Показать все теги
По мнению некоторых индейцев из группы тинне, потоп был вызван обильным выпадением снега в сентябре. Один старик предвидел катастрофу и предупреждал о ней своих близких, но безрезультатно. «Мы спасемся в горах», – отвечали они ему, но все потонули. Старик же построил себе лодку и, когда начался потоп, поплыл в ней, спасая всех попадавшихся по пути животных. Будучи не в состоянии переносить так долго жизнь на воде, он пустил в воду бобра, выдру, выхухоль и северную утку, велев им отыскать затопленную землю. Только северная утка вернулась назад с комочком тины. Человек положил комочек на воду и стал дуть на него, отчего комочек разросся в целый остров. В течение шести дней старик выпускал животных на растущий остров, а затем и сам ступил на берег. Другие индейцы группы тинне утверждают, что старик выпустил сперва ворона, который принялся жадно клевать плавающие на воде трупы и не вернулся назад. Тогда старик послал горлицу, которая дважды облетела вокруг земли, а в третий раз прилетела обратно, усталая, с еловой веткой в клюве. Эта последняя версия легенды носит на себе явные следы христианского влияния.
Сарси, другое индейское племя из той же обширной группы тинне, сохранили предание о потопе, которое мало отличается от преданий оджибве, кри и других канадских племен.
Когда мир был затоплен водой, остались в живых лишь два человека – мужчина и женщина; они спаслись на плоту, на котором собрали также животных и птиц всех пород. Мужчина велел бобру спуститься на дно, и животное принесло оттуда кусочек ила; из этого кусочка человек создал новый мир. Вначале мир был так мал, что даже маленькая птичка могла облететь его кругом, но он разрастался все больше и больше. «Сперва, – говорит рассказчик‑индеец, – наш отец поселился в этом мире, потом появились мужчины, за ними женщины, а после них животные и, наконец, птицы. После этого наш отец сотворил реки, горы, деревья и все прочее, что мы видим теперь на свете». Когда индеец окончил свой рассказ, то белый, записавший с его слов это предание, заметил окружившим его индейцам‑сарси, что у оджибве существует весьма сходное сказание, но с той лишь разницей, что не бобр, а выхухоль достала из‑под воды комок земли. Замечание вызвало крики одобрения со стороны пяти или шести индейцев, сидевших кругом на корточках в шатре. «Да, да! – кричали они в один голос. – Человек неправильно рассказал тебе. То была выхухоль, именно выхухоль!»
В религии и мифологии тлинкитов, крупного индейского племени на Аляске, большую роль играет ворон, по туземному – Йел. Он был не только родоначальником клана воронов, но и творцом людей. Йел вызвал к жизни растения и поставил солнце, луну и звезды на их места. Но у него был злой дядя, который убил десять старших братьев Йела, утопив их или, по словам других индейцев, отрезав им головы ножом. К таким жестоким поступкам его побудила ревность, ибо у него была молодая жена, которую он очень любил, а по законам племени тлинкитов его племянники, сыновья его сестры, получили бы в наследство вдову, когда ему бы пришло время уйти из этой жизни. И как только Йел возмужал, ревнивый дядя попытался отделаться и от него тем же способом, каким он раньше отделался от его десяти старших братьев, но безуспешно. Ибо Йел не был обыкновенным сыном человеческим: мать зачала его от проглоченного ею круглого булыжника, который она нашла на морском берегу во время отлива; посредством другого камня ей удалось сделать ребенка неуязвимым. Поэтому когда дядя попытался отрезать голову племяннику обычным способом, то нож не причинил Йелу ни малейшего вреда. Однако неудача не обескуражила злодея, и он прибегнул к другому средству, чтобы погубить доблестного племянника. В бешенстве он воскликнул: «Да будет потоп!» И разразился потоп, отчего все горы покрылись водой. Тогда Йел облекся в свои крылья и перья, которые он по желанию мог снимать и надевать, и полетел к небу. Прикрепившись клювом к небесному своду, он висел десять дней, пока вода не поднялась так высоко, что стала лизать его крылья. Когда вода схлынула, он разжал свой клюв и сорвался с неба, упав в море на мягкие прибрежные водоросли. Морская выдра помогла ему выйти из опасного положения, в котором он очутился, и перенесла его на сушу. О том, что произошло с человечеством во время потопа, эта версия легенды не говорит ни слова.
По другой тлинкитской легенде, история великого потопа выглядит иначе. Потоп был причинен вороном, который поместил в преисподней женщину, поручив ей следить за приливом и отливом. Однажды он пожелал узнать, что делается на дне морском, и, чтобы пройти туда по суше, приказал женщине поднять морскую воду. При этом он предусмотрительно распорядился действовать медленно, дабы люди при наступлении потопа имели достаточно времени погрузить необходимые припасы и сесть в лодки. И вот море начало постепенно вздыматься, унося лодки с сидевшими в них людьми все выше и выше по склонам гор, где на вершинах, еще не затопленных водой, бродили медведи и другие дикие звери. Многие медведи подплывали к лодкам и старались вскарабкаться на борт, но собаки, которых люди взяли с собой на всякий случай, отгоняли медведей. Некоторые люди высадились на горных вершинах и здесь для защиты от воды построили стены, привязав к ним свои лодки с внутренней стороны. Они не могли захватить из дома много дров за недостатком места в лодках. Положение их было тяжелым и опасным. Они видели, как вырванные с корнем деревья неслись по бурному течению воды; огромные чудовищные рыбы и другие невиданные твари мчались мимо них, увлекаемые потопом. Наконец вода пошла на убыль, и люди стали спускаться с гор. Но все деревья были снесены потопом, и, оставшись без топлива, люди погибали от холода.
