ГлавнаяМорской архивИсследованияБиблиотека












Логин: Пароль: Регистрация |


Голосование:


Самое читаемое:



» » » Русское общество и русская церковь 1900-1920-х гг.: от «нового религиозного сознания» к «обновленчеству»
Русское общество и русская церковь 1900-1920-х гг.: от «нового религиозного сознания» к «обновленчеству»
  • Автор: Malkin |
  • Дата: 21-08-2014 23:29 |
  • Просмотров: 7712

В ряду потрясений, испытанных нашим Отечеством в ХХ в., одно из главных мест занимает растянувшийся на десятиле­тия духовный кризис, он сопровождался церковными расколами, преследованиями духовенства Русской Церкви, образованием в 1922 г. параллельной церковной организации под названием «обновленческая церковь». Кризис проявился на фоне всеобщего пробуждения интереса к религии после позитивизма 1860-х гг., интереса, с одной стороны, открывшего в начале ХХ в. период расцвета русской религиозной философии, с другой — период богоискательства и богостроительства среди идеалистически настроенной интеллигенции, пожелавшей: а) найти свое место в жизни Русской Церкви, б) адаптировать церковное религиоз­ное сознание к современности и культурному наследию мировых цивилизаций, в) использовать культурно-нравственный резерв христианства в гражданском обществе нового социального типа.

Стабильность состояния религиозного сознания, с одной сто­роны, в начале ХХ в. оставалась признанным залогом духовного и экономического расцвета государства, с другой - тормозившим «оживление» Русской Церкви, ставшей во всех отношениях пас­сивной после синодальной реформы Петра Великого. В качестве выхода из кризиса, помимо пути церковного обновления в рамках традиции, предлагались и деструктивные формы «обновления», предполагавшие внутреннее реформирование традиционного религиозного сознания за счет привнесения извне элементов культурно-этического и вероучительного плана, что априори оз­начало возможность неадекватного решения проблемы.

В XIXв., хотя граждане сетовали на распространившийся среди российской молодежи материализм и атеизм[1], религиозность являлась самой органичной формой общественного сознания в России, она определяла критерии нравственности в гражданс­ком обществе, регулировала внутриполитическую жизнь страны и оказывала положительное воздействие на экономические отно­шения в государстве[2]. От Русской Церкви, роль которой в форми­ровании культурного климата в обществе традиционно являлась главенствующей в России, ждали опровержения материалис­тических воззрений не столько проповедями, сколько методом философских доказательств идейной несостоятельности матери- ализма[3]. Церковная иерархия в лице Московского митрополита Макария (Булгакова) и его викария Амвросия (Ключарева), имея в виду необходимость противостоять распространяющемуся ни­гилизму, согласилась с необходимостью бороться с материализ­мом и атеизмом восстановлением философских кафедр с широким и свободным преподаванием философии[4].

Первые попытки обновить традиционное религиозное со­знание методологией западноевропейской философии, истории, естествознания и психологии прошли в середине XIXв. Ошелом­ляющая новизна и внутренняя свобода европейской философии внесли понимание необходимости использовать интеллекту­альные достижения западно-христианской мысли[5]. Появились первые работы русских богословов, анализирующих сочинения представителей немецкой философии и французской религиоз­но-философской мысли. Во 2-й половине XIX в. о необходимости познавать Канта и Гегеля («в духе Христа») для сближении куль­туры современности с православием написал архимандрит Фе­дор (А. М. Бухарев)[6], использовавший в своей историософской концепции набиравший популярность в Европе метод «историз­ма». Сам богослов находил больше общих интересов с предста­вителями критического направления в современной литературе (Н. А. Добролюбовым, В. Г. Белинским) нежели с не понимавшей его церковной интеллигенцией. Журналы духовного направления («Христианское чтение» (1863-1864), «Православное обозрение» (1864-1867), «Православный собеседник» (1877)) не оставались в стороне и публиковали критические обзоры произведений ли­беральных протестантов о Христе, знакомя читателей с новым направлением в экзегетике. В конце XIXв. профессор МДАА.И. Введенский начал серию изданий «Религиозно-философ­ской библиотеки» (в том числе издал 300-страничный труд «Сов­ременное состояние философии в Германии и Франции» (1894), где подробно рассмотрел сочинение «Новое христианство» социолога А. Сен-Симона и социальное христианство Ф.-Р. де Ламенне[7]). Метод «историзма», завоевавший либеральный про- тестантизм[8], затем начал свой путь в либеральном католицизме (Ф.-Р. Ламенне, Г. Д. Лакордер, Дж. Хоган, Л. Лабертоньер), православной мыслью он был встречен критически, но вскоре освоен русской культурной околоцерковной средой и, как по­казало первое десятилетие ХХ в., по-разному осмыслен в тра­диции православия. Поставленный архимандритом Бухаревым вопрос об отношении православия к современности в последние годы ХК в. вышел за рамки богословской полемики (1860-е гг.[9]) по этой проблеме; в наступавшем ХХ веке «историзм» был взят за основу религиозного реформизма движением «неохристиан» (1901-1917) и явился одной из концептуальных причин церковно­реформаторского движения (1905-1907).

В этой культурной хронологии свое место занял поиск рос­сийской интеллигенцией своей религиозной идентичности, и был вполне закономерен. Предпринятый в начале ХХ в., он шел довольно хаотично, вначале в сфере литературы и искусства (1893-1901), по преимуществу символистского и декадентского направлений, сакрализировавших символ и миф[10], затем вклю­чил в поле своего внимания церковное религиозное сознание (1901-1909) и западно-христианский католический «модернизм» (1906-1911). Для первого этапа характерна проверка рождавших­ся в процессе поиска идей на их соответствие основам традици­онного религиозного сознания.

Это произошло на заседаниях Петербургских религиозно-фи­лософских собраний (РФС), открывшихся в конце 1901 г. Религи­озная интеллигенция, представленная литераторами, журналис­тами, мыслителями и иными «богоискателями» разнообразных профессий, ждала ответа на свои вопросы от представителей Русской Церкви, в том числе о возможности освящения куль­турного творчества, плоды которого интеллигенция не хотела оставлять за церковной оградой. В том конгломерате вопросов, проблем и предложений, которые были представлены Русской Церкви, содержались и тезисы религиозно-реформистского тол­ка, которые не могли быть приняты Церковью, и обсуждение которых лишь продемонстрировало непонимание сторонами друг друга. Природа данного конгломерата была подготовлена пос­ледними десятилетиями XIX в., систематизирована религиозной интеллигенцие в 1890-х годах и «обогащена» новой метафизикой[11] в первое десятилетие века ХХ.

Петербургские религиозно-философские собрания (РФС)хлопотами П. П. Перцова, В. М. Скворцова[12], Д. С. Мережков­ского и др. были разрешены обер-прокурором Св. Синода Русской Церкви К. П. Победоносцевым и открылись в ноябре 1901 г. ЗалеГеографического общества, рассчитанный на 200 человек зал всегда был переполнен. Официально председательствовал на них епископ Ямбургский Сергий (Страгородский)[13]. По неофициаль­ной договоренности председателем на каждом собрании избирался тот, кто по профессиональной деятельности был более компетен­тен в вопросе. Значительная часть выступлений принадлежала не духовенству, пришедшему на Собрания с миссионерской зада­чей, а литературно-философской среде. Членами-учредителями РФС стали епископ Сергий (Страгородский), Д. С. Мережков­ский, В. С. Миролюбов[14], В. В. Розанов, В. А. Тернавцев (казначей РФС). Из этих пяти человек составился совет. Членами-учре- дителями также считались священник И. Ф. Альбов, М. А. Но­восёлов, П. П. Перцов, В. Скворцов, Е. А. Егоров (секретарь Собраний)[15], А. В. Карташев, В. В. Успенский[16], Н. М. Минский, Д. В. Философов, З. Н. Гиппиус, А. Бенуа. На заседаниях быва­ли А. А. Блок, В. Брюсов, И. Е. Репин, Н. А. Бердяев и др. Из-за полуофициального характера заседаний на них отсутствовал полицейский, обязательный на публичных собраниях, царила ат­мосфера свободы суждений, горячий и жесткий тон обсуждений. Допускались не все желающие; студентам духовных академий присутствие было разрешено. Со стороны Церкви, согласно вы­ступлениям, отмеченным в стенограммах, в прениях участвова­ли: епископы Сергий (Страгородский), Евдоким (Мещерский)[17], Иннокентий (Усов)[18], архимандриты Анатолий (Каменский),Антонин (Грановский) [19], Мефодий (Великанов), Сергий (Тихо­миров), Михаил (Семенов) [20], священнослужители И. Ф. Альбов, Н. Р. Антонов, Е. П. Аквилонов, Г. С. Петров[21], И. Ф. Егоров, М. Лисицын[22] П. Н. Левашев, П. В. Раевский[23], И. П. Слободской,А.М. Темномеров, И. И. Филевский, протоиереи А. А. Дернов, П. Д. Городцов, П. М. Кремлевский[24], В. Я. Колачев[25], П. И. Ле- норский[26], П. Н. Лебедев, А. С. Лебедев, И. Л. Янышев, Д. Н. Як- шич, С. А. Соллертинский[27] и др. Всего состоялось 22 собрания, последнее — в марте 1903 г. Журнал «Новый Путь», который стал печатным органом «неохристианства», опубликовал стеног­раммы 20 собраний.

Официальной темой Собраний был вопрос: «Как усилить влияние православия в жизни российского общества?». Этот вопрос решался направлявшим прения Д. С. Мережковским и его ближайшим окружением (З. Н. Гиппиус, Т. Н. Гиппиус, Д. В. Философов, Н. М. Минский, Н. Д. Кузнецов, В. В. Роза­нов, позднее А. В. Карташев) через акт освящения Церковью культуры как «плоти мира»: Церковь всё время проповедовала о небесном, пренебрегая земным; «обнищавшая духом интелли­генция», по словам первого докладчика В. А. Тернавцева, всегда занятая земным, должна была найти себе в Церкви дело, которое безуспешно искала.

Никто не возражал тому, что культура должна быть церковной, но лишь к концу собраний стало проясняться, что присутствовав­шие говорили о разных «культурах»: конкретной — современной, проникнутой идеей символа, как образа сакрального мира, и как об «области», концентрирующей выражение человеком его душев­но-чувственной жизни и земных проблем. Представители Церкви считали, что воцерковление культуры должно происходить через оглашение и воцерковление самих культурных деятелей. В ходе докладов и прений те представители церковной иерархии, которые время от времени присутствовали на РФС, вскоре разочаровались в возможности быть услышанными религиозной интеллигенцией; интеллигенция со своей стороны посчитала, что в главном вопросе не услышали ее. А «молчаливые слушатели»[28] — священнослужи­тели и студенты духовных учебных заведений — вынесли с Соб­раний сомнения в праве Церкви оставлять за бортом «культурную жизнь» современного общества, приобрели желание идти в ногу со временем и навстречу интеллигенции, жаловавшейся на непо­нимание, на затянутость церковного богослужения и неясность символико-обрядового действа и церковно-славянского языка[29]. Религиозная интеллигенция и Русская Церковь в 1901-1903 гг. не достигли понимания, но в ходе заседаний РФС сложился круг людей, чей интеллектуальный поиск составил тот набор идей, который вошел в религиозно-реформистскую доктрину «новое религиозное сознание» (далее НРС).

Сомнения окрепли после событий 1905 г., когда пресса обвини­ла Русскую Церковь в непредотвращении кровавых событий 9 ян­варя, а в центральных городах и промышленных районах России появились батюшки, принявшие на себя руководство духовной и «материальной» жизнью рабочих[30]. Духовный кризис ослож­нился кризисом доверия Церкви и иерархии, в прессе появились требования введения выборности епископата и демократизации отношений в Церкви, что было вполне в духе революционного времени.

Благодаря «неохристианам» в интеллектуальном пространстве России появились и функционировали понятия: «историческое христианство» и «историческая» (т. е. наличествующая) Церковь и отвлеченная от истории «идея» Церкви; «старое религиозное сознание» и «новое», малоизвестное, но многообещающее, об­ладающее «скрытыми» Церковью знаниями, оно предполагало не только обновить структуры церковной жизни и сознания, но и успешно встроиться в будущее (постреволюционное) обще­ство и обеспечить его идейное единство.

Так называемую «религию Мережковского» на Собраниях 1901-1903 гг. «неохристиане» открыто обсуждать не решились, слишком еретически прозвучала бы представленная на суд Церк­ви мысль о Третьем Завете Святого Духа[31], имеющем место быть, согласно Мережковскому, в наступающую эпоху[32]. Между тем молитвенные собрания, призывающие наступление эпохи Святого Духа[33], в кружке Мережковского и дочерних кружках-«общинах» тогда уже совершались, что вскоре отпугнуло от «мережковцев»С.Н. Булгакова, В. Ф. Эрна, В. П. Свенцицкого и отдалило Н. А. Бердяева. В последующей истории религиозного реформизма в России «религия» Третьего Завета никак не была представлена, но предложенный «мережковцами» образ Троицы в социуме (как «раскрытие» символа Св. Троицы в истории) в 1906-1916 гг., имел некоторое развитие, а именно в такой разновидности «свободного христианства» в России, как «голгофское христианство» бывшего архимандрита Русской Церкви Михаила (Семенова).

В 1903 г. бывавший на РФС доктор богословия профессорА.И. Введенский издал брошюру[34] (выдержавшую два издания), в которой предостерег о серьезной угрозе со стороны НРС, — еще не прояснившегося и казавшегося безобидным феномена, и показал, что практически половина тех религиозных истин, которые исповедуются христианами в «Символе веры», в «новом религиозном сознании» изменена, а главный догмат о Святой Троице — искажен.

