Показать все теги
Сирийская культура средневековья имела широкое распространение среди многих народов и оказала большое влияние на развитие мировой культуры.
В III в. н. э. сирийцы утратили свою политическую самостоятельность. Небольшое княжество Осроена (типа мелких эллинистических государств) с центром в Эдессе, зажатое между Ираном и азиатскими провинциями Рима, было вынуждено уступить натиску мощных соседей, которые разделили его между собой. Сирийцы оказались на территории Римской империи, а позднее Византии, с одной стороны, и в областях. принадлежавших сасанидскому Ирану, — с другой.
По-новому в сирийской передаче звучит и такое указание (Eusebius. Hist. eccl., III, 39); «И этот Паппий, о котором мы теперь упоминали, упоминает о словах апостолов, которые он принял от тех, которые были спутниками их, от Аристона и от пресвитера Иоанна». Британская рукопись вставляет «и от Аристона», но это нарушает правильный контекст сирийского, где под сопровождающими апостолов подразумеваются именно Аристон и Иоанн (Eusebius. Hist, eccl., Ill, 39 (fol. 60b, col. II))
Но и ранее предприимчивых сирийцев можно было встретить далеко за пределами родной Месопотамии. Их торговые связи простирались на западе до Галлии, охватывая все Средиземноморье. Только арабское завоевание ставит предел продвижениям неутомимых купцов. Знаменательный для Ближнего Востока VII век для Запада отмечен как век, которым кончается сирийская торговля на территории нынешней Франции. К этому времени со страниц источников исчезают сведения о сирийцах и нельзя найти надгробий с их именами на кладбищах, как указывал крупнейший историк средневекового Запада Пиренн.
Что касается Востока, то сирийцы держали в своих руках крупную и мелкую торговлю не только месопотамских городов, но и сиро-палестинского побережья, составляя здесь основное ремесленное и земледельческое население. Они поддерживали самую тесную связь с Арменией, одна из областей которой — Арзанена, или Арзан, — была населена как армянами, так и сирийцами. Торговые сношения создали благоприятную почву для сирийского влияния на всем Закавказье.
С караванами по «пути благовоний» сирийцы ходили в Йемен; они знали о делах химь- яритских царей, имели точные сведения об Аксуме. По волнам Персидского залива и Индийского океана сирийцы и персы, перенявшие у сирийцев христианство в его несторианской форме, достигали западного побережья Индостана. Греческий путешественник и купец Козьма Индикоплов около середины VI в. обнаружил на Тапробане основанную сирийцами нестори- анскую колонию. Сирийская письменность Малабара (с западных берегов Индии) до настоящего времени представляет интереснейший материал.
В VII и VIII вв. несториане имели фактории в городах Китая, с которыми вели оживленную торговлю. Об этом свидетельствует знаменитая надпись в Сиань Фу от 781 г., указывающая на наличие несторианской миссии в Китае начиная с 636 г. На основании сирийских памятников известно, что в XIII в. сирийские колонии существовали в Хан-Балыке (Пекине), столице монгольских ханов.
Сирийцы играли выдающуюся роль в Иране, при дворе сасанидских владык. Прекрасно владея греческим и среднеперсидским языками, они были толмачами посольств, которые направляли шаханшахи императорам Константинополя. Здесь они выполняли дипломатические обязанности и в то же время часто являлись врачами. Благодаря сирийцам в Гунди-Шапуре была основана медицинская школа, которая затем стала центром арабской учености.
Будучи переводчиками с греческого языка, сирийцы сделали доступными сначала персам, а затем арабам сочинения Аристотеля, Галена, Гиппократа. В течение нескольких столетий сирийцы были учителями арабов. В их школах вчерашние кочевники, раскинувшие свою мощную державу на трех материках, впитали в себя эллинскую культуру: философию, медицину, алхимию, географию. Арабы вскоре превзошли своих учителей, они развили и усовершенствовали полученные знания, чтобы в свою очередь передать их латинскому Западу.
