Показать все теги
Часть 1. Обретение Себя
Ближайший соратник Ленина, ещё со времён первых марксистких кружков в Москве в 90 – х годах 19 века, второй человек него в правительстве Советской России в период 1917 – 1920 годов, Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич (28 июня (10 июля) 1873, Москва - 14 июля 1955, Москва), почему – то до сих пор малоизвестен даже в отечественной исторической науке, несмотря на то, что показал себя как неординарный политический и государственный деятель, без которого не было бы возможно сначала создание большевистской партии, а затем Великая Октябрьская социалистическая революция, и последующая успешная повседневная государственная деятельность Ленина, в период Гражданской войны и тем более победа большевиков в этой войне.
Именно он стал тем серым кардиналом, который стоял за Лениным и непосредственно создавал как механизм Советской власти, так и обеспечивал его последующее успешное функционирование в решающий период - период 1917 – 1920 годов.
В. Д. Бонч-Бруевич стал предтечей Дзержинского, в деле создания системы органов государственной безопасности в Советской России и вместе со старшим братом Михаилом – бывшим генерал – лейтенантом царской армии, который в 1914 – 1915 годах ведал военной разведкой и контрразведкой, сначала в масштабах одной из армий, а затем одного из фронтов, создал сначала первую советскую спецслужбу в виде «Комитета по борьбе с погромами», а затем после начала немецкого наступления в 18 февраля 1918 года и Красную Армию, которую уже после возглавил Троцкий.
Он своими руками свергал царские памятники и ставил вместо них новые революционные монументы, утверждая Советскую власть, как ему тогда казалось на века. Он ведал советской литературой и искусством, боролся с церковью и священниками, и, почти полностью уничтожив их, курировал систему научного атеизма в СССР.
Отец братьев Бонч-Бруевичей - Дмитрий Афанасьевич Бонч-Бруевич (1840 - 1904), был по национальности поляк, долгие годы работавший в Могилевской губернии землемером. По итогам длительной безупречной службы он, по законам Российской империи, получил право на личное дворянство. Но в свою среду исконные российские дворяне его не принимали - он был для них выскочкой. Это обстоятельство сильно омрачало жизнь дворянина – землемера и оказывало влияние на настроения его младшего сына Владимира.
Часть 2. Начало Революционного Пути
Увлечение революционными идеями у Владимира Бонч-Бруевича началось ещё в школьные годы, а затем уже в 16 лет, в 1889 году, он выступил организатором революционных выступлений студентов Московского межевого института. За это был исключен из этого института и сослан под надзор полиции в Курск, где ему пришлось заканчивать уже местное землемерное училище.
Но профессия землемера деятельного юношу не привлекала, поскольку перед ним был пример жизни отца, исходившего всю Могилевскую губернию, но так и не добившегося, по его, ничего достойного. Поэтому он решил вернуться в Москву и заняться политикой. Вернувшись в 1892 году в Москву, он поступил на работу землемером городскую землемерную (геодезическую) службу. Днем он работал там, а по вечерам посещал социал-демократические кружки. Именно там, как он считал и находится его настоящее будущее.
Вместе с семьёй молодых московских марксистов Карпузи, в которую входили два брата и сестра, он попытался даже организовать свой собственный марксистский кружок, чтобы вести пропаганду среди рабочих, однако этот кружок просуществовал совсем недолго. Тогда Бонч-Бруевич вошел в марксистский кружок поэта Хлебцевича - таков был псевдоним бывшего народовольца Абрама Хавского, который теперь стремился нести революционную пропаганду в массы в стихотворной форме. Но, вскоре поссорившись с Хлебцевичем, вышел из его кружка. После этого, он, вместе с Л. П. Радиным организовал подпольную типографию и наладил распространение в Москве нелегальной марксисткой литературы.
Влияние марксистов в Москве в начале 90-х годов 19 века, было ничтожно мало, они существовали в виде разрозненных кружков, состоявших буквально из двух - трех человек, которые никак не были связаны между собой, и не могли оказать никакого решающего влияния на обстановку. И тогда в голове Бонч-Бруевича зародилась мысль: необходимо создать хотя бы один более - менее авторитетный центр марксистского движения, который хоть что - то из себя представлял, и на его основе объединять или хотя бы организовывать все остальные. Он стал мечтать о том, чтобы такой центр стал центром кристаллизации всех отдельных на тот момент, не связанных между собой социал-демократических сил, и в конце концов вырос во что - то существенное, что могло бы повлиять на общую обстановку.
Эта идея Бонч-Бруевича об объединения московских социал-демократов нашла сочувственный отклик в семейном социал-демократическом кружке Величкиных. Он состоял из брата и двух сестер Величкиных - Николая и Веры с Клавдией. Наиболее авторитетной фигурой в этом кружке была старшая сестра Вера - она недавно приехала из Швейцарии, куда направилась, чтобы учиться на врача, но вместо этого связалась там с русскими марксистами - эмигрантами, посещала их кружки и так увлеклась этой деятельностью, что, когда вернулась в Россию, нагруженная революционной литературой, ее арестовали. После недолгого тюремного заключения ее отпустили, и она была теперь окружена в семье ореолом настоящего революционного борца.
Вера Величкина, с первого взгляда понравилась Бонч-Бруевичу, а в её семье, он увидел реальный прообраз того, что хотел давно создать - будущую единую московскую социал-демократическую организацию. Ему показалось, что такую организацию легче всего было создать на базе одной семьи, где все люди спаяны друг с другом кровными родственными узами.
С этого момента началась бурная деятельность Бонч-Бруевича по объединению сил московских марксистов и созданию из них единой организации. В процессе этой деятельности Бонч-Бруевич познакомился с двумя студентам Московского университета, Михаилом Владимирским и Александром Финном, который впоследствии стал известен под фамилией Финн-Енотаевский, каждый из которых возглавлял небольшой студенческий марксистских кружков, и предложил им присоединить их кружки к кружку семьи Величкиных, и на основе этих трех кружков создать нечто более солидное, чем один-единственный отдельный кружок.
Переговоры шли долго и сложно, поскольку Владимирский и сам хотел стать лидером такого объединения. Впоследствии его лидерские качества подтвердились в полной мере, так как с 1930 по 1934 год М. Ф. Владимирский занимал пост наркома здравоохранения РСФСР. Но, Бонч-Бруевичу удалось, в конце концов, убедить = Владимирского и Финн-Енотаевского, объединиться вокруг его кружка и в результате прежние три отдельных марксистские кружка превратились в «Московский рабочий союз».
Часть 3. Вместе с Лениным
В один прекрасный день, а вернее, в ночь с 9 на 10 (с 21 на 22) января 1894 года, когда шло очередное подпольное заседание Московского рабочего союза, энергичного Бонч-Бруевича заметил Владимир Ленин, который пришел на это заседание, с целью сделать доклад о позиции марксизма в аграрном вопросе. Ленину, Бонч-Бруевич, как - то сразу приглянулся и после завершения заседания, во время личной встречи, Ленин посоветовал Бонч-Бруевичу совмещать нелегальную революционную деятельность с легальной. Так будет намного эффектнее, объяснил Ленин. И можно будет прикрывать нелегальную деятельность совершенно легальной. Полицию это всегда сбивает с толку.
Последовав этому ленинскому совету Бонч-Бруевич, в том же 1894 году, стал редактировать серию книг для народа в издательстве либерального редактора П. К. Прянишникова. Задачей Бонч-Бруевича было организовать широкое народное издательство для крестьянской и рабочей массы. Но это он делал по-прежнему днем, а вечером и часто по ночам, он уже как опытный конспиратор организовывал печатание нелегальной литературы на гектографе, и ее доставку на московские заводы.
Ленин оценил, эти успехи и поручил Бонч-Бруевичу создать нелегальную мастерскую по изготовлению мимеографов для снабжения ими социал-демократических организаций разных городов России. Бонч-Бруевич блестяще справился с этой задачей - такая мастерская появилась в неприметном частном доме в Басманной слободе, и вскоре изготовленные там множительные устройства стали путешествовать своим ходом по всей России.
Но даже такой удобно устроенной мастерской оказалось недостаточно. У мимеографов был один существенный недостаток - на них нельзя было печатать много листовок, и нельзя было делать это быстро. По - настоящему эффективные средства борьбы и агитации партии могла дать лишь полноценная типография. И Ленин поставил перед Бонч-Бруевичем задачу создать такую подпольную типографию. Результат превзошел все ожидания Ленина: подпольная типография была создана, и работала.
Тогда Ленин попросил Бонч-Бруевича перевести ее в Петербург - она была там нужнее. В Петербурге было намного больше заводов и фабрик, там жило гораздо больше пролетариата, и типографию следовало перенести именно туда. Однако чересчур большие успехи в конце концов вызвали большие неприятности. Оснащенная подпольной типографией революционная организация не могла не привлечь к себе внимание полиции. В результате в 1896 году типография была захвачена полицией и Бонч-Бруевич в том же 1896 году, по совету ставшей его женой Веры Величкиной, которая училась ранее в Швейцарии на врача, эмигрировал в эту самую Швейцарию.
Как создатель Московского рабочего союза, Бонч-Бруевич, приехав в Швейцарию вступил в находившуюся в Женеве эмигрантскую марксистскую группу «Освобождение труда», созданную в 1883 в Женеве по инициативе бывших активных народников –чернопередельцев: Плеханова, Игнатова, Засулич, Дейча и Аксельрода,
В Швейцарии Бонч-Бруевич сразу подружился с Плехановым, а его жена Вера - с женой Плеханова Розой Марковной Боград - Плехановой (1856 - 1949), дочерью состоятельного одесского коммерсанта, который, собственно, и финансировал из собственных средств основную часть работы группы. Подружился он и с Аксельродом.
Руководство группы «Освобождение труда», поручила заниматься политической журналистикой в выпускаемых группой периодических изданиях «Работник», «Листок работника». Одновременно он поступил на факультет естественных наук Цюрихского университета, чтобы получить легальный статус и в случае необходимости объяснить цель своего пребывания в Швейцарии местной полиции
Узнав о том, что Бонч-Бруевич увлекался историей религиозных течений в России, отколовшихся от официальной русской православной церкви, Плеханов поручил ему еще глубже изучить сектантов на предмет того, нельзя ли превратить их в резерв революционного движения и дополнительный отряд революционеров, который можно было бы бросить против царизма совместно с рабочими. Для того, чтобы работа Бонч-Бруевича в этом направлении пошла живее, его снабдили деньгами и соответствующими рекомендациями, и направили в Лондон, сделав сотрудником издательства «Свободное слово» в Лондоне, при редакции которого существовал обширный архив материалов по истории русского сектантства.
После тщательного изучения истории русского сектантства их повседневной жизни и особенностей вероучения Бонч-Бруевич, осенью 1898, выехал в Англию, где участвовал в организации переселения духоборов с Кавказа в Америку. В 1899 году сопровождал в Канаду последнюю партию духоборов, затем помогал им устроиться на новых местах. Вернувшись из Канады, в 1900 году издал в издательстве братьев Чертковых книгу «Материалы к истории и изучению русского сектантства». В 1908 году переиздал эту книгу в Москве под названием «Материалы к истории и изучению религиозно-общественных движений в России»). В 1909 году опубликовал собранные им в Канаде псалмы духоборов в виде так называемой «Животная книга духоборцев».
Вернувшись из Канады в Швейцарию Бонч-Бруевич возглавил всю издательскую деятельность группы «Освобождение труда». Так же Плеханов посылал энергичного Бонч-Бруевича в разные города Швейцарии, чтобы тот организовывал там из русских эмигрантов группы сторонников «Освобождения труда». Кроме этого ему поручили так же проводить работу среди сочувствовавшего освободительным идеям русского студенчества, рассыпанного по разным университетам Швейцарии, и он стал редактором издававшейся на средства «Освобождения труда» газеты «Русское студенчество», которую печатали в Женеве. Кроме этого для марксисткой пропаганды среди русских студентов в Швейцарии Бонч-Бруевич создал «Общество свободных студентов».
