Показать все теги
Русско-турецкой войне 1828-1829 гг. суждено было стать поворотным пунктом в истории жизни запорожцев за Дунаем. В 1828 г. решением османского правительства их военизированная организация — Задунайская сечь была ликвидирована, а сами они переведены на положение рядовой православной райи. Причиной тому стал уход в апреле 1828 г. 500 казаков во главе с кошевым атаманом Осипом Гладким в Россию. Думается, что юбилей войны 1828-1829 гт. является весомым основанием для обращения к этой странице прошлого. Данная статья представляет собой опыт оценки значения этой акции сечевиков в общем контексте истории мало- российской диаспоры Турции.
История Задунайской сечи ведет свое начало с последней четверти XVIII в. Тогда, после окончательного разорения Запорожья в 1775 г., на территорию Османской империи переселилось около 5 тыс. сечевиков'. Убежище в Турции им было предоставлено на тех же условиях, что и некогда донским казакам-старообрядцам (некрасовцам). На период ведения Портой военных действий им даровалась привилегия служить в армии: из числа казаков (некрасовцев и запорожцев) набиралось иррегулярное войско (казак-алайя), состоящее из отдельных отрядов, воевавших под предводительством собственных атаманов. Вместе с обязанностью служить в армии запорожцы приобретали налоговые льготы (в частности, освобождение от подушного налога на иноверцев), а их поселения получали полу- автономный военизированный статус. Эти поселки образовывали как бы федерацию замкнутых от внешнего мира самоуправляемых и абсолютно самостоятельных в административном и хозяйственном отношении рыболовецких общин. На их территории в полном объеме продолжали действовать законы уже не существовавшей Запорожской сечи. Во главе каждой общины (куреня) стоял выборный куренной атаман. Курень являлся одновременно и первой судебной инстанцией. Второй инстанцией была союзная кошевая администрация. Кошевой атаман имел генеральский чин двухбунчужного паши и официальную печать с надписью на турецком языке — «начальник Буткальских казаков, кошевой»[1]. Последней инстан- цисй была Сечевая Рада, т.е. общее собрание всех казаков. Одновременно Рада была и носителем всей высшей власти. В отношении духовенства на всем протяжении своего существования Сечь сохраняла полную независимость. Священников выбирали исключительно из своей среды, отсылая их затем для рукоположения к молдавским архиереям.
Необходимые сношения е османскими властями производились исключительно через кошевую администрацию, чьим представителем обычно выступал войсковой старшина. В ведении этой администрации бшла и деятельность, связанная со службой в турецком войске. Администрация распоряжалась денежными субсидиями и провиантом, поступавшими от турецких властей, определяла военный распорядок и т. д. В ее обязанности входил также контроль за общесечевыми доходами и расходами.
Поскольку основным родом повседневной деятельности запорожцев была рыбная ловля и охота, большую часть жизни они проводили на рыболовецких заводах и плавнях. Сама Сечь была лишь центральным пунктом сбора всего казачьего населения. В обычное время там жил старшина и небольшое количество неженатых сечевиков — бурлаков (в основном стариков). Женщинам вход в Сечь был запрещен. Женатые казаки обитали со своими семьями в окрестных слободах (райе). К этим слободам тяготела и основная часть мигрантов малороссийского происхождения.
