Показать все теги
Следующая глава
Вернуться к оглавлению
ГЛАВА VII.
СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР И ЦЕРКОВЬ
СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР 1
Вопреки большим усилиям журналистов, очень часто журналы — по причинам, известным только им — не отражают истинного общественного мнения.
Проблема смертного приговора являются одним из тех случаев, в которых расхождение мнений граждан и средств массовой информации кажутся глубокими. Последние, почти без исключения, соблазнившись, отбросили обычную возможность провести дебаты на тему, которую считают стареющей, варварской и даже не заслуживающей внимания.
В журналах, в которых я имел возможность работать, я видел с каким отвращением выбрасывали в мусор письма, касающиеся этой темы. Однако, все анкеты показывают, что если сделать народный референдум, то без сомнения победили бы сторонники возврата карательного отряда или палача, хотя бы для самых ужасных убийц.
Ежегодный отчет Amnesty International дает нам конкретные доказательства того, что смертный приговор существует в законах о наказании в 99 государствах (80% экзекуций происходит в странах, которые считают себя образцом поведения, такие как США, бывший СССР и Китай) и не наблюдается там серьезных движений, стремящихся к отмене его. Почти в 30 штатах США, где сохранился смертный приговор, воля народа сопротивлялась всяким попыткам отмены его. Более того, в некоторых случаях, жители пытались вернуть его.
Поведение некоторых известных демократических вождей, политиков и журналистов известны по применению выборочных критериев: для них большинство мнений и голосов является «благородной манифестацией свободы народа» в том случае, когда оно созвучно с их собственной ориентацией, но когда большинство противоречит их планам ''оно является голосом реакции достойным пренебрежения ".
На самом деле, с древних времен до тех пор, пока какой‑то интеллектуал XVIII века из Западной Европы не начал открыто высказывать свои сомнения, смертный приговор спокойно принимался во всех культурах всех обществ мира. Неправда то, что как будто особая личность, называемая Чезаре Беккариа, попросила убрать это наказание. В 28 главе Dei delitti e delle pene написано: "Смерть гражданина можно признать только в 2‑х случаях…'' Прежде всего, Беккариа не признает пыток, а, следовательно, и то что называется «легкой» смертью в той форме, в какой ее применяли в его время, но категорически против ее ликвидации, и также не считает ее запретной; и даже, в некоторых случаях «необходимой». Однако, с другой стороны, альтернативной версией предлагаемой Беккариа,. которая имеющей целью внушить, как можно больше страха должна быть, вечная неволя. Это то, что не играет ни в пользу общества, ни в пользу наказуемого.
Фальшивым является также мнение, что сторонниками смертного приговора были «правые», а за его отмену — «левые». В этом взгляде существует множество парадоксов, взять хотя бы этот: Людвиг XVI отменил смертный приговор за несколько лет до Французской революции, но по инициативе «левых» якобинцев его потом вернули и применяли столь часто, что в сознании людей гильотина и революция стали синонимами.
Эти «прогрессисты» открыто попросили доктора Жельотина об усовершенствовании его техники так, чтобы из ремесленного изделия она могла стать продуктом промышленности. Таким образом, начал существовать инструмент при упоминании о котором, стынет кровь в венах, способный отрубить 60 голов одновременно.
Для того, чтобы ввести в большее замешательство терцемондистов , видящих корни всякого зла в любом белом человеке, как только страны Азии и Африки стали независимыми, быстренько ввели смертный приговор — совершали его иногда «традиционными» способами, т.е. сажали на кол, вешали, погружали в кипяток, медленно душили и тому подобное, даже в тех странах, где европейцы отменили его, выразив уважение к законам своей родины.
Разве страны «реального социализма», страны, в которых правили марксисты, и в которых более ревностно приводили смертный приговор были странами первого, второго или третьего мира? Здесь мы не имеем в виду ранний период сталинизма: в первые годы перестройки Горбачева, советским трибуналом приговорено к смерти более двух тысяч человек, обвиненных в обычных преступлениях.