Сирийский язык принадлежит к арамейской группе наречий семитических языков. В IV в. н. э. он являлся превосходно развитым литературным языком, способным передавать сложную отвлеченную мысль. К этому времени относятся сочинения сирийцев на родном языке и их многочисленные переводы с сирийского на греческий язык. В качестве торгового и дипломатического языка Передней Азии сирийский язык получил широкое распространение еще задолго до рассматриваемого времени.
Сирийская школа зародилась в период распространения христианства. Арамейская письменность, известная со времен глубокой древности, развилась очень быстро и дала образцы превосходной литературной формы. Одновременно с новым учением проникали и памятники письменности, которые требовали грамотности не только для перевода, но и для их распространения, чтения и переписки. Появляются школы. Известный несторианский деятель Ишояб III (умер в 657 г.) основал школу в своем родном селении Куфлане, в области Адиабе- на, где построил специальное здание для этой цели, снабдил его необходимым инвентарем и учебными пособиями, пригласил учителей и собрал учеников. Широкая сеть школ у восточных сирийцев-несториан вызывала неудовольствие и нарекания со стороны западных сирийцев- монофизитов и греков.
Особенно замечательным было развитие их высшей школы. В IV в. центром сирийской образованности была академия в Эдессе, связанная с именем Ефрема Сирина и его ближайших преемников и учеников. В V в. она заняла настолько выдающееся положение, что ученики «стекались в нее со всех сторон» и молва о ее учителях доходила не только до Антиохии, но и до византийской столицы. Характерно, что она была известна под именем «школы персов»,
В 489 г. академия была закрыта по указу императора Зенона, как очаг несторианского «еретического» учения. Глава школы Нарсай с основным составом учителей и учеников был приглашен в Иран, в Нисибин, «город большой, расположенный на границе, куда собираются со всех сторон». Здесь академия переживает новый расцвет. Выходившие из ее стен видные сирийские писатели, представители различных областей знаний и переводчики имели большое влияние на культурную и политическую жизнь Ирана. Но влияние Нисибийской академии не ограничивалось Ираном, оно распространялось на весь сирийский мир, т. е. на массы населения, владевшие сирийским языком и находившиеся под владычеством разных государств. Ее авторитет стоял высоко и в центрах византийской образованности, причем не только в Антиохии сирийской, но и в Александрии и Константинополе.
Большого внимания заслуживает интереснейший документ, характеризующий организацию Нисибийской академии. Это так называемые «Статуты» — устав, которым руководствовались и ученики, и учителя академии. Устав является замечательным памятником VI в. Он содержит большое количество материалов, характеризующих жизнь академии и уровень культуры того времени. Сирийцы придавали школьным занятиям начального и высшего типа большое значение. Об этом говорит, например, трактат Бархадбешаббы Арабайи, относящийся к VI в. Автор отмечает заимствование сирийцами правил античной школы. Первым основателем школ был, по его мнению, Платон, собравший многочисленную «коллегию», в которую входили тысячи мужей, в том числе и Аристотель.
Другой сирийский источник позволяет установить сохранение этой традиции и в дальнейшем.
«Статуты» и трактат о школах дают представление о состоянии академии, ее строе, который не был, конечно, исключением на Ближнем Востоке, а являлся типичным и для других школ. В введении к «Статутам» говорится, что устав существовал еще в Эдесской школе. В 496 г., когда школа находилась уже в Нисибине, были составлены новые «Статуты», а почти через 100 лет (в 590 г.) пятый ректор академии знаменитый Хенана Адиабенский дополнил их рядом новых постановлений. Сохранившиеся до нашего времени «Статуты» включают постановления 496 и 590 гг.
Профессора и слушатели академии составляли общество — коллегию. Эта коллегия была автономна: она принимала и исключала из своей среды тех или иных лиц, взимала с них денежные штрафы, налагала наказания и даже изгоняла из города, лишая права оставаться в нем.
Во главе коллегии стоял ректор, носивший звание rabban, т. е. «наш учитель», который ведал преимущественно обучением. Сирийские высшие школы были не только учебными заведениями, но и центрами науки. Переводы, самостоятельные сочинения, всякого рода литературная работа велась учителями этих школ. Ряд ректоров Нисибийской академии были видными схоластиками и имели многочисленные литературные труды.
