, расположенный на месте неолитического стойбища по среднему течению реки Анадыря. Его значение для понимания истории Чукотки столь же велико, как и упомянутой выше многослойной Ушковской стоянки - для археологии Камчатки.
Еще до раскопок Усть-Бельского могильника автором (Диков, 1958ь 19582) было высказано предположение о том, что обитатели стоянок так называемого континентального неолита конца II - начала I тысячелетия до н. э. были предками не только юкагиров, как полагают А. П. Окладников (1959з) и М. Г. Левин (1958), но и чукчей. Обнаружение в кургане № 9 Усть-Бельского могильника древнего черепа, близкого к оленным чукчам, позволило автору уже более определенно утверждать, что «население позднего неолита и ранней бронзы северо-востока азиатской Арктики не может больше рассматриваться как исключительно древнеюкагирское. Оно также повлияло и на формирование предков чукчей» (Диков, 1959). Близкой точки зрения придерживается и И. С. Вдовин (1950, 1961), придя к ней путем анализа преимущественно языковых данных.
В 1958 году автором была выдвинута гипотеза о местном происхождении древней эскимосской культуры в результате приспособления к наступившему в середине I тысячелетия до н. э. похолоданию (Диков, 1958ь 19582). К идее местного происхождения эскимосского образа жизни пришел одновременно и М. Г. Левин (1958), аргументируя эту точку зрения данными антропологии. Последующие раскопки Усть-Бельского могильника делают эту гипотезу еще более вероятной.
Обратимся теперь к той общей, но в основных своих чертах уже вполне определенной исторической картине, которая выясняется в свете новейших археологических данных.
В мезолитическое время, примерно с IX-VIII тысячелетий до н. э., на Камчатке обитали племена охотников и рыболовов.
Во всяком случае, на Камчатке в нижнем слое Ушковской стоянки, древность которого определяется по радиоуглероду в 10675 ± 360 лет (Mo-345), найдены так называемые «нуклеусы-скребки», или, как определяют их в последнее время (Паничкина, 1959), клиновидные нуклеусы. Эти маленькие кремневые изделия, затесанные с одной стороны узкими продольными сколами, а с противоположной - в виде клиновидного лезвия, имеют много общего с подобными вещами, появляющимися в верхнем палеолите Восточной Европы и Южной Сибири и особенно широко распространенными в мезолите на обширной территории от Синьцзяна до советского Приморья и северной Японии (Theilard de Chardin, 1939; Окладников, 1950). Встречены они были и на Аляске (Nelson, 1937). Характерно, что нигде на этой территории (от Синьцзяна до Аляски) совсем нет столь типичных для западного мезолита микролитических вкладышей в виде трапеций и сегментов. Какой-то заменой их, вероятно, и служили скалываемые с «нуклеусов-скребков» тончайшие пластиночки. В этом существенное отличие своеобразной азиатско-американской мезолитической зоны, и Камчатка, следовательно, тоже входила в эту зону (рис. 4). Камчатские «нуклеусы-скребки» наиболее близко сходны с их аналогами - нуклевидными резцами Сиратаки докерамического неолита острова Хоккайдо (Harumi Befu and Chester S. Chard, 1960) (рис. 5). Поэтому весьма вероятно, что мезолитическая техника изготовления «нуклеусов-скребков» распространилась на Камчатку со стороны Японских островов и через Камчатку проникла далее в Америку, на Аляску.
Рис. 4. Распространение «нуклеусов-скребков» Карта составле¬на по данным Тейяра де Шардена, А. П. Окладникова, Честера Чарда и автора.
Огромность расстояния между крайними точками распространения однотипных изделий (Центральная Азия - Япония - Камчатка - Аляска) вполне соответствует направлению расселения человечества из Азии в Америку и тем связям, которые охватывали мезолитический, а затем и ранненеолитический мир охотников и рыболовов в послеледниковое время. Именно тогда, при благоприятных климатических условиях, должно было происходить самое интенсивное освоение Камчатки, Чукотки и' всего азиатского Крайнего Севера. При этом расселение людей из центральных, а ранее, вероятно, даже из юго-восточных областей Азии по огромным пространствам тайги и тундры происходило, разумеется, не в результате каких-то больших организованных походов или переселений на дальние расстояния, а путем естественного и непрестанного отпочкования небольших человеческих групп и освоения ими соседних нетронутых угодий. Это был весьма длительный процесс, и ничто не могло препятствовать такому медленному и поистине безграничному расселению человечества. Охотнику все равно, куда двигаться, лишь бы не оказалось на пути непреодолимых природных препятствий и был бы зверь для охоты. Его не страшит даже перемена климата, которая, кстати сказать, при медленном многовековом движении почти не ощущается.
Рис. 5. Нуклеусы-скребки. 1 - Ушковской стоянки; 2 - с острова Хоккайдо (по Харуми Бефу и Честеру Чарду, рис. 3, в).
В конце концов к III-II тысячелетиям до н. э. довольно однообразная материальная культура неолитических охотников и рыболовов распространилась и по Камчатке и по Чукотке, и далеко на запад и восток от них - от Таймыра до Гудзонова залива и даже до Гренландии. На Камчатке к раннему периоду этой культуры, к V-III тыс. до н. э., относится третий слой стоянки, расположенной на берегу обильного рыбой Ушковского озера, на Чукотке-наиболее древние находки на Усть- Бельской сопке, где сохранились остатки неолитического становища и могильника, а также случайные находки на берегах Амгуэмы и Якитикивеема. Для этой поры все еще раннего, бескерамического неолита характерны здесь прежде всего ножевидные пластины и призматические нуклеусы, резцы из пластинок и частично ретушированные наконечники стрел, изготовленные из обсидиана или кремнистых пород техникой тонкой оббивки и отжима (рис. 6, 6, 7, 8).
Очевидно, во II тысячелетии до н. э. неолит на Северо-Востоке приобретает затем вполне развитые черты, появляются первые керамические изделия, шлифованные топоры и разнообразный ассортимент в высшей степени ювелирно обработанных различных каменных ножей, скребков, наконечников стрел, копий и тому подобных вещей. Тогда же возникают и первые весьма значительные локальные особенности в развитии материального прогресса на Камчатке и на Чукотке. Так, в отличие от Чукотки, на Камчатке в это время широко распространяются приемы изготовления различного рода каменных фигурных ножей, скребков и даже каменных, исполненных техникой ретуширования фигурок, чисто изобразительного характера - в виде человечков и животных (рис. 6, 3). Своеобразные фигурные скребки и ножи (рис. 6, 4), а также продолговатые острообушковые шлифованные тесла (рис. 6, 5) широко входят в быт на Камчатке и оттуда распространяются на Алеутские острова. На это же направление культурных, а скорее всего и этнических связей, указывает распространенный в то время на Камчатке обычай украшать губы своеобразными каменными пробками, так называемыми лабретками. Позднее этот обычай широко войдет в быт алеутов и эскимосов с той только разницей, что у них лабретки станут выделываться преимущественно из кости и из моржового клыка. Наиболее известным памятником этого среднего этапа до сих пор считались погребенные под полуметровой толщей земли руины землянок на берегу бухты Тарья недалеко от Петропавловска, исследованные В. И. Иохельсоном, Н. А. Гурьевым и Д. Н. Левом. Теперь, после наших раскопок в 1962 году второго слоя Ушковской стоянки и огромной землянки в Култуке Ушковского озера, возможны более определенные суждения о хозяйственном и общественном укладе на Камчатке в развитом неолите. Уже сама величина землянки (около 100 квадратных метров) объяснима только при допущении, что обитал в этом жилище большой родовой коллектив, состоящий из нескольких, еще не вполне обособившихся, так называемых парных семейств. Обилие же костей рыб и находки каменных стрел указывают на рыболовство и охоту как на- основные направления хозяйства. Некоторыми своими конструктивными особенностями култукская землянка напоминает подземные жилища ительменов: те же опорные столбы, поддерживавшие крышу, то же дымовое отверстие, служившее входом. Общей же своей четырехугольной формой с закругленными углами эта землянка сопоставима также с древними округлыми землянками алеутов. Лабретка же, обнаруженная во втором слое Ушковской стоянки, имеет уплощенную с боков шляпообразную форму и поразительно напоминает наиболее крупные образцы подобных мужских губных украшений как у алеутов, так и у эскимосов. Напомним неслучайное совпадение: булавки, которыми протыкают в губах отверстия для ла- бреток, были найдены вблизи Петропавловска в бухте Тарья; Тарьяже является чисто эскимосским топонимом (Вдовин, 1961).
Рис. 6. Каменные неолитические изделия с Кам¬чатки. 1 - тесло (Доярки); 2 - призматический нуклеус (Ушков- ское озеро); 3 - кремневая антропоморфная фигурка (по Шнеллю, табл. XVII, I); 4 - фигурный нож (Доярки); 5 - обломок острообушкового тесла (Култук); 6 - рету¬шированная ножевидная пластинка (Ушковское озеро); 7 - срединный резец (Ушковское озеро); 8 - наконечник стрелы (Ушковское озеро).
В следующий, поздний период неолитической истории, в I тысячелетии до н. э., происходит дальнейшее формирование двух различных типов хозяйства: с преобладанием рыболовства -‘в центральной и южной Камчатке у предков ительменов, и охоты на северного оленя - на Чукотке у предков чукчей и коряков.
На Камчатке этот период реконструируется в основном по данным раскопок верхнего слоя Ушковской стоянки, раскрывающим чрезвычайно яркую картину рыбацкого становища. На обширной площади каменного мыса, заселенного рыболовами еще с мезолитических времен, оказалось множество ям для хранения рыбы, накопанных вокруг сравнительно небольшой землянки. Мощные напластования пережженных рыбьих костей в кострище землянки свидетельствуют о длительности обитания людей в этом обильном рыбой месте. Здесь заготавливались немалые запасы кеты, кижуча и других видов крупных лососевых, здесь же приносились жертвы божеству-покровителю рыболовов, очевидно, весьма сходному с ительменским Хантаем - по описанию С. Крашенинникова, полурыбой-получеловеком. Вероятно, остатки составленного из кусков дерева и бересты изображения божества в виде рыбы были обнаружены в особой яме под развалинами сооруженного над ней шатра. Под этим рыбоподобным изображением и над ним оказались следы жертвенных костров, а в головной его части - косточки от принесенных в жертву рыбьих голов. Кроме становища, открытого в верхнем пласте многослойного Ушковского поселения, к позднему неолиту относится на реке Камчатке еще целый ряд других стоянок (в Доярках, возле Ключей, на Домашнем озере и другие). На них попадаются каменные прямоугольные в сечении тесла (рис. 6, /), нуклеусы, с которых скалывались ножевидные пластинки (рис. 6, 2), скребки, ножи, наконечники стрел и другие чисто неолитические изделия. С достаточным основанием, но пока, к сожалению, при полном отсутствии антропологических данных можно предположить, что все эти стоянки принадлежат предкам ительменов, истых рыболовов, густо населявших берега реки Камчатки еще к приходу туда русских.