Когда ворон вернулся с морского дна и увидел, что рыбы лежат на суше, в горах и по речным берегам, то сказал им: «Оставайтесь здесь и превратитесь в камни». И рыбы превратились в камни. А когда он встречал спускающихся с гор людей, то говорил им также: «Превращайтесь в камни тут же на месте». И люди превращались в камни. Истребив таким образом весь людской род, ворон снова сотворил его из древесных листьев. Из того, что ворону пришлось создать заново нынешнее человечество из листьев, само собой вытекает, что он превратил в камни всех без исключения людей, переживших великий потоп. Вот почему до сих пор так много людей умирает осенью во время листопада: когда вянут и опадают цветы и листья, мы также, подобно им, расстаемся с жизнью.
Тлинкиты, или колоши, как их называли русские, передают и другое предание о всемирном потопе, во время которого люди спаслись в большом плавучем ковчеге; когда вода пошла на убыль, ковчег разбился о скалу пополам, отчего произошло разделение языков. Тлинкиты – это одна половина всего населения, укрывшегося в ковчеге, а остальные народы – другая. Легенда эта, по‑видимому, христианского происхождения, так как содержит в себе смешение двух сказаний – о Ноевом ковчеге и о вавилонской башне.
Индейское племя хайда, живущее на островах Королевы Шарлотты, хранит предание о том, что «когда‑то в давние времена был великий потоп, от которого погибли все люди и животные, кроме одного лишь ворона. Но ворон тот не был обыкновенной птицей, а обладал в значительной степени, как и все другие животные в древнеиндейских сказаниях, человеческими свойствами. Свой убор из перьев, например, он мог по желанию снимать с себя и вновь надевать, как одежду. По одной версии предания, он был даже рожден от женщины, которая не имела мужа. Она сделала для ворона лук и стрелы. Когда ворон вырос, он этими стрелами убивал птиц, и из их шкурок мать сшила ему плащ или покрывало. Имя ворона было Не‑кил‑стлас. После потопа ворон нигде не мог найти ни товарища, ни подруги и стал очень тяготиться одиночеством. Наконец он достал на взморье гребенчатую раковину (Cardium nuttalli) и женился на ней, но и после того мысль о товарище все еще не покидала его. Скоро он услышал в раковине слабый крик, как у новорожденного ребенка; постепенно крик становился все громче, пока не показался младенец женского пола. Когда девочка со временем выросла, ворон взял ее себе в жены, и от них пошли все индейцы, заселившие страну».
Индейцы, живущие в долине реки Томсон в Британской Колумбии, рассказывают о бывшем некогда великом потопе, наводнившем всю страну, за исключением вершин нескольких высочайших гор. Индейцы полагают, хотя и не вполне в том уверены, что потоп был вызван тремя братьями, по имени Коаклкал; они исходили всю страну из конца в конец, творя чудеса и превращая одни вещи в другие, пока сами не были превращены в камни. Но как бы то ни было, от потопа погибло все живое, за исключением степного волка и трех человек. Степной волк остался в живых потому, что обернулся поленом и в таком виде поплыл по воде, а люди спаслись в лодке, которую унесло течением к горам Нзукески. Впоследствии они вместе с лодкой были обращены в камни, и до сих пор их можно видеть сидящими все там же в виде камней. А волк, когда потоп миновал, остался лежать на сухом побережье поленом, образ которого он так ловко принял в нужный момент. Наконец он принял свое естественное обличье, стал оглядываться вокруг и увидел, что находится в долине реки Томсон. Он взял себе в жены деревья, и от этого союза произошли теперешние индейцы. До потопа в горах не было ни рек, ни озер и никакой рыбы. Когда же воды потопа стали спадать, то они оставили озера в горных пещерах, а реки потекли от них к морю. Поэтому‑то мы теперь встречаем озера в горах, а в озерах находим рыбу. Таким образом, мы видим, что легенда томсонских индейцев была придумана, вероятно, для того, чтобы объяснить происхождение горных озер. Первобытный мыслитель полагал, что они появились как следствие великого потопа, во время спада воды, т. е. так же, как те скопления воды, которые образуются на морском берегу после отлива в углублениях скал.
Легенды о великом потопе имелись, по‑видимому, и у индейских племен штата Вашингтон. Так, по словам индейцев из племени твана, живущих у бухты Педжетсунд, во время оно народ за свои грехи был наказан великим потопом, вся страна была залита водой, кроме одной горы. Люди сперва спасались в лодках у высочайшей вершины Олимпа, горной цепи в штате, а когда вода поднялась выше этой горы, они привязали свои лодки длинными веревками к самому высокому дереву. Но вода затопила и дерево. Тогда некоторые лодки оторвались от дерева и были унесены течением на запад. И теперь там еще живут потомки тех спасшихся в лодках людей – племя, говорящее на языке, сходном с тем, на котором говорит тванское племя. Вот почему это последнее теперь так малочисленно. Саму гору, к которой люди привязали тогда свои лодки, индейцы называют «прикрепой». В предании фигурирует еще голубь, вылетевший, чтобы посмотреть на погибших в потопе.
Когда первые миссионеры появились среди племен спокана, сахаптина («пронзенные носы») и кайузе, которые вместе с якима населяли восточную часть штата Вашингтон, то они нашли у этих индейцев туземное предание о великом потопе, от которого спасся на плоту только один человек со своей женой. Все эти три племени, равно как и «плоскоголовые» племена индейцев, имеют каждое свой «Арарат», на котором спасшиеся от потопа люди нашли прибежище.