Ближайшим помощником ректора был майордом (rabbaita), на котором лежали хозяйственные и административные обязанности и который являлся управляющим школой. Майор - дом распоряжался школьной казной и в то же время надзирал за поведением студентов, их образом жизни, здоровьем. Должность его была выборной. Вся коллегия участвовала в выборах майордома, которые «Статуты» стремились сделать единодушными. Выборы происходили ежегодно, в положенное время, по «совету ректора», но с согласия всей школы. В академии запрещались группировки, как это указано в «Статутах». Майордом со своей стороны обязан был быть ровным и справедливым ко всем. У академии было свое большое хозяйство: общежития, ряд помещений для занятий, библиотека, скрипторий. В ее собственности находились земли и селения, с которых она получала доходы. Ученик Нарсая, ректор Авраам (VI в.), в течение нескольких десятилетий стоявший во главе Нисибийской школы, приобрел одно селение, доход с которого шел на оплату учителей и содержание больницы. Авраам в значительной степени увеличил количество помещений для учеников, перестроил для школы больницу, выстроил две бани: одной пользовались члены коллегии, а другая была предоставлена в общественное пользование для получения дохода на содержание больницы. Авраам построил также особый дом, который должен был служить скрипторием, так как старое здание, в котором помещались писцы, было слишком тесно. К этому времени число учеников академии достигло тысячи человек.
Центральное место среди наук Нисибийской академии занимала экзегеза. Однако большое внимание уделялось и искусству чтения, пунктуации, грамматике; последние были теми науками, которые на арабской почве породили филологию. Сирийцы первыми начали составлять словари, доведенные до большого совершенства теми же арабами. Логика, риторика и философия были особыми специальными дисциплинами, обязательными в курсе высшей школы. Среди сирийских рукописей, хранящихся в Ленинграде, имеются учебники: например, .тетрадь склонений и спряжений, образцы логического деления понятий с наглядной таблицей.
Другие собрания содержат, например, рукописи введения в категории Аристотеля, философа Порфирия — настольной книги для изучавших философские науки. «Светские» и «языческие» науки, к которым сирийцы причисляли математику, астрономию, медицину, географию и алхимию, получили широкое развитие у арабов. Но корни этих знаний, основы их были почерпнуты арабами у сирийцев, в свою очередь получивших их от греков.
Не меньшее значение, чем Нисибийская академия, имела крупнейшая медицинская школа сирийцев в Гунди-Шапуре, из которой вышли целые поколения врачей. Сирийцам этот город был известен под названием Бет-Лапата.
Среди представителей сирийской медицины выдающееся положение занимал знаменитый врач VI в. Сергий из Решайны. Первоначальные знания Сергий приобрел на родине, а высшее образование получил в Александрии, где его учителем был Иоанн Филопон. Сергий был красноречив, владел греческим языком, был прекрасно образован. Ему принадлежит ряд переводов книг с греческого языка на сирийский. Он был главным, или старшим, врачом города Решайны. Источники говорят о его страсти к наживе и о жадности, обвиняют его «в любви к деньгам» и ставят в упрек «дурные обычаи». Одна из очередных клерикальных интриг заставила его выехать в Антиохию и оттуда в Рим. Из Рима он с Агапитом I уехал в Константинополь, где внезапно умер в 536 г.
Помимо переводов, Сергий написал много оригинальных произведений. Часть его сочинений сохранилась до нашего времени. По содержанию их можно разделить на три группы: философские, медицинские и натурфилософские. Он перевел книгу Аристотеля о категориях, «Исагогу» Порфирия, псевдо-Аристотелев трактат о душе. Сохранились его два трактата по логике (в пространной и краткой редакциях), в которых он с успехом использовал не только учение самого Аристотеля, но и комментарий к книге о категориях, составленный его александрийским учителем Иоанном Филопоном. Из натурфилософских сочинений Сергия известны трактат по физике, сочинение «О причинах космоса», астрономические трактаты о знаках Зодиака, небе, луне. Знаки Зодиака он рассматривает соответственно взглядам школы Бардесана, известного сирийского гностика III в. н. э.
