Показать все теги
Исследование кургана проводилось в 1991 г. Он расположен несколько ниже ак-алахинского кургана, на высоте 2090 м над уровнем моря, в небольшой горной долине, в месте, где сливаются реки Ак-Алаха, Кара-Булак и Ак-Коль. Хотя расстояние между двумя памятниками всего 20 км, природные условия здесь гораздо мягче, растительность богаче: появляются лиственницы, много кустарника курильского чая, густая высокая трава. В этом месте к правому берегу Ак-Алахи близко подходят отвесные скалы (рис. 82), левый берег представляет собой неширокую долину, покрытую тюркскими поминальниками. На высоком останце в центре долины обнаружены остатки фундаментов двух грандиозных средневековых построек (рис. 83). На этом же останце находился небольшой каменный курган пазырыкской культуры. В конструкции фундаментов прослеживаются сырцовые кирпичи и каменные плиты. Определение времени возведения этих сооружений и их культурной принадлежности ввиду отсутствия их прямых аналогов невозможно без специальных раскопок.
Могильник Кутургунтас состоит из пяти курганов, расположенных компактной группой на нижней террасе Ак-Алахи, недалеко от воды. Близость реки была одной из причин, по которой, несмотря на суровые климатические условия, в погребальной камере раскопанного кургана не происходило образование мерзлоты. Все курганы могильника имеют следы ограбления в виде воронок в центре насыпи. Раскопан самый большой курган данного могильника. Диаметр каменной насыпи кургана с севера на юг 25,5 м, с запада на восток — 27,75 м, а высота от уровня моря современной дневной поверхности примерно 95 см (рис. 84). Восточнее насыпи находится цепочка из пяти бал балов, последний из которых самый высокий — 2,30 м. К западу от памятника из больших камней был сооружен впечатляющий поминальный комплекс (рис. 85, 86).
Рис. 85. Вид на поминальный комплекс у кургана Кутургунтас.
Рис. 86. План и разрез поминального комплекса у кургана Кутургунтас.
До раскопок курган представлял собой невысокую каменную насыпь, верхняя часть которой состояла из мелкого руслового галечника (см. рис. 84, 87). Полы кургана по высокому периметру примерно на 1 м были задернованы, а края насыпи обозначились на современной дневной поверхности верхушками врытых по окружности каменных плит. В центре насыпи находилась неглубокая западина, окруженная четырьмя островками дерна. Наличие задернованных участков в центре насыпи, как отмечал еще С.И. Руденко, является верным признаком ограбления кургана в древности. И западина в центре, и дерн вокруг нее указывали на то, что исследуемый курган подвергался ограблению.
Рис. 87. Вид на верхнюю часть насыпи кургана Кутургунтас.
Рис. 90. Стратифафия кургана Кутургунтас.
камни, б — дерн, в — грунт, г — выкид из могильной ямы, д - бревна, е - брус, ж — колода.
Сначала по всему периметру нами был снят дерновый слой, что позволило определить конфигурацию каменной насыпи. Ее окружала оградка из вертикально вкопанных голубоватых плит, одни из которых оставались в первоначальном положении, а другие лежали плашмя или стояли с наклоном вовнутрь (рис. 88—90). Курган был окружен еще одной, внутренней, оградкой из крупных валунов (см. рис. 89). Пространство между этими двумя “кольцами“ плотно заполнялось средними и мелкими камнями. Точно такой же была конструкция 2-го Башадарского кургана [Руденко, 1960, с. 26]. Могильная яма в Кутур- гунтасе размерами 3,30 х 5,20 м находилась в центре. Она была завалена выкопанным из нее же грунтом вперемежку с большими и средними камнями, один из которых весил несколько тонн, а также с небольшими разнокалиберными бревнами (см. рис. 89, 90). Под этим заполнением находилось перекрытие примерно из 32 бревен и жердей, обгоревших почти по всей поверхности (см. рис. 90, 91).
Особенностью данного кургана является наличие своеобразного дромоса — бокового хода, расположенного с восточной стороны. Он был сооружен для удобства сборки погребальных камер на дне могильной ямы и захоронений коней и человека. Вероятно, через него в яму “скатывались“ и наиболее крупные камни.