Сказание о великом потопе существует также у индейцев того же штата Вашингтон, говорящих на катламетском диалекте племени чинук. В некотором отношении это сказание сходно с алгонкинской легендой. Одной молодой девушке голубая сойка посоветовала выйти замуж за барса – охотника за лосями, да к тому же старейшину своего рода. Девушка послушалась, но по ошибке вышла замуж не за барса, а за бобра. Однажды, когда муж ее, бобр, возвращался с рыбной ловли, она вышла навстречу ему. Муж велел ей отнести домой пойманную им форель, но оказалось, что вместо форели он передал ей ивовые ветви. С этих пор муж ей опротивел, и, бросив его, она в конце концов вышла замуж за барса, того самого, которого раньше избрала в мужья. Покинутый любимой женой, бобр плакал пять дней подряд, пока слезы его не затопили всю страну. Все жилища были залиты водой, и животные перебрались в лодки. Когда потоки воды поднялись почти до самого неба, животные, поразмыслив, решили достать земли со дна морского. Первым делом они обратились к голубой сойке. «Ну‑ка, голубая сойка, нырни в воду!» – сказали они ей. Сойка нырнула, но не глубоко, и хвостик ее все время торчал из воды. После нее все животные пытались спуститься на дно. Сперва норка, а за ней выдра кинулись в воду, но вернулись назад, не достав дна. Дошла очередь до выхухоли. Она сказала: «Свяжите лодки вместе». Животные связали лодки вместе и поверх них положили доски. После этого выхухоль сбросила с себя шубку, пропела пять раз свою песню и недолго думая нырнула в воду и скрылась из глаз. Долго оставалась она под водой, но наконец вынырнула. Между тем наступило лето, вода пошла на убыль, лодки стали опускаться все ниже и ниже, пока не пристали к суше. Все животные выскочили из лодок, но при этом ударились хвостами о борт, и хвосты у всех отвалились. Вот почему у серого и черного медведя хвост до сих пор остается коротким. Но выдра, норка, выхухоль и барс вернулись в лодку, подобрали свои хвосты и прикрепили их к уцелевшим остаткам. Потому‑то у этих животных сохранился нарядный хвост, хотя он и оторвался было во время потопа.
В изложенном сказании очень мало говорится о людях, о том, как, собственно, они спаслись от потопа. Но рассказ относится, очевидно, к тому примитивному роду легенд, где вообще еще не проводится строгая грань между человеком и животным и где предполагается, что низшие создания думают, говорят и действуют, как люди, ни в чем им не уступая. Эта общность природы тех и других явно выражена в катламетском сказании, в эпизоде с браком между девушкой и бобром (а потом барсом); она отражается также и в одной детали: бобр описывается в виде человека с толстым брюхом. Таким образом, изложив, как животные сохранили свою жизнь во время потопа, рассказчик считает, вероятно, уже излишним объяснить также и то, как люди пережили тот же самый потоп.
В Северной Америке легенды о великом потопе распространены не только среди индейских племен, но также и между эскимосами (гренландцами). В Оровигнараке, на Аляске, капитан Якобсен слышал эскимосское предание о том, что некогда огромное наводнение и одновременно с этим землетрясение быстро опустошили страну и только несколько человек успели спастись в лодках, сделанных из звериных шкур, на вершинах высочайших гор. Точно так же эскимосы, живущие по берегам залива Нортон, на Аляске, рассказывают, что в первые дни существования мира вся земля была залита потопом, кроме одной очень высокой горы в середине земли. Вода шла с моря и покрыла всю землю, одна лишь вершина той горы возвышалась над водой. Только немногие животные укрылись на горе и уцелели, да еще несколько человек еле спаслись, плывя в лодке и питаясь рыбой, пока не прекратился потоп. Когда вода схлынула и показались горы, люди высадились из лодки на этих высотах и понемногу стали спускаться, следуя за отступающей водой. Животные также сошли с горы, и скоро все их виды вновь расплодились по земле.
Эскимосы‑чиглит, живущие по берегам Северного Ледовитого океана от мыса Барроу на западе до мыса Батерс на востоке, говорят о великом потопе, вызванном сильным ветром. Эскимосы связали большой плот из лодок и, раскинув на нем шатер, поплыли по водной пустыне. Продрогшие от ледяного ветра, они прижимались друг к другу, чтобы как‑нибудь согреться, а мимо них плыли по течению вырванные с корнями деревья. Наконец волшебник, по имени Ан‑оджиум, что значит «сын совы», бросил свой лук в море, сказав: «Довольно, ветер, уймись!» Потом он бросил туда же свои серьги. Этого оказалось достаточным для того, чтобы потоп прекратился.
«Центральные» эскимосы рассказывают, что давным‑давно океан вдруг начал подниматься все выше и выше, пока не затопил всю землю. Даже горные вершины скрылись под водой, и льдины над ними неслись по течению. Когда потоп прекратился, глыбы льда сгрудились и образовали ледяные шапки, которыми с тех пор покрыты горные вершины. Рыбы, моллюски, тюлени и киты остались лежать на сухой земле, где и теперь еще можно видеть их раковины и кости. Одни эскимосы в то время утонули, а другие, перебравшиеся в лодки в начале потопа, спаслись.
