Показать все теги
Первая тетрадь летописи ХУІІІ в. ’’Монгол борджигид обог-ун тэукэ" (МБОТ)[1], касающаяся древней и юаньской ис.тории монголов, представляет определенный источниковедческий интерес. Древняя часть МБОТ базируется как на монгольских Алтан тобчи анонимного автора [ 4 ]9 "Алтан тобчи" Лубсан Данзана [ 6 ], так и на других неизвестных источниках. Как исторический источник, эта часть не представляет большого интереса, т.к. все сведения, заключенные в ней, мы можем найти в других монгольских летописях предшествующего века, за исключением некоторых текстуальных расхождений непервостепенной важности.
С нашей точки зрения, больший интерес представляет та часть тетради, которая касается юаньского периода монгольской истории (270-1368). Это пространственные выписки из династийной истории "Юань-ши" [2 ] т.е. источником для этой части послужил ценный китайский источник, бывший по понятным причинам недоступным монгольским летописцам ХУП в. Таким образом, харачинский князь Ломи - один из первых монгольских авторов, обратившихся к китайским источникам, Ломи написал свое сочинение на китайском и маньчжурском языках [7, л. 46], но ни оригиналы на этих языках, ни списки его сочинений не сохранились. Опубликованная В. Хейссигом в 1957 г. в серии "Göttinger Asiatische Forschungen [7 ] версия сочинения Ломи является всего лишь переводом на монгольский язык, выполненным, как сказано в колофоне, в 1839 г. группой переводчиков [7, т. 3, л. £06 ]. Таким образом, с появлением монгольской версии МБОТ в поле зрения монгольского читателя попадает качественно новый источник по юаньскому периоду. Отсюда возрастает значение первой тетради нашего памятника гак источника по этому периоду».
Главный источник Ломи "Юань-ши", как всякая официальная хроника правления господствовавших в Китае династий, была написана в 1370 г. специально созданной историографической комиссией на осноге документов из бывшей императорской канцелярии после изгнания монголов из Китая. Составители "Юань-ши" работали в спешке, и за какой-то год с лишним они преподнесли императору готовую работу, состоящую из 210 цзюаней (глав).
Несмотря на то, что в этот огромный труд прокралось значительное количество ошибок, он остается основным и самым надежным источником для истории монголов юаньской эпохи.
Перед Ломи стояла трудная задача - выбрать из всего этого огромного материала главное, суть, которая бы вкратце характеризовала деятельность первых монгольских ханов и юаньских императоров. А их было І4. В МБОТ каждому императору отведено примерно 2 листа (двойные). Ломи успешно сориентировался в необъятной массе своего источника, выбрав самое основное: он извлек из своего китайского источника только светскую сторону деятельности юаньских императоров. Иными словами, он очень избирательно относился к своему материалу. Но и то, что он отобрал, по его мнению, заслуживающее внимания, вполне пригодно для создания более или менее цельной картины той сложной эпохи.
Прежде всего необходимо остановиться на идейной направленности сочинения Ломи в данной части его труда. Симпатия автора, безусловно, на стороне толуидов. Характеризуя правление Гуюка, тана и преемника Угздэя и предшественника Мункэ-хана, Ломи не преминул упомянуть о стихийных бедствиях, случившихся при его правлении, о слабости его правления. Лаконичная, но точная характеристика его правления приведена автором: "Когда Гуюк-хан сел на престол, и прошло немного времени, случилась сильная засуха, и вода в реках высохла, а трава в степи сала выгорела. Из лошадей и коров из десяти погибло восемь-девять, и невозможно стало продолжение рода человеческого” [ л. I4a6]. По Китайским понятиям, стихийные бедствия ниспосылаются Небом· как Наказание за дурное правление императора. Это значит, что император, Сын Неба, не оправдал доверия Всевышнего и небесный мандат должен перейти к другому. И так было в продолжение тысячи поколений; жестокая эксплуатация народа, усугубленная стихийными бедствиями, подталкивала миллионы обездоленных масс ні решительные действия против правящей династии, и не единожды истории Китая они явились причиной падения многих династий.
Как бы подтверждая конфуциаанский тезис о недостойном правителе, Ломи так характеризует социально-политическую обстановку в империи при правлении Гуюка: "...правила и установления противоречили между собой, и законы вышли наружу из многих домов. По этой причине власть Тайцзуна, т.е. Угздэй-хана, - в этот период немного ослабла" [ л, І4б]. Это своего рода идеологическое обоснование перехода власти из дома Угэдэя в дом Толуя. В дальнейшем, начиная с Мункэ, все юаньские императоры происходили из рода Толуя.