Успеху и развитию «неохристианства» способствовал нахо­дившийся в это время в своей высшей точке «неокатолицизм» (римо-католический «модернизм»). Его влияние начало сказы­ваться в России к 1907-1909 гг., интерес к нему русской религи­озной интеллигенции проявился в 1905-1906 гг., а церковной ин­теллигенции (преподавательского состава академий, богословов и церковных публицистов) — в 1907 г., когда вышла осудившая «модернизм» энциклика[35] Папы Римского Пия Х. В русском пе­реводе профессора МДА С. В. Троицкого она была опубликова­на в 1908 г., вновь переведена и издана в 1915 г.[36] В 1907-1908 гг. в центре интереса образованной части общества были статьи либерального протестанта О. Сабатье и «неокатолика» Дж. Тир- реля, опубликованные в России на английском и русском языках; в обывательском и рабочем кругу были известны работы француз­ского социалиста Ф.-Р. де Ламенне[37]. В 1908-1915 гг. российской читающей публике были представлены сочинения французских религиозных модернистов (Э. Леруа, А. Луази, Л. Лабертонь- ера). Предисловия, статьи с комментариями к их сочинениям написали Н. А. Бердяев, К. М. Милорадович; брошюры о «нео­католицизме» — профессора духовных академий С. В. Троиц­кий, В. А. Керенский и др.[38] В «Московском еженедельнике» прошла серия статей о «неокатолицизме» польского профессора М. Э. Здзеховского [39]. Благодаря «модернизму», «неохристиан­ство» в глазах русского общества получало статус значительного и исторически закономерного явления.

Имевший внутреннюю взаимосвязь с «модернизмом»[40] рели­гиозный «прагматизм» американского протестанта У. Джеймса вызвал в 1908-1910 гг. в России бурную реакцию[41], выразившуюся в переводах и издании сочинений У. Джеймса, полемических статей и обзоров «прагматизма», дискуссий русских философов по эпистемологическому вопросу. Прагматизм, а вернее популя­ризованный им «метод» (отношение к религии с позиции прино­симой ею общественной пользы), на некоторое время (1909-1911) столкнул в дискуссии о месте религии в революции «неохристиан» и социал-демократов[42].

Этот интеллектуальный натиск и события революции 1905 г. спровоцировали среди представителей среднего и низшего клира волну поиска места Церкви и церковного христианства в гуще проблем современной культурной и социально-политической жизни. Носители этого «поиска» получили в истории название «церковных реформаторов», но реформаторами не были.

В Русской Церкви были свои причины для внутреннего — церковного — кризиса, повлиявшие на появление либерально настроенного духовенства в низшем и среднем звене. Причины были связанны с социальным расслоением в рядах церковного духовенства, нарушением канонического управления Церковью, вызвавшей моральную усталость в поколениях представителей церковных структур, социальной пассивностью Церкви, обус­ловленной зависимостью от государства, с необходимостью со­вершенствования образовательных дисциплин в духовной школе и недостаточной подготовкой пастырей.

В год первой русской революции появилось церковно-ре­форматорское движение. Программно зависимое от либераль­но-клерикальной группы «32-х петербургских священников», большинство из которых были участниками РФС, родившееся на общей революционной волне, очень разнородное по составу участников, не имея собственных (церковных) корней, оно про­существовало недолго (1905-1907), оставив после себя единичных клириков-пассионариев, адаптировавших для планируемого ими церковного обновления некоторую часть «нового религиозного сознания» 1901-1905 и 1907-1912 годов (об освящении культуры, христианской семье и браке, социальных задачах Церкви, упро­щении богослужений).

В послереволюционные 1907-1909 гг. своеобразное развитие в общественной мысли получил обсуждавшийся в Петербургском Религиозно-философском обществе (ПРФО) тезис НРС о равном достоинстве в христианстве, как религии богочеловечества, «пло­ти» и духа (являлся составной частью пункта доктрины об освя­щении культуры). Плоть выступала в доктрине НРС «святой», так как, по Мережковскому, Спаситель Христос освятил плоть (в том числе все ее чувственные проявления) в Воплощении со­единением ее со своим Божеством. В 1901-1903 гг. вопрос о «свя­тости» плоти для дискуссий в РФС в метафизическом отношении Мережковским был разработан слабо, и еще хуже подготовлен к обсуждению. Русская Церковь сразу обозначила традиционное православное отношение к «плоти», что вызывало настойчивые возобновления обсуждений данного тезиса со стороны Мереж­ковского и его сторонников: тезис имел большое значение для НРС, так как на нем строилось все здание «нового религиозного сознания». Та часть вопросов дискуссии, которая не получила ответа на собраниях, в 1907 г. была развернута (между «правыми» и «левыми») «неохристианами» в печати — как дискуссия о дейс­твенности церковных Таинств, в том числе Таинства брака. Бла­годаря В. В. Розанову и протоиерею Александру Устьинскому[43], теотезировавшему, в меру своих возможностей, религиозный по­иск «неохристиан», часть клириков-«реформаторов» заинтересо­валась предлагавшимся НРС решением вопроса о браке и семье в христианстве[44]. В. В. Розанов, находя поддержку и внимание со стороны отдельных молодых клириков, при активной помощи протоиерея А. П. Устьинского, в течение нескольких лет после­довательно излагал проблему в печати, и с годами она повлияла на отношение либерально настроенных клириков к единобрачию православного священства и безбрачию епископата. Реформист­ские по содержанию статьи в периодической печати муссировали вопрос о церковной реформе в этой области.

Разработанный В. В. Розановым тезис доктрины НРС о поле и браке в христианстве фактически был подготовлен в тесном сотрудничестве с А. П. Устьинским, которого, вследствие его публичных размышлений от лица церковнослужителя на тему обновления церковного христианства, можно назвать религиоз­ным реформатором и первым «обновленцем» из числа священ­нослужителей Русской Церкви. А. П. Устьинский принял мета­физику НРС, всю жизнь придерживался радикальных взглядов на церковное обновление и, несмотря на осуждение его статей Церковью в 1902-1903 гг.[45], продолжал публиковаться, в том числе и после февральской революции 1917 г. Имя А. П. Устьин­ского было авторитетом для отдельных молодых священников в 1905-1907 гг. и на непродолжительное время возглавило список представителей «церковного обновления» в Новгороде в 1917 г., во время «мятежа» обновленчески настроенных клириков против Новгородского архиепископа Арсения (Стадницкого)[46].

Обладая хорошим литературным слогом, А. П. Устьинский в 1890 гг. посылал письма в редакции центральных газет и жур­налов, которые эти издания публиковали как его статьи. В 1899­1901 гг. он писал преимущественно по теме брака в христианстве. Схема будущего тезиса НРС «брак в христианстве» фактически была изложена А. П. Устьинским в 1898 г.[47], а «богословское» обоснование церковного развода — в 1899 г.[48] Списавшись в 1898 г. с В. В. Розановым, А. П. Устьинский на долгие годы стал его советником, наставником и помощником[49], с ним писа­тель советовался по отдельным вопросам своей «религии плоти и духа», основной теоретик доктрины Д. С. Мережковский ценил его участие в движении НРС[50]. Известная историкам литера­туры публикация писем священнослужителя «У-ского» в книге

В.   В. Розанова[51] — это был проект, предложенный Розановым Устьинскому и охотно поддержанный последним. Сотрудничест­во писателя и священника растянулось на полтора десятка лет[52].

А.   П. Устьинский был идейным последователем архимандрита Феодора (Бухарева)[53] и не один год хлопотал о возвращении об­щественной мысли к творчеству этого духовного писателя, а так­же считал, что В. В. Розанов продолжает дело Бухарева.

С началом заседаний РФС «неохристиане» привлеклиА.П. Устьинского к участию в обсуждении докладов[54], он проник­ся идеей Третьего Завета и опубликовал, не без помощи В. В. Ро­занова, трудившегося журналистом в «Новом времени», статью в поддержку этой идеи. Кроме того, А. П. Устьинский предло­жил «неохристианам» свою концепцию двух форм религиозного сознания в России — старого московского и нарождающегося петербургского[55]. Он развил и «новое» понимание Мережков­ским и «мережковцами» Святой Троицы. Свои предложения по церковной реформе в России А. П. Устьинский впоследствии использовал для написания «программы» («Тезисы»)[56] для не- состоявшегося Поместного Собора (1906). После Февральской революции 1917 г. А. П. Устьинский был намерен вновь опубли­ковать свои обновленческие «Тезисы» — отдельной брошюрой[57]. Последняя публикация А. П. Устьинского относится к 1920 г., когда престарелый протоиерей публично (заметкой в украинской газете) приветствовал самосвятское рукоположение украинских автокефалистов[58].

НРС и церковно-реформаторское движение имело свою ис­торию непродолжительных отношений. В революционный 1905 г. события 9 января, вызвавшие поток обвинений в адрес Церкви, оказали решающее воздействие на программу реформистской де­ятельности НРС; резко изменилось отношение вождей движения к православному самодержавию и союзу с ним Русской Церкви. «Санкт-Петербургские ведомости» в январе 1905 г. обвинили ар­хипастырей в том, что они не предотвратили кровопролития, хо­тя знали о готовящейся демонстрации рабочих под руководством священника Г. А. Гапона[59]. Журнал «Гражданин» критиковал духовенство за то, что оно вовремя ничего не противопоставило проповедям Г. Гапона[60]. С этим были согласны не только «нео­христиане», но и отдельные клирики. Появился тип либерально­го священника[61], видевшего свои задачи не столько в духовном окормлении паствы, сколько в попечении о ее материальных заботах (Г. С. Петров, В. В. Востоков, Ф. В. Тихвинский) и соци­альных правах[62]. В Церкви возникло реформаторское движение 1905-1907 гг.

Наблюдавший его будущий обновленец Е. Ф. Белков писал: «Если посмотреть внимательно на то сравнительно незначи­тельное движение в духовенстве, которое стало замечаться уже в самый разгар политической борьбы, оно является не самостоя­тельным, не самодовлеющим движением, а есть. отголосок обще­го политического и общественного движения в нашей стране за последние годы»[63]. Церковно-реформаторское движение де-фак­то было подготовлено публичными обсуждениями начала века в РФС и последующими выступлениями на те же темы в печати. З. Н. Гиппиус и В. В. Розанов хотя и в разное время, но призна­ли, что большинство из петербургской либеральной группы «32-х священников», опубликовавших в 1905 г. записку с требованиями церковных реформ, были завсегдатаями РФС 1901-1903 годов. Корреспонденция В. В. Розанова показывает, что в ходе собы­тий 1905-1907 гг. частное сближение либерального духовенства и академпрофессуры с «неохристианами» переросло в близость интересов церковно-реформаторского плана. Например, подго­товка и публикации статей по темам «брак в христианстве»[64], «женатый епископат», «второбрачие священства», «институт патриаршества»[65] в 1905-1906 гг. осуществлялись В. В. Роза­новым и профессором СПбДА Н. Н. Глубоковским совместно[66].

В.  В. Розанов (как и с другими корреспондентами, в т. ч. из среды монашества) обсуждал с профессором темы пола, семьи и брака, настаивал на десакрализации чина Таинства Брака в историчес­кой Церкви[67]. Оба были уверены в канонической необоснован­ности в России как патриаршества[68], так и черного (неженатого) епископата. Н. Н. Глубоковского, как и многих, волновало то, что белое духовенство оттеснено от управления Церковью[69], что мирян не хотят допускать на Поместный Собор[70]. Н. Н. Глубо- ковский в письмах доходчиво разъяснял, почему не следует же­лать патриаршества[71], и присылал Розанову для подтверждения в печатных статьях этого мнения — документы и неофициальные сведения из церковной жизни[72], прося при этом не упоминать, откуда они добыты[73]. Тезисы ученого становились аргументами в статьях В. В. Розанова[74]. В. В. Розанов также прибегал к пуб­ликации писем Н. Н. Глубоковского в виде заметок и статей[75]. Профессор по возможности наставлял его[76] и в области прошлой и современной церковной истории[77]. Факт духовной близости этих деятелей на поприще обновления Церкви и церковно-госу­дарственных отношений говорит об атмосфере общего критичес­кого настроя российского общества по отношению к состоянию дел в Русской Церкви.

Ту же близость интересов демонстрирует тематика статей авторов из того и другого лагеря. Так, в 1905 г. профессор МДА М. М. Тареев откликнулся в академическом журнале на те­зис НРС о «плоти и духе». В статье «Дух и плоть»[78] он писал: «С евангельской точки зрения, плотской жизни должна быть предоставлена полная свобода. Христианство, или Евангелие, не может определять плотской жизни»[79]. Факт помещения подоб­ной статьи в церковном журнале вызвал возмущенную заметку епископа Никона (Рождественского) «Еще раз: “Куда же мы идем?”»[80], вскоре публикация статей на темы НРС расширилась, обсуждали (с подачи Розанова) современное гражданское и еван­гельское толкование заповеди о прелюбодеянии. М. М. Тареев, можно сказать, поддержал религиозно-обновительское движение НРС[81] тем, что выступил за свободу от монашеского аскетизма[82]. Сам он считал, что в борьбе с ученым монашеством «не нужно брезговать никаким средством»[83]. «Новое религиозное сознание» с первых дней существования выступало против приоритета аскетизма в духовной жизни, против монашествующих в цер­ковных структурах власти и администрации духовных учебных заведений.

Церковные сторонники реформ в Церкви смотрели на них под условием строгого соответствия церковным канонам. Однако сами каноны требовали с их точки зрения пересмотра на предмет соот­ветствия их условиям современной жизни[84], что совсем не проти­воречило взглядам «неохристиан», которые отстаивали принцип историзма в отношении церковных канонов. Общность интересов была и в том, что и «неохристиане», и церковные «реформаторы» 1905-1907 гг. связывали реформы с активной позицией Церкви в общественно-политической жизни, отделении Церкви от госу­дарства, критике действий правительства и острой необходимос­тью созыва Всероссийского Поместного Собора.

Представители церковной иерархии сознавали историчес­ки назревшую необходимость церковного обновления в рамках канонов. Записка «группы 32-х петербургских священников» с ведома митрополита Антония (Вадковского) была опубликова­на 17 марта в «Церковном вестнике», где цензором был епископ Сергий (Страгородский)[85].

В состав группы входили священнослужители, посещавшие РФС: П. М. Кремлевский, П. В. Раевский, А. И. Введенский и И. Ф. Егоров, Я. И. Медведь, В. Я. Колачев, П. С. Аксенов (единоверец)[86], а также известный канонист М. И. Горчаков, священнослужители П. Н. Лахостский[87], М. П. Чельцов[88],

С.   И. Шлеев[89], которые не придерживались радикальных форм церковного обновления (что говорит в целом о неоднородности церковно-реформаторского движения, сделавшем его нежизне­способным к 1907 г., когда более четко определились реформа­торские намерения сторон). Записка указывала на то, что Цер­ковь не участвует в общественной жизни, обращалось внимание на тяжелое положение пастырей, от которых требуют ответов на вопросы современной социальной жизни и на которые, в силу современного положения Церкви в государстве, они дать не мо­гут; на созревшую необходимость отделения Церкви от государ­ства. Были предложения по децентрализации и демократизации церковного управления, участия мирян в церковном управлении всех уровней. Авторы записки выступали против перемещения епископов с кафедры на кафедру, отмене наград для духовенства (епископов), за переход на новый стиль и перевод богослужения на русский язык. Главным лейтмотивом текста записки был созыв Всецерковного Собора. Эта записка и последующие выступления группы в печати вызвали широкий резонанс.

В последующем группа «32-х» разделилась, потеряв сторон­ников реформ в каноническом плане, и преобразовалась в «Союз ревнителей церковного обновления». Церковные требования «Союза ревнителей церковного обновления»[90] с течением време­ни «начали приобретать неканонический характер»[91]. «Союз» вы­ступал с «неохристианами» на страницах одних и тех же изданий по вопросам радикальных внутрицерковных реформ, богослужеб­ного или вероучительного плана. Это были священники Г. С. Пет- ров[92], один из учредителей «Братства церковного обновления» при журнале «Век», К. М. Аггеев, В. Я. Колачев, И. Ф. Егоров, второй (после А. В. Карташева) редактор либерального журнала «Век»[93], архимандрит Михаил (Семенов), профессор, протоиерейА.Рождественский (редактор «Церковного вестника», опубли­ковавший записку). «Союз ревнителей церковного обновления» развернул активную общественно-политическую деятельность, популяризируя идеи своей организации и в провинции.

В общественном мнении возникло разделение духовенства на «прогрессивное» (или «либеральное») и реакционное — «про­правительственное». Студент МДА М. Харитонов писал в рабо­те «Отношение русской Церкви к освободительному движению в прошлом и настоящем»[94], что духовенство «как класс» разде­лилось на «прогрессивное» и тех, кто остался со старыми взгля­дами. Студент сделал свои выводы на основе обзора российских епархиальных центральных и особенно провинциальных — Во­ронежских, Тульских, Херсонских, Полтавских, Ярославских — церковных «Ведомостей». «Проправительственное» духовенство М. Харитонов назвал «контрреволюционным».

В 1905 г. была предпринята попытка созыва Собора Рус­ской Церкви. Особое совещание Совета министров под пред­седательством С. Ю. Витте обратилось к митрополиту Санкт- Петербургскому Антонию (Вадковскому), и он в записке «Вопросы о желательных преобразованиях в постановке у нас православной Церкви» изложил комплекс тезисов по реор­ганизации административной структуры Церкви. Записка митрополита почти не имела конкретных предложений, и сто­личными профессорами Духовной академии был подготовлен более подробный документ — «О современном положении православной Церкви»[95]. В нем «затрагивалась проблема от­чужденности от Церкви значительной части интеллигенции, решить которую, преодолев «духовный раскол», могла только сама Церковь»[96]. Обсуждение вопроса о реформе церковно­го управления высочайшим распоряжением было передано в Св. Синод. Состоялось обсуждение в день публикации за­писки «32-х», 17 марта 1905 г., в присутствии митрополитов Московского, Санкт-Петербургского и Киевского, под пред­седательством первоприсутствующего в Синоде митрополита Антония, товарища обер-прокурора В. К. Саблера и членов Св. Синода. К. П. Победоносцев, считая церковные реформы несвоевременными в условиях революционной смуты 1905 г., 25 марта написал в своем послании императору, что церковная смута — дело рук митрополита Антония и не поддерживается никем из белого духовенства и простых русских людей. Хо­тя члены Синода пришли к решению о необходимости созыва Собора и учреждения патриаршества, резолюция Николая II от 31 марта 1905 г. на их докладе повторила слова К. П. Побе­доносцева о невозможности «в переживаемое ныне тревожное время» созвать Собор. 27 июля 1905 г. вышел соответствующий указ в «Церковных ведомостях».

27 июля 1905 г. К. П. Победоносцев разослал епархиальным архиереям опросник относительно реформ в Русской Церкви. Почти все архиереи хотели реформ, направленных на освобож­дение Церкви от опеки государства. Большинство предлагало восстановление патриаршества. По вопросу о составе Помест­ных Соборов часть архиереев были решительно против участия приходского духовенства и мирян, часть — за Соборы епископов, приходского духовенства и мирян с равными правами голоса. Другие предлагали разные формы ограниченного участия белого духовенства и мирян. Предлагалось восстановить самоуправля­ющийся приход как юридическое лицо, расширить участие Церк­ви в общественной жизни страны, реформировать церковный суд, повысить уровень богословского образования. Многие архиереи выражали беспокойство по поводу того, что миряне не понимают происходящего за богослужением, и предлагали литургические реформы.

При новом обер-прокуроре, А. Д. Оболенском, 17 декабря 1905 г. трем митрополитам, вызванным к Николаю II, было рекомендова­но созвать «особое присутствие» из представителей церковной иерархии и светских лиц и обсудить те вопросы, которые нужно рассмотреть на Соборе. 14 января 1906 г. Синод вынес решение о созыве Предсоборного присутствия для подготовки программы Поместного Собора. Дискуссии, которые прежде велись в частных собраниях, вылились на страницы церковных и светских газет и журналов; обозначились как умеренные, так и радикальные течения в среде духовенства. Теоретиков НРС — Д. С. Мереж­ковского и В. В. Розанова газеты рассматривали как потенциаль­ных кандидатов в Предсоборное присутствие[97]. «Неохристиане» включились в эти дискуссии на стороне церковных «реформато­ров». Это дало повод Д. В. Философову разделить участников движения НРС на «правых»[98], т. е. ожидающих реформ в истори­ческой Русской Церкви, и «левых», поставивших целью «опроки­нуть метафизику православия»[99] и покинуть историческую Цер­ковь. Руководители НРС, не порицая самой заинтересованности их сторонников и участников движения в обсуждении церковных реформ, выступили с разъяснениями опасности сближения с исто­рической Церковью[100]. Д. В. Философов писал: «Я лично выхожу из того положения, что реформа православной Церкви не только практически, но и метафизически невозможна»[101]. НРС выступи­ло за «новую» Церковь в обновленной свержением самодержавия России. В. В. Розанова в этой ситуации беспокоил вероисповедный вопрос: он боялся, что решение его неминуемо будет отложено. Он высказался по поводу переноса обсуждения вопроса о Соборе из Комитета министров в Св. Синод[102] и по поводу отделения Цер­кви от государства: «Кто хочет свободы — должен дать ее сам», монашество должно дать гарантию свободы печати от духовной цензуры, освободить от своего контроля школы, где учатся дети белого духовенства[103].

Предполагали, что если бы Собор состоялся, решились бы вопросы: 1) по отделению Церкви от государства, 2) по социаль­ным обязательствам Церкви, 3) по религиозному обновлению. Именно это высказал Д. С. Мережковский в 1905 г. в интервью газете «Биржевые ведомости». По первому пункту он заявил, что, не приняв догмата о «святой плоти», со своей проповедью монашества и аскетизма, Церковь мало выиграла бы от отделе­ния от государства[104]. Второй пункт Д. С. Мережковский связал с первым и третьим: «Никогда такая Церковь. ищущая одного внутреннего личного усовершенствования не оправдает требо­ваний политических прав»; для того, чтобы ожидаемая реформа действительно имела цену... Церковь должна внутренне обно­виться в своей глубочайшей метафизике.»[105]

В революционном 1905 г. со своей программой церковного обновления выступили и представители старейшего московского «Общества любителей духовного просвещения», с XIX в. зани­мавшегося духовно-просветительскою деятельностью. «В Обще­стве были сосредоточены многие лучшие силы московской цер­ковной и светской интеллигенции. Московское обновительское движение отличалось тщательностью научного исследования поставленных вопросов, выявлением прецедентов и аналогий в истории Вселенской и Русской Церкви.», — писал епископ Зосима (Давыдов)[106]. «Среди наиболее «прогрессивных» членов Общества были кандидат богословия МДА бывший ректор Са­марской духовной семинарии протоиерей Николай Боголюбский, законоучитель Александровского военного училища протои­ерей Николай Добронравов, магистр богословия Московской духовной академии профессор Сельскохозяйственной академии и настоятель церкви при ней протоиерей Иоанн Артоболевский, преподаватели Московской духовной семинарии священники Ни­колай Попов, Иоанн Кедров, Николай Цветков[107], приват-доцентА.И. Покровский, И. М. Громогласов, П. М. Минин, А. В. Зве- рев[108], библиотекарь Епархиальной библиотеки Н. П. Попов и другие»[109]. «Общество любителей духовного просвещения» ак­тивно включилось в обсуждение церковных реформ, выступило за сотрудничество с религиозной интеллигенцией[110]. Архивные документы переписки епископа Никона (Рождественского) с Об- ществом[111] и письмо епископа к протоиерею И. Мансветову[112], подтверждают «революционный» настрой в эти годы в среде либерального духовенства. Среди представителей «либерального крыла» Общества созрела мысль о необходимости собственной Предсоборной комиссии[113]. Комиссию создали на заседании 15 но­ября 1905 г. В ее состав вошли священнослужители И. Артобо­левский, А. Пятикрестовский, Н. Цветков, Ф. Горбаневский[114], Н. Добронравов, Н. Попов, И. Кедров, А. Покровский, полу­чившие право «привлечь к участию в Комиссии и других членов, интересующихся делом церковной реформы»[115]. С марта 1906 г. «Комиссия» перешла под крыло политической партии «Союз 17 октября»[116]. Появление при Обществе любителей духовного просвещения «Комиссии по церковным и вероисповедным вопро­сам» при «Союзе 17 октября» продемонстрировало политизацию церковно-реформаторских проектов Общества. А содержание в ее программе «неохристианских» тезисов говорило о допусти­мости Комиссией религиозных реформ церковной модернизации, что подтверждает и ее конфессиональный состав Комиссии.

Левые «неохристиане», хотя и помогали церковным рефор­маторам написанием и редактированием различных воззваний и манифестов, рассматривали церковно-реформаторское движе­ние лишь как подспорье для своей деятельности. А. В. Карта­шев высказал в журнале «Страна» общую точку зрения: «Все обновленчество есть просто профессионально-освободительное движение... Что же есть после этого в церковном движении собс­твенно религиозного, специфически реформационного, обнов­ляющего саму догму. Это движение политическое по существу и сословно-бытовое по объекту своего приложения. На деле за­дача состоит в «оживлении. христианства путем его внутренней эволюции. Это задача равнозначная, с точки зрения истори­ческой ортодоксии, созданию грандиозной ереси, нового жизне­любивого, могущего слиться с культурой и историей, христиан­ского исповедания. Задача, очевидно, неподсильная для наших обновленцев.»[117]. Д. В. Философов критически оценил рефор­маторское движение в рецензии на 1-й номер журнала «Век»[118]. Н. А. Бердяев в статье «К вопросу об отношении христианства к общественности» написал, что «это одна из форм общественно­религиозного движения»[119]. Вместе с тем «неохристиане» смотре­ли на позицию церковных либералов как на возможное подспорье при перерождении революции социальной в религиозную. Так, З. Н. Гиппиус, после ознакомления с программой социал-демок­ратов в 1905 г.[120], предполагая составить «программу» будущих действий и для НРС, писала Д. В. Философову: «С церковью соц.-демократы естественно (и опять разумно) не считаются вовсе», «церковь слаба, бездейственна, сотрется; но. усчитан ли [ими. — И. В.] процент — из народа — тех, которые считают себя христианами помимо идеи самодержавия, христианами со Христом прежде всего»? «Не церковь, пусть, но ведь есть истинно и свободно верующие. не встанут ли они с чувством: «Делает­ся неправда»?» «Сюда[121] должна врезаться наша нота, как вдруг врезается одна, новая, в гремящий оркестр. Отсюда может виться новая мелодия»[122].

После 1905 г. в «новом религиозном сознании», помимо религи­озной части программы, порывающей с православной церковной традицией, утвердилась политическая часть, главным тезисом которой стала десакрализация связи православия и самодержа­вия и активная позиция НРС в грядущей социальной революции. Д. С. Мережковский внес свою концепцию религиозной рево­люции, вырастающей из революции социальной. У него вышла статья «Революция и религия», ряд статей на ту же тему написал Н. А. Бердяев.

Отложенный созыв Поместного Собора вначале способствовал росту реформаторских настроений в среде духовенства. 16 июня газета «Санкт-Петербургские ведомости» в рубрике «Внутренние известия. Московская жизнь» сообщала: «Среди московского ду­ховенства вырабатывается проект реформы всего нашего церков­ного богослужения. Вместо теперешней роскоши, богослужение, по проекту, должно отличаться скромностью и простотой. Осо­бенное внимание проект обращает на сокращение частых повто­рений молений о ниспослании милостей предержащим властям гражданским и духовным и замену их молениями более содержа­тельного характера»[123]. Учреждение Предсоборного присутствия вселило определенные надежды, среди разных предложений, в прессе неоднократно возникала тема реформы богослужения. В 1906 г. в «Церковном голосе» появилась статья «Археология и жизнь». Не назвавший себя автор (по-видимому, священник) развернуто и подробно называл те области, в которых богослу­жение должно, по его мнению, претерпеть значительные измене­ния. Священник Н. Попов, автор статей, выдержки из которых опубликовали «Колокол» (№ 5-6) и «Голос истины», писал, что упростить богослужение надо как можно скорее.

В 1906 г. стабилизировалось положение в «Обществе любите­лей духовного просвещения», в 1907 г. начал просветительскую деятельность православный Самаринский «Кружок ищущих христианского просвещения». Представитель ученого монашест­ва архимандрит Феодор (Поздеевский), ректор МДА, рассмотрел в своих сочинениях все аспекты доктрины «нового религиозного сознании и общественности»[124], НРС предстало не чем иным, как очередной ересью, которых в истории Церкви было достаточно.

Итогом революционных лет стало то, что часть духовен­ства включилась в демократическое движение. Студенты Ду­ховной школы теперь находили лозунги социализма близкими евангельским идеалам, интересовались религиозными и соци­ально-политическими задачами «неохристиан». НРС в этой ситуации, передав часть своих исторических прав обществен­ного движения за церковное обновление церковно-реформа­торскому движению, вместе с его угасанием, окончательно рассталось с надеждой на сотрудничество с духовенством Русской Церкви и переключило свое внимание на политичес­кие силы.