Автор книги о гренландцах Кранц пишет: «Почти все языческие народы знают кое‑что о Ноевом потопе. Первые миссионеры нашли и среди гренландцев наивные и поэтические предания, а именно: мир был когда‑то уничтожен потопом, все люди, кроме одного человека, утонули; впрочем, некоторые были превращены в огненных духов. Единственный спасшийся от потопа человек ударил палкой о землю, и оттуда появилась женщина, их потомство заселило мир. В подтверждение того, что потоп залил всю землю, обитатели Гренландии указывают на множество раковин и остатки рыб, встречающихся внутри страны, где люди никогда не жили, а также на кости китов, найденные на одной высокой горе. Аналогичные доказательства слышал путешественник Холл от эскимосов, или иннуитов [18], среди которых он жил. Он говорит: «У них есть предание о потопе, который они объясняют необычайно высоким морским приливом. Во время моей беседы с Тукулито о ее народе она как‑то сказала мне: „Все иннуиты убеждены в том, что земля была некогда залита водой“. На мой вопрос, на чем основано такое убеждение, она ответила: „Разве вы никогда не видели в горах, вдали от морей, камешки вроде ракушек и другие предметы, свойственные только морям?“
Сказания о великом потопе в Африке
Странно, что легенды о всеобщем потопе, столь широко распространенные во всех частях света, в Африке едва ли существуют вообще. В самом деле, весьма сомнительно, чтобы на всем этом обширном материке было записано хотя бы одно подлинное туземное предание о великом потопе. Даже следы подобных преданий редко встречаются; в древнеегипетской литературе не обнаружено до сих пор ни одного такого следа. В Северной Гвинее, как утверждают, существует «предание о великом потопе, который некогда залил всю поверхность земли, но оно содержит в себе столько чудесного и фантастического, что не может быть признано тождественным с библейским преданием о том же событии». Так как сообщающий об этом факте миссионер не приводит никаких дальнейших подробностей, то мы не в состоянии судить, насколько это предание является оригинальным или насколько заимствованным от европейцев. Другой миссионер встретил указания на великий потоп в преданиях туземцев, живущих в низовьях Конго. «Солнце и луна встретились однажды, – говорят они, – причем солнце обдало луну грязью и таким образом несколько затмило ее свет; по этой‑то причине часть луны время от времени остается в тени. Во время этой встречи на земле произошел потоп. Первобытные люди взяли палочки, которыми они едят кагу, и, приставив их к заду, превратились в обезьян. Нынешние человеческие поколения были созданы заново. По другой версии, мужчины при наступлении потопа превратились в обезьян, а женщины – в ящериц».
Племя бапеди, принадлежащее к народу басуто, в Южной Африке, по слухам, имеет легенду о великом потопе, уничтожившем почти все человечество. Опытный миссионер Роберт Моффат делал тщетные попытки разыскать легенды о потопе среди южноафриканских туземцев; один из них, уверявший, что знает такую легенду со слов своих предков, был уличен в том, что перенял ее от миссионера Шмелена. «Подобного рода рассказы, – прибавляет Моффат, – услышанные впервые в миссии или от какого‑нибудь набожного путешественника, с течением времени настолько искажаются и пропитываются языческими представлениями, что становятся чрезвычайно похожими на туземные предания». Рассказав легенду о происхождении озера Дилоло в Анголе, где будто бы погибла целая деревня со всеми ее обитателями, курами и собаками, Ливингстон замечает: «Возможно, что это есть какой‑то слабый отголосок предания о потопе, и замечательно, что он является единственным в этом роде, который мне пришлось услышать во всей стране». Мой друг, Джон Роско, человек с большим миссионерским опытом, проведший около 25 лет в тесном общении с туземцами Центральной Африки, в частности в протекторате Уганда, говорил мне, что он не нашел ни одной туземной легенды о потопе у племен, среди которых он жил.
Предания о великом потопе были, однако, обнаружены немецкими авторами среди туземцев Восточной Африки, но оказались лишь вариациями библейского рассказа, который проник к ним благодаря христианскому, а может быть, и мусульманскому влиянию. Одно из таких преданий было записано германским чиновником у масаи. Вот оно.
Тумбайнот был праведником, и бог его возлюбил. Жена его Найнанде родила ему трех сыновей: Ошомо, Бартимаро и Бармао. Когда умер брат его Ленгерни, то Тумбайнот, согласно обычаю племени, женился на вдове Нахаба‑логунджа, которая получила это прозвище за свою высокую и узкую голову, что считается у масаи признаком особой красоты. Она также родила своему второму мужу трех сыновей, но после случившейся однажды вечером семейной ссоры по случаю ее отказа дать мужу молоко она покинула Тумбайнота и построила себе собственный дом, окружив его изгородью из колючего кустарника от нападения диких зверей. В те времена мир был густо населен, но люди не отличались благочестием, а, напротив, много грешили и не исполняли божеских заповедей. Однако при всем их дурном поведении от убийства они все же воздерживались. Но в один несчастный день случилось, что некий человек, по имени Намбиджа, ударил по голове другого, которого звали Суаге. Этого уже бог не мог стерпеть и потому решил истребить весь людской род. Один лишь благочестивый Тумбайнот был отличен милостью бога, который велел ему построить деревянный ковчег и перебраться туда с обеими своими женами, со всеми шестью сыновьями и их женами, а также взять с собой в ковчег животных всех пород. Когда все они укрылись в ковчеге и Тумбайнот сложил туда запас провизии, бог послал на землю проливной дождь, который длился так долго, что наступил великий потоп, все люди и животные утонули, кроме находившихся в ковчеге. Долго плыл ковчег по воде, и Тумбайнот с нетерпением ждал конца потопа, ибо запасы в ковчеге уже почти истощились. Наконец ливень прекратился. Томясь желанием узнать, не кончился ли потоп, Тумбайнот выпустил голубя из ковчега. Вечером голубь вернулся усталый, и при виде его Тумбайнот понял, что вода еще держится высоко и что птица не смогла найти себе место для отдыха. Спустя несколько дней он выпустил ястреба, причем предварительно прикрепил стрелу к перу его хвоста, рассчитывая, что если ястреб опустится на падаль, то стрела, которую он потащит за собою по земле, как‑нибудь выдернется из хвоста и воткнется в землю. И действительно, когда вечером ястреб вернулся в ковчег без стрелы и одного пера в хвосте, Тумбайнот понял, что птица наткнулась на падаль и что, стало быть, потоп ослабевает. Наконец вода совершенно спала, ковчег пристал к суше, и люди и животные высадились. Выйдя из ковчега, Тумбайнот увидел сразу четыре радуги, по одной на каждой стороне неба, и истолковал их как знамение того, что гнев божий миновал.