Вопрос о престолонаследии у преемников Чингис-хана, так же как и у других народов, был весьма болезненным. Мункэ-хану преемствовал его младший брат - 45-летний Хубилал. Его восшествие, как и занятие престола в свое время Мункэ, также был незаконным. Возможно, в возникновении жестокой борьбы за влас был повинен сам основатель династии Чингис-хан, нарушивший первым древний обычай степняков о передаче ханского престола старшему сыну. Угэдэй, которому по воле отца достался престол великсго хана, был третьим сыном Чингиса. Таким образом, два старших сына, Джучи и Чагадай, были обойдены и благодаря тому, в избежание возможных выступлений с их стороны, удалены подальше от коренного улуса - в Персию и Среднюю Азию. Впоследствии он образовали там свои улусы. Токуй же как младший сын должен бы охранять отцовский очаг, т.е. наследовать корзиной улус и отцовское имущество.
Как бы то ни было, выбор Чингиса оказался не совсем удачным, т. к. Угэдэй, как можно судить из источников, вовсе не был идеальным правителем. Сначала он действительно активно начал претворять в жизнь заветы отца, но впоследствии проявил себя довольно безвольным человеком, не слишком обременяя себя заботами об управлении обширной империей и доверив текущие дел ловким и тщеславным советникам, в основном среднеазиатским кумам. Всякого рода дельцы и проходимцы, оказавшись приближенными к ханской особе, изо всех сил старались извлечь из этого выгоду лично для себя. Долгое междуцарствие, случившееся после смерти Угэдэя (целых 8 лет!), также не могло способствовать укреплению сплоченности в его роду. В это самое время назрели сепаратистские настроения и подняли головы разные темные элементы, подогревая алчные устремления претендентов.
Ханша Турэ-гэнэ, взявшая на себя роль регентши, мало заботилась о действительном укреплении центральной власти, предавшись полному разврату. Междуцарствие было выгодно ей, но в конце концов ей пришлось согласиться с кандидатурой Гуюка, который, по некоторым данным (в нашей летописи он назван старшим сыном Угэдэя, а матерью указана императрица из рода Наймаджин, т.е. Турэгэнэ, л. 136), был ее родным сыном. Но и при его правлении она не отдалилась от власти. Ломи с сожалением констатирует по этому поводу: "Хотя хан и сел на престол, но государствjHHoe правление по-прежнему находилось в руках Наймзджин-хатун" [л. 14а ].
Плохое правление Угэдэя (фактически спившегося ч концу свс :го правления), вмешательство женщин не могли способствовать престижу дома Угэдэя, и он стал непопулярным. В "Тайной истории монголов” есть фраза, оброненная якобы самим Угэдэем. которая говорит вовсе не в пользу его потомков: "...A что как после меня народятся такие потомки, что, как говорится, "хоть ты их травушкой-муравушкой оберни - коровы есть не станут, хоть салом обложи - собаки есть не станут!" [1, §255 ]. Таким образом, переход престола в дом Толуя был в какой-то мере закономерным явлением. Во всяком случае, Мункэ его занял без лишнего шума. Возможно, для этого была проведена определенная пропагандистская работа, чтобы подготовить общественное мнение к внезапной перемене. Ломи, например, сообщает, что звездочет предсказал маленькому еще Мункэ блестящее будущее [л. 146 ].
В других монгольских хрониках находим рассказ о завещании Чингис-хана, где он, умирая, якобы просил своих сподвижников "прислушиваться к словам мальчика лилая, так как они отличаются /рассудительностью. [4, с. 59 (текст); 5, с. 46 (текст); с. 1^Э; б, с. 240 ]. Нет сомнения, что это позднейшая интерполяция, сделанная с целью оправдать узурпацию трона Хубилаем. Так монгольские летописцы "поправляли” очевидные исторические аномалии в пользу правивших кланов. Апелляция к авторитету великого предка, ссылка на существовавший или несуществовавший совет Чингис-хана относительно Хубилая оправдывали переход престола в род Толуя. Но то, чnо этот же "совет” нарушал святое завещание их родоначальника, кажется, не беспокоил авторов этого вымысла. Жизнь его была у; э историей, а настоящая жизнь со всеми ее капризами и перипетиями ставила теперь уже иные .задачи перед его многочисленными потомками, которые распались на многочисленные враждующие группировки. Предметом их вожделений стал готовый трон их великого предка. Поэтому и выдумывались подобного рода уловки для обоснования честолюбивых амбиций очередного претендента.