В связи с общественной легализацией, эта проблема является болезненной язвой в жизни человека, который смотрит на смертный приговор с религиозной точки зрения. Католическая Церковь, так же как и Православная и Протестантская, (исключая только некоторые маленькие еретические секты протестантского происхождения) никогда не противоречила законной власти в исполнении смертного приговора. По Декларациям Папы Иннокентия III, подтвержденной Латеранским Собором в 1215г., светская власть «может без греха осуждать на смертный приговор каждый раз, когда мотивом деятельности суда является ни гнев, ни месть. Справедливость действует при этом разумно, и без попытки дискриминации», и это является предметом de Fide . Эта догматическая декларация подтверждает все прежние традиции Церкви и определяет ее действия в будущем. Более того, до сегодняшнего дня, Учение Церкви не было модифицировано ни одним торжественным определением.
Церковь никогда не приводила ни один смертный приговор в исполнение в церковном государстве, как политическом учреждении, но хорошо известны случаи передачи упрямых еретиков в руки мирской «светской власти». Церкви, которые возникли после Реформации, действовали более непосредственно и обычно сами казнили без решения передачи осужденного «светской власти» для исполнения приговора. Более того, если в Католической Церкви палач был рассматривался как вынужденное зло, то в иерархии репрессированного «Христианского Города», созданного Кальвином в Женеве, палач являлся личностью высокого ранга, человеком всеми уважаемым, который назывался «Слугой Святого Евангелия». Едва ли он был без работы: в 1542‑1546 г.г. Кальвин осудил на смерть 40 человек, исключительно по религиозным причинам.
Однако в последнее время, как мы знаем, смертный приговор оценивается чаще всего по‑другому. Хотя в догматическом смысле ничего не изменилось, к тому же не только богословы, но и целые конференции епископов данных стран считают каждый вид смертного приговора «противоречием христианского духа» или «не согласием с Евангелием». Как обычно часто появляются верующие, которые отличаются ревностью; являющиеся как будто сверх тех полемик: одни критикуют «варварский обскурантизм», другие обвиняют Церковь «в неверности Иисусу Христу», ибо как мы знаем, эта Церковь не считала смертный приговор беззаконием в течение двух тысяч лет.
Эта одна из привилегированных обстановок в «стратегии угрызения совести», о которой мы уже говорили, возбужденная антихристианской пропагандой и рассчитывающая на помощь энтузиастов мира — «зрелых и образованных» католиков. Это очень серьезное дело, ибо если какая‑либо экзекуция является бесправным узаконенным убийством (как это сегодня провозглашают некоторые богословы и даже епископы), то Церковь участвовала на протяжении многих веков в этом промысле, И тогда все, которые отдали свою жизнь, чтобы нести духовное утешение осужденным, как, например, святой Иосиф Кафасо, являлись бы только лицемерными защитниками несправедливого решения. Более того, книги Ветхого и Нового Заветов, которые рекомендуют или хотя бы не запрещают смертный приговор, надо «посадить на скамью подсудимых». Если, на самом деле, здесь мы ошиблись, то за эту ошибку ответственность несет авторитет Церкви и Святое Писание. Все это надо рассмотреть поближе.
СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР 2
Чтобы уйти от недоразумений, сразу перейдем к теме, которую через мгновение объясним шире и которая не хочет быть чем‑то вроде «похвалы палача», по образу Джузеппе де Мастрэ, связанной — в нашей стране — попыткой возвращения смертного приговора в тех странах мира, где ее отменили. Нет ничего более ошибочного. Мы хотим только доказать, что в нашей стране, как и во многих других, забыт талант различия (distingue frequenter !), о котором заботились здравомыслящие люди до самозванной «Эпохи Просвещения».
В интересующем нас случае, слишком часто нет различия между легальностью и целенаправленностью; между «правом» общества осудить одного из своих членов на смерть и исполнить это право. Прежде всего, как мы уже говорили, верующего человека больше всего должно интересовать мнение Церкви, которая через свое наивысшее Учение все время подтверждает право правительства приговаривать к смерти и право передачи этого обществу.