НРС в 1907-1911 гг. позиционировало себя как организа­цию, не враждебную революционерам и марксистам. Д. С. Мереж­ковский и его окружение претендовали на автономность «нового религиозного сознания» как политической единицы, намеренной в своей преобразовательной деятельности опереться на религи­озное сознание, как постоянную величину.

В 1907 г. «правые» С. Н. Булгаков, В. П. Свенцицкий, В. Ф. Эрн, предпочитавшие не новую Церковь, а обновление старой, истори­ческой, предприняли попытку продолжить дело журнала «Век»[125] и открыть издание «Живая жизнь» для публичного оспаривания позиции «левых». Москвичи В. Ф. Эрн и В. П. Свенцицкий, вместе с С. Н. Булгаковым, стали «христианскими социалистами» и ор­ганизовали «Христианское братство борьбы». Среди заявленных авторов журнала только пять человек не были идейно убежден­ными сторонниками «неохристианской» доктрины религиозного обновления — А. В. Ельчанинов, В. В. Зеньковский, В. А. Ни­кольский, П. А. Флоренский, А. С. Волжский (Глинка). Основной состав заявленных участников издания включал вождей и актив­ных единомышленников «неохристиан»: священников К. М. Аг- геева и И. П. Брихничева, архимандрита Михаила (Семенова), философов С. А. Аскольдова, Н. А. Бердяева и С. Н. Булгакова, писателей Андрея Белого, З. Н. Гиппиус, Д. В. Философова, Д. С. Мережковского, Г. А. Рачинского, В. В. Розанова, князя Е. Н. Трубецкого, А. В. Карташева; А. А. Мейера.

В.Ф. Эрн вступил в полемику с Д. С. Мережковским по по­воду метафизики последнего: «христианство совсем не так отно­сится принципиально и относилось исторически к плоти и полу, браку и Церкви»[126], писал В. Ф. Эрн. «Отношение к историчес­кому христианству», по признанию В. Ф. Эрна, являлось прет­кновением между московскими религиозными «реформаторами» и петербуржцами, он находил важное различие «в. тактике, в. отношении к некоторым весьма важным практическим воп­росам». Под «практическими вопросами» философ имел в виду отношение к церковным Таинствам и богослужению: в отличие от петербуржцев, москвичи считали, что Таинства и богослуже­ние должны остаться в будущей Церкви в неприкосновенности.

В.Ф. Эрн также был не согласен с утверждением Д. С. Мереж­ковского, будто предшествовавшие НРС «попытки» «соединения христианства с миром» — от Ламенне и Лакордера, до Вл. Со­ловьева и С. Н. Булгакова — были безрезультатны. Однако Эрн не имел целью статьи идейное размежевание с Д. С. Мережков- ским[127], он призывал лидера НРС проявить себя как «деятеля» и явить «дело».

Журнал продолжил традицию НРС препарировать состо­яние традиционного религиозного сознания в обществе. Так, статья философа С. А. Аскольдова «Святые, как выразители христианства» фактически предложила пересмотреть церковный «стандарт» святости: журнал «Живая жизнь» оказался столь же, если не более радикален, чем «Новый Путь», просуществовал журнал недолго, переполняя степень религиозного радикализма 1907-1908 годов.

В 1908 г. Д. С. Мережковский, З. Н. Гиппиус и Д. В. Филосо­фов вошли в совет Петербургского религиозно-философского об­щества и внесли на заседания ПРФО модернизированную часть доктрины, которая говорила о социальной природе христианства и религиозности революций. К 1908 г. за границей они сблизи­лись с социалистом-революционером И. И. Бунаковым и «бли­жайшими к нему партийцами»[128], с Б. В. Савинковым, принадле­жавшим к «боевой организации» социалистов-революционеров. По признанию З. Н. Гиппиус, партия эсэров была им «ближе всякой другой»[129]. Если на первые собрания ПРФО еще считали для себя возможным являться такие представители философии, как профессор А. И. Введенский, С. Л. Франк, П. Б. Струве, то скоро обнаружилось, что в обществе им нечего делать. Духо­венства на заседаниях стало крайне мало, но либерализм редких присутствовавших клириков в вопросах реформы Церкви блед­нел и терялся на фоне предложений религиозной интеллигенции. Среди членов ПРФО наметились три лагеря: безрелигиозных, религиозных и пытавшихся сблизить политику с религией.

В 1907-1908 гг. началась дискуссия «неохристиан» с социал- демократами о том, какое мировоззрение в нынешнем обществе более пригодно для революции: религиозное или материалисти­ческое. Со стороны марксистов в полемике участвовали Г. В. Пле­ханов, Ю. Каменев[130], А. В. Луначарский, Н. М. Неведомский[131],

В.Базаров (В. А. Руднев)[132] и П. С. Юшкевич[133], Л. Д. Троцкий также был мобилизован Каменевым как публицист[134]; от «нео­христиан» — бывший марксист, один из теоретиков доктрины НРС Н. А. Бердяев и Д. В. Философов[135]. Социал-демократы выступили в пяти марксистских литературных сборниках[136]. Н. А. Бердяев назвал факт появления их статей отражающим реакцию социал-демократов «на новые течения. Марксисты испугались, что почва уходит у них из-под ног, и поспешили скомпрометировать всякие попытки укрепить новое сознание»[137];

авторы статей испугались внутреннего краха революции, писал он. — «Социал-демократы почувствовали, что дело плохо»[138], «лучшие из революционеров разочаровываются в результатах революции, ищут веры»[139].

Предпосылки полемики можно отнести к 1903-1904 гг., когда в прессе появились первые критические замечания Л. Д. Троц­кого в адрес религиозной интеллигенции, занявшейся постро­ением своей метафизики христианства[140], тогда же Н. А. Бер­дяев отметил, что политическое движение в России связано с обновлением религиозным. В 1903 г. в статье «Политический смысл религиозного брожения в России» философ подчеркнул, что освободительное движение уже в силу разного социального статуса его участников носит религиозно-политический ха­рактер. И предупредил социал-демократов: «Наша передовая интеллигенция. однобоко поняла социально-политическое движение. в перспективу. не вошли запросы религиозного сознания, не было осознано огромное значение религиозной реформации, самым тесным образом связанной с политическим освобождением России»[141].

В 1905 г. социал-демократам пришлось признать рост числа куль­турных деятелей, публично заговоривших о необходимости учиты­вать в социальной преобразовательной деятельности роль религи­озного сознания. Ю. Каменев в литературно-критической статье «О робком пламени гг. Антонов Крайних»[142] отметил, что новая рус­ская поэзия в лице ее представителей «почти вся целиком уплыла. под флаг целого ряда религиозных, мистических, философских сис­тем, причем все эти системы оказываются крепко связаны с планами общественного устроения»[143]. В. Базаров по книге «Не мир, но меч» разобрал элементы религиозного «учения» Д. С. Мережковского[144], Н. А. Бердяева причислил к «последним могиканам тысячелетнего царства»[145] и предсказал, что проповедуемое ими «царство неохрис­тиан», хотя и станет модным направлением, но никак не «знаменем. общественного движения»[146]. Н. А. Бердяев считал, что с поражени­ем революции 1905 г. возможности марксистов иссякли и будущее — за НРС, ориентированным на духовное возрождение нации через единение в новой религиозной общественности: «Никогда не подни­мут социал-демократы народных масс на великое дело во имя одних классовых интересов. Инстинкты можно разгорячить. Но одними инстинктами... не живет никакой народ»[147]; «мы идем к народному религиозному перевороту. мы. твердо знаем, что. всякий народ в массе своей никогда не жил и не может жить иначе, как религи- озно...»[148]. Философ был согласен с упреками в адрес НРС, что дви­жению не хватает действия[149], но считал, что, подобно марксистам, НРС выйдет из «состояния кружков» и «литературного выражения религиозных переживаний»[150]. Рабочие — это люди, вышедшие из среды крестьян, они глубоко религиозны[151]. Смена религиозного сознания народа в рамках обновления церковного христианства — путь, который не разглядели господа материалисты, но который избран НРС[152].

В 1908 г., с начала работы ПРФО, марксисты стали посещать заседания общества, для полемики с ними готовились доклады[153]. Имена всех из них назвать невозможно[154], — участвовал в прениях

В.Базаров (В. А. Руднев), Неведомский (М. П. Миклашевский)[155], признавался в своем молчаливом присутствии в ПРФО П. С. Юш­кевич. Нет сведений о том, бывали ли в ПРФО Каменев или Луна­чарский. А. В. Луначарский, ревниво отслеживавший сочинения бывшего единомышленника Н. А. Бердяева и явно находившийся под влиянием его идей, признавал роль религиозного сознания в гражданском обществе. В этот год в двухтомном издании «Религия и социализм» он поставил целью «определение места социализма среди других религиозных систем»[156]. Включившись в дискуссию, будущий нарком просвещения страны Советов задумался о рели­гиозности рабочего класса; он считал, что Бога в мире нет, но он может быть, и потому его нужно дать миру[157], хотя бы и поставив на его место человека[158]. Как и Н. А. Бердяев, но с оппозиционной НРС стороны, А. В. Луначарский проводил мысль о религиознос­ти своего «освободительного» движения[159]. «В социал-демократи­ческом движении мы нашли новую форму религии, поскольку это движение преследует аналогичную религии цель: освободить род людской от бедности.»[160]. Г. В. Плеханов отнес А. В. Луначар­ского к лагерю «богоискателей», отметив, что на этом поприще идеалистических исканий «Мережковский близко и трогательно сходится с г. Луначарским»[161]. Плеханов высказался против иллю­зии Луначарского, что воля пролетариата при осуществлении «ве­ликой исторической задачи» революции будет «иметь религиозный характер»[162]. Он высмеял «религиозный марксизм» Луначарского, назвав его «пророком», «призывающим Царство Божие, на троне которого воссядет человек»[163]. Н. А. Бердяев, несмотря на очевид­ную поддержку А. В. Луначарским тезиса о «религиозной воле» пролетариата, также критически отнесся к его мыслям о религиоз­ной подоснове марксизма[164].

Доктрина НРС не делила общество на классы, предусматривая построение его внутреннего единства на основе нового религиозного сознания и общей принадлежности к одной Церкви. Д. С. Мереж­ковский под религиозной «общественностью», которая должна была осуществлять построение идейного единства, подразумевал просве­щенных «новым религиозным сознанием» революционеров. Неко­торые шаги в эту сторону были предприняты: в 1909 г. при ПРФО организовали секцию для рабочих, т. е. тех, «кто думает работать в направлении церковной реформации»[165]. «Неохристиане» отчетливо сознавали, что с их синтезом «духа и плоти» и приоритетом интересов «плоти» они находятся совсем недалеко от социал-демократов, и были не против либо привлечь их, заинтересовав НРС, либо при удобном случае занять их место. Доклад Д. В. Философова на эту тему на за­седании ПРФО в 1909 г. так и назывался — «Друзья или враги?». Он был ответом на доклад В. А. Базарова, 13 января 1909 г. прочитанный в Литературном обществе (опубликован в сб. «Вершины»). В прени­ях приняли участие В. И. Иванов и Д. С. Мережковский. (Примеча­тельно, что марксист Базаров более деликатно высказывался о Боге, чем это делали «неохристиане».) В. А. Базаров в докладе показал, что для идеалистов из числа социал-демократов «идея Бога» только философская категория. Полемика, вышедшая на страницы перио­дики и литературно-критических сборников, потребовала от вождей социал-демократов приложения сил, чтобы заглушить в своих рядах тягу к идеализму и интерес к религии.

Л. Д. Троцкий, который с начала века присматривался к «неохристианам» в своих литературных статьях[166], в полемику с религиозными реформаторами вступил в 1908 г., дал каждому из вождей (в т. ч. Розанову и Минскому) религиозного движе­ния характеристику неудавшихся пророков. Д. С. Мережков­ского и Н. А. Бердяева[167], которым Л. Д. Троцкий посвятил отдельные статьи[168], он обвинил в рационализме, отсутствии настоящей горячей веры, единственно способной связать ре­лигиозного лидера с верующим народом. О Д. С. Мережковс­ком Л. Д. Троцкий писал дважды: в 1909[169] и 1911 гг.[170] Большая статья 1911 года недвусмысленно показала, что он внимательно ознакомился с религиозными построениями писателя и разо­брался в основных положениях в том, что представляет собой НРС «по-мережковски».

В.И. Ленин в 1905 г. отметил влияние «неохристиан» в обществе[171], смешав церковно-реформаторское движение и НРС, и обозначив оба как «новоправославное» движение. Возникно­вение и развитие в 1908 г. полемики, и особенно статей Луна­чарского, вызвали беспокойство В. И. Ленина, А. И. Рыкова, М. П. Томского. 23 июня 1909 г. ЦК РСДРП (б) заседало в Же­неве во главе с Лениным, и на третьем заседании Совещания расширенной редакции газеты «Пролетарий» обсуждался ре­лигиозный вопрос. Выступление Ленина на этом совещании, его статья в «Пролетарии»[172] и его предисловия к резолюциям Совещания свидетельствовали о серьезности проблемы; понадо­билось развести «неохристиан» и идеалистов-марксистов в гла­зах общественного мнения. Л. Б. Каменев заявил в докладе, что «эпоха контрреволюции всколыхнула тенденции, оживляющие религиозные настроения. Это видно и из рефератов в Петербур­ге.[173] и в писаниях Луначарского»; создавшийся «повышенный интерес к вопросам религии. выступает подменой большевизма богостроительством»[174]. Задачей Каменева было показать несхо­жесть «богостроительства» А. В. Луначарского и «богоискатель­ства» Д. С. Мережковского[175]. Докладчик объявил намерение «высказаться вполне определенно по этому поводу», но не «сва­ливать в одну реакционную кучу Луначарского и Мережковско­го». Ленин ставил «богоискателей» и «богостроителей» на одну ступень.

Участники Совещания пришли к выводу, что «борьба со все­возможными формами религиозного сознания. является необ­ходимой и одной из очередных задач[176]»; «прикрывателей “бого­строительства”» необходимо публично разоблачить; сами авторы сборника «Литературный распад» считали, что никогда не про­поведовали «богостроительство», а лишь признавали его прогрес­сивным «в противоположность реакционному богоискательству» (Базаров) и только пользовались религиозной терминологией (Луначарский). Колеблющуюся позицию заняли М. П. Томский, Л. Б. Каменев и А. И. Рыков, Максимов (А. А. Богданов) проти­вопоставил свою точку зрения подходу Ленина, и последний был вынужден констатировать, что «единства во фракции нет, и рас­кол полный»[177]. 24 сентября 1909 г. Ленин признал политический характер проблемы[178].