Согласно агентурным сведениям, собранным в 1826 г. офицерами русского генерального штаба для аналитической записки, перелом в жизни запорожцев, имевший самые серьезные последствия для истории Сечи в целом, пришелся на 1805 г.[2]. Тогда восток Балкан был охвачен феодальной анархией. В среде местных правителей было принято обзаводиться собственными войсками, вести с их помощью бесконечные войны с соседями, опираясь на их мощь конфликтовать с центральной властью. Отряды запорожцев поддерживали татарских ханов Добруджи. Оказавшись втянутыми в кровавые разборки между татарским наместником Ахмет Назир-пашой и правителем Руштука Текенишли-оглу, на стороне которого стояли донские казаки-некрасовцы, они потерпели от бывших соотечественников сокрушительное поражение. Гибель большого количества коренных запорожцев вынудила кошевую администрацию обратиться к Порте с просьбой о выдаче разрешения записывать в Сечь всех желающих. Это решение изменило порядок комплектования куреней и привело к появлению в их составе большого количества разного рода случайного элемента (вплоть до молдаван и выходцев из местной турецкой православной райи). По мнению составителя аналитической записки, именно с этого момента Сечь все в большей степени начала превращаться в место укрытия для обычных уголовников, скрывавшихся в ней не только от российских, но и турецких властей[3]. В конечном итоге данное обстоятельство способствовало идейной деградации сечевиков. Привлеченные налоговыми льготами и закрытым военизированным статусом поселений, в Сечь стало записываться все большее количество тех, кто не только не желал, но и не был способен выполнять воинский долг.
Именно к 1805 г. относятся и первые достоверно зафиксированные случаи возвращения запорожцев в Россию. Связаны они были, по всей вероятности, именно с бедственным положением Сечи после резни, учиненной в этом году некрасовцами. Известно, в частности, что в 1805 г. группа казаков Батуринского (задунайского) куреня сухопутно и морем добралась до Одессы и была приписана к Черноморскому казачьему войску . В контексте событий 1805 г. следует, скорее всего, рассматривать и последовавшее 15 декабря 1806 г. воззвание генерала И.И. Михельсона, призывавшего казаков вернуться на родину и обещавшего им восстановление Запорожской сечи. Результатом переговоров между И.И. Михельсо- ном и казачьей депутацией во главе с есаулом Романом Стогучевским стало учреждение в 1807 г. Усть-Дунайского буджакского казачьего войска. К началу июня 1807 г. это войско имело в своем составе 1152 человек: 748 пеших, 120 конных и 216 моряков в Дунайской флотилии[4].
Возрождению Запорожской сечи помешал, однако, массовый энтузиазм населения юга России. Воззвание И.И. Михельсона и учреждение Усть-Дунайского буджакского войска привело к крестьянским волнениям в южных областях. Сложившаяся ситуация была исчерпывающе охарактеризована императором Александром I в рескрипте генералу Михельсо- ну от 20 июля 1807 г.: «По разнесшимся в Новороссийском крае слухам об учреждении на Дону Запорожской сечи возникли межу крестьянами разные беспокойства, непокорность и бегство в Молдавию. Целые селения оставляют места своего жительства и вооруженною рукою, противясь действию земской полиции, пробираются за границу ... Находя, что учреждение сие произведет в пограничных губерниях между крестьянами вредные последствия, поручаю вам заведение на Дунае Сечи остановить и все, что доселе было по сему предмету сделано, отменить»[5]. Соответствующие’ указания о ликвидации Буджакского войска были переданы его командующему— недавно назначенному кошевому Ф. Бучинскому (одному из инициаторов перехода в Россию). Так Сечь погибла, не успев возродиться. Что касается дальнейшей судьбы основной части казаков, то она была предсказуема — большинство вернулось за Дунай. На этом переходы в Россию временно прекратились. В последующие годы, несмотря на все усилия русской администрации, документы фиксируют лишь единичные случаи .
Ситуация резко изменилась в 1821 г. в связи с началом Греческого восстания и последовавшим вскоре призывом нового поколения сечевиков в османскую армию. В мемуарах сына О. Гладкова имеется упоминание, что султанским ферманом под ружье тогда было поставлено 500 запорожцев, которые под начальством кошевого Мороза принимали участие в осаде Миссолонги[6]. Впоследствии еще двухтысячный казачий контингент был направлен против греков в Валахию[7] .
Параллельно с призывом в армию стартовал и новый исход запорожцев в Россию. Согласно архивным данным, собранным украинским историком О. Рябинииым-Скляревским, основная волна перебежчиков пришлась непосредственно на 1821 г. Всего за тот год убежище в России получили около 1,5 тыс. человек[8]. Сначала вместе с куренным атаманом Давидом Новицким в Измаил прибыли на лодках 600 чел. Затем около 300 запорожцев небольшими партиями (по 5—85 чел.) перебрались на левый берег Дуная, а 75 семей и 150 бурлаков (неженатых сечевиков) доплыли до Керчи. В срсдс запорожцев сохранились также устные предания об участии в организации миграционного движения некоего греческого архимандрита Филарета[9]. В 1821 г. он якобы смог склонить к бегству в Одессу 800 казаков (за что и получил в награду от русских властей нательный золотой крест). В 1822—1823 гг. эмиграция затихла, но затем продолжилась. Известно, например, что в 1824 г. в Одессу на лодках прибыло еще 19 человек[10]. А в 1825 г. к новороссийскому генерал-губернатору князю М.С. Воронцову из Сечи был прислан для переговоров о приеме 100 перебежчиков некто К. Чернявский[11].
Надвигающаяся война с Россией еще более обострила ситуацию. По данным русского генштаба, в 1826 г. Портой был издан ферман, призывающий под ружье 500 запорожцев в дополнение к мобилизованным полуголом ранее 1120 сечевикам[12]. Это обстоятельство, как отмечалось в аналитической записке, «привело в волнение всех; многие разбежались, несколько уже начали являться к нам в карантин»[13]. Это был тот исторический и эмоциональный фон, на котором и произошло роковое бегство 500 казаков во главе с куренным атаманом О. Гладким в Измаил.
Осип Гладкий был избран кошевым и утвержден ферманом в правах двух бунчужного паши лишь в 1827 г. Сам факт его избрания сопровождался, по воспоминаниям бывшего запорожца старика Анания Коломий- ца, скандалом[14]. Впервые в истории Сечи на общем собрании верх взяли не коренные запорожцы, а численно их превосходящая разношерстная масса недавних мигрантов. С их подачи и благодаря их поддержке кошевым был избран новичок— Осип Гладкий, который лишь в 1820 г. ушел из полтавской губернии на заработки в Одессу[15] . Из Одессы вследствие неприятностей с полицией он вскоре был вынужден перебраться за Дунай. Скрыв свое семейное положение, О. Гладкий записался в Сечь, принимал участие в осаде Миссолонги, а по возвращении был избран атаманом Платниривского куреня.
Со слов отца, его сын В. Гладкий привел в мемуарах следующую версию истории подготовки бегства сечевиков в Россию [16]. Согласно ей, инициатором этой акции выступил градоначальник Измаила генерал С.А. Тучков. От него О. Гладкий якобы получил секретное письмо, в котором генерал обещал казакам всемилостивейшее прощение и такую же степень свободы и самостоятельности, к которой они привыкли в Турции. На основании этого письма О. Гладкий начал склонять к бегству куренных атаманов, параллельно распуская слухи о намерении Порты переселить Сечь в Египет (поскольку территория Добруджи была обречена стать ареной военных действий). На сходках мнения разделились. За переселение в Россию высказалась относительно небольшая часть казаков. Это поставило сторонников кошевого в опасное положение. Наскоро собрав имущество, около 500 человек во главе с атаманом срочно бежали на каботажных и неводных лодках в Измаил.
В устной народной традиции Сечи сохранился несколько отличный, но в общих чертах сходный вариант развития событий, озвученный в 1881 г. бывшим запорожцем Ананием Коломийцем[17]. Согласно этой версии, осенью 1827 г. через посредничество австрийского консула в Галаце в Сечь поступило письмо от генерала С.А. Тучкова, содержащее в себе известие о предстоящей войне и совет заблаговременно «тикать». Зачитанное писарем в Паланке в присутствии куренных атаманов и всех должностных лиц, оно вызвало ожесточенные споры. Против ухода в Россию выступили старые, хранившие исторические традиции казаки, за— новички. В частности, ярым противником перехода был якобы бывший кошевой Василий Незамаивский, лично отправившийся в Измаил с целью проверки слухов, распускаемых О. Гладким. По другой версии, именно он и был главным переговорщиком, посредством которого О. Гладкий поддерживал сношения с С.А. Тучковым[18]. Тем временем поступил новый ферман, обязывающий Сечь отправить на войну дополнительный отряд казаков. О. Гладкий собрал якобы в этот отряд всех своих противников (около 2 тыс. человек) и самолично привел его на Пасху в Силистру. Объяснив великому везиру, что вынужден вернуться, чтобы добрать недостающее количество бойцов, он возвратился в Сечь с тем чтобы бежать со своими сторонниками в Измаил.
