Показать все теги
Ханская династия Аштарханидов (Джанидов), правившая в Бухаре и Балхе в XVII-XVIII вв., вела происхождение от Туга(Тукай)-Тимура, сына Джучи. Она пришла к власти на рубеже XVI-XVII вв., когда Аш-тарханиды Яр-Мухаммед, затем его сын Джани-Мухаммед[1] и внуки Дин-Мухаммед и Баки-Мухаммед сумели, постепенно одолев соперников, закрепить за собой престол. Название династии образовалось от названия города Хаджи-Тархан-Аждархан-Аштархан-Астрахань, где когда-то, по единодушным утверждениям восточных хронистов, жили предки ее основателей2.
В историографии миграция аштарханидских родоначальников в Среднюю Азию датируется по-разному. Одни авторы приурочивают ее к русскому завоеванию Астрахани3 и расценивают как результат этого завоевания (см., например, [Алексеев, 2003: 64[2]; История, 1993: 58; Кляшторный-Султанов, 2004: 3355; Кушева и др., 1958: 582; Лэн-Пуль, 2004: 199; Burton, 1988: 482]), другие считают, что она произошла задолго до него [Алексеев, 2006: 87, 211; Зайцев, 2006: 51].
Добухарский этап предыстории Аштарханидов представляет собой настоящее «белое пятно». Не имея сколько-нибудь внятных указаний в источниках, историки, как правило, обходили его молчанием или ограничивались общими суждениями. Однако в последнее время появились монографические исследования, в которых, с одной стороны, обобщается материал средневековых текстов об Астраханском юрте и государстве Аштарханидов, а с другой — привлекаются свидетельства хронистов, позволяющие начать изучение жизни родоначальников этого клана до его воцарения в Мавераннахре. Мы имеем в виду труды Т.И.Султанова, А.К.Алексеева и И.В.Зайцева [Кляшторный-Султанов, 2004; Алексеев, 2006; Зайцев, 2006].
В частности, А.К.Алексеев вводит в научный оборот и анализирует обширный круг сведений о политической истории данной династии, почерпнутых из труда придворного аштарханидского историографа первой половины XVII в. Махмуда б. Вали Бахр ал-асрар фи манакиб ал-ахйар («Море тайн относительно доблестей лиц благородных»). В четвертом отделе (рукн) шестого тома этого сочинения содержится уникальная, хотя порой и противоречивая, требующая осмысления и научной интерпретации информация о родоначальниках Аштарханидов, живших в Дешт-и Кипчаке в XV-XVI вв.
Череда предков Яр-Мухаммеда поименована в нескольких источниках. Мы не ставим целью выявление ее истинности на протяжении всех четырех веков. Для дальнейшего анализа нам потребуются лишь некоторые звенья генеалогического древа. Поэтому в качестве иллюстрации ограничимся цитированием только четырех сочинений. Это Шаджара-йи тюрк («Родословие тюрков») Абу-л-Гази Бахадура (XVII в.); Тарих-и Абу-л-Фейз-хан («История Абу-л-Фейз-хана») Абд-ар-Рахмана Даулата Тали (XVIII в.); Силсилат ас-салатин («Цепь государей») Мухаммед-Салима (XVIII в.); Муста-фад ал-ахбар фи ахвали Казан ва Булгар («Извлечение вестей о состоянии Казани и Булгара») Шихабутдина Марджани (XIX в.) [Ахмедов, 1985: 102; Марджани, 2005: 136; Тали, 1959: 13; AboulGhazi, 1871: 179 (араб. паг.)][3]. Сведения из указанных текстов приведены в таблице.
Нас интересует последняя часть родословной — от Тимур-Кутлуга до Яр-Мухаммеда. Время жизни того и другого известно. Престарелый Яр-Мухаммед добровольно передал ханскую власть Джани-Мухаммеду и умер в первых годах XVII в. [Алексеев, 2006: 107, 108, 111]. Тимур-Кутлуг сел на трон Золотой Орды в 1391 г. и царствовал до своей смерти в 1399 г. При этом заметим, что резиденция его располагалась в Хаджи-Тархане, который в позднейшей татарской исторической традиции стал считаться его юртом [Кадыр-Али-бек, 1854: 159 (араб, паг.); Ivanics-Usmanov, 2002: 86, 90]. В родовых преданиях башкир Тимур-Кутлут тоже фигурирует как Астерхапнынг ханы (см. [Башкирские, 2002: 218; Родословная, 1997: 53, прил., л. 1]).
В русских родословных XVII-XVIII вв. этот хан представлен как «первый царь на Астрахани» [Родословная, 1787: 24; Зайцев, 2006: 25], что, несомненно, навеяно исторической памятью татар, которая именно с ним связывала начало астраханской монархии[4]. Это, в частности, отражено в послании крымского хана Девлет-Гирся I Ивану IV (май 1565 г.): «А Астарахань от Темир Кутлуя царя за цари велась... Асто-рохань бы еси нам дал потому: покаместа было от Темир Кутлуя царя за его родством, от Темир Кутлуя царя велися» [РГАДА, ф. 123, on. 1, д. 11, л. 316, 317][5]. На самом деле самостоятельный юрт на Нижней Волге окончательно сформировался намного позже Тимур-Кутлу-га — судя по последним исследованиям И.В.Зайцева, не ранее начала XVI в. [Зайцев, 2002] (хотя обычно в историографии это событие датируется полустолетием раньше). Однако приписывание основания юрта предку династии в данном случае не единственное. Аналогичной репутацией основателя Ногайской Орды обладал золотоордынский бек Эдиге — родоначальник правящего мангытского клана ногаев [6].
Из генеалогий получается, что в хронологическом интервале между Тимур-Кутлугом и Яр-Мухаммедом полностью уместились XV и XVI столетия. Если довериться приведенным в нашей таблице сведениям, то напрашивается вывод, что на эти два века пришелся период жизни всего лишь четырех лиц — Тимура, Мухаммеда, Джавака и Мангышлака.
Кратковременное царствование Тимура б. Тимур-Кутлуга достоверно датируется 1410-1412 гг. Мухаммед, следующий за ним в трех из четырех приведенных генеалогий, — это золотоордынский хан с именем-прозвищем Кучук-Мухаммед (правил в 1433-1459 гг.). Как и его дед, он жил в Астрахани [Зайцев, 2006: 31]. Правление Тимура закончилось его свержением и скорой смертью, а кончина Кучук-Мухаммеда, очевидно, была ненасильственной (см. [Сборник, 1941: 134; Сафаргалиев, 1996: 510]). То есть эти ханы завершили земной путь соответственно в 1412 (или немного позже) и 1459 г.
Что касается Джавака, то он может быть идентифицирован с тезоименным сыном Кучук-Мухаммеда, который вместе со своими братьями Ахмедом и Махмудом воевал с узбекским ханом Абу-л-Хайром (см. [Зайцев, 2006: 50]). Приблизительное время этих событий — начало 1430-х годов10. Правление же Абу-л-Хайра охватывало 1428-1468 гг.
В изложении Махмуда б. Вали, Мангышлак был младшим братом Ахмеда и Махмуда. После смерти Абу-л-Хайра эти трое отпрысков Кучук-Мухаммеда поделили между собой власть и территорию Джу-чиева улуса. Махмуд стал верховным правителем; Ахмеду достались Хорезм и «некоторые из областей» Дешт-и Кипчака; Мангышлак стал управлять Орду-Базаром, Хаджи-Тарханом и «всем побережьем Ити-ля» (Волги). Будучи молодым и неопытным, Мангышлак не сумел удержаться в своем уделе. Из-за неких «смутьянов и бунтовщиков», а также по причине того, что «довольствование одним йуртом манги-тов явилось бы ошибкой», он снялся с места и направился в Туру, где был встречен ханом Кучумом. Затем Мангышлак переселился в Маве-раннахр, ко двору тимурида Султан-Хусейна Байкары. Тот радушно принял Мангышлака и выделил ему двенадцатитысячное войско, чтобы он смог отвоевать свой удел. Однако поход на север оказался безуспешным. Мангышлак вернулся в тимуридские владения и умер в Туркестане [Алексеев, 2006: 85, 86]".