Таким образом, обмен мнениями в 1907-1911 гг. подвел к тому, что ряд марксистов, обвиняя друг друга в идеализме (Луначар­ский, Плеханов, Базаров, Юшкевич, Неведомский), задумались о значении религиозного мировоззрения в общественном со­знании и озадачили тем же соратников. Бесспорно, что этому содействовал и так называемый «внешний фактор». У Русской Церкви оставался некоторый запас исторического времени: в от­личие от Римско-Католической Церкви здесь не произошло ре­формации, о чем писал в 1903 г. Н. А. Бердяев[179], и в неизбежной закономерности чего был уверен Л. Д. Троцкий[180]. К тому же ис­тория западного христианства показывала, что Церковь выжила и восстановилась после французских революций XVIII и XIX вв. В годы полемики в Западной Европе на пике общественного вни­мания было течение «модернизма» в Римско-Католической Цер­кви, создав которое интеллектуальная мысль Запада боролась за адаптацию католичества к новым условиям социально-историчес­кой жизни. 1907 г. был годом выхода энциклики «Pascendi»[181]Папы Римского Пия Х[182], систематизировавшей «модернизм», в 1908 г. энциклика вышла на русском языке. В 1907-1911 гг. в централь­ных изданиях России состоялся ряд публикаций, посвященных «неокатолицизму», авторы статей сравнивали «неохристианство» с «модернизмом». Благодаря «неокатолику» М. Э. Здзеховскому о «неохристианстве» в России узнали и в католической Европе[183]. Все эти факторы не могли не влиять на стратегический расклад будущих политических действий большевистских вождей.

Несмотря на итог женевского совещания, в 1911 г. вышла книга марксиста Юшкевича «Новые веянья», показывающая возможности применения в идеологии будущего общества струк­туры религиозного сознания, а Луначарский на некоторое время примкнул к Богданову. В 1914 г. Л. Д. Троцкий в статье «Россия и Европа»[184] написал о неестественности того исторического фак­та, что в России до сих пор не произошла религиозная реформа­ция, хотя закономерность исторического развития того требует.

В годы политического затишья (1912-1913) статьи по рели­гиозному реформизму проникли на страницы «Церковно-об­щественного вестника», в 1912 г. здесь несколько раз выступил близкий «неохристианам» священник К. М. Аггеев. В 1913 г. христианские модернисты навязали обществу дискуссию по тези­су НРС о связи православия с русским самодержавием. Прямым выводом этой дискуссии у читающей публики должна была стать мысль о невозможности отмены самодержавного строя прежде разрушения его единства с православием[185]. В 1913 г. еженедель­ник продолжил разговор о необходимости «оживления» Церкви: К. М. Аггеев написал о творческом подходе к составлению пропо­ведей, священник А. Советов — о «процессе проповеднического творчества», о том, что пастыри изыскивают все возможности, чтобы «уврачевать духовные недуги общества»[186]. Соборянин[187] обратился с речью к духовенству о том, что даже если и будет «русская православная реформация», это не так страшно[188]. «Сама по себе реформация еще вовсе не гибель религии. Ре­формация на Западе. дала толчок мысли и оживила уснувшее католичество», «не надо особенно бояться крайностей»[189]. Темы религиозного реформизма[190] и церковного обновления ввиду «реакционности» связи православия с самодержавием, вновь стали подниматься на страницах центральной печати, не была обойдена и тема развития догмата[191]. Духовенству настойчиво внушалось, что омирщление деятельности Церкви не просто необходимо, но и канонично, социальное служение является пря­мым долгом духовенства, его служением Богу. Печатные выступ­ления в этот период Д. С. Мережковского, Д. В. Философова,

А.   В. Карташева, В. В. Розанова по вопросу о созыве Помест­ного Собора, учреждении патриаршества, «Афонскому делу» и — немногочисленные — по административным реформам так или иначе говорили о том, что они не желали отходить в сторону от проблем, которые связали бы их с интересами духовенства. В 1914 г. значительные силы «мережковцев» отвлекло на себя «де­ло Бейлиса» и борьба за исключение В. В. Розанова из ПРФО. События Первой мировой войны внесли окончательный раскол в ряды «неохристиан»: линией раздела стал вопрос о том, что считать патриотизмом в данной ситуации. В период Февральской революции 1917 г. «неохристиане» в лице «мережковцев» попы­тались занять активную позицию и привлечь к себе внимание, но внутриполитическая ситуация и без того была обострена, их усилий никто просто не заметил.

Порвавший с «мережковцами» Н. А. Бердяев издал в 1917 г. брошюру, где сформулировал понятие «свободная Церковь» и за­дачи свободной Церкви. Философ не мог смириться с тем, что Церковь по-прежнему оставалась в стороне от жизни. «В стихии революции не слышно голоса свободной Церкви....В душах про­стых, темных людей. падают старые святыни и идолы и возни­кают новые. Но Церковь во всем этом не играет никакой актив­ной творческой роли»[192]. Если считать, писал, Н. А. Бердяев, что в революциях обязательно присутствует религиозный элемент и нет активного участия Церкви в этом «историческом перево­роте», то приходится констатировать, что революция произошла только в царстве кесаря[193]. То же самое, хотя и по-своему, напи­сал Д. С. Мережковский в статье «Есть Россия».

В церковной жизни первое полугодие 1917 г. было отмечено оживлением в среде либерального духовенства, отразившимся в решениях отдельных «батюшек» о непоминовении царственных особ, переменах в богослужении. Священник А. И. Введенский (с 1910 г. горячий приверженец Мережковского), подхватив лозунг о демократическом христианстве в демократической республике, в течение нескольких месяцев безуспешно[194] обращался с призы­вом к религиозной интеллигенции взять дело революционного об­новления Церкви в свои руки. Мережковский, Философов и Гип­пиус не отозвались на публичные обращения к ним в печати. И в факте Всероссийского Поместного Собора они увидели лишь препятствие для рождения своей новой Церкви. Единственный ответ был помещен через полгода, в статье Мережковского «Есть Россия», где он высказался о том, что самодержавие свергнуто, но корни его — православие — оставлены, и никому нет до этого дела. «В порядке метафизическом самодержавие связано с пра­вославием. В православии глубочайшие корни самодержавия, и революция этих корней еще не коснулась.»[195]. Это был намек на отсутствие религиозной перестройки в Церкви.

В Петрограде, где служили священники А. И. Введенский, А. И. Боярский, Е. Ф. Белков, сложилась группа, объединенная интересами реформаторского обновления Церкви. Организо­ванный А. И. Введенским весной 1917 г. «Всероссийский союз демократического православного духовенства и мирян» успешно набирал популярность. Среди его руководителей выделялись сам «блестящий проповедник священник Александр Введенский и примыкавший к крайним радикалам, убежденный сторонник ориентации Церкви на рабочий класс о. Александр Боярский. протоиерей Иоанн Егоров. (В апреле 1917 г. в «Союз» вступил А. Н. Львов[196]И. В.) Члены «Союза» работали на фронте, в рабочей среде; читали лекции в провинции; открылись секции. в Киеве, Одессе, Ревеле, Кишиневе. В обер-прокурорском доме в июле провели концерты-митинги и цикл лекций»[197]. Петроград был разбит на ряд районных отделов Союза, «некоторые воинские части целиком вошли в союз, членством в нем заинтересовались социалистические партии»[198], — сообщал редактировавшийся Б. В. Титлиновым «Церковно-общественный вестник». «Союз», пользуясь поддержкой Временного правительства, издавал на синодальные субсидии газету «Голос Христа». В июле 1917 г. «Союз» получил разрешение свободно пользоваться услугами ти­пографии Св. Синода, и к началу августа 1917 г. напечатал около 4 тысяч брошюр А. И. Введенского и Т. Скобелева[199]. К осени «Союз» организовал издательство «Соборный разум», выпускав­шее журнал под одноименным названием. Еще не пришли к влас­ти большевики, а священники А. И. Введенский, М. С. Попов, А. И. Боярский уже наладили выпуск брошюр на «обновлен­ческую» тематику («Паралич Церкви», «Социализм и религия», «Анархизм и религия» и др.). С марта 1918 г. та же петроградская группа начала издавать газету «Правда Божия» (в которой кри­тически оценила воззвание Патриарха Тихона от 19 января[200]). Под руководством А. И. Введенского стала выпускаться серия брошюр «Библиотека по вопросам религии и жизни», рассчитан­ных на массового читателя. Возникло «Товарищество духовных писателей», выпускавшее книги будущих вождей «обновленчес­кого раскола». Священник А. И. Боярский в 1918 г. издал книгу «Церковь и демократия (спутник христианина-демократа)», про­пагандировавшую идеи христианского социализма.

Противостояние большевиков с Церковью, не принявшей революционного насилия, началось сразу же в 1918 году: показа­тельные суды над духовенством, в силу своих убеждений не при­нимавшим ни большевистской власти, ни ее методов борьбы за влияние в гражданском обществе, расстрелы и аресты той части клириков и епископата, что оставалась верна церковной традиции и избранному Всероссийским Поместным Собором 1917-1918 гг. патриарху Тихону.

3 апреля 1918 г. при Наркомюсте была образована Межведом­ственная комиссия для подготовки инструкции по проведению в жизнь декрета об отделении Церкви от государства. В мае ее распустили и организовали VIII («ликвидационный») отдел, ко­торый возглавил П. А. Красиков. (Это в его записках позднее появилось упоминание о требуемых для церковного «раскола» «догматических расхождениях»[201].)

Можно предположить, что клирики из «Союза» А. И. Введен­ского в 1919 г. посетили не только Г. Е. Зиновьева[202], но побыва­ли[203] и у других членов ЦК РКП (б), например у Луначарского. Потому что инициатива обсуждения церковного вопроса в 1920 г. исходила от него. Имена участников обсуждения — Ленин, А. В. Луначарский, Ф. Э. Дзержинский — говорят о том, что на уровне членов Политбюро ЦК РКП (б) обсуждался вопрос об «опрокидывании (Патриарха Тихона. — И. В.) с помощью реформации».

Если присмотреться к хронологии записок[204], которыми об­менивались в 1920-1921 гг. А. В. Луначарский, В. И. Ленин, Л. Б. Каменев и др. участники, то удивляет аналогия с 1909 го­дом: толчком к обсуждению были записки бывшего «идеалиста» Луначарского. Это он после писем и посещений с предложением создать новую Церковь отставного «епископа» В. Путяты пред­ложил Ленину для переговоров с духовенством назначить «не­официально от ЦК 3-е лицо»[205].

Антирелигиозную работу сначала вела ВЧК, Ленин обра­тился за советом к председателю ВЧК Ф. Э. Дзержинскому: «Ваш — кого?»[206] Дзержинский дал указание начальнику от­дела ВЧК по борьбе с контрреволюцией М. Я. Лацису и на­чальнику секретного отдела ВЧК Т. П. Самсонову написать доклады, в которых рассматривались бы предложения наркома просвещения (Луначарского)[207] и методы «работы» с рели­гиозными организациями в России. Доклад М. Я. Лациса не найден, однако известно, что Лацис был против «реформа­торства», как и П. А. Красиков. Имея в виду осуждение «бо­гостроительства» на 3-м заседании Совещания расширенной редакции газеты «Пролетарий» в июне 1909 г. в Женеве, он писал: «Не стоит поднимать старого вопроса. Это очередное увлечение “богоискателей”»[208]. Ф. Э. Дзержинский также был против возрождения РПЦ в «обновленной форме», считая, что «официальные и неофициальные сношения партии с попами недопустимы» [209]. П. А. Красиков в записке Дзержинскому высказался против использования церковной «реформации», предпочтя «шельмование в лоск» патриарха Тихона[210]. Краси­ков написал Ленину, что считает «невыгодным для революции» «способствовать созданию хотя бы бутафорской реформации», да и Владимир Путята как глава требующегося «раскола» не годится по двум причинам: он «никакого бунта против Ти­хоновской церкви поднимать не осмелится и ни в одном догма­те с ним не расходится»[211].

И ВЧК сосредоточилась на работе по разложению Церкви изнутри, т. к., писал Самсонов, есть «низшее молодое белое духовенство»[212], которое, «безусловно, прогрессивно, реформа­торски и даже революционно настроено по отношению к пе­рестройке церкви» и «иногда совершенно искренно работает на нас и с нами..Работая в верующей массе, низшие попы, проводя нашу линию, разложение будут вносить в самую тол­щу верующих, а это — все». Но это работа с Церковью долгая, «придется шаг за шагом внести. разложение», а «ЦК не дает умелых людей»[213].

До 1922 г. у большевиков не было программы борьбы с Рус­ской Церковью как с политическим противником. А. И. Введен­ский, добивавшийся легализации, «справедливо называет пери­од с октября 1917 по март 1922 года мертвым периодом в истории обновленческого движения»[214]. И Е. А. Тучковым период был оценен негативно: «Работа по церковникам. до второй полови­ны 1922 года стояла на мертвой точке.»[215]. Нужен был тот, кто организует планомерное «разложение» и обескровит Церковь морально, изнутри. Кандидатура близкого Ленину Троцкого, видимо, возникла не сразу, но оказалась подходящей: он с на­чала века имел представление о религиозном реформизме[216], реставрационных возможностях религиозной «буржуазной ре­формации» и считал, что «отделение церкви от государства. вовсе не означает безразличия государства к тому, что творится в церкви»[217].

Вопрос «неохристианина» Д. В. Философова «друзья или враги?» перед Л. Д. Троцким не стоял: как хороший стратег, он понимал, что религиозная идея, даже в виде «реформаторской» (пролетарской) Церкви[218], должна быть изжита. Убежденный в том, что «сменовеховство в Церкви» есть запоздалая в Рос­сии «церковная реформация»[219], Л. Д. Троцкий встал во главе Комиссии по изъятию церковных ценностей, которая наряду с ВЧК—ГПУ—ОГПУ старалась контролировать обновленчес­кое движение (до 1923 г. включительно[220]). Возможную, по мне­нию Л. Д. Троцкого, «религиозную реформацию» (он и в 1922 г. полагал, что через буржуазную реформацию в Русской Церкви «перескочить не удастся»[221]) в нестабильных внутриполити­ческих условиях лучше всего было провести в той мере и в том направлении, которые были бы полезны большевикам. Можно предположить, что у его курса была определенная поддержка: вряд ли участвовавшие в дискуссии с «неохристианами» в годы «религиозного брожения» умов Л. Б. Каменев, А. В. Луначар­ский и направлявший ход совещания в Женеве Ленин уже 8-9 лет не помнили о популярности в России религиозно-реформистских идей или о политических намерениях их носителей.