Сергию приписывается сирийский перевод сочинения по агрикультуре «Геопоники». Им же несомненно были составлены и книги по фармакологии. Он дал сирийские эквиваленты греческим названиям тех растений, которые применялись как лечебные средства в медицине того времени. Его имя неразрывно связано с переводом «Свода» Галена на сирийский язык. Сочинения великого греческого врача были главнейшим пособием по медицине в Александрийской академии. В сирийском переводе они в течение ряда веков имели широкое распространение на Ближнем Востоке. На медицинских книгах Галена воспитывала своих учеников сирийская школа Бет-Лапата (Гунди-Шапур).
Профессия врача часто переходила по наследству. Известна в этом отношении семья Бохтишо, представители которой на протяжении поколений были искусными врачами, учившимися и учившими в академии в Бет-Лапате.
В какой тесной зависимости от сирийской медицины развивалась арабская, видно из сведений, сохранившихся о замечательном сирийском враче эпохи халифата Хунайне ибн Исхаке. Хунайн ибн Исхак (809/10—877 гг.), превосходно владевший греческим языком, с одинаковым умением переводил на сирийский и арабский языки и был продолжателем традиций и работ Сергия Решайнского по переводу греческих медицинских книг. Когда Хунайн возвратился из путешествия «к ромеям», то врач Бохтишо встретил его приветствием, в котором сравнивал его со знаменитым Сергием.
Одна из книг Хунайна, рукопись которой была найдена в Константинопольской библиотеке, дает подробные сведения о переводах Галена на сирийский и арабский языки. Из этих сообщений видно, что Сергий Решайнский перевел 26 книг Галена на сирийский язык, причем некоторые из них были переведены им дважды (очевидно, в первой версии переводы его не удовлетворили). О степени совершенства переводов самого Хунайна и о требованиях, которые он предъявлял к этой работе, видно из замечания по поводу одного перевода Сергия. Хунайн пишет, что этот перевод был сделан в то время, когда Сергий «владел искусством переводить, но не достиг еще в нем совершенства». Он отмечает и тот факт, что решайнским врачом в одном случае была использована плохая греческая рукопись, зато книга о пульсе была переведена им полностью, тогда как в Александрийской академии изучали обычно только часть этой книги, пренебрегая другой.
Сам Хунайн ибн Исхак проводил коллацию текста греческих рукописей, выверяя сирийский перевод по греческому подлиннику. Навыки к такой критической работе создавались веками, это была традиция, сложившаяся у сирийцев в период, предшествующий арабскому завоеванию.
Таким образом, греческий свод медицинских знаний оказался доступным арабам благодаря трудам сирийцев, первоначально освоивших его на родном наречии. Если академия в Бет-Лапате в течение веков была центром медицинских знаний для сирийцев, то она стала колыбелью этих знаний для арабов.
То же можно сказать о путях, которыми проникла к арабам алхимия. Они получили ее от тех же сирийцев. Освоение сирийцами химических знаний относится еще к эллинистическому периоду. В Харране сабии в течение ряда столетий хранили тайные знания о травах, камнях, металлах. Они умели распознавать растения, изготовлять яды, знали свойства руд. Производство в Сирии и Месопотамии красящих веществ, лекарств, снадобий, ядов, ароматов, с одной стороны, и искусное изготовление металлических предметов — с другой, засвидетельствованы латинскими источниками эпохи мирового владычества Рима и ранневизантийскими авторами. Рабыни и рабы-сирийцы особенно высоко ценились на рынке за свои знания различных ремесел и искусства. В V—VI вв. н. э. в городах Сирии и Месопотамии корпорации ремесленников занимали выдающееся положение, а объектами торговли здесь являлись не только привозные товары, но и изготовлявшиеся тут же на месте.