Погребальное сооружение включало внешний сруб размерами 4,40 х 2,20 м, собранный из бревен: с северной и южной сторон их по четыре, с западной и восточной — по три. Перекрытие состояло из 11 неошкуренных, плотно подогнанных бревен (рис. 92). Между ними встречались линзы чистого льда. Бревна были обуглены — возможно, как и в случае с Пазырыкскими курганами [Руденко, 1953, с. 23], это результат деятельности грабителей. Внутри внешнего сруба из тщательно оструганных плах толщиной 7— 8 см был собран внутренний сруб размерами 1,70 х 3,90 м. Перекрытие состояло из шести плах, стенки — из двух (рис. 93, У, 2; 94). Плахи были вставлены одна в другую в специально сделанные пазы. Система сборки внутреннего сруба изображена на рис. 95.
Рис. 93. Реконструкция этапов возведения сруба (I: а, внутреннего, в, г, — внешнего) и узловых соединений бревен внешних стенок сруба (2).
Рис. 95. Реконструкция узловых соединений внутренних стенок в западной и восточной частях сруба (выполнено А. Сидоровой).
На дне камеры, на глубине 3,30 м от края ямы, на деревянном полу, сохранившемся в виде тлена, у южной стенки стояла лиственничная колода длиной 3 м. Ее крышка плотно забита массивными медными гвоздями с большими круглыми шляпками диаметром 5 см, по два с каждой стороны Крис. 96). Из известных курганов пазырыкской культуры только в Берельском крышка колоды была забита медными гвоздями со скульптурными фигурками грифонов на них; такие же медные гвозди с большими шляпками были забиты в стенку резной Башадарской колоды (кург. 2).
Рис. 96. План погребальной камеры с колодой у южной стенки.
I — кусочки бронзы, 2 — кожаный рог козерога, 3 — фрагменты веревочек, 4 — деревянные головки баранов, 5 — остатки ткани, 6 — фрагменты кожаных аппликаций в форме грифонов, 7 — фрагменты сосуда, 8 — крестец барана.
Рис. 97. План погребальной камеры после снятия крышки с колоды.
Погребение было ограблено в древности. Оба перекрытия погребальной камеры прорублены сверху. Грабители вскоре после захоронения, даже не пытаясь открыть крышку саркофага, вырубили центральную часть колоды, вытащили через образовавшееся отверстие труп мужчины (30—40 лет) на дно камеры и сняли с него все, что считали нужным (рис. 97). Рядом с колодой, в “хозяйственном“ отсеке, в его противоположных концах были собраны фрагменты высокогорлого глиняного кувшина — единственное, что там осталось. Обломки большого деревянного столика — блюда на ножках, которое должно было находиться там же, обнаружено в грабительском лазе. Два костяных наконечника стрел; бронзовые штампованные головки грифонов, украшавшие, очевидно, одежду; куски тонкой шерстяной ткани; кожаные аппликации в виде грифонов; две деревянные головки горных баранов — части оформления гривны или головного убора; несколько бусин; круглая железная, покрытая золотой фольгой бляха от колчана (рис. 98); две вырезанные из толстой кожи, стилизованные фигурки фантастической птицы; кожаный рог козерога (рис. 99); остатки кожаной сумочки с аппликацией; фрагмент верхней одежды из тонко- выделанного меха; шерстяная, крученая из двух толстых нитей веревочка были найдены в “хозяйственном“ отсеке погребальной камеры. Это все, что осталось после ограбления от личных вещей погребенного.
Рис. 98. Железная бляха колчана, покрытая золотой фольгой.
Рис. 99. Кожаный рог козерога (7) и фигурка фантастичес¬кой птицы, вырезанная из кожи (2).
Рис. 100. Сосуд из погребения кургана Кутургунтас.
В разграбленном захоронении очень сложно определить первоначальное положение и назначение вещей. Вероятно, по составу инвентарь был схож с ак-алахинским и включал полный набор вооружения, от которого остались два костяных черешковых наконечника стрел и железная, в золотой фольге, ворворка — украшение колчана. Все эти вещи имеют широкий круг аналогов в пазырыкских курганах.