С еще большим основанием можно предполагать, что во внутренних районах Чукотки и северной Камчатки в это время жили общие предки чукчей, коряков и лишь в какой-то мере юкагиров, ибо череп из усть-бельского кургана № 8 сочетает признаки арктической расы (долихокрания, высокое лицо, длинный нос, малое выступание носовых костей) и в меньшей мере байкальского типа северо-азиатской расы (прямой профиль - ортогнатность). Неутомимые охотники на северного оленя, поздненеолитические обитатели Чукотки предпочитали селиться у сезонных осенних переправ (плавей) через реки, устраивали на беззащитных плывущих животных массовые облавы, били их с лодок поколюгами с каменными наконечниками, подобно тому, как еще в XVIII- XIX веках это делали анадырские поречане. Именно потому в столь огромных количествах, значительно чаще, чем на стоянках по реке Камчатке, встречаются в Усть-Бельском могильнике всевозможные каменные наконечники копий, стрел, дротиков. Но кроме специального охотничьего вооружения анадырские поречане позднего неолита имели в своем распоряжении и много других разнообразных каменных инструментов: скребков для обработки шкур, ножей, шлифованных топоров, тесел и долот для работ по дереву и прежде всего для изготовления лодок- долбленок. Постоянное обитание возле речных оленьих плавей располагало, конечно, и к рыболовству и даже к охоте на заходивших в Анадырь с моря ластоногих - нерп и лахтаков. Не случайно поэтому в одном из усть-бельских курганов (№ 9) вместе с погребенным, рядом с бронзовым резцом и в окружении каменных изделий типично внутриконтинентального неолитического облика оказался костяной наконечник настоящего поворотного гарпуна. Основными своими чертами он в общем вполне древнеэскимосский, хотя очень примитивно сделан. У него широкое открытое гнездо для колка, одна дыра для линя и нет еще никаких пазов для каменных вкладышей или копьеца-носка (рис. 7, 8). В нем можно усмотреть наиболее близкое сходство с некоторыми редко встречающимися наконечниками дорсетской палеоэскимосской культуры, в какой-то мере сохраняющимися и в культуре Туле. Всем своим еще очень не сложным видом и плохой сохранностью он производит впечатление большой архаичности и вполне может рассматриваться, как самый древний из известных нам на Северо-Востоке Азии.
Оказавшись на перекрестке важнейших межконтинентальных путей из Азии в Америку, племена Чукотки и Камчатки уже с мезолита и с самого раннего неолита развивались в условиях широких культурных связей, которые явились следствием относительно сходного образа жизни охотников, рыболовов и собирателей в Старом и Новом Свете в дометаллургическую эпоху. Эти широкие, поистине межконтинентальные, культурные связи продолжают охватывать весь север и восток Азии, включая Чукотку и Камчатку, и в период позднего неолита. Именно культурными и, возможно, этническими связями со значительно более южными районами Восточной Азии объясняется наличие в Усть-Бельском могильнике и частично на стоянках позднего неолита на берегах Анадыря, Амгуэмы и Чирового озера характерной сетчатой керамики и многих видов наконечников стрел (рис. 7, 1, 2, 3, 4, 5, 6) и резцов, и белонефритовых колец, и мелких раковинных бус, а также широко распространенных в неолите по всей тихоокеанской полосе Азии (включая Прибайкалье) прямоугольных в сечении топоров и тесел (рис. 7, 7). Тесные связи ясно видны и с якутским неолитом и ранней бронзой. Они усматриваются в общем облике кремневого инвентаря, особенно наконечников стрел. Результатом и вместе с тем апогеем этих связей явилось распространение на территорию Чукотки и Камчатки из областей Южной и Восточной Сибири медных и бронзовых изделий. Их обнаружено пока еще очень немного (два резца и четырехгранное шило в усть-бельских могилах и небольшое медное орудьице вроде зубильца из верхнего слоя Ушковской стоянки) (рис. 7, 9, 10), но они знаменуют собой переломный момент в истории Крайнего Северо-Востока - конец абсолютного неолита. Влияние металлургии на развитие производительных сил на Чукотке и тем более на Камчатке было, правда, мимолетным и неглубоким. После перехода населения южных областей Сибири и долины реки Лены к скотоводству, а местами и к земледелию резко сократились далекие внутриконтинентальные связи, идущие на Чукотку и Камчатку с юга. Это надолго вернуло население Северо-Востока от начинавшегося было бронзового века к веку камня. Но и в условиях нарастающей изоляции, хотя и в малых дозах и спорадически, сначала на морском побережье, а затем во внутренних районах Чукотки и Камчатки начинает употребляться железо. Неолит Северо-Востока приобретает, таким образом, явно пережиточный характер, вступает в последнюю фазу существования, которая продолжалась до прихода на Северо-Восток в XVII веке русских.
Рис. 7. Изделия континентального неолита Чукотки.
1-5 - наконечники стрел из усть-бельских курганов; 6 - наконечник стрелы с острова Айон; 7 - каменное тесло из усть-бельского кургана № 11; 5 -наконечник поворотного гарпуна из усть-бель- ского кургана № 9; 9-10 - медные резцы из усть-бельских курганов № 8 и 9
Рис. 8. Керамика и каменные изделия со стоянок пережиточного неолита на реке Пенжине.
1-5 - обломки посуды; базальтовые изделия; скребло, наконечник стрелы и скребок (мыс Зеленый) В-7 - наконечник стрелы из кремнистого сланца и обломок обсидианового призматического нуклеу са (мыс Большой); 8-12 - базальтовые наконечники и скребок, обломок посуды (Манилы).
Отныне еще более углубляются локальные отличия, формируется по крайней мере пять областей, резко отличающихся своеобразием своих археологических памятников. На крайнем юге Камчатского полуострова, по берегам рек и озер, большими деревнями живут в это время рыболовы, вероятно предки айнов. Во всяком случае, их глиняные плоскодонные котлы со своеобразными внутренними ушками поразительно напоминают айнские. Своим землянкам они придают прямоугольную форму, дымоход у них использовался мужчинами в качестве входа, особый туннелевидный вход прорывался специально для женщин, детей и «коекчучей», так называемых перерожденцев, т. е. мужчин-шаманов, принимающих обычаи женщин. Типичная деревня подобного рода, раскопанная Иохельсоном на Сивуйском мысе, на берегу окруженного вулканами Курильского озера, состоит из 15 таких жилищ. Одно из них величиною значительно превосходит остальные. Орудий труда в нем почти не оказалось. Вероятно, оно служило для общинных празднеств и собраний. В меньших землянках сохранилось много шлифованных каменных топоров, обсидиановых и кремневых ножей, скребков и наконечников стрел, битой глиняной посуды, а также десять железных и один медный предмет и три японские монеты XI века или даже более позднего времени, как полагает японский археолог Боба (Oswalt, 1953; Левин, 1958).