Относительно дальнейшего хода событий в источниках разногласий не прослеживается[19]. Выдержав положенный карантин, беглецы были представлены российскому императору, который принял от кошевого жалованные султаном грамоты, регалии и даровал всемилостивейшее прощение. Поскольку запорожцы знали на Дунае все плавни, то оказались очень полезны: они смогли указать неизвестную туркам, а потому неохраняемую переправу через Дунай — земляной вал, ведущий в тыл турецким войскам вблизи Исакчи. После успешно проведенной переправы русское командование сформировало из казаков пятисотенный пеший полк, поставленный для наблюдения за исправностью наведенного на месте переправы понтонного моста. Самого О. Гладкого прикомандировали к генштабу армии «для указания и разъяснения путей», где он и оставался до занятия главным штабом Адрианополя[20]. Он был назначен сначала командиром пешего запорожского полка, а впоследствии атаманом сформированного на базе перешедших с ним сечевиков Азовского казачьего войска. За свои подвиги Гладкий удостоился чина полковника, затем генерал- майора и георгиевского креста 4-й степени.
Судьба брошенных О. Гладким на произвол турок запорожцев, а также населения казачьих слобод была незавидна. По воспоминаниям старика А. Коломийца, приведенные им в Силистру сечевики были арестованы и отправлены в тюрьму. От казни их спасло лишь своевременное вмешательство австрийского консула[21]. Оставшихся в Паланке пятерых стариков турки под горячую руку просто убили. Что же касается населения слобод (в том числе женщин и детей), то, лишившись надежной защиты в лице запорожцев, оно было вынуждено искать спасенья, рассеявшись по дельте Дуная, нередко становясь при этом жертвами разбойников. Неудивительно, что в среде оставшихся запорожцев за О. Гладким закрепилась самая недобрая слава. В частности, существовала легенда, что на родине на него навалились всевозможные беды и в конечном итоге он умер не своей смертью[22].
Вскоре после скандальной измены естественным образом встал вопрос о дальнейшей судьбе Задунайской сечи. Окончательно убедившись в ее ненадежности в качестве военного стража северной границы, Порта не могла допустить ее дальнейшего базирования в этом регионе. Однако решение.о ликвидации было принято не сразу. А. Коломиец вспоминает, что первоначально турецкие власти предложили перенести Сечь в окрестности Салоник[23]. Это предложение нашло поддержку и со стороны кошевой администрации. Для осмотра выделенных земель было командировано 400 казаков. Новое место им понравилось («обильно водою и рыболовецкими лиманами, земля плодородна»), но переезжать на новое место Сечь отказалась. Оправдывая это решение, Коломиец мотивировал его удаленностью от границ с Россией и, как следствие, неизбежностью сокращения притока новых мигрантов. «Невыгодно, далеко, народу нет...а что мы без народу...все до одного человека переведемся...очень далеко...народ туда не пойдет...нас тут только и держало то, что народ из России шел: от панщины тикали, от москалей...недалеко было...а туда кто пойдет? Если бы идти на Эдирне или хотя бы на Анадольску сторону.. .там недалеко. Шел же народ с Черноморья сюда...и малой лодочкой рыбацкою»[24]. Поскольку вопрос об Адрианополе и Малой Азии благополучного разрешения не нашел, судьба Сечи оказалась предрешена. Историческое знамя запорожцев, дарованное им султаном при учреждении Задунайской сечи (золотой православный крест и серебряный полумесяц на красном поле) было передано на хранение в резиденцию греческого православного патриарха в Константинополе[25], а сами сечевики, лишенные казачьей организации и звания, разбрелись рыбаками по дельте Дуная.
Вскоре, однако, в Османскую империю начали возвращаться многие из тех, кто в 1828 г. ушел вместе с О. Гладким. На территории Российской империи количественный состав полка стал быстро сокращаться за счет массового дезертирства. В одном из писем, адресованных главе администрации Дунайских княжеств графу Ф.П. Палену, Гладкий, в частности, просил передислоцировать свой полк подальше от турецкой границы, сетуя, что «за месяц бежало в Турцию 27 человек, всего недостает 206, остается в полку налицо 324 человека...ежели будут стоять долее при флотилии к границе Турции, то убегут»[26].
Судя по добруджанским рассказам, главной причиной обратного бегства из России стало всеобщее недовольство порядками, от которых запорожцы успели отвыкнуть за годы жизни в Турции[27]. Во всяком случае именно так объяснил причины их возвращения в Турцию старый казак, участник событий тех лет дед Марко Глухой: «Тогда как они вышли с Гладким, много народа в Россию ушло, да только опять назад возвратилось. Пошли, да солдатчиной как запахло, так они и вернулись»[28].
Стремясь склонить перебежчиков к возвращению, новороссийский и бессарабский генерал-губернатор М.С. Воронцов отправлял в 1838 г. на турецкую сторону своего агента Симона Писаренко (по всей видимости, бывшего запорожца). Однако его миссия полностью провалилась. Из Тул- чи Писаренко писал князю Воронцову: «Я распорядился заблаговременно объявлением семилетней льготы, провианта и ссуды на постройки, малороссиянам прощение от вин, но ничего не помогает, и всякий прежний мой знакомый убегает от меня»[29].
После 1828 г. история запорожцев за Дунаем получила внссечевос продолжение. Поскольку сама Задунайская Сечь, ориентируясь на пример приднепровской митрополии, имела военный характер, куда женщинам вход был запрещен, вокруг нее исторически группировались поселки и слободы, населенные не только семьями женатых казаков, но и рядовых крестьян-персселснцев с территории Малороссии. С конца XVIII в. именно они стали центрами притяжения для беглых крестьян из южных областей России (в первую очередь из Новороссии, Херсонщины, Черниговщины, Киевщины). Эта новая волна колонистов, имевшая в турецких землях статус обычной православной райи, постепенно образовала в Добрудже довольно значительный слой населения. Их поселения, располагавшиеся по соседству с казацкими слободами, представляли собой самостоятельные административные единицы, но находились в подчинении сечевого коша, который выполнял посреднические функции в контактах с турецкой администрацией. После того как в 1828 г. казаки оказались приравнены по статусу к жителям этих поселков-сателлитов, начались активные ассимиляционные процессы и формирование единой этноконфессионалыюй общности, получившей в среде коренного населения Добруджи наименование руснаки.
В 80-х гг. XIX в. руснаков обследовал румынский этнограф, профессор Бухарестского университета И. Лупулеску[30]. По его наблюдениям, эта этнокультурная группа была абсолютно гомогенна по составу и имела ярко выраженный малороссийский облик. Поселки руснаков сплошь состояли из глинобитных беленых хаток, крытых камышом и обнесенных плетнем из хвороста. В контексте обычного для этого региона каменного крытого черепицей жилища, эти типичные для южных областей России постройки смотрелись несколько странно. Внутреннее убранство домов также не отличалось от традиционного малороссийского. Серьезных изменений не претерпели и народные обычаи (песни, игры, ритуал семейных и общественных празднеств). Изменения коснулись в основном костюма: к концу XIX в. женский практически полностью утратил свой национальный колорит и был заменен европейским, но мужской сохранил традиционную шапку и широкие, заправленные в сапоги, шаровары.
Общественная организация руснаков, в которую влились запорожцы, сохранила основные черты тех порядков, которые были приняты в районах исторического обитания переселенцев-малороссов до их окончательного вхождения в состав Российской империи. Возможным это стало в значительной степени благодаря функционированию в Османской империи системы конфессионально-юридической и церковно-административной автономии для немусульманских подданных султана, распространявшей сферу своего влияния и на небольшие этноконфессиональные группы. Особенно эффективной эта система показала себя в плане выполнения этнозащитных функций, что и явилось, по мнению многих исследователей, одной из причин успешного формирования на территории Османской империи многочисленных наций3 .
Не имея никаких привилегий по сравнению с другими православными общинами, поселения руснаков представляли собой благодаря этой системе достаточно замкнутые социальные организмы, способные в значительной степени удовлетворить привычки бывших сечевиков. Главная административная власть принадлежала сельскому сходу— Громаде. Громада заведовала всеми внутренними общественными распорядками, разбором поземельных отношений, церковными делами. Ей же принадлежала раскладка и сбор налогов. Громадский суд был также первой и почти всегда окончательной инстанцией при решении спорных или конфликтных вопросов. Слушание дела обычно проводилось по воскресеньям после церковной службы. Лишь в редчайших случаях допускалось обращение к турецкому суду.
Сношения с османской администрацией осуществлялись через специальных выборных представителей— чорбаджию и его помощника ке- хайю. Эти должностные лица выбирались сроком на полгода или год из числа лиц, знающих турецкий язык. Собрание чорбаджиев от различных общин составляло меджлис и занималось решением вопросов, выходивших за границы компетенции отдельных общин.
Для решения церковных вопросов на общем собрании происходил выбор церковного попечительства — эпитропии. Духовенство избиралось самими прихожанами, причем, зачастую из числа лиц, не принадлежащих к духовному сословию. Однако посвящение в сан священники получали (в отличие от духовенства Сечи) от греческих архиереев. В материальном отношении духовенство оставалось в полной зависимости от той же Громады. Вопросы его содержания оговаривались специальным договором и предусматривали денежные выплаты или, чаще всего, натуральное довольствие.
Сравнявшись по положению с неподлежащей военному призыву православной райей, потомки запорожцев освободились от обязательств, связанных со службой в турецкой армии. Казалось, что навсегда. Однако вступление Порты на путь реформ и приход эпохи Танзимата внесли коррективы в веками отлаженную систему разделения прав и обязанностей между мусульманами и иноверцами. В полном соответствии с провозглашенной Гюльханейским хатгом (1839) доктриной гражданского равенства в 1850 г. приверженцами реформ был продвинут закон о допуске христиан на военную службу (в обмен на отмену уплаты подушной подати). В местном обществе этот закон вызвал всеобщее отторжение (как со стороны мусульман, так и христиан). Однако благодаря личной заинтересованности влиятельного османского сановника Садык-паши (польского эмиг- ранта-потурченца М. Чайковского) именно на базе этого закона проблема казачества приобрела неожиданную актуальность.
Михаил Чайковский (1804-1886) родился в Киевской губернии в богатом помещичьем семействе. По материнской линии он был потомком знаменитого запорожского атамана Григория Бжуховецкого. Два его дяди воевали под казацкими знаменами, а один из них погиб при защите Запорожья. Судя по мемуарам самого М. Чайковского[31], в его семье бережно культивировались казачьи традиции, царил климат исторической и политической фантасмагории. Так, например, в имении постоянно несли стражу 300 вооруженных запорожцев в полном боевом этнографическом облачении. Придворный поэт издавал для господ специальный вестник, в котором в соответствии с их вкусами писал регулярные репортажи о никогда не происходивших в действительности исторических событиях — выдуманных триумфах Наполеона, его личных посланиях хозяевам и т. д. Сам М. Чайковский воспитывался на казачьих преданиях, т.е. мифах о некой казацкой запорожской Аркадии. Одевали его с детства в костюм запорожского атамана и внушали мысли о великом предназначении на этом поприще. Отсутствие солидного образования только помогало закреплению в сознании юноши деревенских фантазий. Тайной и заветной мечтой М. Чайковского было возрождение под своим началом Запорожской сечи.
Будучи вовлечен в польское восстание 1831 г., М. Чайковский вместе со своим полком эмигрировал во Францию, а в 40-х гг. стал главным политическим агентом князя Адама Чарторыйского в Стамбуле. В июле 1851 г., воспользовавшись наличием в Османской империи исторической традиции, позволяющей создавать на время военных действий нерегулярное войско из некрасовцев и запорожцев (казак-алайя), М. Чайковский (теперь уже Садык-паша) сделал попытку получить от Порты разрешение на создание при турецкой армии регулярного казачьего полка. Этот полк должен был не только олицетворять собой идею равенства христиан и мусульман, но и открыть дорогу к возрождению Сечи, которой предстояло, объединив запорожцев и некрасовцев, стать прямой продолжательницей традиций Запорожья и непримиримым борцом с восточным деспотизмом московской Руси. Однако понимания со стороны османского правительства эта идея тогда не нашла.
Начавшаяся в 1853 г. война с Россией вынудила Порту более внимательно отнестись к инициативам польского потурченца. М. Чайковский предложил следующую реформу казак-алайя. Во-первых, командовать отрядами в нем должны были не казачьи атаманы, а польские офицеры. Во-вторых, к службе в казак-алайя кроме некрасовцев и потомков запорожцев отныне должны были допускаться все добровольцы славянского происхождения. Таким образом, казачье войско превращалось по существу в славянское. Получив принципиальное согласие Порты, М. Чайковский обратился к князю Чарторыйскому с просьбой прислать офицеров. Сам он был назначен миримириан пашой, т.е. казачьим атаманом с поручением формирования отрядов.
Полный энтузиазма, М. Чайковский приступил к реализации своих юношеских грез. Однако попытка объединить под своим началом всех казаков Турции и возродить за Дунаем Сечь имела мало шансов на реализацию. Потомки запорожцев от военной службы старательно уклонялись. Основной контингент реформированного войска составили волонтеры из числа балканских славян. Его дополнили польские офицеры- эмигранты и призванные ферманом на службу некрасовцы. 23 января 1854 г. казачье войско принесло клятву верности. По настоянию М. Чайковского, войску было вручено хранившееся в Константинопольской патриархии историческое знамя запорожцев, с которым оно и отправилось сражаться на Дунайский фронт. Известно, что славянское войско отличилось при защите Делиормана и Силистры, затем вошло в Буха- реет, где М. Чайковский получил от главнокомандующего Омер-паши назначение на пост губернатора города, а затем по распоряжению командования заняло позицию на р. Прут. Эта дислокация рассматривалась польскими офицерами как начало их освободительного похода на Украину и Польшу. Однако из-за позиции Австрии, выступившей против реанимации польского вопроса, в мае 1854 г. казачье войско было снято с линии фронта и переведено под Шумен.
С окончанием войны основная масса некрасовцев и потомков запорожцев отказалась продолжать военную службу. Исторические и мессианские фантазии атамана их волновали мало. К 1857 г. от казак-алайя осталось лишь относительно небольшое ядро, состоящее в основном из поляков. Вскоре в связи с началом нового польского восстания большинство из них также вышло в отставку и покинуло территорию Турции. Чтобы восполнить потери, М. Чайковский попытался в 1863 г. силой набирать добровольцев из среды турецких казаков. Для истории казак-алайя эта инициатива оказалась фатальна. Возмущенные попыткой превратить их эпизодическую воинскую повинность в постоянную, некрасовцы подали Порте прошение с просьбой избавить их от исторической привилегии служить в армии и перевести на положение рядовой райи. В удовлетворении этого прошения им помогли активно интриговавшие против М. Чайковского представители польской эмиграции Стамбула. Набирать пополнение в казак-алайя Садык-паше отныне пришлось в основном из среды болгарского люмпена[32]. Закончилось все тем, что Порта, воспользовавшись бесконечными конфликтами между поляками и недисциплинированностью болгар, передала в 1872 г. командование казак-алайя турецким офицерам. Так инициативы романтически настроенного польского авантюриста привели в конечном итоге не к возрождению Запорожской сечи, а к полной ликвидации традиционного для Османской империи казачьего войска и окончательному растворению потомков запорожцев в среде малороссийской диаспоры Турции.
И.Ф. Макарова
Из сборника статей «Война, открывшая эпоху в истории Балкан: К 180-летию
Адрианопольского мира», 2009.
[1] Скалъковский А. История Новой Сечи... Т.З. С. 224.
[2] Сведения о задунайских запорожцах в 1826 г. // Киевская старика. 1891. Т. 35. Ноябрь. С. 295-299.
[3] Сведения о задунайских запорожцах... С. 297.
[4] Петров А. Война России с Турцией. 1806-1812 гг. СПб, 1885. С. 133.
[5] Голобуцкий В.Д. О социальных отношениях в Задунайской сечи // Исторические записки. Т.30. М., 1949. С. 218-219.
[6] Гладкий В. Осип Михайлович Гладкий. Кошевой атаман Запорожской сечи. 1789-1866. //Русская старина, 1881. Т.2. Февраль. С. 382-383.
[7] Сведения о задунайских запорожцах... С. 299.
[8] Рябинин-Скляревский О. 3 житгя Задунайськой Очи // Украша. 1929. Т.34. Трав.-черв. С. 12.
[9] Кондратович Ф. Кондратович Ф. Задунайская сечь (по местпым воспоминаниям и рассказам) // Киевская старина. 1883. Февраль. С. 273-274.
[10] Бачипсъкий А. Задунайська Ci4 в оповщях козаив-сучасншйв 1824 (публикация архивных документов)// Задунайська Оч. Одесса, 1998. С. 352-365.
[11] Скальконский А. История Новой Сечи... Т.З. С. 229.
[12] Сведения о задунайских запорожцах... С. 299.
[13] Сведения о задунайских запорожцах...
[14] Кондратович Ф. Задунайская сечь... Февраль. С. 278-279.
[15] Гладкий В. Осип Михайлович Гладкий... С. 381.
[16] Там же... С. 383-384.
[17] Кондратович Ф. Задунайская сечь... Февраль. С. 279-284.
[18] Кондратович Ф. Задунайская сечь... С. 281.
[19] Гладкий В. Осип Михайлович Гладкий... С. 384-386; Кондратович Ф. Задупайская сечь... Февраль. С. 286-287.
[20] Там же. С. 386.
[21] Кондратович Ф. Задунайская сечь... Февраль. С. 284—290.
[22] Кондратович Ф. Задунайская сечь... С. 287.
[23] Там же. С. 290-291.
[24] Там же.
[25] К портрету М. Чайковского (Мехмед Садык-паша) // Русская старина. 1895. Ноябрь. С. 158.
[26] Рябинин-Скляревский О. Кшець Задунайськой Слчи // Украша. 1929. Т. 36. Верес., С. 65.
[27] Кондратович Ф. Задунайская сечь... Февраль. С. 287.
[28] Лупулеску И. Русские колонии в Добрудже (иеторико-этнографический очерк) // Киевская старина, 1889. Т.24. Январь. С. 135.
[29] Рябинин-Скляревский О. Кшець Задунайськой (лчи... С. 69.
[30] Лупулеску И. Русские колоиии в Добрудже (историко-этнографический очерк) // Киевская старина, 1889. T.24. Январь. С. 117-154. Февраль. С. 315-336. Март С. 685-704.
[31] События, связанные с личностью и инициативами М. Чайковского, излагаются по его мемуарам («Записки Михаила Чайковского, Садык-паши») ежемесячно публиковавшихся в журнале Русская старина за 1895, 1897, 1898, 1900и 1908 гг.
[32] Смоховска-Петрова В. Михаил Чайковски (Садьк-паша) и българското възраждане. София,1973. С. 147-157.