И был принят курс на организацию послушной, обновлен­ческой церкви, чтобы впоследствии противопоставить ее тради­ционной патриаршей Церкви, бороться с ней руками «красных попов», а потом уничтожить и обновленческую церковь, которая «реформами» сама дискредитирует себя[222] в глазах верующих. В 1922 г., когда обновленческая церковь практически уже была организована, Л. Д. Троцкий написал: «Где же «новое религиоз­ное сознание»? Где пророки и реформаторы из питерских и мос­ковских литературных салонов и кружков? Ни слуху, ни духу. Похмелье первой революции породило их «новое религиозное сознание», вторая революция растоптала его» [223]. Л. Д. Троцкий не мог не торжествовать: действительно, «вторая революция растоптала» НРС, его теоретики удалились в эмиграцию. Программа НРС осталась религиозной доктриной, чуждой Русской Церкви и насущным вопросам, обсуждавшимся на Всероссий­ском Поместном соборе 1917-1918 гг. Но с очевидного попущения Л. Д. Троцкого[224], в реформаторские разделы вариантов предсо- борной программы «обновленческого» Поместного Собора 1923 г. руководители двух обновленческих групп — А. И. Введенский и Е. Ф. Белков — внесли ряд пунктов, соответствовавших тези­сам религиозной доктрины НРС[225].

Мы не можем говорить о прямой преемственности «обновлен­чества» и религиозно-реформистского движения НРС, движения, так сказать, умственного и непосредственно в событиях револю­ции не проявившегося. Но история разворачивания религиозного реформизма в 1-й трети ХХ в. показывает, что идея «обновлен­чества» была подсказана «религиозным брожением умов» начала века, НРС действовало в России свыше 17 лет, и круг его связей включал в себя представителей духовенства либерального на­правления, впоследствии активно действовавших в направлении «обновления» Православной Русской Церкви. Провокационно­реформаторский элемент «обновленчества» проявился при непос­редственной (политической, организационной и материальной) поддержке большевиков и по инициативе членов ЦИК, в той или иной мере знакомых с НРС.

История не знает сослагательного наклонения, но совершен­но очевиден тот факт, что религиозные (или церковные) обнов­ленцы не возникают из ничего, общественные движения эпох социальных переломов обеспечены предшествующим им истори­ческим периодом. А инициаторы движений в условиях социаль­но-политической нестабильности в целях поддержки неминуемо примыкают к ведущей политической силе, что только усиливает деструктивное развитие событий.

И. В. Воронцова

Из книги «Русский Сборник: исследования по истории России \ Том XIV. М. 2013



[1]  [А. Ушинский.] Современные идеи и православие. СПб., 1857. С. 19-20; Днев­ник генерала А. А. Киреева 1879 г. // НИОР РГБ. Ф. 126. Д. 8. Л. 13, 21.
[2]«Чем более я живу, — писал в 1869 г. генерал А. А. Киреев, — чем более вду­мываюсь в историю, тем более убеждаюсь в том, что религия составляет самый важный коэффициент в истории.» (Дневник А. А. Киреева 1869-1876 гг. // НИОР РГБ. Ф. 126. Д. 6. Л. 3 об.).

[3]«Церковь молчит или ограничивается повторением истин, не выходящих из пределов догматики или обыденной морали, редко когда встретишь такую речь, как речь Ключарева Амвросия, а против материалистических и атеисти­ческих учений никто не говорит ни слова или говорят лишь трусливо, нереши­тельно.» (Дневник генерала А. А. Киреева 1879 г. // НИОР РГБ. Ф. 126. Д. 8. Л. 13-14).

[4]Там же. Л. 13, 29 об., 30 об.

[5]См. письма архимандрита Феодора (Бухарева) к А. А. Лебедеву за 1861 г.: Феодор (Бухарев), архим. Письма к А. А. Лебедеву // Богословский вестник. 1915. Т. 3. № 10-12. С. 413-544.

[6]Феодор (Бухарев), архим. Православие в отношении к современности. СПб., 1861. См. также сборник статей «О духовных потребностях жизни» (М., 1991).

[7]Ламенне будет иметь значительное влияние в ХХ в. на формирование соци­ального христианства в России.

[8] Э. Ренан, Б. Бауэр, Д. Штраус.

[9] В 1904 г. вышел объемный труд профессора духовной академии С. А. Котляревского «Ламенне и новейший католицизм».

[10]См. статью Д. С. Мережковского «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» (1893), написанную вслед манифесту сим­волизма французского поэта Ж. Мореаса и ставшую «манифестом» русского символизма, провозгласившего символ выражением идеального мира.

[11]Напр., в основе метафизики «неохристианства» был тезис о присущей христи­анству внутренней «эволюции», в т. ч. как одной из исторических религий.

[12]Чиновник особых поручений при обер-прокуроре Св. Синода, миссионер, редактор-издатель журнала «Миссионерское обозрение», газеты «Колокол», приложения «Голос истины». В 1915 г. уволен в отставку в чине тайного со­ветника.

[13]Епископ Ямбургский Сергий (Страгородский Иван Николаевич) — доктор бо­гословия, ректор СПбДА, будущий патриарх Русской православной церкви.

[14]Миролюбов Виктор Сергеевич (1860-1939) — литератор, издатель.

[15]В 1905 г. состоял в группе петроградского прогрессивного духовенства («32-х»), «Союзе демократического духовенства и мирян» (1917), лидер обновленческой группы «Религия в сочетании с жизнью». Публиковался в «Всероссийском цер­ковно-общественном вестнике» (ВЦОВ) Б. В. Титлинова (1917).

[16]Успенский Василий Васильевич — приват-доцент, позже профессор СПбДА. Печатался в журнале Мережковских «Новый путь» под псевдонимом «В. Бар­тенев». Бывал дома у Мережковских, был дружен с В. В. Розановым. В ПРФО выступал и Владимир Васильевич Успенский, кандидат богословия, член Предсоборного совета, впоследствии — участник Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 гг.

[17]В 1902 архимандрит. С 1904 г. епископ Волоколамский, профессор по кафед­ре Гомилетики и истории проповедничества, ректор МДА. С 1909 г. епископ Каширский. В 1917-1918 гг. участник Всероссийского Поместного Собора. С 1919 архиепископ Новгородский. В 1922 примкнул к обновленцам, митро­полит обновленческой церкви.

[18]Старообрядческий.

[19]Викарий митрополита Антония (Вадковского), в 1922 г. примкнул к обнов­ленцам, обновленческий митрополит, возглавлял группу «Союз церковного возрождения».

[20]Иеромонах, затем архимандрит Михаил (Павел Васильевич Семенов). В 1903-1905 гг. публиковал статьи по церковному обновлению. С 1909 г. старообрядческий епископ Канадский, в 1908-1916 гг. лидер группы «сво­бодных» христиан.

[21]Настоятель Михайловской церкви при Артиллерийской академии, профессор богословия в Политехническом институте, лидер группы «32-х», редактор различных церковных периодических изданий (с 1898).

[22]Состоял в группе «32-х», «Союзе демократического духовенства и мирян».

[23]Состоял в группе «32-х», примкнул к обновленцам и стал одним из лидеров обновленческой церкви.

[24]На некоторое время примкнул к обновленчеству.

[25]Входил в группу «32-х».

[26]После закрытия ПРФО выступал в печати по вопросам обновления, участво­вал в диспутах 1917 г. вместе с будущими обновленцами.

[27]Профессор СПбДА. Выступал по вопросам церковного обновления до 1918 г.

[28]Так выразился о себе в письме к В. В. Розанову ставший в последующем поклонником его творчества и либералом архимандрит Василий (Лузин). См. подробно: Воронцова И. В. Религиозно-философская мысль начала ХХ века. М., 2008. С. 137-139.

[29]См. подробно: Воронцова И. В. Религиозно-философская мысль начала ХХ ве­ка. С. 15-43.

[30]Напр., В. В. Востоков, Ф. В. Тихвинский, Н. В. Огнев, Михаил (Семенов).

[31]Ветхий Завет, по Мережковскому, был религией Отца, этот период исчерпал себя с наступлением Нового Завета — религии Сына, Третий Завет должен был стать религией Святого духа, своеобразным синтезом «правды о земле» (язычества) и «правды о небе» (христианства). Начало эпохи Святого Духа ожидалось после нового Откровения; «правду о земле» несли «неохристиа­не», «по-новому» прочитавшие Евангелие, т. е. разглядевшие в нем то, что, по Мережковскому, пропустила или намеренно скрыла «историческая» Цер­ковь. Тезис троичности, однажды (1898) предложенный Д. С. Мережковско­му З. Н. Гиппиус, в дальнейшем проявлялся у него во всех теоретических построениях.

[32]Идея третьего Завета принадлежала итальянскому монаху Иоахиму Флор- скому — Джоаккино да Фьоре (ок. 1132-1202). Мережковский не скрывал заимствования, см.: Мережковский Д. С. Лица святых от Иисуса к нам. М., 1997. С. 146.

[33]В целом на РФС 1901-1903 гг. Русской Церкви представили следующие предложения: освятить плоть и принять это как новый догмат, принять догмат о социальной роли Церкви, упростить богослужения, сократить их пышность и чины, особенно в той части, где возносились молитвы за царствующий дом, озаботиться церковным допущением развода и брака, в том числе для клири­ков, пересмотреть церковное предание, отделиться от государства, отменить применение насилия в отношении сектантов, самой ввести свободу совести.

[34]Введенский А. И. «Религиозное обновление» наших дней. М., 1903.

[35]Pascendi Dominici gregis. Rome, 1907.

[36]Современные течения религиозно-философской мысли во Франции. Пг., 1915. С. 108-156.

[37]«Слово верующего» Ламенне внимательно, с карандашными пометками, про­чел и марксист А. В. Луначарский.

[38]Соколов В. Модернизм в римо-католической и в нашей православно-русской церкви // Христианин. 1908. Авг., сент.; Троицкий С. Соединение Церквей и модернизм // Странник. 1908. № 5; А. В. Модернизм и богословский кризис на Западе // Странник. 1907. № 9, 10.

[39]Здзеховский М. Модернистское движение в Р[имско]-К[атолической] Церк­ви // Московский Еженедельник. М., 1908. № 3. С. 38-47; № 4. С. 22-32; Он же. Модернизм и толстоизм // Московский еженедельник. М., 1908. № 47. С. 26-38.

[40]Для Н. А. Бердяева эта связь отложилась в «прагматическом догматизме» Э. Леруа, С. Л. Франк находил более общие параллели.

[41]Воронцова И. В. «Религиозный прагматизм» как один из путей «модерниза­ции» религиозного сознания в 1-е десятилетие ХХ в. // Вопросы философии. М., 2012. № 9. С. 75-84.

[42]Воронцова И. В. Полемика «неохристиан» и марксистов о религиозном созна­нии // Гуманитарные науки в Сибири. 2010. № 4. С. 29-33.

[43]Александр Петрович Устьинский (1854-1922), окончил СПбДА со степенью кандидата богословия, был священником в Димитровской церкви в Старой Руссе, затем протоиреем и настоятелем церкви Рождества Богородицы Де­сятинного женского монастыря в Новгороде. С 1896 г. законоучительствовал в «Лесной школе»; в 1899-1900 гг. в новгородском Софийском соборе от Пра­вославного Палестинского общества проводил «чтения» о Святой Земле.

[44]Например, разработкой вопроса пристально интересовались священники И. И. Филевский и П. В. Раевский.

[45]Устьинский А. П. Объяснительная запискав[Консисторию]оего перепискес В. В. Розановым о христианском браке.[1902]//РГАЛИ.Ф. 2176. Оп.1.Ед. хр. 5. Л. 1-4.

[46]См.: Новгородские епархиальные ведомости. 1917. № 7. С. 330.

[47]НИОР РГБ. Ф. 249. М. 4209. Ед. хр. 1.

[48]Там же. Ед. хр. 2. Л. 32-33.

[49]В. В. Розанову, как начинающему религиозному мыслителю, требовалась поддержка со стороны представителей Церкви. Оказывая такую поддержку,

А.   П. Устьинский в 1898-1899 гг. помогал писателю рассматривать «сущест­во брачных отношений с догматической или богословской точки зрения.».

[50]РГАЛИ. Ф. 419. Оп. 1. Ед. хр. 315. Л. 198-200.

[51]Розанов В. В мире неясного и нерешенного. СПб., 1901.

[52]См. подробно: Воронцова И. В. Разработка тезисов «неохристианской» до­ктрины в переписке В. В. Розанова и протоиерея А. П. Устьинского (1898­1901) // Вестник ПСТГУ. (II). М., 2010. № 2 (35). С. 7-21; Она же. Про­тоиерей Александр Устьинский и «реформатор» Василий Розанов. История духовного суда над протоиереем Александром Устьинским, изложенная в пе­реписке 1903 г. Статья, публикация и примечания // Вестник ПСТГУ. (II). М., 2010. № 3 (36). С. 83-101; Она же. Протоиерей Александр Устьинский и «неохристианство». Путь от «реформаторства» к расколу: На материале пе­реписки с В. В. Розановым 1907-1919 гг. // Вестник ПСТГУ (II). М., 2011. № 5 (42). С. 66-74.

[53]РГАЛИ. Ф. 419. Оп. 1. Ед. хр. 2. Л. 2, 4, 11.

[54]Однако, как служащий иерей, А. П Устьинский редко бывал на собраниях, он вел активную переписку и отслеживал в печати публикации, связанные с РФС, Мережковским, Розановым и др.

[55]НИОР РГБ. Ф. 249. М. 4209. Ед. хр. 1. Л. 16.

[56]Опубликовано: Воронцова И. В. Разработка тезисов «неохристианской» док­трины в переписке В. В. Розанова и протоиерея А. П. Устьинского (1898­1901). С. 7-21.

[57]Издание не найдено.