Многочисленные городища по берегам реки Камчатки принадлежат предкам ительменов, таким же истым рыболовам, как и предки айнов. Их землянки устроены так же, только они прямоугольной, иногда почти квадратной формы с закругленными углами. Население этих городищ вместо глиняной посуды пользовалось деревянной и берестяной. Воду кипятили в такой посуде, бросая в нее раскаленные камни. Городища часто укреплялись рвами и валами, часто двойными и даже тройными, причем обычно, и в том числе на раскопанном автором Никольском городище, одна из землянок имела более крупные размеры. Как и на Сивуйском мысе, такие большие землянки служили, очевидно, помещением для родовых собраний и празднеств.
На севере Камчатского полуострова до реки Пенжины и далее по Охотскому побережью обитали предки коряков. На границе с областью расселения ительменов, например на речках Кулке и Кавране, они жили в укрепленных городищах, обнесенных рвами и валами, а в глубинных районах, например в низовьях Пенжины возле села Манилы, на Большом и Зеленом мысах, поселения не укреплялись, землянки же их всегда округлой формы. Только на местах оленьих плавей они устраивали себе надземные переносные жилища. Предки коряков умели выделывать тонкостенные и круглодонные глиняные горшки, украшая их текстильными оттисками, различными глубоко врезанными точечными или линейными узорами, орнаментальными валиками (рис. 8, 1,2). Так же, как их южные соседи, они изготовляли всевозможные инструменты и оружие из камня, умели шлифовать камень и ретушировать. В их быту широко употреблялись лампы-жирники, грузила, каменные топоры и тесла, наконечники стрел, дротиков, копий, скребки и ножи (рис. 8). Еще не забыта была ими и неолитическая техника отделения ножевидных пластинок от призматических нуклеусов. Обломок такого нуклеуса из обсидиана был найден нами в низовьях Пенжины на Большом мысе (рис. 9, 7) и в землянке на реке Кавране (Iochelson, 1928, стр. 50). Выделывали они и различные орудия из кости: наконечники стрел, крючки, мотыги, лопаты, ложки, полозья и другие части собачьих нарт. В землянке на реке Кавране обнаружены были также два куска железа и обломки старинных фарфоровых чашек. В отличие от рыболовов центральной и южной Камчатки, предки коряков занимались не только рыбной ловлей, но и охотой на диких оленей и от случая к случаю охотой на морского зверя.
Своеобразные формы принимает пережиточный неолит и на Чукотке, в долине рек Майна и Анадыря. Там распространяются оригинальные, так называемые расщепляющие, каменные тесла, округлые в поперечном сечении, с конусовидным острым концом, как у боевого топора, и вырабатываются свои формы посуды, все еще глиняной, часто со штамповыми оттисками, восходящей к керамике позднего , бронзового века Якутии (рис. 9). К анадырско-майнской культуре относятся стоянки Вакерная и Чи-каевская, расположенные на косах. Особенно обильный материал дали раскопки Чикаевской стоянки, довольно мощный культурный слой которой заключал множество изделий из камня и кости. Там было обнаружено и несколько железных вещей (огниво, зубцы остроги). Вероятно, на берегах Анадыря и Майна жили в это время не столько охотники, сколько рыболовы. Более вероятно, что именно они были предками юкагиров, а не предшествующее им население развитого и позднего неолита.
Рис. 9. Находки со стоянок Вакерной и Чикаевской. 1 — обломок глиняного сосуда; 2 — расщепляющее тесло
Наконец, пятая область пережиточного неолита охватывала морское побережье Чукотки. Там еще в последних веках до н. э. в развитии хозяйства совершился весьма крупный сдвиг: в зоне Берингова пролива после значительного' похолодания возникла своеобразная и высокоразвитая культура морских зверобоев - предков эскимосов. Она развивалась на основе внутриконтинентальной культуры арктических охотников и рыболовов, у которых, как мы видели выше, уже в начале I тысячелетия до н. э. были в ходу поворотные гарпуны. Похолодание и вызванное им полное обезлесение прибрежной полосы с середины I тысячелетия до н. э. сыграли решающую роль в выработке ряда таких особенностей арктической культуры зверобоев, как глухая меховая одежда; полуподземные жилища, построенные за неимением дерева из китовых костей; пологи из оленьего меха, отапливаемые жирниками; сложный гарпунный комплекс снаряжения для морской охоты, включая большие кожаные лодки - байдары и маленькие - каяки. Все это могло и должно было появиться при слиянии двух океанов - Тихого и Ледовитого - в месте наиболее обильном на земном шаре морскими животными, в результате приспособления к новым, более суровым климатическим условиям.
В своем развитии культура зверобоев прошла на Чукотке, как известно, четыре этапа: уэленооквикский, древнеберингоморский, примерно с IV-V века - бирниркский и примерно с VII-IX века - пунукский, названные так по местонахождениям наиболее типичных для них памятников.
Каждый из этих этапов распознается теперь прежде всего по формам костяных поворотных наконечников гарпунов, основного орудия промысла морского зверя, и по стилю художественной резьбы на них и на других костяных изделиях. Стиль этот, сначала подчеркнуто лаконичный, в древнеберингоморское время достиг особенного расцвета, являя изысканные, а затем уже просто обильные сочетания криволинейных узоров. На бирниркской же и пунукской стадиях, испытав влияния со стороны внутриконтинентальной Чукотки, он резко упростился - стали преобладать узоры из прямых линий и кружков с точками внутри.
Рис. 10. Поворотные наконечники гарпунов.
1-е Камчатки (местонахождение неизвестно); 2 - из местонахождения Тиличики (Камчатка); 3 - со стоянки Берег на о. Шумшу (Курильские о-ва) - сборы Б. А. Подковыркина в 1949-1952 годах.