Другую версию предания о потопе сообщил немецкий миссионер из той же местности. Он ознакомился с преданием в миссии Мкульве, на реке Саиси, или Момба, в 20 милях от того места, где она впадает в озеро Руква. Туземец, сообщивший ему предание, уверял, что перенял его от своего деда и настойчиво утверждал, что оно – подлинное туземное предание, а не заимствованное от иноземцев. Свидетельство было поддержано другим правдивым туземцем с той лишь разницей, что, по словам этого последнего, африканский Ной выпустил из ковчега не одного, а двух голубей. Предание это таково.
Когда‑то в старину реки разлились по земле. Бог сказал двум людям: «Садитесь на корабль, возьмите с собой семена всех растений и всяких животных по самцу и самке». Люди так и сделали. Потоп поднялся высоко и скрыл горы, а корабль продолжал плыть. Все животные и люди погибли. Когда вода стала спадать, человек сказал: «Надо посмотреть: может быть, вода еще держится» – и выпустил голубя, но голубь вернулся на корабль. Человек подождал и выпустил сокола, который не вернулся назад, потому что вода уже спала. Тогда люди высадились с корабля, выпустили всех животных и посеяли все семена.
Географическое распределение сказаний о потопе
Предыдущий обзор преданий о потопе показывает, что сказания этого рода, назовем ли мы их легендами или мифами, широко распространены по всему свету. Прежде чем перейти к вопросу о взаимном отношении преданий друг к другу и о причине или, вернее, причинах их происхождения, небесполезно будет вкратце перечислить страны, в которых они обнаружены. Начнем с Азии. Здесь мы нашли образцы их в Вавилонии, Палестине, Сирии, Фригии, в древней и современной Индии, в Бирме, Кохинхине, на Малайском полуострове и на Камчатке. Мы видим, что предания о потопе сосредоточены преимущественно в Южной Азии и явно отсутствуют в Восточной, Центральной и Северной Азии. В особенности замечательно то, что ни китайцы, ни японцы, две великие культурные нации Восточной Азии, насколько мне известно, не сохранили в своей обширной и древней литературе ни одной народной легенды о великом потопе интересующего нас типа, т. е. о таком всеобщем наводнении, от которого будто бы погибло все человечество или его значительная часть.
В Европе предания о потопе местного происхождения встречаются гораздо реже, чем в Азии; они были известны в Древней Греции; имеются также сообщения о преданиях, найденных в Уэльсе, среди литовцев, трансильванских цыган и вогулов Восточной России. Исландская легенда о наводнении, причиненном кровью гигантов, едва ли соответствует разбираемому типу легенд.
В Африке, включая Египет, туземные легенды о великом потопе, видимо, отсутствуют: ни об одном достоверном случае обнаружения таковых не имеется сведений.
На Малайском архипелаге легенды о великом потопе существуют на больших островах: Суматре, Борнео и Целебесе, а из малых – на островах Ниас, Энгано, Церам, Роти и Флорес. Однотипные предания имеются у туземных племен Филиппинских островов и Формозы, а также у изолированно живущих обитателей Андаманских островов в Бенгальском заливе.
В Новой Гвинее и в Австралии также существуют сказания о великом потопе; встречаются они также и на небольших островах, известных как Меланезия и образующих большую дугу, которая охватывает Новую Гвинею и Австралию с севера и востока.
Еще далее к востоку предания о потопе широко распространены среди полинезийцев, составляющих население разбросанных в океане большей частью маленьких островов, от Гавайских на севере до Новой Зеландии на юге. В Микронезии легенда о потопе записана на островах Палау.
Много преданий о потопе имеется в Южной, Центральной и Северной Америке, от Огненной Земли на юге до Аляски на севере, на обоих континентах от востока до запада; притом они существуют не только среди индейских племен, но и среди эскимосов, от Аляски на западе до Гренландии на востоке.
Таково в общем географическое распределение легенд. Спрашивается, каково их взаимное отношение друг к другу? Находятся ли они все в генетической связи между собою или же возникли самостоятельно в различных частях земного шара? В прежнее время исследователи под влиянием библейской традиции склонны были отождествлять легенды о великом потопе, где бы таковые ни были обнаружены, с библейским преданием о Ноевом потопе, полагая, что все такие легенды являются более или менее испорченными и апокрифическими версиями того единственного, достоверного и подлинного рассказа о великой катастрофе, который изложен в книге Бытие. В настоящее время такой взгляд должен быть отвергнут. Конечно, следует учесть все многочисленные искажения и разнообразные видоизменения, которые неизбежно должно было претерпеть на протяжении бесчисленных веков устное предание, переходя от поколения к поколению и из одной страны в другую. Но все же в этих различных, зачастую столь причудливых, ребяческих и забавных сказаниях о великом потопе трудно усмотреть человеческие копии одного общего божественного оригинала. В особенности это является невозможным в настоящее время, когда новейшими исследованиями доказано, что библейский, так называемый божественный, оригинал на самом деле вовсе не оригинал, а сравнительно поздняя копия гораздо более древней вавилонской или, правильнее, шумерской легенды. Ни один христианский апологет не станет, конечно, рассматривать вавилонское предание с его ярко выраженной политической окраской как результат божественного откровения. Но если теория божественного вдохновения неприменима к оригиналу, то каким образом она может объяснить происхождение копии?
Отвергая поэтому теорию божественного откровения или внушения, как несовместимую с установленными фактами, мы должны рассмотреть, не является ли вавилонская (или шумерская) легенда, несомненно самая древняя из легенд о потопе, единственной, от которой произошли все остальные. На этот вопрос едва ли можно дать положительный ответ, так как вообще в подобных случаях доказательства невозможны, тот или иной взгляд вырабатывается лишь в результате рассмотрения множества гипотез, которые различными людьми неодинаково расцениваются. Можно, разумеется, разложить все предания на их составные элементы, классифицировать эти последние, подсчитать в каждой легенде число элементов, общих с другими версиями, и по их количеству судить о том, в какой мере данная легенда является производной или оригинальной. Такую работу фактически проделал один из моих предшественников в данной области исследования, но я не собираюсь следовать его примеру: читатели с математическим или статистическим складом ума могут либо обратиться к его труду, либо сами произвести необходимые вычисления на основании данных, приведенных мною на предыдущих страницах. Со своей стороны, я ограничусь изложением общего вывода, к которому я пришел, предоставляя читателю принять его целиком, отвергнуть или внести те или иные коррективы, пользуясь собранным мной материалом. Итак, оставляя в стороне еврейскую легенду, которая, несомненно, произошла от вавилонской, а также те новейшие версии, которые носят явные следы позднейшего миссионерского или вообще христианского влияния, я полагаю, что у нас нет никаких твердых оснований выводить какую бы то ни было легенду о потопе от вавилонского оригинала. Правда, некоторые авторитетные ученые утверждали, что и древнегреческая и древнеиндийская легенды произошли от вавилонской. Может быть, они и правы, но я все же думаю, что имеющиеся во всех этих трех легендах черты сходства еще недостаточны для оправдания гипотезы об их тождественном происхождении. Не подлежит сомнению, что в последние века до новой эры греки ознакомились как с вавилонской, так и с еврейской версиями легенды о потопе, но их собственные предания этого рода восходят к гораздо более раннему времени, чем эпоха завоеваний Александра Македонского, которая впервые открыла западным ученым сокровищницу знаний Востока. Эти же наиболее древние образцы греческих преданий не носят никаких признаков заимствования из азиатских источников. Например, в легенде о Девкалионе, наиболее близкой к вавилонской, только сам Девкалион с женой спаслись от потопа, а когда потоп прекратился, они оба были вынуждены вновь сотворить человечество чудесным образом из камней, причем решительно ничего не говорится о возрождении животного мира, который, надо думать, также погиб от наводнения. Совершенно иначе обстоит дело в вавилонской и еврейской легендах, где авторы не преминули позаботиться о естественном продолжении рода после потопа не только в отношении людей, но и животных и указывают на принятие в ковчег достаточного числа пассажиров из среды тех и других.
Подобным образом сравнение древнеиндийской версии с вавилонской обнаруживает некоторые глубокие противоречия между ними. Чудесная рыба, играющая столь выдающуюся роль во всех древнеиндийских версиях, не имеет никакой очевидной аналогии с вавилонской. Некоторые ученые делают остроумную догадку, что воплощенное в образе рыбы божество, предупреждающее Ману о предстоящем потопе в индийской легенде, есть дубликат Эа – бога, который делает такое же сообщение Утнапиштиму в вавилонской легенде, и что Эа был, несомненно, морским божеством, которое, согласно представлениям вавилонян, изображалось в виде получеловека, полурыбы. Если бы удалось доказать существование подобной аналогии, то этим, конечно, было бы создано связующее звено между обеими легендами. С другой стороны, в древнейшей индийской версии сказания о потопе, содержащейся в Satapatha Brahmana, Ману является единственным лицом, спасшимся от великого потопа, так что после катастрофы понадобилось создать чудесным образом женщину из жертвоприношения Ману (масла, кислого молока, сыворотки и творога), для того чтобы он мог воссоздать человеческий род. Только в позднейших версиях этого сказания Ману берет с собой в ковчег много животных и растений, но даже и здесь ни одним словом не упоминается о том, что мудрец спас свою жену и детей, тогда как его окружает в ковчеге толпа друзей, тоже мудрецов, которых он спас от гибели. Такое упущение свидетельствует не только о недостатке семейных привязанностей у Ману, но и о крайнем его легкомыслии, в противоположность предусмотрительному герою вавилонской легенды, который при столь же печальных обстоятельствах мог по крайней мере утешаться тем, что, плывя по бурным волнам, находится в кругу родной семьи, и знал, что по прекращении потопа они все вместе смогут естественным путем обеспечить продолжение человеческого рода. Не сказывается ли в этом любопытном расхождении обеих легенд контраст между трезвым благоразумием семитического ума и мечтательным аскетизмом индийского?