29 июля 1900 года в Женеву прибыл из России Ленин. Он прибыл туда, чтобы провести с Плехановым переговоры об издании ежемесячной газеты «Искра» и теоретического журнала «Заря». В тот же день с Лениным встретился и Бонч-Бруевич - Владимир Ильич пытливо выяснял у него, на каких позициях стоит Плеханов. Объединенную редакцию «Искры» и «Зари» после долгих и жарких споров решили образовать на паритетных началах, чтобы никто не чувствовал себя ущемленным - в нее вошли три представителя от группы «Освобождение труда» - Плеханов, Аксельрод и Засулич, и три представителя «Союза борьбы за освобождения рабочего класса» - Ленин, Мартов и Потресов.
По настоянию Ленина, в качестве одного из ведущих корреспондентов «Искры», был назначен Бонч-Бруевич. Он писать туда статьи под псевдонимом «Северянин». А сам Ленин уехал в Германию, чтобы приступить к непосредственному изданию «Искры». Первый номер газеты вышел в Лейпциге 11 декабря 1900 года. В апреле 1902 года, после того как германское правительство по настоятельному требованию русского запретило издавать «Искру» на своей территории, её редакция переехала из Мюнхена в Лондон, а в 1903 году в Женеву. Там Бонч-Бруевич сразу же стал ее постоянным сотрудником. Это было удобно, тем более, что и «Искра», и газета «Русское студенчество», в которой он уже давно состоял, печатались теперь в одной и той же типографии «Освобождения труда».
В 1903 году, Бонч-Бруевич вошел в созданную Лениным «Заграничную лигу русской революционной социал-демократии». Эта организация была создана Лениным для того, чтобы объединить в единый кулак все русские революционные организации, действовавшие в эмиграции. А когда в этой организации после раскола РСДРП возобладали меньшевики, Бонч-Бруевич столь же дисциплинированно ушел вместе с другими большевиками со второго съезда этой организации.
Одновременно Бонч-Бруевич вместе с женой выполняли важное задание Ленина: поднять на борьбу против царизма сектантов. Для этого они вновь отправились в Канаду, где встретились с руководителем большой группы секты «Духоборов» возглавляемой П. В. Веригиным, и почти два года прожили среди сектантов, изучая их верования и обряды и примеряясь, как бы лучше приспособить их движение для революционных целей и превратить сектантов в резерв революции. Им удалось сделать многих сектантов подписчиками «Искры», после чего они возвратились в Женеву и продолжили подготовку к революции.
Важной вехой в жизни Бонч-Бруевича стал II съезд Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП). Он написал для II съезда РСДРП специальный доклад «Раскол и сектантство в России». После раскола РСДРП на сторонников Ленина (большевики) и противников (меньшевики), и последовавшей затем драматичной борьбы Ленина с меньшевиками, Бонч-Бруевич сразу же примкнул к большевикам.
Зарекомендовав себя как абсолютно надежный и преданный Ленину человек, он был назначен им заведовать в Женеве - типографией, издательством, мастерской по изготовлению поддельных документов прежде всего паспортов, пересылкой в Россию партийной литературы. Теперь вся революционная литература, которая поступала в страну, проходила через его руки. Да и сами революционеры тоже - он снабжал их паспортами, проездными документами, деньгами. Одновременно Бонч-Бруевич возглавил Библиотеку и архив РСДРП в Женеве. И по решению II съезда РСДРП стал издавать в Женеве социал-демократический листок для сектантов «Рассвет». Это издание стало прямым следствием его выступления на съезде, в котором он доложил о сектантах и об их готовности следовать по революционному пути.
А после перехода ЦК РСДРП в руки примиренцев и меньшевиков Бонч-Бруевич по приказу Ленина, наладил совершенно самостоятельный, автономный от всех других групп внутри РСДРП выпуск большевистской литературы, создав «Издательство В. Бонч-Бруевича и Н. Ленина», которое позже стало называться «Жизнь и Знание».
Часть 4. Время Эпохальных Событий или Видеть Цель, Верить в Себя, не замечать препятствий
Революционное брожение в России постепенно усиливалось, и особенно заметно это стало с началом неудачной русско-японской войны. Почувствовав, что может скоро грянет гром, жена Бонч-Бруевича Вера Величкина в преддверии революции 1905 года подготовила к печати сборник революционных песен и стихотворений «Перед рассветом», который вышел в конце 1905 г. в Женеве в издательстве газеты «Искра».
Вскоре после начала Первой Русской Революции в 1905 году Бонч-Бруевич возвращается в Россию. Ленин срочно направил Бонч-Бруевича в Петербург. Там он работает в редакции главной на тот момент большевистской газеты «Новая жизнь» и одновременно становится одним из руководителей подготовки вооружённого восстания в Петербурге, для этого он был назначен Лениным одним из руководителей «Боевой организации» при ЦК РСДРП(б), отвечая в ней прежде всего за переправку оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ из Европы в Россию. (В. Д. Бонч-Бруевич «Воспоминания о Ленине» – М.: «Наука», 1969. – С. 488.)
На почве всех этих специфических направлений нелегальной политической деятельности Бонч-Бруевич получил огромный опыт конспиративной работы и знание методов деятельности, создавая подпольные склады с оружием и бомбами, и организуя распределение и доставку винтовок, револьверов, гранат и бомб среди местных большевистских организаций Петербурга.
Так же, он, в первой половине 1905 года, выполняет поручением Ленина по подготовке III съезда РСДРП. Участвуя в подготовке III съезда РСДРП Бонч-Бруевич посетил Ригу, Петербург, Москву, Тверь, Тулу, Орел, Курск, Харьков, Ростов-на-Дону. Одновременно он печатал корреспонденции в большевистской газете «Вперед», выпускавшейся подпольно, и чуть ли не ежедневно писал обстоятельные отчеты Ленину в Женеву.
В 1906 - 1907 годах, он секретарь большевистского теоретического журнала «Наша мысль».
Добившись удовлетворительных, по мнению вождя, результатов, Бонч-Бруевич по его призыву срочно вернулся в апреле в Женеву, чтобы по поручению партии организовать там издательство «Демос». Ленин прекрасно помнил, как замечательно удалось Бонч-Бруевичу организовать подпольные типографии в Москве и в Петербурге, и мечтал вновь использовать его таланты в этой области, когда это было особенно, позарез необходимо. Бонч-Бруевич не подвел его ожиданий, и стремительно организовал издательство «Демос», которое сразу же приступило к полномасштабному изданию остро необходимых революционных брошюр и агитационных листков. За это Бонч-Бруевич получил весомую награду - его сделали членом Комитета заграничной организации РСДРП (большевиков). Теперь он стал одним из членов высшего руководства партии.
К началу 1906 года, революционный подъем закончился. Правда, закончился он все - таки на высокой ноте, теперь в России населению были дарованы многочисленные свободы. Большевики поспешили ими воспользоваться. Бонч-Бруевич был вновь направлен в Санкт – Петербург, чтобы стать сотрудником в первой легальной большевистской газете «Новая жизнь». В 1906 – 1907 годах, он работал секретарем и членом редакции социал-демократического журнала и издательства «Наша мысль». Сотрудничал в легальном большевистском журнале «Вестник жизни» и в журналах «Современный мир», «Образование», «Минувшие годы». Участвовал в организации легальных большевистских газет «Вперед», «Волна», «Эхо», заведовал большевистским издательством «Вперед» и его книжным складом.
Но в 1907 году вновь наступил период реакции, и наступления на уже отвоеванные, казалось бы, свободы. Издательство «Вперед» было разгромлено, а Бонч-Бруевич - арестован при разгроме и предан суду и заключен в тюрьму Кресты.
Но просидел он там недолго. Вина его была сочтена не слишком сильной, и из тюрьмы его быстро выпустили. Бонч-Бруевич продолжил большевистскую работу, но уже более осторожно. Он участвовал в работе думских социал-демократических фракций, осторожно вел агитационную работу среди рабочих, организовывал рабочие клубы. В течение 1907 - 1914 годов он был постоянным членом консультативной группы социал-демократической фракции II, III и IV Государственной думы, используя все широкие легальные возможности для социал-демократической пропаганды.
Навыки опытного подпольщика никуда не делись, и он стал подпольным секретарем большевистской партийной организации Песковского района Петербурга, участвовал в организации нелегальной типографии, которая печатала большевистскую военную нелегальную газету «Казарма» и распространяла ее среди солдат и матросов.
Одновременно он вел широкую работу в легальной печати - сотрудничал в большевистском журнале «Просвещение», в либеральных журналах «Вестник Европы» и «Право», был редактором и сотрудником журнала «Известия Общества Толстовского музея». В Петербургском Обществе народных университетов читал лекции по истории религиозно - общественных движений.
В конце 1910 года, он принял участие в организации газеты «Звезда» и был членом ее редакции от большевиков, поскольку «Звезда» тогда издавалась большевиками совместно с той частью меньшевиков, которые были сторонниками Плеханова.
В 1912 году, он стал членом редколлегии газеты «Правда», неоднократно арестовывался, но при этом серьезным преследованиям не подвергался.
Часть 5. Через тернии к Красным Звёздам
Звездный час для В. Д. Бонч-Бруевича наступил в дни Февральской революции 1917 года, когда, он, будучи одним из немногих остававшихся на свободе членов руководства большевистской партии в Петрограде участвовал в организации перехода Волынского полка и пулеметного батальона на сторону восставших рабочих в Петрограде. В первый же день, после свержения монархии 28 февраля (13 марта) 1917, с помощью группы солдат Преображенского полка занял типографию бульварной газеты «Копейка» и организовал там выпуск «Известий Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов», став её первым редактором. В этот же день в этой типографии им в виде листовки был напечатано обращение ЦК РСДРП(б) «Ко всем гражданам России!», в котором давалась оценка сложившейся политической ситуации и позиции большевиков в связи со свержением в России монархии.
В этот же день, благодаря своей революционной работе он был избран членом Исполнительного комитета Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов и гласным Рождественской районной думы. Одновременно он являлся членом подпольного революционного комитета Рождественского района - революцию, по рекомендации Ленина, нужно было развивать дальше как легальными, так и нелегальными методами.
17 апреля 1917, в «Известиях» Бонч-Бруевичу и удалось напечатать передовую статью «Чего они хотят?», в которой он выступил резко против травли сторонниками Временного правительства и ряда буржуазных партий в отношении В. И. Ленина и других большевиков за то, что из эмиграции они возвращались через Германию. О том, какое колоссальное значение Ленин придавал этой статье, напечатанной в авторитетнейших «Известиях», свидетельствует его благодарственная записка Бонч-Бруевичу.
Но и этой газеты большевикам было мало - тем более, что «Известия» постепенно выходили из - под их влияния, и в конце концов эсеро-меньшевистское руководство Петроградского Совета сняло Бонч-Бруевича с должности главного редактора «Известий». И, тогда по совету Ленина, который предложил большевикам захватывать существующие типографии и редакции газет и журналов, и выпускать на их базе большевистскую печатную продукцию, Бонч-Бруевич с вооруженными солдатами и матросами захватил редакцию и типографию буржуазной газеты «Вечерний Петербург» и превратил ее в большевистскую газету «Рабочий и солдат», которая сразу же повела агитацию в пользу социалистической революции. Бонч-Бруевич стал одним из редакторов этой газеты и названий усердно снабжал ее материалами, разоблачавшими деятельность Временного правительства. А затем он участвовал в создании такой же газеты, но только для моряков под названием «Волна».