Ремесло требовало технических сведений и навыков. У красильщиков, валяльщиков, ткачей, золотых дел мастеров и специалистов по изготовлению холодного оружия эти сведения переходили изустно от мастера к подмастерью, от отца к сыну, зачастую наследовавшему профессию отца. Всякого рода технические знания держались в строгом секрете, так как существовала жестокая конкуренция. Часть рецептов записывалась в различных алхимических трактатах. Ремесленникам были нужны сведения об окраске тканей и стекла в пурпуровый, черный, желтый цвета. Производство металлических изделий требовало сведений по металлургии.
Один из сирийских авторов обронил интересное сообщение, что необходимые для многих «искусств» сведения «записаны в книги». Существует книга для торговцев вином, другая - для торговцев маслом. Подделка и фальсификация металлов требуют, по мнению автора, книги со сведениями, которые помогали определять качество металла, отсутствие в нем примесей. Таким образом, производственно-ремесленный и торговый слой был заказчиком такого рода литературы — алхимических трактатов, как переводных, так и оригинальных.
Кроме «технической» химии, сирийцы развили и то направление, которое впоследствии получило название «иатрохимии», т. е. медицинской химии. Они знали свойства различных трав, корней, минеральных веществ, умели «смешивать», т. е. изготовлять, яды и лекарства. В медицине они успешно применяли диететику.
Содержащиеся в алхимической литературе сирийцев материалы по практической химии представляют собой результаты опытного знания и имеют реальную ценность. Это было полезной стороной «чернокнижной» алхимии, которую арабы заимствовали у сирийцев. Лучшие представители арабской алхимии развивали ее дальше и не только в поисках золота: они усовершенствовали многие технические методы, аппаратуру, способы перегонки, фильтрации, очищения веществ.
Арабские книги по алхимии таких авторов, как Гебера (испорченное Джабар), ар-Рази и других, часто неизвестных авторов, оставили яркий след в алхимической литературе Запада. Латинские переводы с арабского, которые появились преимущественно в городах Пиренейского полуострова, влили новую струю в развитие этой отрасли знания. Изучением арабской алхимической литературы рассматриваемого периода много занимались Руска и Липман. Но эти исследователи, признавая значение сирийской традиции для арабов, не учитывают всей силы указанного влияния. Между тем арабские алхимические трактаты часто находятся в тех же рукописных книгах, что и сирийские, более того, сирийские сочинения по алхимии зачастую написаны каршуни, т. е. на арабском языке сирийскими буквами. Фундаментом для развития арабской культуры служил сирийский язык. Позднее арабы превзошли своих учителей, и их культура стала образцом для сирийцев.
Сирийцы оставили арабам алхимические книги и передали им астрономические знания. Астролябии, которые были усовершенствованы арабами, впервые были получены ими от сирийцев. Трудами по космографии и математике был известен Север Себохт, умерший в 666 г.
Таким образом, в области естественнонаучных знаний сирийской литературе принадлежит видное место в истории культуры Ближнего Востока.
В сирийской средневековой литературе получила отражение и философия. Со времени Ренана (60-е годы XIX в.) сирийцы как переводчики Аристотеля и посредники в распространении его философии заслужили признание исследователей. Однако и сами сирийцы писали на философские темы, развивали идеи, которые несомненно сыграли выдающуюся роль в истории философской мысли. Сочинения гностика Бардесана (ум. в 222 г.) имели большое влияние на современников. Ряд трактатов на сирийском языке касается логики, метафизики и разрабатывает эти области философии преимущественно в духе учения Аристотеля. Сирийские перипатетики привлекали внимание многих исследователей.
Сирийские средневековые писатели славились как экзегеты, но традиции их были тесно связаны с Антиохийской школой, экзегеза которой во многом имела характер реального комментария. Они имели склонность к энциклопедизму, о чем можно судить по разнообразию тех наук, которыми занимался тот же Сергий Решайнский. Знания того времени еще не были дифференцированы; ученые стремились объять весь комплекс доступных им знаний. Эта черта роднит сирийцев с их латинскими собратьями. Сирийцы, однако, были несомненно в меньшей степени заражены схоластикой, что следует отнести в известной мере за счет их знакомства с Аристотелем.