В течение всех четырех этапов совершенствовался зверобойный промысел. Если сначала поморы охотились на моржей, лахтаков и нерп, то в пунукское время, а может быть, и «несколько раньше они научились уже бить и китов, отважно выходя на своих обтянутых кожей байдарах в открытое море. На пунукском этапе оседлые зверобои расселились по всему арктическому побережью Чукотки и Северной Америки вплоть до Гренландии, влияние же их культуры распространялось еще дальше, по крайней мере до Курильских островов, о чем свидетельствуют находки гарпунов поздних типов (с закрытой втулкой) на Камчатке и на острове Шумшу (рис. 10). Начиная с древнеберингоморского этапа употреблялось в самых незначительных количествах драгоценное на севере железо. Его использовали лишь для тончайших резцов, с помощью которых вырезывали узоры по кости.
Рис. 11. Бляшка-застежка из моржового клыка из погребения № 2 Уэленского могильника (3/4 н. в ).
Сложная погребальная обрядность Уэленского могильника раскрывает нам существенные сдвиги и в развитии общественного строя, наметившиеся уже с древнеберингоморской стадии. Наличие на древнем уэлен- ском кладбище бедных и богатых инвентарем погребений говорит о том, что родовой строй начинает вступать в фазу своего длительного разложения. Налицо факты имущественного неравенства, вероятно, связанного с выделением шаманской верхушки. Наиболее богатые древнеберингоморские погребения, возможно, принадлежат шаманам, недаром в таких могилах всегда преобладают предметы культа, настоящие шедевры косторезного мастерства: всевозможные тотемные значки, скульптурные изображения прародительниц, которым нередко придан вид полузверя-получеловека, как, например, на костяной бляшке-застежке, изображающей бобриху с детенышем (рис. 11), и неизменные так называемые «крылатые предметы» - вероятно, навершия шаманских жезлов. Искусно вырезанные из моржового клыка в виде бабочек с распластанными крыльями, они имеют отверстие для насаживания на конец древка. Два таких «крылатых предмета», обнаруженных автором в 1956 году в могилах № 2 и 4 Уэленского могильника (Диков, 19583), имели специально прикрепляющиеся к ним отдельные костяные изображать усики бабочки (рис. 12). С плоской стороны крылья бабочки украшены затейливым древнеберин- гоморским орнаментом, с противоположной же стороны предметы оформлены весьма антропоморфно, причем отчетливо, хотя и схематично, передан именно женский торс. В этом и разгадка. Известно, что бабочка по представлению чукчей является мифической истребительницей морского зверя (Лавров, 1958). В ее обличье «крылатые предметы» изображают, очевидно, женщину-родоначальницу, объект родового матриархального культа. На пунукской стадии развитие охоты на китов вызвало переход к отцовскому роду, и характерно, что именно тогда «крылатые предметы», оставаясь по-прежнему шаманскими атрибутами, утрачивают свою изобразительность, трансформируются в не менее загадочные до сих пор для археологов «трезубцы».
Рис. 12. «Крылатый предмет» из могилы № 4 (возле скелета № 3) Уэленского могильника.
После распространения по морскому побережью до Колымы и Охотского моря образа жизни морских зверобоев происходят прогрессивные сдвиги и у тундрового населения Чукотки и северной Камчатки. С одной стороны, часть охотников и рыболовов - предков чукчей и коряков - оседает на морском берегу и начинает заниматься зверобойным промыслом- С другой стороны, часть их, преимущественно охотники на северного оленя, остается в тундре и начинает осваивать там новый, еще более прогрессивный тип хозяйства - оленеводство. Развитие кочевого оленеводства, пока еще, правда, очень примитивного, вносило в общественную жизнь народностей Чукотки и Камчатки элементы неравенства, расшатывало первобытнообщинный строй. От этой поры сохранились крепости и многочисленные следы побоищ. Все это приметы новых отношений между людьми, характерные для эпохи зарождающейся военной демократии.
Последующий прогресс в истории Камчатки и Чукотки связан с воздействием русской культуры и выходит за рамки неолита.
Анализируя нарисованную выше картину исторического развития, легко заметить общую тенденцию постепенной локальной дифференциации древних культур. Так, обширная культурная зона азиатско-американского мезолита (от Синьцзяна до Аляски), характеризующаяся «нуклеусами-скребками», сменяется на Северо-Востоке Азии более узкой зоной раннего неолита. На ее основе в развитом, среднем, неолите возникают две культурные области - в южной Камчатке и на Чукотке. В позднем неолите они сохраняются, хотя в это время их объединяет много общих элементов. В пережиточном неолите в их пределах обособляется уже по крайней мере пять хозяйственно-культурных областей.
Формирование локальных отличий в хозяйстве и культуре на рассматриваемой территории отражает процессы этнической дифференциации. Так, в мезолите на Камчатке, вероятно, обитали племена, входящие в какую-то обширную этническую общность, отмеченную в Центральной Азии, Южной Сибири, в северной Японии и на Аляске «нуклеусами- скребками». В раннем неолите (3-й слой Ушковской стоянки), возможно, складывается палеоазиатская (чукотско-корякско-ительменская) языковая общность. Памятники среднего неолита южной Камчатки (2-й слой Ушковской стоянки, Тарья), вероятно, могут быть связаны с протоалеутами и в какой-то мере, следовательно, и с культурой предков эскимосов. В позднем неолите, вероятно, оформляются две этнические группы палеоазиатов: чукотско-корякская и ительменская общность. В период пережиточного неолита размежевание^ культур соответствует расселению предков всех основных народностей Северо-Востока, кроме эвенов. Предки айнов живут на юге Камчатки, предки ительменов - по реке Камчатке. Эскимосы обживают морское побережье Чукотки. В бассейне рек Анадыря и Майна в это время, вероятно, появляются юкагиры. Они, очевидно, вклиниваются между коряками и чукчами, оттеснив последних в северо-восточную и северо-западную области Чукотки, где и застают их в XVII веке русские землепроходцы.
На всех этапах рассмотренной истории наблюдаются широкие культурные связи с Америкой, причем в мезолите и раннем неолите они идут туда из центральных и юго-восточных областей Азии, позднее они выражаются в распространении эскимосской культуры.