Он также неустанно выступал на рабочих собраниях в Петрограде, вёл революционную пропаганду среди солдат запасных батальонов Преображенского и Волынского гвардейских пехотных полков, вербуя все новых и новых сторонников большевиков.
И доставил Ленину еще одну радость - в издательстве «Жизнь и знание» организовал выход книги вождя «Империализм как высшая стадия капитализма». А эта книга была прямым теоретическим обоснованием необходимости свержения Временного правительства, и прихода к власти большевиков.
Тактику и стратегию вооруженного восстания лидера партии обсуждали, тайно собираясь на даче Бонч-Бруевича в деревне Нейвола близ железнодорожной станции Мустамяки. Там постоянно бывал Ленин, Зиновьев, Каменев, Свердлов, там все время проводились партийные совещания.
Бонч-Бруевич принял самое активное участие в неудавшейся июле 1917 попытке большевиков одним ударом взять власть в свои руки. Вместе с Троцким и Дыбенко он организовал вооруженную демонстрацию 3 - 4 июля 1917, которая должна была привести к победе большевиков. И когда 20 июля 1917, Временное правительство отдало приказ об аресте Ленина и ряда видных большевиков по обвинению в государственной измене и организации вооруженного восстания, ему тоже пришлось перейти на нелегальное положение.
С этого момента Бонч-Бруевич, вместе с Лениным, упорно работал над организацией вооруженного восстания, которое должно было принести победу его партии. После разгрома неудачного выступления генерала Корнилова и получением большевиками депутатского большинства в Петроградском Совете, он сделала газету «Рабочий и Солдат» официальным органом Петроградского Совета, и прямо призывал в этой газете солдат к вооруженному выступлению против действующей слабой власти Временного правительства.
Он принял самое деятельное участие в Октябрьском вооруженном восстании в Петрограде и с первых дней существования Советского правительства до декабря 1920, работал на посту управляющего делами Совета Народных Комиссаров РСФСР. Соответственно, все декреты, распоряжения и указания Совнаркома, все издаваемые им бумаги с 1917 по 1920 год выходили за двумя подписями - Ленина и Бонч-Бруевича.
В ходе подготовки Великой Октябрьской социалистической революции Бонч-Бруевич, был назначен комендантом района Смольный - Таврический дворец, и стал своего рода диктатором в данном районе. Главным заданием Бонч-Бруевича, накануне Октябрьской революции, была неусыпная охрана Смольного - штаба подготовки этой революции. И он с этой задачей справился - перекрыв все соседние улицы и площади и всюду расставив свои отряды, не подпустил никого к Смольному, и позволил штабу большевиков беспрепятственно осуществлять и координировать всю деятельность по захвату власти в городе. А затем - и во всей стране.
Часть 6. Время Эпохальных Событий или Видеть Цель, Верить в Себя, не замечать препятствий
В первый же день Октябрьской революции Бонч-Бруевич пришел в хорошо знакомую ем редакцию «Известий», и установил над ней контроль, запретив публиковать приказы штаба Петроградского Военного округа и Временного правительства. В полдень 25 октября 1917, он опубликовал в газете «Рабочий и Солдат» обращение Петроградского Военно – революционного комитета (ВРК) «К гражданам России!», затем выпустил его отдельной листовкой. Днём 26 октября обеспечил во всех типографиях Петрограда печатание ставшего знаменитым ленинского «Декрета о земле».
Вот как описывал В. Д. Бонч-Бруевич начало своей работы с Лениным после прихода большевиков к власти: «В первые несколько недель после Октябрьской революции Ленин жил на моей квартире. Дней через пять после Октябрьской революции Владимир Ильич, ужиная у меня поздно ночью, оживленно заговорил о создании аппарата управления внутри Совета Народных Комиссаров: «Вы беретесь за весь управленческий аппарат. Необходимо создать мощный аппарат управления делами Совета Народных Комиссаров. Берите это все в свои руки и имейте со мной постоянное непосредственное общение, так как многое предстоит решать немедленно даже без доклада Совнаркому и сношения с отдельными народными комиссарами». (В. Д. Бонч-Бруевич «Воспоминания о Ленине»… – с. 131.)
Через два дня после этого разговора Бонч-Бруевич был назначен на должность управляющего делами Совета Народных Комиссаров. Примерно тогда же усилиями Бонч-Бруевича у Ленина появилась первая небольшая личная охрана: «У дверей кабинета Владимира Ильича была назначена особая смена испытанных и хорошо нам известных красногвардейцев, которым было запрещено пускать в кабинет Ленина лиц без особого разрешения, кроме тех, которые входили в особый список». (В. Д. Бонч-Бруевич… – С. 132.)
Следующим этапом стало создание службы личной безопасности для Ленина. Она, кстати, стала и первой службой государственной безопасности Советской России, опередив на 5 дней в своем возникновении знаменитую «Всероссийскую чрезвычайную комиссию».
Об этой первой советской службе безопасности до сих пор практически ничего неизвестно, кроме тех отрывочных упоминаний и пояснений, содержащихся в книге В. Д. Бонч-Бруевича «Воспоминания о Ленине».
Итак, побуждаемый Бонч-Бруевичем 8 декабря (по новому стилю) 1917 Ленин направляет в Петроградский горком РКП(б) специальную записку: «Прошу доставить не менее ста абсолютно надежных членов партии в «Комитет по борьбе с погромами», комната 75, 3-й этаж Смольного». (В. И. Ленин Полное собрание сочинений – т. 50 – с. 17.)
Таким образом, личная служба безопасности Ленина, ставшая одновременно и первым советским органом госбезопасности, возникла фактически на 12 дней раньше широко известной ВЧК, а юридически на пять дней раньше, когда 15 декабря (по новому стилю) 1917 решением Петроградского Совета была образована «Чрезвычайная комиссия по охране порядка и борьбе с погромами» и Бонч-Бруевич был назначен её председателем.
Упоминаются и другие названия этой первой советской службы безопасности: «Комитет по борьбе с погромами», а так же «75-я комната» (по месту её нахождения в Смольном). Первоначально она состояла из ста сотрудников, именовавшихся «комиссарами». (В. Д. Бонч-Бруевич «Воспоминания о Ленине»… – с. 151, 496).
Помимо личной безопасности Ленина «75-я комната» до создания и в первые месяцы после создания ВЧК занималась и общей борьбой с врагами Советской власти в Петрограде, что было неплохой начальной школой для её сотрудников.
Вот что об этом писал Бонч-Бруевич: «Наступили крутые времена. Расследования 75-й комнаты Смольного, которые я проводил, обнаруживали заговоры, склады оружия, тайную переписку, тайные собрания, явочные квартиры». (В. Д. Бонч-Бруевич «Воспоминания о Ленине» … – с. 152)
Кроме личной охраны Ленина Бонч-Бруевич занялся созданием и его личной и правительственной связи. «На письменном столе Ленина было установлено несколько телефонных сигналов, которые давали ему знать, что его вызывают в телефонную комнату. Затем телефоны были установлены прямо на его столе, что значительно облегчило ему связь». (В. Д. Бонч-Бруевич «Воспоминания о Ленине»… – с. 234)
Другой важный вопрос безопасности Ленина, который решил В. Д. Бонч-Бруевич, было его медицинское обслуживание. Этим занялась жена Бонч-Бруевича - Вера Михайловна Величкина. Она была одной из первых женщин - врачей в дореволюционной России, член партии большевиков с момента её создания в 1903 году. В годы Первой Мировой войны работала врачом - хирургом в одном из фронтовых госпиталей, где получила обширную и разностороннюю практику. После Октябрьской революции – член Коллегии Наркомата здравоохранения. (Сборник документов «Выстрел в сердце революции» – М.: Политиздат, 1983. – с. 268.)
Вскоре после прихода большевиков к власти Бонч-Бруевич посоветовал Ленину осуществить национализации частных банков, и непосредственно провёл процесс этой национализации в Петрограде и в Москве. Благодаря этому в распоряжение только что созданного советского государства перешли необходимые для его функционирования денежные средства.
Как уже отмечалось в предыдущей главе Бонч-Бруевич сыграл ключевую роль в разгоне Учредительного собрания, угрожавшего власти большевиков. Причем знаменитый матрос – анархист Анатолий Железняков (Железняк), закрывший Учредительное собрание был за несколько месяцев до этого найден и подготовлен к этой исторической роли непосредственно самим В. Д. Бонч-Бруевичем, о чём он позже упомянул в своей книге «На боевых постах Февральской и Октябрьской революций», вышедшей в свет в 1930 году в Москве.
Когда немцы начали широкое наступление на Петроград, Бонч-Бруевич был назначен членом Комитета революционной обороны Петрограда. И тогда же он вместе с братом Михаилом, бывшим генерал – лейтенантом царской армии доказал Ленину, необходимость в связи германской угрозой Петрограду перенести столицу в Москву.
Руководить организацией переезда Советского правительства в Москву Ленин поручил опять-таки В. Д. Бонч-Бруевичу. Он считал, что никто лучше него не справится с этой задачей. Да, в общем – то, тогда Ленин считал, что никто другой вообще не справится с этой задачей!
В Москве важных дел у Бонч-Бруевича тоже хватало. Он руководил операцией по разгрому анархистских вооруженных отрядов в апреле 1918, он же непосредственно руководил подавлением восстания левых эсеров в Москве и затем расследованием дела об убийстве германского посла Мирбаха левыми эсерами перед началом этого восстания.
Во время восстания левых эсеров, организованного по приказу европейских банкиров не только левыми эсерами, но и такими их агентами влияния в большевистском руководстве, как Свердлов, Троцкий, Бухарин и ряд других, только хладнокровие и организаторские способности Бонч-Бруевича спасли Ленина не только от потери власти, но и возможно саму его жизнь.
Готовя восстание левых эсеров в Москве, Свердлов в очередной раз прикрылся Троцким. И это прикрытие сработало. Так, за полтора месяца до левоэсеровского мятежа резидент германской военной разведки в Москве - майор Хенинг, действовавший в качестве сотрудника германского посольства, сообщал 24 мая 1918,. в Берлин следующее: «Антанта, как это теперь совершенно очевидно, сумела склонить часть большевистского руководства к сотрудничеству с эсерами. Так, прежде всего Троцкого можно считать не большевиком, а скорее эсером на службе у Антанты». (В. Л. Исраэлян «Неоправдавшийся прогноз Мирбаха» // журнал «Новая и новейшая история» – 1967 – № 6 – с. 63.)
Как и было запланировано заговорщиками, 6 июля 1918 года сотрудник центрального аппарата ВЧК – бывший начальник контрразведывательного отдела ВЧК Яков Блюмкин убил германского посла Мирбаха, что стало сигналом к началу левоэсеровского мятежа. Его главной ударной силой стал Особый отряд ВЧК, которым командовал левый эсер Попов. Этим отрядом в первые часы восстания 6 июля 1918, были захвачены здания ВЧК и Центрального телеграфа.
Вот что об этом позже вспоминал сам Бонч-Бруевич: ««В это время примчался на автомобиле один из товарищей, работавших в ВЧК, и сообщил, что конный полк ВЧК восстал. «Как, – воскликнул возмущенный Дзержинский, – этого не может быть, это ерунда. Я сейчас же поеду туда и разберусь в чем дело». «Ни в коем случае вам туда ехать не надо, – сказал я Дзержинскому, – вы только испортите дело!» Но Свердлов присоединился к мнению Дзержинского, говоря, что это все пустяки, что стоит Феликсу приехать и все будет в порядке. Дзержинский негодовал: «Нет, я поеду к ним во чтобы то ни стало». «Конечно, – поддерживал его Свердлов». Далее Бонч-Бруевич описывает роль Свердлова в происходящем следующим образом: «Видя, что никакие уговоры не помогают, я решился на последнее средство. Я отозвал Ленина и обратил его внимание, что разговор идет совсем не в деловых тонах, что кончится это все весьма печально. Что Дзержинский там будет арестован и положение еще больше осложнится».