После Собора, разные течения начали выражать сопротивление этому праву, среди многих, например, «Dizionario di antropologia pastorale " , плод работы немецкого Союза католических Моралистов, опубликованный в Германии и Австрии в 1975 г. с imprimatur и благодаря покровительству епископата . В этой работе, которая не является мнением одного богослова, но мнением «католического» пристрастия, читаем: «Христианин не имеет малейшего повода добиваться смертного приговора, либо быть его сторонником».
Документ богословской комиссии епископата Франции 1978 г. гласит, что смертный приговор существует «вопреки Евангелию», и в порыве гнева были созданы документы под названием «Элементы размышления», хотя к своим выводам (вопреки Библии и Традиции) пришли благодаря вынужденной игре слов. В том же каверзном стиле, документы Church — intellectuals в США и Канаде указывают на «клерикальных интеллектуалов», анонимно разрабатывающих документы и которые потом представляют епископы, собственноручно подписывая тексты.
В 1973 году Леонардо Росси, редактор Dizionario di Teologia Morale , который появился с церковного разрешения, он начал предисловие с проблемы «смертного приговора»: «Это одна из типичных тем нашего времени, роль, которой изменилась хотя, может и не везде, как крайняя мера. К сожалению, процесс одобрения этой темы родился не в христианской, а в светской среде, смотрящей на католиков, которые бессильны найти в Евангелии более гуманную ориентацию. Мы столкнулись с одним из тех случаев, где не Церковь подарила миру какой‑то дар, а получила его от мира». Подобное мнение приобретает еще более конкретную форму среди священников, представляющих ее, которые, кажется, не осознают ее разлагающую деятельность. Начиная от торжественных высказываний Учения Отцов Церкви, до великих богословов, которые стали святыми (как, например Фома Аквинский) и других известных и досточтимых людей во всей истории Церкви, а не только в каком‑то коротком периоде, Церковь всегда и без исключения считала смертную казнь справедливой, значит утверждала то, что по мнению современных убеждений должно было быть убийством и предательством Евангелия.
Как уже было подчеркнуто: «Если это не так на самом деле, то, как нам защищать Церковь от подозрения в сотрудничестве с „шефами“ власти, ответственными за убийство огромного количества людей в экзекуциях, происходящих во имя фальшивой „справедливости“?
В практике, отдаленной от доктрины, ставится вопрос: «Как вести себя, слыша, что смертный приговор всегда был совершенно несправедливым и одновременно преступным, принимая во внимание ответственность Пап, которые на протяжении тысячи лет вели себя в своем государстве аналогично чиновникам других стран?»
Это бросает тень на все Католическое учение: «Как же можно смотреть всерьез на мораль, которая сегодня критикует такое великое преступление, как предательство собственной Миссии, провозглашаемой Иисусом Христом, что еще вчера считалось справедливостью и даже обязательством?»
Одновременно мы имеем дело с феноменом паранойи отождествления какого‑то современного богослова со Святым Писанием, которым можно манипулировать и даже изменять таким образом, чтобы отвечало «духу», соответствующему «духу времени» и который на сегодня должен быть согласным с самим Иисусом Христом?
Истина такова: и не надо использовать слишком много слов, чтобы доказать что Бог в Ветхом Завете не только разрешал смертный приговор, но даже сам приказывал. И даже до такой степени, что по определению Учителей Торы (нормативный толкователь Библии) смертная казнь предусматривалась в 35 случаях, начиная от прелюбодеяния до не соблюдения целибата, от богохульства до отступления или сопротивления родителям (хотя бы только словесно). Среди многих всевозможных отрывков достаточно привести из Бытия (9,6), в котором Ягве говорит Ною: «(Если) Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека: ибо человек создан по образу Божию». Можно также посмотреть в книгу Чисел, где указываются случаи, в которых не только можно, но даже нужно применять смертный приговор: «Да будет это у вас постановлением законным в роды ваши, во всех жилищах ваших». По закону Израиля смерть обвиняемых в некоторых преступлениях являлась Волей Самого Бога, если она вытекала из религиозных основ, а не являлась заботой об общественной пользе. Заповедь «Не убивай» из 10 заповедей означает: «Не убивай не справедливо» и не касается официальной смертной казни, т.к. относится к каждой индивидуальной личности, но не к той, кто назначен законом, исполнить приговор.
Эти размышления, даже если кажутся верующему человеку несколько жестокими, показывают Слово Божие, то слово, которое сейчас кажется более актуальным, чем когда‑либо, особенно если хочется заменить его уже упомянутыми тенденциями. Однозначно можно закрыть тему, сказав, что Новый Завет превышает Ветхий, но на самом деле дух Евангелия ссылается на законы Моисея. Однако, как тогда можно не принимать слова Иисуса Христа, который заявляет: «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить», добавляя, что «ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона».
Сам Христос не сопротивляется Пилату, лишь напоминает ему, откуда происходит его власть (которую он признает), когда наместник Его спрашивает: "Не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя, и власть имею отпустить Тебя?» (Ин.19,10) По мнению св. Луки Господь Иисус не сопротивляется словам «доброго злодея» и даже дает ему великое обещание, когда тот кается и признает, что он как и второй злодей «осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли».
«В Деяниях Апостолов (5,1‑11) первая христианская община не отменила смертную казнь, более того, когда перед св. Петром появились супруги Ананий и Сапфира, обвиненные в злоупотреблении и обмане братьев по вере, их наказали смертью».
В основном св. Павел соглашается на ius Gladii , «что разрешает право использования меча княжеским палачом, которого назвал слугой Бога, наказывающим негодяев» и приговаривающий их на смерть, если это необходимо. Нельзя забывать о 13 главе его Послания к Римлянам, очень популярной в прошлом, а в последнее время забытой, в которой говорится: «Ибо начальствующие, страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее, ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое» (Рим 13,3‑4).
Мы не можем быть безразличны к очевидным декларациям св. Павла, показывающих нам важные аргументы ведущие к освобождению от слов противоречащих Библии, которые мы находим в цитированном Dizionario di antropologia pastorale : «В главе 13 Послания к Римлянам, Павел, наверное, думал о практике отсечения головы злостным преступникам, жившим в Римской Империи. В конечном итоге, толчком написания этих слов, было послушание перед законной государственной властью…» Это удивительный и жалкий обман. На протяжении двух тысяч лет ни одному богослову не пришла в голову такая мысль, но епископы и Синод, опираясь на 13 главу Послания к Римлянам, не признали правоту смертного приговора, высказанного судом и установленного силой законной власти. Точка зрения Церкви не была в итоге результатом какого‑то неразумного импульса, тем более что «каноническое право» — одновременно принимая слова св. Павла — применяло определение irregolarita (лишающее возможность принять рукоположение) к палачу, его помощнику и даже судье, которые законным правом приговорили кого‑то к смерти.
Этот кровавый ужас не только не забывает предписания Библии, но напоминает также о размышлениях, касающихся современной обстановки, что мы и попытаемся представить в следующей главе.
СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР 3
Верим, что мы доказали и не затратили много усилий, так как тексты о практике смертного приговора Божьего происхождения являются очевидными, что находим в законах Ветхого Завета и это подтверждается Иисусом Христом и Апостолами в Новом Завете. «Голландский катехизис», который трудно обвинить в пристрастности, признает «невозможность защиты тезиса Христа в непосредственной отмене права войны или смертного приговора.
Трудно понять, на что опирались цитируемые выше богословы и библеисты, которые обвиняли Церковь в «неверности Писанию». А какое Писание они имели в виду? Может The Wish‑Bible , «Библию Желаний», которую сегодня нужно создать.
Однако, нужно заметить основную разницу между Ветхим и Новым Заветом. Закон, данный Ною и Моисею, считает исполнение приговора над теми, кто позволил себе некоторые преступления, обязательством и выражением послушания Воле Бога. Тем не менее, в Новом Завете (так как эту проблему понимала Традиция уже со времен Отцов Церкви) смертный приговор является в некоторых случаях правильным, хотя не всегда так считалось. Это зависит от суда, который меняется в соответствии с эпохой. Чем‑то другим является признание права компетентных властей, которые, пользуясь словами св. Павла, «не носят меча напрасно» для исполнения этого права.
По нашему мнению в сегодняшнем обществе и культуре чересчур светского Запада смертную казнь не стоит вводить там, где ее отменили. Иногда лучше не использовать то, что по закону принадлежит обществу. Не будем задерживаться на статистике, которая для одних является доказательством, а для других в ней нет процента успеха исполнения смертного приговора, как способа предупреждения преступлений.
Тогда не лишено логики заявление, опубликованное в Civilta Cattolica в 1865 г. с удивительным заглавием La Frammassoneria e I'abolizione della pena di morte , в котором иезуиты высказываются за сохранение этого страшного наказания в новом итальянском кодексе.
В том же известном журнале можно было прочитать, без сомнения, правдивый «голос Папы»: «То, что написано, это не попытка доказать ни правоту, ни ответственность, ни относительную необходимость смертного приговора. Но предполагая, что это уже сказали мудрые люди, хотим заявить, что эти мудрые люди высказались за сохранение смертного приговора, на практике же они стремятся его избежать, что легко можно доказать, как с помощью слов, так и дел».
Civilta Cattolica продолжает: "При помощи слов: объясните основную цель тех, кто хочет оставить смертный приговор? Очевидно, в конечном итоге, они хотят добиться уменьшения, а если это возможно и ликвидации убийств. Итак, разве дело не в том, чтобы, в конечном итоге, отменить смертный приговор?
Однако, он должен быть для убийц, как этого хотят либералы, в пользу убитых, а также невинных жертв, за которых либералы никогда не хотели нести ответственности. В свете этого менталитета очевидным является тот факт, что сторонники смертной казни действуют в пользу полной отмены ее, прежде всего перед невинными жертвами, а только потом — что очевидно — перед приговоренными и преступниками".
Чтобы не утверждать, что такого рода мнения являются второстепенными, так как не решают основной проблемы христианина: « Если только Бог является тем, кто дает жизнь, то разве правильно, что один человек отбирает ее у другого человека? Разве не существует то равное право жизни для всех и даже для убийц, право, которое никогда не может быть насильственным?».
На самом деле сопротивляющиеся смертной казни признают право общества заключить преступника в тюрьме, что рождает следующий вопрос: если Бог создал человека как свободное существо, тогда разве кто‑то может лишить его свободы? Существует право свободы («врожденное, неприкосновенное и необходимое» — как говорят юристы), которое оспаривает судья, приговаривающий человека даже на один час тюремного заключения.
Можем сказать, что жизнь в свободе является вышестоящей ценностью. Разве мы можем быть уверены в этом? Самые чистые и самые чувствительные души сопротивляются этому. Как Данте Алигери со своим знаменитым лозунгом: «Ищу свободу, которую кто‑нибудь так оценил, что мог бы за нее пожертвовать жизнь». Похоже, трудно понять, почему все традиционные культуры, а также религии не признавали смертную казнь естественной и справедливой, и впоследствии сопротивляются ей, так как трудно убежать, глядя на эту проблему не только в земном измерении. Имеется в виду какая‑то религиозная и личная перспектива.
Эта перспектива отличает биологическую, земную жизнь от жизни вечной; с этой точки зрения несбыточным правом человека является не сохранность тела, а спасение души. Такое различие существует между жизнью как концом и жизнью как средством.
Хотя я стремлюсь избежать длинных цитат, на этот раз, кажется, необходимо привести одну из них, так как каждое слово в ней обдуманно в светлом католическом видении, которая сейчас, кажется, полностью забыта. Ее автором является исключительно одинокий, светский католик, швейцарец Роман Америо. Его слова следующие:
«Сейчас оппоненты смертного приговора опираются на концепцию неприкосновенности личности, как субъекта земной жизни, считая смертную жизнь самоцелью, которую нельзя уничтожить без насилия над предназначением человека. Однако, этот мотив отбрасывания смертного приговора, многие считают религиозным, но на самом деле он не является религиозным. Забывая при этом, то, что религия не считает жизнь концом, а как средство, служащее нравственной задаче и пересекающее весь порядок подчиненных ей мирских ценностей.