ЛИТЕРАТУРА
Антропова В. В. К истории археолошчеакого изучения Камчатки. Сб. Муз. анщропскл. и этногр., т. XI, Л., 1949.
А и тір ю и о їв а В. В. Вопросы военной организации и военного дела у народов крайнего северо-востока Сибири. Тір. Ин-та зтвогр., нов. юер., т. XXXV, М.-Л., 1957.
Арутюнов С. А., Сергеев Д. А: Новые яааоодки в древнеберингоіморіокам могильнике. «Советская этнография», № 6, 1961.
Арутюнов С. А., Сергеев Д. А. Древнеэскимосакие могильники на Чукотке. Зап. Чукот. краевед, муз., вып. 3, 1962.
Береговая Н. А. Древнейшие культуры Аляски и вопрос о заселении Америки. «Советская этнография», № 4, 1948.
Береговая Н. А. Из древнейшей истории Арктики (расколки в Ипиутаке). «Летопись Севера», № 1, 1949.
Береговая Н. А. О путях и следах заселения человеком территории Аляски. Уч. зап. ЛГУ, № Ііб, 1950.
Береговая Н. А. Наконечники гарпуїнов из ирениих поселений Баранова мыса (раскопки Колымской экспедиции 1946 г.). Мат. и иосл. археол. СССР, т. 39, 1953.
Береговая Н. А. Археологические находки на острове Четырехстолбовом (Медвежьи острова к северу от устья Колымы). «Советская археология», XX, 1964.
Береговая (Н. А. Находки иоэскимоаских поселений .на Аляске и в прилегающих областях по работам 1945-1954 гг. «Советская этнография», № 2, 1957.
Береговая Н. А. Археологические находки на острове Шалаурова. Тр. Д.-В. археол. эксп., т. I. Мат. и иссл. по археол. СССР, № 86, М.-Л., 1960.
Богораз В. Г - Древние переселения народов в Северной Евразии и Америке. Сб. Муз. антропоїд, в этногр., т. IV, 1927.
Борисковский П. И. О пережитках родовых отношений на Северо-Востоке Азии. «Советская этнография», № 4-5, 1935.
Васильев В. Н. Растительность Анадырского края. М.-Л., 1956.
Васыковекий А. П., Карташова Г. Г. Природа вокруг усть-бельюкого человека. Зап. Чукот. краевед, муз., вып. 2, Магадан, 1961.
Вдовіиїн И. С. Из истории общественного строя чукчей. «Советская этнография», № 3, 1948.
Вдовин И. С. К 'истории общественного істроя чукчей Уч. зап. ЛГУ, № Н5, 1950,
Вдовин И. С. Эскимосские элементы в культуре чукчей и коряков. Сиб. этногр.
Врангель Ф. П. Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю, совершенное в 1020, 1821, 1823 и 1824 пг. М., 1948.
Всемирная история. Т. I. М., 1956.
Гохмая И. И. Древний череп с Чукотки. Зап. Чукот. краевед, муз., вып. 2, Магадан, 1961.
Граве Н. А. Об археологической датировке возраста некоторых шдіролаїкколитов на Чукотке. ДАН СССР, т. 106, № 4, 1956.
Дебец Г. Ф. Антропологическое изучение советского Севера. «Советский Север», № 6, 1934.
Дебец Г. Ф. Антропологические (исследования на Камчатке. Кр. сообщ Ин-та этнолр. АН СССР, т. V, 1949.
Дебец Г. Ф. Происхождение коренного населения Америки. Тр. Ин-та этногр, нов. сер., т. XVI, М., 19511.
Дебец Г. Ф. Антропологические исследования в Камчатской областе. Труды Северо-Восточной экспедиции. Тр. Ин-та этногр., т. XVII, М., 195І2.
Дебец Г. Ф. Антропология Сибири и ’проблема заселения Америки. Тез. докл. и сообщ. науч. конф. но истории Сибири и Дальнего Востока. Иркутск, 1960.
Диков Н. Н. В глубине веков. (Далекое прошлое Чукотки в свете новейших археологических данных.) «Магаданская правда», 30 мая 1958і г.
Диков ;Н. Н. Древнейшее прошлое Чукотки и задачи его изучения Зап Чукот краевед, муз., вып. 1, Магадан, 19582.
Диков Н. Н. Предварительный отчет о работе археологической экспедиции Чукотского краеведческого музея в 1956 поду. Зап. Чуиот. краевед, муз. вып 1 Магадан, 1958, 3.
Диков Н. Н. Предварительный отчет о полевых археологических исследованиях Чукотского краеведческого музея в 1957 году. Зап. Чукот. краевед, муз., вып. 1, Магадан ДЗН, 1958, 4.
Диков Н. іН. Гіде и как /искать аірхволопичеюние памятники на Чукотке Зап Чукот. краевед, муз., выи. 1, Магадан, 19585.
Дикое Н. Н. Предварительные данные о .работе археологической экспедиции Чуиотакопо ираеведчесікоіго імузея в 1968 поду. Краевед, зап., вып. 2, Магадан, 1959.
Діикіоів Н. Н. По следам древних иоспров. Археолога вдут по Чуївоже. Магадан, 1960.
Дикоїв Н. Н. Первая археологическая коллекция из внутриюоитинентальиой Чукотки. Зап. Чуиот. краевед, муз., вып. 2, Магадан, 1961ь
Диков Н. Н. О (раскопках Усть-Бел ьюкого могильника по данным 1958 года. Зап. Чукот. краевед, муз., вып. 2, Магадан, 19612.
Диков іН. Н. Предварительные данные об археологических работах иа Чукотке в 1959 иоду. Зап. Чуиот. краевед, муз., вып. 2, Магадан, 496ІЗ.
Диков Н. Н. Первые археологические исследования на острове Айш. Зап. Чуиот. краевед, муз., вып. 2, Магадан, 196U.
Дитмар К. Поездки и пребывание в Камчатке в 1851-1855 гг. Ч. I. Спб., 1901.
