Показать все теги
Глава 3
Борьба гестапо с «враждебными группировками» — коммунистами, социал-демократами, евреями, цыганами, священниками и гомосексуалистами
Круг преследуемых фашизмом с активизацией действий государственной тайной полиции заметно расширился. Гестапо получило самые широкие права для своих противоправных действий и использовало все предоставленные ему возможности. А борьба с политическими противниками особенно ценилась у руководства национал-социалистов, так как позволяла учреждениям гестапо расширять свой состав и получать дополнительное финансирование.
Традиционный характер арестов противников режима, при котором заключались под стражу, как правило, отдельные лица, стал считаться «вредным», не учитывавшим «народной общности», отличавшимся от установленной национал-социалистами идеологии стандарта.
Согласно ему, должны были устраняться не только отдельные лица, а целые группы, «источники зла», как их тогда называли. Ясных критериев, по которым подозреваемых причисляли к преступникам, не существовало. Их просто относили к группам, которые и старался выявить полицейский аппарат на местах. В многочисленных случаях он даже не пытался находить какие-либо «доказательства» принадлежности к оппозиции; «признания» при необходимости выжимались из предполагаемых правонарушителей. В декабре 1937 года указ «О предупредительной борьбе полиции с преступностью» определил ее образ действий. Отныне уголовно-биологические данные должны были использоваться в широком смысле и действия полиции нацеливаться на самое жестокое преследование людей, «способных на преступление» или отличавшихся «асоциальным» поведением.
После прихода Гитлера к власти начавшееся гонение на коммунистов в отдаленных частях Германии не вызвало никаких протестов. Господствовало мнение, что такая политика способствует национальному умиротворению.
Реакции КПГ и СДПГ были разными: устраивались массовые протесты, налаживалось организованное сопротивление. Коммунисты создавали вооруженные рабочие отряды, которые входили в открытое столкновение с нацистскими группировками. СДПГ, напротив, действовала, за немногими исключениями, в рамках легальности, и оппозиция против Гитлера и НСДАП ограничивалась манифестациями. Руководители социал-демократов пытались найти общую платформу с коммунистами, однако безуспешно.
Холл в здании гестапо
Левые характеризовали национал-социализм как сборище антисемитских фанатиков. Их политика решительно противостояла целям и программам национал-социалистов. Не «нации» или «расы», не поклонение мифическим традициям было определяющим для коммунистов, а общие интересы всего народа и прежде всего рабочего класса. Они представляли собой определенную ярко выраженную социальную группу. Вначале национал-социалисты действовали не очень решительно и не применяли жестоких мер против своих самых агрессивных противников — коммунистов. В основном в течение первых недель после прихода нацистов к власти борьба против КПГ ограничивалась уличными стычками. Однако после пожара рейхстага в 1933 году она вступила в решающую фазу. Уже в ночь на 28 февраля было задержано около 2000 коммунистических функционеров. Их допрашивали, пытали и отправляли в специально созданные для них «лагеря предварительного заключения». После опубликования документа «Предписание к действиям в связи с пожаром рейхстага» число таких арестантов резко увеличилось. При выборах в рейхстаг 5 марта 1933 года НСДАП и немецкие националисты получили более 50 % голосов; членов СДПГ и КПГ, правда, допустили к выборам, однако им всячески препятствовали. После поджога рейхстага офисы КПГ были разгромлены, партийная пресса запрещена, многочисленные функционеры арестованы и не смогли принять участие в выборах. Новая волна арестов прошла теперь и по членам СДПГ. До 1934 года 60 000 коммунистов и социал-демократов оказались в лагерях «предварительного заключения». В ходе террора и истязаний в таких лагерях в течение года были убиты около 2000 оппозиционеров.
После подавления рабочего движения для большинства арестованных коммунистов и социал-демократов эта акция заканчивалась смертью и лишь в исключительных случаях — освобождением. Ни один политический противник не ускользнул от преследования национал-социалистов. Некоторое количество арестантов стали жертвами других оппозиционных групп. Из документов политической полиции ясно следует: в этот период состоялось до 80 % запротоколированных процессов против КПГ и ее сторонников. Основной удар пришелся именно на КПГ и СДПГ. И лишь позднее нацисты начали громить профсоюзы, небольшие левые группировки и забирать отдельных неугодных лиц.
Деятельность политической полиции, а соответственно, и гестапо фиксируется на основе воспоминаний представителей преследуемых в то время оппозиционных групп и течений.
История Анны Прель характерна для многих участников рабочего движения в Германии. Ее отец, член КПГ, был осужден еще во времена Веймарской республики и освободился в феврале 1933 года. Через некоторое время его отправили в концлагерь Дахау. Это стало правилом, когда коммунистов, вышедших из тюрьмы, гестаповцы сразу же арестовывали в порядке «меры пресечения». Иногда устанавливались квоты на аресты, после которых половина задержанных отправлялась в концлагеря. Мать Анны, правда, не принадлежала к компартии, но это уже не имело никакого значения. Через два месяца после взятия Гитлером власти она по ложному доносу попала в гестапо. Ее арестовали просто как жену коммуниста. Вскоре взяли и ее дочь, которую отправили в тюрьму Айх. Анна Прель родилась в 1916 году в Аугсбурге. Как и вся ее семья, она была антифашисткой, сочиняла и распространяла листовки. В 1933 году присоединилась к коммунистической молодежи и попала под наблюдение гестапо — ярого противника левого движения.
«Гестаповцы, — вспоминала Прель, — практически хватали всех подозреваемых рабочих или людей, которые выступали против Гитлера». Тайная государственная полиция сначала не знала никаких подробностей о действиях подпольных групп. Однако уже в 1935 году гестапо сочло шпионами всех представителей коммунистической молодежи в Аугсбурге. А от их отцов, заключенных в концлагерях, требовали называть имена товарищей сына или дочери. Все члены молодежной группы были арестованы. Как только кто-либо из них появлялся дома, там его уже ждали представители полиции, а потом арестованного отправляли в гестапо. Также взяли и Анну Прель. Членов молодежной группы обвинили «в государственной измене». На последующих допросах гестаповцы выбивали из них сведения о характере их деятельности, прежде всего принимая во внимание изготовление и распространение листовок. Членов группы избивали до беспамятства. После того как Анну приговорили к одному году и девяти месяцам заключения, она сидела сначала в Мюнхене, а позднее в Айхахе, в 30 километрах от Аугсбурга. Отсюда ее перевели в женский лагерь Моринген около Геттингена, где многие женщины, арестованные под предлогом «меры пресечения», ожидали суда, который мог так и не состояться. Анна находилась в этом лагере в течение года.
Портниха Маргарет Якоб, 1907 года рождения, не участвовала в рабочем движении, но была тоже забрана в гестапо как жена еврейского коммуниста. Маргарет происходила из рабочей семьи; несколько ее друзей были членами СДПГ и КПГ. Она познакомилась с мужем, когда работала в одной из молодежных организаций. Как коммунист и еврей он находился под двойной угрозой. Соседи предупредили его об угрозе ареста. 3 марта 1933 года в их квартире был произведен обыск, конфискованы некоторые книги и журналы. Однако к этому времени муж Маргарет уже уехал в Чехословакию и вел там подпольную работу. Его брат поддерживал с ним связь. В 1933 году Маргарет Якоб задержали и поместили в следственную тюрьму. Ей определили «арест как меру пресечения». Из следственной тюрьмы Маргарет перевели в тюрьму Айхаха и через год — в окружную тюрьму. Ее обвинили в том, что она будто бы получала информацию из Чехословакии от подпольщика-мужа. Гестапо конфисковало квартиру ее семьи и только после многочисленных ходатайств вернуло часть обстановки и одежду. В 1936 году вся семья была лишена гражданства. Во время погрома в ноябре 1938 года их дом был разрушен. Ее бабушка и дедушка вынуждены были переехать в так называемый «еврейский дом». Но на этом для пожилых людей путь страданий еще не закончился. В марте 1942 года они были депортированы из Ибицы близ Люблина в Польшу и там убиты. О своем муже Маргарет Якоб узнала только после 1945 года. Он умер в 1942 году в Великобритании. Ему было всего лишь тридцать восемь лет[1].
Приведенные выше примеры — обычные действия, которые гестапо применяло против коммунистов, социал-демократов и антифашистов. Оппозиционеры в большинстве случаев происходили из рабочих семей и в борьбе против фашизма присоединялись к левым организациям. С ними гестапо расправлялось особенно жестоко.
Схема Берлина: 1 — здание гестапо на Принц-Альбрехтштрассе, 8; 2 — здание Оперативного штаба СС; 3 — СД, располагалось в бывшем дворце принца Альбрехта; 4 — штаб СА «Берлин-Бранденбург»; 5 — Народный суд
Национал-социалисты преследовали также кочевавших цыган, опираясь при этом на свои расистские установки. Еще задолго до господства нацистов их считали ворами и безродными бродягами и постоянно подвергали дискриминации. Нацисты же определили цыган как «недочеловеков», считали, что они «подрывают общественную жизнь» и представляют опасность для «народной общности». Указом имперского министра внутренних дел Фрика от 3 января 1936 года цыгане подпадали под принятые в сентябре предыдущего года «Нюрнбергские законы». Отныне цыган также классифицировали как «ненемцев» и систематически преследовали. Были основаны особые «расово-гигиенические учреждения», в которых посредством антропологических измерений и генеалогической проверки обосновывались псевдонаучные выводы о «неполноценной расе» цыган. Их преследование было поручено уголовной полиции, однако в этом участвовало и гестапо. Цыган определяли, кроме всего прочего, как «асоциальных» или «ленивых недочеловеков» и в принудительном порядке помещали в особые «цыганские семейные лагеря», в которых они оказывались в ужасных условиях. Их стали депортировать в генерал-губернаторство Польши, где они были обречены на принудительный труд, а позднее — на уничтожение. Только в Освенциме примерно 19 000 из них были убиты, а во всей Европе эта цифра составила около 500 000 человек.
Эвальд Ханстайн родился в 1924 году в Оэльсе близ Вроцлава. Его отец, музыкант по профессии, занимался политической деятельностью в КПГ. Мать и бабушка Ханстайна продавали старую мебель на рынках. С приходом к власти Гитлера для этой семьи сложилась непростая ситуация. Отец, участвовавший в уличных боях с СА, оказался в опасности, а мать вынуждена была свернуть свою торговлю, так как постоянно встречаться на рынке с посторонними людьми стало слишком рискованно. Кроме того, по своему внешнему виду она напоминала цыганку. В любой момент в их дом могли прийти с расовой проверкой и ее арестовать.
В 1936 году семья Эвальда Ханстайна была вынуждена переехать в Берлин, где проживали их родственники. Но все сложилось для нее очень неудачно: начались Олимпийские игры, которые национал-социалисты объявили для мировой общественности «свободными для евреев и цыган». На деле же цыгане безотлагательно отправлялись в специально созданный для них «цыганский семейный лагерь» Берлин-Марцан, где содержалось под присмотром строгой охраны примерно от 200 до 300 человек. Туда и попала семья Эвальда Ханстайна. В течение дня все лагерники по приказу биржи труда работали, а после 10 вечера им не разрешалось покидать лагерь. Полицейские постоянно избивали беззащитных людей. Эвальд Ханстайн вспоминал: «Полицейский по имени Бредель всякий раз натравливал на меня овчарку». Позднее Эвальда отправили в «расово-гигиеническое исследовательское учреждение», где все его тело подверглось тщательному обследованию. Что касается его семьи, то она была срочно выслана 1 марта 1943 года. Эвальду удалось скрыться. Некоторое время он находился у дяди, а затем, чтобы не попасться кому-нибудь на глаза, перебрался к друзьям, не имевшим отношения к цыганам. Ему приходилось трудиться на случайных работах и некоторое время ему это удавалось. Однако уже в апреле или мае 1943 года его арестовали прямо на работе. В берлинской тюрьме на Александерплатц Эвальда заставляли подписать документ с согласием служить «охранником» в Освенциме. Когда он отказался это сделать, его стали жестоко избивать. Гестаповцы допрашивали и выдвигали такие же требования к другим цыганам. Из Вроцлава Ханстайна депортировали в Освенцим, где он летом 1944 года пережил ликвидацию «цыганского табора» и был угнан на принудительные работы в августе 1944 года в Бухенвальд, а затем в концлагерь Дора. В связи с приближением американцев к лагерю их «эвакуировали». Ханстайн случайно избежал «марша смерти» и 11 апреля 1945 года был освобожден войсками США в деревне Эгерсдорфе на Заале.
Гестапо характеризовало людей, которые принадлежали к «враждебным группам», как «асоциальных» и «ленивых». Такими признавался каждый, кто нигде не работал и поэтому подлежал «превентивному заключению». Это определение было настолько расплывчатым, что давало возможность местной полиции арестовывать того, кого она хотела. Под эту категорию попадали не только безработные, но также и те, кто часто менял место работы. Органы власти забирали и тех, кто не выполнял существующих норм и не достигал должной производительности труда. Преследование так называемых «ленивых» входило в компетенцию уголовной полиции и было необходимо для того, чтобы «дисциплинировать население». С целью обеспечить подготовку к войне весь наличный рабочий потенциал нацеливали на неоплачиваемую работу.
По всей стране шли аресты подозреваемых, а затем их тысячами отправляли в концентрационные лагеря. Подобная волна арестов охватила также и «асоциальные элементы», то есть всех тех, кто в какой-либо форме не отвечал жизненным нормам национал-социалистов. К ним причисляли бродяг, нищих, сутенеров, проституток, а также алкоголиков. Исходя из этого, их нужно было удалить как «инородные тела» из «народной общности» и в конечном счете уничтожить. Тысячи этих людей были интернированы в лагеря и определены на принудительные работы.
Служители церкви также преследовались нацистским режимом. В марте 1936 года один протестантский священник выступил в своей проповеди против епископа, примкнувшего к нацистам. На следующий день гестапо приказало ему покинуть приход. Священник обратился в суд, но ему ответили, что приказ, исходивший от гестапо, не подлежит пересмотру судебной системой. Когда другой, на этот раз католический священник, отказался дать сведения о церковных организациях и его прихожанах, его сразу же увели в гестапо. Глава организации «Католическое действие» Клаузенер был убит во время «ночи длинных ножей», и гестаповцы поспешили сообщить, что он покончил жизнь самоубийством. Кроме того, к категории лиц с «неадекватным поведением» относились также последователи секты «свидетелей Иеговы», которая имела наибольшее распространение в Германии. Они никак не вписывались в систему национал-социалистов, отказывались произносить гитлеровские приветствия, уклонялись от участия в нацистских мероприятиях и от военной службы. В их листовках и брошюрах критиковались католические священнослужители, но, несмотря на это, жестокость национал-социалистов обрушивалась на обе категории. Все они «представляли опасность» для «народной общности». Указ РСХА от 12 июня 1940 года требовал немедленного ареста активных членов религиозных общин и ликвидации их типографий. С ними следовало бороться «всеми средствами» и направлять их в концентрационные лагеря в целях «перевоспитания» и возвращения к «народной общности». Священники, оказавшиеся в заключении, при попытках сохранить свои твердые убеждения подвергались унижениям. Их направляли на самые тяжелые физические работы, требуя, чтобы они отреклись от своей веры.
«Мы не были героями, — рассказывал 60-летний Иозеф Никлаш. — И боялись этих типов из гестапо. Но мы верили, что Создатель не допустит издевательства над нами». После того как родной город Никлаша в 1939 году заняли немецкие войска, он сбежал сначала в Австрию, а позднее в Нидерланды. Однако гитлеровцы оккупировали и Голландию, Никлаша задержали и выслали в Германию. Его, конечно, арестовало бы гестапо, а затем отправило в концлагерь, если бы он в последний момент, под прикрытием темноты перейдя немецкую границу, не имея документов, не сумел убежать в Австрию. Однако в 1940 году Никлаша все-таки арестовали и отправили в центральное отделение гестапо, а затем в камеру. Гестаповцы допрашивали его среди ночи, причем в общей сложности не менее пятнадцати палачей, которые сменяли друг друга. Если ответы не казались им достаточными, с ним обращались особенно жестоко. «Это были нелюди, они били меня снова и снова», — вспоминал Никлаш. А присутствовавшие при допросах стенографистки еще и подстрекали палачей. Никлаш получил восемь лет заключения. После длительного пребывания в тюрьмах Бренна, Вроцлава и Берлина его отправили в концлагерь[2].
Гомосексуализм считался у национал-социалистов преступлением и был обозначен как явление, идущее наперекор господствовавшей сексуальной морали. Его рассматривали как серьезную угрозу для народа и государства, и «голубых» полиция преследовала. В то же время многие нацистские вожди, и в их числе Эрнст Рём, были гомосексуалистами, но до 1934 года это «правонарушение» не считалось преступлением. В 20-е годы для них создавался еще сравнительно либеральный климат. Было невозможно им встречаться в публичных местах. В силу необходимости они организовывали частные встречи. Правда, даже во времена нацизма в Берлине оставалось еще несколько трактиров, где встречались гомосексуалисты. Но они, чтобы не привлекать к себе внимание, старались держаться подальше друг от друга, так как рядом могли оказаться шпионы, которые следили за ними. Одних арестовывали, других заставляли платить штрафы. Поэтому «голубые» проявляли максимум осторожности и встречались на частных квартирах. Когда летом 1934 года Рём был убит, пропаганда провела широкую кампанию, заявляя, что его сексуальное отклонение явилось серьезной угрозой для государства. Был открыт путь для проведения соответствующих мероприятий: Гиммлер официально закрепил положение о гомосексуализме, которое открыло для гестапо возможность неограниченного преследования носителей «этой государственной угрозы». Однако в противоположность преследуемым, согласно расистско-антисемитским убеждениям, евреям или цыганам, гомосексуалистов не уничтожали, а ставили перед собой цель «перевоспитать» и вернуть к гетеросексуалам.
Это делалось путем угроз, штрафов, заключений в тюрьмы и концлагеря. В гестапо после путча Рема создали специальный отдел по борьбе с гомосексуализмом. Также имелись уже созданные раньше соответствующие отделы в уголовной полиции, которые действовали теперь более решительно. Дело доходило до облав, и за «повторный» или, как его классифицировали, «хронический» гомосексуализм арестовывали или направляли в концлагеря. Служащим гестапо были предоставлены широкие возможности для выявления и последующего наказания этой категории людей. Во второй половине 30-х годов гестапо в основном уже знало места, где могли собираться «голубые». При этом производились многочисленные аресты мальчиков, которых использовали в качестве гомосексуальных партнеров. Кроме того, на них оказывали давление, чтобы они выдавали своих сообщников. При отсутствии обоснованных доказательств гестапо не гнушалось жестокими методами допросов подозреваемых, вынуждая их называть имена. До 15 000 гомосексуалистов во время господства нацистов было отправлено в концлагеря. Причем не делалось особой разницы между теми, кто «соблазнял» и кто оказывался «соблазненным».
Число подобных категорий людей, преследуемых гестапо, значительно расширилось, когда фашизм развязал Вторую мировую войну. Преследования коммунистов, социал-демократов, цыган, евреев, священников и представителей либеральной интеллигенции приобрели настолько широкие масштабы в оккупированных странах, что мало кому из них удавалось остаться в живых или не попасть в тюрьмы и концлагеря.