Итак, вообще говоря, мы имеем мало данных для доказательства того, что индийская и греческая легенды о потопе произошли от вавилонской. Если мы вспомним, что вавилоняне, насколько нам известно, не смогли распространить свое предание среди египтян, с которыми они в течение ряда веков находились в непосредственных сношениях, то надо ли удивляться тому, что предание это не проникло в более далекие страны – Грецию и Индию, с которыми до появления Александра Македонского вавилоняне мало сталкивались? В более позднюю эпоху через посредство христианской литературы вавилонское сказание обошло весь мир и встретило отголосок в легендах различных народов: под пальмами коралловых островов, в индейских вигвамах и среди снегов полярных стран; но само по себе, помимо христианского либо мусульманского влияния, оно едва переступило границы своей собственной родины и смежных с ней семитических стран.
Если мы обратимся к другим рассмотренным нами легендам о потопе и станем здесь искать следы происхождения их от общего источника и, стало быть, распространения из одного и того же центра, то нас должны немало поразить очевидные признаки подобного родства в серии алгонкинских преданий Северной Америки. Многочисленные легенды, записанные среди различных индейских племен этой широко распространенной ветви, обнаруживают столь близкое сходство, что их нельзя рассматривать иначе как различные варианты одного и того же предания. Возникает только вопрос, как нужно отнестись в первоначальной легенде к эпизоду с разными животными, ныряющими в воду, чтобы достать землю: надо ли признать его туземным, или же он отражает рассказ о выпущенных Ноем птицах в библейской легенде, занесенной белыми к индейцам? Этот вопрос остается открытым.
Далее мы видим, что, по мнению Гумбольдта, могут быть прослежены общие черты в легендах о потопе у индейцев, живущих по берегам реки Ориноко; по мнению Вильяма Эллиса, такое же сходство свойственно полинезийским легендам. Надо полагать, что и здесь и там предания распространялись из местных центров, т. е., другими словами, представляют вариации одного общего оригинала.
Тем не менее, допуская, что в ряде случаев имело место распространение легенды из общего центра к периферии, следует признать, что есть легенды о потопе вполне самобытные по своему происхождению.
Происхождение сказаний о великом потопе
Мы еще не получили ответа на вопрос о причине возникновения преданий о потопе. Каким образом у людей повсюду сложилась уверенность в том, что некогда, в то или иное время, земля, или по крайней мере вся обитаемая ее часть, была затоплена великим наводнением, от которого погиб почти весь человеческий род? На этот вопрос раньше отвечали, что подобная катастрофа в действительности имела место, что подробное и подлинное описание ее содержится в книге Бытие и что множество столь распространенных среди людей легенд о великом потопе представляет собой не что иное, как более или менее несовершенное, смутное и искажающее факты воспоминание о том страшном катаклизме. В доказательство такого мнения принято было ссылаться на морские раковины и ископаемые, которые будто бы были отложены в пустынях и на горных вершинах отступающими водами Ноева потопа. Еще Тертуллиан [19] ссылался на морские раковины, встречающиеся в горах, в подтверждение того, что земля будто бы была когда‑то залита водой, хотя он и не связывал этот факт именно с библейским потопом. Во время строительных работ в 1517 г. в городе Вероне было найдено множество странных окаменелостей; это послужило поводом к различным догадкам, в которых далеко не последнее место отводилось, конечно, Ною и его ковчегу. Нашелся, однако, человек, выступивший с критикой подобных мнений: итальянский натурфилософ Фракасторо [20] нашел в себе достаточно смелости, чтобы указать на несообразности популярной гипотезы. «То наводнение, – говорил он, – было слишком кратковременным, и главной причиной его был разлив рек. Если бы оно унесло раковины на далекое расстояние, то они остались бы на поверхности земли, а не оказались бы зарытыми в горах на большой глубине». Здравые рассуждения итальянца положили бы навсегда конец этому спору, если бы не выступили на сцену человеческие страсти. К концу XVII в. проблемы геологии усердно дебатировались целой армией богословов Италии, Германии, Франции и Англии, которые только запутали вопрос и внесли в умы еще большую сумятицу. «С этих пор люди, не соглашавшиеся с тем положением, что все морские органические остатки свидетельствуют о библейском потопе, навлекали не себя подозрение в отрицании всего священного писания в целом. Со времени Фракасторо едва ли был сделан хотя бы один шаг вперед в смысле разработки здравых теорий, так как более ста лет было потеряно на опровержение теории, рассматривающей ископаемые остатки организмов как некую „игру природы“, а после того прошло еще полтораста лет, прежде чем рухнула гипотеза о том, что все ископаемые организмы были погребены в твердых пластах в результате Ноева потопа. Никогда еще ни в какой научной дисциплине теоретическая ошибка так не противоречила точным наблюдениям и систематической классификации фактов. Быстрый прогресс геологии в новейшее время оказался возможным главным образом благодаря тщательному определению последовательности залегания минеральных масс путем изучения содержащихся в них различных органических остатков и регулярности их наслоения. Старая теория потопа (дилювиализм [21]) привела ее приверженцев к смешению всех без различия пластов и относила все явления к одной и той же причине и к одному и тому же короткому периоду времени, а не к совокупности различных причин, действовавших на протяжении длинного ряда эпох. Они видели явления такими, какими хотели их видеть, в одних случаях искажая факты, в других случаях выводя ложные заключения из правильных данных. Короче говоря, история геологии с конца XVII в. до конца XVIII в. есть история неустанной и ожесточенной борьбы новейшей мысли против учений, санкционированных слепой верой многих поколений, опиравшихся на авторитет священного писания».