Однако современники Хубилая, бывшие к нему в оппозиции, в первую очередь его родной брат Арагбукэ, думали иначе и боролись за ,!справедливое” разрешение конфликта. Наш автор пишет по этому поводу: "Так как распре хранилась молва, [Хубилай] был посажен [на престол] совершенно незаконно, в результате того, что его ближайшие родственники выдвинули его, то [Хубилай] разъяснил [этот вопрос" [л. ±?б]. На самом деле, как мы знаем из китайских и персидских источников, дело тогда не ограничивалось "распространением молвы” одной стороной и другой - только "разъяснением” щепетильной ситуации. Вооруженные конфликты между противоборствующими сторонами одно время грозили вылиться в общенародную войну (восстание принца Хайду). Но Хубилай решительными действиями подавил мятежи, и ”в государстве воцарился великий правитель” [л. I96].
И после смерти основаntля Юаньской династии кровопролитная борьба за престол не стихла, она даже усилилась, т.к. вопрос о престолонаследии продолжал оставаться источником распрей в роду уже самого Хубилая. Нарушение принципа наследования старшей линии, которому однажды положил начало сам Чингис-хан, продолжалось и после смерти Хубилая. Назначение последним Тэмура, третьего сына своего старшего сына Джинкимэ (умершего раньше), и наследование Тэмуру не его сына, а сына его старшего брата Хайсана, явились также лишним поводом для остальных братьев считать себя обойденными. Всесильные временщики - министры, исходя из личных побуждений, также активно вмешивались в дело престолонаследия и своими действиями усугубляли кризис монгольского господства в Китае. Этим объясняется тот факт, что не многие императоры, исключая самого Хубилая и последнего ганьского императора Тогон-Тэмура, не умирали своей естественной смертью, а пали жертвой других противоборствующих партий.
Поистине с калейдоскопической быстротой меняли друг друга в основном юные, неопытные императоры, бывшие в действительности только ставленниками могущественных группировок при дворе. Так, за 25 лет, с 1308 г., когда ханский престол занял Хайсан-Кулуг, по 1333 г., когда был коронован Тогон-Тэмур, находилось на престоле 8 императоров, из них 6 сменили друг друга всего за 5 с небольшим лет (!) - с 1328 по 1333 гг. Один из них, 5-летний Ринчинбал, успел только месяц побыть на престоле, как был жестоко отравлен. Дело дошло до того, что иные выдвигаемые кандидаты на престол сами стали отказываться, боясь быть убитыми. Так, Ломи приводит слова экс-императрицы, жены Хайсана, сказанные в ответ на предложение всесильного министра Янь-Тэмура посадить ее малолетнего сына на престол. Она отказала министру, ссылаясь на то, что ее сын "слишком мал [чтобы занять престол]“, и предложила вызвать находившегося фактически в ссылке 12-летнего Тогон-Тэмура, сына Раджибага, или Кулуг-хана [л. 38ö-39a].
Ломи рассказывает об этих событиях внешне беспристрастно и несколько схематично, но при этом добросовестно вскрывает неприглядную возню и тех, и других группировок, жаждавших власти, и, следуя общей тенденции своего источника, заметно проводит протолуйскую ориентацию.
В летописи МБОТ ясно прослеживается тема классовой поляризации, произвол и безудержное обогащение чиновников ка одном полюсе и страдания и бедственное положение народных масс на другом. Китайский народ тогда испытывал двойной гнет: со стороны монгольских завоевателей и своих феодалов. Жестокий гнет эксплуататорских классов усугублялся частыми стихийными бедствиями. Только при правлении Буянту-хана случились разные несчастья в провинции Дацзик произошло землетрясение, в уезде Хунчан-луксисянь обрушилась гора, и множество людей было заживо погребено, вокруг столицы Пекин случилось сильное наводнение, затопившее дома и пашни крестьян [л. 276-28а ].
Ккни разделили все население Китая на 4 группы: 1) монголы, 2) "цветноглазые" (уйгуры, персы и другие представители пародов Средней Азии), 3) кидане и чжурчжени и 4) южные китайцы. Из них китайцы, составлявшие основную массу в империи, подвергались тяжелейшему гнету: несли разные трудовые повинности, облагались обременительными налогами и были лишены всяких прав. По сведениям "Юаньчпи", население Китая ежегодно вносило в государственную казну 120004700 мешков зерна [I2, с. л237] даже эта астрономическая цифра, по мнению Ч. Далая, несколько занижена. Помимо зернового налога, с китайского крестьянина взимались в больших количествах шелковые и хлопчатобумажные ткани, вина, фрукта и многое другое. Каждая семья обязана была ежегодно поставлять г казну один цзинь шелка, шелковой пряжи у хлопчатобумажной ткани, а каждый человек - 4 ляна серебра. Экономический гнет дополнялся полным бесправием китайцев. Даже высшему сословию китайских феодалов доступ к государственному управлению был ограничен, а простые китайцу превращались в ра бов, их держали в качестве слуг в домах монгольских чиновников и использовали на самых тяжелых работах.
