Показать все теги
На крайнем северо-западе индийского субконтинента, между горами Гиндукуш на западе и хребтом Каракорум на востоке, находится область Сват и районы Гилгит, Читрал, Дир, а южнее — Гомал и Гандхара. Здесь выявлены многочисленные памятники по течению реки Инд и в долинах ее притоков Гомал и Кабул и впадающей в него реки Сват с многочисленными притоками. Открытые круглый год перевалы Хайбер, Гомал, Курам, Точи и Буригал соединяют район с соседними областями, открывая пути в Среднюю Азию, Афганистан и Индию (Müller-Karpe,1983, abb 1 map). Первые памятники были выявлены А. Стейном, с 1958 г. начались систематические раскопки Итальянской Археологический Миссии под руководством Д. Туччи (Tucci 1958, 1977), а с 1967 г. — Пакистанской экспедиции Пешаварского университета, под руководством А.Х. Дани (Dani 1967, 1970— 1971, 1978: fig.l2; Timargarha et al. 1967; Durrani 1968). В настоящее время зафиксировано 35 могильников и 7 поселений.
Наибольшую информацию дают могильники Лоэбанр I, Кателаи I, Буткара II (Silvi Antonini 1963, Silvi Antonini, Stacul 1972, Castaldi 1968), Кхераи (Stacul 1966) Тимаргарха {Dani et al. 1967), Зариф Kaруна (Khan 1979) и скальный навес Гхалигаи (Stacul 1969; 1987) и многослойные поселения Алиграма (Stacul, Tusa 1977), Биркот-Гхундаи (Stakul 1980), Баламбат, Гумла и Хатхала (Dani 1970—1971).
Учитывая расположение памятников на путях миграций, раскопки привлекли большое внимание, но интерпретация вызвала дискуссию (Литвинский 1964, 1967, 1972; Кузьмина 19726, 1974е, 1975а; Müller-Karpe 1983; Виноградова 1990, 1991, 1995; Vinogradova 2001с; Complete Bibliography: IsMEO 1982). А.Х, Дани считает памятники Свата и Гандхары единой Культурой Гандхарских могил. Д. Стакул (1975: 328—330) полагает, что некрополи Свата представляют особую культуру. Сравнение материалов заставляет склониться к мнению, что это памятники единой культуры, в которой выделяются отдельные локальные варианты.
Основу периодизации составляют многослойные поселения. В Гхалигаи установлено развитие культуры от III тыс. до н.э. доисламской эпохи (Stacul 1969: 62—64, 84). Неолитическая культура Гхалигаи (слои 23—21) отнесена к периоду I. По С|-}она датируется 2970—2920 гг. до н.э. {Stacul 1967, 1969, 1970, 1987: 167). В период II (слои 19—18) дата: 2180 г. до н,э. — памятник включается в ареал влияния культуры Хараппа и Мундигак IV. Н.М. Виноградова (1990: 43} отмечает также связи с Белуджистаном.
Период III (слои 17—16) отражает связи Свата с соседним Кашмиром, где распространена примитивная культура с лепной керамикой с отпечатками рогожи на дне. Эта культура Бурзахом I сложилась в Кашмире под влиянием Китая (Stakul 1987: 167). Период III Гхалигаи не представлен на многих других поселениях, в частности в Гумла, в период IV сохраняются связи с Кашмиром, где распространена культура Бурзахом II, родственная культура Луныиан в Китае, по хмнению многих китаистов сложившаяся в результате западного импульса из Гиссара III В. Восточные связи Свата подтверждаются находками изделий из нефрита, в частности украшений «магатма» в виде клыка с дырочкой, маленьких топориков-амулетов, прямоугольных каменных ножей с отверстием (Stacul 1978: fig. 35; 1979).
Черно-серая полированная керамика разнообразных форм действительно напоминает посуду Гиссара III В. В Свате она встречена на поселениях Бир-Кот-хундай — 44%, Лоэбанр III — 43%. Вторая группа — лепная керамика с примесью песка. Третья группа — сделанная на круге красноглиняная посуда с черной росписью, составлявшая в Бир-Кот-хундай -19%, Лоэбанр III — 15% (Stacul 1987: 103f). И по технике, и по форме, и по мотивам орнамента (лист пипала, четырехлепестковая розетка) эта керамика сохраняет традиции гончарства Хараппы. Некоторые мотивы росписи перекликаются с некрополем Хараппы Н: звезды, головки птиц, лабрис (Vinogradova 1990:45).
Таким образом, материалы Гхалигаи отражают картину сложных и разнонаправленных культурных контактов, причем в некоторых случаях можно предполагать не только смену ориентации связей, но и появление новых этнических групп.
К концу периода IV Д. Стакул (1966) относит могильник Кхераи, который считает самым ранним и не имеющим пока аналогов.
Периоды V—VII (слои 15—9) соответствуют времени могильников Свата и Гандхары. Это принципиально новый этап развития региона. Колонка Гхалигаи во многом, но не полностью, соответствует этапам развития, выявленным на поселении Гумла, расположенном в долине Гомал. К эпохе неолита относится I слой; II слой демонстрируют импульсы из Сиалка III — Гиссара IВ — II А, Мундигака II — III и Намазги III, Последнее отражает сходство многих мотивов орнамента керамики (специфичные крест и ступенчатая пирамида) (Кузьмина 1974е).
Культура периода Гумла III была создана пришедшими из долины Инда носителями цивилизации Хараппа, особенно ярко синтез местной древней и пришлой хараппской культуры выступает в период IV (Dani 1970—1971: 150—169). Поселение достигло высшего расцвета. Город окружен стенами, развито ремесло, посуда сделана на круге и украшена типично хараппскими мотивами орнамента. Введение колесного транспорта, документированное моделями повозок, колес и упряжных быков, позволило интенсифицировать культурные связи, в том числе со Средней Азией (Кузьмина 1974е). Поселение Гумла было захвачено, сожжено и разрушено полностью, среди причин его гибели рассматривается нашествие ариев.
По мнению А.Х. Дани, именно арии соорудили на пепелище свой курганный могильник— V период Гумла (Dani 1970—1971: 49—53, 169).
Курган №1 диаметром 6 м, высотой 0,5 м сверху обмазан глиной, содержит в центре грунтовую могильную яму глубиной 1 м. Насыпь и заполнение ямы представляет культурный слой IV периода, в который врезана яма. Погребения некрополя совершены под курганами в ямах по обряду кремации; зола, уголь и обожженные кости положены на дно могилы или помещены в сосуды. Иногда в могилы поставлены не орнаментированные горшки (Dani 1970—1971: 50, fig. 4,5,7; pi 14—16). Отличительная особенность могильника— помещение вместе с прахом умершего костей животных. Найдены череп и кости ног быков, нога и другие кости лошадей, а также замещающие их фигурки быков, лошадей, верблюда и птицы и модель колеса (Dani 1970—1971: 50, fig. 166; pi. 31: 1—4). Подкурганный обряд погребения, наличие лошади и двугорбого верблюда, и их культа фиксируется в регионе впервые. Следов преемственности с Ха- раппой нет, что свидетельствует, что это культура пришельцев.
Совершенно аналогичная картина выявлена на поселении Хатхала (Dani 1970—1971: 56—59, fig. 166; pi. IS a-b; 31). Хараппс- кий слой (период Bj перекрыт могильником. Курганы ш твердой глины, могилы круглой и «подковообразной» формы (последние напоминают подбой-катакомбу), обряд — кремация на стороне, пепел помещен на дне ямы или в сосуде, покрытом зернотеркой.
А.Х. Дани (1970—1971: 169, fig. 37) сопоставляет культуру этих могильников с культурой Гандхара и кремацией в Сараджхала около Таксилы. Но отмечает, что в керамике есть различия. Часть сосудов сделана на круге, обжиг красный внутри, снаружи посуда красная или белая, есть один серый кубок. Вся керамика лишена орнамента. Варианты в гончарстве указывают на то, что пришельцы не были едины. По мнению А.Х. Дани, разрушив поселения Гумла и Хатхала, они двинулись в долину Инда и сокрушили Мохенжо-Даро. Их собственная материальная культура была бедна, поэтому они легко заимствовали достижения аборигенов.
Многие типы посуды и урн находят аналогии в некрополе Тимаргарха и в могильниках Свата. Некрополи объединяет ряд общих признаков. Они расположены на холмах, господствующих над речными долинами. Некоторые содержат большое количество могил (например, в Тимаргархе— 270). Прослежено стратиграфическое перекрывание захоронений. Погребения снаружи иногда обозначены каменными выкладками. Детские могилы обособлены. Могила двухъярусная, сверху вырыта круглая или прямоугольная камера диаметром 2,5—4 м, глубиной 1—2 м, на дне которой выкопана прямоугольная яма длиной 1,5—2 м, глубиной 0,5—1,5 м. В Зариф- Каруна есть также круглые ямы. Стены верхних камер первоначально были укреплены каменными оградками, сохранившимися в Тимаргархе и Кателаи, или обложены деревом, закрепленным по углам вкопанными столбами диаметром 10—15 см, что зафиксировано в Лоэбанр I. В Тимаргархе выявлены смыкающиеся круглые и квадратные каменные ограды и кучи камней над могилами, так что по внешнему виду некрополь очень напоминает андроновские могильники (рис. 42). Стенки ям укреплены четырьмя каменными плитами, поставленными на торец, или цистой из горизонтально уложенных плит. Сверху яма перекрыта одной или несколькими плитами. Погребения ориентированы головой на запад, с отклонением на юго-запад, реже на северо-запад, иногда на юг, и совершены по обряду ингумации или кремации. Умершие лежат скорченно, женщины на левом, мужчины на правом боку. Есть парные погребения — сати и очень редко — тройные захоронения. В Лоэбанре есть могила с трупосожжениями, разделенная на две части каменной стенкой, для двух погребенных (Silvi Antonini, Stakul 1972, pi. XCI; XCII). В головах погребенного стоит один или несколько сосудов, иногда крупные горшки поставлены также у ног, В могилах с трупосожжен ием пепел и обожженные кости рассыпаны по дну или помещены в керамический ящик или сосуд, а чаще в урну с отверстием или в появляющиеся во II периоде урны с моделированным из глины лицом. В западной части, как и в могилах с ингумацией, поставлена керамика. Есть также расчлененные погребения, но они малочисленны.
Посуда или слеплена от руки, или сделана на гончарном круге. Цвет поверхности серый или черно-серый, урны часто красные. Формы сосудов необычайно разнообразны. Почти все сосуды лишены декора, изредка в поздних могилах встречается резной геометрический орнамент, иногда инкрустированный белой пастой или обрамленный ямочными вдавлениями. Характерна гофрировка поверхности,особенно бокалов.
Остальной инвентарь погребений беден и включает плоские схематичные статуэтки, бронзовые украшения (булавки, височные привески, кольца, бусы), каменные бусы и немногочисленные орудия: листовидные черешковые ножи и два маленьких ножа с упором, бритвы, крючки, костяную стрелу, а также железные изделия, в том числе псалии (Silvi Antonini, Stakul 1972, pi. LIV — LXIII).
Классификация материалов вызвала разногласия. Первоначально исследователи (Castaldi 1968; Silvi Antonini 1969; Satkul 1975} привлекали очень широкий круг сравнений от Гиссар Шс до Тагис- кена, но единичные аналогии не могут быть основой хронологии. Периодизация трех могильников была предложена С. Сальватори (Salvatori 1975), общая картина культуры Свата была нарисована Г. Мюллером-Карпе (Müller-Karpe 1983). А.Х. Дани (Dani 1967: 25) выделил три периода: I — скорченные одиночные погребения; II — кремация в урнах; III — ингумация, в том числе парные и расчлененные погребения. Иная классификация была предложена Д. Ста- кулом (Stacul 1969; 1966, 66, fig. 8). К. Сильви Антонини и Д. Стакул (Silvi Antonini, Stacul 1972) на основании стратиграфии могил, перекрывающих друг друга, и статистико-комбинаторного метода классификации инвентаря, прежде всего керамики, создали свою классификацию. Она была подтверждена Н. Виноградовой (Vinogradova 2001), проанализировавшей распространение типов керамики в закрытых комплексах стратифицированных погребений.
|
Таблица 3
|
|
Таблица составлена на основании данных N. Vinogradova (2001: 13, table 3). |
В результате по данным трех могильников выделено три периода. Фракционные погребения характерны для всех периодов; обряд кремации господствует в период I; в период II преобладает ингу- мация; в III периоде она абсолютно господствует. Кенотафы характерны для I периода и почти исчезают во II и III периодах.
Самым ранним является могильник Кателаи, в котором преобладают погребения I типа, самым поздним — Буткара II. Отмечается непрерывное развитие могильников Гандхары — Свата, проявляющееся в постепенном изменении обряда, преемственности развития керамических форм и женских статуэток. Однако Д. Стакул и А. Дани предполагают две волны миграций: в начале I и III периодов
Таблица 4
|
Период |
Кателаи |
Лоэбанр |
Буткара 11 |
|
I |
75 |
41 |
2 |
|
и |
40 |
90 |
18 |
|
III |
19 |
16 |
16 |
|
Всего |
134 |
147 |
36 |
Время могильников вызвало споры: XVI—VIII вв. до н.э. по А. Дани (1967: 240); XIV—IV вв. до н.э. по Д. Стакулу (позже: XVII—
V вв. до н.э.); XI—VIII вв. до н.э. по Г. Мюллеру-Карпе (1983: 76). Верхняя дата устанавливается на основании стратиграфии поселения Баламбат, где могилы и здания конца III периода перекрыты постройками эпохи Ахеменидов. Поселение Гхалигаи перекрыто слоем буддийского времени. Эта дата подтверждается также находками в Ш периоде железных изделий, в том числе — трехдырчатого железного псалия, относящегося к типу, известному в степях Евразии и в Сиалке в раннем железном веке (Jettmar 1968).
Степные аналогии есть также для чайников с носиком и круглой ручкой (ср.: Vinogradova 2001, fig. 8: 14—9; Мошхова (ред.) 1952, табл. 32: 36, 37; 37: 48; 56; 62).
Сосуды с подкошенным дном III этапа близки типам керамики ахеменидской эпохи Средней Азии (сравни: Vinogradova 2001, fig. 8:5; 8, Kuzmina 1976а, fig. 2), на что уже обращала внимание К. Сильви Антонини (Silvi Antonini 1969: 113; 1973), предполагая контакты с Яз II.
Абсолютная хронология могильников устанавливается по радиоуглеродным датам, но, к сожалению, для могильников они не всегда подтверждают стратиграфию (Vinogradova 2001, tab. 9). Более надежны даты Тимаргарха, период I — 1530±60 до н.э, и период III — 940±60 до н.э. (по А, Дани) и даты поселений Свата: период IV 1510+60 до н.э. и 1150 ±60 до н.э. и период V — интервал от 1230±40 до н.э. до 790±135 до н.э. (о хронологии см: Possehl 1994; Yule 1994; Vinogradova 2001, pi. 9).
В целом, по-видимому, могильники Свата могут быть датированы XVI—VIII вв. до н.э., наиболее поздние погребения, возможно, относятся к ахеменидской эпохе.
Каковы происхождение этой культуры и ее этническая атрибуция? Д. Стакул (1971) высказал предположение, что люди, принесшие обряд кремации, пришли из Анатолии на Дунай и оттуда, гонимые варварами срубной культуры степей Причерноморья, мигрировали позже в Сват. Эта гипотеза была создана на основе миграционистской концепции Р. Гейне-Гельдерна (Heine-Geldern von 1965) и М. Гимбутас. В качестве ее доказательства приводились сходства с отдельными элементами разновременных культур Дуная от энеолита до Гальштатта; обряд кремации, лицевые урны, орнаментация шишечками, налепами и резным декором, женские статуэтки и медные булавки.
Эта гипотеза неубедительна. В теории миграций условиями доказательства переселения считается: 1) одновременность сопоставимых памятников; 2) наличие не единичных, а массовых аналогий в закрытых комплексах; 3) выделение комплекса этнически значимых признаков; 4) соседство территорий или наличие коммуникаций; 5) историческое обоснование причин и характера миграции. Ни одному из этих условий венгерская гипотеза не удовлетворяет. Сопоставляемые памятники разновременны; выявлены только единичные формальные соответствия случайных, а не этнически значимых признаков; закономерность этнических связей Венгрии V- Свата не установлена. Обряд кремации распространен на очень широкой территории, урны с изображением лица отсутствуют в Свате в ранних могильниках периода I А, а появляются только позже в результате местного развития; сосуды, украшенные шишечками, налепами и резным орнаментом появляются только в период II; медные булавки относятся к типам, широко распространенным в соседних культурах, особенно в Средней Азии.
В другой своей работе Д. Стакул (Stacul 1970) высказал предположение, что миграционных волн в Сват было две. Принимая гипотезу К. Йеттмара (Jettmar 1956) о миграции арийских племен из степей через Кавказ, Д. Стакул полагает, что вторая волна осуществлялась из Ирана и с ней связано распространение в Свате железа и коня, принесенных иранцами. Детальный анализ материалов, проведенный М.Н. Погребовой (1977: 145—147), привел ее к выводу, что хотя в Свате есть аналогии отдельным иранским типам сосудов, керамические комплексы Ирана и Свата резко различны, причем опосредованные связи с Ираном не привели к распространению там железа в конце II тыс. до н.э. «Все это не позволяет согласиться с мнением Стакула о проникновении в Сват в конце II тыс. до н.э. собственно иранского населения» (Погребова 1977:145).
Д. Стакул датировал появление железа в Свате эпохой Ахеменидов, в действительности время поздних контактов с Ираном и распространение железа (вероятно, опосредовано через Среднюю Азию) — это IX—VIII вв. до н.э., что подтверждается типом псалия из Тимаргархи (Jettmar 1968).
А. Дани (1967, 1978) выделял две волны миграций создателей могильников, полагая, что участники первой миграции (периоды I,
II) , пришедшие с севера, были ведическими ариями, а второй волны (период III) X—IX вв. до н.э. генетически связанными с ними представителями племени Куруш, описанными в Махабхарате.
А. Дани (1967: 3) датировал поздние могилы Тимаргарха и Тха- на IX—VI вв. до н.э. и связывал их с доахеменидским царством Гандхара, от чего культура получила свое название. По мнению А. Дани, Ф. Дуррани (1966: 165), носители этой культуры пришли из степей Закаспия в Иран и Афганистан, откуда около 1000 г. до н.э. переселились в Сват, принеся новый язык.
Б. и Р. Оллчины (Allchin В. and R. 1972: 303; 1973: 214, 215) полагали, что культура Свата была близкой Гияну I и Си лаку А и В и появилась в Индии в результате миграции ариев из Ирана.
По мнению Б.К. Тхапара (Tliapar 1981: 299), культура могильников Гандхары принесена из Ирана и «является хорошим кандидатом на идентификацию с ариями Ригведы». Индийский исследователь отмечал, что могильники I и II периодов отражают первую волну арийской миграции, а Ш периода — вторую. Рафик Мугал в докладе на индо-иранском симпозиуме в Гарвардском университете в 2002 г. предложил свою периодизацию и также признал создателей культуры могильников Гандхары ариями.
Сторонники гипотезы прихода населения Гандхары и Свата из Ирана придают чрезмерно большое значение распространению черно-серой керамики. Ее рассматривают как индикатор иранского этноса, возводя его к III тыс. до н.э., и связывают с культурами Шах-тепе, Гиссара III и Тюренг-тепе (Vanden Berghe 1964: 37; Young 1965: 72; 1967; Dyson 1965; 1967; Deshaye 1969). Критика этой гипотезы была дана {Мандельштам 1964: 192—194; Кузьмина 1972а,Ь; 1994; Kuzmina 1976b: 65; Луконин 1977: 13—15; Погребова 1977а: 8, 16; Медведская 1977: 169—175; 1978: 14—18; Medvedskaya 1982; Грантовский 1981: 245—272; 1998: 37—60; Cleuziou 1982). Ее опровергает то, что: 1) в III—II тыс. до н,э. на территории Ирана в ареале черно-серой керамики обитали не индоевропейские и не индоиранские народы, а хурриты, эламиты, кутии, луллуби и др.; 2) появление иранского этноса в Иране фиксируется письменными источниками только в IX в. до н.э. (Дьяконов 1956; Грантовский 1981); 3) черно-серая керамика сделана на гончарном круге, в то время как в ведических текстах говорится об изготовлении посуды руками (Rau 1972, 1974; Грантовский 1981; Кузьмина 1986а,б); 4) лепная керамика с серо-черным цветом лощеной поверхности характерна для культуры Андроново.
Многие исследователи искали истоки культуры Свата в Средней Азии. К. Сильви Антонини {Silvi Antonini 1969: 105; 1973: 243) обратила внимание на сходство некоторых керамических форм в культуре ВМАС и Яз И, но отметила также связи с Ираном. В.И. Сарианиди (1977) указал на некоторые аналогии ВМАС и Свата периода V Гхалигаи. Э. Кастальди (Castaldi 1968) сопоставила керамику могильника Кателаи с Тагискеном и пришла к выводу, что тагискенцы из Хорезма мигрировали в Иран, там смешались с носителями культуры Гиссар III, и уже это смешанное население пришло в Сват. Эта гипотеза несостоятельна. Во-первых, могильник Тагискен датируется IX—VIII вв. до н.э. (Итина, Яблонский 2001: 101), то есть позже ранних могильников Свата на полтысячелетия и на тысячу лет позже Гиссара III. Во-вторых, Тагискен со Сватом роднит только обряд кремации, но погребальные конструкции различны, как и керамические комплексы, которые сближает только инкрустация части сосудов белой пастой. Э. Кастальди ошибочно связывает генетически культуру Тагискена с более ранней андроновской. На деле эта культура родственна также культуре Данды- бай. Что касается Гиссара III, то речь может идти только о сохранении в Свате нескольких заимствованных керамических форм, комплексы же посуды, архитектура и погребальный обряд принципиально различны: Гиссар III классический земледельческий телль Индо-Переднеазиатского региона с кварталами жилых домов и погребениями на поселении, что не позволяет ставить вопрос о генетической связи со Сватом, весь характер культуры которого резко различен.
Таким образом, сложилось два направления поисков истоков культуры Свата: иранское и среднеазиатское, Д. Туччи (Tucci 1962: 28) высказал убеждение, что истоки этой культуры надо искать в Средней Азии, а ее создатели были дардами. Сторонником этой гипотезы выступил Б.А. Литвинский {1964; 1967; 1972). Он {1964;
1967) предположил, что культура Свата связана с культурой Бишкент-Вахш в Таджикистане, и признал население Свата кафирами. Я попыталась (19726; 1974е; 1975а) найти аналогии материалам Свата в Тулхаре и предположила, что это были индоарии, следуя за А.М. Мандельштамом (1968), который провел сопоставление погребального обряда могильника Тулхар с данными о ведическом погребальном ритуале. Но Д. Стакул и К.Сильви Антонини в дискуссиях отметили, что при сходстве обряда в керамическом комплексе мало общего.
Для этногенетических выводов особый интерес представляет ранний могильник Кхерай в Свате (Staku) 1966: 261—274), относимый к концу периода IV (рис. 41). Горная долина Горбанд связана перевалами с Таджикистаном и Афганистаном, а также с долиной Инда. Раскопано 12 погребений. Поверхность развеяна, судить, были ли земляные курганы, нельзя. Могильные ямы прямоугольные 0,4—0,5x0,7—1,7м глубиной 0,4—0,5 м. Внутри могилы каменный ящик из четырех плит сланца, он перекрыт одной или тремя плитами. Умершие лежат скорченно, на правом боку, головой на запад — юго-запад. У головы стоят один-два сосуда, иногда в ногах есть горшок. Погребальный обряд не имеет аналогий ни в Индии, ни в Иране, а во всех деталях аналогичен андроновскому, включая юго-западную ориентировку (табл. 5). Преобладает керамика класса А: лепная грубая ассиметричная, плохого качества обжига, серо-коричневого цвета (Stacul 1966: fig. 4). Это горшки с отогнутым венчиком, с округлым или грушевидным туловом, глубокие миски и чаши с прямыми стенками и сосуд с подкошенным дном (вариант AIH, fig. 4d), Единственный сосуд класса В сформован на гончарном круге, покрыт серо-черным лощением и по форме аналогичен сосудам класса AVII (fig. 4f).
Где есть подобная посуда? Классификация керамики культуры Бишкент-Вакш была проведена Л.Т. Пьянковой (Pyankova 1986: abb. 61—72; Пьянкова 1989: 57—77). Лепная посуда Таджикистана часто повторяет формы гончарной керамики ВМАК. Большая часть керамики покрыта специфичным для ВМАК белым ангобом. Наряду с этим типом в Бактрии бытовала краснолощеная и черно- лощеная керамика. По форме почти все сосуды могильника Кхерай находят аналогии в раннем могильнике долины Бишкента — Тул- хар (Кузьмина 19726; ср.: Stacul 1966: fig. 4 и Мандельштам 1968: табл. X: 2, 5, 7, 8; XII: 2, 7, 8; XV; I, 2; XXIII, 9 (Аруктау); Kuzmina 1976а: tab. 2). Особенно существенно сходство сосудов цилиндроконической и грушевидной формы, составляющих специфику таджикских памятников. В керамике более поздних могильников Пакистана, особенно периода la (Vinogradova 2001 fig. 4: 3—5, 8, 10, 12), как отмечают исследователи, прослеживаются некоторые черты преемственности с предшествующей посудой Кхерая, но в целом керамические комплексы гораздо богаче и разнообразнее.
Как говорилось, решающее значение для этногенетических выводов имеют данные о духовной культуре Свата, поскольку она сохраняется при дальних миграциях и запечатлена в языке. Анализ таблицы 3 показывает, что по всем параметрам все детали погребального обряда Гомала и Свата имеют полные аналогии в культуре Андроново и только в ней.
В постхараппских курганах Гумла и Хатхала выявлена кремация под курганом, найдены фигурки двугорбого верблюда — бактриана и лошади и захоронения животных, в том числе коня — характерный андроновский обычай. В книге «Откуда пришли индоарии» б разделе «Транспорт» говорилось о появлении в Свате культа и изображений колесниц в андроновском стиле. Почитание коня сохранилось в Свате и в период ILA, к которому относятся булавка и крышка с лошадкой из Кателаи (Silvi Antonini, Stacul 1972: pl. LH; LIII).
В погребениях Свата все детали погребального обряда родственны андроновским: сооружение вокруг ямы круглой или пря: моугольной ограды; прямоугольная яма, в которой построен каменный ящик или циста и редко — сруб; сочетание кремации и ингумации; положение умерших скорченно, на боку, головой на запад — юго-запад (что отличает андроновский обряд от срубного, где господствует ориентировка на восток или север); наличие парных разнополых погребений, как при ингумации, так и при кремации — сати; случаи сооружения в могиле каменной перегородки, разделяющей два погребения; помещение одного-двух сосудов у черепа; жертвоприношения животных, в том числе — коня и изредка верблюда; обычай рассыпать прах по дну ямы. Отличие погребального обряда Свата — частое помещение праха в урну. В Андронове есть прямоугольные глиняные бяюда, в которых переносили пепел (табл. 14), но рассыпали его в могиле кучкой или в виде куклы. Последние два обряда заставляют обратиться к материалам культуры Бишкент-Вахш, сложившейся в результате синтеза андроновских традиций и культуры ВМАС при участии потомков культуры Заман-Баба. В последней находят аналогии ящичные урны периода LA (ср.: Silvi Antonini et al. 1972: pi. XLIV— Гулямов и др. 1966: таб. VII; XIV; XV). Цилиндрические алтари с крышкой есть в Джаркутане (Аскаров и др. 1993: рис. 51).
Интересно обратиться к анализу статуэток из могил Северной Бактрии и Свата, всех трех периодов. Представлено несколько типов. Для всех характерна подчеркнутая стеатопигия, выделенные в виде двух треугольников руки, у большинства — налепленные груди. Ноги либо соединены в виде треугольника (поздние), или разъединены. Голова круглая или чаще трапециевидная. Нос вытянут, глаза обозначены точками, показаны ожерелья и диадемы (Müller - Кагре 1983: abb. 36, 37), Почти полную аналогию фигуркам Свата составляют более крупные экземпляры из Северной Бактрии, отличающиеся только тем, что глаза у них показаны горизонтальной чертой; есть также сидящие фигурки (Vinogradova 1994: fig. 7; 1; 2; 19; Avanesova 1995а: 40, fig. 8: 13; 10: 6; 12). Полную аналогию экземпляру из Лоэбанра могила 66 с прямоугольным основанием (Müller- Кагре 1983: abb. 36: 8) составляют фигурки из храма Джаркутан (Аскаров, Ширинов 1993: рис. 50: I: 9—11 и Кангурттута (Vinogradova 2001b: abb. 3: 23) (рис. 35). В Средней Азии традиция изготовления женских статуэток восходит к культуре Анау, а в степи представлена в Заман-Баба (Гулямов ы др. 1966: табл. V: 5). Г. Мюллер-Карпе (1983: 105) считал, что фигурки изображают женское божество. Тайтирия Брахмана позволяет дать другую интерпретацию, В тексте говорится, что после кремации из пепла с глиной лепят фигурку, которую потом почитают как умершего (Caland 1967: 104). Подобный обряд существал в Риме, где поклонялись ларам (Dumezil 1966: 335). Текст А шва л ал на Грихиясутра (IV: 5) объясняет, что урны для пепла женщины имеют налепы, для мужчины — изображение носа.
В Бактрии и Свате сходны фигурки животных, в том числе лошадей. Фигурка птицы из Кателаи (Silvi Antinini, Stacul 1972) семантически тождественна жертвеннику с головой птицы из некрополя Бустан VI, которую Н. Аванесова (Avanesova 1995а: 42, fig. 7) справедливо связывает с арийским культом огня и солнца.
Как же сложилась культура Свата? Если исходить из решающего значения погребального обряда, то она генетически связана с андроновской общностью. Несомненно, что это миграция II типа, при которой пришельцы сохраняют свой язык, мифологию и ритуал, но в процессе миграции усваивают элементы чужой материальной культуры.
Модель миграции в Свате отличается от модели миграции в Северной Бактрии. Там создатели культуры Бишкент-Вахш первоначально сохранили многие черты погребального обряда, но затем восприняли обряд захоронения в катакомбе и не только стали использовать местную керамику земледельцев ВМАС, но и стали делать свою лепную посуду в подражание гончарной. Они установили мирные отношения с земледельцами Джаркутана, навязав им элементы своей духовной культуры и обряда, о чем свидетельствуют могильники Бустан, и, возможно, передали свой язык (элитарная миграция и последующая ассимиляция).
В Гомале и Свате земледельческая культура Хараппа была уничтожена, причем гипотезы гибели в результате экологического кризиса и наводнения здесь неприемлемы. По-видимому, укрепленные поселения пали под ударами пришельцев. Они сохранили свой погребальный обряд, но керамический комплекс был создан под воздействием родственного населения Тулхара в процессе их движения с севера из степей через Таджикистан. В Гумла и Тимаргархе употреблялась керамика с белым ангобом (Dani 1970—1971: fig. 37). Этот технологический прием чужд гончарству Ирана и Индии и составляет отличительную особенность ВМАС и заимствован оттуда в культуру Бишкент-Вахш. Керамика Свата могильника Кхерай по форме аналогична посуде Тулхара, но, как и последующая лепная посуда Свата, покрыта лощением и имеет серо-черный цвет поверхности, получающийся б результате восстановительного обжига. Эта технология специфична для андроновского гончарства. Важно подчеркнуть, что традиции андроновского ручного изготовления посуды (Кузьмина «Гончарство» 1994: 132), сохранились в северо-западном Пакистане и афганском Бадахшане вплоть до современности (Rye, Evans 1976).
Для того чтобы эта красивая рабочая гипотеза превратилась в строгую научную гипотезу, необходимо, во-первых, проверить хронологическую классификацию материалов Тулхара, предложенную К. Канинтом и М. Тойфером (Kaninth, Teufer 2001), и уточнить хронологию таджикских могильников, а во-вторых — провести детальный сопоставительный анализ керамических комплексов двух регионов с учетом технологии производства.
В пользу миграции с севера говорят немногочисленные металлические изделия. В Калако-дерай найдены миниатюрные ножики с черешком и выемками на основании лезвия, принадлежащие к классическому степному типу XV—XIII вв. до н.э. (ср.: Кузьмина 1994: рис. 29—30— Stacul 1992: fig. 4), в Кателаи, в могильнике нижнего горизонта, есть так называемая бритва близкая типу степей XIII в. до н.э., например, в кладе Шамши (ср.: рис. 59 — Silvi Antonini, Stacul 1972 pi. LVId); в Кателаи из могилы верхнего горизонта происходит массивное тесло (сравни Черных, Кузминых 1989: рис. 71 — Müller-Karpe 1983: abb. 29: 10). Серьги и височные кольца Свата из золота и меди не являются диагностическими, так как очень широко распространены во времени и пространстве. Но аналогичные им изображены на фигурках из Бустана VI (Avanesova 1995: fig, 15, 16). Золотое кольцо с пятью шариками, один из которых украшен бирюзой, из могильника ВМАС Нурек (Пьянкова 1998а: 170) является аналогом артефакта из могилы 122 Тимаргарха (Dani 1967: р. 231—232, pi. XLIX: Ь/5) и позволяет датировать могилу не VI—IV вв. до н.э„ а XII в. до н.э. по аналогии с комплексом Нурек. В Северной Бактрии находят аналогии типы бус и булавки с конической лопатовидной головкой (ср.: Vinogradova 2001: fig. 4: 45, 47 — Кузьмина 1966, табл. XVI: 16—22, 36—41, 46-49; Аскаров и др. 1983: табл. XXXIV: 3-5; XXXV: 7,8).
Тесла с боковыми выступами (цапфами) найдены около Даррелла в Шелозане (Heine-Geldner 1956: fig. 1) и в Маникал (Jeffinar 1961: fig. 1,2). Большинство авторов, изучавших эти артефакты культуры дардов, пришли к выводу, что они попали в Индостан через Иран, вероятно, с Кавказа. Б.А. Литвинский (1964: 144) высказал предположение, что они проникли через Среднюю Азию. Центром изготовления этих предметов в XV—XIII вв. до н.э. был Средний Урал, что доказывает находка литейной формы в Зиргане и самих изделий в Елабуге и Миловке (Тихонов I960: табл. I: 1; VIII: 21; XVII: 10). Связи уральских металлургов со Средней Азией были очень активны, что делает вероятным попадание тесел в Пакистан из Средней Азии. Псалий из Тимаргарха сделан из железа (Jettmar
1968) и принадлежит к типу, который сложился в степях Евразии в XII—IX вв. до н.э. (Кузьмина 1994: рис. 39, 5, 7; Boroffka 1998а: abb.
10 тип III) для верховой езды и бытовал в железном веке.
Вывод о северных истоках культуры Свата подтверждают данные антропологии, о которых говорилось в разделе «Антропология» (Кузьмина 1994: 245, 246). Исследовано 12 черепов из могил Бутка- ра II и 4 черепа поселения Алиграма. Они относятся к средиземно- морскому типу, представленному в Средней Азии. Б.А. Литвинский (1972: 186) подчеркивает отмеченное Б. Бернхардом (Bernhard 1967: 317—385) «удивительное сходство... серии черепов из Свата с сакскими памирскими черепами». Оно обозначает возможное генетическое родство двух популяций. В Тимаргарха среди 25 черепов представлен этот тип, а также массивный протоевропеоидный, характерный для андроновцев степи, веддоидный (3 черепа), характерный для коренного населения Индостана, и монголоидный (2 черепа), вероятно, принесенный в период III Гхалигаи из Кашмира.
Каков же был этнос, слагавшийся на протяжении четырех тысячелетий из столь разных компонентов? Некоторые исследователи признали создателей могил Свата иранцами (Castaldi 1968; Silvi Antinini 1973). Большинство во главе с Б. и Р. Оллчинами (Allchins 1973: 303) и Б.К. Тхапаром (Thapar 1981: 299) полагало, что эта культура пришла из Ирана и принадлежала ригведийским ариям.
А. Парпола (1994: 16, 17) полагал миграцию первой волны ариев с Дуная и думал, что создатели ранней культуры могильников Ган- дхары были протор игведийцами = протодардами, поздняя Гандха- ра — поздние ригведийцы — нуристанцы. В работе (Parpola 2002а: 71—72) он подчеркивает связи Гхалигаи IV и ВМАС, а Гхалигаи
V с Хасанлу V, и считает, что часть индоариев прошла через север Индостана, а ареал культуры Гандхара совпадает с дардским языком. Третьи: С. Гупта (Gupta 1972; 19/9), Е. Кузьмина (1972а, Ь; 1974; 1975) считали создателей могильников ригведийскими арил- ми, пришедшими не из Ирана, а из Средней Азии.
Арийская атрибуция культуры подтверждается анализом погребального обряда, находящего аналогии в Ведах. Арийская этимология топонимов Гомала и Свата доказывает это: вед. Go- mati — Гомал, Suvastu — Сват, Kubha — Кабул, Sindhu — Инд, Kurau— Куррам (Stein 1917: 91—99; Топоров 1962: 59—66; Елиза- ренкова 1972: 12, 13; 1989: 440—443; Allchins 1973: 218).
Но эти факты отражают общеарийский, а не ведический характер культуры Свата, указывая на то, что разные группы индоариев, в том числе дарды и кафиры, мигрировали в эти регионы.
Д. Туччи (Tucci 1963, 1977) связывал древнюю культуру Свата с современным населением — дардами и предложил искать ее истоки в Средней Азии. К. Йеттмар (Jettmar 1960, 1966, 1975: 466), изучив этнографию Гиндукуша, пришел к выводу, что удардов и кафиров много пережитков древнейшей индоиранской культуры, возникших в культуре Андроново и законсервированных в изолированных горных долинах. Большое внимание происхождению дардов и кафиров уделил Б.А. Литвинский (1964: 142—151; 167: 123—127; 1972: 144—149). Он показал сходство некрополей Свата и долины Вахта и, суммировав археологические, лингвистические и антропологические данные, пришел к выводу, что предки кафиров и дардов были группой ариев и пришли из Средней Азии. Расселившись в горных долинах, они сохранили древнюю культуру.
Дарды и нуристанцы (старое название — кафиры) — это третья группа индоиранских народов. В их языках сохранились многие реликтовые черты, сближающие их с одной стороны с иранскими, с другой стороны —: с индоиранскими. Исследованием языков этих народов занимались Дж. Моргенстьерне (Morgenstierne 1929; 1938;
1972) , Д.И. Эдельман (1965) и Ж. Фуссман (Fussman 1972). Г.М. Бонгард-Левин (Бонгард-Левин, Ильин 1985: 133) допускает, вслед за Т. Барроу (Burrow 1973), что можно говорить о прото-индоари- ях и нескольких волнах миграций, только одной из которых были создатели Ригведы, пришедшие ранее XIII—XII вв. до н.э., когда, вероятно, был составлен текст. К первой же волне доведийского миграционного потока относились дарды и кафиры, «языки и верования которых сохранили доведийские, но после обще-индоиранские черты» а также вратья, «придерживавшиеся арийских, но не ведических норм жизни и культовой практики». Это предположение согласуется с лингвистическими материалами о диалектных различиях индоарийского языка (Emeneau 1966).
Е. Хелимский (Helimsky 1996) высказал предположение, что создателями языков дардов и кафиров были андроновцы (но его представление, что все андроновцы были предками только этой третьей группы, неверно в связи с многочисленностью и многообразием андроновского этноса и его ведическими связями). И.М. Дьяконов (1995а; Dyakonov 1996) допускал, что арии, пришедшие в Переднюю
Азию, были ветвью дардов, первыми ушедших с прародины, а ведические арии мигрировали в Индостан позже. Он защищал гипотезу, что племена срубной культуры были иранцами, а андроновцы — это индоарии, нуристанцы, дарды и, хотя бы частично, иранцы.
Эта лингвистическая концепция представляется наиболее вероятной и согласующейся с данными археологии.
В культуре Свата андроновскими элементами являются аналогичные ведийским погребальный обряд, культ колесницы, коня, верблюда, некоторые традиции ручного гончарства, а также анд- роновские типы металлических изделий.
Другие элементы культуры Свата роднят ее с культурой Биш- кента: это часть керамического комплекса {цилиндро-конические и грушевидные сосуды, применение белого ангоба), женские статуэтки, металл, украшения. Можно полагать, что во время миграции на юг андроновские племена или включили по дороге часть бакт- рийского населения (корпоративная миграция), или восприняли элементы их культуры (частичная ассимиляция).
Пришедшее в Сват индоарийское население не идентично ведическим ариям. Это отличие касается прежде всего хозяйственнокультурного типа. Ведические арии были скотоводы-полукочевники. Население, пришедшее в Сват, построило долговременные поселения и перешло к оседлому комплексному хозяйству, сочетавшему земледелие и скотоводство. Переход к оседлости демонстрирует постепенное сокращение числа кенотафов в могилах.
Дардский и нуристанский этносы и их культура формировались в результате интеграции с аборигенами, от которых были заимствованы многие элементы материальной культуры, адаптированной к условиям горной долины, а также типы гончарной круговой керамики.
Аборигенный субстрат, вероятно, составляли дравиды, родственные хараппцам. Осколок древней дравидийской общности представляет язык брахуи, распространенный в Белуджистане (Воробьев- Десятовский 1956; Andronov 1980). Вторым компонентом мог быть язык Мунда, распространенный на севере и востоке Индостана и принадлежащий к аустроазиатской семье (Бонгард-Левин 1979; 1984; Бонгард-Левин, Гуров 1988; 1990; Kuiper 1991; Witzei 2001)
С.А. Арутюнов (2003: 432—433) отмечает, что население севера Индии светлокожее и светлоглазое, чем резко отличается от жителей других регионов. Дарды и нуристанцы, по данным антропологии, принадлежат к тому миграционному потоку, который предшествовал приходу в Индостан ведических Ариев.
Отличие от ведических Ариев особенно отчетливо проявляется в мифологии. Ж. Фуссман {Fussman 1977, 1996) выявил в Северном Пакистане необычайно архаичные религиозные верования и обряды, сохраняющие обще-индоиранские представления, чуждые создателям Вед. Здесь есть культ предков и трехчленная индоиранская и индоевропейская структура общества и культ древнейших общих индоиранских божеств: Jama — Jamir {Яма), Indra (Индра), покровитель коров Gavesha, богиня молока и плодородия Dhichana. Последние боги указывают на роль скотоводства в хозяйстве этого населения и его предков. Некоторые мифологические персонажи зооморфны, существует практика жертвоприношений и прорицания жрецов, использующих в качестве галлюциногенного растения можжевельник. Многие элементы этой мифологии и ритуалов близки скифским (Kuzmina 2002а: 115), А. Парпола (Parpola 2002b: 291—294) подчеркивает сходство обычаев кафиров и скифов приносить человеческие жертвы, снимать скальпы и собирать черепа врагов и обычай отбивать череп сородича и хоронить его.
Архаичные общие индоиранские черты мифологии позволяют предполагать, что приход дардов в Индию происходил до прихода ведийских ариев. Это была особая волна. Б пользу этого предположения говорят культы козла и женского божества, слабо засвидетельствованные в Ведах.
Б.А. Литвинский (1964: 147—148) обратил внимание на соответствия в Таджикистане и особенно на Памире культа горного козла, который К. Йеттмар считает специфичным для дардов. Значение этого культа в обоих регионах подтверждается тем, что горный баран занимает первое место на петроглифах (Olivieri 1998).
Другой важный культ дардов — культ женского божества Маг- kum (Маркум) — покровительницы женщин и владычицы горных козлов — также близок народам Гиндукиша и Памира. Это приводит Б.А. Литвинского (1964: 151) к выводу о тесном контакте предков этих народов на территории Средней Азии в эпоху бронзы. Пережитки этого культа и обычай наряжать женщину в головной убор с рогами козла сохранился в Пакистане и поныне (Olivieri 1998). Комплекс приведенных данных позволяет считать, что предки дардов и нуристанцев пришли из андроновских степей через Северную Бакт- рию и составляли особую, отличную от ведийских ариев группу.
Кузьмина Е.Е.
Из книги «Арии - путь на юг», 2008
|
Таблица 5 Сопоставление погребальных обрядов
|
|
(■»•) — признак встречается редко (1) — только Бактрия |