Журов Р. Я., Сергеев Д. А. Древние скульптурные изображения китов. Зап. Чукот. краевед, муз., вып. 3, Магадан, 1962.
Золотарев А. М. Из истории этнических взаимоотношений иа Северо-Востоке Азии. Изв. Воронеж. гас. пед. ин-та, т. IV, 1938.
Иохелысюи В. И. К иапроау об исчезнувших народностях Колымского округа. Изв. Вост.-Сиб. отд. Руаак. геогр. о-ва, т. XXVIII, вып. 2, Иркутск, 1897.
Иохельсон В. И. Этиологические проблемы иа северных берегах Тихого океана. Отб., 1908.
Иохельсон В. И Археологические исследования на Камчатке. Изв. РГО, т. LXII, вып. 3 и 4, 1930.
Калинин А. А. Чаун-Чукотка ждет археологов. Зап. Чуиот. краевед, муз., вып. 2, Магадан, 1961.
Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки. Т. II. Спб., 1755.
Лавров И. П. К иопросу о загадочном «крылатом предмете». Зап. Чукот. краевед, муз., вып. 1, Магадан, 1958.
Лебединская Г. В. Процесс восстановления головы по черепу из Уеть-Беиь- ского могильника. Заіп. Чукот. краевед, імуз., вып. 2, Магадан, 1961.
Лев Д. Н. Новые археологические памятники Камчатый. «Советская этнография», № 4, 5, 1935.
Леви.н М. Г. Краниологические типы чукчей и эскимосов (в связи с вопросами этногенеза Северо-Восточной Азии). Сб. Муз. антропол. и этногр., т. X, 1949.
Левин М. Г. Антропологические типы Сибири и Дальнего Востока. «Советская этнография», № 2, 1950ь
Левин М. Г. К вопросу о древнейшем заселении Сибири. «Советская этнография», № 3, 1950г.
Л е в и н М. Г. Древние переселения человека в Северной Азии по данным антропологии. Тр. Ин-та этногр., нов. сер., т. XVI, М., 1951.
Левин М. Г. Этническая антропология и проблемы этногенеза народов Дальнего Востока. М., 1958ь
Левин М. Г. Древнеберинтморский могильник в Уэлене. (Предварительное сообщение о раїсиолках 1957 г.) «Советская этнография», № 6, 19582.
Левин М. Г. Древнеберивгоморокий могильник в Уэлеме. (Предварительное' сообщение о раскопках 1958 г.) «Советская этнография», № 1, 1960.
Левин М. Г. Об антропологических материалах из древнеаскимосюких могильников. З-ап. Чукот. краевед, муз., вып. 3, Магадан, 1962.
Левин М. Г., Сергеев Д. А. К вопросу о времени проникновения железа в Арктику. «Советская этнография», № 3, I960.
Лево шян Н. Н. Древняя стоянка в верховьях реки Якитикивеема. Кр. оообщ. Ин-та яст. мат. культ. АН СССР, XXXI, I960.
Мар хинин Е. С, Пугач В. Б., Мар хинин а С. Н. Об намагниченности тепловых слоев района Ключевской группы вулканов. Бюлл. вулка- нол. ст., Аг° 33, М., 1962.
Материалы для истории русских заселений по берегам Восточного океана. Пірил. к «Морскому сборнику», № 2, вып. 2, 1861.
Мачинский А. В. Древняя эскимосская культура на Чукотском полуострове.
Кр. оообщ. Ин-та ист. мат. культ. АН СССР, IX, 1941.
Меняйлов А. А. Вулкан Шивелуч - его геологическое отроение, состав и извержения. Тр. лабор. вулканол. АН СССР, вып. 9, М., 1955
Моїнігайт А. Л. Археология в СССР. М., 1955.
Народы Америки. Ч. I. Сер. «Народы мира». М., 1959.
Народы Сибири. Под ред. М. Г. Левина и Л. П. Потапова. М.-Л., 1956.
Норденшельд А. Е. Плавание на «Веге». Ч. II. Л., Изд-во ГУСМЛ, 1936.
Окладников А. П. К археологическому изучению советской Арктики. «Проблемы Арктики», № 2, 1945. '
Окладников А. П. Древние культуры Северо-Востока Азии но данным аркеологических (исследований 1946 г. в Колымском крае. «Вестник древней истории», Ni? 1 (19), 1947.
Окладников А. П. Вклад советской археологии в изучение прошлого северных народов. Уч. заи. ЛГУ, № 115, 1950].
Окладников А. П. К изучению первоначальных этапов формирования иаіро- дов Сибири. «Советская этнография», № 2, 19502-
Окладников А. П. Первый неолитический памятник Чукотского полуострова. Kjp. оообщ. Иін-та яст. мат. культ. АН СССР, XXXI, 19503.
Оклaдников А. П. Расиопки на Севере. Сб. «По следаїм древних культур». М., 1951. -
Окладников А. П. Народы Север©-Востока Сибири. В ин. «Очерки истории СССР, период феодализма IX-XV вв.». М., 1953ь
Окладнков А. П. Древние культурные связи между арктическими племенами Азии и Европы. Уч. зап. ЛГУ, № 157, 19532.
Окладников А. П. О п срн он ач ал ином заселении человеком внутренней части Чукотского полуострова. Изв. Всеюоюз. геогр. о-ва, № 4, 19533.
Окладников А. П. У истоков культуры народов Дальнего Востока. Сб. «По следам древиих культур». М., 1954.
М Л К1955Д н и к 0 Якутия до присоединения к Русскому государству.
Окладников А.П. Далекое прошлое Приморья. Владивосток, 1959.
Окладников А. П., Нарышкин В. В. Новые данные о древних культурах на Чукотском полуострове. «Советская этнография», № 1, 1956.
Окладников А. П., Некрасов И. А. Новые следы континентальной неолитической культуры на Чукотке (находки у озера Эльгытхьш). «'Советская археология» № 2, 1957.
Окладников А. П., Некрасов И. А. Древние поселения в долине реки Майна (по работам 1957 ,г.). Мат. и іиосл. по археол. СССР, № 86, М.-Л., 1960.