Восстановленный керамический высокогорлый кувшин высотой 44 см был (рис. 100), очевидно, украшен найденными рядом с ним кожаными аппликациями — фигурками грифонов (рис. 101), которые были наклеены на тулово так же, как на сосудах из 2-го Пазырыкского кургана [Руденко, 1953, табл. XXII, 3] и из кург. 2 могильника Ташанта II [Кубарев, 1987, с. 50, рис. 17].
Появление подобных элементов украшения керамики вряд ли следует связывать с восточным хуннским влиянием [Там же, с. 47 ]. Эта особенность представляется специфической чертой пазырыкской культуры, не выходящей за рамки традиционного искусства.
Кроеные куски тонкой красной шерстяной ткани являлись, возможно, фрагментами рубахи. Интересно, что в этом погребении была найдена подвеска: толстый плетеный шнурок, на конце которого крепился сделанный из мягкой красной шерсти шарик, перетянутый в центре нитками (рис. 102). Точно такие же шнурки с “балабошками“, собранными на нитку по семь штук, были на одежде погребенных в кург. 1 могильника Ак- Алаха I и никогда не встречались в других пазырыкских погребениях.
Небольшой фрагмент верхней одежды из меха был с одной стороны выделан до замши и прошит мелкими стежками сухожильной нитью параллельными рядами, расположенными друг от друга на расстоянии 6—7 мм (рис. 103). Швы декоративные — прихвачен только верхний, мездряной, слой. Точно так же прошит фрагмент собольего кафтана из 2-го Пазырыкского кургана и многие фрагменты одежды из рядовых пазырыкских погребений Восточного Алтая. Такую прошивку делали, по мнению С.И. Руденко, чтобы придать меху прочность [1953, с. 106 ]. В этих же целях одежду часто шили из многочисленных лоскутов или кусочков меха. Но вероятно, не только утилитарные, но и другие, имеющие сакральный смысл, задачи могли стимулировать эту трудоемкую работу. Например, “одежда, сшитая из множеств лоскутков, обладала магической силой оберега — такое поверье имеется в культуре таджиков, узбеков, караколпаков, казахов, киргизов и других народов“ [Жуковская, 1988, с. 93]
Рис. 101. Кожаная аппликация в виде грифона.
Рис. 102. Плетеный шнурок с “балабошкой“ из погребения кургана Кутургунтас.
Рис. 103. Фрагмент меховой одежды погребенного в кургане Кутургунтас.
Рис. 104. Фрагмент кожаной сумочки с аппликацией из погребения кургана Кутургунтас.
Очень интересен фрагмент кожаной сумочки с аппликацией, край которой оформлен так называемыми городками (рис. 104) — орнаментом, украшавшим ахеменидские чепраки (он воспроизведен, например, на серебряном ритоне V в. до н.э. из Эребуни [Луконин, 1977, с. 76]).
Среди других находок из погребальной камеры особым мастерством исполнения отличаются деревянные головки горных баранов с подчеркнутыми особенностями этого животного: круто загнутыми рогами и подшейной гривкой (рис. 105). Фигурки горных баранов известны главным образом по украшениям конской упряжи из больших Пазырыкских курганов [Руденко, 1953, табл. XXIV—XXVII]. Резные изображения горных баранов есть на Башадарской колоде [Руденко, 1960, с. 21 ], фигура этого животного присутствует в татуировке на теле мужчины из 2-го Пазырыкского кургана [Руденко, 1953, рис. 82 ], а его нарядный нагрудник украшен кожаными,· покрытыми золотой фольгой бараньими головками [Там же, рис. 53—65]. К сожалению, осталось неясным, частью какого изделия являлись найденные в кутургунтасском погребении головки баранов. Скорее всего, они украшали либо гривну, либо головной убор, на котором, как известно, всегда имелись парные фигурки животных. В любом случае ©ни принадлежали к престижным вещам и по значению должны сближаться с золотой фигуркой барана, венчавшей Иссыкский кулах [Акишев К.А., Акишев А.К., 1980, с. 29 ].