[58]См. об этом: Воронцова И. В. Протоиерей Александр Устьинский и «нео­христианство». Путь от «реформаторства» к расколу: На материале перепис­ки с В. В. Розановым 1907-1919 гг. С. 66-74.

[59]Среди газет и журналов // Санкт-Петербургские ведомости. 1905. № 9. 17 янв. С. 1.

[60]Дневник кн. Мещерского // Гражданин. 1905. № 3-5. Январь. С. 39.

[61]Глинка С. Излюбленная реформа // Земщина. 1916. 2 июня.

[62]См.: Е. К. Маленький Гапон // Земщина. 1916. № 2384.

[63]См.: Луч света. 1908. № 1. С. 3.

[64]НИОР РГБ. Ф. 249. М. 4198. Ед. хр. 2. Л. 8-9.

[65]См. письма Н. Н. Глубоковского В. В. Розанову: Сосуд избранный. История российских духовных школ. СПб., 1994.

[66]См. об этом: Воронцова И. В. Розанов и Глубоковский: по письмам Н. Н. Глу- боковского из архивного фонда В. В. Розанова // Религиоведение. М., 2008. № 2. С. 115-126.

[67]НИОР РГБ. Ф. 249. М. 4198. Ед. хр. 2. Л. 8-9.

[68]В. В. Розанов 8 марта 1905 г. поместил статью в «Новом времени» с харак­терным названием «Воздыханцы», Н. Н. Глубоковский так называл архиереев, мечтающих о восстановлении патриаршества.

[69]Н. Н. Глубоковский писал В. В. Розанову, что о монашеской автономии «надо писать и писать энергичнее и скорее, ибо бороться будет невозможно». Сосуд избранный. СПб., 1994. С. 76.

[70]Речь идет об обсуждении вопроса о созыве Собора в 1905 г.

[71]Впоследствии, в 1906 г., он изменил свое отношение к патриаршеству.

[72]НИОР РГБ. Ф. 249. М. 4198. Ед. хр. 11. Л. 74.

[73]Там же. Л. 84, 85.

[74]Напр.: Розанов В. К характеристике нашей духовной цензуры // Новое вре­мя. 1905. 26 марта.

[75]НИОР РГБ. Ф. 249. М4198. Ед. хр. 3. Л. 19.

[76]Там же. Ед. хр. 10. Л. 69.

[77]Там же. Ед. хр. 2. Л. 13.

[78]Тареев М. М. Дух и плоть // Богословский вестник. 1905. № 1. С. 1-45; № 2. С. 201-217; № 3. С. 435-452.

[79]Тареев М. М. Дух и плоть // Богословский вестник. 1905. № 1. С. 22-27.

[80]См.: Православный. Еще раз: «Куда же мы идем?» // Московские ведомости. 1905. № 141. 25 мая. С. 4. Объектом дискуссии стало истолкование проф. Тареевым выражения «религиозная свобода плоти» как «свободы форм мирской жизни от абсолютных требований христианской религии».

[81]См. об этом: Воронцова И. В. Религиозно-философская мысль начала ХХ в. М., 2008.

[82]   НИОР РГБ. Ф. 249. М. 3823. Ед. хр. 14. Л. 139 об. — 140 об.

[83]Там же. Л. 142 об. Побывав на РФС, М. М. Тареев стал придерживаться мнения, что для религиозного прогресса «христианство можно преодолеть, взяв от него всё христианское» и «отбросив» догматику (НИОР РГБ. Ф. 249. М3823. Ед. хр. 14. Л. 153). «Религия может быть только религией Космоса, стихией Тайны», и «люди отлично могли бы устроиться сами по себе» (Там же. Л. 141 об.). В Сергиевом Посаде многие протестовали против принятия лавр­ской книготорговой лавкой книг Тареева. В годы первой русской революцииМ. М. Тареев вошел в число тех профессоров, которые были сторонниками автономии МДА.

[84]См.: Преображенский И. В. Периодическая печать: О церковной реформе вообще и о реформе высшего церковного управления. СПб., 1908. С. 223, 236, 150; Никольский Н. К. К вопросу о церковной реформе // Христианское чтение. 1906. № 2. С. 203, 199; Он же. Почему 32? // Миссионерское обозре­ние. 1906. Апрель. С. 821-822; Глаголев С. С. Задачи русской богословской школы // Богословский вестник 1905. Т. 3. № 11. С. 415, 427, 442; Кият- ский М. К. К вопросу о духе церковных уставов // Церковно-общественный вестник. 1914. № 23. С. 5.

[85]О необходимости перемен в русском церковном управлении // Церковный вестник. 1905. № 11. 17 марта. С. 321-325.

[86]Редактор-издатель еженедельника «Правда православия».

[87]Участник РФС, редактор-издатель «Церковного голоса», участник Поместно­го Собора РПЦ 1917-1918 гг.

[88]Первый раз арестован в 1922 г. по делу о сопротивлении изъятию церковных ценностей, затем еще несколько раз арестовывался, расстрелян в 1931.

[89]Единоверец, причислен Архиерейским Собором РПЦ 2000 г. к лику святых.

[90]Летом 1906 г. «Союз» был переименован в «Братство церковного обновле­ния».

[91]Ореханов Г., иер. На пути к Собору: Церковные реформы и первая русская революция. М., 2002. С. 95.

[92]Петров Г. «Почему 32» // Русское слово. 1905. 31 марта. С. 1.

[93]В журнале «Век» состоялось обсуждение между «правыми» и «левыми» «нео- христианми» вопроса о действенности церковных Таинств и о том, какие Та­инства могут быть оставлены в Церкви будущего.

[94]НИОР РГБ. Ф. 172. К. 384. Ед. хр. 7.

[95]Антоний, митр. Вопросы о желательных преобразованиях в постановке у нас Православной Церкви // Историческая переписка о судьбах Православной Церкви. Сб. статей. М., 1912. С. 26-31.

[96]Фирсов С. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-1918 гг.). М., 2002. С. 152.

[97]Кандидаты в Предсоборное присутствие // Церковный голос. 1906. № 20. С. 579.

[98]В это время «правыми» — С. Булгаковым, А. Карташевым и их единомыш­ленниками (В. Свенцицкий, В. Эрн, свящ. К. Аггеев) выдвигается тезис о том, что общественный и политический индифферентизм является мировоззрением безнравственным, утопическим и антихристианским. См.: Булгаков С. Н. Не­отложная задача. М., 1906. С. 11.

[99]  Философов Д. Церковь и революция // Век. 1907. № 18. С. 251-253.

[100]Карташев А. Близорукость церковников // Страна. 1906. № 183. 11/24 окт.; Философов В. Трезвый голос о церковном соборе // Наша жизнь. 1906. № 340; Аггеев К., свящ. Реформа или реформация // Век. 1907. № 1.

[101]Философов Д. Церковь и революция // Век. 1907. № 18. С. 251-252.

[102]Розанов В. Тревожный слух // Новое время. 1905. № 10 431. 20 мая. С. 3.

[103]Розанов В. Центр вопроса о реформах церковного управления // Новое вре­мя. 1905. № 10 441. С. 3.

[104]К созыву собора. Беседа с Д. С. Мережковским. Цит. по: Церковная ре­форма. Сборник статей духовной и светской печати по вопросу о реформе / Сост. И. В. Преображенский. СПб., 1905. С. 197.

[105]Там же. С. 198.

[106]Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского Богословского института: Материалы. М., 2005. С. 400.

[107]В 1922 г. публиковался в журнале обновленцев «Живая церковь».

[108]в 1920 г. — епископ Мелитопольский. «Старый обновленец», как он сам себя называл, в 1922 г. противостоял обновленческой церкви в Крыму, несколько раз арестовывался, прославлен как священномученик.

[109]Зосима (Давыдов), игумен. «Московская церковная революция», или деятель­ность Московского общества любителей духовного просвещения в 1905­1908 гг. // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Ти­хоновского Богословского института: Материалы. М., 2005. С. 400-401. НИОР РГБ. Ф. 206. К. 12. Д. 14. Л. 120. Цит. по: Зосима (Давыдов), игумен. «Московская церковная революция», или деятельность Московского общества

любителей духовного просвещения в 1905-1908 гг. // Ежегодная богослов­ская конференция Православного Свято-Тихоновского Богословского инсти­тута: Материалы. М., 2005. С. 401.

[111]НИОР РГБ. Ф. 765. К. 10. Ед. хр. 93; К. 13. Ед. хр. 28.

и2 Там же. К. 5. Ед. хр. 60. Л. 32-33 об.

[113] НИОР РГБ. Ф. 765. К. 5. Ед. хр. 60. Л. 87.

и4 Перед Церковным Собором. М., 1906. С. I-XI.

и5 Зосима (Давыдов), игумен. «Московская церковная революция», или деятель­ность Московского общества любителей духовного просвещения в 1905­

1908    гг. С. 404.

и6 «Московский Еженедельник» 31 марта сообщил о том, что «общая программа «Комиссии» аналогична политической программе всех конституционно-мо­нархических партий». Московский еженедельник. 1906. № 4. С. 117.

[117]Карташев А. Близорукость церковников // Страна. 1906. № 183. С. 5.

[118]Философов Д. Бунтующие институтки // Товарищ. 1906. № 134. С. 2. См. также: Церковь и революция // Век. 1907. № 181.

[119]Бердяев Н. К вопросу об отношении христианства к общественности // Век. 1907. № 24. С. 374.

[120]З. Н. Гиппиус с завистью писала Д. В. Философову о стройности программы действий социал-демократов, принятой на III съезде РСДРП. «Организация их огромна и блестяща. В этом они незыблемо правы, не сомневаясь более. Вооруженное восстание, произведенное сразу во всех городах (нет никакой причины, что начатое с такой силой расчета и разумности оно не удастся) — конечно заставит сдаться теперешнее правительство с частью войск, той, которая не перейдет. В одно и то же время везде будет учреждено временное правительство "демократической республики".» «Писано за час до манифес­та»: Письмо к Д. В. Философову // Гиппиус З. Стихи. Воспоминания. Доку­ментальная проза. М., 1991. С. 144.

[121]Т. е. в этот момент насилия революции над Церковью. — И. В.

[122]«Писано за час до манифеста»: Письмо к Д. В. Философову // Гиппиус З. Сти­хи. Воспоминания. Документальная проза. М., 1991. С. 145-148.

[123]См.: Санкт-Петербургские ведомости. 1905. № 145. С. 3. Вопрос о пышности богослужений поднимался «неохристианами» на заседаниях РФС 1901­1903 гг.

[124]Поздеевский Феодор, архим. Начала народной жизни // Московский голос. 1907. № 14. С. 7; Он же. Современная моральная беспринципность в прило­жении к вопросу о характере христианской жизни // Мирный труд. Харьков. 1907. № 2. С. 112-113.

[125]Попытки основать собственное периодическое издание, т. е. отражавшее на своих страницах идеи «социального христианства», предпринимались С. Н. Булгаковым, В. П. Свенцицким и В. Ф. Эрном с 1906 г. (напр., журнал «Свобода и религия»).

[126]Эрн В. Ф. Христианство и мир. Ответ Мережковскому // Живая жизнь. 1907. № 1. С. 15-47.

[127]«В настоящее время при страшной раздробленности и слабости церковного сознания. нет какого-нибудь единого отношения к «миру». То, что говорит

об  этом аскетическое христианство, то, что беспринципно молчит об этом офи­циальная Церковь, — в тысячу раз более далеко от меня, чем то, что говорит Д. С. Мережковский». Эрн В. Ф. Христианство и мир. Ответ Мережковско­му // Живая жизнь. 1907. № 1. С. 45-46.

[128]  Гиппиус-Мережковская З. Дмитрий Мережковский. Париж [б. г.]. С. 159.

[129]Там же. С 164.

[130]Каменев Ю. О робком пламени гг. Антонов Крайних // Образование. 1908. № 7. Ю. Каменев — псевдоним Л. Б. Розенфельда, впоследствии Л. Б. Каме­нев — литератор, большевик, член ЦК РСДРП.

[131]Неведомский М. Модернистское похмелье // Вершины. СПб., 1909.

[132]Базаров В. А. Богоискательство и богостроительство // Вершины. СПб., 1909; он же. Христиане Третьего Завета и строители Башни Вавилонской // На два фронта. СПб., 1910.

[133]Юшкевич П. С. На тему дня: К вопросу о философском брожении в марксиз­ме // Вершины. Кн. 1. СПб.,1909. С. 365-397.

РГАСПИ. Ф. 377. Оп. 1. № 170. Троцкий Л. Д. Письмо Льву Борисовичу Каменеву.

[135]Д. С. Мережковский не решился открыто вступить в полемику.

[136]Литературный распад (2 кн.); Вершины; От обороны к нападению; На два фронта. Издание марксистских сборников было инициировано группой со­циал-демократов в составе Ю. Каменев, М. В. Морозов и П. С. Юшкевич в 1907 г.

[137]Бердяев Н. О «Литературном распаде» // Духовный кризис интеллигенции: Статьи по общественной и религиозной психологии (1907- [190]9 г.). СПб., 1910. С. 141.

[138]Там же. С. 142.

[139]Бердяев Н. Духовный кризис интеллигенции. С. 81.

[140]См. подробно: Воронцова И. В. Л. Д. Троцкий как стратег обновленческой реформации // Вестник ПСТГУ (II). М., 2009. № 4 (33). С. 51-62.

[141]Бердяев Н. Политический смысл религиозного брожения в России // Бердя­ев Н. Subspecieaeternitatis. Опыты философские, социальные и литературные (1900-1906 гг.). М., 2002. С. 153.

[142]Антон Крайний — псевдоним З. Н. Гиппиус-Мережковской.

[143]Каменев Ю. О робком пламени гг. Антонов Крайних // Литературный распад. Кн. 2. СПб., 1909. С. 68.

[144]Базаров В. Христиане Третьего завета и строители башни Вавилонской // Литературный распад. Кн. 2. СПб., 1909. С. 4.

[145]Там же. С. 6.

146  Там же. С. 30-31.

[147]Бердяев Н. О «Литературном распаде» // Духовный кризис интеллигенции: Статьи по общественной и религиозной психологии (1907-[190]9 г.). СПб., 1910. С. 150.

[148]Там же.

[149]«Сейчас время внутренней работы. время подготовления нового сознания, мы идем к народному религиозному перевороту», «в массе своей народ перейдет от старой религиозности к новой, более полной» (Бердяев Н. О «Литератур­ном распаде». С. 150-151).