В пересказанном отрывке Бахр ад-асрар наблюдаются явные анахронизмы. Если учитывать время смерти Абу-л-Хайра (1468 г.) и правления Байкары в Герате (1476-1506 гг.), то получается, что описанные события происходили во второй половине XV в. (А.К.Алексеев даже называет конкретный год — 1476 [Алексеев, 2006: 86]). Кучум же царствовал в Сибирском юрте в 1563-1598 гг. (фактически до 1582 г.). Имеет место большой хронологический разрыв: один и тот же персонаж, Мангышлак, активно действует и во второй половине XV в., и во второй половине следующего столетия. Тем не менее можно попытаться отыскать в этом путаном повествовании следы некоторых реальных событий.
Прежде всего обратим внимание на связь Мангышлака с «йуртом мангитов». т.е. Ногайской Ордой12. Из текста Бахр ал-асрар следует, что хотя ему в удел были переданы Астрахань и вся Волга, в действительности хан осуществлял свои монархические полномочия только по отношению к ногаям (мангитам-мангытам). В истории последних известно нередкое для тюркских государств этой части Евразии явление — царствование номинального хана. В Ногайской Орде подобная практика фиксируется во второй половине XV в. и после некоторого перерыва в первой половине — середине XVI в. В роли формальных «ногайских ханов» выступали в разное время узбекские Ядгар и Ами-нек, тюменские Ибрагим-Ибак и Мамук, казахские Джанибек, Бурундук, Касим и Хакк-Назар (см. [Трепавлов, 2001, гл. 3, 5-7]). Все эти правители (за исключением, может быть, Мамука) являлись реальными государями в своих владениях, а их сюзеренитет над Ногайской Ордой, как правило, ограничивался инвеститурой ее действительного правителя — мангытского улубия-улугбека13. В политике Ногайской Орды они не участвовали и никакого влияния на внутриногайские дела не имели.
Однако при бие Юсуфе (1549-1554 гг.) стали заметны существенные перемены. Появляется «ногайский хан» без собственного ханства, абсолютная марионетка. Предназначение его заключалось в том, чтобы своей сакральной персоной и молчаливым присутствием освящать, оправдывать всевластие предводителя мангытов14. Поскольку деятели такого рода имели еще меньшую значимость по сравнению с прежними верховными государями ногаев, то фигурируют они в источниках минимально и эпизодически. Обратим внимание на два таких упоминания в ногайско-русской дипломатической переписке.
Послание нурадина15 Исмаила царю Ивану IV (доставлено в Москву в июне 1549 г.): «Тсмир Кутлуева царева сына царем себе учинили есмя. Один царем учинился, а другой князем» [Посольские, 1995: 287].
Послание бия Юсуфа ива1гу IV (доставлено в Москву в мае 1551 г.): «Да ещо то: царь у нас Янаи, чтобы еси нас для его призирал» [Посольские. 2006: 45].
Если допустить, что в обеих грамотах упоминается одно и то же лицо, то это — представитель астраханской династии («Тсмир-Кут-луевых царевых детей») по имени Янай~Джанай~Джани16. Ханы Хаджи-Тархана того времени хорошо известны, и Джани среди них не было. Астраханский хан Джанибек б. Махмуд умер еще в 1521 г. [Зайцев, 2006: 94]. Едва ли надолго пережил его двоюродный брат — тоже Джанибек, отец которого, хан Ахмед б. Кучук-Мухаммед, погиб в 1481 г.'7.
Последняя фраза из цитированного выше письма Исмаила: «один царем учинился, а другой князем» — есть не что иное как традиционная формула сосуществования номинального хана («царя») и реального властителя-бека, или бия («князя»): бири хан бири бек. Она применялась в разных вариантах тюркскими хронистами XVI-XVII вв. для характеристики взаимоотношений золотоордынских ханов Тимур-Кутлуга и Хаджи-Мухаммеда, а также узбекского Ядгара с их фактическими соправителями-беклербеками — соответственно Эдиге, его сыном Мансуром и правнуком Мусой [Кадыр-Али-бек, 1854: 155, 159 (араб, паг.); Aboul-Ghazi, 1871: 189 (араб. паг.)].
Поскольку Джани ногайских грамот обладал ханским титулом и принадлежал к «Темир Кутлуевым царевым детям», но не царствовал в Хаджи-Тархане, то мы вправе предположить его правление в каком-то ином владении. Среди окрестных государей рубежа 1540-1550-х годов ему места не находится — ни в той же Астрахани (там сидел на престоле Ямгурчи)18, ни в Казани (Сафа-Гирей, затем Утемиш-Гирей), ни в Казахском ханстве (Хакк-Назар), ни в шейбанидских Хорезме и Ма-вераннахре. Сибирский же юрт с конца XV в. возглавляли беки из династии Тайбугидов; приблизительно в это время таковыми были братья Ядгар и Бек-Пулад. Юртом, возглавляемым Джани, могла быть, пожалуй, только Ногайская Орда, в которой он восседал на троне, со-правительствуя с Юсуфом по принципу бири хан бири бек.
В рассказе Махмуда б. Вали о таинственном Мангышлаке, которого, напомним, не устраивало «довольствование одним йуртом манги-тов», сквозит неудовлетворенность хана своим малопочтенным статусом. От того же автора мы узнаем, что не только эти настроения были причиной отъезда Мангышлака от ногасв. Не меньшим основанием послужили действия каких-то «смутьянов и бунтовщиков». Если под смутой и бунтом понимать события в Ногайской Орде середины — второй половины 1550-х годов, то у него были веские резоны перебраться подальше от беспокойного юрта мангытов20.
Астраханские царевичи оказались у ногаев в то время, когда среди степной правящей элиты постепенно накапливались противоречия и зрели конфликты. Усиление Московского государства, падение Казанского ханства, борьба за власть и кочевья привели к расколу ногайской знати. Одна ее часть выступала за союз с Россией, другая не без основания опасалась оказаться в роли следующей жертвы могучего соседа, надвигавшегося с запада. Бий Юсуф возглавил антимосковский лагерь мирз, а его брат Исмаил — промосковскую группировку. Конфликт между ними вылился в жестокую междоусобную войну 1554-1559 гг., в которой пали жертвой не только Юсуф, но и многие тысячи жителей Орды. К потерям от военных столкновений добавились жертвы стихийных бедствий — страшного голода и эпидемии чумы. У современников порой складывалось впечатление, будто могущественная в прошлом ман-гытская держава в результате полностью ослабела и обезлюдела21.
Полагаю, что в борьбе «партий» Джани находился на стороне Юсуфа и был его политической креатурой. Во всяком случае, главный оппонент последнего, Исмаил, через три года после «воцарения» астраханского династа над ногаями вознамерился перейти под сюзеренитет другого падишаха — османского, тем самым игнорируя Джани. В феврале 1552 г. посол Исмаила доставил в Стамбул его письмо с просьбой к султану Сулейману I пожаловать санджак (знамя — символ удельного правителя), а также с предложением ввести в Ногайской Орде хутбу с именем Сулеймана [Bennigsen-Lemercier-Quelquejay, 1976: 219]. В сентябре того же года в Москву привезли грамоту Ис-маила, в которой он называл султана «государем нашим» (т.е. ногайским) [Посольские, 2006: 69].