Образ барана, не столь часто встречающийся в пазырыкском искусстве, вероятно, связан с искусством и религиозными представлениями среднеазиатских саков, у которых в образе барана воплощался фарн (подробнее об этом см. [Литвинский, 1968]). Как символ победы, славы, доблести головки баранов присутствовали и в украшении одежды знатного воина из Кутургун- таса.
В северном отсеке рассматриваемого захоронения находились, как обычно, кони. Их погребение было перекрыто бревнами и жердями, но поскольку нижних перекрытий не существовало, а сверху шел почти 2-метровый слой грунта и камней, трупы коней были буквально вдавлены один в другой, что отразилось на сохранности костей и сопровождающего их инвентаря. Разборка погребения коней производилась палеозоологами, специалистами по лошадям — научным сотрудником и ИАиЭ СО РАН И.Е. Гребневым и профессором Гарвардского университета Ричардом Медоу. Они установили, что было погребено 10 коней. Нижние лежали на дне погребальной камеры, все головой на восток, очень плотно, один над другим, на животе, с подогнутыми под себя ногами, вытянутыми или согнутыми головами (рис. 106). Местами сохранились остатки шерсти. Все лошади были взнузданы, с железными удилами в зубах. От упряжи сохранилось множество мелких фрагментов разнообразных деревянных украшений, свидетельствующих о богатом убранстве коней (рис. 107).
Рис. 105. Деревянные головки горных баранов — части украшения погребенного в кургане Кутургунтас.
Рис. 106. План погребения коней в кургане Кутургунтас.
Рис. 107. Деревянные украшения кожаной упряжи из кургана Кутургунтас.
В Кутургунтасском могильнике “конский“ отсек не был потревожен грабителями, однако предметов конского снаряжения найдено очень немного. Здесь совсем не было войлока и кожи, а деревянные вещи представлены фрагментами очень плохой сохранности. Лучше сохранились украшения узды главного, “собственного седла“, коня, которого, как это было принято в богатых пазырыкских курганах, опускали в могилу первыми и клали в восточной части ямы. Его череп не был перекрыт трупами других коней, поэтому удалось обнаружить часть украшений упряжи (большие деревянные бляхи, изображавшие грифонов со вставными объемными головками, пса- лий, плоские подвески с грифонами) (рис. 108). От украшений упряжи других коней остались несколько подвесок-личин и четыре изображения головок коней, покрытые золотой фольгой. Найдены две роговые подпружные пряжки и одна пронизка от подхвостного ремня (рис. 109). Одна из пряжек блоковидная, с выступающим наружу язычком. Возможно, и вторая была такой же. Пряжки этого типа характерны для юго-восточ- ных районов Горного Алтая. Они известны по материалам могильников Уландрык [Кубарев, 1987, с. 40, рис. 14, 4], Юстыд [Кубарев, 1990, с. 52 ], кург. 1 могильника Ак-Алаха I и трех Пазырыкских курганов. Пазырыкские находки датируются V—IV вв. до н.э. [Руденко, 1953, табл. XVI, 6; XVIII, 7 и др.]. Кутургунтасским совершенно идентичны по форме подпружные пряжки из погребений кочевников на Аргуте и могильника Кок-Су [Сорокин, 1969, с. 81, рис. 9, 5; 1974, рис. 5, 2; 7, 72; 24, 5].
Рис. 108. Реконструкция украшений упряжи у коня из вос¬точной части погребальной камеры кургана Кутургунтас.
Рис. 109. Роговые подпружные пряжки и пронизка от под- хвостного ремня из “конского“ отсека кургана Кутургунтас.
Среди украшений конской упряжи из Кутур- гунтасского кургана преобладают фигурки грифонов. Так, в упряжи коня “собственного седла“ у грифонов на бляхах были вставляющиеся в специальные дырочки деревянные высоко поставленные над глазами уши, хохолок и грива вдоль шеи (рис. 110, 111). Это изображение мифической птицы совершенно такое же, как и на упряжи коней из кург. 1 могильника Ак-Алаха I, аналогичны им деревянные головки грифов из 1-го Туэктинского кургана [Руденко, 1960, табл. ХС1Х]. Деревянные пластины, в которые вставлялись головки грифонов, представляют собой лирообразные крылья, хвост в виде трехлепестковой пальметки с квадратом в центре, причем золотая фольга покрывала все изделие, кроме центральной части этого квадрата, заключенного в золотую рамку (рис. 111, 7). Вероятно, эта деревянная часть фигурки была окрашена в яркий цвет. На уздечных пластинах из 1-го Туэктинского кургана подобные углубления в виде квадрата были оклеены красными кусочками кожи [Баркова, 1987, с. 17]. Подобный прием украшения деревянного изделия может рассматриваться как подражание металлическим вещам, инкрустированным камнями, но скорее — многоцветным войлочным аппликациям. Оба приема связаны один с другими, причем традиция создания аппликации из войлока и кожи, как справедливо считает С.И. Руденко, появилась раньше традиции изготовления металлических инкрустированных изделий [1960, с. 310—311 ].
Все известные деревянные изображения орлиноголовых грифонов из курганов Бертекской котловины относятся к выделенной JI.JI. Барковой по материалам больших курганов пазырыкской культуры группе произведений VI в. до н.э., являющихся “оригинальными и самостоятельными и дающими представление о самобытном алтайском стиле“ [1987, с. 28]. Вместе с тем в кургане Кутургунтас есть кожаные аппликации в форме грифонов с перьевым гребнем, открытым клювом, относящиеся по стилю, согласно классификации JI.JI. Барковой, ко второй группе, среди изображений которой имеются аналоги произведениям из Ирана, Передней и Средней Азии [Там же, с. 27—28 ].
Четыре изображения лошадиных голов (рис. 112) по художественным качествам могут сравниться только с известными деревянными фигурками лошадей из Катандинского кургана [Грязнов, 1958, рис. 3]. Объемные головки со вставными деревянными ушами из Кутургунтаса были обклеены золотой фольгой, их гладкие гривы выглядят как гребни (рис. 113). Они передают образ породистого благородного “солнечного“ коня и символизируют верховых коней, найденных в “царских“ курганах и курганах на Ак-Алахе.
Рис. 113. Деревянная головка лошади — деталь украшения упряжи из кургана Кутургунтас.
Из всех известных пазырыкских изображениях соней на войлочном ковре, на костяных накладках на луки седла показаны подстриженные гризы — признак верховой лошади [Ковалевская, 1977, с. 64; Витт, 1952, с. 198]. В.О. Витт писал, 4то среди древних изображений коней наиболее близок по типу к верховым коням из Пазырыка первый конь погребального кортежа на фризе гробницы в Ксанфе (Ликия) — 70-е гг. V в. до н.э. [1952, с. 198]. Деревянные головки коней из Кутургунтаса, действительно, оказались похожими на изображение коня восточного типа с Ксанфского фриза[1].
Раскопки курганов средних размеров в Ак-Алахе I (1990 г.) и Кутургунтас (1991 г.) показали, что главным богатством людей, похороненных там, были кони: их найдено соответственно 9 и 10, столько же, сколько в 1 и 5-м Пазырыкских курганах. Как показали исследования остеологических остатков, среди лошадей, сопровождавших похороненных в средних курганах на р. Ак-Алахе, были такие, которые превышали по своим размерам самые высокие особи из Пазырыкских курганов. В.О. Витт справедливо писал: “...по своей величине, по своему росту верховые кони алтайских курганов оставляют далеко позади всех лошадей древнего мира, известных нам по раскопкам“ [1952, с. 184]. Присутствие в “царских“, а также в средних курганах знатных воинов породистых коней свидетельствует о том, что последние не являлись столь уж большой редкостью для пазырыкцев.
Новый тип антропоморфных изображений представлен фрагментами деревянных подвесок - украшений узды (рис. 114). На них в традиционном для пазырыкской культуры стиле вырезаны круглые лица с длинными миндалевидными глазами, прямым носом, большим ртом. На голове показаны загнутые внутрь рога или прическа, или головной убор в виде рогов с ромбовидным отростком в центре. От щек отходят так же загнутые внутрь “бакенбарды“. И “рога“, и “бакенбарды“ покрыты продольными желобками. Возможно, на личинах была и борода в виде нескольких “волосин“, следы которых имеются на одном из изображений.