В ЧБОТ о тяжелом положении трудящихся упоминается только в связи с перечислением всяких добрых поступков императоров Я милостей, оказанных ими по разному поводу бедствующим и нищим.
Ломи пишет, что Улдзэйту-хан строго наказал не умерщвлять своих приближенных и не доставлять страдания простому народу £л. 256J. Видимо, было от чего ограждать его. Тем более, из жизнеописания принца Дармабалы следует, что во время его инспекционной поездки на юг сопровождавши его чиновники вырубили шелковичные и финиковые деревья простолюдинов [л. 29аJ. Узнав об этом, Дармабала подверг их телесному наказанию и заслужил тем самым похвалу самого Хоилай-хана за свое милосердие к простому народу /Там же 7.
Алчность и самоуправство чиновников не имели границ, т.к. они стремились к личному обогащению люоой ценой и не останавливались ни перед чем. Кроме прямого ограбления подвластного народа, монгольские завоеватели крали даже государственное имущество, средства, отпускаемые для помощи населению бедствующие оков. О расцвете коррупции говорит указ Гэгэн-хана по докладу некоего По Гун, где обвиняются чиновники, правда, как ска' с-ано, κ:·κ::ыэ китайцы, в захвате лишних денег, предназначенных для выплаты служилым людям, и незаконном отпуске казенного хл{ ба і л. 31а ].
В нашем источнике много раз приводятся указы юаньских императоров о выделении средств в пользу населения, попавшим под стихийные бедствия, или просто в помощь "доведенным до крайности из-за нищеты £л. 276, 376, 38aj. Гзэн-хан после землетрясения постановил уменьшить нормы съестных продуктов и даже прекрати' ь играть музыку в знак траура по погибшим.
Таковы в основных чертах классовая обстановка и социально-экономическое положение в Юаньской империи в освещении МБОТ. Тема классовой борьбы, сопротивления народа захватчикам отсутствует. Да и о незавидном положении трудового народа в империи мы узнаем только в связи с благотворительной деятельностью императоров. Народ как бы вовсе отсутствует, главный объект внимания нашего автора - монгольские императоры: кто они, когда сели на престол, чем занимались, какие у них были интересы, какие они вели войны, как и когда умерли - вот круг вопросов, вокруг которых вращается внимание автора.
К сожалению, в нашем источнике совершенно отсутствуют сведения о положении народных масс и в самой "метрополии" - Монголии.
Не прошла мимо внимания автора и культурная деятельность императоров. Интерес монголов к классическому литературному наследию китайцев - факт общеизвестный. Впрочем, интерес этот был вовсе не праздный. Согласно китайской традиции, берущей начало с незапамятных времен, правящая династия в лице своего представителя - Сына Неба - должна управлять Поднебесной в строгой регламентации с конфуцианскими принципами. Основные положения конфуцианской теории управления государством зафиксированы в канонических книгах, содержание которых должен был знать каждый император, дабы руководствоваться основополагающими рекомендациями древних мудрецов. Общеизвестно изречение древнекитайского оратора, советника ханьского Гаоцзу (206- L94 гг. до н.э.) Лу Цзя, якобы произнесенное им в ответ на нежелание императора изучать древнюю классическую литературу:
"Хотя ел получили империю сидя на коне, но разве можно управлять ею с коня?" [Цит. по: 13, с. 106, прим. 97]. Смысл ^того знаменитого выражения сводится к тому, что "священный император” - хуанди, получив мандат от Неба, должен править своими подданными строго по установлениям древних канонических книг Гоцзин" и "Шицзин". В этом смысле не составляли исключения и кочевники, много раз основывавшие свои династии в Китае: несмотря на свое "варварское” происхождение, они также должны были править покоренной ими культурной страной по ее собственным Иконам. И юаньским императорам, начиная с ее основателя Хубилая, пришлось спешиться и, обосновавшись в сказочных дворцах, заняться в них зазубриванием китайских классических книг.
К чести монгольских имперас;ров, они не ограничивались изучением канонической литературы, заключавшей в свое инструкции по управлению страной, они приложили немало усилий по переводу многих образцов китайской литературы на монгольский язык» В нашем источите несколько раз упоминаются указы монгольских императоров по этому поводу [л. 26а, 33а, 376 ]. В нем упоминаются такие известные трактаты, как "Тун-цзянь" (Всепроникающее зерцало) - сочинение выдающегося историка Сыма Гуана свод истории разных эпох, "Чжонь-гуань чжэн-яо" (Принципы глубоко продуманного и добродетельного управления) - один из философских трактатов назидательного характера, состаренный Танскую эпоху, "Да-сюэ" (Великое учение) - конфуцианская книг проповедующая правила управления Поднебесной.
Можно предположить, что интерес монголов к классическому наследию китайцев не угас и после их изгнания из Китая в І368 г. Однако сохранилась весьма малая часть переводов, данных ими в Юаньскую эпоху.
Придерживаясь конфуцианской доктрины управления империей юаньские императоры всячески выказывая свое почтение самому основателю учения и проявляли заботу о его потомках. Так, в МБОТ сказано, что Гэгэн-хан издал указ об оказании милостей забот потомкам Конфуция Гл. 30а], а Улдал-Тэыуп приносил его жертвоприношения [л. 206 7 Однако почитание Конфуция и го учения началось еще с преемника Чингис-хана Угэдэя. Он, например, пожаловал потомку древнего мудреца в 51-м колене титул янь-шэн-гун - герцог, продолжатель рода совершенномудрого [л. 126].
Отрывок, повествующий о древнем и юаньском периодах, ценен и в другом отношении: здесь читатель найдет, наряду с тщательно выведенной хронологией событий, монгольские и китайские девизы правлений первых великих ханов и юаньских итераторов. их храмовые имена, посмертные китайские титулы, которые невозможно найти в других монгольских летописях (за редким исключением поздних хроник, и то не систематически и с большими ошибками). Например, читатель найдет в МБОТ полный китайский титул Чингис-хана: - сообразующийся с Небом и открывающий Судьбу Священновоинствующий император [л. 11а ].
Несмотря на указанные выше недостатки, "История” Ломи доставляет нам вполне достоверные сведения по юаньском., периоду монгольской истории и воссоздает правдивую -картину господства юаней в Китае, длившегося почти целое столетие - с 1270 по 1366 гг.
Б.О. Базарова
Из сборника «История и культура народов Центральной Азии», Улан- Удэ, 1993
Источники и литература
Козин С.А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. под названием Юань-чао би-ши. Монгольский обыденный изборник, т. 1. Введение в изучение памятника, перевод, текст, глоссарии. -М.; Л., 1941.
Юань ши (История династии Юань). - Изд. "Бона-бэкь", б.м., б.г.
Рашид-ад-дин. Сборник летописей. Т. П. /Пер. с перс. Ю.І1. Верховского, примеч. Ю.П. Верховского и В.И. Панкратова, ред. И.П. Петрушевского. -М.; Л., I960.
Bawden Ch. The Mongol Chronicle Altan Toboi // Göttinger Asiatische Forschungen. - Wiesbaden, 1956. - Bd. 5*
Шара туджи. Монгольская летопись ХУП в. Сводный текст, пер., введ, и примеч. Н.П. Шастиной. -М.; Л., 1957.
Лубсан Данзан. Алтан тобчи (Золотое сказание) / Пер. с монг., введ., коммент. и прил. Н.П. Шастиной. -М,, 1973.
Mongyol borjigid oboy-un teuke von Lomi (1752). Meng- ku shih-hsi-pHerausgegeben und mit Einleitungen versehen von W. Heissig und Ch.R. Bawden // Göttinger Asiatische Forschungen .-Wiesbaden, 1957. - Bd. 9.
Гомбоджаб. Ганга-йин урусхал (История Золотого рода владыки Чингиса). Сочинение под названием "Течение Ганга".Изд. текста, введ. и указ. Л.С. Пучковского. - М., 1960.
Sayan Secen. Erdeni-yin ":оЬсі. C.Nasunbaljur ksblel- dur beledkebe // Monumenta Historica. - Ulayan Bajatur, 1961.
Та If f8SCI 1#
Базарова Б.З. Летопись "История монгольского рода бордясигид" как пример нового направления в монгольской феодальной историографии // Древний и средневековый Восток: История, филология. - М., 1983. - С. 139-159.
Но Базарова Б.З. Влияние официальной китайской историографии на монгольскую // Средневековая культура монгольских народов, - Новосибирск, 1992о - С. 43-55.
Далай Ч. Монголия в ХіІІ-ХіУ вв. - 1963.
13о *Уункуев Н.Ц. Китайский источник о первых монгольских ханах, надгробная надпись на могиле Клюй Чу-цая. Пер. и исслед0 - U., 1965.