[150]Там же.

[151]Там же. С. 145.

[152]Там же. С. 150.

153 См.: Гиппиус З. Н. Дневники. М., 1999. С. 141. О присутствии марксистов упоминал Д. С. Мережковский (см.: Мережковский Д. С. Об инциденте в Религиозно-философ­ском обществе // Биржевые ведомости. Вечер. вып. 1908. 14 ноября. № 10 811. С. 3), занудные выступления «незнакомцев» «марксистского типа» отмечал в дневнике

1909   г. секретарь ПРФО С. П. Каблуков. См.: Ермичёв А. А. Религиозно-философ­ское общество в Петербурге. 1907-1917: Хроника заседаний. СПб., 2007. С. 56.

154 В списки участников собраний ПРФО вносились не все посещавшие собрания, а только лица, зарегистрированные как действительные члены, или члены- соревнователи, в их число марксисты не входили.

[155]«Новое время» упомянуло его в числе выступавших, чьи речи не были за­стенографированы. См.: В обществах и собраниях // Новое время. 1908. № 11 752. 28 ноября. С. 4. Называет его в числе выступавших в прениях и С. П. Каблуков.

[156]Луначарский А. В. Религия и социализм. СПб.,1908. С. 40. (Курсив мой. — И. В.)

[157]После жесткой критики Ленина Луначарский признал свои воззрения оши­бочными. Философские разногласия, возникшие с Лениным в 1904-1907 гг., обострились и в 1908-1910 гг. переросли в политические.

[158]См. об этом: Луначарский А. В. К вопросу о философской дискуссии 1908­

1910    гг. // Луначарский А. В. Об атеизме и религии: Лекции, статьи, письма и другие материалы. М., 1972. С. 448-453.

[159]Луначарский писал: «Я думаю, что с точки зрения религиозно-философской Маркс блистательно продолжил. дело возвышения антропологии до степе­ни теологии, т. е. .помог человеческому самосознанию стать человеческой религией». Луначарский А. В. Религия и социализм. Очерки по философии марксизма. СПб., 1908. С. 31.

[160]Луначарский А. В. Религия и социализм. Б. м., 1908. Ч. 2. С. 35.

[161]Плеханов Г. В. О так называемых религиозных исканиях // От обороны к на­падению. М., 1910. С. 263.

[162]Там же. С. 256.

[163]Там же. С. 246-248.

[164]Бердяев Н. О «Литературном распаде» // Духовный кризис интеллигенции: Статьи по общественной и религиозной психологии (1907- [190] 9 г.). СПб., 1910. С. 143.

[165]Ермичёв А. А. Религиозно-философское общество в Петербурге. 1907-1917: Хроника заседаний. СПб., 2007. С. 62.

[166]  Антид Ото [Л. Д. Троцкий]. «Старый дом» // Восточное обозрение. 1901. № 10; Он же. Две писательские души во власти метафизического беса // Вос­точное обозрение. 1901. № 189.

[167]Антид Отто. Аристотель и Часослов: Из заметок профана по поводу «нового религиозного сознания» // Киевская Мысль. 1908. № 308.

[168]См. подробно: Воронцова И. В. Л. Д. Троцкий и идея создания «реформатор­ской советской Церкви» (1921-1923) // Новый исторический вестник. М., 2010. № 2 (24). С. 15-25; Она же. Л. Д. Троцкий как стратег обновленческой реформации. С. 51-62.

[169]Троцкий Л. Д. Белый бычок и культура // Киевская мысль. 1909. № 29. 6 но­ября.

[170]Троцкий Л. Д. Мережковский: К выходу полного собрания сочинений // Ки­евская мысль. 1911. № 137, 138. 19, 22 мая.

[171]«Наличность либерального реформаторского движения среди некоторой части молодого русского духовенства не подлежит сомнению: это движение нашло себе выразителей и на собраниях религиозно-философского общества, и в церковной литературе. Это движение получило даже свое название «но­воправославное» движение». Ленин В. И. Поп Гапон // Вперед. № 4. 1905. 31/18 янв. Цит. по: Ленин В. И. Соч. Изд. 3. / Под ред. Н. И. Бухарина,

В.   М. Молотова, И. И. Скворцова-Степанова. Т. VII. М.-Л., 1928. С. 84.

[172]Ленин В. И. О фракции сторонников отзовизма и богостроительства [24 (11) сентября 1909 г.] // Ленин В. И. Полн. собр. соч.. Т. 19.

[173]Очевидно, рефераты, читавшиеся в ПРФО.

[174]Протоколы совещания расширенной редакции «Пролетария». Июнь. 1909. М., 1934. С. 37, 39-40.

[175]Там же. С. 39-40.

[176]Курсив мой. — И. В.

[177]Протоколы совещания расширенной редакции «Пролетария». Июнь. 1909. С. 47.

[178]Ленин И. В. О фракции сторонников отзовизма и богостроительства [24 (11) сентября 1909 г.]. С. 49.

[179]Бердяев Н. Политический смысл религиозного брожения в России // Subspecieaeternitatis. Опыты философские, социальные и литературные (1900­1906 гг.). М., 2002. С. 153.

[180]Троцкий Л. Россия и Европа // Киевская мысль. 1914. № 166.

[181]PascendiDominiciGregis. Rome, 1907.

[182]Джузеппе Мельхиоро Сарто (1835-1914), верховный понтифик Рима с 1903 г.

[183]См.: Воронцова И. В. «Мы живем на повороте мировой истории.» Вопро­сы христианского модернизма в переписке «неокатоликов» и «неохристиан» (1907-1911) // Вестник ПСТГУ (II). М., 2011. № 2. С. 35-47.

[184]Опубл.: Киевская мысль. 1914. № 166. 19 июня.

[185]Православие и самодержавие // Церковно-общественный вестник. 1913. № 15. С. 7-10. Реакционно ли православие // Церковно-общественный вест­ник. 1913. № 22. С. 2.

[186]См.: Аггеев К. О церковном учительстве // Церковно-общественный вестник. 1913. № 25. С. 1-6; Советов А. Процесс проповеднического творчества и од­на из мер к возвышению его // Там же. № 26. С. 11-13.

[187]Псевдоним, настоящая фамилия автора осталась неизвестна.

[188]  Соборянин. Православная реформация // Церковно-общественный вестник. № 31. С. 1-3.

[189]Там же.

[190]Credens. Знамение времени / Свящ. Г. Петров // Церковно-общественный вестник. 1914. № 9. С. 3-5.

[191]Германов В. Догмат и догматика. Церковно-общественный вестник, 1913. № 38. С. 3-5.

[192]Бердяев Н. Свободная Церковь. М., 1917. С. 5-6.

[193]Там же. С. 6.

[194]Введенский А., свящ. Изменение идеологии пастырства // Всероссийский церковно-общественный вестник. 1917. № 82. 1 августа. С. 1-2; Он же. Долг интеллигенции // ВЦОВ. № 96. 18 августа. С. 2-3; Печать // ВЦОВ. 1917. № 95. 17 августа. С. 3. См. также: Бороничев В. К уяснению психологии церковной интеллигенции // ВЦОВ. 1917. № 99. 22 августа. С. 3; С-кий В. Оживление общественной жизни и религиозное обновление // ВЦОВ. 1917. № 102. 24 августа. С. 2-3.

[195]Мережковский Д. Есть Россия // Русское слово. 1917. № 191. 22 августа.

С.   5. Курсив мой. — И. В.

[196]В. Н. Львов оставался искренне заинтересованным в реформации Церкви и в последующие 1920 гг. примкнул к обновленцам, 24 июля 1922 г. был назначен управляющим делами ВЦУ, сменив свящ. Е. Ф. Белкова. Львов по­сещал ПРФО, был близко знаком с Д. С. Мережковским и его кругом, будучи в 1922 г. допущен в Россию, он стал ярым защитником программ церковных реформ, что предугадали Т. П. Самсонов и Г. Г. Ягода, когда в ответ на прось­бу Л. Д. Троцкого дать заключение о его допуске для участия в церковном расколе, писали, что с его приездом «реформаторское движение может окреп­нуть» (см.: Петров С. Г. Документы делопроизводства высших партийных ор­ганов как источник по истории русской Церкви (1922-1925). Дисс. канд. ист. наук. Новосибирск, 2000. С. 227). Статьи В. И. Львова в 1922 г. помещал на своих страницах журнал обновленцев «Живая Церковь». В том же журнале сотрудничал И. Трегубов, который являлся действительным членом ПРФО, согласно сохранившемуся списку на 1914 г.

[197]В союзе демократического православного духовенства и мирян // ВЦОВ. 1917. № 76. 25 июля. С. 4.

[198 Там же.

[199]ВЦОВ. 1917. № 76. С. 4.

[200]См.: Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позд­нейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917-1943 гг. / Сост. М. Е. Губонин. М., 1994. С. 82-85.

[201]Русская Православная Церковь и коммунистическое государство, 1917-1941: Документы и фотоматериалы. / Отв. ред. Я. Н. Щапов, отв. сост. О. Ю. Васи­льева. М., 1996. С. 259.

[202]Левитин-Краснов А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной сму­ты. М., 1996. С. 51. «Наконец в 1919 году он удостоился аудиенции у самого Зиновьева. Введенский предложил конкордат — широкое соглашение между Советским правительством и реформированной Православной Церковью».

[203]К началу 1918 г., согласно воспоминаниям А. И. Введенского, в его «Союзе демократического православного духовенства и мирян» созрел план разрыва с официальной Церковью (М. В. Шкаровский). «Уже в это время, — писали

В.Левитин-Краснов и А. Шавров, — он становится частым гостем в Смоль­ном: стучится там во все двери, добиваясь разрешения на создание широ­кой обновленческой организации». Левитин-Краснов А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. М., 1996. С. 51.

[204]См.: Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917­1941. М., 1996. С. 158-160; Петров С. Г. Секретная программа ликвидации русской церкви: Письма, записки и телеграммы Л. Д. Троцкого в Политбюро ЦК РКП (б) (1921-1922 гг.) // Сибирская провинция и центр: культурное взаимодействие в ХХ в. Новосибирск, 1997.

[205]Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917-1941. Документы и фотоматериалы. / Отв. ред. Я. Н. Щапов, отв. сост. О. Ю. Васи­льева. М., 1996. С. 157-158.

[206]Т. е., ваш совет — кого назначить?

[207]Петров С. Г. Секретная программа. С. 31.

[208]Крапивин М. Ю. Не придуманная церковная история: Власть и церковь в Со­ветской России (октябрь 1917 — конец 1930-х гг.). Волгоград, 1997. С. 89.

[209]Петров С. Г. Секретная программа. С. 31.

[210]  Русская православная церковь и коммунистическое государство. 1917-1941. С.160-162.

[211]Русская православная церковь и коммунистическое государство. 1917­1941. С. 159-160; Петров С. Г. Секретная программа. С. 30-32; Крапи­вин М. Ю. Не придуманная церковная история: Власть и церковь в Советской России (октябрь 1917 — конец 1930-х гг.). Волгоград, 1997. С. 84—85, 87—89.

[212]Очевидно, те клирики, из которых образуется в 1922 г. «Петроградская группа прогрессивного духовенства», в состав которой входили протоиреи А. Г. Аль- бицкий, А. И. Боярский, А. И. Введенский, Е. И. Запольский, М. С. Попов, П. В. Раевский, священники Е. Ф. Белков, В. В. Красницкий, Н. А. Сырен- ский и диакон Т. Скобелев. См.: Известия ВЦИК. 1922. 29 марта. С. 2.

[213]Письмо заведующего секретным отделом ВЧК Т. П. Самсонова Ф. Э. Дзер­жинскому. 4 декабря 1920 г. // Неизвестная Россия ХХ век / Сост. В. А. Козлов, С. М. Завьялов. М., 1992. С. 34-35.

[214]Головушкин Д. А. Обновленческое движение в русской Православной Церкви в 1905-1925 гг. Дисс. канд. ист. наук. Ярославль, 2002. С. 184.

[215]Архивы Кремля. Политбюро и Церковь 1922-1925. М.; Новосибирск, 1998. Кн. 2. С. 416.

[216]Антид Ото [Троцкий Л. Д.]. Две писательские души во власти метафизическо­го беса; Он же. Аристотель и Часослов: Из заметок профана по поводу «нового религиозного сознания»; Он же. Для красоты слога // Киевская мысль. 1908. № 327; Он же. Белый бычок и культура; Он же. Мережковский // Киевская мысль. 1911. № 137; Он же. Современная литература. Внеоктябрьская лите­ратура // Литература и революция. М., 1991 (с изд. 1923 г., статья написана в 1922 г.).

[217]Письмо Л. Д. Троцкого 14/V-22 г. всем членам Политбюро ЦК // Архивы Кремля. Кн. 1. С. 314.

[218]Достойно внимания отношение Л. Троцкого к факту возможной церковной реформации. Так, в 1922 г. он отзывался о ней, как о «глубочайшей духов­ной революции в русском народе (или, вернее, подготовке этой глубочайшей революции)» (Почтотелеграмма Л. Д. Троцкого от 14 мая 1922 г. членам Политбюро ЦК // Архивы Кремля. Кн. 1. С. 314).

[219]«Обновленческое, сменовеховское направление в церкви есть запоздалая по­пытка. буржуазной реформации под покровом приспособления к советскому государству. Политическая революция наша совершилась. за несколько ме­сяцев до революции рабочего класса. Реформация церкви открылась лишь че­рез четыре года после пролетарского переворота» (Троцкий Л. Современная литература. С. 43).

[220]6 февраля 1922 г. ВЦИК принял декрет «Об упразднении Всероссийской чрезвычайной комиссии и правилах производства обысков, выемок и арестов». В составе Народного комиссариата внутренних дел было образовано Государ­ственное политическое управление (ГПУ) под председательством наркома внутренних дел, к ГПУ перешли ее функции, затем — ОГПУ.

[221]Архивы Кремля. Кн. 1. С. 162.

[222]См., например: Тезисы предстоящей реформы православной церкви на помест­ном соборе // Соборный разум. 1923. № 1-2. С. 17-20.

[223]Троцкий Л. Современная литература. С. 44.

[224]См. подробно: Воронцова И. В. Л. Д. Троцкий как стратег обновленческой реформации. С. 51-62.

[225]См. об этом: Воронцова И. В. Религиозно-философские истоки обновленческо­го раскола. С. 112-119.

Читайте также: