ГлавнаяМорской архивИсследованияБиблиотека












Логин: Пароль: Регистрация |


Голосование:


Самое читаемое:



» » Тайные договорённости и пакт Молотова-Риббентропа
Тайные договорённости и пакт Молотова-Риббентропа
  • Автор: Prokhorova |
  • Дата: 12-07-2014 16:09 |
  • Просмотров: 4079

Если посмотреть на европейскую историю с начала вес­ны по конец августа 1939 года, то в этом периоде шла жес­точайшая война нервов. Ведь почему Польша и Велико­британия отказывались от союза с СССР, хотя не могли не видеть, что начинается Вторая мировая война? На что они рассчитывали ввиду того, что Гитлер начал мобилизацию? Когда 22 июня 1941 года Германия напала на СССР, то проблем уже не было: и Великобритания, и Польша броси­лись заключать с Советским Союзом военное соглашение. Но почему же они не хотели его иметь в 1939 году?

Ответ один — в 1941 году они уже воевали с Германией, а в 1939 году еще было неясно, кого именно атакует Гит­лер. У Польши и Великобритании была надежда, что Гит­лер все же побоится союза двух великих держав и Польши, что он из-за этого страха нападет сразу на того, на кого обещал в «Майн Кампф» — на СССР. Нападет через При­балтику и Румынию, предварительно введя их в сферу сво­его влияния. Эти надежды были очень обоснованны.

В 1939 году Германия еще и близко не имела той ар­мии, которая разгромила в 1940 году всю Европу, а в 1941—1942 годах нанесла тяжелейшие поражения Красной Армии. В 1939 году немецкая армия (начав создаваться в 1934—1935 гг.), была еще очень слаба и численно, и орга­низационно, и в техническом, и в моральном планах. Гит­леру нужно было иметь стальные нервы, чтобы с такой армией начать войну с той коалицией, которая победила гораздо более сильную германскую армию в 1918 году. И уж совершенно немыслимо, чтобы Гитлер решился на­пасть на Польшу в условиях, когда СССР мог примкнуть к данной коалиции в любой удобный для себя момент.

В условиях созданного против Германии единого фронта Гитлеру действительно было удобнее напасть на СССР, тем более что после первых немецких побед над Красной Армией на Советский Союз ринулась бы и ев­ропейская гиена — Польша. А если учесть, что военный союзник Германии по Антикоминтерновскому пакту (по оси «Рим — Берлин — Токио») Япония со 2 июля

1939 года уже фактически воевала с СССР в Монголии у реки Халхин-Гол, и наступление японцев в глубь Монго­лии поначалу было успешным, то нападение Германии на СССР было и наиболее удобным по моменту.

И Советский Союз сделал очень точный и верный шаг: оказавшись не в силах предотвратить войну, СССР СТРАВИЛ АГРЕССОРОВ МЕЖДУ СОБОЙ - он заклю­чил договор о ненападении с Германией. Текст этого до­говора таков.

Договор о ненападении между Германией и Советским Союзам.

Правительство СССР и Правительство Германии, ру­ководимые желанием укрепления дела мира между СССР и Германией и исходя из основных положений договора о ней­тралитете, заключенного между СССР и Германией в апре­ле 1926 года, пришли к следующему соглашению:

Статья I. Обе Договаривающиеся Стороны обязуются воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивно­го действия и всякого нападения в отношении друг друга как отдельно, так и совместно с другими державами.

Статья II. В случае, если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом военных действий со стороны третьей державы, другая Договаривающаяся Сторона не будет поддерживать ни в какой форме эту державу.

Статья III. Правительства обеих Договаривающихся Сторон останутся в будущем в контакте друг с другом для консультации, чтобы информировать друг друга о вопросах, затрагивающих их общие интересы.

Cтатья IV. Ни одна из Договаривающихся Сторон не бу­дет участвовать в какой-нибудь группировке держав, кото­рая прямо или косвенно направлена против другой стороны.

Статья V. В случае возникновения споров или конфлик­тов между Договаривающимися Сторонами по вопросам того или иного рода обе стороны будут разрешать эти спо­ры или конфликты исключительно мирным путем в порядке дружественного обмена мнениями или в нужных случаях пу­тем создания комиссий по урегулированию конфликта.

Статья VI. Настоящий договор заключается сроком на десять лет, с тем что, поскольку одна из Договариваю­щихся Сторон не денонсирует его за год до истечения срока, срок действия договора будет считаться автоматически продленным на следующие пять лет.

Статья VII. Настоящий договор подлежит ратифи­цированию в возможно короткий срок. Обмен ратификаци­онными грамотами должен произойти в Берлине. Договор вступает в силу немедленно после его подписания.

Составлен в двух оригиналах, на немецком и русском язы­ках, в Москве 23 августа 1939 года.

По уполномочию                                                              За Правительство

Правительства СССР                                                          Германии

В. Молотов                                                                      И. Риббентроп

Молотов и Риббентроп

 Молотов и Риббентроп

Этот договор был ратифицирован Верховным Советом СССР и рейхстагом Германии 31 августа 1939 года.

Этим договором Советский Союз предлагал своему не­примиримому врагу и по совместительству главному аг­рессору Европы (напомню, что присоединение Австрии и захват Чехословакии в 1938—1939 годах были вменены Германии на Нюрнбергском процессе как акты агрессии) напасть на второго своего врага и второго по размеру, но первого по наглости агрессора Европы — Польшу, после чего втянуться в войну с будущими союзниками СССР (Англией и Францией), которые в 1939 году становиться союзниками СССР упорно не хотели.

Интересно, что той своей политики Советский Союз и в то время не скрывал, и его глава В.М. Молотов на упомянутой сессии Верховного Совета говорил об этом открыто:

«Советско-германский договор подвергся многочислен­ным нападкам в англо-французской и американской прессе. Особенно стараются на этот счет некоторые «социали­стические» газеты, услужающие «своему» национальному капитализму, услужающие тем из господ, кто им прилично платит. Понятно, что от таких господ нельзя ждать на­стоящей правды.

...Доходят, дальше, до того, что ставят нам в вину, что, видите ли, в договоре нет пункта о том, что он де­нонсируется в случае, если одна из договаривающихся сторон окажется вовлеченной в войну при условиях, которые могут дать кое-кому внешний повод квалифицировать ее нападаю­щей стороной. Но при этом почему-то забывают, что та­кого пункта и такой оговорки нет ни в польско-германском договоре о ненападении, подписанном в 1934 году и аннулиро­ванном Германией в 1939 году вопреки желанию Польши, ни в англо-германской декларации о ненападении, подписанной всего несколько месяцев тому назад. Спрашивается, почему СССР не может позволить себе того, что давно уже позво­лили себе и Польша, и Англия?

...Разве трудно понять этим господам смысл советско- германского договора о ненападении, в силу которого СССР не обязан втягиваться в войну ни на стороне Англии против Германии, ни на стороне Германии против Англии? Разве трудно понять, что СССР проводит и будет проводить свою собственную, самостоятельную политику, ориентирующую­ся на интересы народов СССР, и только на эти интересы? Если у этих господ имеется уж такое неудержимое желание воевать, пусть повоюют сами, без Советского Союза. Мы бы посмотрели, что это за вояки». (Ждать оставалось два дня.

X  сентября 1939 года начались смотрины польских вояк.)

Этот договор никого в правительстве СССР не обма­нул и особой радости не доставил. Участник перегово­ров министра иностранных дел Германии Риббентропа с Молотовым и Сталиным, руководитель юридического департамента МИД Германии Фридрих Гауе свидетель­ствует: Риббентроп хотел начать переговоры с заранее подготовленной пространной выспренней речи о том, что «дух братства, который связывал русский и немецкий народы...». Однако Молотов его тут же оборвал: «Между нами не может быть братства. Если хотите, поговорим о деле». В своем докладе Гитлеру Риббентроп писал, что Сталин заявил: «Не может быть нейтралитета с нашей стороны, пока вы сами не перестанете строить агрессив­ные планы в отношении СССР. Мы не забываем, что вашей конечной целью является нападение на нао, — это при том, что Сталин лично присутствовал при подписании пакта о «ненападении и нейтралитете».

Если вы обратили внимание, то согласно статье 4 этого договора СССР и Германия отказывались от участия в аг­рессивных группировках друг против друга, но эта статья не распространялась на оборонительные союзы, поэтому СССР предлагал Великобритании и Франции продолжить работу по созданию оборонительного союза против Гер­мании, предлагалась дата 30 августа 1939 года для возоб­новления переговоров, но отклика из Лондона и Парижа не последовало. Поэтому 31 августа на сессии Верховного Совета СССР у В.М. Молотова были основания с гневом говорить о позиции Англии и Польши.

Поскольку пакт о ненападении очень нужен был не только СССР, но и Германии, то Сталин воспользовался случаем и заставил немцев подписать и протокол к пакту, в котором максимально защитил интересы СССР и мак­симально затруднил Гитлеру ведение войны. Гитлер, че­ловек безусловно умный, не мог не понимать, чего хочет Сталин, но Гитлеру в тот момент пакт был очень нужен и он на подписание протокола пошел.

Должен сказать, что тот текст, который ныне публи­куется как текст протокола к пакту о ненападении между СССР и Германией, мне не нравится, поскольку это без­условная фальшивка.

Немного о фальшивках в общем. Их фабрикуют тремя основными способами (и их комбинациями): полупод- лым, подлым и сверхподлым.

По первому способу — академическому или полупод- лому — из текста реального документа выбрасываются слова и предложения так, чтобы усеченный текст изме­нил свой смысл. Скажем, Сталин когда-то реально сказал или написал: «Нацисты — это нехорошие люди». Доктор исторических наук напишет: «Сталин сказал: «Нацис­ты — это... хорошие люди». По второму способу — жур­налистскому или подлому — делается примерно то же, только наглее и троеточия не ставятся. По третьему спо­собу — сверхподлому или способу архивистов, спецслужб и прокуроров — фабрикуется членский билет Сталина в НСДАП с личной подписью Гитлера на билете и со всеми необходимыми печатями и штампами.

Пока общих сведений о фальшивках достаточно, по­этому вернемся к секретному протоколу к договору о не­нападении между СССР и Германией.

Безо всяких сомнений, его фабриковали комбинацией второго способа с третьим. То есть взяли текст подлинно­го протокола, усекли его так, чтобы изменить смысл, а за­тем вызвали из КГБ специалистов по подделке почерков и оформили фальшивку. В то время по-другому фальсифика­торы поступить не могли. Они, может, и хотели бы полно­стью сфабриковать текст, но ведь помимо отечественных свидетелей его смысл был прекрасно известен и за рубе­жом, скажем, Черчилль этот протокол чуть ли не цитирует.

И у фирмы Горбачев — Яковлев получилось вот такое изделие:

«Секретный дополнительный протокол к Договору о ненападении между Германией и Советским Союзом При подписании договора о ненападении между Герма- нией и Союзом Советских Социалистических Республик ни­жеподписавшиеся уполномоченные обеих сторон обсудили в строго конфиденциальном порядке вопрос о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе. Это обсуж­дение привело к нижеследующему результату:

XIIIВ случае территориально-политического переуст­ройства областей, входящих в состав Прибалтийских го­сударств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер ин­тересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению к Виленской области признаются обеими сто­ронами.

XIV    В случае территориально-политического переустрой­ства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизи­тельно проходить по линии рек Нарева, Вислы и Сана.

Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского государства и каковы бу­дут границы этого государства, может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического раз­вития.

Во всяком случае, оба правительства будут решать этот вопрос в порядке дружественного обоюдного согласия.

XV     Касательно юго-востока Европы с советской стороны подчеркивается интерес СССР к Бессарабии. С германской стороны заявляется о ее полной политической незаинтере­сованности в этих областях.

XVI   Этот протокол будет сохраняться обеими сторонами в строгом секрете.

Москва, 23 августа 1939 года

По уполномочию                                                             За Правительство

Правительства СССР                                                          Германии

В. Молотов                                                                      И. Риббентроп

Для того чтобы понять, что данный текст фальшивка, вам необходимо напрячь всю свою способность к фан­тазии и представить себя на месте исполнителя данного документа, скажем, Сталина или Молотова (ведь им надо было исполнять этот протокол), или какого-нибудь на­чальника пограничного отряда, которому нужно указать солдатам, где вкапывать пограничные столбы. И попро­буйте мысленно этот протокол исполнить. Если у вас есть хоть немного фантазии, то вы поймете, что эту галиматью исполнить нельзя. И вот почему.

Во-первых. Что такое «сфера интересов»? Могу ли я за границей своей сферы интересов торговать, вести ком­мунистическую или антикоммунистическую пропаган­ду? Без разъяснения «сфера интересов» — это слова, не имеющие под собой смысла. Иногда в общих контрактах записывают, что одна сторона продает «товар», а вторая его оплачивает. Но при такой абстрактной формулировке к контракту обязательно подкладывается спецификация, в которой точно указывается: какой товар, его качество, цена, сроки поставок и оплаты. Без такового объяснения контракт с абстрактным товаром это не контракт — его невозможно ни выполнить, ни нарушить. То есть «сек­ретный протокол» Горбачева — Яковлева после усечения текста в той части, где стороны оговаривали, что такое «сфера интересов», стал беспредметным — этот прото­кол тоже нельзя ни исполнить, ни нарушить. И это сразу выдает фальшивку, причем понятно и почему Горбачев и Яковлев выбросили эту часть — она явно (а дальше вы это увидите) не соответствовала той цели, которую Горбачев и Яковлев хотели этой фальшивкой достичь — «сфера ин­тересов» НЕ ПРЕДУСМАТРИВАЛА ЗАХВАТА ПОИМЕ­НОВАННЫХ СТРАН НИ СССР, НИ ГЕРМАНИЕЙ.

Второе. Ответьте на вопрос, в чью сферу интересов по этому «протоколу» входит Литва, а в чью Латвия, Эстония и Финляндия. Не можете? Вот то-то и оно! Ни Сталин, ни Гитлер не были придурками вроде Горбачева, чтобы дого­вариваться о «консенсусе», не оговорив, что это такое.

Третье. Предположим, что случилось территориальное переустройство и Польши, и Прибалтики. Где проходит граница сферы интересов в промежутке от угла северной границы Литвы в месте поворота ее на юг и до истоков реки Нарев? Это промежуток около 500 км, где тут вкапывать пограничные столбы? Не знаете? А Сталин и Гитлер знали, поскольку их министры подписывали не ту глупость, что нам подсунули под видом «секретного протокола».

Молотов и Риббентроп совершили одну ошибку — они оставили в границе сферы интересов небольшой разрыв — всего в 30 км — не учли, что истоки реки Нарев находятся в Польше, а не в Восточной Пруссии. И уже через 5 дней посол Германии в Москве Шулленберг и Молотов подпи­сали «Разъяснение» к протоколу, в котором этот разрыв закрыли:

«В целях уточнения первого абзаца п. 2 секретного до­полнительно протокола от 23 августа 1939 года настоящим разъясняется, что этот абзац следует читать в следующей окончательной редакции, а именно:

XIII    В случае территориально-политического переустрой­ства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет прибли­зительно проходить по линии рек Писсы, Наревы, Вислы и Сана. Москва, 28 августа 1939 года».

Получается, что 30 км Сталин и Гитлер поспешили за­крыть (Писса текла тогда из Восточной Пруссии и впада­ет в Нарев), а 500 км так и оставили? Нет, конечно.

С 85%-ной вероятностью могу сказать, как звучал пункт 1 в подлинном протоколе к договору: «В случае территориаль­но-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР, с вхождением суверенного литовского государства в сферу интересов Германии. При этом интересы Литвы по отно­шению к Виленской области признаются обеими сторо­нами». Выделенные слова фальсификаторы из текста изъ­яли, превратив весь этот пункт протокола в глупость.

С моей поправкой все становится на места, и граница сфер интересов идет непрерывно: от Балтийского моря по северной границе Литвы, затем по восточной границе Виленской области (тогда еще удерживаемой Польшей), далее по границе Восточной Пруссии до реки Писса, по ней до впадения ее в Нарев, по нему до впадения его в Буг, который через несколько десятков километров впа­дает в Вислу, по ней до впадения в нее Сана, а по нему до его истоков — до Словакии.

Почему я не уверен на 100%? Потому, что не видел подлинного протокола, и дал бы бог Горбачеву дожить до того времени, когда его допросят.

А то, что в выброшенном из текста протокола предло­жении обязательно подчеркивалась суверенность Литвы, подтверждается вот чем.

Прибалтийские страны — Латвия, Эстония, Финлян­дия — в те годы были девушки предосудительного пове­дения и усиленно крутили ввиду пока далекого III рейха теми местами, которые они считали соблазнительными, призывно подмигивая сразу обоими глазами для надеж­ности. Литва тоже была «не против», но она немцев ви­дела вблизи, а за ними клацала зубами Польша. Литва прекрасно понимала, что это не клиенты, а садисты: из- насиловать-то изнасилуют, но ведь потом и убьют особо жестоким способом. Опыт у Литвы был.

Я уже писал о взаимоотношениях Польши и Литвы, а вот немцы 20 марта 1939 года даже разговаривать с Лит­вой не стали, а просто приказали ей убраться из Клай­педской области Литвы (бывшей немецкой Мемельской, подаренной Антантой) и дали три дня, пригрозив, что в противном случае оккупируют всю Литву. И Литве при­шлось убраться, а ведь она уже так к Клайпеде привыкла, да и сосредоточено в этой области было 30% всей и так небогатой литовской промышленности.

Суверенная Литва была аграрной и нищей, как церков­ная крыса. Население было около 2,5 млн человек, армия состояла из 3 дивизий и 8 эскадрилий самолетов. В лю­бой стране три дивизии с корпусными частями — это не менее 60 тыс. человек, а у Литвы все войско насчитывало 17,9 тыс. У соседней Латвии с ее 1,9 млн. населения и то было 4 дивизии и всего войска аж 20 тыс. Ну как Литва могла спорить с Германией?

Конечно, Литва вошла в сферу интересов Германии в первую очередь потому, что имела общую границу с Вос­точной Пруссией, но думаю, что советское правительство сунуло ее немцам еще и потому, что из всех Прибалтийских государств, заискивающих перед немцами, Литва немцев ненавидела больше всех. В принципе немцы могли оккупи­ровать Литву уже в начале войны с Польшей, войск у нем­цев хватало, с 10 сентября немцы уже начали их выводить на западный фронт. И естественен вопрос: а почему Герма­ния не тронула Литву, если Литва была в сфере германских интересов? Более того, как только пакт о ненападении был подписан и сферы интересов были определены, Германия сообщила Литве дату нападения на Польшу и начала ак­тивно требовать от Литвы заключения с ней военного сою­за, т.е. Германия с вошедшей в сферу немецких интересов Литвой строила отношения как с суверенной страной. Что­бы закончить тему, расскажу, что было дальше.

Литва, узнав о нападении Германии на Польшу, отмоби­лизовала армию и двинула все три свои дивизии к польской границе. Немецким фронтовым генералам подробности внешнеполитических усилий известны, конечно, не были, поэтому когда командующий группой немецких армий «Се­вер» фон Бок за три дня до начала войны с Польшей вдруг увидел на своем левом фланге затаившуюся литовскую рать, то запросил генштаб, что ему делать с этим воинст­вом. Гальдер ответил: «Это сделано отнюдь не против нао. Началась война, и немцы стали уже угрозами требовать от Литвы военного соглашения, но Литва попала в положение «и хочется, и колется, и мама не велит» (с одной стороны, Виленщину у поляков отвоевать было надо, но поляки ос­тавили на литовской границе против трех литовских диви­зий две свои, кроме того, СССР всегда поддерживал Литву и Литва знала, что СССР ее договор с Германией очень не понравится). Еще 12 сентября Гальдер отметил в дневнике: «Литва: Колеблется». Так она и проколебалась всю быстро­течную войну, хотя и сделала немцам объективно полезное дело — оттянула с их фронта две польские дивизии.

Итак, тот факт, что немцы не оккупировали Литву, входящую в сферу их интересов, является доказательст­вом, что по подлинному соглашению Москвы и Берлина Прибалтийские страны должны были оставаться суверен­ными, и это было записано в подлинном протоколе. А раз в протоколе имени Горбачева — Яковлева такого пункта нет, то, значит, эта бумага является фальшивкой, как бы красиво она ни выглядела. Возникает вопрос: как отно­ситься к этой фальшивке Горбачева — Яковлева? Думаю, что наиболее правильным будет относиться к ней как к документу, у которого утеряна часть текста, поскольку подлинность оставшегося текста в целом подтверждена последовавшими событиями. Теперь, когда с прибалтами мы разобрались, давайте займемся Польшей.

Нынешние «историки» утверждают, что этот прото­кол — это сговор о нападении на бедную Польшу и о ее разделе, но стараются говорить об этом общими словами и подозрительно лапидарны, что и немудрено.

Во-первых. Все пункты протокола гипотетичны, и их действие предполагалось только «в случае». Если случит­ся территориально-политическое переустройство упомя­нутых государств, то договоренность действует. Если не случится, то не действует. Но в договоре нет взаимных обязательств насильно или по их согласию переустроить эти государства. Об этом-то СССР и Германия не договари­ваются!

Во-вторых. «Историки» утверждают, что этот протокол нарушал договор между Польшей и СССР. Где в прото­коле это записано? Где обязательства СССР напасть на Польшу либо помочь тому, кто на нее нападет? Где здесь хотя бы обязательства СССР потребовать от Польши себе (либо Германии) какой-либо территории Польши, как в Мюнхенском сговоре этого потребовали Великобритания, Франция, Германия и Италия от Чехословакии?

В-третьих. Где здесь «сговор» с целью раздела Польши? Раздел сфер интересов, о чем мы уже начали говорить, — это не раздел стран и не договоренность о захвате стран, и только подлые негодяи могут его так трактовать. Прото­кол был секретным, и Гитлеру со Сталиным совершенно не было необходимости говорить иносказательно и пре­вращать протокол в басню.

И нельзя забывать, что это юридический документ, который мог быть использован в суде даже без ратифи­кации протокола в парламенте. Гитлер его так и исполь­зовал: в ноте Германии об объявлении войны СССР на­рушения протокола к договору о ненападении явились группой главных поводов к войне. И поскольку никто лучше Германии и СССР не понимал, о чем они заклю­чили соглашение в этом протоколе, то эти поводы явля­ются единственным и самым убедительным разъяснени­ем к протоколу. По интересующему нас вопросу в ноте написано (здесь и далее выделения в тексте сделаны нем­цами. — Ю.М.):

«Таким образом, 23 августа 1939 г[ода] был подписан Пакт о ненападении, а 28 сентября 1939 г[ода] — Договор о дружбе и границах между обоими государствами.

Суть этих договоров состояла в следующем:

XIII    в обоюдном обязательстве государств не нападать друг на друга и состоять в отношениях добрососедства;

XIV   в разграничении сфер интересов путем отказа герман­ского рейха от любого влияния в Финляндии, Латвии, Эсто­нии, Литве и Бессарабии, в то время как территория быв­шего Польского государства до линии Нарев — Буг — Сан по желанию Советской России оставлялась за ней[1].

Действительно, правительство рейха, заключив с Рос­сией пакт о ненападении, СУЩЕСТВЕННО ИЗМЕНИЛО СВОЮ ПОЛИТИКУ ПО ОТНОШЕНИЮ К СССР и с этого дня заняло дружественную позицию по отношению к Совет­скому Союзу. Оно строго следовало букве и духу подписан­ных с Советским Союзом договоров. Более того, усмирило Польшу, а это значит, ценою немецкой крови способствова­ло достижению Советским Союзом наибольшего внешнепо­литического успеха за время его существования».

Не ошибитесь в прочтении: Германия не передавала СССР территории восточнее линии Нарев — Буг — Сан, а только оставляла на этой территории Польши влияние СССР, а что имелось в виду под интересами, вы увидите ниже.

«Если пропагандистская подрывная деятельность Со­ветского Союза в Германии и в Европе вообще не оставляет никакого сомнения в его позиции по отношению к Герма­нии, то ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКАЯ И ВОЕННАЯ ДЕЯ­ТЕЛЬНОСТЬ Советского правительства после заключе­ния германо-русских договоров носит еще ярче выраженный характер. В Москве во время разграничения сфер влияния правительство Советской России заявило министру ино­странных дел рейха, что оно не намеревается занимать, большевизировать или аннексировать входящие в сферу его влияния государства за исключением находящихся в состоя­нии разложения областей бывшего польского государства. В действительности же, как показал ход событий, поли­тика Советского Союза направлена исключительно на одно, а именно: В ПРОСТРАНСТВЕ ОТ ЛЕДОВИТОГО ОКЕАНА ДО ЧЕРНОГО МОРЯ ВЕЗДЕ, ГДЕ ТОЛЬКО ВОЗМОЖНО, ВЫДВИНУТЬ ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ МОСКВЫ НА ЗА­ПАД И РАСПРОСТРАНИТЬ БОЛЬШЕВИЗАЦИЮ ДАЛЬ­ШЕ В ГЛУБЬ ЕВРОПЫ

Развитие этой политики характеризуется следующими этапами:

1      Началом развития этой политики явилось заключение так называемых договоров о взаимопомощи с ЭСТОНИЕЙ', ЛАТВИЕЙ и ЛИТВОЙ в октябре и ноябре 1939 года и воз­ведение военных баз в этих странах.

2      Следующий ход Советской России был сделан по от­ношению к ФИНЛЯНДИИ. Когда требования Советской России, принятие которых грозило бы потерей суверени­тета свободному финскому государству, были отклонены финским правительством, Советское правительство рас­порядилось о создании коммунистического псевдоправитель­ства Куусинена. И когда финский народ отказался от это­го правительства, Финляндии был предъявлен ультиматум и в ноябре 1939 года Красная Армия вошла на территорию Финляндии. В результате «заключенного» в марте финско- русского мира Финляндия вынуждена была уступить часть своих юго-восточных провинций, которые сразу подверглись большевизации.

3      Спустя несколько месяцев, а именно в июле 1940 года, Советский Союз начал принимать меры против ПРИБАЛ­ТИЙСКИХ ГОСУДАРСТВ. Согласно первому Московскому договору Литва относилась к сфере германских интересов. В интересах сохранения мира, хотя и скрепя сердце, прави­тельство рейха во втором договоре по просьбе Советско­го Союза отказалось от большей части территории этой страны, оставив часть ее в сфере интересов Германии. По­сле предъявления ультиматума от 15 июня Советский Союз, не уведомив об этом правительство рейха, занял всю Литву, т.е. и находившуюся в сфере влияния Германии часть Лит­вы, подойдя таким образом непосредственно к границе Вос­точной Пруссии. Позднее последовало обращение к Германии по этому вопросу, и после трудных переговоров, пойдя еще на одну дружественную уступку, правительство рейха отдало Советскому Союзу и эту часть Литвы[2]. Затем таким же способом, в нарушение заключенных с этими государствами договоров о помощи, были оккупированы Латвия и Эстония. Таким образом, вся Прибалтика вопреки категорическим за­верениям Москвы была большевизирована и спустя несколько недель после оккупации сразу аннексирована. Одновременно с аннексией последовало сосредоточение первых крупных сил Красной Армии во всем северном секторе плацдарма Совет­ской России против Европы.

Между прочим, Советское правительство в односторон­нем порядке расторгло экономические соглашения Германии с этими государствами, хотя по Московским договоренностям этим соглашениям не должен был бы наноситься ущерб.

4      По вопросу о разграничении сфер влияния на терри­тории бывшего Польского государства Московскими дого­ворами было ясно согласовано, что о границах сфер влияния не будет вестись никакая политическая агитация, а дея­тельность обеих оккупационных властей ограничится ис­ключительно лишь вопросами мирного строительства на этих территориях. У правительства рейха имеются неоп­ровержимые доказательства того, что, несмотря на эти соглашения, Советский Союз сразу же после занятия этой территории не только разрешил антигерманскую агитацию в польском генерал-губернаторстве, но и одновременно под­держал ее большевистской пропагандой в губернаторстве. Сразу же после оккупации и на эти территории были пере­брошены крупные русские гарнизоны.

5      В то время как германская армия на Западе вела боевые действия против Франции и Англии, последовал удар Совет­ского Союза на БАЛКАНАХ. Тогда как на московских перего­ворах Советское правительство заявило, что никогда в од­ностороннем порядке не будет решать бессарабский вопрос, правительство рейха 24 июня 1940 года получило сообщение

Советского правительства о том, что оно полно решимости силой решить бессарабский вопрос. Одновременно сообщалось, что советские притязания распространяются и на Буковину, то есть на территорию, которая была старой австрийской коронной землей, никогда России не принадлежала и о кото­рой в свое время в Москве вообще не говорилось. Германский посол в Москве заявил Советскому правительству, что его решение является для правительства рейха совершенно не­ожиданным и сильно ущемляет германские экономические интересы в Румынии, а также приведет к нарушению жизни крупной местной немецкой колонии и нанесет ущерб немец­кой нации в Буковине. На это господин Молотов ответил, что дело исключительной срочности и что Советский Союз в течение 24 часов ожидает ответ правительства рейха. И на этот раз [правительство Германии] во имя сохранения мира и дружбы с Советским Союзом решило вопрос в его пользу.

...Оккупация и большевизация Советским правительст­вом территории Восточной Европы и Балкан, переданных Советскому Союзу правительством рейха в Москве в ка­честве сферы влияния, полностью ПРОТИВОРЕЧАТ МОС­КОВСКИМ ДОГОВОРЕННОСТЯМ».

Обращаю внимание, что текст данной ноты исполь­зован немцами как оправдание своей агрессии против СССР, поэтому если бы в немецких доводах было что-то, что противоречило смыслу или букве протокола, то СССР мог бы использовать это для контрпропаганды, и немцы это понимали. Но немцы рассекретили секретный про­токол и не боялись, что их уличат во лжи. Единственная ложь — они привели постфактум в качестве договоренно­сти свое разрешение на занятие «находящихся в состоянии разложения областей бывшего польского государства», но и здесь подстраховались, сообщив, что это устная догово­ренность.

Что же получается? Сегодня все вопят, что «пакт Моло­тов — Риббентроп» — это сговор о разделе мира и оккупа­ции суверенных стран, но из текста этого договора и из его трактовки немцами следует, что не только ни о какой ок­купации, но даже и о занятии части территории (как в слу­чае с Финляндией) или о военных базах даже речи не шло. Речь шла о запрещении ввода войск договаривающихся сторон в сферу своих интересов (случай с Литвой), и, это важно отметить, речь шла только о запрещении пропаган­ды в сфере своих интересов и о преимуществах в торговле. В связи с этим снова возникает небольшой вопрос: если опубликованный «секретный протокол» не фальшивка, то почему в нем нет того, о чем говорит Гитлер в ноте?

Начиная войну с Польшей, даже немцы под сферой своих интересов совершенно не предполагали ликвида­цию Польши как государства. Речь шла об отъеме присое­диненных к Польше немецких территорий и о создании в Польше вассального правительства. Главная причина: и Гитлер, и правительство Германии сумасшедшими не были и войны боялись. Ведь даже исключив СССР, они должны были драться с двумя огромными державами и Польшей, которая им отнюдь не казалась слабой сама по себе. Какие оговорки ни делай, но в 1920 году Польша победила РСФСР, а это и немцам оптимизма не прибав­ляло. Кроме этого, Польша начала мобилизацию с весны, и немцы не имели права пренебрегать ее военной силой. (То, как реально протекала война, немцам и в голову не могло прийти.)

Немцы, высоко ценя свою армию и ее основу — пехо­ту, не были уверены в их боевом духе, поскольку война с Польшей была первой, и армия Германии еще не приоб­рела ни профессионального опыта, ни моральной уверен­ности. По мобилизации была сформирована 51 дивизия, в которых кадрового состава было по 5%. И в этой оценке своей армии немцы не ошибались. Уже после победы над Польшей немецкий генерал фон Бок докладывал в Ген­штабе сухопутных войск свои впечатления от немецких войск: «Той пехоты, которая была в 1914 году, мы даже приблизительно не имеем. У солдат нет наступательного порыва и не хватает инициативы. Все базируется на ко­мандном составе, а отсюда — потери в офицерах. Пулеме­ты на переднем крае молчат, так как пулеметчики боятся себя обнаружить».

Главнокомандующий сухопутными войсками Герма­нии фельдмаршал Браухич не был доволен войсками, и спустя полтора месяца после победы, 5 ноября, он в присутствии Гитлера высказал свое суждение о них:

«1. Пехота показала себя в польской войне безразличной и лишенной боевого наступательного духа; ей не хватало имен­но боевой подготовки и владения наступательной тактикой также и ввиду недостаточного умения младших командиров.

1258 Дисциплина, к сожалению, очень упала: в настоящее время царит такая же ситуация, как в 1917 г.; это прояви­лось в алкогольных эксцессах и в распущенном поведении при перебросках по железным дорогам, на вокзалах и т.п. У него (Браухича. — Ю.М.) имеются донесения об этом, в том числе и военных комендантов железнодорожных станций, а также ряд судебных дел с приговорами за тяжкие дис­циплинарные проступки. Армия нуждается в интенсивном воспитательно-боевом обучении, прежде чем она сможет быть двинута против отдохнувшего и хорошо подготовлен­ного противника на Западе».

Гитлер слабость своей армии знал, поэтому даже за три дня до войны, 28 августа 1939 года, он, собрав брссов пар­тии, министров и депутатов рейхстага, сказал, что мини­мальные требования от Польши: «Данцинг, решение вопро­са о коридоре» — т.е. минимум, позволяющий Германии сохранить лицо. А максимальные требования — «в зави­симости от складывающейся обстановки», т.е. от того, ка­ковы будут успехи в боях. Но он закончил: «Война очень тяжелая, возможно, безнадежная. Но пока я жив, о капи­туляции не будет и речи». Сами понимаете, что начинать войну с мыслями о капитуляции непросто.

Поэтому когда 7 сентября поляки предложили немцам перемирие (а их армия уже храбро удирала от немцев на всех фронтах), то и тогда вопрос о ликвидации Польши или о передаче СССР западных областей Украины и Бе­лоруссии и близко не стоял. Гальдер записал в дневнике: «Поляки предлагают начать переговоры. Мы к ним готовы на следующих условиях: разрыв Польши с Англией и Фран­цией; остаток Польши будет сохранен; районы от Нарева с Варшавой — Польше; промышленный район — нам; Кра­ков — Польше; северная окраина Бескидов — нам; области (Западной) Украины — самостоятельны».

Как видите, хотя Западная Украина находилась в сфе­ре интересов СССР, но Гитлер даже 7 сентября намечал ее к самостоятельности, нимало не беспокоясь, что СССР за это денонсирует договор о ненападении, а это доказы­вает, что протокол к пакту о занятии СССР этих террито­рий не предусматривался, и у СССР не было бы поводов для претензий к Германии. И немцы даже к 7 сентября не предполагали ликвидацию Польши, и хотя они уже заня­ли Краков, но собирались его вернуть. Почему?

Потому, что их штабы пока еще полагали, что поляки бегут за линию Нарев — Висла — Сан, а преодолеть эту линию, по мнению немцев, было непросто. Фельдмаршал Манштейн, генералом участвовавший в разработке плана войны с Польшей, писал: «С другой стороны, у Польши не было недостатка в трезво мыслящих советниках. Как пи­шет полковник Герман Шнейдер в журнале «Милитервис- сеншафтлихе рундшау» от 1942 года, французский генерал Вейган предложил перенести оборону за линию Неман—Бобр (Бебжа) —Нарев — Висла — Сан. Это предложение с опе­ративной точки зрения было единственно правильным».

Сам Манштейн с Вейганом был абсолютно согласен и сам считал, что полякам «...не оставалось ничего иного, как с самого начала перенести оборонительные позиции на линию Бобр (Бебжа) —Нарев — Висла — Сан, а возможно и Дунаец, и вести впереди нее бои лишь с целью выигрыша времени...». Он писал, что эта линия «представляла собой сильную естественную преграду. Кроме того, бывшие рус­ские укрепления, хотя они и устарели, служили хорошими опорными пунктами». Действительно, еще цари укрепи­ли эту линию для защиты от немцев крепостями Вильно (Вильнюс), Гродно, Осовец, Лонжа, Остроленка, Рожа- ны, Пултуск, Загреж, Новогеоргиевск (Модлин), Варша­ва, Ивангород (Демблин).

Теперь, если вы вспомните, где еще вы читали эти на­звания — Нарев, Висла, Сан, то вернетесь к протоколу к пакту о ненападении между СССР и Германией. Да, это линия сферы советских интересов по первой договорен­ности с Германией. А это означает, что СССР секретным протоколом защитил ту остаточную территорию, на кото­рой могло уцелеть Польское государство при самом пло­хом военном исходе войны с немцами. Немцам было не только трудно преодолеть эту линию военным путем, но они и не могли пересечь эту линию без обострения отно­шений с СССР — это была зона его интересов.

Можно сказать, что при подписании протокола ошиб­лись и Сталин, и Гитлер, а можно сказать, что поляки об­манули и того, и другого. Гитлер, соглашаясь со сферой влияния СССР в Польше, полагал, что немецкая армия с трудом преодолеет сопротивление поляков до рубежа На­рев — Висла — Сан, а Сталин полагал, что поляки, отсту­пив на эту линию, либо начнут позиционную войну, в ожи­дании ударов французов и англичан по Германии с запада, либо заключат с немцами перемирие на этой линии.

СССР делал все, чтобы помочь Польше удержаться в войне. Вот такой характерный пример. 29 августа, за три дня до войны, посол Германии Шуленбург упросил главу Советского Союза его принять. Молотов вынужден был согласиться, и стенографистки зафиксировали повод для встречи.

«Шуленбург сообщил, что сегодня ночью и утром ему лично позвонил Риббентроп и просил передать следующее.

В последнее время в нескольких газетах появились слухи о том, что якобы Советское правительство отводит свои войска с западной границы. Такого рода слухи, служащие агитационным целям, неприятны германскому правитель­ству. Поэтому Риббентроп по поручению Гитлера просит Советское правительство опровергнуть эти слухи в форме, которую оно сонтет удобной. Лучше, если бы это опровер­жение было сделано в положительной форме, т.е. что Со­ветское правительство не отводит своих войск с границы,

а,      наоборот, усиливает военные силы на границе. Или жела­тельна такая форма опровержения, в которой было бы ука­зано, что об отводе войск с границы не может быть и речи, так как в такое тревожное время всякое правительство не уменьшает войска на границе, а усиливает их.

Молотов спрашивает, верит ли этим сообщениям гер­манское правительство.

Шуленбург отвечает отрицательно.

Молотов говорит, что он посоветуется, как это сде­лать, и подчеркивает серьезность, с которой мы относимся к заключенному нами пакту с Германией. Уже один факт появления такого рода слухов показывает серьезность на­шего отношения к пакту».

Многие ли читатели поняли, что именно подняло на ноги Риббентропа и что заставило его ночью позвонить послу в Москву? Поясню. Отвод советских войск от вос­точной границы Польши означал, что Польша может сни­мать с нее войска и перебрасывать на запад — навстречу немцам. СССР делал противоположное тому, что делала Литва. И немцы моментально поняли эту угрозу, начав просить, чтобы СССР объявил, что он, наоборот, подтя­гивает к польской границе войска. Но Молотов был такой человек, на которого где сядешь, там и слезешь[3]. «Правда» дала опроэержение, но какое? Она сообщила, что СССР на советско-польской границе усиливает гарнизоны. Но ведь гарнизоны — это не полевые войска, они в насту­плении не участвуют. Поляки могли перебрасывать свои соединения на запад...

Вопрос: Польша сделала столько гадостей и СССР, и Европе, почему Сталин делал все, чтобы сохранить ее суверенитет? Ответ очень прост, но его мало кто пони­мает. Дело в том, что гораздо дешевле, чтобы участок твоей границы прикрывало суверенное государство, а не объединяться с ним, тратить деньги на его обустройство и защиту, а затем нести потери от «пятой колонны», ка­кой-нибудь «Солидарности», которая в таком государстве обязательно образуется. Вот Сталин и делал все, чтобы Польша сохранила свою независимость и суверенитет. И Сталин суверенитет Польши сохранил бы, если бы в ней не жили поляки. Они не дали.

—    * *

Как видите, Советский Союз сделал все, чтобы отсто­ять Польшу.

Давайте для оценки договора между СССР и Германией привлечем злейшего врага СССР Уинстона Черчилля, кото­рый прекрасно знал текст секретного протокола, тем более что Гитлер, как я уже писал, открыто сообщил о нем в ноте о войне с СССР. Черчилль начинает: «Несмотря на все что было беспристрастно рассказано в данной и предыдущей гла­вах, только тоталитарный деспотизм в обеих странах мог решиться на такой одиозный противоестественный акт».

Здесь сэру Уинстону несколько изменило чувство юмо­ра, — получается, что для всех стран Запада договора с Гитлером о ненападении естественны (жены они ему, что ли?) и только для Сталина такой договор противоестестве­нен. Но, по сути, Черчилль, конечно, прав. Он продолжа­ет и объясняет причину, которую я выделил в его мысли: «Невозможно сказать, кому он внушал большее отвраще­ние — Гитлеру или Сталину. Оба сознавали, что это могло быть только временной мерой, продиктованной обстоятель­ствами. Антагонизм между двумя империями и системами был смертельным. Сталин, без сомнения, думал, что Гитлер будет менее опасным врагом для России после года войны против западных держав. Гитлер следовал своему методу «поодиночке». Тот факт, что такое соглашение оказалось возможным, знаменует всю глубину провала английской и французской политики и дипломатии за несколько лет.

В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германских армий, с тем чтобы рус­ские получили время и могли собрать силы со всех концов сво­ей колоссальной империи. В умах русских каленым железом запечатлелись катастрофы, которые потерпели их армии в 1914 году, когда они бросились в наступление на немцев, еще не закончив мобилизации. Л теперь их границы были значи­тельно восточнее, чем во время первой войны. Им нужно было силой или обманом оккупировать Прибалтийские государст­ва и большую часть Польши, прежде чем на них нападут. Если их политика и была холодно расчетливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной».

Тут Черчилль передернул карты, забежав вперед: сек­ретный протокол в части Польши исполнен не был, по­скольку первоначальный его текст не предусматривал ввод советских войск в Польшу и Советский Союз не вышел на предусмотренные протоколом границы сферы своего влияния. Линия раздела между СССР и Германи­ей была установлена позже — 28 сентября 1939 года — и совершенно не соответствовала линии, оговоренной сек­ретным протоколом к пакту о ненападении. Нам же цен­но другое: тогдашнему союзнику Польши и вечному врагу большевизма даже в послевоенных мемуарах и в голову не приходило назвать агрессией вхождение Красной Армии не только в восточные области тогдашней Польши, но и в Прибалтийские страны.

На 1 сентября 1939 года, на начало Второй мировой войны, Советский Союз сделал все, чтобы спасти неза­висимость Польши. Требовалось очень немного — чтобы польская шляхта попробовала эту независимость отсто­ять. Но польская шляхта осталась верной себе: сначала она не могла поверить в собственную глупость и счита­ла, что немцы ее пугают, в связи с чем устроила резню мирного немецкого населения польских городов, а затем бросилась от немцев удирать.

Главнокомандующий польской армией маршал Рыдз-Смиглы 5 сентября отдал войскам директиву удирать в Румынию и, бросив армию, начал удирать туда сам вме­сте с правительством Польши. Когда немцы, которые не могли этого не сообщить СССР, проинформировали, что румыны уже ждут у себя «гнуснейших из гнусных», то ста­ло ясно, что польского государства уже нет, что немцам, даже если бы они и захотели, просто не с кем заключать перемирие. Стало понятно, что не будет никакой поль­ской обороны на рубеже «Бобр (Бебжа) — Нарев — Вис- ла — Сан» и что Польша как государство кончилась. Это было огромным разочарованием для СССР и крушением его планов — иметь между собой и немцами мощное су­веренное государство.

Поэтому только 9 сентября в СССР начали создаваться два фронта для похода в Польшу (сформированы 11 сен­тября), и только 14 сентября эти фронты получили боевые приказы. Представитель французской армии при поль­ском генштабе 10 сентября доложил в Париж, что «здесь царит полнейший хаос. Главное польское командование поч­ти не имеет связи с воюющими армиями и крупными частя­ми... Не имеет ровно никакой информации о продвижении неприятеля и даже о положении своих собственных войск информировано очень неполно или вовсе не информировано. Генеральный штаб распался на две части... Польская армия, собственно, была разгромлена в первые же дни*.

То есть даже первые приказы Красной Армии на поход в Польшу начали поступать только тогда, когда Польша и ее армия уже не управлялись, т.е. не существовали как государство и как единая военная организация. Что тол­ку, что на эти даты правительство Польши и ее генералы тащили свои чемоданы в Румынию еще по дорогам Поль­ши? Их что, польский народ для этого избирал? Как они могли управлять страной и армией, если даже польские послы в других странах не знали, где они?

Ведь почему Черчилль, объявивший в Фултоне уже в 1946 году холодную войну СССР, даже в пропагандист­ском антисоветском угаре конца 40-х, когда в США са­жали в тюрьмы не только коммунистов, но любого запо­дозренного в сочувствии к ним или к СССР, не называет поход Красной Армии в Польшу в 1939 году агрессией? Да потому, что если бы советское правительство не ввело войска в Польшу, то это было бы подлейшим предатель­ством не только советского народа, но и всей будущей ан­тигитлеровской коалиции. Черчилль писал:

«Но, во всяком случае, они (русские. — Ю.М.) не были нам ничем обязаны. Кроме того, в войне не на жизнь, а на смерть чувство гнева должно отступить на задний план пе­ред целью разгрома главного непосредственного врага.

В выступлении по радио 1 октября я заявил:

«...Россия проводит холодную политику собственных ин­тересов. Мы бы предпочли, чтобы русские армии стояли на своих нынешних позициях как друзья и союзники Польши, а не как захватчики. Но для защиты России от нацистской угрозы явно необходимо было, чтобы русские армии стояли на этой линии»».

Чтобы понять Черчилля, представим, что Советский Союз не заключил бы договора о ненападении с немцами (пакт «Молотов — Риббентроп»), т.е. не сделал бы того, что сделали Франция и Англия, и, на радость нынешним мерзавцам, не ввел бы войска в Польшу после того, как ее правительство бросило на произвол судьбы и армию, и страну, и удрало в Румынию. Не присоединил бы по просьбе народов западные области Украины и Белорус­сии, не присоединил бы Прибалтику. Что бы было?

Германия получила бы дополнительно к своим ресур­сам 20 млн украинцев, белорусов, литовцев, латышей и эстонцев сначала на два года как трудовой ресурс, а затем как мобилизационный, который можно оценить в 2 млн человек. И эти миллионы воевали бы с союзниками, и со­юзникам надо было бы их убить, потеряв свои 2 млн.

«Западным цивилизациям» очень хотелось, чтобы Гит­лер начал войну с СССР и все свои проблемы решил за счет нас. «Западная цивилизация» за этим бы со стороны наблюдала, а после войны Англия и Франция, опираясь на Польшу, диктовали бы условия и Гитлеру. Советское правительство такого развития событий не допустило: своей продуманной и честной дипломатией оно заставило Гитлера сначала начать войну с «западной цивилизацией», и после этого, как уж «западная цивилизация» ни потвор­ствовала Гитлеру, но стать союзником СССР теперь уже была обязана.

Юрий Мухин

Из книги «Уроки Великой Отечественной»



[1] Гитлер указал договоренность с изменениями на 28.09.1939 г.
[2] На самом деле СССР выкупил у Германии для Литвы немецкую часть сферы интересов за 7,5 млн золотых долларов (31,5 млн золотых германских марок).

[3] У. Черчилль о В.М. Молотове писал так: «Дожив до старости, я ра­дуюсь, что мне не пришлось пережить того напряжения, какому он подвер­гался — я предпочел бы вовсе не родиться. Что же касается руководства внешней политикой, то Сюлли, Талейран и Меттерних с радостью примут его в свою компанию, если только есть такой загробный мир, куда больше­вики разрешают себе доступ».

Читайте также: