Показать все теги
Различия в вероисповедании в эпоху средневековья оказывали исключительное влияние на характер международных отношений. Тогдашнее средневековое сообщество фактически было разделено на группы государств, в которых исповедовалась та или иная религия. Для народов Европы человечество делилось на христианский и нехристианский мир. В последнем особое место занимали мусульманские страны и народы. Позже сам христианский мир для западноевропейцев оказался разделенным на католиков и православных («схизматиков»), вторые для первых из «своих» попали в лагерь «чужих».
Рассмотрение обстоятельств возникновения и проведения крестовых походов на Восток дает основание утверждать, что эти походы как явление в самом широком понимании следует анализировать в широком контексте общего развития средневекового сообщества. Противоречия между государствами и народами, где исповедовались различные религии, приводили к формированию своеобразных взаимоотношений между ними — взаимоотношений, на которые религиозные противоречия накладывали особый отпечаток. Именно эти обстоятельства дают основания рассматривать конфликты христианских и нехристианских стран и народов прежде всего как конфликты религиозно-политические. В то же время каждый такой конфликт в конкретной ситуации протекал с определенными отличиями, поскольку на развитие конфликтов влияли местные особенности. Поэтому в истории борьбы христианского и нехристианского миров отдельно следует рассматривать походы крестоносцев на Восток, борьбу христианских государств против арабов на Пиренейском острове (Реконкисту), конфликты христианских стран с арабами в Южной Италии и на Сицилии, колонизацию немецкими и скандинавскими феодалами земель народов Прибалтики и Финляндии и т. д.
Крестовые походы — продолжительный широкомасштабный конфликт христианских государств и народов с иноверцами — в историографии Российской империи и СССР трактовались упрощенно. На оценку деятельности крестоносцев российскими домарксистскими историками естественно влиял религиозно-идеологический фактор, и прежде всего позиция православной церкви. В советское время историки бывшего СССР представляли крестовые походы как грабительские войны западноевропейских феодалов против свободолюбивых народов Востока.
Очевидно, что тогда сама поставка вопроса о возможном участии Руси в крестовых походах не могла не рассматриваться иначе как крамольная, а позже во время определенной «оттепели» воспринималась с определенным «патриотичным» скепсисом. На такую позицию ученых влияло в значительной мере и то обстоятельство, что в указанной литературе главная православная держава — Византийская империя— представлялась не как активный (пусть и специфический) участник крестоносного движения, который активно боролся с мусульманскими народами, а лишь как жертва действий жестоких западноевропейских феодалов, особенно во времена четвертого крестового похода. Это же можно говорить и про Киликийскую Армению, которой пришлось вести жестокую борьбу со странами мусульманского мира, особенно с турками-сельджуками.
Действительно, с середины XI в. одна из самых больших христианских стран Византийская империя подвергается жестокому давлению со стороны кочевников, которые нападают на нее с севера и востока. Речь прежде всего идет о племенах, которые назывались торками-огузами. В конце IX в. огузы пребывали в северо-восточной части Прикаспия, а в X в. начинается их постепенное переселение на запад. Главная часть огузов мигрировала через Иранское нагорье в Малую Азию, где они создали во второй половине XI в. государство (в это время их называют турками- сельджуками). Именно турки-сельджуки и были главными соперниками крестоносцев на Востоке. Другая часть огузов, которых называли просто торками, в начале XI в. проникла в причерноморские степи. Несколько позднее большая их часть направилась на Балканы[1]. Есть основание думать, что поселение этих торков на Балканах позже сыграло благоприятную роль для проникновения сюда их единоплеменников (бывших турков-сельджуков, которые тогда уже назывались турками- османами) из Малой Азии и возникновения Османской империи.
Таким образом, византийцам пришлось вести войну «на два фронта» — на севере и востоке — фактически с одним и тем же по этническим признакам кочевым народом. Несколько раньше торков на Балканы из Северного Причерноморья стали проникать печенеги. Наконец, уже под конец XI в. через Дунай начали перемещаться орды половцев[2].
Константинопольский двор, не имея достаточно сил для противостояния нападавшим, с надеждой смотрел на христианские страны Западной Европы, где быстро распространялись идеи «священной» войны с язычниками. Одним из первых инициаторов походов западноевропейских рыцарей на Восток был папа Григорий VII, который впервые высказал такую идею еще в 1074 г.[3], однако реализовать замысел римскому понтифику помешала продолжительная борьба с германским императором Генрихом IV. Позже идея помощи западных христиан грекам против мусульман была поднята византийским посольством во время церковного Собора, который был созван в итальянском городе Пьяченца 1093 г. папой Урбаном II. Но планы и намерения Константинополя и Рима по большинству параметров не совпадали. Римская курия — главный инициатор крестоносного движения фактически стремилась к созданию большой теократической державы под эгидой папства. В середине XI в. идеологическое обоснование идеи «папоцезаризма»,т. е. подчинения римской курии всех светских монархов, нашло обоснование в известном трактате католической церкви «Dictatus рарае»[4]. Тогда же противоречия между римским и константинопольским религиозными центрами приводят в 1054 г. к официальному расколу христианского мира. Это случилось после того, как папские посланцы во главе с кардиналом Гумбертом привезли в Константинополь и положили к подножию святого престола в храме св. Софии грамоты, в которых провозглашалось отлучение от церкви всех последователей константинопольского патриарха Михаила Керуллария[5].
С этого времени западные и восточные церковники начинают вести полемику по вопросам веры, в которую постепенно было втянуто духовенство всех христианских стран, в том числе и Руси. Однако в первые десятилетия после раскола церквей 1054 г. теологические расхождения не создавали непреодолимых препятствий между православными и католическими государствами. Теологическая полемика часто исчерпывала себя, затухала, и возобновлялись переговоры по восстановлению единства христианского мира. Инициаторами последних чаще всего были греческие политики и идеологи, что было вызвано очередным обострением внешнеполитического положения Византийской империи. Укажем, что очередная волна значительных противоречий между Византией и западным миром возникла вследствие проведения крестовых походов, поскольку грекам пришлось в полной мере ощутить на «собственной шкуре» результаты пребывания в Византии многочисленных и плохо управляемых войск крестоносцев.
Характерным явлением развития древнерусской церкви этой эпохи было наличие элементов религиозной терпимости. Так, один из наиболее известных религиозных деятелей Руси XI в. Феодосий Печерский в разговоре с киевским князем Изяславом не только критиковал «латину», а и провозглашал: «Милостив же буди, христолюб- че, не токмо до своих домочадець, но и до чюжих, и аще видиши нага, одежи и, или гладна или бедою одержима, помилуй и. И аще ти бужеть от которыа веры еретик и Латинин, всякого помилуй и от бед избави»[6].
Аналогичные проявления толерантности по отношению к западной ветви христианства характерны и для сочинения черниговского игумена Даниила. Даниил вскоре после первого крестового похода совершил путешествие в Иерусалим (1107 г.), где жил при дворе «хранителя гроба Господня» и государя Иерусалимского королевства Балдуина Фландрского[7]. Вместе с рыцарями последнего Даниил путешествовал по городам, которые контролировали крестоносцы. В рассказе о своих странствиях автор показал свое доброе отношение к крестоносцам, которые освободили от мусульман «святые земли». Но в произведении игумена уже были ощутимы и определенные антилатинские мотивы, а главную цель своей миссии древнерусский паломник усматривал в прославления Руси: «Аз поставил кандило на гробе святемь от всея Русьския земли»[8].
Как полагает французский историк В. Гулдсдофф, исключительный прием Даниила королем крестоносцев, разрешение осмотреть укрепления в Иерусалиме, посетить крепости на подходе к Бейруту связаны с тем, что древнерусский игумен вел переговоры с Балдуином об участии в крестоносном движении норвежского короля Сигурда. Действительно, в 1111 г. большая армия крестоносцев из Норвегии (около 10 тыс. воинов) прибыла к Акре, что помогло Балдуину завоевать Бейрут[9].
Заинтересованность Руси идеей крестовых походов была вызвана отнюдь не только лишь абстрактными религиозными причинами. Она обусловливалась напряженной борьбой восточных славян с новой волной кочевников, которая накатилась на причерноморские степи в середине XI в. Рассказывая о разгроме коалицией древнерусских князей кочевников-торков, киевский летописец подчеркивает, что последние «божьим гневом гонимы овии от зимы, друзии же гладом, ини же мором и судом Божиим. Тако Бог избави хрестьяны от поганых»[10]. Таким образом, на страницах древнерусских политических трактатов при оценке событий международной жизни появляются и распространяются идеи борьбы христиан с язычниками,т. е. фактически идеи крестовых походов, которые излагаются в типичной для средневековья церковно-религиозной форме.
Еще более напряженной во второй половине XI — начале XII в. была борьба Руси с половцами. Необходимо указать, что тогда кочевники вторгались вглубь восточнославянских земель, грабили окраины южнорусских городов, прежде всего Киева и Переяславля, уводили в степь многочисленных пленных и захватывали большую военную добычу. Одновременно половецкие ханы осуществили в конце XI в. серию широкомасштабных походов на Запад, нанеся большой ущерб польским и венгерским землям[11].
Большая угроза для Руси экспансии половецких орд вынудила в начале XII в. князей Святополка Изяславича и Владимира Всеволодовича Мономаха организовать серию походов в степь. Рассматривая победоносные походы древнерусских князей 1103, 1109, 1110, 1111 гг., во время которых древнерусские дружины захватили половецкие города на Северском Донце, доходили до северного побережья Азовского моря, Б. А. Рыбаков охарактеризовал эти военные кампании как «крестовые походы». Они осуществлялись как типичные для того времени религиозные войны, в них активное участие принимало православное духовенство[12]. По мнению А. Н. Сахарова, именно тогда Русь превратилась в восточный фланг борьбы христиан против агрессии Востока. Поход 1111 г. князей против половцев ученый называет «русским крестовым походом»[13]. Победа древнерусских князей в этой конфронтации на длительное время ликвидировала половецкую угрозу как для Руси, так и для ее западных соседей. Не случайно, описывая победу русских дружин над половцами, киевский летописец подчеркивает, что весть о ней дошла до многих стран, даже до отдаленного от Руси Рима[14]. Однозначно, что борьба Руси против половцев имела все признаки религиозно-идеологического и религиозно-политического конфликта, который по смыслу и форме можно сравнивать не с событиями на Ближнем Востоке, а с многолетней борьбой христиан с арабами на Пиренейском полуострове, которая получила название Реконкисты («Отвоевание»).
Для правильного понимания событий конца XI — начала XII в. и истории следующих крестовых походов важным обстоятельством выступает учет того, что самой христианской религиозно-политической надгосударственной системы были присущи серьезные противоречия. Это прежде всего противоречие между католическим Западом, где исповедывали католицизм, и православной Византией и другими государствами, где распространялось византийское христианство. В самой Западной Европе стержневым был конфликт двух тенденций. С одной стороны, римская курия стремилась создать общеевропейскую (а со временем и общемировую) конфессиональную супердержаву во главе с папой, а с другой — постепенно выкристаллизовывался процесс создания централизованных национальных государств.
Главным союзником папства и католической церкви в крестоносном движении было рыцарство. Одновременно христианские монархи не очень активно поддерживали идею проведения крестовых походов, поскольку их участие в походах вредило национальным интересам их государств. Крестовые походы в случае успеха в первую очередь усиливали папство. Последнее по мере усиления своего могущества стремилось распространять свое влияние не только на Ближний Восток, а на страны и народы, где вообще не была распространена католическая религия. Важным орудием в этом процессе прежде всего были монахи-миссионеры, которые задолго до начала крестовых походов начали активную деятельность среди «неверных».
В середине XII в. в поле зрения курии оказываются нехристианские народы Европы, с которыми к тому времени уже не одно столетие воевали восточногерманские феодалы. В связи с этим в середине XII в., когда начался второй крестовый поход, Рим провозгласил, что борьба с полабскими и прибалтийскими народами является также частью общего крестоносного движения. Этим папство фактически перехватывало инициативу в борьбе с европейскими «неверными» у восточногерманских герцогов. Интересно, что во втором крестовом походе против пруссов в 1147 г. вместе с польскими рыцарями приняли участие и русские дружины. В связи с этим Магдебургские анналы сообщают, что польский князь Болеслав IV «с огромным войском выступил против пруссов, безжалостных варваров, а в походе его поддерживали русы, хоть и в меньшей мере, но отмеченные именем христиан»[15]. По поводу участников похода с русской стороны в историографии существуют определенные разногласия. Польский историк Б. Влодарський отмечает, что состояние источников не позволяет выяснить этот вопрос[16]. В. Т. Пашуто считает, что в походе участвовали смоленские и волынские дружины[17]. Пишущий эти строки высказал мнение, что русский военный контингент к Прибалтике был направлен киевским князем Изяс- лавом Мстиславичем и его братом смоленским князем Ростиславом[18]. Как полагает белорусский ученый Г. Саганович, в походе против прусов союзниками поляков были волынские и западнорусские князья .
С большим воодушевлением на Руси был воспринят один из наиболее масштабных военных мероприятий крестоносцев на Востоке — третий крестовый поход. Древнерусский летописец в восторженных тонах писал о пребывании на Востоке германских рыцарей во главе с императором Фридрихом I Барбароссой, которых он сравнивал со «святыми мучениками». Необходимо отметить, что русские князья накануне похода поддерживали активные связи с германским императорским двором, а помощь Барбароссы сыграла важную роль в возвращении престола в Галиче для князя Владимира, сына Ярослава Владимировича Осмомысла[19]. В середине XIX в. на основании информации «Слова о полку Игореве» о том, что Ярослав Осмомысл «стреляеши с отня злата стола салтани за землями», Д. Н. Дубенский сделал вывод о возможном участии галицких воинов в третьем крестовом походе[20]. А. В. Назаренко, который отмечает галицкое происхождение летописного рассказа об участии Фридриха Барбароссы в третьем крестовом походе, предполагает возможность участия галицкого войска вместе с армией венгерского короля Белы III в битве с сельджуками при Мариокефале 17 сентября 1176 г.[21]
Восточнославянские книжники во второй половине XII в. воспринимали борьбу Руси против кочевников («неверных») как составную часть крестоносного движения[22]. С крестовыми походами сравниваются и конкретные столкновения древнерусских князей с нехристиянами. Так, в 60-х годах XII в. в честь победы над волжскими булгарами (1164 г.), которую одержала дружина суздальского князя Андрея Боголюбского, создается новый праздник Спаса, а автор «Слова великого о князя Андрея Боголюбского о милости божьей» сравнивает это военное мероприятие с крестовыми походами против сарацин[23].