После этого между Лениным и Бонч-Бруевичем происходит следующий диалог:
«Ленин: – Но что делать? Видите, как они настаивают?
Бонч-Бруевич: – Это от излишнего возбуждения.
Ленин: – Я им говорил. Но они оба члены ЦК и их мнения самостоятельны.
Бонч-Бруевич: – Да, но здесь не заседание ЦК, здесь не голосование, а лишь мнения отдельных товарищей, и вас они, конечно, послушают
Ленин: – Вряд ли.
Бонч-Бруевич: - Но они члены правительства и своим необдуманным поступком могут поставить правительство в критически тяжелое положение».
Затем Бонч-Бруевич предложил Ленину следующий план подавления мятежа: «Надо немедленно двинуть войска. Надо окружить восставших и предложить им сдаться. Если не согласятся открыть по ним артиллерийский огонь и расстрелять их всех. Одновременно занять войсками центральный телефон и телеграф, и вокзалы».
Далее Бонч-Бруевич отмечал: «Этот мой план понравился Ленину. Но тут вмешался Свердлов: «Ничего этого не надо, – пробасил Свердлов, – в два счета мы все успокоим. Что случилось? Ничего нет!» В ответ Бонч-Бруевич заявил: «Войсковая часть ВЧК, – сказал я с ударением на «ВЧК», – восстала!» Свердлов: «Ну, какое это восстание? Надо только появиться там Дзержинскому и все успокоится. Ты, Феликс, поезжай туда и телеграфируй нам. А после разберемся». – Бонч-Бруевич: «Ленин более не принимал участие в разговоре, и мы пошли к автомобилю. «Я еду», – крикнул Дзержинский и почти пронесся мимо нас. Вскочил в свой автомобиль и исчез». (В. Д. Бонч-Бруевич «Воспоминания о Ленине»… – с. 304 – 305.)
После этого пока они ехали в Совнарком, Бонч-Бруевичу удалось вывести Ленина из состояния прострации и заставить приступить к элементарным мерам самообороны.
Вот что он сам писал об этом: «Я тот же час попросил Ленина дать мне письменное распоряжение об отмене прежних автомобильных пропусков. Все автомобили со старыми пропусками задерживаются и направляются в правительственные гаражи. Допуск в Кремль по обыкновенным пропускам прекращается. Я перечислил Ленину другие дополнительные меры, и он с ними согласился».
Прибыв в Кремль, Бонч-Бруевич по телефону связался со своим сторонником в руководстве Красной Армии – председателем Высшей военной инспекции Н. И. Подвойским и потребовал от него как можно скорее ввести в Москву армейские части и самому прибыть в Кремль. В Кремле Бонч-Бруевич вручил Подвойскому письменный приказ Ленина о вводе войск в Москву.
Далее Бонч-Бруевич описывает происходящее так: «Подвойский со вниманием выслушал меня и сказал, что, сосредоточив войска за Москвой-рекой, начнет продвижение частей от храма Христа Спасителя. Все это мне показалось крайне медленным. Враг был слаб. Достаточно было взять одну батарею, отряд стрелков с пулеметами и сразу перейти в наступление. Ленин был согласен со мной: «Да, серьезную штуку затеяли наши военные, настоящую войну разыгрывают. Вы им звоните почаще, напоминайте, что надо как можно скорее закончить с этим делом».
Нарком по военным и морским делам Троцкий, в свою очередь, как мог тормозил выдвижение армейских частей в Москву. Бонч-Бруевич так описывает реакцию Ленина: «Наконец - то продвигаются, шутил, сердясь, Ленин, – хорошо, что враг попался смирный, взбунтовался и почил на лаврах, а то ведь беда была бы с таким войском». (В. Д. Бонч-Бруевич… – с. 305 - 306, 309 - 312.)
В конце концов, не дождавшись подхода армейских частей, Бонч-Бруевич отправил на подавление мятежа два полка Латышской дивизии, которая в силу своего особого статуса пользовался внутренним самоуправлением и не подчинялась Троцкому. В результате к вечеру 7 июля 1918, латышские стрелки подавили левоэсеровский мятеж.
Впрочем, провал левоэсеровского мятежа не обескуражил евробанкиров. По их поручению, находившийся в это время в Москве представитель английского правительства Локкарт с помощью Свердлова начал подготовку нового военного переворота.
Учитывая роль в разгроме левоэсеровского мятежа Латышской дивизии, было решено использовать её для нового переворота, подкупив для этого её командование. Сумма, выделенная на подкуп, составила к концу августа 1918 2 млн. рублей. (П. Мальков «Записки коменданта Московского Кремля»… – С. 254–256.)
Сигналом к началу переворота должно было стать убийство Ленина, которое было поручено боевикам из числа правых эсеров.
Решающая роль Свердлова в этом просматривается даже из некоторых опубликованных еще в советское время документов того периода времени.
Так, за день до покушения, 29 августа 1918, Свердлов отправил Ленину записку, в которой практически приказывал ему явиться на митинг, где на него должны были совершить покушение: «Владимир Ильич! Прошу назначить заседание Совнаркома на завтра не ранее 9 часов вечера. Завтра по всем районам крупные митинги по плану, о котором мы с вами уславливались. Предупредите всех совнаркомщиков, что в случае получения приглашения или назначения на митинг, никто не имеет права отказываться. («Выстрел в сердце революции» – М.: Политиздат, 1983. – с. 65.)
Для того, чтобы отвлечь внимание от предстоящего переворота и покушения, в Москве в этот день 29 августа 1918, когда Свердлов «приглашал» Ленина на митинг, в Петрограде боевиком правых эсеров был убит председатель Петроградской ЧК Урицкий, и в Петроград из Москвы был отправлен Дзержинский для проведения расследования.
В общем, как отметил комендант Кремля Мальков в своих мемуарах: «День 30 августа 1918 начинался мрачно».
Мрачность дня 30 августа 1918 ощущалась тогда очень многими среди близких или приближенных к Ленину людей. Незадолго перед выездом на митинги, Ленин в 17 часов отшучивается и не дает определенного ответа на требование своей сестры М. И. Ульяновой не выступать в этот день на митингах. Затем перед отъездом он отвечает категорическим отказом на её просьбу поехать с ним. В течение всего этого дня секретарь Московского горкома партии Загорский упрашивал Ленина не выезжать в этот день на митинги. («Выстрел в сердце революции»… – с. 61–62.)
Первое выступление Ленина состоялось около 18 часов на митинге в здании бывшей хлебной биржи. Здесь его личный водитель и телохранитель С. К. Гиль обнаружил, что за Лениным ведут наблюдение неизвестные ему люди. («Выстрел в сердце революции… – с. 69.)
Поскольку С. К. Гиль оказался тем человеком, чья роль в спасении Ленина в первые минуты непосредственно после покушения была решающей, то необходимо немного остановиться на его личности. В исторических источниках о Гиле сообщается, мягко говоря, крайне скупо. Но, кое – где, всё же было упомянуто, что до свержения монархии он служил водителем в личном гараже императора Николая II. Но, сообщив этом факте, источники советской историографии «забывают» дать пояснение, что все водители императорского гаража входили в состав личной службы безопасности императора, так называемой «Дворцовой полиции» и имели чины жандармских унтер-офицеров. И, их всех, обучали основным навыкам телохранительства.
Жандармское прошлое Гиля подтверждается и тем фактом, что он, будучи личным водителем Ленина в 1917 - 1924 годах, то есть все время его нахождения у власти, был принят в члены партии только в 1930 году.
Теперь о весьма многочисленных «странностях», предшествовавших покушению на Ленина. Так, один из свидетелей покушения Н. Я. Иванов отмечал: «Еще задолго до прибытия Ленина пришла на митинг женщина, которая во время покушения получила ранение. Она вела себя странно. Её никто не знал».
Гиль сообщает о другой «странной женщине» куда более подробно и профессионально: «Я развернул машину и поставил её к выезду со двора, в шагах десяти от входа в цех. Через несколько минут ко мне приблизилась женщина в коротком жакете с портфелем в руке. Молодая, худощавая, с темными глазами, голос дрожал».
Эта женщина поинтересовалась у Гиля не Ленин ли это приехал на завод? На что Гиль отвечал ей крайне неопределенно и уклончиво, демонстрируя навыки профессионала, несвойственные обычному водителю. По его словам: «Я всегда соблюдал строжайшее правило: никогда, никому не говорить, кто приехал, откуда и куда поедет дальше».
Далее Гиль отметил еще одну «странность» на заводе Михельсона к моменту их приезда: «Ленин вошел в цех абсолютно один. Никто нас не встречал: ни члены заводского парткома, ни кто-либо другой». («Выстрел в сердце революции»… – с. 70–71.)
После окончания митинга члены террористической группы, находившиеся среди собравшихся, начали всячески останавливать движение Ленина к выходу, чтобы обеспечить исполнителям успешное ведение огня.
Вот, что об этом писал в своих воспоминаниях Н. Я. Иванов: «Когда Ленин закончил выступление и пошел к выходу, ему преградил путь брюнет лет шестнадцати в гимназическом пальто. Он подал записку, которую Ленин взял и, не останавливаясь, пошел дальше».
Вторая попытка фиксации была успешной: «Две женщины подошли к Ленину с обеих сторон, и одна из них спросила, почему отбирают хлеб на железных дорогах. Ленин ответил, что издан декрет, чтобы его не отбирали. Далее свидетельство Гиля: «Разговор этот длился 2 – 3 минуты. По бокам Ленина стояли еще две – три женщины, выдвинувшиеся вперед. Когда Ленин хотел сделать последние шаги к машине, раздался выстрел. Моментально повернув голову в сторону выстрела, я увидел женщину – ту самую, что час назад расспрашивала меня о Ленине. Она стояла с левой стороны машины и целилась в грудь Ленина. Раздался еще один выстрел. Я тотчас бросился к стрелявшей, целясь из нагана ей в голову. Она бросила «браунинг» и бросилась в толпу. («Выстрел в сердце революции… – с. 74, 76 - 77.)
Далее Гиль вновь продемонстрировал свой профессионализм жандармского унтер - офицера, приобретенный им в «Дворцовой полиции»: «Я ринулся за ней. Но мне, тут же ударило в голову. Ведь Ленин останется один. Я подбежал к Ленину и стал перед ним на колени. Тут же поднимаю голову и вижу, что из цеха бежит какой-то странный мужчина. Левой рукой размахивает, а правую держит в кармане. Мне его фигура показалась подозрительной, и я закрыл собой Ленина и особенно его голову, закричав изо всех сил «стой» и направил на него наган. Он продолжал бежать. Тогда я крикнул «Стой, стреляю!», и он, подбежав до Ленина, несколько шагов, круто повернул налево и выбежал в ворота, не вынимая правой руки из кармана». («Выстрел в сердце революции»… – с. 77.)
Так Гиль спас Ленина от добивания контрольным выстрелом в голову со стороны неизвестного террориста.
Н. Я. Иванов сообщил интересные подробности об одной из фиксировавших Ленина женщин, которая была ранена случайной пулей. Её отвезли в ближайшую Петропавловскую больницу, и там выяснилось, что в этой больнице она работает кастеляншей. Но почему-то тогда ни у кого не возник вопрос: как она прошла через проходную завода в цех, и оттуда она узнала до этого о митинге на этом заводе.
Сразу после покушения на Ленина другие члены террористической группы, судя по их поступкам, имея заранее разработанный план действий, приступили к операции по сокрытию следов и выдвижению подставы в лице заранее подготовленной к этому Фани Каплан.
О деталях этой операции сохранилось свидетельство одного из её участников – «красного командира» С. Н. Батулина. Этот деятель потом не только благополучно пережил гражданскую войну, но и сталинские чистки. И затем, спустя много десятилетий после прошедшего, в качестве лояльного советского гражданина оставил свои воспоминания об этом, которые вошли в сборник материалов «Выстрел в сердце революции».
