Показать все теги
Мы должны радоваться, если наше рассуждение окажется не менее правдоподобным, чем любое другое, и притом помнить, что и я, рассуждающий, и вы, мои судьи, всего лишь люди, а потому нам приходится довольствоваться в таких вопросах правдоподобным мифом, не требуя большего.
Платон. "Тимей"
Многие термины, в том числе и "империя", нередко воспринимаются как внеисторические. Как ни странно, практически никто не задумывался до сих пор о том, что такое "империя" как феномен. К тому же, как правильно заметил В.Л. Махнач, это - "одно из самых десемантизированных понятий в современном языке... Оно утратило прежнее содержание, превратилось в общепринятое наименование нечистой силы" (Махнач 2000). Двумя определяющими признаками империи с начала XVIII в. (французский исследователь Г. Жерар) до сих пор считаются обширность территории и этническая разнородность населения. Этим, по мнению Г. Жерара, империя отличатся от царства, которое меньше по территории и этнически однородно. В.В. Малявин несколько пессимистично однажды заметил, что "понятию 'империи' не суждено, возможно, обрести полную меру научной строгости" (Малявин 1983: 9). На специально посвященном империям французском симпозиуме в свое время так и не смогли предложить новые определения империи (Creel 1970: 6).
В свое время (9-10 сентября 1996 г.), на симпозиуме Центра сравнительного изучения древних цивилизаций ИВ И РАН, посвященном империям и имперским идеологиям в древности, Л.Б. Алаев мудро заметил:
Прежде всего, тратить интеллектуальные усилия на выработку понятия 'империя' есть смысл только в том случае, если мы хотели бы этим термином назвать определенный этап развития государственности (скажем, занимающий на шкале развития место между городом- государством и национальным государством). Если же речь идет просто о типологии, т.е. о том, стоит ли нам называть то или иное государство империей или не стоит, то ответ на данный вопрос останется вкусовым, употребление термина 'империя' факультативным, научно незначимым.
Если 'империя' есть глобальное и универсальное для истории народов явление, то понятно, что оно может быть определено лишь в самых общих чертах, с большими допусками, но все же каждая конкретно-историческая империя должна в чем-то существенном совпадать со своим идеальным типом. Какие же черты организации государства необходимы и достаточны для выделения имперского типа? (1997: 156).
Попытаемся ответить на этот вопрос на примере киданьской империи Ляо (907-1125). Кидани занимают весьма заметное место в истории Центральной и Восточной Азии. Среди многочисленных народов, с которыми Китаю пришлось вести борьбу на всем протяжении средневековой истории, кидани занимают, можно сказать особое место. По словам А.C. Таскина, этот народ как бы открыл новую страницу в отношениях между Китаем и кочевой степью. Дело в том, что до киданей все вожди враждовавших с Китаем племен либо признавали превосходство китайского императора, либо считали себя равными ему. Киданъский же император Тай-цзун в результате военных побед сам возвел на китайский престол угодного ему императора, который официально признал его опщом, а себя сыном, что выражает, по китайским понятиям, отношения подданного к государю. Другими словами, впервые в своей истории Китай признал чужеземное господство.
Кроме того, если раньше в результате военных поражений Китай соглашался платить унизительную для себя дань, называя последнюю подарками, то возведенный ки даням и император помимо ежегодного предоставления подарков уступил кочевникам шестнадцать китайских областей (Е Лун-ли 1979: 15).
По этому поводу В.П. Васильев в свое время писал:
Это событие имело решительное влияние на дальнейшие происшествия. Допущение инородцев не грабить, а уже властвовать над китайскими городами было пятном, которое стремились смыть все китайские государи. Из-за этого они воевали с киданями, вступили в союз с маньчжурами (т.е. чжурчжэнями - Г.П.) и против них с монголами, и все это для того, чтобы отдать последним весь Китай. Со своей стороны, обладание китайскими землями должно было произвести великий переворот и между обитателями Монголии: они научились владеть китайскими землями и увидели, что можно этот первый опыт повторить и в более обширных размерах (Васильев 1859: 17)
В результате мы можем говорить об уникальном в средневековой истории не только Востока, но и всего мира, одновременном существовании в рамках одного государственного образования двух различных хозяйственных укладов - кочевых скотоводов и оседлых земледельцев. Китайские средневековые историки, говоря о влиянии природной (географической) среды на развитие общества, отмечали антагонизм кочевников и оседлого населения.
Империя Ляо практически с самого начала она складывалась как полиэтническое образование. Уже сам факт установление господства киданей над соседними кочевыми и оседлыми народами неизбежно приводил к сложной этнополитической ситуации. Переход под их власть исконно ханьских районов заставлял ляоских правителей формировать и совершенствовать особую политику взаимоотношений с внутренними и внешними чужими племенами и народностями. История этого государства ярко демонстрирует модель развития типичной кочевой империи. Все сказанное находит достаточно полное освещение в письменных источниках киданьско-ляоского происхождения и в текстах, созданных представителями других народов.
Историю киданьской государственности можно разделить на два этапа:
- 907/916- 1125 -эпоха Ляо
- 1125 - 1218 - трансформация имперской системы в каганат и образование Си (Западного)
Ляо.
Движение к универсальной государственной форме началось, как это убедительно показали М.Н. Суровцов (рукопись б.г.), К.А. Виттфогель и Фэн Цзяшэн (Wittfogel, Feng 1949), Л.Н. Рудов (1961), Е.И. Кычанов (1990; 1997), Н.Н. Крадин (1990) и др., не в X веке даже. Прелюдией оказалась борьба между крупными киданьскими вождями за первенство. С 80-х гг. VI в. до 716 г. доминировал род Дахэ, до 907 г. - Яолянь. Империю создаст род Ила (Елюй). Его приход к власти можно назвать своеобразной революцией, ибо произведенный переворот и особенно социально-политические и административные преобразования Абаоцзи и Дэгуана вызвали протест родовой знати и серию мятежей, в т. ч. даже связанных с родственниками императоров. Эта революция по значимости, видимо, нисколько не уступала перевороту Пипина Короткого, имевшего своим итогом образование империи Каролингов, Елюй Абаоцзи в борьбе за трон существенно помогали выходцы из уйгурского по происхождению рода Сяо. Именно они помогли устранить братьев и дядей императора и тем самым укрепить возможность наследования власти не от брата к брату, а от отца к сыну. Род Елюй в благодарность "поделился" властью с Сяо и в результате возникла бицефальная (двуглавая) система власти (император - из рода Елюй, императрица - из рода Сяо).
Приходу к власти Елюй Абаоцзи способствовала и внешнеполитическая обстановка: незадолго до этого на востоке из местных племен мохэ и когурёских беженцев было образовано государство Бохай. В Китае заканчивала свое существование династия Тан. В степях Центральной Азии продолжала царить анархия, вызванная падением Уйгурского ханства и киргизским вторжением 840 г. Поэтому ни на западе, ни на юге не было силы, которая могла бы помешать завоеваниям киданей.
Принятие Абаоцзи в 916 г. императорского титула Тянь-хуан-ван в соответствии с нормами китайского этикета приводило к серьезным изменениям в формах и методах правления. Император становится "начальной функцией всех дел в государстве" (Суровцов
б.г.). Это способствовало становлению элементов государственной власти, формированию бюрократического аппарата.
От Китая было перенято представление об императоре как Сыне Неба (тянь цзу), который получил "мандат Неба" (тянь мин) на правление. Более того, он взял из монгольской традиции право на управление всем миром. Это дает ему Вечное Небо (mongke tengri). Фактически он становился наместником Неба на Земле, что позволяет ему также быть правителем правителей (наподобие шахиншаха иранской империи). Власть Неба обязательно сочеталась с личной харизмой. В итоге обосновывалось право и обязанность императора быть членом особого, так сказать, императорского рода. Кроме китайской и родовой монгольской традиций на сакрализацию верховного правителя повлияли уйгурская и тюркская. В орхонских текстах видно, что правитель получает два мандата - от Неба вверху и от Земли внизу. У хунну, тобасцев тоже можно было наблюдать нечто подобное (Rachewiltz 1973: 30).
Собственно киданьские представления, безусловно, тоже повлияли на это. Сказался культ великого предка, которому, разумеется, помогало Небо. Он фактически "оправдал" надежды рода, "выведя" его наверх к власти. Род правителя происходит от прародителей всех людей. Перед битвой обязательно приносились жертвы предкам, но прежде всего Небу. Свои победы (а он обязан был побеждать - вспомните подобную обязанность у римских императоров) правитель объяснял поддержкой Неба. Не случайно в китайской религиозной традиции Небо выделялось среди других божеств. Как и монголы впоследствии, кидани приписывали Небу универсальные черты (вечное, высокое). Еще в орхонских надписях VII-VIII вв. говорилось о высоком синем Небе. Но через киданей к монголам придет акцент на воле и силе Неба. "Сила" правителя тождественна силе Неба, сульдэ - "связь миров", основа самоорганизации мира и император — ее достойный посредник. Правитель создает иерархическую лестницу "с Неба на Землю" и утверждает единый закон Неба на Земле. Небо становится делателем королей. Невольно вспоминается начавшееся с Пипина Короткого представление о правителе как помазаннике божьем. Но, обратите внимание, акцент этот столь значителен и существен, что фактически игнорирует отчуждение от кочевого мира с его формальным равенством.
Киданьский правитель получал в результате право даже творить свой особый мир (миропорядок) и подчинять ему все пространство на вечные времена. Все империи претендуют на это и кидани не исключение. Все соседние народы воспринимались как потенциальные члены новой мировой империи. Фактически переосмысливается понятие ойкумены. Это уже не просто населенная людьми зона, а мир своих людей, "наших", до горизонта культуры. Войны против не желающих присоединиться к империи оправдывались морально и идеологически, более того, они обязательны, ибо те не хотят жить "по божеским законами". Так же в Европе оправдывались крестовые походы против альбигойцев. Императора может и обязан поддержать весь культурный мир. Фактически только с Хубилая появляется в монгольском мире представление о равноправии других стран. Правда, кидани, не признавая бохайцев и чжурчжэней равными, вынуждены были считаться с китайской и тангутской империями. Отношения с другими народами находили отражение в символике вассальных отношений, которая фактически копировала внутрисемейные отношения (отец - сын и др.).
Киданьская империя была сложной общественной системой. В ней явно выделяется "кочевое ядро" (по терминологии Н.Н. Крадина [1992; 1996]) и периферия, правда, не только земледельческая. Киданям приходилось иметь дело даже с охотничьими племенами. Под "центром" в статье подразумевается регион, характеризующийся относительной этнической, государственной, политической, экономической и культурной гомогенностью и стабильностью, под "периферией" - располагающиеся вокруг этносы и субэтносы, развитие которых связано с иными характеристиками (более низкий уровень или лежащая в основе иная экономика) и не отличающееся устойчивостью и однородностью.
Елюй Абаоцзи "объединил все тридцать шесть иноземных народов" (Кычанов 1966: 272). В империи киданей шли сложные экономические и политические процессы, следствием которых было разрушение локальных социально-экономических организмов и очень медленное складывание организма регионального. Империя и была формой контактов разных регионов и освоения пространства. В этом смысле киданьская империя внесла существенный вклад в трансформацию восточноазиатской экономики. При ней существенно увеличились темпы перехода от присваивающей экономики, производящей что-то для лишь для себя, к производящей товары на любой рынок. О широком развитии ремесел и торговли свидетельствуют тексты хроник "Циданъ го член" и "Ляо иг/".
Здесь неизбежно встает вопрос о характере киданьской империи. Н.Н. Крадиным (1992; 1995; 2001 и др.) вполне справедливо употребляются уместные для таких случаев понятия- термины "внешнеэксплуататорская деятельность", "экзополитарность", "ксенократия". На материале Европы давно уже говорится о борьбе в средние века трех так называемых "идеалов" правления - бюрократии, теократии, ксенократии (например, С.С. Аверинцев). Но
Н.Н. Крадин вывел эти понятия на максимально высокий уровень. Действительно, экзополитарность - ксенократия характерны не только для "христианского" и "европейского" миров (гегемонистские устремления Священной Римской империи, Австро-Венгерской монархии, Наполеона I Бонапарта, Адольфа Гитлера). Материал киданьской истории позволяет увидеть этот механизм в действии. Мы видим, что эти понятия не подразумевают лишь подчинение земледельческих цивилизаций кочевникам, хотя наличие земледельческой периферии обязательно для кочевого "ядра" (термин Н.Н.Крадина), которое использует "дистанционную эксплуатацию" (термин АИ.Фурсова). На самом деле, речь идет об отношениях симбиозных -"сотрудничество". Части империи объединяют сложные экономические и политические связи, для которых характерно разрушение локальных социально-экономических и политических организмов и медленное складывание региональной системы. Действительно, нельзя говорить, что кочевники являются преимущественными или даже единственными врагами земледельцев. Кочевники нужны им как: сфера сбыта товаров металлургии, текстильного производства, предметов роскоши, оружия ит. п., барьер от других миров, средство устрашения, подавления, разгрома других земледельческих цивилизаций и т. п.
Сказанное хорошо иллюстрируется киданьско-китайскими отношениями. Как уже было отчасти сказано, кидани проводили особую политику по отношению к Китаю. Они не стремились к завоеванию всей территории Китая, хотя сделать это было, видимо, вполне возможно. Для так называемой феодальной экономики характерна особая роль насилия. Оно - своеобразная форма решения многих проблем, которые не в состоянии решить аграрная или кочевая экономика. Спектр соответствующих "средств" достаточно широк: периодические набеги, регулярный грабеж, война, взимание контрибуции, данничество, навязанный вассалитет и, как последнее средство, - непосредственное завоевание. Кидани грабежами и набегами периодически "выдаивали" китайские земли, но использовали и другие средства. Держа войска наготове и укрепляя границы, они запугивали китайцев перманентной и непредсказуемой опасностью. Чередуя войну и мир, они добивались увеличения подарков, привилегий, добивались необходимых союзов. Кидани уже ко времени правления Дао-цзуна (1055-1101 гг.) гордились тем, что их цивилизация была "не хуже китайской". В то же время, негативно относясь к китайской культуре как культуре чуждого и непонятного им оседлого мира, кидани во многом копировали принципы и методы китайской политики, - государственной, экономической, внешнеполитической. Более того, антикитайская оппозиция медленно и незаметно будет сменяться избирательной синизацией, о чем много писали Груссе, Ховорс, Виттфогель (Grousset 1948: 154ff; Wittfogel, Feng 1949: 4-7, 14-23, 206ff). Знания и навыки они получали через китайских посредников - перебежчиков, путешественников, учителей, послов. Многие кидани получали образование в Китае или по китайскому образцу. Правители пытались семиотическим путем (издание императорских эдиктов и внесение статей в кодекс законов) сделать китайскую культуру приемлемой для иного общества. Надо заметить, что китайцы поощряли подобные действия
Китайцы в свою очередь, не желая разрушения киданьского государства окончательно, проводили политику сдерживания и медленной аккультурации. Рецепт был выработан еще в ханьское время Бань Гу: надо варваров "считать... внешними и не делать своими, держать их на дистанции и не считать близкими" (цит. по: Исаева 2000: 44). Средства тоже были разнообразными: наращивание оборонительной и наступательной мощи, пропаганда
"великой китайской культуры", политика "пяти искушений" ("испортить глаза" - дать ткани и колесницы, т. е. предметы роскоши; "закрыть рты" - дать вкусную пищу и напитки; "закрыть уши" - усладить музыкой; "успокоить желудки" - дать монументальную архитектуру, зернохранилища, рабов; Давать богатые дары и покровительствовать тем, кто их принимает), пропаганда представления о пути развития китайского государства как магистрального, передового для всего человечества. На этот путь должны вступить и варвары.
Таким образом, видно, что экзополитарность имеет различные степени. Н.Н. Крадин прав - у кочевников это выражено максимально ясно и полно. Действительно, существенным барьером для развития общества является технологический. Многие страны пытаются преодолеть его по-разному. Европа использовала в конце концов идею научно-технического прогресса. Средневековые народы, в том числе кидани, пытаются свою технологическую слабость преодолеть с помощью насилия, хотя и дозированного.
Для киданьской империи характерна пестрота экономик (кочевая в разной степени развитости у монголоязычных, тюркоязычных и тунгусских племен; оседлая у различных подчиненных народов и народностей), этносов и языков, культур (клерикальная [буддистская, даосская, конфуцианская, шаманизм], сельская и городская китайская, цивизованная и варварская). По образному выражению Ф. Шиллера, различные народы толпятся вокруг главного народа как дети вокруг взрослого человека.
Экономическая ситуация на территории обитания киданей благоприятствовала складыванию империи. Хозяйство киданей, так же как и родственных им си (хи), было многоотраслевым. Еще империя Тан и Когурё старались подчинить себе киданей, чтобы взимать с них большую дань, так как земли киданей были богаты природными ресурсами: пушниной (соболь, енот, рысь, лисица белка), золотом, жемчугом, жэньшенем, рыбой; земли были пригодны и для земледелия. В лесных районах население занималось охотой на пушных зверей. В "Бэйши" сообщается, что кидани торговали с Китаем преимущественно лошадьми и соболями (Бичурин 1950а: 74-76). В районах, пригодных для земледелия, кроме проса гороха, ячменя, пшеницы возделывались конопля, огородные и бахчевые культуры. Е.М.Залкинд еще в первой половине XX в. обратил внимание на то, что исследователями недооценивалась роль земледелия в культуре киданей, у которых были местные названия для бахчевых культур (1948). Экономика киданей была неоднородна, и в ней большое значение имели районы с местным оседлым, земледельческим хозяйством (Викторова 1980). Об этом есть записи и в "Ляо ши", где в I цз. говорится о развитии земледелия, скотоводства и ремесел. Земледелие, где большое место занимало огородничество, садоводство и выращивание технических культур у киданей достигло высокого по тем временам уровня (Васильев 1859; Wittfogel, Feng 1949:, 1949). Из полевых культур кидани сеяли просо, ячмень, бобы, горох. Из садовых, огородных и технических выращивали груши, дыни, коноплю, тутовые деревья (Викторова 1961: 32). Развитие земледелия было связано с имущественной дифференциацией. Правители киданей поощряли развитие ремесел и даже переход к оседлости. Особое внимание было обращено на добычу и обработку железной руды, изготовление оружия, шелководство, выращивание тутовых деревьев, конопли, ткачество. Кидани постепенно становились поставщиками сельскохозяйственной и ремесленной продукции для соседних кочевников и охотников
Наличие ремесел, скотоводства, земледелия и охоты создавало реальные возможности и для развития внутреннего рынка, который укреплял связи, усиливал коммуникации между отдельными районами и подготавливал экономические условия для консолидации населения в единую киданъскую народность (Викторова 1980: 141).
Территория империи была пригодной и для скотоводства. В "Мэнгу ю муцзи" ("Записки о монгольских кочевьях") указывается, что земли около Шанцзина (Верхней столицы киданей) были "по тучности пригодны для земледелия, а по обилию травы и воды—для скотоводства" (Попов 1895: 253).
При Дэгуане (927—947 гг.) к государству было присоединено 16 округов в северной Шаньси, Хэбэе и Чахаре. Эти земли составляли около 1/15 части всей территории империи. Завоевание районов в Центральной Азии, Бохая и земель, на которых некогда обитали сяньбийцы и южные хунну превратило империю в одно из крупнейших государств Востока. Кидани стали контролировать караванные пути в Восточный Туркестан и Среднюю Азию в обход Шелкового пути. С империей установили дипломатические отношения ("союзы мира и родства") Корея, Китай, уйгурские государства Восточного Туркестана, Средний Восток, Япония и даже арабские государства. Тангутское государство Си Ся считалось вассалом киданей. Ее международные связи и известность в истории того времени во многом объяснялись объемом киданьской торговли с соседними и отдаленными странами (Викторова 1961). В Самарканде восточные ворота города так и назывались—"киданьские".
Медленно формировалась имперская культура. Этот процесс был рассмотрен А.Л. Ивлиевым, который отметил, что в империи Ляо на основе смешения различных этносов были выработаны новые элементы, которые составили новую синкретичную имперскую культуру отличную от догосударственной культуры киданей. Он на представительном материале (письменность, одежда, праздники, склепы, посуда) пришел к выводу о складывании "ляосского народа" и "синкретической культуры государства". В империи Ляо на полиэтнической основе вырабатывались новые элементы культуры, отличавшие ее от изначальных культур составивших империю народов: киданьская письменность, официальная дуалистическая система одежды ляоских чиновников (чиновники Северной администрации во главе с императрицей носили киданьскую одежду, а чиновники Южной администрации во главе с императором—ханьскую, своеобразная система государственных праздников, синкретически соединяющая в себе буддийские и конфуцианские воззрения с древней религией и обрядами киданей, специфическое устройство могильных склепов ляоской знати (Ивлиев 1984; Е Лунли 1979: 316, 336-341; Пиков 1980: 150-152). Аналогичные явления в различной степени происходили во всех степных империях, образованных кочевыми народами (Плетнева 1982).
Для киданьской империи характерен еще ряд признаков: многоступенчатая социальная структура с резкими полюсами; многоуровневая социальная организация, где низшие звенья основаны на узах кровного родства, а высшие - на военно-административных связях и фиктивном генеалогическом родстве; образование империи путем узурпации (монгольский вариант); переход от типичной (дистанционной) модели империи к даннической по
Н.Н. Крадину; развитая экономика с присутствием земледелия; незначительная роль внутренних форм эксплуатации, в том числе рабства; внутренняя седентаризация (образование "хань эр"); регулярная армия, дополняемая отрядами отдельных феодалов; акцент на экономике во внешней политике (грабеж, контрибуции, "подарки", неэквивалентная торговля, данничество); переход от дуального (крылья) к триадному (центр - крылья) принципу административного деления; иерархическая система государственных чиновников, дополняемая традицией передачи должности по наследству; общегосударственная письменность; жесткие законы; достаточно развитая пенитенциарная система; медленное складывание синкретической религиозной системы.
В Ляо существовала пять столиц во главе с Верховной, что отражает концепцию "одного ствола и множества ветвей"; развитая система управления, связанная с военными и административными функциями. Она сочеталась с типичной феодально-кочевой практикой управления ("кочевые короли"): у киданей существовала перенятая от бохайцев система пяти столиц. (Окладников 1957: 201) Ляосские императоры передвигались от одной подобной резиденции к другой и на местах решали все необходимые проблемы. В походах и постоянных перекочевках проводил время и Хубилай (Марко Поло 1955: 117, 228) Походный режим был характерен и для маньчжурских правителей цинского Китая (Покотилов 1892: 12).
Во главе управленческого аппарата находились, как правило, сами кидани или представители родственных им племен. Для управления земледельческими территориями необходима была особая административная система. Поэтому кидани в 947 г. были вынуждены издать декрет о формировании двух самостоятельных аппаратов управления. Северная администрация воспроизводила традиционные "варварские" институты кочевников. Южная администрация состояла из китайских чиновников и управляла завоеванными оседло-земледельческими территориями. Для дополнительного контроля над покоренными китайцами была создана система военных лагерей ордо. Бохайцы и китайцы привлекались по мере необходимости. Это означает, что ляосские чиновники не обладали ни опытом или навыками управления такой сложной общественной системы, как империя, ни соответствующим бюрократическим менталитетом. Подобную политику проводили чжурчжэни. Пытался так поступать и Чингис-хан, но его остановил мудрый Елюй Чуцай, заявивший, что нельзя управлять государством, "сидя на лошади".
Завоеванное население стало существенно преобладать над киданями (китайцы - 63%, бохайцы - 12%, некиданьские племена - 5%). Созданная киданями империя Ляо была полиэтнична. В ее состав входили кидани, подчиненные им кочевые скотоводческие монголоязычные и тюркоязычные племена и покоренные ими земледельческие народы (ханыды и бохайцы). По некоторым подсчетам, сделанным на основе данных "Ляо ши", население империи составляло 3800 тыс. чел. Из них кидани насчитывали 750 тыс. чел., некиданьские скотоводческие и охотничьи народы—200 тыс. чел., бохайцы—450 тыс. и ханьцы—2400 тыс. чел. (из них около 2000 тыс. чел. проживало на завоеванных киданями землях Северного Китая) (Wittfogel, Feng 1949: 52-58; Ивлиев 1984: 38). Скотоводческое население обитало в степных северных, северо-западных и центральных районах империи, а земледельческое в основном концентрировалось в традиционных районах его обитания — на завоеванных киданями китайских и бохайских землях на юге и востоке империи, а также на территории нынешней Монголии, в долинах рек Орхона и Керулена, где земледелием продолжало заниматься бывшее население Уйгурского каганата (Киселев 1957: 95-96). Кроме того, в результате активной политики киданьских императоров по переселению покоренных народов значительные массы бохайцев (до половины их общего числа) и ханьцев занимались земледелием в собственно киданьских землях — в окрестностях Верхней и Центральной столиц киданьской империи Ляо (Wittfogel, Feng 1949: 62-79).
В империи существовало глубокое противоречие между менталитетом киданей и имперской идеологией. Менталитет как матрица есть совокупность разного рода установок социальной и этнической общности действовать, мыслить, чувствовать и воспринимать мир определенным образом. Он формируется спонтанно, как "естественный" способ когнитивного и аффективного реагирования вовне. На его основе возникает сумма "естественных" чувств, настроений, обычаев, традиций. Идеология же как более "высокий" элемент общественного сознания разрабатывается верхушкой определенной социальной группы или класса и привносится в массы. Здесь всегда присутствует момент интеллектуального и ценностного насилия. Многое зависит от того, насколько совпадают ценностные ориентации основной массы населения и правящей этносоциальной группы. Ценностные ориентации же этнических общностей кристаллизуются, прежде всего, в религиозных верованиях. В государстве киданей буддизм оказался ближе к традиционным ценностям и менталитету кочевников. Она оказалась наиболее подходящей идеологической основой для складывающегося киданьского государства, ибо, отрицая родоплеменную исключительность, провозглашая единство культа и абсолютного божества, способствовала преодолению прежней родоплеменной разобщенности и становлению централизованного государства. Конфуцианство и даосизм были более понятны и привычны для "китайского" сектора. Поскольку эти два "учения" находились в ситуации перманентного конфликта и в этих условиях создать единую идеологическую систему было сложно, если вообще возможно.
В результате, кочевники отчуждались от китаизированных киданей, а Китай их презирал. В перспективе киданям не находилось места в мире. Как оседлые китайцы, так и кочевые племена в принципе не принимали такую ситуацию, когда в мире могут быть два центра. Для дальневосточного мира, как и для средиземноморско-европейского, характерна "монокультурная" концепция, подразумевающая распространение культуры из одного центра, "строительство" "мира" как "космоса" - порядка на основе культуры метарегиона. Для межплеменных отношений характерны постоянные миграции, военные походы, соперничество, создание и распад союзов племен. Кидани же достаточно искусственно переносили в Степь такую концепцию государственного строительства и межгосударственных отношений, которая характерна для "оседлого" мира и практически только там эффективна. Характерен в этом плане отказ монгольских племен присоединиться к плану Елюй Даши реставрировать киданьскую империю, перенеся ее политический и сакральный центр в западные регионы.
Но связь с Китаем привела и к другой беде. Социальные противоречия киданьского общества наложились на социальные противоречия земледельческих китайских районов. В результате это повело к социальной нестабильности Ляо. Столь же слабыми и по той же причине оказались поселившиеся в Галлии племена вестготов и бургундов, легко сокрушенные более "примитивными" франками. Кидани проиграли "холодную войну" Китаю. Китайская политика вкупе с другими факторами сыграла свою роль. Происходило элементарное спаивание верхов и низов. Развивались социальная апатия, лень, менялась система ценностей. Подвластные Ляо племена в период агонии империи получили, если воспользоваться мыслью Ж. П. Сартра, наибольшей свободы - свободы выбора между сопротивлением и покорностью. Возникла ситуация "экзистенциального выбора". Китайский философ Конфуций сказал: "Народ можно заставить подчиняться, но нельзя заставить понять, почему". Империя как раз хочет заставить каждого разделить желания, мировоззрения и философию ее элиты и, когда она гибнет, племена и отдельные индивиды воспринимают этот как свой "звездный час".
Г. Г. Пиков
Из сборника «Кочевая альтернатива социальной революции». РАН, Москва, 2002
Литература
Алаев, Л.Б. 1997. Империи и имперские идеологии в древности. Восток, №1. 155-157. Бичурин, Н Я. 1950аб. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Т. I-II. М.,- Л.
Васильев, В.П. 1859. История и древности восточной части Средней Азии от XдоXIII века.
СПб. (Труды восточного отделения Русского Археологического Обгцества, Т. 3-4). Викторова, Л. Л. 1961. Ранний этап этногенеза монголов: Автореф. дис. ...канд. ист. наук. Л. Викторова, Л.Л. 1980. Монголы. Происхождение народа и истоки культуры. М.
Е Лун-ли. 1979. История государства киданей (Циданъ го чжи). Пер. с кит., введ., комм, и прил. B.C. Таскина. М.
Залкинд, Е.М. 1948. Кидани и их этнические связи. Советская этнография, № 1: 47-62. Ивлиев, А.Л. 1983. Городища киданей. Материалы по древней и средневековой археологии юга Дальнего Востока СССР и смежных территорий. Отв. ред. В.Д. Леньков. Владивосток: 120-133.
Ивлиев, А.Л. 1984. Соотношение культур империи Ляо и киданей. Археология и этнография народов Дальнего Востока. Владивосток: 38-41.
Исаева, М.В. 2000. Представления о мире и государстве в Китае в III VI веках н.э. По данным "Нормативных ист ори описаний". М.
Киселев, С.В. 1957. Древние города Монголии. Советская археология, № 2: 91-101 Крадин, Н.Н. 1990. Сониаль/ю-экономнческие отношения у кочевников (Современное состояние проблемы и ее роль в изучении средневекового Дальнего Востока): Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Владивосток.
Крадин, Н.Н. 1992. Кочевые общества. Владивосток.
Крадин, Н.Н. 1995. Кочевничество в цивилизационном и формационном развитии.
Цивилизации. Вып. 3. М.: 164-179.
Крадин, Н.Н. 1996. Империя хунну. Владивосток.
Крадин, Н.Н. 2001. Кочевничество в современных теориях исторического процесса. Время мира. Альманах. Вып. 2: Структуры истории. Новосибирск: 369-396.
Кычанов, Е.И. 1966. Чжурчжэни в XI в. Материалы для этнографического исследования. Материалы по истории Сибири. Древняя Сибирь. Вып. 2. Сибирский археологический сборник. Новосибирск: 269-281.
Кычанов, Е.И. 1990. О ранней государственности у киданей. Центральная Азия и соседние территории в средние века. Отв. ред. В.Е. Ларичев. Новосибирск: 10-24.
Кычанов, Е.И. 1997. Кочевые государства от гуннов до маньчжуров. М.
Малявин, В.В. 1983. Гибель древней империи. М.
Марко Поло. 1955: Книга Марко Поло. М.
Махнач, В. 2000. Империи в мировой истории, http://www.russ.ru/antolog/inoe
Окладников, А.П. 1957. Остатки бохайской столицы у г. Дунцзинчэн на р. Муданьцзянь.
Советская археология, № 3: 198-214.
Плетнева, С.А. 1982. Кочевники средневековья: Поиски исторических закономерностей. М.: Наука.
Покотилов, Д.И. 1892. У Тай, его прошлое и настоящее. Отчет о поездке, совершенной в мае 1889г. Зап. Имперю РГО по общей географии, Т. 22, Вып. 1.
Попов, П.С. 1895 (перев.). Мэн-гу-ю-му-цзи. Записки о монгольских кочевьях. Записки Импер. Русского географического обгцества. Т. XXIV. СПб.
Суровцов, М.Н. б.г. О владычестве киданей в Средней Азии (Архив востоковедов ЛО ИВ РАН, Фонд А.М. Позднеева, № 44, ед. хр. № 278).
Фурсов, А.И. 1988. Нашествия кочевников и проблема отставания Востока. Взаимодействие и взаимовлияние цивилизаций на Востоке. Т. 1. М.: 182-185.
Creel, H.G., 1970. The Origin of Statecraft in China. Chicago.
Grousset, R. 1948. L ’Empire des steppes. Paris.
de Rachewiltz, I. 1973. Some Remarks on the Ideological Foundation of Chinghis Khans Empire.
Papers on Far Eastern History 7: 21-36.
Wittfogel, K.A., Feng Chia-sheng 1949. History of Chinese Society Liao (907—1125). Philadelphia (Transactions of the American Philosophical Society. New series, Vol. 36).