История осуществления третьего крестового похода в определенной мере напоминала события первой акции крестоносцев на Востоке: снова на Византию осуществляют нападения кочевники, и снова, как сто лет тому, греки, забыв о существующих политических и религиозных противоречиях, обращаются за помощью к западноевропейским христианским странам. Но настоящую поддержку империя получила с севера...
В начале XIII в. древнерусский князь Роман Мстиславич осуществил ряд победных походов против половцев, что кардинально улучшило для византийцев ситуацию на Балканах. В Константинополе победа русов рассматривалось как чудо. С другой стороны, в греческой столице с тревогой воспринимались сообщения с севера о тогдашних конфликтах между южнорусскими князьями. В частности, византийский историк Никита Хониат с большой печалью рассказывает о войне Романа с Рюриком в начале XIII в.[24], поскольку междоусобицы князей содействовали активизации общих для Руси и империи врагов — половцев.
В XII в. постепенно начинают ухудшаться взаимоотношения латинского Запада не только с Византией, но и вообще со всеми странами, которые не входили в католический мир. Уже в 40-х годах XII в. один из влиятельных католических деятелей католицизма Бернард Клервоский призывал «или целиком уничтожить, или обратить в христианство» восточных славян[25]. Весьма знаменательно, что краковский епископ Матвей, реагируя на послание Бернарда, писал ему: «Не хочет упомянутый народ (русы. — А. Г.) быть единым ни с греческой, ни с латинской церквями», что прежде всего свидетельствует об определенной автономности Руси в церковноидеологическом развитии[26]. Условия для трансформации призывов Бернарда в конкретные планы действий крестоносного воинства реализуются в начале XIII в., что было связано с началом нового этапа в истории крестоносного движения.
1204 год стал переломным в истории крестовых походов. 13 апреля упомянутого года крестоносцы захватили и разграбили столицу православной Византийской империи Константинополь. Разгром тысячелетней столицы на первый взгляд напоминал следствие типичной феодальной войны, поскольку крестоносцы вмешались в конфликт между враждующими представителями правящей византийской династии. Новгородский автор, который был очевидцем событий, отмечал, что нападавшие действовали без санкции папы Иннокентия III и германского императора Фридриха II («цесарева веления забыша и папина»)[27]. Однако именно с этого времени начинается новая волна крестоносного движения. Идеологом ее, естественно, была римская курия, которая фактически возглавила широкомасштабное наступление против народов восточноевропейского региона от Полярного круга до Босфора. На Балканах вскоре после разорения Константинополя возникает оплот католицизма — Латинская империя крестоносцев. Последняя вела борьбу не только с «обломками» бывшей Византийской империи — Никейской и Трапезундской империями, а и православными югославянскими государствами — Болгарией и Сербией.
В конце XII — начале XIII в. возникает новый плацдарм крестоносной экспансии на севере Европы. Крестоносцы появляются в Финляндии и Прибалтике. Знаменательно, что на прибалтийских землях возникает новый тип государственных образований, которые формируются на базе духовно-рыцарских орденов. Уже в ходе первого крестового похода стало понятно, что недисциплинированное западноевропейское рыцарство само по себе не является достаточно надежным орудием для реализации планов папства. Поэтому вскоре на землях, захваченных на Востоке крестоносцами, возникли военно-монашеские ордена тамплиеров и иоаннитов, которые были симбиозом миссионеров и воинов. На Пиренейском полуострове также возникли ордена монахов-воинов — Калатрава, Алькантара и Сантьяго. В пору крестовых походов на Западе даже возник идеальный образ воина, которым был рыцарь-монах[28].
Естественно, что эти ордена становятся оплотом реализации планов папства. Римская курия предоставляет значительные привилегии «орденским братьям» по сравнению с представителями светских властей, поскольку первые, естественно, непосредственно подчинялись римскому понтифику. В Восточную Прибалтику отправляются феодалы Германии. Здесь на землях прибалтийских племен ливов, кур- шей, латгалов возникает Орден рыцарей-меченосцев, руководство которого вместе с населением городов, которые колонизовались выходцами из Германии, и епископом главного города иностранцев Риги (основана в 1202 г.) стремятся поработить местное население. На протяжении первого десятилетия XIII в. крестоносцам удалось постепенно преодолеть сопротивление ливов и захватить полоцкие города-крепости на Западной Двине — Кокнесе (1207 г.), Селспилс (1208 г.), Ерсике (1209 г.). Захват этих городов нанес удар по извечным интересам в этом регионе Полоцкого княжества'!".
Одновременно с Ливонией крестоносцы начинают наступление на землю эстов. Эти земли входили в сферу влияния Пскова и Новгорода, которым прибалтийское население платило дань. Поэтому правящие круги северорусских городов направляют усилия на предоставлении помощи прибалтам против рыцарского давления. Необходимо указать, что кроме непосредственной борьбы с крестоносцами правящие круги на Руси стремятся лишить католическое духовенство главного козыря, которым они оправдывали свои действия. Для этого русские иерархи ведут пропаганду православия у ливов, эстов и пр.11
1219 г. в Северную Эстонию с санкции папы Гонория III вступило войско датского короля Вальдемара II. Датские войска, как и немецкие рыцари-меченосцы, осуществляют покорение Эстонии под лозунгами крестоносной миссии. Интересно, что в связи с борьбой за сферы влияния между различными группами иностранцев в Эстонии датское духовенство перекрещивало эстов, которые перед их появлением в Прибалтике приняли христианство от меченосцев[29]. В 20-х годах XIII в. борьбу с крестоносцами вел владимиро-суздальский князь Юрий Всеволодович. Его войско нанесло большое поражение рыцарям, но вытеснить их из земель прибалтов не удалось.
Проявлением высокой активности римской курии становится не только экспансия крестоносцев в Прибалтике, проникновение на Русь представителей католической церкви, прежде всего монахов доминиканского монастыря, но и появление католических миссионеров у половцев, где было создано католическое епископство[30]. В 1207 г. папа римский Иннокентий III, воспользовавшись ситуацией, которая возникла после четвертого крестового похода (захват Константинополя и появление Латинской империи), желая распространить католическое влияние на Восточную Европу, обратился с посланием ко всем епископам, клиру и народу Руси с призывом: «... страна греков и их церковь почти полностью возвратилась к признанию апостольского престола и подчинилась его распоряжениям, поэтому представляется ошибкой, что часть не объединяется с целым и что частичное откололось от общего»[31]. В этом же году Иннокентий III послал на Русь миссию во главе с кардиналом Григорием, которая должна была организовать церковную унию в Галицкой земле[32]. Эта миссия не имела успеха, возможно, потому, что венгерский король Эндре II, который проводил активную политику в отношении Галичины и Волыни, не хотел делиться плодами своей восточной политики с курией. Но позже в сложных условиях, которые постоянно возникали для Венгрии в Юго-Западной Руси, король постоянно стремился заручиться поддержкой римской курии, как это было во время коронаций его сыновей Коломана и Эндре королями Галичины.
В 30-е годы в Западной Прибалтике резко усиливается Тевтонский орден, который в 1190 г. возник на Ближнем Востоке. В 1211 г. по приглашению выше упомянутого короля Эндре II тевтонцы были приглашены в Венгрию, получили во владение «землю Барца», которая находилась в Восточных Карпатах в воеводстве Трансиль- вания, а в 1222 г. рыцари получили во владение местность Крейцберг, где тевтонцами был построен одноименный замок. Главным заданием для рыцарей была война с половцами, однако, похоже, рыцари, прежде всего стремились укрепиться в самой Венгрии. В 1224 г. папа Гонорий III передал Ордену в полную собственность земли, которыми владели тевтонцы в Венгрии. Вероятно, это обстоятельство и стало причиной обострения взаимоотношений между Орденом и королем. Эндре II в 1225 г. издал указ, согласно которому крестоносцы были лишены полученных ранее от венгров территорий и изгнаны из Трансильвании. Это вынудило тевтонцев отправиться на новое место жительство в Прибалтику[33].
Необходимо отметить, что с конца XII в. для борьбы с прусскими и литовскими племенами польские князья активно привлекают духовно-рыцарские ордена. Важную роль в миссионерской деятельности в Пруссии с 1209 и до конца 20-х годов XIII в. играл цистерцианский епископ Христиан. Тогда же в Поморье действовали отряды тамплиеров и иоаннитов, а в первой половине 20-х годов XIII в. поморский князь Святополк пригласил к себе в Тимаву членов испанского духовно-рыцарского ордена Калатрава[34]. Тевтонцы, стремясь усилить свое влияние в Поморье и Польше, постепенно инкорпорировали в свой состав небольшие орденские организации тамплиеров, иоаннитов, добжиньских рыцарей (официальное название — Орден прусских рыцарей Христовых)[35].
История последнего Ордена интересна для нас, поскольку именно с ним в 1238 г. произошел конфликт у волынского князя Даниила Романовича. В 1226 — 1228 гг. по инициативе Христиана мазовецкий князь Конрад и плоцкий епископ Гунтер разрабатывают план создания специального ордена для борьбы с пруссами. В конце 1228 или в начале 1229 гг. в Мазовию из Риги прибыл отряд рыцарей-меченосцев из 14 персон, каждый из них имел большую свиту из оруженосцев и слуг. Во главе отряда стоял магистр Бруно.
Именно этими рыцарями и был создан Орден прусских рыцарей Христовых. В документах он называется «Magister et fratres militie Christi contra Prutenos in Maso- vie» пли «milites Christi fratres in Dobrin»[36]. В основу устава этого ордена, как, кстати сказать, и меченосцев в Ливонии, был положен устав ордена тамплиеров, или «бедных рыцарей Христа и Соломонова храма», который возник в начале XII в. в Иерусалиме. Устав тамплиеров был утвержден в 1128 г. на церковном соборе во французском городе Труа.
Хронист Петр из Дусбурга извещает, что князь Конрад построил для прибывших крестоносцев замок Добжинь, «от имени которого они позднее стали называться братьями из Добжиня, а также дал им владение в земле Куявии, которое называется Седльце»[37]. Одна из грамот извещает, что эти земли Конрад Мазовецкий передал рыцарям 4 июля 1228 г.[38] В дальнейшем орден формировался из северогерманских рыцарей. Добжиньский орден не стал мощной военной силой. Поэтому под влиянием легата папы Григория IX доминиканского монаха Вильгельма Моденского в апреле 1235 г. состоялась инкорпорация Добжинского ордена Тевтонским. По этому поводу 19 апреля римский понтифик издал специальную буллу. Черновицкий историк А. Н.Масан считает, что планы проведения инкорпорации остались лишь только намерениями. Нам кажется, что тевтонцам на некоторое время удалось не только привлечь в свои ряды часть рыцарей Добжиньского ордена, но и захватить территорию, которую добжиньцам дал Конрад Мазовецкий[39].
Естественно, такое развитие событий вызвало большое неудовольствие у мазо- вецкого князя. Через некоторое время ему при помощи Вильгельма Моденского и краковского епископа Михаила удалось преодолеть конфликт: тевтонцы отказались от претензий на польские земли. Князь Конрад взял под опеку тех рыцарей Добжиньского ордена, которые не захотели присоединиться к Тевтонскому ордену или покинули последний после инкорпорации.
Именно этих рыцарей во главе с упомянутым выше магистром Бруно мазовецкий князь Конрад и решил использовать для реализации своей восточной политики[40]. В то время мазовецкий князь вместе с черниговскими князьями Михаилом Всеволодовичем и его сыном Ростиславом вел жесткую борьбу с волынскими правителями Даниилом и Васильком Романовичами. В августе 1236 г. войско Василька в районе Червена, а потом на речке Вепрь нанесло жестокие поражения мазовшанам. Зимой 1237 г. Конрад предложил рыцарям Добжиньского ордена поселиться в побужском городе Дорогичине, который принадлежал Даниилу. В папской грамоте от 8 марта 1237 г. речь идет о передаче Конрадом Мазовецким на основании наследственного права магистру Бруно и рыцарям «Ордена Христова дома Добжиньского замка» До- рогичина вместе с территорией, которая к этому городу прилегает и ограниченную речками Буг и Нур, с целью борьбы с прусами и «еретиками». Рыцари признавали право патроната мазовецкого князя, а также обещали не переходить под власть других властителей[41].
Выше отмечалось, что в начале XIII в. в Прибалтике происходит процесс преобразования духовно-рыцарских орденов, которые прежде всего были военными организациями, в государственные формирования, т. е. духовно-рыцарские ордена становились государствами. Такими церковными государствами были Орден меченосцев и Тевтонский орден.
Вассальным от мазовецкого князя государственным образованием по сути стал и орден рыцарей-добжиньцев. Орден захватил восточнославянскую Дорогичинскую землю, которая входила в состав Волынского княжества. В Галицко-Волынской летописи помещено сообщение о столкновении волынского князя Даниила Романовича с добжиньскими рыцарями: «Весне же бывши, поидоста (Даниил. — А. Г.) на Ятвя- зе и приидоста Берестью, рекам наводнившимся, и не возмогоста ити на Ятвязе. Данилови рекъшу: “Не лепо есть держати нашее отчины крижевникомь Тепличемь, рекомым Соломоничемь”. И поидоста на не в силе тяжьце. Приаста град месяца марта, старейшину их Бруна яша, и вой изоимаша, и возъвратися Володимер»[42]. Этот поход состоялся в марте 1238 г.
Перспектива осады и штурма города-крепости, захваченного добжиньцами, требовала серьезной подготовки. Не случайно летописец подчеркивает, что волынский князь пошел на рыцарей «в силе тяжьце». Как представляется, здесь речь шла не о непривычной для похода большой численности волынского войска, а об особой подготовке его для штурма крепости. Вероятно, необходимые для этого осадные орудия готовились в Берестье, которое находилось неподалеку от Дорогичина.
Мы не можем не согласиться полностью со взглядом А. Н. Масана, который выступает против преувеличения масштабов и значения волынско-добжиньского столкновения 1238 г. Действительно, можно согласиться с историком, что этот конфликт не следует рассматривать как какую-то отдельную войну, поскольку отряд добжинь- цев едва ли насчитывал больше 200 воинов. Но наряду с этим надо помнить, что даже такой небольшой по численности отряд высокопрофессиональных воинов представлял потенциально значительную опасность. Быстрый захват Дорогичина волынским войском не дает оснований и для утверждения, что эта крепость имела слабые фортификационные сооружения. Контекст летописного сообщения не позволяет думать, как это считает указанный исследователь, что захват Дорогичина добжиньцами и его освобождение состоялось в марте 1237 г.[43]
Завершая этот сюжет, укажем, что не сложилась надлежащим образом судьба и у тех добжиньцев, которые присоединились в 1235 г. к Тевтонскому ордену. Через определенное время у них с тевтонцами возник конфликт, последние их изгнали из своей организации, а потому бывшие добжиньцы вынуждены были присоединиться к небольшому объединению иоаннитов, которое находилось тогда в Польше. Известно, что иоанниты и тамплиеры, которые жили в Польше, а также какие-то отряды тевтонских рыцарей пришли на помощь польским полкам весной 1241 г., когда в Польшу вторглись рати монголов. Есть информация, что в связи с событиями в Польше Тевтонский орден отложил на определенное время свое наступление на северорусский город Псков. Большинство упомянутых рыцарей-крестоносцев погибло 9 апреля 1241 г. в битве под Легницей. Вероятно, что эта битва и была последней страницей истории «добжиньских братьев», часть которых находилась в рядах иоаннитов, а другая — тевтонских рыцарей.
Во второй половине 30-х годов XIII в. после разгрома меченосцев литовскими дружинами под Шауляем (1236 г.) римская курия организовывает объединение участников крестоносного движения на севере. Весной 1237 г. в папской резиденции в Витербо (возле Рима) руководители крестоносного движения договорились о слиянии Ордена меченосцев с Тевтонским. Летом руководство этого объединенного ордена, рижский епископ и датский двор разделили сферу влияния в Восточной Европе и договорились об общих действиях с целью захвата новых земель язычников и «схизматиков». Под последними договорные стороны понимали соседние с эстами земли ижорцев, води, карел, а также Псковское и Новгородское княжества[44].
Летом 1240 г. крестоносцы Прибалтики и Шведское королевство вторглись в северо-западные земли Руси. Этот поход осуществлялся под лозунгом распространения на Русь «истинной христианской веры» — католицизма. 15 июля 1240 г. войско новгородского князя Александра Ярославича нанесло поражение отрядам шведского ярла Ульфа Фаси, которое высадилось в устье Невы, стремясь захватить побережье Финского залива. Эта победа не позволила шведским войскам объединиться с прибалтийскими рыцарями, которые позже также начали свое наступление на Восток.
Борьба с последними проходила сложнее и дольше, чем со Швецией. Орденское войско постоянно получало помощь из Ливонии и Германии. Наступлению захватчиков содействовала измена боярства Пскова, благодаря чему крестоносцы овладели Псковом и Изборском. В начале 1241 г. рыцари подчинили Водскую землю и приблизились непосредственно к Новгороду. Первый успех крестоносцев не прошел мимо внимания римской курии, которая сразу поручила эзельскому епископу включить в состав своей епархии Водскую и Карельскую земли, а также район реки Невы[45].
Однако планам западных агрессоров было не суждено осуществиться. В середине 1241 г. в русско-орденской войне произошел перелом: новгородской князь Александр Ярославич Невский выбил крестоносцев из замка Копорье, построенного рыцарями в русских землях, а осенью новгородцы освободили Водскую землю и Псков. 5 апреля 1242 г. на льду Чудского озера состоялась хорошо известная битва, в ходе которой крестоносцы потерпели сокрушительное поражение .
В середине XIII в. произошла новая коррекция в отношениях между Русью и папством, в отношении древнерусской верхушки к крестоносцам, на что повлияли не только поражения западного рыцарства от восточнославянских государей, но в первую очередь вторжение монголо-татарских орд в Восточную Европу. Покорение захватчиками значительной территории Восточной Европы, поход монгольских полчищ в 1241-1242 гг. в Центральную Европу, создание монголами государства Золотая Орда в нижнем Поволжье, постоянные нападения ордынцев на Польшу в третьей четверти XIII в. вынудили папскую курию более внимательно относиться к русским князьям как потенциальным союзникам против монголо-татар.
Именно по инициативе папства в середине XIII в. были осуществлены поездки католических миссионеров на Восток, целью которых фактически была разведка ситуации в Восточной Европе.
В середине 40-х годов галицко-волынский князь Даниил Романович установил тесные контакты с римской курией. В отношениях с монголами курия усматривала два возможных сценария развития событий. Первый вариант, к которому склонялось папство, состоял в установлении добрых отношений с монголами, а потом в распространении влияния католической церкви как на кочевников, так и на страны и народы, которые попали в зависимость от монгольских ханов, в том числе и на русские княжества. Второй вариант предусматривал использование антиордын- ской борьбы народов Восточной Европы, в частности Руси, против кочевников[46]. Во взаимоотношениях с курией во второй половине 40-х годов Даниил Романович надеялся использовать авторитет Рима в своих контактах с центральноевропейскими монархами. Зная непримиримость Рима в религиозных вопросах, князь Даниил не отвергал возможность переговоров на тему возможного единения церквей, но условием для этого ставил предоставление реальной помощи Запада Руси в борьбе с ордынцами.
Определение всех параметров восточной политики папства чрезвычайно важно, поскольку, как справедливо отмечает А. В. Назаренко, у исследователей еще нет полной ясности в вопросе о роли и реальных целях папской политики в этой части Европы[47]. Необходимо указать, что римская курия стремилась наладить контакты и с Владимиро-Суздальским княжеством. В частности, по мнению Б. Я. Рамма, зимой 1245/1246 г. из Суздаля в Лион было направлено посольство к понтифику[48]. Безусловно, что политику папства нельзя рассматривать лишь сквозь призму религиозно-церковной деятельности — миссионерской деятельности курии, ее стремлений подчинить Русь в религиозном отношении. Здесь надо учитывать и обстоятельства жестокой борьбы, которая тогда продолжалась в Центральной Европе, а также то, что в середине 40-х годов многие западноевропейцы верили, что в скором времени состоится новое вторжение монголов в Центральную Европу, а само их появление связывали с Концом света[49].
2 мая 1246 г. папа Иннокентий IV отправляет различным адресатам семь посланий, в которых прослеживается комплексный план папства, который касался политики курии относительно и православной Европы, и монголов. В частности, понтифик просил Даниила оказать помощь персонам, которым папа поручал собирать информацию о монголах. В одном из посланий папа брал государство Даниила под свою опеку[50]. Тогда же Иннокентий направил одному из прибалтийских епископов письмо, которым наделял его правом назначать епископов и священников на территории Руси, т. е. фактически начал процесс обращения Руси в католичество.
Однако последняя часть деятельности курии довольно быстро стала давать сбои, и это прослеживается по тексту письма, направленного Даниилу 27 августа 1247 г., в котором папа был вынужден в сложных условиях идти на уступки даже в вопросах веры. Тогда же папа заявил о запрете другим королям, а также крестоносцам претендовать на владение в землях Даниила и Василька[51]. Курия взяла под свою защиту государство Даниила и Василька, что Ю.Ю.Свидерский справедливо рассматривает как дипломатическую победу[52].
23 января 1248 г. папа Иннокентий IV в письме к князю Даниилу просил: «Если тебе будет известно, о том, что войско татар собирается напасть на христиан, передай об этом любимым сынам, братьям Тевтонского ордена, которые живут в землях русских. Это сообщение через братьев дойдет к нам, что разрешит нам подумать, как с Божьей помощью организовать мужественное сопротивление обозначенным татарам» .
Тем не менее после этого на определенное время переписка между римской курией и галицкими князьями прекратилась. Это было связано, с одной стороны, с тем, что Даниил понял, что ему не удается добиться конкретной военной помощи против татар, а с другой — римская курия ощутила, что галицкий государь не собирается реально идти на уступки в вопросах веры. В связи с этим необходимо указать, что в своих отношениях со странами Центральной и Восточной Европы Рим как универсальная религиозно-политическая сила находился в довольно сложной ситуации. Папство стремилось держать всех христианских монархов и их страны под своим патронатом, но жесткое соперничество между обозначенными государствами, в частности борьба, которую те вели за «австрийское наследство» во второй половине 40-х годов XIII в., заставляла курию ориентироваться на тот или другой враждующий лагерь. И здесь показательно, что приблизительно тогда же, в 1247 г., аналогичное разочарование бездеятельностью римской курии испытал венгерский король Бела, который также не дождался какой-то реальной поддержки от папы[53].
После возвращения монголов из Центральной Европы в причерноморские степи осуществляется административно-территориальное устройство подвластных и подконтрольных им земель. Согласно информации католического миссионера Плано де Карпини, лесостепь и степь правобережья Днепра контролировал Корейца (Курем- са древнерусских летописей), левобережье Днепра находилось в управлении Мауци (Могучея древнерусских летописей)[54]. Земли между Днестром и Дунаем с середины 60-х годов XIII в. были под контролем Ногая[55].
После переговоров с ханом Бату Даниил формально признал свою зависимость от хана Золотой Орды, тем не менее Галицко-Волынское государство не было реально подчинено монголами, зависимость от кочевников государства Даниила и Василька была во второй половине 40-х годов номинальной[56], а сами князья готовились к активному сопротивлению завоевателям. Можно в целом согласиться с мнением И. Б. Грекова, который считает, что тогда владение Даниила фактически не входило в состав «русского» улуса Орды[57].
Разногласия между Сараем и Каракорумом продолжались до начала 1251 г., когда в Каракоруме великим ханом стал благосклонный хану Бату каан (великий хан) Менгу. Именно к этому времени относится начало определенной активизации золотоордынской политики как по отношению к Северо-Восточной, так и по отношению к Юго-Западной Руси. На рубеже 50-х годов Даниил Романович и Андрей Ярославич сделали попытку использовать существующие среди монголов распри для организации сопротивления завоевателям. В 1250 г. в Рязань и Владимир осуществил путешествие митрополит Кирилл[58], который незадолго до того возвратился на Русь из Никейской империи[59]. Целью дипломатической миссии было установление союза между двумя мощными политическими объединениями Руси. В 1251 г. князь Андрей Ярославич вступил в брак с дочерью волынско-галицкого государя
Даниила. Тогдашнее усиление князя Андрея, его независимая политика, союз с Даниилом вскоре вызвали реакцию со стороны монголов. В 1252 г. владения Андрея были опустошены монгольским войском хана Неврюя[60].
Параллельно начинается натиск монголов и на владение Даниила и Василька Романовичей, которые в начале 50-х годов успешно отбивают ряд нападений темника Куремсы[61]. Очевидно, Даниил, несмотря на победу, понимал, что главное противостояние с кочевниками еще впереди. О возрастании напряженности на границе ЮгоЗападной Руси с монголами стало известно и в папской резиденции в Лионе.
В 1252 г. при посредничестве венгерского короля Белы IV Даниил Романович восстанавливает свой контакты с римской курией[62]. 14 мая 1253 г. папа Иннокентий IV провозгласил крестовый поход против монголов, но призвал к участию в нем не шведов и немцев, а страны Центральной Европы (Польша, Чехия, Моравия, Сербия, Поморье), которые в то время были не способны к ведению войны с ордынцами[63]. В литературе справедливо отмечается, что тогда главным желанием римского папы в контактах с Даниилом было проведение его коронации и распространение католицизма на подданных князя. Тем не менее не следует отвергать и того, что активизация монголов как на севере, так и на западе Руси не могли не вызывать беспокойства в Лионе. Но папа не имел возможности организовать реально крестовый поход на Восток, а потому его призыв оказался лишь словесной декларацией.
В это же время активную деятельность в Польше начинает специальный посланец курии аббат Оппизо из Месаны, который во второй половине 40-х годов уже выполнял функции папского посланца в Польше. В 1252-1254 гг. этот церковный деятель оказал значительное влияние на ход политических событий в Польше. «Великопольская хроника» сообщает, что именно тогда под его патронатом состоялась канонизация польского святого Станислава[64]. Ученые считают, что согласие курии на эту канонизацию вызвана особой ролью, которая отводилась Римом польской церкви в процессе католического наступления на Восток[65]. Об отправлении своего посла папа извещает государей центральноевропейских стран в упомянутой выше булле от 14 мая 1253 г. Во второй половине 1253 г. папские посолы во главе с Оппизо прибыли на Русь и передали Даниилу папскую грамоту с предложением принять королевскую корону.
Тема коронации холмского государя возникла еще до 1253 г. Галицкий летописец вспоминает, что «древле бо того прислалъ ке нему (к Даниилу. — А. Г.) пискупа Береньского и Каменецького, река ему: “И приими венец королевьства”. Он же в то время не приял бе, река: “Рать татарьская не престаеть зле живущи с нами, то како могу прияти венец бес помощи твоей”»[66]. Таким образом, к русскому князю прибыл епископ Камянецкий и Беренский Вильгельм[67], во время переговоров с которым
Даниил отказался от проведения церемонии и заявил, что коронация может быть осуществлена лишь при условии организации крестового похода против монголов. Г. Чубатый высказал мысль, что переговоры с Вильгельмом состоялись в 1248 г.[68] Тем не менее напоминание о напряженных отношениях Романовичей с монголами дает основание думать, что обозначенные переговоры состоялись примерно в 1252 г., что и вызывало майскую буллу Иннокентия о проведении крестового похода и отправления на Восток специального нунция Оппизо.
В августе 1253 г. Даниил встретился в Кракове с Оппизо, который привез ему королевские регалии. Однако князь отказался вести переговоры («Не подобаеть ми видитися с вами чюжей земли, нъ паки»)[69]. Со временем, по информации Галиц- ко-Волынской летописи, Оппизо прибыл на Русь. Папского нунция сопровождали польские князья Болеслав и Земовит и польские магнаты. Рочник Красинский под 1253 г. упоминает о коронации Даниила: «В год Божий 1253 Даниил князь Руси короновался королем»[70]. Польский историк церкви В. Абрахам пришел к выводу, что Оппизо побывал на Руси или в августе — сентябре, или в декабре 1253 г.[71] Реальный же ход предшествовавших коронации событий (в конце августа 1253 г. Даниил встречался с Оппизо в Кракове!) свидетельствует, что церемония могла состояться только в конце года. Следовательно, коронация в Дорогичине, как считают некоторые исследователи, произошла в конце (вероятно, в декабре) 1253 г.[72]
В начале переговоров с папским нунцием, которые, вероятно, начались в Холме, а продолжались в Дорогичине, князь Даниил Романович снова начал отказываться от коронации, поскольку имел сомнения относительно реальности очередных обещаний папы. Убедили его пойти на уступки Иннокентию III мать Анна, а также союзники — польские князья Болеслав и Земовит, с которыми он в то время воевал против ятвягов. «Опиза же приде венец нося обещеваяся, яко: “Помощь имети ти от папы”. Оному же одинако не хотящу, и убеди его мати его, и Болеславъ, и Семовитъ и бояре Лядьскые, рекуще, дабы приялъ бы венец»[73].
В ходе переговоров Оппизо пообещал от лица папы сохранять православные обряды на Руси в обмен на подчинение русской церкви Риму. Галицкий книжник из- вещает:»Он же (Даниил. — А. Г.) венец от Бога прия, от церкве святых апостол, от стола Петра, и вот отца своего папы Некентия, и от всих епископов своих. Некентий бо кльняше техъ хулящимъ веру Грецкую правоверную, и хотящу ему сборъ тво- рити о правой вере, о воединеньи церькви. Данило же прия от Бога венец в городе Дорогычине» Т1.
В литературе справедливо отмечается, что коронацию в первую очередь следует рассматривать как политическую, а не религиозную акцию[74]. Необходимо отметить,' что в Дорогичине состоялось признание западноевропейским сообществом прав Даниила, который де-факто уже давно признавался королем Руси, на все древнерусское наследство.
Коронация не привела к организации какой-то реальной поддержки Романовичей со стороны европейских стран. Правда, 17 мая 1254 г. папа обратился к прусскому архиепископу Альберту, которого перед этим в марте назначил своим специальным легатом на Руси, с требованием организовать в Пруссии выступление крестоносцев против татар, но, без сомнения, этот призыв понтифика оказался таким же безрезультатным, как и предыдущий 1253 г.[75] С.Томашивский считает, что папа потратил много времени на войну с императором, а со временем умер, что сорвало проведение крестового похода[76]. Но такой взгляд выглядит наивным. Папство и не могло, и не хотело тогда обострять свои отношения с монголами.
Без сомнения, тогда же князь окончательно понял, что все контакты с Римом не имеют перспектив для создания антиордынской коалиции. Это стало особенно понятно с приходом нового папы Александра IV (1254-1261). Он проводил более жесткую тактику в отношении Руси, стал поддерживать соперников Романовичей (прежде всего литовского короля Миндовга), а в апреле 1257 г. римская курия поручила своим приближенным начать подготовку крестового похода против Руси, обещая его участникам отпущения грехов. Годом позднее папа запретил миссионерам вести пропаганду крестового похода против монголов[77].
Существенная коррекция восточноевропейской политики папства была связана с тем, что именно с середины 50-х годов монголы вели активное наступление на мусульман. В частности, в 1258 г. их войска во главе с ханом Хулагу захватили Багдад, а через год вышли на восточный берег Средиземного моря. Хану Хулагу в этом наступлении помогали отряды золотоордынского хана Бату, а после смерти первого — хана Берке[78]. Римская курия тогда хотела использовать наступление кочевников для укрепления позиций в Восточном Средиземноморье противников мусульман крестоносцев. На рубеже 50-60-х годов происходит очередная метаморфоза в политике курии по отношению к Золотой Орде, что, очевидно, связано с провалом планов курии относительно возможного использования выступления хана Хулагу против мусульман на Ближнем Востоке[79]. 25 января 1260 г. папа Александр VI призвал рыцарей Тевтонского ордена к походу против монголов и передал им в подчинение все русские земли, которые они во время похода завоюют. 21 марта и 8 апреля того же года папа повторил этот призыв в письмах к магистру Гартмуду фон Грюнбаху[80].
Продолжительные переговоры римской курии с Даниилом и Васильком Романовичем показали неспособность главы католической церкви организовать совместную борьбу европейских стран с монголами. Вместе с тем постоянные требования пап Иннокентия IV и Александра VI объединиться с римской церковью привели к разрыву взаимоотношений курии и государей Галицко-Волынского государства. В условиях жестких антирусских призывов папства идея крестовых походов полностью в Восточной Европе себя дискредитировала.
А. Б. Головко (Киев, Украина)
Из сборника «ROSSICA ANTIQUA: Исследования и материалы», СПб., 2006
Васильевский В. Г. Византия и печенеги // Васильевский В. Г. Труды. СПб., 1908. С. 26.
[2]Князький И.О. Половцы в Нижнем Подунавье // Вопросы истории. 2000. №3. С. 121-129.
[3]Эпоха крестовых походов / Под ред. Э. Лависса и А.Рамбо. СПб., 1999. С. 348.
[4]См.: Средневековье в его памятниках. М., 1913. С. 45.
[5]Magolias Н. Byzantine Christianity: Emperor, Church and West. Detroit, 1982. P. 113-116.
Абрамович Д. Киево-Печерський патерик. У Киев]. 1931. С. 191.
[7]Назаренко А. В. Древняя Русь на международных путях. Междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX- XII вв. М., 2001. С. 628—629, 640-648.
[8]Книга хожений: Записки путешественников XI—XVвв. М., 1984. С. 74—75.
[9]Gultzdoff V. Киевская Русь между Скандинавией, Константинополем и латинским Иерусалимским королевством в начале XII в. // IX Международный съезд славистов. Резюме докладов и письменных сообщений. М., 1983. С. 526-527.
[10]ПВЛ. 4.1. М., 1950. С. 109.
1:LChronica Polonorum // MGH. SS. Т. IX. Hannoverae, 1851. L. II, 19; Chronici Hungarici compositio saeculi XIV // SRH. Vol. I. Budapestini. 1937. P. 412-414, 424-425; Chronicon Monacense // Ibid. Vol. II. 1938. P. 80.
[12]Рыбаков Б.А. Древняя Русь и русские княжества XII —XIII вв. М., 1982. С. 180.
[13]Сахаров А. Н. Основные этапы внешней политики Руси с древнейших времен до XV века // История внешней политики России. Конец XV — XVII век. М., 1989. С. 52-53.
[14]ПВЛ. 4.1. С. 195.
[15]Annales Magdeburgenses // MGH. SS. Т. XVI. Hannoverae, 1859. P. 188.
[16]Wlodarski B. Problem jacwiriski w stosunkach polsko- ruskich // Zapiski naukowe Towarszystwa naukowego w Toruniu. T. 24. Torun, 1959. S. 27.
[17]Пашуто B.T. Внешняя политика древней Руси. М., 1968. С. 155.
[18]Головко А.В. 1) Древняя Русь и Польша в политических взаимоотношениях X-XIII вв. Киев, 1988. С 78; 2) Князь Роман Мстиславич i його доба. Кшв, 2001. С. 46.
[19]ПСРЛ. Т. 2. М., 1908. Стб. 667-668.
[20]Слово о полку Игореве. М., 1950. С. 21; Дубенский Д. Слово о пълку Игореве Святъславля пестворца старого времени // Русские достопамятности. Ч. III. М., 1844. С. 158-160.
[21]Назаренко А. В. Древняя Русь на международных путях. С. 636, 639.
[22]Пашуто В. Т. Международное значение Древней Руси // История, культура, этнография и фольклор славянских народов. IX Международный съезд славистов. М., 1973. С. 60.
[23]Рыбаков Б. А. Русские летописи и автор «Слова о полку Игореве». М., 1973. С. 110.