И вот как С. Н. Батулин описывает свои действия по маскировке подлинного исполнителя покушения: «После выстрела толпа, стоявшая у автомобиля Ленина, стала разбегаться, и я увидел лежавшего Ленина. Я понял, что на его жизнь совершено покушение. Человека, стрелявшего в Ленина, я не видел. Я не растерялся и закричал: «Держите убийцу товарища Ленина!» И с этими криками выбежал на Серпуховку, по которой в одиночку и группами бежали испуганные люди. Впереди я увидел двух девушек, которые, по моему глубокому убеждению, бежали по той причине, что сзади бежал я и другие люди и поэтому я отказался их преследовать. В это время позади себя я увидел около дерева женщину, которая своим странным видом привлекла мое внимание. Она имела вид человека, спасающегося от преследования, запуганного и затравленного. Я спросил женщину, зачем она сюда попала? На эти мои слова она ответила: «А зачем вам это знать?» Тогда я обыскал её карманы и, взяв портфель и зонтик, предложил ей идти за мной. В дороге я спросил её: «Зачем вы стреляли в Ленина?» На что она ответила: «А зачем вам это нужно знать?», что окончательно убедило меня в покушении этой женщины на Ленина. На Серпуховке кто-то из толпы в этой женщине узнал человека, стрелявшего в Ленина. После этого я еще раз спросил её: «Вы стреляли в товарища Ленина?» На что она ответила утвердительно, отказавшись назвать партию, по поручению которой стреляла. В военном комиссариате Замоскворецкого района эта женщина назвалась Каплан и призналась в покушении на жизнь Ленина». («Выстрел в сердце революции»… – с. 79 - 80, 81.)
Начинаем элементарно разбирать эти показания «красного командира» Батулина. В момент покушения он, по его словам: «Человека, стрелявшего в Ленина, я не видел». Но, несмотря на это он с криком: «Держите убийцу товарища Ленина!» организует погоню неизвестно за кем и неизвестно куда. Этот его крик слишком напоминает известный прием, когда вор громче всех в толпе кричит: «Держи вора!». В общем, Батулин увлек массу народа в совершенно другую сторону и тем самым обеспечил киллеру спокойный уход с места покушения.
Далее у Батулина еще интереснее: «В это время позади себя я увидел около дерева женщину»… Наверно у доблестного красного командира была еще пара глаз на затылке, что он мог видеть позади себя. И, наконец: «Кто-то из толпы в этой женщине узнал человека, стрелявшего в Ленина».
Это «Кто - то из толпы», звучит особенно трогательно и наивно, не говоря уже о том, что задержанная поблизости от места покушения Каплан, по внешнему виду и по вещам в руках совершенно не походила на описание террористки, которое профессионально дал Гиль.
Да и как, имея в руках сумку и зонтик, Каплан могла вести прицельный огонь из пистолета, а потом сохранить эти вещи при бегстве?
Кроме всего этого нигде не сообщается о том, что Гиль практически единственный, кто видел киллершу в лицо, потом опознал в ней Каплан.
А пока Батулин «задерживал террористку Каплан», шофер Ленина с отработанным профессионализмом продолжал спасать ему жизнь. Во время движения машины с раненым Лениным в Кремле, Гиль категорически опроверг предложение члена заводского профкома И. В. Полуторного заехать в находившуюся по пути Иверскую больницу для перевязки Ленина. Въехав в Кремль, он подогнал машину вплотную к подъезду дома Ленина. И затем оттуда позвонил своему начальнику В. Д. Бонч-Бруевичу и доложил о прошедшем.
Настал черед Бонч-Бруевича спасать жизнь Ленину. Он также действовал быстро и решительно, вызвав к Ленину свою жену Веру Михайловну Величкину, в недавнем прошлом фронтового хирурга, имевшую большой опыт по части пулевых ранений. Она тут же приступила к оказанию Ленину врачебной помощи. Одновременно с этим он отдал приказ об усиленной охране Кремля и объектов внутри его. Затем объявил о взятии на себя временного исполнения обязанностей председателя Совнаркома и постоянную передачу данных о здоровье Ленина местным и партийным советским органам и печатным изданиям. Так же по его распоряжению кроме врачей Ленина могли посещать только его ближайшие родственники. («Выстрел в сердце революции… – с. 84, 86 - 88, 97, 173.)
Реакция родственников Ленина на покушение четко говорит, что они видели его организаторов среди руководства собственной партии. Вот что об этом сообщал В. Д. Бонч-Бруевич: «Вбежав в маленькую квартирку Владимира Ильича, я, прежде всего, увидел его сестру Марию Ильиничну, метавшуюся из комнаты в комнату и в нервном возбуждении повторяющую: «Что же это такое? До каких пор это будут терпеть?! Неужели и это пройдет им даром?!» (В. Д. Бонч-Бруевич «Воспоминания о Ленине»… – с. 343.)
Это характерный вопрос, кому это «им»? Ведь со всеми антибольшевистскими партиями к этому времени не церемонились, и говорить «Неужели и это пройдет им даром?!» – было бы бессмысленно. К этому времени этим «им» ничего даром не проходило, и это было всем хорошо известно.
Весьма интересно по этому поводу наблюдение жены Ленина Н. К. Крупской о прибытии в квартиру к раненому Ленину председателя ВЦИК Свердлова: «В квартире около вешалки стоял Яков Михайлович Свердлов и вид у него был серьезный и решительный» («Выстрел в сердце революции»… – с. 91.)
Этот серьезный и решительный вид» Свердлова очень контрастировал с тем, что у остальных соратников Ленина этот самый вид после покушения на него был крайне растерянным и подавленным.
Тем временем Бонч-Бруевич продолжал организовывать медицинскую помощь Ленину. Следом за Величкиной, к Ленину прибыл его личный врач Владимир Александрович Обух, который 1894 году вместе с Лениным участвовал в создании «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Затем прибыл другой медик Александр Николаевич Винокуров, который в 1893 году вступил в марксистский кружок, созданный Лениным. Последним приехал профессор медицинского факультета Московского университета Б. С. Вейсброд», вступивший в большевистскую фракцию РСДРП в 1904 году. (В. Д. Бонч-Бруевич «Воспоминание о Ленине»… – с. 342 - 350, 506.)
К ним скоро присоединился нарком здравоохранения Н. А. Семашко, член марксистского кружка Ленина с 1893 года. («Выстрел в сердце революции»… – с. 273.)
Под контролем, врачей – старых большевиков, присланный Свердловым профессор - хирург Минц, сделал Ленину ряд первичных операций.
В ходе медицинского осмотра и последовавших операций было установлено, что оба пулевых ранения Ленина должны были быть смертельными. Первая пуля должна была пробить сердце, но обошла его и на излете вызвала перелом плечевой кости. Вторая пуля прошла в очень опасной близости от сразу нескольких жизненно важных центров: шейной артерии, шейной вены, нервного ствола, обеспечивающего работу сердца. Ранение каждого из них грозило мгновенной или быстрой смертью, но пуля, чудом не задев их, пробила легкое и затем засела в передней части шеи под кожей. («Выстрел в сердце революции»… – с. 89, 96.)
При таком характере полученных ранений, в пору говорить о божественном промысле спасшем Ленина.
А тем временем шли первые допросы мнимой террористки Каплан, проводимые членом коллегии наркомата юстиции Козловским. По его словам, Каплан не выглядела профессионально террористкой ни в плане личных качеств, и ни в плане профессиональных навыков. Единственный случай её участия в террористическом акте был задолго до 1917 года и был связан с метанием бомбы. Ни пистолетом, ни револьвером она не владела. («Выстрел в сердце революции»… – с. 100 - 102.)
И, кроме того, практически сразу было установлено, что Каплан не могла прицельно стрелять даже если бы, и умела пользоваться ручным огнестрельным оружием. После неудачного броска бомбы она от взрывной контузии вскоре потеряла зрение. Ей восстановили его в очень небольшой степени в 1917 году после сложной хирургической операции.
Столь же мутно обстояли дела с определением её партийной принадлежности. На первых допросах, проводимых Козловским, она называла себя анархисткой и только под давлением допрашивавшего её затем заместителя председателя ВЧК Я. Н. Петерса признала свою принадлежность к правым эсерам. («Выстрел в сердце революции»… – с. 100 - 101.)
Судьба Каплан решалась с чересчур подозрительной поспешностью. Спустя два дня после покушения на Ленина, в полдень 3 сентября 1918 ближайший соратник Свердлова – секретарь ВЦИК Аванесов вызвал к себе коменданта Кремля Малькова и вручил ему письменный приказ о немедленном расстреле Каплан. Спустя 6 часов Каплан была расстреляна Мальковым в Кремлевском саду, а её тело было сожжено. (П. Д. Мальков «Записки коменданта Московского Кремля… – с. 161 - 162.)
В своих мемуарах Мальков как - то «забыл» сообщить, чей это был приказ, но нетрудно догадаться, что он был подписан Свердловым, поскольку Аванесов своей властью его отдать явно бы не решился.
Несмотря на то, что Ленин остался жив, Свердлов начал явочным порядком брать полноту власти в стране. С тем, чтобы всем в руководстве стало ясно, кто теперь есть кто, он занял рабочий кабинет Ленина в Кремле. Вот, что об этом писал Мальков: «Когда после злодейского покушения Каплан Владимир Ильич был болен, Свердлов работал в его кабинете. Ни до этого, ни после, никто в кабинете Ленина, кроме него самого, не работал». (П. Д. Мальков… – с. 188 - 189.)
Несмотря на то, что Ленин остался жив, Свердлов начал явочным порядком брать полноту власти в стране. С тем, чтобы всем в руководстве стало ясно, кто теперь есть кто, он занял рабочий кабинет Ленина в Кремле. Вот, что об этом писал Мальков: «Когда после злодейского покушения Каплан Владимир Ильич был болен, Свердлов работал в его кабинете. Ни до этого, ни после, никто в кабинете Ленина, кроме него самого, не работал». (П. Д. Мальков… – с. 188 – 189.)
Захватив полноту власти, Свердлов использовал её для дальнейшего обострения гражданской войны в стране. С этой целью спустя несколько часов после покушения на Ленина он опубликовал специальное воззвание ВЦИК, объявлявшее в стране состояние массового террора против врагов Советской власти, получившее вскоре название «Красный террор».
Помимо дальнейшего разжигания гражданской войны, объявленный Свердловым «красный террор» послужил хорошим прикрытием для уничтожения без суда тех высокопоставленных царских чиновников, которые по своему положению слишком много знали о подлинных обстоятельствах свержения монархии в России. Именно поэтому вскоре после покушения на Ленина были расстреляны арестованные еще в марте 1917 министр юстиции Щегловитов и директор Департамента полиции МВД Белецкий.
Попутно с «красным террором» Свердлов в первые же дни после тяжелого ранения Ленина решал и другие задачи по укреплению своей власти. Так он твердо пресек поползновения других прозападных элементов в большевистском руководстве на раздел ленинского наследия. Вот как пафосно это описывал Мальков: «3 или 4 сентября 1918 Каменев и Рыков, вконец разуверившись в выздоровлении Ленина, явились к Свердлову и поставили вопрос об избрании временного председателя Совнаркома. В ответ Свердлов заявил: «Согласие на подобное предложение я не дам никогда и буду самым категорическим образом возражать против попыток избрать кого-то другого на пост, принадлежащий Ильичу». (П. Д. Мальков… – с. 188 – 189.)
Начав узурпацию государственной власти, Свердлов заодно решил избавиться и от Латышской дивизии, сорвавшей не так давно подготовленный им левоэсеровский мятеж. 12 сентября 1918, эта дивизия в полном составе была отправлена на фронт и до конца гражданской войны в Москву более не возвращалась. Охрану Кремля стали нести курсанты военного училища имени ВЦИК РСФСР, командование которого подчинялось непосредственно Троцкому, как наркому по военным и морским делам.