Культурное влияние сирийцев на арабов имело место и в период, предшествующий эпохе халифата. Они поддерживали теснейшие связи с наиболее культурными, полуоседлыми племенами арабов — гассанидами и лахмидами. Эти нити тянулись и дальше на юг Аравийского полуострова, в Йемен. Химьяритское государство было им превосходно известно, об этом свидетельствует такой памятник, как послание ученого сирийца Симеона Бетаршамского, написанное в 524 г.
Если сирийцы оказали большое влияние на развитие арабской науки и через ученых халифата передали разработанное ими далее античное знание на латинский Запад, то не меньшее, если не большее, влияние оказали они на страны Передней и Средней Азии. Выше было уже упомянуто о связях сирийцев с Арменией. Достаточно указать, например, на тот факт, что канон христианских книг был переведен на армянский язык с сирийского, и только позднее, когда политическое влияние Восточноримской империи стало осязательным на Кавказе, армянские переводчики заменили греческими подлинниками предшествующие им сирийские изводы. Такое же культурное влияние сирийцы оказывали и на персов, осваивавших античное знание в сирийской передаче. Несториане и язычники — философы из Афин, гонимые в византийских провинциях, нашли себе приют в Иране. В качестве торгового и ремесленного населения несториане пользовались некоторыми льготами, чем вызывали горячее негодование зороа- стрийского жречества.
Торговые интересы связали сирийцев с западными берегами Индостана и Шри Ланка, где о существовании их колоний сохранились документальные сведения. Среди несториан- торговцев были несомненно и персы, но они восприняли от сирийцев их язык и письменность. Если этнически их можно было назвать персами, то по культуре своей они были уже сирийцами.
Для всего Ближнего Востока, в том числе Сирии, Месопотамии, Ирана, Армении, Аравии, выдающийся интерес представляют сирийские исторические сочинения. Сирийцы как историки сыграли большую роль, которая до настоящего времени еще не оценена во всей ее значимости. Хроники, послания и другие документы содержат превосходный исторический материал. Для периода, когда арабской письменности еще не существовало, они являются не только дополнением греческих источников, но основными, важнейшими памятниками, без которых невозможно исследование истории Передней Азии.
Следует указать на группу хроник, относящихся к VI и VII вв. и характеризующих состояние византийских провинций Сирии и Месопотамии. Хроника Иешу Стилита и анонимная эдесская хроника связаны с местными традициями провинций Осроены и города Эдессы. Хроника Захарии Митиленского многие детали своего повествования почерпнула в архиве города Амида. Наличие письменных данных общего характера, а также и записанных бесхитростных, часто очень детализированных рассказов дало возможность углубить анализ общественных отношений того времени.
Сопоставление сирийских выражений с греческими и латинскими эквивалентами, специальное изучение терминологии дают возможность характеризовать структуру ранневизантийского общества. В жизни Ирана времен сасанидов сирийцы принимали настолько большое участие, что это не могло не сказаться на их исторических сочинениях. Эти сочинения позволяют судить о жизни низших слоев населения, о таких социальных явлениях, как маздакитское движение, которое потрясло Иран на рубеже V и VI вв., и т. д.
Характерно, например, что интереснейшее для культурной жизни Грузии раннего средневековья жизнеописание Петра Ивера сохранилось только в сирийском переводе. В качестве знаменательного факта можно также отметить, что один сирийский житийный памятник содержит сведения о состоянии сасанидской Армении, так как Мар Гиваргис, о котором он сообщает, был наместником принадлежавших Ирану армянских провинций. Сирийские исторические сочинения не ограничиваются историей народов Закавказья, с которыми граничили области, исконно принадлежавшие сирийцам; они содержат сведения об отдаленных народах и государствах, граничивших с севера и востока с Ираном и населявших побережья Аральского и Каспийского морей.
Сирийцы дают исключительно интересные сведения о собственно гуннах и о так называемых белых гуннах. Это были народы, которые населяли западное побережье Каспийского моря и в своих воинственных набегах проникали в Закавказье через Дербентские ворота. Замечательно, что именно у сирийцев есть сообщение о том, что среди этих гуннов началось распространение христианства под влиянием пленных сирийцев, захваченных персами в войне с Византией (502—505 гг.).