Заблуждение, заклейменное Ч. Лайелем [22] в таких выражениях, умирало медленно. Еще менее ста лет тому назад В. Бук‑лэнд, назначенный профессором геологии в Оксфорде, в своей вступительной речи уверял своих слушателей, что «великий факт всемирного потопа в не столь отдаленную от нас эпоху доказан такими вескими и неопровержимыми аргументами, что если бы мы даже ничего не знали о нем из священного писания или другого источника, то сама геология вынуждена была бы призвать на помощь подобную катастрофу для объяснения дилювиальных явлений». Уже в наше время другой выдающийся геолог писал следующее: «Я уже давно пришел к заключению, что для того, чтобы понять рассказ, содержащийся в 7‑й и 8‑й главах книги Бытие, необходимо предположить, что он взят автором этой книги из какого‑нибудь современного ему дневника или записок очевидца. Даты подъема и спада воды, упоминание об измерениях глубины воды над горными вершинами при достижении ею максимального уровня и некоторые другие детали, а также вообще весь тон рассказа, на мой взгляд, вызывают именно такое предположение; такое предположение в то же время устраняет все трудности толкования, которые приходится постоянно ощущать». Но если библейское предание о потопе есть записки современника‑очевидца, то как в таком случае объяснить содержащиеся в нем разительные противоречия по вопросу о продолжительности потопа и числе принятых в ковчег животных. Такой взгляд не только не разрешает всех этих противоречий рассказа, но, напротив, делает их совершенно необъяснимыми вне предположения – обидного и незаслуженного – о лживости рассказчика или об отсутствии у него всякого здравого смысла.
Мы не будем долго останавливаться на другом объяснении преданий о потопе, которое в последние годы пользовалось немалым успехом в Германии. По этой теории, предание о потопе в действительности не имеет никакого отношения ни к воде, ни к ковчегу, а представляет собою миф, в котором выступает солнце, луна, звезды либо все вместе; ученые, сделавшие это удивительное открытие, согласны между собою лишь постольку, поскольку все они отвергают общепринятое «земное» толкование; но они совершенно расходятся друг с другом по всем отдельным пунктам своей «небесной» теории. Одни утверждают, что ковчег – это солнце; другие говорят, что он есть луна, что смола, которой он был обмазан, – символическое обозначение лунного затмения, а под тремя ярусами ковчега нужно подразумевать фазы луны. В новейшее время нашелся один приверженец лунной теории, который старается примирить все противоречия, отправляя всех людей пассажирами на луну, а животных размещая на звездах. Обсуждать серьезно все эти ученые нелепости – значит оказывать им слишком много чести. Я привел эти забавные теории с единственной целью несколько оживить длинный и скучный разбор различных мнений по настоящему серьезному вопросу.
Но если мы отбросим в сторону подобные досужие фантазии, для нас все же останется нерешенным вопрос о происхождении дилювиальных преданий. Содержат ли они в себе правду или вымысел? Имел ли место в действительности потоп, как об этом упорно говорят легенды, или его вовсе не было? На этот вопрос мы можем с достаточной уверенностью ответить, что, поскольку в них говорится о потопе, который залил весь мир, затопил даже высочайшие горы и погубил почти всех людей и животных, рассказы эти вымышлены. Ибо, если верить авторитетам новейшей геологии, земля не испытала ни одного такого катаклизма с тех пор, как на ней живут люди. Совершенно другой вопрос – существовал ли некогда, как думают некоторые ученые, сплошной океан, покрывавший всю поверхность нашей планеты задолго до появления на ней человека. Лейбниц, например, представлял себе землю в ее первоначальном виде «как раскаленную светящуюся массу, которая с самого начала ее образования постоянно подвергалась охлаждению. Когда наружная кора настолько охладилась, что пары стали сгущаться, они опустились и образовался сплошной океан, покрывший высочайшие горы и окруживший весь земной шар». Подобная теория образования сплошного первичного океана вследствие конденсации водяного пара по мере постепенного охлаждения расплавленной массы нашей планеты вытекает почти неизбежно из известной «небулярной гипотезы» о происхождении звездного мира, которая первоначально была выдвинута Кантом, а потом развита Лапласом. Ламарк также «был глубоко проникнут убеждением, господствовавшим среди старых естествоиспытателей, что первичный океан покрывал весь земной шар долгое время после того, как появились живые существа». Но все такие умозрения, даже если допустить, что они могли прийти в голову первобытному человеку, не следует смешивать с преданиями о потопе, уничтожившем большинство человеческого рода; эти предания предполагают существование человека на земле и не могут, стало быть, относиться к эпохе, предшествующей плейстоценовому периоду.
Но хотя сказания о подобных страшных катаклизмах почти несомненно являются легендарными, все же вполне возможно и даже вероятно, что многие из них под мифической оболочкой содержат зерно истины. Возможно, что они скрывают в себе воспоминания о наводнениях, которые действительно произошли в отдельных местах, но, передаваемые народной памятью из поколения в поколение, приняли со временем грандиозные размеры мировых катастроф. Летописи минувших веков изобилуют описаниями великих потопов, распространявших ужас повсюду. Было бы, конечно, странно, если бы воспоминание о таких событиях, пережитых тем или иным поколением, не сохранялось надолго у его потомков. Чтобы не искать далеко примеров таких