Орлова Е. П. Археологические находки на Камчатке. Кр. сообщ Ин-та ист мат. культ. АН СССР, вып. 21, 1947.
П а ни ч кин а М. 3. Палеолитические нуклеусы. Авхеол сб. вып 1 Л Изд-во Гос. Эрмитажа, 1959. ‘
П и йп Б. И. Новое эруптивное состояние вулкана Шивелуч с конца 1944 по май 1945 г. и некоторые замечания о геолопичеокой структуре этого вулкана и его прошлых извержениях. Бюлл. вулканол. ст. на Камчатке, № 14, М.-Л., 1948.
По по в Н. И. Об орудиях каменного века на севере и востоке Сибири. Изв Вост,-
Сиб. отд. Русск. геогр о-ва, ;т. IV, № 1-2, Иркутск, 1878.
„ Рєйни ф. р. Проблемы американской археологии. «Советская этнография» № 6, 1957.
М j? ^i947HK O ^ ^ ДР Культура Берингова іморя и эскимосская проблема.
Руденко С. И. Древние наконечники гарпунов азиатских эскимосов То Ин-та
этногр., нов. сер., II, 1947г.
Руденко С. И. Культура доисторического населения Камчатки. «Советская этнография», № 1, 1948.
Сакіс В. Н. Климаты прошлого на Севере СССР. «Природа», № 12, 1947. Сарыч ев Г. А. Путешествие флота капитана Сарычева по северо-восточной части Сибири. Ч. 2. Спб., 1802; изд. 2, М., 1952.
Саяпин А. К., Диков H. Н. Древние следы каменного века на Чукотке (находки на берегу озера Эльгыгытгын). Зап. Чукот. краевед, муз., вып. 1. Магадан, 1958.
Свердруп Г. У. Плавание на судне «Мод» в водах морей Лаптевых и Восточно-Сибирского. Л., 1930.
Семенов С. А. Первобытная техника. М.-Л., 1957.
Сергеев Д. А. Первые древнеберингоморские погребения на Чукотке Кр сообщ Ин-та этногр., вып. XXXI, 1959.
Слюїнин Н. В. Охотско-Камчатский край. T. I. Спб., 1900.
^ * Т^ш е,в В' Н- По западному берегу Камчатки. Зап. ИРГО, XXXVII № 2 Ьпб., ]уиь.
Chard C. S. First Radiocarbon Dates from the U.S.S.R. Arctic Anthropology, no. 1, 1962.
Collins Henry B. Jn Archaeology of St. Lawrence Island, Alaska. Smithsonian Misc. Cioll., 96 (1), 1937.
Collins Henry B. Jr. Outline of Eskimo Prehistory. Smithsonian Misc. Coll., 100, 1940.
Dikov N. N. Archaeological Materials from the Chukchi Peninsula. American Antiquity, vol. 28, N 4. April, 1963.
F io r d James A. Eskimo Prehistory in the Vicinity of Point Barrow, Alaska, N-Y, 1959.
Gid dings J. L. The archaeology of Bering Strait. Current Anthropology, vol. 1, no 2, 1960.
Harumi Befu and Chester S. Chard. Preoeramic Cultures in Japan. American Anthropologist, vol. 62, no. 5, October, 1900.
Jochelson W. J. The Korj.ak. Mem. Amer. Mus. Nat. Hist., vol. 10, 1905-1908.
Jochelson W. J. Archaeological Investigations in the Aleutian Islands. Carnegie Institution of Wiashihgton. Publication no. 367. Washington, 1925.
Jochelson W. J. Archaeological Investigations in Kamchatka. Carnegie Institution of Washington, Publication no. 388. Washington, 1928.
Krader L. Neolithic Find in the Chukchi Peninsula. American Antiquity, vol. 17, no. 3, 1952.
Liar sen N. and Rainey F. Jipiutak , and Arctic Whale Hunting Culture. Anthropological Papers of the American Museum of Natural History, vol. 42. New. Oorv, 1948.
Nakayama E. Excavation of the Pit Dweling Sites at Ust-iKamcbatsk on the Eastern coast of the Kamchatka Peninsula. Journ. Anthropolog. Sac. of Tokyo, vol. XLVIII, 2(544), Fedruary, 1933.
Nakayama E. Neolithic Remains from Eastern coast, of Kamchatka Peninsula. Journ. Anthropology. Sac. of Tokyo, vol. XLIX, 10(564), October, 1934.
Nelson N. C. Notes ion Cultural Relations Asia and America. American Antiquity, vol. 2, 1937.
Okladnikoy A. P. and Nekrasov J. A. New Traces of an inland Neolithic Culture in Chukotsk (Chukchi Peninsula.) American Antiquity, vol. 25, no. 2, 1959.
Oswalt W. H. Asian and Alaskan pottery relationships. South-Western Journal of Anthrqpology. vol. 4, 1953.
Rainey Froelieh G. Eskimo Prehistory; the Okvik Site on the Punuk Island. Anthropolog. Papers Amer. Mus. of Nat. Hist., vol. 37, ipt. IV, 1941.
Rainey Froelieh G. Disaoverng Alaska’s Oldest Arctic Town. The National Geographic Magazine, Sept, 1942.
Rainey Froelieh G. and Elizabeth Raliph. Radiocarbon Dating in the Arctic. American Antiquity, vol. XXIV, no. 4, 1959.
Shnell J. Prehistoric Finds from the Island World of the Far East. The Museum of Far Eastern Antiquities (Ostasiatiska samlingarna). Bull. 4, Stockholm, 1932.
S teller G. W. Beschreibung von dem Lande Kamtschatka. Frankfurt, 1774.
Theilard de Chardin. On the Presumable Existence of a World-wide Sub- arctic sheet of Human Culture at down of the Neolithic Bull, of the geological Society of China, vol. XIX, N 3, 1939.
Quimby G. The Prehistory of Kamchatka. Amer. Antiquity, no. 3, 1947.