В середине 30-х годов VI в. несколько сирийских клириков направились за Кавказский хребет к гуннам. В этом их поддержало византийское правительство, которое стремилось к установлению мирных отношений с «варварами» и к распространению среди них христианства. Сирийские клирики изучили язык гуннов, создали им азбуку и сделали письменный перевод «Писания».
Другие группы гуннских племен населяли восточные берега Каспия до Красноводской бухты. Разноплеменные и разноязычные орды располагались на северо-восточных границах Ирана. Когда во второй половине VI в. их сменили здесь тюрки, то и Византия, и Иран пытались завязать с каганом дипломатические сношения, о чем сохранился колоритный рассказ сирийского историка Иоанна Эфесского. Тюрки попали, таким образом, в поле зрения сирийцев, которые вели торговлю и со Средней Азией, где, впрочем, первенство принадлежало согдийским купцам.
Упомянув имя Иоанна Эфесского, нельзя не обратить внимания на тот факт, что именно этот сирийский историк, вращаясь среди разнообразнейших групп населения и объездивший всю Месопотамию, Сирию, Малую Азию и часть Балканского полуострова, сообщил исключительно интересные сведения о Византии времен Юстиниана и его ближайших преемников — Юстина II и Тиверия. Он приводит подробные данные об арабах-гассанидах, находившихся под протекторатом Византии. Во время его пребывания в Константинополе столица Византии подверглась нападению аваро-славянских племен. Это дало повод Иоанну посвятить в своей «Истории» несколько глав аварам и славянам, о которых он имел сведения, так сказать, из первых рук.
На основании этих данных можно говорить об исключительном мужестве и воинственности славян, о высокой степени их технических военных навыков и о богатстве, которое они успели сосредоточить в своих руках благодаря постоянным набегам и грабежам на Балканском полуострове. Вчерашние «варвары», как называют их византийские авторы, оказывается, «обучены воевать не хуже ромеев», превосходно владеют оружием и, раз захватив земли на Балканском полуострове, не собираются их покидать. Это действительно грозные, страшные враги «второго Рима», прогнать которых было невозможно.
Сирийская традиция запечатлела и этапы арабских завоеваний Ближнего Востока. Анонимная сирийская хроника в VII в. сообщает о них с удивительной простотой. Но автор ее уже отдает себе отчет в том, что положение государств. захваченных бурным натиском арабов, коренным образом меняется, что завоевание угрожает самому Константинополю, о котором он говорит: «Еще не был взят арабами». Он писал, следовательно, в 70—80-х годах VII в., когда угроза столице Византии была весьма серьезной.
Другой сирийский историк VII в. Иоханан бар Пенкайе составил компендиум, последняя глава которого трактует об арабских завоеваниях (свидетелем их был сам автор). Изложение событий сирийскими историками в значительной мере отличается от арабских сообщений. Записи сирийских историков интересны в том отношении, что в них события рассматриваются с точки зрения завоеванного населения.
Сирийская историография продолжала развиваться и в эпоху халифата. В 775 г. закончил интересный сводный труд Дионисий Тельмахрский; в 40-х годах IX в. писал Фома Маргский; умерший в 1049 г. Илия бар Шинайа составил хронографию. Вторая часть его хронографии состоит из синхронистических таблиц с разными эрами, в том числе и арабской. Это если не первый, то во всяком случае один из первых опытов составления синхронистических таблиц. К XII в. относится литературная деятельность одного из ученейших сирийцев своего времени — Михаила Сирийца, большая хроника которого касается всей истории Передней Азии. Она замечательна своей полнотой, разнообразием затронутого материала, стремлением изложить события синхронистически и, наконец, тем, что автор использовал не дошедшие до нас источники.
От XIII в. сохранились анонимная сирийская хроника 1234 г. и несколько сочинений Григория Абульфараджа Бар Эбрея (ум. 1286 г.). Бар Эбрей— один из видных людей своего времени — пользовался известностью от Антиохии до Мосула как врач, ученый и яковитский клирик. Его исторические труды заслуживают особого внимания как современные монгольскому владычеству.
Таким образом, сирийцы сделали большой вклад и в историческую науку. В отношении средневековья их сочинения сохранили такие сведения, дали такой материал, без которого история Передней Азии не может быть представлена во всей своей полноте. Сирийцы оказали влияние на возникновение и развитие историографии у ближайших соседей — армян и арабов.
Под их влиянием составлением хронологических записей хроник стали заниматься и арабы. Позднее арабы выработали собственную форму историографии, принесшую расцвет и этой отрасли литературы. Сохраняя общие принципы греческой историографии, воспринятой через сирийцев, арабы создали такие литературные формы, как описание путешествий, мемуары.
Влияние сирийской культуры не ограничивалось Ближним Востоком. Оно сказалось также и на культуре различных групп иранских и тюркских народов. Ощутимым признаком этого влияния является широкое распространение арамейской и сирийской письменности — не языка, а именно алфавита, манеры письма, чисто палеографических особенностей, созданных в различное время. Известно, что письменность сасанидского Ирана была своеобразным идеографическим письмом, выработанным на основе одного из арамейских алфавитов. Алфавит согдов был чрезвычайно близок наиболее древним образцам сирийской эстрангело, в отдельных знаках сближаясь и с пальмирским.
Замечательно, что некоторые иранские диалекты пользовались сирийским алфавитом, созданным уже после VIII в., как об этом свидетельствуют фрагменты из Турфана. Этот алфавит не развился из согдийского, а представлял собой заимствованный непосредственно у сирийцев нссторианский алфавит Х—XI вв. С влиянием сирийской письменности на тюркские племена связаны такие памятники, как сиро-тюркские надгробия из Пишпека и Токмака, относящиеся к XIII—XIV вв.
Из этого уже явствует, какое пространственно и хронологически большое место занимают явные следы связей тюрков с сиро-несторианской культурой. К этим документам наряду с сиро-иранскими фрагментами относятся и чисто сирийские фрагменты, найденные в Турфа- не. Наконец, к XIII в. следует отнести фрагменты из Хара-Хото («города тангутов»), написанные на сирийском языке, и редчайший сиро-тюркский фрагмент — единственный рукописный памятник этой своеобразной письменности, представленной исключительно эпиграфическими памятниками. Они также свидетельствуют о распространении сирийской письменности и культуры.
Относительно того положения, которое заняли сирийцы в Китае, было сказано выше. Несомненно, что в VII и VIII вв. пребывание их здесь было связано с торговой деятельностью. Надпись в Сиань Фу не стоит одиноко; не только в сирийских источниках, но и в китайских анналах можно найти сведения о несторианских деятелях в «Небесной империи». Именно этот вопрос привлек внимание таких исследователей, как Муия, Бернард и др. Насколько прочно китайцы были связаны с Передней Азией, свидетельствует и хорошо известная колония мусульманских купцов в Кантоне. Но несториане, придерживавшиеся сирийской культурной традиции в XIII в., заняли видное положение в монгольской столице Хан-Балыке (Пекине). В сирийской литературе сохранился памятник — описание путешествия двух несториан из Пекина в Багдад. На пути они останавливаются в ряде городов, их итинерарий сам по себе представляет интерес. Из повествований видно, что они останавливались в Хара-Хото, где была большая несторианская колония.
Культура, взлелеянная сирийцами в Передней Азии, пышно расцвела у арабов, талантливость которых дала им возможность блестяще развить ее. Сирийцы расселились по всей Азии. К этому их вынуждали торговые, а может быть, и иные интересы. Они легко приспосабливались, сговариваясь с новыми группами иранских и тюркских народов, закрепляя свои колонии. Этот народ, мало известный, не вызывающий большого интереса у широких кругов исследователей, сыграл значительную роль в истории культуры отдельных народов и внес существенный вклад в историю мировой культуры.
Н.В. Пигулевская
Из сборника «Ближний Восток, Византия, славяне»