[24]Никита Хониат. История. Т. II (1186-1206). СПб.,1862. С. 245-246. — Ср.: Бибиков М. Б. 1) Византийские источники по истории Руси, народов Северного Причерноморья и Северного Кавказа // ДГ. 1980г. М., 1981. С. 71; 2) Византийские источники // Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 1999. С. 139.
[25]Рамм Б. Я. Папство и Русь в XI-XV вв. М., 1957. С. 76.
[26]Щавелева Н. И. Послание епископа краковского Матвея Бернарду Клервоскому об «обращении русских» // ДГ. 1975 г. М., 1976. С. 115.
[27]НПЛ. М.; Л., 1950. С. 49.
[28]Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1972. С. 223. Ср.: Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. М., 1987.
[29]Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. С. 207-209.
[30]Щавелева Н. И. Киевская миссия польських доминиканцев // ДГ. 1982г. М., 1984. С. 139151; Пашуто В.Т. Половецкое епископство // Ost und West in der Geschichte des Denkens und kulturellen Beziechungen. Berlin, 1966. S. 33-40.
[31]HRM. T. 1. Petropoli, 1841. P. 3-4.
[32]CDH. Т. III. Vol. 1. Budae, 1829. P. 54-56; Abraham W. Powstanie organizacii kosciola laciriskiego na Rusi. T. 1. We Lwowie, 1904. S. 101.
[33]Шушарин В. П. Свидетельства письменных памятников Королевства Венгрии об этническом составе населения Восточного Прикарпатья первой половины XIII века // История СССР. 1978. №2. С. 40-41.
[34]Historia Polski. Т. 1. Cz. 1. Warszawa, 1957. S. 339-340 (авторы — Г. Лябуда и Ю. Бардах).
[35]Lowmiariski Н. Pocz§,tki i rola polityczna zakonow rycerskich nad Baltykiem w wieku XIII i XIV // Polska w okresie rozdrobnienia feudalnego. Wroclaw etc., 1973. S. 238.
[36]Wlodarski B. Polityczne plany Konrada I ksi§cia Mazowickiego. Torun, 1971. S. 30.
[37]Petri de Dusburg / Ed. T. Hircsh, M.Toppen, E. Strehlke // SRP. T. 1. Leipzig, 1861. S. 4.
[38]Wlodarski В. Polityczne plany Konrada I ksi§cia Mazowickiego. S.30.
[39]Масан О. М. Добжинський орден (до icTopii дорогичинського шциденту 1237 року). Ч. 1 // Питания стародавньо!' та середньов]чно1 icTopii, археологи* та етнографп. Вип. 1. Чершвщ, 1996. С. 47. Ср.: Wlodarski В. Polityczne plany Konrada I ksigcia Mazowickiego. S.47.
[40]Lowmiaiiski H. Pocz§,tki i rola polityczna zakonow rycerskich nad Baltykiem w wieku XIII i XIV. S. 238.
[41]CDCMG. Т. I / Ed. E.Kochanowski. Varsaviae, 1919. №366. P.421.
[42]ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 776.
[43]Масан О.М. Добжинський орден (до icTopii дорогичинського шциденту 1237 року). 4.2 // Питания стародавньо1 i середньов1чно1 icTopii, археологи й етнографп. Вип. 2. Чершвщ, 1996. С. 5262.
[44]Пашуто В. Т. Внешняя политика древней Руси. С. 239.
[45]Там же. С. 295.
[46]Стависький В. Вщомоеп про Русь з «IcTopii монголш» Плано Kapnim // У1Ж. 1986. №6. С. 35.
[47]Назаренко А.В. Западноевропейские источники // Древняя Русь в свете зарубежных источников. С. 395.
[48]Рамм Б. Я. Папство и Русь в X—XV вв. С. 163.
[49]Guzman Gr. Christian Europe and Mongol Asia: First Medieval Intercultural Contact Between East and West // EMS. 1985. №2. P. 230.
^Большакова С. А. Папские послания галицкому князю как исторический источник // ДГ. 1975 г. М., 1975. С. 123-126.
[51]Там же. С. 126-127.
[52]С в i дс рс ь к и й Ю. Ю. Боротьба твденно-захщно! Pyci проти католицько! експанси в X-XIII ст. Кшв, 1983. С. 112.
[53]Грушевський М. С. 1сторш Укра'ши-Руси. Т. III. Льв1в, 1905. С. 71.
[54]Джиаванни дель Плано Карпини. История монгалов. Гу льем де Р у бру к. Путешествие в Восточные страны / Под ред. Н. П. Щастиной. М., 1957. С. 70.
[55]Егоров В. Л. Историческая география Золотой Орды XIII-XIV вв. М., 1985. С. 33, 164; Войтович Л. В. Нащадки Чинпз- хана: вступ до генеалоги Чинпзид1в-Джучид]в. Льв1в, 2004. С. 99-100.
[56]Горский А. А. Русские земли в XIII-XIV веках. Пути политического развития. М., 1996. С. 35.
[57]Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. М., 1975. С. 30.
[58]Каргалов В. В. Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси. Древняя Русь и кочевники. М., 1967. С. 141.
[59]Жаворонков П. И. Никейская империя и княжества Древней Руси // ВВ. Т. 43. М., 1982. С. 85.
[60]ПСРЛ. Т. 1. М., 1997. Стб. 473.
[61]Там же. Т.2. Стб. 828-829; Головко О. Б. Держава Романович1в та Золота Орда // У1Ж. 2004. №6. С. 10-12.
[62]Грушевський М. С. 1сторш Украшн-Русн. Т. III. С.71.
[63]Н1Ш. Т. 1. №88.
[64]«Великая хроника» о Польше, Руси и их соседях XI-XIII вв. М., 1987. С. 168-170.
[65]Historia Polski. Т. I: Do roku 1764. Ozesc I: Do polowy XV w. S. 363 (авторы раздела — Г. Лябуда и Ю. Бардах).
[66]ПСРЛ. Т. 2. Стб. 826.
[67]Чубатий М. Захщна Украша i Рим у XIII Biu,i у cboix змаганнях до церковно! унп // ЗНТШ. Т. 123/124. Львш, 1917. С. 51.
[68]Там же. С. 51.
[69]ПСРЛ. Т. 2. Стб. 826.
[70]Rocznik Krasiriskich // МРН. Т. III. Lwow, 1878. P. 132.
[71]Abraham W. Powstanie organizacii kosciola lacinskiego na Rusi. T. 1. Lwow,1904. S. 134.
[72][Махновець Л. S.] Л1топис Руський. Кшв, 1989. С. 413.
[73]ПСРЛ. Т. 2. Стб. 827.
8°п
о л онс ьк а-В аси л е н ко Н. 1стор1я Украши. Т. I. Кит, 1992. С. 201.
[75]HRM. Т. 1. №89, 90.
[76]Томаппвський С. Украшська icTopin. Старинш часи i середш bikh. Льв1в, 1919. С. 99.
[77]Матузова В.И., Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь. Конец XII в. —1270. Тексты, перевод, комментарии. М., 2002. С. 369.
[78]Егоров В. Л. Историческая география Золотой Орды... С. 195-196.
[79]Guzman G. Christian Europe and Mongol Asia. P. 233—234; Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды.. . С. 196.
[80]Матузова В. И., Назарова Е. Л. Крестоносцы и Русь. С. 369.