Есть основания полагать, что Исмаил, рано проявивший себя как самостоятельный политик, давно и активно вел поиски патрона, независимо от своих старших братьев — бисв Ногайской Орды Шейх-Мамая (правил около 1540-1549) и Юсуфа. Такие поиски не ограничивались контактами с далеким Стамбулом. Исмаил был утвержден в должности нурадина приблизительно в 1545 г. и тем самым получил в управление поволжские кочевья ногаев, сопредельные с казанскими владениями. В Казани тогда ханствовал Сафа-Гирей. В 1576 г. царь Иван IV получил грамоту от Уруса — сына уже покойного к тому времени Исмаила. Эта грамота не сохранилась; однако, в соответствии с тогдашними правилами дипломатической переписки, в ответе царя содержался ее почти дословный пересказ. Обращает на себя внимание следующий фрагмент этого пересказа-перевода: «А отец (здесь в значении «предок». — В.Т.) твои (Уруса. — В.Т.) Нурадин мирза Темир Кутлую царю служивал и жалованье имывал. А отец твои Исмаиль князь Сафа Кирею царю служивал и жалованье имывал (шрифтом здесь и далее в цитатах выделено мной. — В.Т.)» [Посольская, 2003: 47].
Для Исмаилова прадеда, мангытского мирзы Hyp ад-Дина, хан Тимур-Кутлуг был неоспоримым верховным властелином, государем и сюзереном, который выделил мирзе удел и дозволил собирать в свою пользу часть податей — кстати, именно с Астрахани (подробно см. [Трепавлов, 2001: 83, 84]). Память о давних ханских пожалованиях сохранялась среди ногаев в первой половине XVI в., когда мирзы, потомки Hyp ад-Дина, требовали для себя «выход» с Астраханского юрта — по разным сведениям, 40 тыс. или 60 тыс. алтын [Посольские, 1995: 139, 208; Посольские, 2006: 260, 279; РГАДА, ф. 123, on. 1, д. 8, л. боб., 413].
Уподобление давнишним историческим персонажам казанского хана Сафа-Гирея и ногайского нурадина Исмаила позволяет предположить, что во второй половине 1540-х годов между ними установились какие-то формально-вассальные (?) отношения, не известные из других источников. О регулярных выплатах «годового», «жалованья» Исмаилу из Казани имеются неоднократные упоминания в дипломатической переписке, но о какой-либо его «службе» xairy не упоминается; наоборот: ханская казна платила ногайскому сановнику «для братства и любви и дружбы» — ради поддержания мира на ногайско-казанских рубежах (см. подробно [Трепавлов, 2001: 213-216]).
Реакция Высокой Порты на запрос Исмаила 1552 г. насчет санджака и хутбы неизвестна. Полагаю, что он был отвергнут или проигнорирован. Ведь несмотря на эпизодическое включение Дешт-и Кипчака в султанскую титулатуру (см. [Зайцев, 2004, очерк 10]), турецкое правительство в то время предпочитало не вмешиваться в запутанные отношения между правителями этого региона, передоверив дипломатию на данном направлении Бахчисараю. Как раз в то время, приблизительно в феврале 1552 г., султан известил вассального крымского хана Девлет-Гирся: «Учитывая, что по всем делам, относящимся к этим странам, вы имеете разнообразные и обширные сведения и познания в том, что касается Эдждерхана (Астрахани. — В.Т.), ногаев и Московии, мы доверяем правильности разрешения (вами. — В.Т.) всех вопросов, относящихся [к этим странам]» [Bcnnigsen-Lemercier-Quel-quejay, 1976: 213-218, 220-221]22. Собственно, на Девлет-Гирея Порта и переложила продолжение переговоров с Исмаилом.
Первое же посольство победителей Юсуфа в Москву в начале 1555 г., сразу после его убийства ими и захвата власти, известило Ивана IV о том, что в Ногайской Орде теперь другой верховный государь — и им оказался отнюдь не Сулейман I. Вновь это была политически ничтожная фигура, удостоенная в одном из посланий единственной скупой фразы: «Как меня смотришь, так бы еси Ибишея царя смотрил» [Посольские, 2006: 162]23. Таким образом, Джани к тому времени утратил даже те призрачные «монархические» прерогативы, которыми обладал при Юсуфе. А каково было происхождение его преемника Ибишея, пока не удастся определить даже предположительно.
Надо сказать, что московское правительство хорошо ориентировалось в степных делах. Оно имело адекватное представление о действительном статусе «ногайских ханов», которые эпизодически появлялись из небытия и исчезали неведомо куда. Известия об их «воцарении» Иван Грозный пропускал мимо ушей. Он ни разу не внял призывам почтить их и не направил к ним ни посланников, ни грамот, ни помин-ков. Реальный вес в его глазах (как и других русских правителей) имели мангытские бий — настоящие правители Ногайской Орды24.
Безвластные степные монархи проживали, очевидно, в Саранчуке — стольном и единственном (?) городе ногаев. О нем как о резиденции ногайских «ханов» упоминает османский автор XVII в. Хаджи Халифа (см. [DeWeese, 1994: 198]). Правда, это упоминание анахрони-стично, так как Сарайчук к тому времени давно лежал в развалинах. Может быть, эти «ханы» даже не отправлялись на сезонные перекочевки.
Очень вероятно, что Джани смог обрести приют при каком-нибудь среднеазиатском дворе. Ведь еще до всеохватной смуты 1550-х годов откочевка в узбекские ханства была одним из проторенных путей эмиграции ногаев, недовольных жизнью на родине. Кроме того, между семьями мангытских аристократов и узбекских правителей периодически заключались брачные союзы; родственные отношения с потомством Эдигс установили также шейхи-ходжи Джуйбари — могущественный клан бухарских суфиев (см. [Трепавлов, 2001: 269, 309, 375, 376; DeWeese, 1994: 388, 393, 394]).
Мангышлак у Махмуда б. Вали отправляется к Султан-Хусейну Байкаре, и тот дает ему войско для реванша. Но к середине XVI в. род Байкары — Тимуриды — уже давно утратили власть в Средней Азии. Их место там заняли шейбанидские династы, которые и принимали переселенцев из Дешт-и Кипчака. Хронологической привязкой мог бы послужить упомянутый в Бахр ал-асрар неудачный поход двенадцатитысячной рати в Поволжье и Мангышлак. Единственная известная мне крупная антиногайская военная акция со стороны узбеков, близкая по времени, — это набег ногайских эмигрантов вместе с «ташкеньскими людьми», которые зимой 1562/63 г. «приходили... войною», «ратью приходили» на Ногайскую Орду. Данное предприятие в самом деле нельзя считать успешным, так как ногай отбили нападение и, догнав врагов, отняли у них все трофеи [РГАДА, ф. 127, on. 1, д. 6, л. 210об., 225об., 226].
Здесь конфликт увязывается с Ташкентом, где тогда сидел полусамостоятельный удельный правитель, Шейбанид Баба б. Барак. Но одного факта вышеупомянутого набега все же недостаточно, чтобы утверждать, будто Джани обосновался в Ташкенте после своего отъезда из Ногайской Орды, охваченной смутой. Тем более что предки Аштарханидов завязали тесные связи не с владетелями Ташкента, а с ханами Бухары.
В узбекских ханствах и уделах династии Шейбанидов то и дело вспыхивали раздоры. Крупные города завоевывались разными ханами, переходили из рук в руки. На протяжении второй половины XVI в. постепенно все больше стала доминировать Бухара. В 1557 г. ее занял Абдаллах б. Искандер. В 1561 г. он провозгласил ханом своего отца, Искандера б. Джанибска, и до его смерти (1583 г.) управлял государством от его имени. Затем Абдаллах сам сел на бухарский трон, на котором оставался пожизненно, до 1598 г. Именно на эти десятилетия приходится появление Яр-Мухаммеда с семейством в Мавераннахрс. Известно, что Джани-Мухаммед женился на сестре Абдаллаха.
Мечты о реванше (возвращении ли себе престола — пусть и номинального, мести ли за свержение своего покровителя, бия Юсуфа) могли гнездиться в умах астраханских аристократов, которые обосновались в Бухарском ханстве. В источниках имеются упоминания, позволяющие предположить какое-то воздействие на Абдаллаха II с их стороны. Около 1584 г. один из ногайских мирз сообщил царю Федору Ивановичу, что ему известно о планах бухарского правителя «Сарачик взяти и мусулманство прославить. А после того хотят и твои юрт взять... А как завладев Волгой и Яиком... хотят стол твои Москву взять и веру свою прославити» [РГАДА, ф. 127, on. 1, 1585 г., д. б/№, л. 13-15]. Здесь говорится о планах Абдаллаха отстроить ногайскую столицу Сарайчук, разгромленную казаками в 1581 г., и в дальнейшем двинуться к Волге. Скорее всего подразумевалась не вся река от истоков до устья, а только низовье — район Астрахани.
Через одиннадцать лет вновь зашла речь о подобных намерениях, и теперь в качестве объекта нападения бухарцев прямо называлась Астрахань. В январе 1595 г. казахский посол говорил своему земляку в Москве, что прибыл с целью обратить внимание русского правительства на восточные дела, дабы «государь... на бухарсково не опла-шивался, а ногаем бы не верил. Бухарской царь ныне юргенского Ази-ма царя со юрта согнал, Юргенчь взял под себя. А ныне, с ногай соединясь, хочет поставить в Сарайчике город. Как в Сарайчике город поставит, толды будет и [над] Астороханью промышлять» [РГАДА, ф. 122, on. 1, 1594 г., д. 1, л. 8-9]. Юргенский Азим-царь — это ургенчский хан Хаджи-Мухаммед (Хаджим-Азим). В то время Абдаллах завоевал Хорезм, и границы его государства выдвинулись в кочевые степи.
В свое время я высказал сомнение в истинности агрессивных поползновений Абдаллаха: он «был далек от мысли захватить русскую территорию... Не думаю... чтобы целью владыки Мавераннахра и Хорезма была агрессия против России. Следующим шагом его продвижения в Дешт должно было стать установление контроля над степями Центрального и Северного Казахстана, и согласие с ногаями позволило бы охватить этот регион полукольцом для последующего завоевания» [Трепавлов, 2001: 379-380]. Приписывание узбекскому хану намсрений развязать антирусскую войну казалось мне сознательной дезинформацией московитян со стороны ногайских и казахских политиков, которые искали противовес набирающей силу Бухаре. Идея вызволения Хаджи-Тархана из рук «неверных» десятилетиями тлела в Крыму, и Гирей то и дело заводили об этом разговор, а в 1569 г. безуспешно попытались вместе с турками отвоевать город[7]. Ничего подобного никогда не затевали правители Мавераннахра.
Однако, учитывая присутствие выходцев из Астрахани в свите Абдаллаха, нельзя исключить, что они могли быть воинственно настроены. (С аналогичными призывами к турецкому султану и крымскому хану обращались казанские эмигранты в Крыму и их сторонники, затаившиеся на родине [Новосельский, 1948: 24; Бахтин, 1998: 161].) Инициатива похода узбеков на российскую столицу по-прежнему кажется мне невероятной; к тому же именно в эти годы Абдаллах направлял в Московское государство дружественные посольства (см. [Материалы, 1932: 98-101, 404-^06; Зияев, 1965: 91, 92]). Но вполне возможно, что среди внешнеполитических планов хана действительно в каком-то виде фигурировала Астрахань — бывшая столица поверженного юрта и к тому времени давно уже русский город26.
Об этом прямо свидетельствует, например, информация Ивана Мишурина, который в 1588 г. был направлен гонцом в Бахчисарай. По возвращении на родину он изложил в Посольском приказе новости и слухи о международной обстановке, услышанные им от разных собеседников в Крыму. Среди прочего Мишурин поведал о бухарском посольстве в Стамбул и о неудачной попытке Абдаллаха заключить военный союз с султаном Мурадом III именно для захвата Астрахани: «Да к турскому де салтану бухарской прислал посла своего в 97-м году (1588/89. —В.Т.) просити де силы к Асторохани, штоб дс турскои салтан послал силу свою, да и крымского царя к Асторохани послал же бы. А бухарской будто хотел свою силу с турсково силою послати к Асторохани. И бухарской де посол от тех мест и по ся места ждет в Царегороде у турсково салтана. А турскои де салтан ежелет кличет во Царегороде, штоб которые охотники шли к Асторохани. А дает им алафу[8], и алафы де нихто не емлет, а к Асторохани нихто не идут» [РГАДА, ф. 123, on. 1, д. 17, л. 320об. — 321].
Среди прочих стимулов для подобных замыслов могла быть и традиционно высокая прибыль от международной торговли в Нижнем Поволжье. Как говорили турецкому султану послы из Ургенча и Бухары в 1568 г. (в пересказе русских дипломатов), «а в Асторохани из многих земель кораблем с торгом приход великой, а доходит де ему (московскому царю. — В.Т.) в Асторохани тамги на день по тысече золотых» [РГАДА, ф. 123, on. 1, д. 13, л. 163об.].
Кроме того, в первые десятилетия после своего утверждения на Нижней Волге воеводы, находясь в окружении чуждого кочевого мира, тщательно заботились о безопасности южною анклавного владения России. Однако их активность распространялась пока лишь на пространство между волго-донской переправой (Переволокой) и волжской дельтой [Дубман, 1999: 20]. Среди мер контроля за ситуацией было препятствование в переправе многочисленных мусульманских паломников из Средней Азии и восточного Дешт-и Кипчака, направлявшихся в хадж традиционно через Хаджи-Тархан. Это оказалось еще одной причиной возмущения и раздражения в мусульманском мире после завоевания «неверными» Астраханского ханства, служило идейной основой для подготовки войны с ними [Трепавлов, в печ.].
Тогда активность узбекских дипломатов в Стамбуле получает еще одно объяснение. Как раз в начале 1568 г. был разгромлен и убит врагами верный союзник Абдаллаха, правитель Шахрисабза Хусрав-султан. Подавленный печальным известием Абдаллах подумывал отказаться от власти и направиться на поклонение святыням в Мекку, но был разубежден своим ближайшим советником и духовным наставником Калан-ходжой [Хафиз-и Таныш, 1989: 5 — введ. М.А.Салахет-диновой]. В интересе бухарских послов к маршруту хаджа через Астрахань можно видеть отголосок этих событий.
Как бы там ни было, военным планам знаменитого бухарского хана в Деште так и не суждено было осуществиться. В 1598 г. он умер.
А.К.Алсксеев подчеркивает, что, несмотря на титулование Яр-Мухаммеда ханом в Бахр ал-асрар, на самом деле тот никогда и нигде не царствовал. Полноценное правление Аштарханидов началось с Джа-ни-Мухаммеда (1601-1603), который обрел все полагающиеся правящему мусульманскому династу атрибуты — хутбу, сикку (чеканка монеты) и титулатуру [Алексеев, 2006: 88, 107]. Столь краткое правление можно объяснить его глубокой старостью. Если допустить, что в 1549 г. Джани-Мухаммед уже обладал номинальным ханским рангом в Ногайской Орде, то через 64 года он должен был пребывать в очень преклонном возрасте. Тогда можно согласиться с датировкой В.В.Велья-минова-Зернова, который обозначал время жизни Джани-Мухаммеда как «последнюю половину» XVI в. [Вельяминов-Зернов, 1864: 243].
Подтверждение довольно раннего начала его активной политической жизни можно видеть в сообщении Махмуда б. Вали о том, что Джани встал во главе своего клана в возрасте 14 лет [Алексеев, 2006: 88]. Напомним приведенное выше указание Бахр ал-асрар об утрате Мангышлаком престола вследствие его молодости и неопытности; думаю, что на самом деле эта информация должна быть также отнесена к Джани.
По Махмуду б. Вали, Мангышлак направился с Волги сначала в Туру к хану Кучуму. Туру в данном контексте можно трактовать как город Чимги-Тура, или Чинги-Тура (Тюмень) — столицу Сибирского юрта28. Выше упоминались сибирские беки Ядгар и Бек-Пулад. Как и ногайские вожди, они должны были иметь над собой старшего государя, который даровал бы им инвеституру (ярлык) на управление юртом. Полный государственный суверенитет бека~бия и возглавляемого им владения был в то время немыслим, невозможен, незаконен.
В этом отношении имеется примечательная информация «Казанского летописца» о событиях середины XVI в. Умирающий казанский хан Сафа-Гирей в марте 1549 г. завещал трон своему малолетнему сыну Утемиш-Гирею при регентстве его матери и своей младшей жены Сююм-бике, дочери ногайского бия Юсуфа. Остальным трем женам он «роздели имение свое равно царское и отпустит повеле во отечество свое: болшая пойди въ Сиберь, ко отцу своему Сиберскому царю; другая же в Асторохань, ко царю своему отцу; 3 же въ Крымъ, къ братеи своей, княземъ Ширинскимъ...» [ПСРЛ, 2000, стб. 56]. Следовательно, в 1549 г. в Сибири имелся некий «царь» — тесть Сафа-Гирея.
Пока я не могу определенно ответить на вопрос, кто это был, т.е. кто являлся верховным государем для Тайбугидов. В различных источниках обнаруживаются свидетельства (всегда косвенные) о подчиненности этих сибирских правителей то казанскому хану, то казахскому, то бухарскому, то номинальному правителю Ногайской Орды...
Есть вероятность того, что в какой-то период и в самом Сибирском юрте присутствовал такой же, как у ногаев, номинальный династ, освящавший правление тайбугидских беков. Во всяком случае, в русской дипломатической документации конца XVI в. встречаются упоминания (не подтверждаемые другими известными мне текстами) о существовании неких «царей» «на государстве Сибирском» еще во времена Василия III (первая треть XVI в.) — и до взятия власти Кучумом [РГАДА, ф. 123, on. 1, д. 19, л. 244об.; д. 20, л. 391об.].
Теоретически можно допустить, что Кучум (или кто-то из его близких родичей) до поры до времени смирно сидел в Туре, довольствуясь статусом номинального хана при реально правящих беках, а затем взбунтовался против них. В 1557 г. сибирские Шибаниды начали конфликт с Тайбугидами и через шесть лет утвердились в Искере 9. Однако известно, что накануне этих событий Кучум пребывал в Казахском ханстве («Казачьей Орде») [ПСРЛ, 1987: 48, 81, 119; Миллер, 1999: 192] — возможно, при дворе Хакк-Назара. Да и по возрасту он тогда едва ли мог иметь взрослую дочь, казанскую ханшу. Как Кучум, так и Хакк-Назар были воспитанниками и ставленниками влиятельных ногайских вельмож, скорее всего Шейх-Мамая — правителя восточной половины Ногайской Орды в 1520-1530-х годах, а в 1540-х — верховного бия ногаев (см. [Трепавлов, 2001: 205-210]).
Так что сомнительно, чтобы Кучум находился в Туре в 1549 г., когда Джани был номинальным ногайским ханом, а вдова Сафа-Гирея отправилась в Сибирь к своему царственному отцу. Там находился какой-то другой «царь»[9]. Может быть, им был отец Кучума Муртаза б. Ибрагим (см. [Исхаков, 2006: 117, 118; Маслюженко, 2007: 56]).
В середине 1550-х годов сибирский ханский престол освободился (или тот, кто занимал его, перестал устраивать беков-правителей юрта). Об этом может свидетельствовать и обращение бека Ядгара за инвеститурой (ярлыком) к новому повелителю татарских юртов Поволжья — царю Ивану IV в 1555 г. Сформировавшийся еще в Золотой Орде порядок требовал обновления ярлыка на управление юртом в случае смены верховного сюзерена31.
Мог ли номинальным, безвластным ханом Сибири быть отец Джани — Яр-Мухаммед? Учитывая пиетет перед ним со стороны младших родственников и его фактическое главенство над сородичами, мы вправе полагать, что ранг отца был сопоставим с сыновним. Возможно, и сам Джани, явившись в Туру, лелеял идею сесть на тамошний трон — в той же почетной и необременительной должности, в каковой он недавно пребывал среди ногаев. Однако, во-первых, пока нет никаких данных о том, где находился Яр-Мухаммед и чем он занимался все это время. Во-вторых, среднеазиатские источники единодушно связывают предков Аштарханидов с Астраханью (Бахр ал-асрар — еще и с «йуртом мангитов») и ничего не говорят об их правлении в Сибири.
В итоге выстраивается следующая цепь событий. Астраханский царевич-султан Джани (Джани-Мухаммед, Джанибек) б. Яр-Мухаммед около 1549 г. был провозглашен «ногайским ханом» при бие Юсуфе и оставался таковым до открытой междоусобицы среди ногаев. С началом этой смуты, в 1554 или 1555 г.. он перебрался в (Чинги-?, Тобол-?) Туру, ко двору какого-то местного хана — возможно, своего близкого родственника. Полагаю, что бегство Джани было вызвано его былой поддержкой погибшего Юсуфа. Ногайская Орда оказалась во власти узурпатора Исмаила, поэтому обретавшиеся там астраханские династы имели основания опасаться за свою жизнь. Но и на Сибирский юрт надвигалась война: Шибаниды (Кучум и др.) готовились к борьбе за власть с Тайбугидами, Кроме того, в 1554 г. московские воеводы заняли Астрахань и посадили там послушного хана, а через два года окончательно завоевали Нижнее Поволжье — родовое гнездо Яр-Мухаммеда и Джани-Мухаммеда.
С учетом всех этих обстоятельств «Темир-Кутлуевы царевы дети» сочли за лучшее переселиться из Сибири в Мавераннахр. Произошло это приблизительно в середине или второй половине 50-х годов XVI в. У Махмуда б. Вали все названные события и действия приписаны Мангышлаку.
Следовательно, обретение эмигрантами из Астрахани пристанища в Бухаре фактически совпало по времени с русским завоеванием их юрта на Волге, но при этом вовсе не было его следствием.
Заметим, что дальние переезды астраханского высокородного семейства совершались скорее всего в сопровождении какой-то группы его сторонников — возможно, даже многолюдного сообщества наследственных подданных. В XVII в. на придворных церемониях у ханов-Аштарханидов, в соответствии с местническим порядком, на почетной левой стороне от трона восседали последовательно предводители племен дурменов, кушчи, найманов, кунгратов [Бартольд, 1964: 394]. В этом отношении любопытны предания самаркандских узбеков из родовой группы каракалпаков-кунгратов о переселении их предков с Волги в Хорезм и оттуда в Мавераннахр, в долины Зерафшана и Сурхан-дарьи (см. [Маликов, 2007: 32, 65, 66]). Впрочем, гораздо более вероятной первоосновой этих преданий представляются мне события, связанные с началом коллапса Ногайской Орды на рубеже XVI-XVII вв.32.
Что же касается Мангышлака, то развернутое повествование о нем имеется только в Бахр ал-асрар. В сочинениях других хронистов этот хан (?) представлен лишь в качестве генеалогического звена. К тому же, как отмечалось выше, в родословных наблюдается почти столетний хронологический разрыв, заполняемый одним Мангышлаком . Очевидно, в рассказе Махмуда б. Вали об этом предке Аштарханидов, жившем не позднее первой четверти XVI в., смешались сведения о нескольких правителях из разных исторических эпох. Можно полагать, что при перечислении пращуров хронист не ставил перед собой задачу отобразить действительную и подробную предысторию семьи своих венценосных покровителей. Его цель заключалась в обосновании их царственного происхождения через кровнородственную преемственность от Джучи и Туга-Тимура — пусть и с искаженными сведениями о смутных и мало известных для него временах.
В заключение обозначим еще одну проблему, которая, на наш взгляд, проявляется в ходе изучения Дешт-и Кипчака XV-XVI вв. Можно заметить, что в Бахр ач-асрар просматривается более сложный характер взаимоотношений Астраханского ханства и Ногайской Орды (а может быть, также Большой Орды и Сибири), чем просто контакты между соседними юртами. Мангышлак одновременно царствует в Хаджи-Тархане и повелевает Мангытским юртом. На первый взгляд это странное и неверное утверждение, поскольку в историографии сложилось четкое убеждение в параллельном и не зависимом друг от друга существовании данных политических образований. Однако в некоторых других источниках встречаются столь же необычные и интересные сведения.
Так, в Михман-наме-йи Бухара Ибн Рузбихана (1509 г.) сказано, что цари Хаджи-Тархана происходят из мангытов [Ибн Рузбихан, 1976: 48]. А османский султан в 1568 г. в посланиях наместнику Кафы и крымскому хану утверждал, будто «вилайеты Казан и Эдждерхан ранее (т.е. до русского завоевания. —В.Т.) находились в руках ногаев» [Bennigsen, 1967: 432, 433; Osmanli, 2005: 5]. Кажется, что мы вновь сталкиваемся с нагромождением нелепостей: монархи-Джучиды из «Темир-Кутлуева царева» дома не принадлежали к мангытам-ногаям, а Казань никогда не становилась владением последних (что касается Хаджи-Тархана, то войскам Ногайской Орды несколько раз случалось занимать его на короткое время).
Добавим к этому неоднократно встречающиеся у европейских путешественников и дипломатов XVII в. упоминания об Астрахани как о расположенной «в области ногайских татар» и даже как о главном городе или столице ногаев (см., например, [Какаш-Тектандер, 1896: 25; Стрейс, 1935: 193; Олеарий, 2003: 345, 347]). Здесь определенно сказался тот факт, что во второй половине XVI в. территория бывшего Астраханского юрта заселялась в основном выходцами из Ногайской Орды. Однако слова Я.Стрейса: «В прежние времена Астрахань была местопребыванием царя ногайских татар» [Стрейс, 1935: 194] — удивительным образом перекликаются с указаниями восточных источников — Ибн Рузбихана и Хаджи Халифы (см. выше).
Не думаю, что следовало бы просто отмахнуться от приведенных свидетельств, сославшись на малую осведомленность их авторов. Возможно, постепенное накопление подобной информации позволит в будущем пересмотреть некоторые историографические схемы, а также разобраться с истинным значением (или значениями) слова ногай; как известно, происхождение его пока достоверно не выяснено.
Представляется, что институциональные связи между частями бывшей Золотой Орды в XV-XVI вв. были выстроены в некую, пока не проясненную систему. Эта система основывалась, во-первых, на инерции прежнего единства распавшегося Джучиева улуса; во-вторых, на царственных прерогативах фамилии Джучи, не ограниченных конкретными «послеордынскими» юртами и стольными резиденциями; в-третьих, на относительной этнической однородности населения на громадном пространстве Дешта и некоторых сопредельных регионов. Определенное объединяющее воздействие оказывало и единоверие, исламская солидарность (по крайней мере на уровне если не практической политики, то официальных идеологем).
Возможно, в данную межгосударственную (и надгосударственную) парадигму отношений каким-то образом оказался встроен и бывший чагатайский Мавераннахр — после оттеснения Тимуром от власти улусных ханов-Чагатаидов и последующей реставрации владычества потомков Чингис-хана Мухаммедом Шейбани. В Мавераннахре XVI-XVIII вв. постепенно угасающую харизму клана Джучи поддерживали династии Шейбанидов и сменивших их «астраханцев»-Аштарханидов.
В.В.Трепавлов(Москва)
Из издания «Тюркологический сборник 2007-2008. История и культура тюрских народов России и сопредельных стран»
Литература
Абд-ал Кадир, 2005 — Абд ая-Кадир ибн Мухаммад-Амии. Маджма ал-ансаб ва-л-ашджар / Введ, пер. с араб., перс, и тюрк., коммент., подгот. факсимиле к изд. Ш.Х.Вохидова, А.К.Муминова, Б.Б.Аминова. Алматы, 2005.
Алексеев, 2003 — Алексеев А.К. Золотоордынские элементы в официальной истории аштарханидских государств в Средней Азии. «Бахр ал-асрар фи манакиб ал-ахйар» Махмуда б. Вали (XVII в.) // Дешт-и Кипчак и Золотая Орда в становлении культуры евразийских народов. М., 2003.
Алексеев, 2006 - Алексеев А.К. Политическая история Тукай-Тимуридов. По материалам персидского исторического сочинения Бахр ал-асрар. СПб., 2006.
Ахмедов, 1965 —Ахмедов Б.А. Государство кочевых узбеков. М., 1965.
Ахмедов, 1985 — Ахмедов Б.А. Историко-географическая литература Средней Азии XVI-XVI1I вв. (письменные памятники). Таш., 1985.
Бабур, 1993 — Бабур-наме. Записки Бабура/ Пер. М.Салье. Таш., 1993.
Базилевич, 2001 — Базилевич К.В. Внешняя политика Русского государства. Вторая половина XV в. М., 2001.
Бартольд, 1963 — Бартольд В. В. История культурной жизни Туркестана // Соч. Т. II. Ч. 1.М., 1963.
Бартольд, 1964 — Бартольд В.В. Церемониал при дворе узбецких ханов в XVII веке//Соч. Т. II. Ч. 2. М., 1964.
Бартольд, 1965 — Бартольд В.В. К истории Хорезма в XVI в. // Соч. Т. III. М., 1965.
Бартольд, 1968 —Бартольд В.В. Двенадцать лекций по истории турецких народов
Средней Азии // Соч. Т. V. М., 1968. Бартольд, 1973 — Бартольд В.В. Отчет о командировке в Туркестан // Соч.
Т. VIII. М., 1973.
Бахтин. 1998 — Бахтин А.Г. XV-XV1 века в истории Марийского края. Йошкар-Ола, 1998.
Башкирские, 2002 — Башкирские родословные. Вып. 1 / Сост., предисл., пер. на
рус, послесл. и указ. Р.М.Булгакова и М.Х.Надергулова. Уфа, 2002. Беляков, 2006 — Беляков А.В. Ахматовичи в России // Иноземцы в России в XV-
XVII веках. М., 2006. Вельяминов-Зернов, 1863 — Вельяминов-Зернов В.В. Исследование о касимовских
царях и царевичах. Ч. I. СПб., 1863. Вельяминов-Зернов, 1864 — Вельяминов-Зернов В.В. Исследование о касимовских
царях и царевичах. Ч. П. СПб., 1864. Виноградов, 2007 — Виноградов А.В. Русско-крымские отношения. 50-е - вторая
половина 70-х годов XVI века. Кн. I—11. М., 2007. Горский, 2000 — ГорскийА.А. Москва и Орда. М., 2000.
Дубман, 1999 —Дубман Э.Л. Промысловое предпринимательство и освоение Понизового Поволжья в конце XVI-XVII вв. Самара, 1999.
Зайцев, 2002 — Зайцев И.В. Образование Астраханского ханства // Тюркологический сборник. 2001. М., 2002.
Зайцев, 2004 — Зайцев КВ. Между Москвой и Стамбулом. Джучидские государства, Москва и Османская империя (начало XV — первая половина XVI в.). М., 2004.
Зайцев, 2006 — Зайцев И.В. Астраханское ханст во. М., 2006. Зимин, 1991 — Зимин А.А. Витязь на распутье. Феодальная война в России XV в. М., 1991.
Зияев, 1965 — Зияев X У рта Осиё" ва Волга буйлари (XVI аернинг иккинчи ярми -ХГХасрлар). Тошкент, 1965.
Ибн Рузбихан, 1976 — Фазлаллах ибн Рузбихан Исфахани. Михмаи-наме-йи Бухара (Записки бухарского гостя) / Пер. с перс, предисл., примеч. Р.П.Джалило-вой. М., 1976.
Ирмуханов, 2001 —Ирмуханов Б.Б. Из истории казахов: «Аз»-Жанибск, Казах-скос ханство и жузы. Алматы, 2001. История, 1993 — История Узбекистана. Т. 3. Таш., 1993.
Исхаков, 2006 —Исхаков Д. М. Введение в историю Сибирского ханства. Очерки. Казань, 2006.
Кадыр-Али-бек, 1854 — Сборник летописей. Казань, 1854 (Библиотека восточных
историков, изд. И.Н.Березиным. Т. 2. Ч. 1). Какаш-Тектандер, 1896 — Какаш С, Тектандер Г. Путешествие в Персию через
Московию 1602-1603 гг. / Пер. с нем. А.Станксвича. М., 1896. Карамзин, 1993 — Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. V. М.,
1993.
Кляшторный-Султанов, 2004 — Кляшторный С.Г, Султанов Т. И. Государства и народы евразийских степей. Древность и средневековье. СПб., 2004.
Книга, 1843 — Книга посольская Метрики Великого княжества Литовского, содержащая в себе дипломатические сношения Литвы в государствование короля Сигизмунда-Августа (с 1545 по 1572 год) / Изд. М.Оболенским и И.Даниловичем. М., 1843.
Кушева и др., 1958 — Кушева Е.Н., Аполлова Н.Г., Ромодин В.А. Народы Кавказа и Средней Азии в XVI и в первой половине XVII в. // Всемирная история. Т. IV. М., 1958.
Лэн-Пуль, 1999 — Лэн-Пуль Ст. Мусульманские династии. Хронологические и генеалогические таблицы с историческими введениями. М., 2004.
Маликов, 2007 — Маликов A.M. Узбеки группы кунграт долины Зерафшана в XIX — начале XX в. Самарканд, 2007.
Марджани, 2003 — Очерки Марджани о восточных народах / Вступ. ст., коммент., пер. с араб, и старотатар., примеч. А.Н.Юзеева. Казань, 2003.
Марджани, 2005 — Шихабуддин Марджани. Извлечение вестей о состоянии Казани и Булгара (Мустафад ал-ахбар фи ахвали Казан ва Булгар). Ч. I. Казань, 2005.
Маслюженко, 2007 — Маслюженко Д.Н. Сибирские Шибаниды в середине XVI в.: проблемы соправления на раннем этапе функционирования Сибирского хансг-ва // Сулеймановские чтения. Материалы X Вссрос. науч.-практ. конф. Тюмень, 2007.
Материалы, 1932 — Материалы по истории Узбекской, Таджикской и Туркменской ССР / Ред. А.Н.Самойлович. Вып. 3. Ч. I. Л., 1932.
Материалы, 1969 — Материалы по истории казахских ханств XV-XVIII вв. (Извлечения из персидских и тюркских сочинений) / Отв. ред. Б.Сулейменов. А.-А., 1969.
Меховский, 1936 — Матвей Меховский. Трактат о двух Сарматиях / Введ., пер. и коммент. С.А.Аннинского. М.; Л., 1936.
Миллер, 1999 — Миллер Г.Ф. История Сибири. Т. I. М., 1999.
Некрасов, 1999 — Некрасов A.M. Возникновение и эволюция Крымского государства в XV-XVI веках // Отечественная история. М., 1999. № 3.
Новосельский, 1948 — Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века. М.; Л., 1948.
Олеарий, 2003 — Олеарий А. Описание путешествия в Московию / Пер. с нем. А.М.Ловягина. Смоленск, 2003.
Посольская, 2003 — Посольская книга по связям России с Ногайской Ордой (1576 г.) / Подгот. к печ., введ. и коммент. В.В.Трепавлова. М., 2003.
Посольские, 1995 — Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой. 1489-1549 / Сост. Б.А.Кельдасов и др. Махачкала, 1995.
Посольские, 2006 — Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой. 1551-1561 гг. / Сост. Д.А.Мустафина, В.В.Трепавлов. Казань, 2006.
ПСРЛ, 1987 — Полное собрание русских летописей. Т. 36. Сибирские летописи. Ч. 1. Группа Бсиповской летописи. М., 1987.
ПСРЛ, 2000 — Полное собрание русских летописей. Т. 19. История о Казанском царстве (Казанский летописец). М., 2000.
ПСРЛ, 2003 — Полное собрание русских летописей. Т. 40. Густынская летопись. СПб., 2003.
Рахим, 2004 — Рахим А. Новые списки татарских летописей // Проблемы истории Казани: современный взгляд. Казань, 2004.
Родословная, 1787 — Родословная книга князей и дворян российских и выезжих. М, 1787.
Родословная, 1851 — Родословная книга Великого Российского государства великих князей... // Временник Московского общества истории и древностей российских. Кн. 10. М., 1851.
Родословная, 1997 — Родословная башкир Юмран-Табынской волости со сведениями Мухаметсалима Уметбаева, дополненная относящимися к ней сведениями. Уфа, 1997.
Саидов, 2007 — Саидов А. Политическое и социально-экономическое положение Бухарского ханства в XVII — первой половине XVIII в. Автореф. докт. дис. Душ., 2007.
Сафаргалиев, 1996 — Сафаргалиев М.Г. Распад Золотой Орды // На стыке континентов и цивилизаций. Из опыта образования и распада империй X-XVI вв. М., 1996.
Сборник, 1941 — Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды / Пер. с перс. В.Г.Тизенгаузена. Т. 2. М.; Л., 1941.
Смирнов, 2005 — Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала XVIII века. М., 2005.
Стрейс, 1935 — СтрейсЯ. Три путешествия / Пер. Э.Бородиной. М., 1935.
Султанов, 2001 — Султанов Т.И. Поднятые на белой кошме. Потомки Чингиз-хана. Алматы, 2001.
Султанов, 2005 — Султанов Т.И. Известия османского историка XVI в. Сейфи Челеби о народах Центральной Азии // Тюркологический сборник. 2003-2004. М., 2005.
Султанов, 2006 — Султанов Т.И. Чингиз-хан и Чингизиды. Судьба и власть. М., 2006.
Таварих, 1967 — Таварих-и гузида — Нусрат-наме / Исслед., крит. текст, аннот, огл. А.М.Икрамова. Таш., 1967.
Тали, 1959 — Абдуррахмап-u Тали. История Абулфейз-хана / Пер. с тадж., пре-дисл., примеч. и указ. А.А.Семенова. Таш., 1959.
Трепавлов, 2001 — Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. М., 2001.
Трепавлов, 2006 — Трепавлов В.В. Среднее Поволжье в эпонимической терминологии позднего средневековья // Источники и исследования по истории татарского народа. Казань, 2006.
Трепавлов, 2007а — Трепавлов В.В. Казанский сюзеренитет: translatio imperii от ханства к царству // Казань и алтайская цивилизация. 50-я ежегодная между-нар. алтаистическая конф. Тр. и материалы. Казань, 2007.
Трепавлов, 20076 — Трепавлов В.В. Московское и казанское «подданство» Сибирского юрта // Сулеймановские чтения. Материалы X Всерос. науч.-практ. конф. Тюмень, 2007.
Трепавлов, в печ. — Трепавлов В.В. Хадж из Дешт-и Кипчака в XIII—XVII вв. //
Научный Татарстан. Казань (в печати). Утемиш-хаджи, 1992 — Утемиш-хаджи. Чингиз-наме / Факсимиле, пер., транскр.,
примеч., исслед. В.П.Юдина; подгот. к изд. Ю.Г.Баранова; коммент. и указ.
М.Х.Абусеитовой. А.-А., 1992. Филюшкин, 2006 — Филюшкин А.И. Титулы русских государей. М.; СПб., 2006. Флоря, 2001 — Флоря Б.Н. Орда и государства Восточной Европы в середине XV века
(1430-1460) // Славяне и их соседи. Вып. 10. Славяне и кочевой мир. М., 2001.
Хафиз-и Таныш, 1989 — Хафиз-и Таныш ибн Мир Мухаммад Бухари. Шараф-нама-йи шахи (Книга шахской славы). Факсимиле рукописи D88 / Пер. с перс, введ., примеч. и указ. М.А.Салахетдиновой. Ч. 2. М., 1989.
Хорошкевич, 2004 — Хорошкевич А.Л. Отражение представлений о регионах Государства всея Руси и Российского царства в великокняжеской и царской ти-тулатуре XVI в. // Die Geschichte Russlands im 16. und 17. Jahrhundert aus der Perspective seiner Regionen. Wiesbaden, 2004 (Forschungen zur osteuropaischen Geschichte. Bd. 63).
Худяков, 1991 —Худяков М.Г. Очерки по истории Казанского ханства. М., 1991. Эвлия Челеби, 1961 — Эвпия Челеби. Книга путешествия (извлечения из сочинения турецкого путешественника XVII в.). Вып. 1 / Сост. А.Д.Желтяков. М., 1961.
Aboul-Ghazi, 1871 — Aboul-Ghazi Behadour Khan. Histoire des mogols et des tatares.
Publ. par P.Desmaisons. T. 1. St.-Pbg., 1871. Bermigsen, 1967 — BennigsenA. L'expedition turque contre Astrakhan en 1569 I!
Cahiers du monde russe et sovietique. P., 1967. Vol. 8. № 3. Bennigsen-Berindei, 1980 — Bennigsen A., Berindei M. Astrakhan et la politique des
steppes nord pontiques (1587-1588) II Harvard Ukrainian Studies. Cambridge
(Mass.), 1980. Vol. 3/4. Pt. 1. Bennigsen-Lemercier-Quelquejay, 1976 — Bennigsen A., Lemercier-Quelquejay Ch. La
Grande Horde Nogay et le probleme des communications entre l'Empire Ottoman et
l'Asie Centrale en 1552-1556 II Turcica. Revue d'etudes turques. T. 8. № 2. Paris;
Strasbourg, 1976.
Bregel, 1982 — Bregel Yu. Tribal Tradition and Dynastic History. The Early Rulers of
the Qongrats According to Munis II Asian and African Studies. Vol. 16. Haifa, 1982. Burton, 1988 — Burton J.A. Who Were the First Ashtarkhanid Rulers of Bukhara? II
Bulletin of the School of Oriental and African Studies. Vol. LI. Pt. 3. L., 1988. Саггёге d'Encaussc, 1970 — Carrere d'Encausse H. Les routes commerciales de l'Asie
Centrale et les tentatives de rcconquete d'Astrakhan II Cahiers du monde russe et
sovietique. Vol. 11. № 3. P., 1970. DeWeese, 1994 —DeWeeseD. Islamization and Native Religion in the Golden Horde.
Baba Tiikles and Conversion to Islam in Historical and Epic Tradition. University
Park (Pennsylvania), 1994. Ivanics-Usmanov, 2002 — Ivanics M., Usmanov M.A. Das Buch der Dschingis-Legende
(Daftar-i Cingiz-nama). [Bd.] 1. Szeged, 2002. Kroniki, 1874 — Kroniki Bernarda Wapowskiego z Radochiec. Cz. ostatnia czasy pod-
fugo szowskie obejmuj%ca (1480-1535). Krakow, 1874. Materiaiy, 1966 — Materiary do dzejow dyplomacji polskicj z lat 1486-1516 (Kodeks
Zagrzebski) I Opracowal J.Garbacik. Wroclaw-Warszawa-Krakow, 1966. McChesney, 1980 — McChesney R.D. The «Reforms» of Baki Muhammad Khan II
Central Asiatic Journal. 1980. Vol. 24. № 1-2. The Hague; Wiesbaden. Osmanh, 2005 — Osmanh belgelerinde Kazan I Yayina hazirlayanlar K.Gurulkan e.a.
Ankara, 2005.
РГАДА — Российский государственный архив древних актов
[1] В некоторых источниках он назван Джанибек-султаном (см. [Саилов, 2007: 11, 12]).
[2] Впоследствии А.К. Алсксеев высказал другое мнение на этот счет .
[3] Р.Макчесни отмечает, что в различных текстах приводится от семи до тринадцати генеалогических звеньев между Джучи и Яр-Мухаммедом [McChesney, 1980: 76, 77], т.е. зачастую династическая родословная оказывалась неполной. Примером путаницы в генеалогиях может служить тот факт, что Шихабутдин Марджани и его бухарский современник Абд ал-Кадир ибн Мухаммед-Амин [автор Маджма ал-апсаб ва-л-ашджар («Собрание родословий и генеалогических древ»)] на страницах одного и того же сочинения приводят по два несовпадающих перечня предков Яр-Мухаммеда. Оба автора в одном из таких перечней вставляют между Чувак-ханом и Мухаммед-ханом Якуба (у Абд ап-Кадира — Йакуб-хан) [Абд ал-Кадир, 2005: 263, 280; Марджани, 2005: 117, 136]. В анонимной хронике начала XVI в. Таварих-и гузида-йи нусрат-наие («Избранные истории из книги побед») Якуб значится как сын Джуака-султана и старший брат Маигышлава [Таварих, 1967: 170 (араб, паг.); Материалы, 1969: 40]. По русским летописям и согласно татарскому хронисту нач. XVII в. Кадыр-Али-беку, Якуб — это сын Кучук-Мухаммеда (см. [Вельяминов-Зернов, 1863: 223, 224]).
[4]Эта отповедь, однако, являлась небезупречной. Во-первых, на протяжении первой половины XVI в. в Казани правили три хана из династии Гиреев. Во-вторых, известно о двукратном занятии Хаджи-Тархана крымскими войсками, причем в 1523 г. именно «от своих рук» хан Мухаммед-Гирей I посадил на астраханский трон своего сына Баха-дур-Гирся (правда, ненадолго, поскольку почти сразу после этого оба Гирся были убиты ногаями).
[5] Крымский вельможа объяснил русскому послу в 1572 г.. что настойчивость Девлет-Гирея объясняется заботой о сохранении престижа в глазах османского падишаха: «А не даст (Иван IV хану. — В.Т.) Казани и Асторохани, и он бы дал одну Асторохань для того, что ему сором от... турского, что он со царем и великим князем воюстца (здесь подразумеватось прежде всего сожжение татарами Москвы в 1571 г. — В.Т.), а ни Казани, ни Асторохани не возметь и ничего с ним не учинит» [РГАДА, ф. 123, on. 1, д. 14, л. 169-169об.]. Конечно, это была не единственная причина крымских притязаний на Нижнее Поволжье.
[6] Мангыты — тюркское племя (эль), из которого происходила знать Ногайской Орды. В Родословцах, составленных в XVII в. в Москве со слов ногайских информаторов, «Магнит (sic! —5.7".) Едигси князь» трактуется как «начало Орде Нагаискои» [РГАДА, ф. 181, on. 1, д. 84, л. 52; Родословная, 1851: 130].
[7] Об этой проблеме в контексте русско-крымских и отчасти русско-турецких отношений второй половины XVI в. см. подробно [Виноградов, 2007], в общем контексте отношений между мусульманскими государствами — см. [Bennigsen -Berindei, 1980; Сагтёгс d'Encausse, 1970].
[8] Алафа (улуфе) — I) фураж; 2)жалованье, вознаграждение.
[9] После этого страна Тура в тюркской историографии стала считаться владением Кучума (см. [Султанов, 2005: 261; Кляшторный, Султанов, 2004: 313, 314]). Очевидно, этим можно объяснить анахронистическое упоминание Кучума как хана Туры у Махмуда б. Вали в рассказе о гораздо более ранних временах хана Мангышлака. Вместе с тем в источниках встречается также обозначение Туры как юрта Урус-хана (см. [Ivan-ics-Usmanov, 2002: 89, 90]) — Чингисида, жившего в XIV в. Вероятно, это отголосок более ранней традиции. Впрочем, тура (крепость) — довольно распространенный топоним в северном Дешт-и Кипчаке. Абу-л-Гази обозначил страну Кучума старинным персидским названием Туран [Aboul-Ghazi, 1871: 177 (араб, паг.)]; полагаю, что никаких оснований, кроме созвучия с Турой, у него для этого не имелось.