Довольно близким аналогом этим личинам является “рогатая“ головка из кург. 4 могильника Уландрык III. Она была частью деревянного изображения оленя с головного убора погребенного. Личина находилась на “земле“, между ногами оленя [Кубарев, 1987, с. 105, рис. 40, 42]. Фрагмент близкого антропоморфного изображения, а также детали украшения конской упряжи найдены в кург. 1 могильника Ташанта I [Там же, с. 38 ].
Из 1-го Пазырыкского кургана происходят серия деревянных антропоморфных подвесок узды и два кожаных изображения, одно из которых, с рогами и треугольником в центре, напоминает личины из Кутургунтаса [Руденко, 1961, с. 56, рис. 52]. “Рогатые“ личины из Кутургунтаса можно сравнить с изображениями “сфинкса“ на войлочном ковре из 5-го Пазырыкского кургана [Там же, рис. 54]. На голове этого человека-зве- ря, скорее всего, “роговидная“ прическа или головной убор, изображенный так же, как и на рассматриваемых личинах. На профильных раннединастических изображениях Двуречья у человека-быка рог передан именно таким образом.
“Рогатые“ антропоморфные изображения (человек-бык) представляют один из популярных переднеазиатских образов. На территориии Горного Алтая он появился еще в период развитой бронзы — с середины II тыс. до н.э. (см. [Кубарев, 1988 ]). “Рогатые“ антропоморфные изображения, выбитые на плитах, найдены в погребениях кара- кольской культуры на Алтае, которая могла, по мнению В.И. Молодина, существовать вплоть до раннего железного века. В пазырыкском искусстве местный алтайский образ человека-быка мог получить второе рождение.
Изображения антропоморфных существ в масках или личин-масок с рогами и различными отростками, идущими от центра головы, характерны не только для эпохи бронзы Алтая, но и всей Южной Сибири (это окуневские стелы, петроглифы Мугур-Саргола, Бижиктиг-Хая и др.) (см. [Вадецкая, Леонтьев, Максименков, 1980; Дэвлет, 1980]). Семантика сибирских изображений связывается исследователями с шаманскими представлениями [Вадецкая, Леонтьев, Максименков, 1980, с. 72—77], а рогатые личины-маски трактуются как “предки“ настоящих шаманских масок, не дошедших до наших дней и известных по этнографическим коллекциям головных уборов шаманов. Из поздних аналогов им близки рогатые маски докшитов — участников ламаистской мистерии цам [Дэвлет, 1980, с. 248—255]. “В известной мере монголоидный тип“ пазырыкских деревянных личин, по определению С.И. Руденко [1952, с. 193], еще более подчеркнут в личинах из Кутургунтаса. С точки зрения В.П. Алексеева, И.И. Гофмана и Д. Тумэна, проникновение монголоидов в Горный Алтай, зафиксированное в антропологическом материале из Пазырыкских курганов, происходило из районов Восточной и Центральной Монголии [1987, с. 232 ]. Может быть, в личинах из Бертек- ской котловины нашел отражение антропологический тип ближайших южных соседей пазырыкцев — сюнну? Согласно преданиям последние вели свое происхождение от быков-прародителей, и рога в таком случае могли играть роль этноге- нетического маркера. Исходя из этого предположения, есть основание трактовать уже упоминавшуюся “рогатую“ личину из могильника Улан- дрык, помещенную у ног оленя на головном уборе, как образ поверженного врага. Ссылаясь на Геродота, который писал о скифском обычае подвешивать к уздечкам кожу, содранную с головы врага, Юдит Лернер и Карен С. Робинсон предполагают, что по значению деревянные маски, украшавшие уздечку пазырыкского коня, могут быть близки настоящим скальпам, а сами они могут символизировать голову врагов [Lerner, 1991,р. 8; Rubinson, р. 58—59]. В переднеазиатском искусстве образ человека-быка выполнял охранительные функции, например охранника стад, божественного покровителя скота [Афанасьева, 1979, с. 147]. Яценко С.А. считает, что антропоморфные фигурки с рогами в разной иконографии в искусстве кочевников символизировали покровителей диких животных. Вероятно, ' в любом случае все личины, использовавшиеся как подвески-украшения конской упряжи, также имели значение оберегов. Так, подвески из 1-го Пазырыкского кургана справедливо сопоставляются С.И. Руденко [1968, с. 106] и С.В. Киселёвым [1951, с. 373—374] с головой Бэса — бога-охранителя в египетской мифологии, отпугивающего злых духов. В Египте его изображения помещали на колесницах [Картер, 1959, с. 145, табл. 73], в Амударьинском кладе они обнаружены на золотых моделях колесницы и диске. Кутургунтасские личины на конской упряже использовались в том же назначении, но в другой иконографии. Пазырыкским искусством образы заимствовались из разных источников, однако в руках резчиков по дереву и кожи они получали оригинальное воплощение и лишь отдаленно напоминали возможные прототипы.
“Рогатые“ личины Кутургунтаса имеют и юго- восточные аналоги: на них удивительно похожи головки нефритовых фигурок из могил ванов и их приближенных в могильнике Чжуншань (VI— III вв. до н.э.), запечатлевших самих погребенных с прическами, похожими на бычьи рога [Treasures..., 1981, fig. 69—72]. Этот могильник принадлежит бывшим кочевникам “белым ди“, основавшим свое государство на северо-западе современного Хэбэя [Крюков, Софронов, Чебоксаров, с. 183—184]. Особый “буддийский“ колорит кутургунтасским личинам придает и венчающий их ромбовидный отросток, нечто вроде ушниша (ushnisha — санскр.), обычного для изображения “явленного“ тела будды [Терентьев, 1981, с. 14].
В иконографии этих личин с бычьими рогами и ромбовидным отростком между ними нашли отражение древние верования южно-сибирских народов, на основе которых впоследствии формировалась особая ветвь северного буддизма — ламаизм. Он впитал в себя многочисленные элементы древних культов центрально-азиатских и южносибирских народов, совместив их с буддийскими представлениями (см. [Жуковская, 1970]). Вероятно поэтому, в иконографии кутургунтасских личин так много общего с бычьими масками ламаистской мистерии цам, которая, как считает Н.Л. Жуковская, намного древнее самого ламаизма [1977, с. 78]. Театрализованные костюмированные зрелища могли быть характерны для пазырыкского общества. В качестве примера можно назвать похоронную процессию с ряжеными в маски конями, а также сложные головные уборы с навершиями в виде грифоньих голов на людях — участниках этого события (ср. с вороньими масками цама или маской Гаруды).
Курган Кутургунтас был сооружен для одного из самых знатных пазырыкцев, что были похоронены на Укоке. По размерам каменной насыпи он превосходил кург. 1 могильника Ак-Алаха I (примерно на 10 м в диаметре). Составленный из 11 примыкающих друг к другу колец из врытых в землю камней, поминальный комплекс был сооружен в честь погребенного. Похороненного в кургане мужчину сопровождали 10 коней — это больше, чем их было у двоих погребенных в кург. 1 могильника Ак-Алаха I. Деревянные украшения конской упряжи были покрыты золотой фольгой. Время сооружения этого кургана может быть определено пока только относительно: он моложе, чем курганы могильника Ак-Алаха I. Об этом свидетельствует деревянная конструкция погребальной камеры: внутренний сруб в кургане Кутургунтас сооружен из гладко оструганных плах, как в 1 и 2-м Пазырыкских курганах [Руденко, 1953, с. 311, а не из бревен, как в кург. 1 могильника Ак-Алаха I. Вместе с тем временная разница в появлении курганов была, вероятно, не слишком большой, так как в обоих памятниках найдены одинаковые детали одежды погребенных, в конской упряжи присутствует образ только алтайского орлиноголового грифона. Предположительная дата погребения мужчины в кургане Кутургунтас — начало IV в. до н.э.
Полосьмак Н.В.
Из книги «“Стерегущие золото грифы“ (ак-алахинские курганы)», 1994
Примечания
[1] В рядовых пазырыкских погребениях найдены деревянные фигурки лошадок без грив, но со вставными кожаными рогами козерога. Они представляли не собственно коня, а мифическое кивотное, в образе которого слились качества и возможности лошади и козерога. Такими изображениями украшали голодной убор погребенных.