Поэтому — продолжает Америо — лишение жизни не является, одновременно, лишением человека трансцендентной цели, для которой он родился, и которая становится его достоинством. В отмене смертного приговора чувствуется предположение софизма: здесь подразумевается, что, убив кого‑то, человек, а конкретно государство, лишает его возможности реализовать себя, лишает его последней функции, последней возможности исполнения себя, как человека. Правда, как раз, противоположна.
На самом деле — констатирует католический ученый — приговоренного можно лишить земной жизни, но нельзя отобрать цель его жизни. Общество, сопротивляясь будущей жизни, и усматривая цель человеческой жизни в счастье этого мира, заставлено отбросить смертный приговор, как несправедливость, так как он делает невозможным для человека приобретение этого счастья. На самом деле это парадоксально, так как те, которые не признают смертную казнь, на самом деле, действуют в пользу тоталитарного государства и тем самым превозносят его, предписывая ему власть самую высокую, в последствии, окончательно перечеркивая цель человека. Тем временем с христианской точки зрения, смертный приговор не ставит преграды ни в нравственной самоцели жизни человека, ни в его достоинстве».
Среди многих других удивительных высказываний, свидетельствующих о потере чувства справедливости католической мысли в этой проблеме, автор цитирует слова известного сотрудника L' Osservatore Romano от 22 января 1977 года: «Общество вынуждено дать преступнику возможность очиститься, раскаяться и исправить зло, а смертный приговор делает это невозможным».
Комментарии Америо очень ясны: «Этими словами даже Ватиканское письмо отрицает удовлетворительное значение смертного приговора. Противоречит покаянной ценности смерти высокая относительность смертной природы, подобно той, которая имеет место в релятивизме происходящем среди даров земли и дара жизни, в посвящении которого, оправдывается кающийся. Разве не было прямо связано со смертью покаяние, в котором невинный Христос пребыл за грехи человека?» Таким образом, «непринятие смертного приговора постоянно отрицает его покаянную ценность, которая с религиозной точки зрения является самой главной».
Самым важным является то, что Традиция все время усматривала в приговоренном кандидата в рай, если только он добровольно смирился с Богом и принял наказание, как эпитимию. Добавив еще то, чему учит нас Фома Аквинский: «Смерть, как наказание за преступление, убирает наказание, какое нужно было бы получить в будущей жизни. Естественная смерть — наоборот — не имеет этой силы». И хотя это может казаться удивительным, но многие приговоренные просили об экзекуции как о чем‑то, на что имели собственное право. Таким образом, сокрушенные приговоренные, получив таинство, стали «святыми» до такой степени, что народ требовал их реликвии . Даже появилась пословица, процитируем Civilta Cattolica : «На сто повешенных — один осужденный».
Ясно, что это только религиозные размышления на тему, в которой даже верующие приобретают поведение типичное для просвещенных и поверхностных мирян. В заключение можно еще добавить мнение, предоставленное Церковью, которая является ответственной за сохранение Святого Писания и Традиции. Например, в библейской мысли св. Павла общество понимается не как сумма членов, а как один живой организм, который вправе лишиться одного члена, признанного вредящим своему организму. Мы имеем в виду концепцию оправдательной защиты, которую каждая индивидуальная личность имеет право ожидать, как от единиц, так и от всего общественного тела. Эта концепция обозначает порядок справедливости и ослабленной нравственности.
С точки зрения нашей веры, как и, по мнению Учения Церкви, смертная казнь допускается, однако, можно задать вопрос, разве мы ее используем? Опять лучше нам объяснит это направление отмены смертного приговора в наше время, Роман Америо: «Смертный приговор кажется варварством в обществах не религиозных, которые живут земным, и не признают возможности лишения человека жизни, являющейся самым главным даром».
Итак, «нет» смертной казни не является мотивом веры, а только неверия, возлагающего свои надежды только на земную жизнь.
Следующая глава
Вернуться к оглавлению