А тем временем выздоровление Ленина пошло неожиданно быстро. И уже 16 сентября 1918, он принял участие в заседании ЦК РКП(б). Но Свердлову все же удалось 24 сентября 1918, сослать Ленина «на отдых» в подмосковную деревню Горки. И он делал все, чтобы Ленин оставался там как можно дольше. Вот что об этом вспоминал Мальков: «К середине октября 1918 Ленин стал чувствовать себя много лучше и все чаще стал интересоваться, как идет ремонт его квартиры в Кремле и скоро ли он сможет вернуться в Москву. Я говорил об этом Свердлову, а он отвечал: «Тяните, тяните с ремонтом. Иначе не удержать Владимира Ильича за городом; все бросит, не долечившись, как следует. Пусть побольше побудет на воздухе, пусть отдыхает». Однако не так просто было удержать Ильича за городом. Ленин рвался в Москву, к работе. Недели через две после своего переезда в Горки, Ленин встретил меня и сказал: «Дипломат вы никудышный, товарищ Мальков! Ремонт в моей квартире уже два дня, как закончен. Завтра я возвращаюсь в Москву. Передайте это Свердлову. Я ведь знаю, кто вас инструктирует». (П. Д. Мальков… – с. 165 - 166.)
Наконец 16 октября 1918, Ленин вернулся в Москву, к работе, приняв в Кремле делегацию ЦК КП(б) Украины и проведя с ней двухчасовое совещание.
А тем временем Свердлов, не смущаясь очередным своим провалом по отстранению Ленина от власти, начал готовить на него новое покушение. Попутно он принял ряд мер, чтобы убрать медицинскую составляющую личной охраны Ленина в лице В. М. Величкиной (Бонч-Бруевич).
Накануне возвращения Ленина из Горок в Москву с Величкиной в Кремле произошла странная история. Возвращаясь вечером домой, она встретила на своем пути какую - то неизвестную женщину. Та, якобы находясь в болезненном состоянии, упала Величкиной на руки. Величкина доставила её в Кремлевскую больницу, где та вскоре якобы умерла от «испанского гриппа», эпидемия которого в это время перенеслась из Европы в Россию. Спустя непродолжительное время после этого случая Величкина заболела этой же формой гриппа и тоже вскоре умерла.
То, как этот случай описан в мемуарах В. Д. Бонч-Бруевича «Воспоминания о Ленине», у любого толкового исследователя сразу вызывает недоуменные вопросы. Что это за неизвестная женщина, которая в полубессознательном состоянии шляется по территории столь тщательно охраняемого к тому времени объекта, как Московский Кремль? И почему, будучи в Кремле, она рухнула на руки именно Величкиной, а не патрулирующим территорию охранникам? Ведь на это у неё шансов должно было быть намного больше.
Несмотря на все организаторско-интриганские таланты Свердлова, подготовка нового покушения на Ленина шла достаточно медленно. Анархисты и эсеры всех мастей были к этому времени разгромлены, а среди белых опытных террористов не было.
Поэтому для очередного покушения на Ленина решили использовать действовавшую в Москве одну из многих в то время, банду уголовников во главе с Яковом Кошельковым по кличке «Кошелек».
Этот выбор Кошелькова в качестве исполнителя этого очередного покушения на Ленина, был обусловлен тем, что «Кошелек» неукоснительно придерживался правила, сформулированного годом позже известным одесским бандитом Александром Шварцем («Сашка Червень»): «Если вам захотелось выстрелить, то делайте это так, чтобы после вас стрелять не мог никто. А для этого советую всегда стрелять первым. Никогда не сомневайтесь нужно ли стрелять. Сомнения, как раз есть повод для стрельбы. Не стреляйте в воздух. Не оставляйте свидетелей. Не жалейте их, ибо они вас не пожалеют. Живые свидетели – дитя вашей тупости и легкомыслия». (А. Козачинский «Зеленый фургон» – начало главы VI).
Исходя из тех обстоятельств, которые сопровождали очередное покушение на Ленина в Сокольниках (тогдашний пригород Москвы) вечером 19 января 1919, совершенное бандой Кошелькова, можно сделать некоторые выводы, как о подготовке покушения, так и о причинах его срыва.
Итак, в самом конце 1918 года неизвестное теперь лицо или группа лиц, войдя в контакт с Кошельковым, сделала ему заказ на убийство. Суть заказа, очевидно, заключалась в том, что в определенное время, в определенном месте остановить легковую машину определенной марки и, не вступая в разговоры с пассажирами, перестрелять их всех.
Но организаторы заказа не учли присущие тогдашним бандитам анархизм и своеволие. Столь таинственные требования разожгли любопытство Кошелькова. В результате он нарушил условия заказа, потребовав у пассажиров остановленного его бандой 6 января 1919, автомобиля, предъявить документы.
Увидев из документов, что перед ним Ленин со спутниками, Кошельков после пары минут лихорадочных размышлений о путях выхода из того крайне опасного положения, в котором он оказался, решил сымитировать обычное ограбление, сделав вид, что не разобрал точно, чья фамилия стоит в документах. Сказав своим подельникам: «Тут, какой-то Левин», он забрал у пассажиров оружие, деньги, документы и уехал со своей бандой в машине Ленина. Но эта находчивость его не спасла. За ним, по приказу Свердлова, началась настоящая охота силами ВЧК и милиции.
Перед чекистами и милиционерами не ставилась задача взять его и кого-то из банды живым. При обнаружении по ним сразу открывался огонь на поражение. И через несколько месяцев их всех уничтожили.
Покушение 6 января 1919, привело к тому, что Ленин, наконец, внял призывам Бонч-Бруевича, а так же целого ряда других своих соратников и ближайших родственников о необходимости покончить со Свердловым, пока тот не покончил с ним. После чего Ленин, наконец, перестал бояться, что, убрав Свердлова, он смертельно обидит его хозяев – европейских банкиров.
Перед подготовкой ликвидации Свердлова у Ленина и его ближайших соратников состоялся очень конкретный разговор с Дзержинским. «Железному Феликсу» предложили перестать, наконец, вилять и определиться, на чьей он стороне. После этого Дзержинский наконец порвал с «левыми коммунистами» Бухарина и через них – с другими антиленинскими течениями в партии, обеспечив со своей стороны прикрытие операции по устранению Свердлова.
После этого Бонч-Бруевич, кипя местью за убитую по приказу Свердлова жену, с помощью своей спецслужбы приступил к подготовке операции по его ликвидации. Он же сочинил и официальную версию о причинах смерти Свердлова, от якобы «испанского гриппа», которая вошла затем в официальную советскую историографию.
Эта версия никем не оспаривается до сих пор. Хотя даже в красочном её описании в мемуарах Бонч-Бруевича видно, что она изрядно шита белыми нитками. Итак, вот что сообщил Бонч-Бруевич, в своих мемуарах об обстоятельствах смерти Свердлова: «16 марта 1919 умер Свердлов. Я помню, как еще накануне я рассказывал Ленину, что Свердлов тяжело болен, что у него температура 40 градусов и по всему видно, что положение крайне серьезное. Мне это было особенно ясно, более чем кому-либо другому, так как я совсем недавно перенес смерть моей жены все от той же ужасной «испанки». Все признаки болезни, которые я наблюдал у неё, бросались мне в глаза, когда я бывал у Свердлова. Вдруг телефонный звонок, звонил сам Свердлов. Он попросил поставить у своей постели телефон и в полубреду продолжал делать распоряжения по ВЦИК. Ленин заторопился и сказал, что поедет к нему. И вот на другой день 16 марта 1919, мне позвонили и сказали, что Свердлов очень плох. Я быстро оделся и бросился к нему на квартиру. У дверей квартиры Свердлова я встретил Ленина. Он был бледен и невероятно грустен. Посмотрел на меня и вымолвил: «Умер». Постоял и пошел дальше. В квартире Свердлова мне сказали, что когда пришел Ленин, Свердлов что-то возбужденно стал ему говорить. Ленин взял его за руку и сказал успокаивающе: «Вы усните, постарайтесь заснуть. Вам будет легче». Свердлов вдруг успокоился, забылся, как будто заснул. Все было тихо, и он спокойно умер». (В. Д. Бонч-Бруевич «Воспоминания о Ленине»… – с. 147 - 148.)
Вообще-то «испанский грипп» был крайне заразной и смертельной в то время болезнью. И Бонч-Бруевич, как начальник охраны Ленина, должен был потребовать от него не ходить к больному «испанкой» Свердлову, даже если бы они и были лучшими друзьями. Но в своих воспоминаниях, он ни разу не упоминает не то чтобы требования, а хотя бы даже просьбы об этом, со своей стороны. Наоборот, судя по вышеприведенному воспоминанию, они с Лениным минимум дважды посещают больного Свердлова, и Ленин при этом минимум один раз вступает со Свердловым в тесный личный контакт (сидит рядом и берет за руку), и все это без каких-либо последствий для здоровья.
Так что не случайно, что гораздо более близкий или, как минимум, лояльный Свердлову человек – комендант Московского Кремля П. Д. Мальков, в своих мемуарах ни о какой болезни не упоминает, а просто сообщает о факте смерти Свердлова, всячески избегая давать по этому поводу какие - либо подробности. (П. Д. Мальков «Записки коменданта Московского Кремля… – с. 199.)
После смерти Свердлова тотчас рухнула созданная им вертикаль власти. Вот, как это описывает Мальков: «После избрания Калинина председателем ВЦИК, я вошел к нему, чтобы доложить о делах комендатуры: «Знаешь, Мальков, – перебил меня Михаил Иванович, – ты докладывай свои вопросы секретарям ВЦИК. Мне с этим наново знакомиться не надо». Далее Мальков отметил, что вскоре после этого разговора он перешел в подчинение Дзержинскому. (П. Д. Мальков… – С. 202.)
Смерть Свердлова позволила Ленину в значительной степени получить, наконец, руководящее положение в партии и государстве. Это было закреплено вскоре после ухода из жизни Свердлова, на состоявшемся 18 - 23 марта 1919 VIII съезде РКП(б). Лишившись в лице Свердлова негласного руководящего центра, различные антиленинские группировки выступили на съезде вразнобой и не смогли повлиять на принимаемые им решения.
Троцкий, к которому после смерти Свердлова перешла должность лидера агентов влияния европейских банкиров в большевистском руководстве, по своим деловым и организаторским качествам сильно уступал ему. Кроме того, он в отличие от Свердлова был в партии и её руководстве инородным телом. До лета 1917 года он ни одного дня не был большевиком, находясь в различных меньшевистских фракциях.
Вот что об этом писал в Вашингтон, тогдашний американский представитель в Москве Буллит: «Обаяние Ленина в России сейчас так велико, что группа Троцкого вынуждена нехотя следовать за ним». (С. А. Дангулов Собрание сочинений – т. 5 – с. 328.)
Единственное, что после смерти Свердлова и того боя, который дал Троцкому Сталин на VIII съезде, удерживало его в руководстве партии – это поддержка Ленина, который помнил о прежней договоренности с Парвусом, о том, что Троцкий рядом с ним – это гарантия либо от прямой серьезной интервенции Запада, или от её массированной помощи белогвардейским армиям, способная обеспечить им победу в Гражданской войне.
Несколько слов о первом открытом столкновении группировок Троцкого и Сталина, которое произошло на VIII съезде РКП(б). Группировка Сталина выступила на съезде против Троцкого и его сторонников под именем «Военной оппозиции». Среди прочего, Сталин и «военная оппозиция» в слегка завуалированной форме обвинили Троцкого в том, что он своими действиями в качестве военного министра, сознательно затягивает Гражданскую войну в стране. (Энциклопедия «Великий Жовтень и громадяньска вийна на Украине – Киев, 1987 – С. 558.)
Другим ударом по позициям агентов европейских банкиров в большевистском руководстве стало официальное провозглашение VIII съездом политики союза рабочего класса и трудового крестьянства. Это фактически означало необъявленную ревизию одной из основ марксизма, который был единственной связующей линией между русскими коммунистами (большевиками) и Европой.
Таким образом, на этом съезде впервые четко оформился раздел руководства РКП(б) на чистых марксистов – агентов влияния евробанкиров, разношерстную группировку которых возглавил Троцкий, и русских коммунистов (большевиков) во главе со Сталиным, которых больше интересовали вопросы удержания своей власти в стране, а не «мировая революция».
Увидев этот раздел в руководстве партии между Сталиным и Троцким - Ленин не нашел ничего лучше, как пытаться балансировать между двумя этими крайностями. (С. Кара-Мурза «Советская цивилизация» – М., «Алгоритм», 2001 кн. 1 – с. 510.)
Довольно быстро эта беспринципная позиция Ленина привела его к физической гибели, которую он столь счастливо избегал ранее. Почему-то столько распропагандированной «ленинской гениальности» не хватило на то, чтобы понять элементарную житейскую истину: никогда нельзя балансировать между крайностями и поэтому нельзя быть немножко марксистом и немного антимарксистом и в конце концов надо что-то выбирать.
Об этом известный специалист по советской истории, профессор Гарвардского университета в США Адам Улам писал следующее: «Сталин умел учиться и обладал чувством времени. Он был типичным ленинцем, но без тех внутренних противоречий и следов западных социалистических традиций, которые до конца жизни преследовали Ленина». (А. Бушков «Сталин: схватка у штурвала» – СПб.; «Нева», 2005. – С. 103, А. Улам «Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года». – М. Центрполиграф. – 2004).
По этому же поводу в начале 60-х годов ХХ века известный английский писатель Грэм Грин в своем романе «Комедианты» писал: «Коммунизм шире, чем марксизм. В коммунизме есть мистика и политика. Слово «марксизм» мне все меньше и меньше нравится. Слишком часто под марксизмом подразумевают только экономическую проблему». (Г. Грин «Комедианты» – Кишинев, 1981. – с. 600 - 601.)
Что же касается утверждения Улама о полном разрыве Сталина с «западными социалистическими традициями», то это чересчур большое преувеличение. Множество марксистских предрассудков опутывали Сталина до конца его жизни, приведя его, в конце концов, к смерти.
Часть 7. «Предательство, предательство, предательство., предательство - души не заживающий ожог…»
Но вернемся к ситуации того, как попытки Ленина лавировать между, условно говоря, «троцкистами» и «сталинистами», привели его сначала к фактическому отстранению от власти в 1923 году, а затем – к смерти в конце января 1924 года.
Смертельной ошибкой Ленина в этой борьбе за власть стало то, что он, как под давлением своих оппонентов, так и по комплексу личных причин 4 декабря 1920, снял В. Д. Бонч-Бруевича с должности начальника своей службы безопасности и управляющего делами Совнаркома, и направил его управлять подмосковным совхозом «Лесные поляны», который снабжал продовольствием тогдашнее высшее партийное и советское руководство.
Если говорить о личных причинах, удаления Лениным своего серого кардинала, то здесь имела место быть банальный личный аморализм, а если точнее, то комплексы неполноценности, поскольку Бонч-Бруевич, не уступая Ленину в философской подготовке намного превосходил как государственный деятель и Ленин понимал что он мог бы быть гораздо более успешным руководителем Советской России чем он. Ну вдобавок к этому регулярные спасения ленинской жизни от политических врагов, начиная с левоэсеровского мятежа и заканчивая покушением на заводе Михельсона и бандитским налётом Кошелькова, а так же то что Бонч-Бруевич смог изящно организовать устранение Свердлова, а Ленин никогда не смог бы этого сделать никаким образом ни изящным ни грубым.
В целом этом аморальном поступке Ленина, по отношению к единственному верному соратнику не раз и не два спасавшему ему жизнь, нет, не только малейшего следа уже набившей пропагандистскую оскомину пресловутой «ленинской гениальности», но даже и намека на элементарный житейский здравый смысл государственного деятеля.
Вот что по поводу подобного развития событий писал историк В. Жухрай: «Общеизвестно, что ни один диктатор в мире, будь он царем, императором, королем, канцлером, президентом не может обойтись без верных людей в области политического сыска. Более того, как только он таких людей теряет, то он погибает или его лишают власти, всегда существующие его тайные или явные противники». (В. Жухрай «Тайны царской охранки» – М. Политиздат, 1991 – с. 155.)
Кстати особый аморализм устранения Лениным, Бонч-Бруевича из политической жизни, является выбранное для этого время а именно начало декабря 1920 года, когда за две с половиной недели до этого 15 ноября 1920, Крым был полностью очищен от белогвардейских войск генерала Врангеля и тем самым фактически закончилась Гражданская война. То есть Ленин почувствовал себя в безопасности и решил что настало время избавится от будившего в у него комплексы неполноценности прежнего ближайшего соратника, который до этого ему эту самую безопасность обеспечивал
Впрочем последствия этой «ленинской гениальности», густо замешанной на моральной нечистоплотности, в отношении Бонч-Бруевича, начали для Ленина, сказываться очень быстро. Вскоре после удаления Бонч-Бруевича с занимаемых постов была ликвидирована созданная им личная служба безопасности Ленина, и её функции переданы в одно из подразделений ВЧК. Затем была разгромлена созданная Бонч-Бруевичем и его покойной женой Величкиной личная медицинская служба Ленина, и вокруг него начали крутиться разного рода «медицинские светила» из Германии.
Вот что об этом пишут исследователи И. Уланов и И. Ландовский: «В 1922 - 1923 годах Троцкий и его приспешники проводили операцию по умерщвлению Ленина, и одновременно организована искусно спланированная кампания по возложение ответственности за будущую смерть вождя на Сталина. С этой целью Троцкий при поддержке Зиновьева, Каменева и Бухарина провел через Политбюро решение о возложении на Сталина выполнение медицинских предписаний группы врачей, лечивших Ленина». (И. Уланов «Лабиринты тайного заговора» – Краснодар, 1996. – с. 28, И. Ландовский «Красная симфония» // журнал «Молодая гвардия», 1992 – № 3 – 4 – с. 176.)
Подробности процесса медицинского умерщвления Ленина сообщает исследователь Б. Камов: «Ленин – богатырского здоровья, человек, способный принимать по сложным вопросам по 70 человек в день, с помощью профессуры за короткий срок переместился из Кремля в Мавзолей. Синклит из 17 гениев европейской медицины за два с половиной года поставил ему последовательно четыре диагноза: неврастения, хроническое отравление свинцом (из-за двух пуль в теле), скандальный «сифилис мозга» и, наконец, гастрит. В связи с диагнозом «отравление свинцом» Ленин перенес тяжелую операцию по удалению пуль, которую не решились провести в 1918 году, когда он был значительно здоровее. Для лечения «сифилиса мозга» его «лечили» препаратами мышьяка, ртути и йода. В результате чего Ленин получил тяжелейшее отравление мозга, печени, почек. После смерти Ленина и вскрытия его тела, выяснилось, что все четыре «диагноза» врачебная ошибка. Реальным заболеванием Ленина оказался «распространенный атеросклероз сосудов головного мозга на почве преждевременного изнашивания». Российский врач Залманов, начавший до этого эффективно лечить Ленина от заболевания, был вскоре выслан из СССР во Францию. (Б. Камов «Тайны тибетских лам» // газета «Совершенно секретно» – 2001 – № 4 – с. 33.)
В связи с вышеизложенным опять встает вопрос о пресловутой «ленинской гениальности». Начиная с 1917 года пугать «мировую буржуазию» грандиозной «мировой революцией», ставить ей палки в колеса, а потом отдать себя в руки светил буржуазной медицины? Если это «гениальность», то, что же тогда можно назвать тупостью? Вот уж точно по пословице: «Кого Бог хочет наказать, он того лишает разума».
Подводя итоги данной темы можно отметить следующее: Ленин проиграл и погиб из-за элементарного и вопиющего противоречия между словом и делом. Провозглашать, что: «Честность – самая лучшая политика», а в реальной политике поступать прямо противоположным образом – это верный путь сначала к политическому, а затем к физическому самоубийству.
Что касается дальнейшей судьбы В. Д. Бонч-Бруевича, то возглавляя до 1929 года совхоз «Лесные поляны», он после смерти Ленина перешёл к научной работе. Продолжал писать книги по истории революционного движения в России, истории религии и атеизма, религиозному сектантству, этнографии и литературе.
После ухода с должности директора совхоза, стал инициатор создания и первым директором в 1933 – 1945 годах Государственного литературного музея в Москве. В 1945 - 1955 годах - директор Музея истории религии и атеизма Академии Наук СССР в Москве, а в 1946 стал одновременно директором такого же музея в Ленинграде .
Кроме этого в 1925 году он был назначен членом «Комиссии по организации академического издания собрания сочинений Л. Н. Толстого». В 1927 году, он был назначен членом Государственной редакционной комиссии и заведующего редакцией по изданию юбилейного полного собрания сочинений Л. Н. Толстого, и работал в этом качестве вплоть до 1939 года. В 1928 году назначен руководителем ученого совета Государственного музея Л. Н. Толстого. А в 1935 году стал на два года его полноправным директором.
В 1929 -1930 годах Бонч-Бруевич был дважды командирован Народным комиссариатом просвещения в Германию и Чехословакию для работы в архивах над русскими рукописными материалами и старыми русскими изданиями.
А в 1932 году был назначен членом Комиссии по выявлению находящихся за границей памятников литературы и искусства народов СССР и заместителем председателя Комиссии по организации Центрального литературного музея. Организовав этот музей, он и возглавил его в 1933 году, и руководил им вплоть до 1939 года.
В 1954 году, за год до своей смерти в возрасте 82 лет, он был назначен председателем Координационной комиссии по научно - атеистической пропаганде при Президиуме АН СССР.
Часть 8. Старший брат и соратник
История жизни, политической и государственной деятельности Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича, будет неполной, если не рассказать о его старшем брате - Михаиле Дмитриевиче Бонч-Бруевиче (24 февраля (8 марта) 1870, Москва - 3 августа 1956, Москва)
В отличие от младшего брата, который с самого начала пошел своим, революционным путем, Михаил с детства выбрал профессию военного. Но сначала, в 1891 году он окончил Московский межевой институт. Это позволило ему обратить к выгоде службы все навыки и знания, полученные в детстве от отца, а в случае неудачной военной карьеры - вернуться к профессии землемера.
В 1892 году М.Д. Бонч-Бруевич заканчивает Московское пехотного юнкерское училище и 4 августа 1892, в чине подпоручика направлен на службу в находящийся в Москве 12-й Астраханский гренадерский полк, затем переведен в Лейб-гвардии Литовский полк.
В 1898 году, в чине капитана окончил Академию Генерального штаба и направлен на службу в штаб Киевского военного округа, где он быстро дорос до подполковника. Затем до 1908 года служил при штабах различных военных округов.
Военно-теоретические взгляды Бонч-Бруевича сложились под влиянием командующего Киевским военным округом генерала М. И. Драгомирова, с которым он познакомился во время службы в штабе Киевского военного округа.
В 1905 году, Драгомиров пригласил Бонч-Бруевича участвовать в переработке своего «Учебника тактики», написанного им после русско-турецкой войны 1877 – 1878 годов. К моменту смерти Драгомирова (15 октября 1905), ему вместе с Бонч-Бруевичем удалось переработать только первую часть этого учебника, вторую часть Бонч-Бруевич редактировал уже самостоятельно, руководствуясь оставленными Драгомировым перед смертью указаниями. Переработанный учебник был издан в 1906 году. В дальнейшем Бонч-Бруевич дополнил его на основании опыта русско-японской войны 1904 – 1905 годов и переиздал в 1910 – 1911 годах.
В 1907 году, Бонч-Бруевич по приглашению научной конференции Академии Генштаба, прочитал и затем напечатал полный курс прикладной тактики.
Свою военно-литературную деятельность начал в 1904 сотрудничеством по военным вопросам в газетах «Русский Инвалид», «Киевская Газета», «Волынская Жизнь» и в журнале «Разведчик». Основные статьи, напечатанные в 1905—1910 в газетах и журналах, были затем изданы в сборнике «Армейские дела и делишки». Большая часть их посвящена воспитанию и тактической подготовке армии в мирное время.
По воспоминаниям генерала Деникина изданным в эмиграции, во время Первой Русской революции в 1905 – 1906 годах М. Д. Бонч-Бруевич высказывал самые крайние контрреволюционные и монархические взгляды.
В ходе своей службы 6 декабря 1907, М. Д. Бонч-Бруевич произведен в полковники. С октября 1908 по январь 1910 – он занимал должность начальник штаба Либавской морской крепости. С 9 января 1910, штаб – офицер в Академии Генерального штаба. В марте 1914, в чине полковника назначен командиром 176-го Переволоченского пехотного полка, с которым и вступил в Первую Мировую войну.
Благодаря приятельским отношениям с генералом Н. В. Рузским, вскоре после начала Первой Мировой войны, в августе 1914, назначение на должность генерал - квартирмейстера штаба 3-й армии Юго-Западного фронта, которой командовал генерал Рузский и 10 сентября 1914 произведен в генерал - майоры. 17 сентября 1914, Рузский, став командующим Северо-Западного фронта, устроил назначение Бонч-Бруевича генерал - квартирмейстером штаба этого фронта.
Во время нахождения на должности генерал - квартирмейстера штаба 3 - й армии Юго-Западного фронта ведал разведкой и контрразведкой, затем выполнял аналогичные функции будучи генерал - квартирмейстером Северо-Западного фронта.
В 1915 году был одним из инициаторов выселения евреев из прифронтовой полосы (по обвинению их в поголовном шпионаже в пользу противника). В феврале 1915 вместе с начальником контрразведки штаба Северо-Западного фронта полковником Н. С. Батюшиным вёл дело по обвинению в шпионаже в отношении жандармскогополковника Мясоедова.
С 1 апреля 1915, был назначен в распоряжении Верховного Главнокомандующего и одновременно, некоторое время исполнял должность начальника штаба 6 - й армии, дислоцировавшейся в Петрограде и его окрестностях. С 20 августа 1915, исполняющий должность начальника штаба Северного фронта. С 25 февраля 1916 состоял в распоряжении главнокомандующего Северным фронтом. Одновременно, с марта 1916 начальник гарнизона Пскова, где находилась Ставка главкома Северного фронта.
Будучи начальником штаба Северо-Западного фронта, в то время это была одна из ключевых должностей в русской армии, Бонч-Бруевич, человек резкий и малообщительный, сразу не пришёлся по вкусу дворцовой знати. Вокруг генерала плелись интриги. Бонч-Бруевич платил придворным той же монетой, подозревая некоторых из них в шпионаже в пользу Германии.
Вскоре к хору недоброжелателей М. Д. Бонч-Бруевича присоединилась и императрица Александра Фёдоровна, обиженная его обвинениями в шпионаже по отношению к целому ряду её приближенных. Она буквально засыпала Николая II письмами с ядовитыми отзывами в адрес Бонч-Бруевича: «Какая будет радость, когда ты избавишься от Б. Бр. (не умею написать его имени)! Но сначала ему нужно дать понять, какое он сделал зло, падающее притом на тебя. Ты чересчур добр, мой светозарный ангел. Будь твёрже, и когда накажешь, то не прощай сразу и не давай хороших мест: тебя недостаточно боятся». «Да, поскорее избавься от Бр.-Бр. Только не давай ему дивизии». «Убрал ли Куропаткин, наконец, Бр.-Бруевича? Если ещё нет, то вели это сделать поскорее. Будь решительнее и более самодержавным, дружок, показывай твой кулак там, где это необходимо — как говорил мне старый Горемыкин в последний раз, когда был у меня: «Государь должен быть твёрдым, необходимо, чтобы почувствовали его власть». И это правда. Твоя ангельская доброта, снисходительность и терпение известны всем, ими пользуются. Докажи же, что ты один - властелин и обладаешь сильной волей». («Переписка Романовых» - М., 1924. - т. 4. – с. 63, 80, 129.)
Понятно, что всё это не могло тянуться долго, и 1 марта 1916 года Николай II снял Бонч-Бруевича с занимаемой должности. Теперь он стал сначала генералом для поручений штаба Северного фронта, затем генерал для поручений в Ставке Верховного Главнокомандующего. Но все эти должности были скорее номинальными. Не мудрено, что после Февральской революцией обиженный царской семьёй М. Д. Бонч-Бруевич одним из первых генералов объявил о своей лояльности Временному правительству, а затем вскоре под влиянием брата стал склоняться к большевикам, установив контакт с Псковским Советом рабочих и солдатских депутатов, а затем был избран в Исполком Псковского Совета, что послужило поводом для появления странно тогда звучавшего прозвища «советский генерал». Об этом в своих мемуарах Бонч-Бруевич писал следующее: «Скорее инстинктом, чем разумом, я тянулся к большевикам, видя в них единственную силу, способную спасти Россию от развала и полного уничтожения». ( М. Д. Бонч-Бруевич «Вся власть советам. Воспоминания» - М.: «Воениздат», 1957. – с. 226.)
Во время попытки реакционного военного переворота со стороны генерала Л. Г. Корнилова, в августе 1917, Бонч-Бруевич, активно сотрудничал в его подавлении с исполняющим обязанности политического комиссара Северо-Западного фронта эсером Савицким. В результате 29 августа 1917, командующий Северо-Западным фронтом генерал В. Н. Клембовский, занявший позицию осторожной поддержки Корнилова, был смещён Временным правительством и Бонч-Бруевич был назначен временно исполняющим должность командующего этим фронтом. В качестве нового командующего фронтом Бонч-Бруевич арестовал в Пскове генерала П. Н. Краснова, назначенного генералом Корниловым командиром 3-го конного корпуса и направлявшегося к частям, двигавшимся к Петрограду.
9 сентября 1917, Бонч-Бруевич заменён на посту командующего фронтом генералом В. А. Черемисовым и назначен в распоряжение Верховного Главнокомандующего. Прибыв в Ставку Верховного Главнокомандующего в городе Могилёв, Бонч-Бруевич сразу же установил связь с Могилёвским Советом рабочих и солдатских депутатов и 27 сентября 1917, стал членом его Исполкома.
В начале октября 1917, Бонч-Бруевич отклонил предложения Керенского о назначение его либо генерал-губернатором Юго-Западного края (с резиденцией в Киеве) либо генерал - губернатором Степного края (с резиденцией в Омске) и принял предложение о назначение на должность начальника гарнизона города Могилёв.
Во время Октябрьской революции М. Д. Бонч-Бруевич стал одним из первых генералов, перешедшим на сторону большевиков.
После отказа Верховного Главнокомандующего генерала Н. Н. Духонина 9 ноября 1917, выполнить распоряжение Совнаркома и начать мирные переговоры с Германией, Совнарком предложил Бонч-Бруевичу занять пост Верховного Главнокомандующего, но он отказался, считая, что в сложившейся ситуации этот пост должен занимать политический деятель, и вскоре Верховным Главнокомандующим был назначен известный большевик, бывший прапорщик Н. В. Крыленко.
Когда революционные отряды под командованием Крыленко подошли к Могилёву, где находилась Ставка, генерал Бонч-Бруевич, как начальник Могилёвского гарнизона, предотвратил столкновение между ними и войсками, находившимися в городе.
После занятия Ставки революционными отрядами, Бонч-Бруевич был назначен 20 ноября 1917, начальником штаба Верховного Главнокомандующего. На этой должности он всячески стремился сохранить боеспособность армии. 27 ноября 1917, в разговоре по прямому проводу с временно исполняющим должность главкома Юго-Западного фронта генералом Н. Н. Стоговым Бонч-Бруевич заявил: «Все начальники отделов Ставки со мною вместе выразили вполне определённое решение сохранить технический аппарат Ставки и принять все меры к тому, чтобы сохранить аппарат управления во фронтах и армиях. Такое наше решение вытекает из преданности общему делу спасения Отечества, и мы все решили, считаясь с текущим моментом, работать на своих местах до последней возможности».
Помимо штабной работы М. Д. Бонч-Бруевич, используя свой опыт периода 1914 – 1915 годов в качестве руководителя военной разведки и контрразведки сначала армии, а затем и фронта, постоянно консультировал своего брата В. Д. Бонч-Бруевича по вопросам ведения контрразведывательной деятельности, а также снабжал соответствующей служебной литературой по этому вопросу, издававшейся до революции.
После разрыва мирных переговоров в Брест-Литовске и перехода германских войск в наступление по всей линии фронта М. Д. Бонч-Бруевич получил 19 февраля 1918, телеграмму В. И. Ленина с требованием «немедленно, с наличным составом Ставки прибыть в Петроград». Выехав 20 февраля 1917, из Могилёва, он прибыл в столицу вечером 22 февраля 1917, и тут же включился в организацию отпора наступающему врагу. В тот же день Бонч-Бруевич подписал обращение к командованию Северного и Западного фронтов и Советам прифронтовых городов, в котором говорилось: «Прошу Совдепы оказать содействие начальникам в деле сбора отступающих частей и отдельных солдат, образуя из них боеспособные части, которые должны положить конец наступлению противника. Для исполнения необходимых сапёрных работ предлагаю пользоваться трудом местных жителей». (Сборник документов «Октябрьская революция и армия. 25 октября 1917 - март 1918 года» - М.: Наука, 1973. - с. 402.)
В феврале - марте 1918 года М. Д. Бонч-Бруевич был членом Комитета революционной обороны Петрограда, который возглавлял его брат В. Д. Бонч-Бруевич
После подписания Брестского мира с Германией и её союзниками, генерал Бонч-Бруевич 4 марта 1918, был назначен руководителем Высшего Военного Совета (ВВС). В этой должности. Бонч-Бруевич занимался созданием на бывшей линии фронта частей «Западной завесы», которая должна была воспрепятствовать дальнейшему продвижению вглубь страны германских и австро-венгерских войск.
По инициативе Бонч-Бруевича основу командного состава частей «Западной завесы» составили генералы и офицеры старой армии, для которых эта служба была более приемлема, чем в частях Красной армии, действовавших на внутренних фронтах.
В июне 1918, Высший Военный Совет во главе с Бонч-Бруевичем переехал из Москвы в Муром. 9 - 10 июля 1918, был захвачен мятежниками, действовавшими по плану белогвардейской подпольной организации «Союз защиты Родины и Свободы»; одной из их целей был захват штаба и уничтожение Бонч-Бруевича, но накануне событий он выехал в Москву.
В конце 1918 - начале 1919 Бонч-Бруевич преподавал в Межевом институте, затем возглавлял работу по созданию Высшего геодезического управления.
23 июня - 22 июля 1919 Бонч-Бруевич был начальником Полевого штаба РВСР, затем вернулся к научной и преподавательской работе.
В марте 1919 сформировал Высшее геодезическое управление и руководил им до 1923 года, а затем состоял в распоряжении Реввоенсовета СССР. В 1925 организовал государственное техническое бюро «Аэрофотосъемка».
Данная работа была написана в период со 2 по 5 мая 2017 года.
