Показать все теги
Глава 8
Аббат Жан-Поль Ренар:
— Я видел, как тысячи и тысячи людей входили в душевые Бухенвальда, где вместо воды шел удушливый газ.
Поль Расинье:
— Всем же известно, что в Бухенвальде не было газовых камер.
Ренар:
Ну, это, разумеется, литературный оборот.
Расинье П. «Ложь Одиссея»
Вернуться к оглавлению
Варшавское гетто
Меньше чем через год после начала войны, весной 1940 года, нацисты объявили о создании карантинной зоны в Варшаве — ведь евреи разносят заразные болезни. Они выселили 113 тысяч поляков из районов, куда вселили 138 тысяч евреев из других городов Польши.
Официально гетто создано 16 октября 1940 года приказом генерал-губернатора Ганса Франка. На 4,5 % территории Варшавы сконцентрировалось 37 % населения (440 тысяч человек). С ноября 1941 года за выход из гетто полагалась смертная казнь. 16 ноября гетто огородили высокой каменной стеной.
Ни в одном гетто Германии и западных стран они не делали ничего подобного. Еще в октябре 1939 года оккупационные власти отдали приказ: евреи должны были сдать наличные деньги в подконтрольные им банки. На человека разрешалось оставить не более 2000 злотых. У поляков они не отнимали денег.
Официально установленные продовольственные нормы для гетто во второй половине 1941 года составляли 184 килокалории. То есть уровень быстрой гарантированной смерти. Евреи выживали как могли: на территории гетто были организованы нелегальные производства различных товаров, сырье для которых поставлялось тайно. Продукция так же тайно вывозилась для продажи и обмена на пищу за пределы гетто. Кроме 70 легальных пекарен в гетто работало 800 нелегальных. Стоимость нелегального экспорта из гетто оценивалась в 10 миллионов злотых в месяц.
Благодаря этому реальное потребление составляло в среднем 1125 килокалорий в день. Не норма — это уровень голода.
Благодаря этим нелегальным производствам все евреи в гетто были нарушителями оккупационных законов, и почти каждый мог быть казнен в любой момент: почти «законно».
Часть жителей была занята на немецком производстве. Так, на швейных предприятиях Вальтера Теббенса работало 18 тысяч евреев. Рабочий день длился 12 часов без выходных и праздников. Эти люди приносили немного еды, но из 110 тысяч рабочих гетто постоянная работа была лишь у 27 тысяч.
В гетто образовывались молодежные банды, рос авторитет уголовных, появились нищие и беспризорники.
Евреи не были политически едины. Сионисты враждовали с коммунистами. Те и другие враждовали со сторонниками законного польского правительства… Левые сионисты, разделявшие идеологию марксизма и жаждавшие создать в Палестине еврейскую советскую республику, были многочисленны.
Сионисты-социалисты метались между сионистами и коммунистами. Отделение Бунда вело свою политику, не объединяясь ни с левыми сионистами, ни с коммунистами.
В марте 1942 года был создан Антифашистский блок, но члены блока друг другу не доверяли. Антифашистский блок установил контакты с другими гетто и создал боевую организацию численностью около 500 человек. Боевики выполняли приказы своих полевых командиров и политических деятелей своих партий.
22 июля нацисты официально сообщили: все евреи за исключением работающих на немецких предприятиях, работников госпиталей, членов юденрата и их семей, членов еврейской полиции и их семей будут депортированы на Восток (вопрос, в том числе к «ревизионистам»: а куда собирались их «депортировать»? И зачем? — А.Б. ).
Еврейской полиции было приказано обеспечить ежедневную отправку 6 тысяч человек на железнодорожную станцию. Чтобы наверняка исполнили, нацисты взяли заложников, в том числе жену главы юденрата Чернякова. Узнав, что к отправке готовят детей из детских домов, Черняков застрелился. Это если что и изменило, то к худшему: на его место встал Марек Лихтенбаум, спекулянт, дети которого стали агентами гестапо.
До 21 сентября из гетто вывезли до 300 тысяч человек. Каждый день на железнодорожной платформе отделяли и отправляли в неизвестном направлении крепких мужчин.
90 % остальных загоняли по 100 человек в вагоны для скота и тоже увозили. Гестапо распространяло письма, в которых от имени выехавших жителей рассказывалось о трудоустройстве на новых местах. Убивали нищих, инвалидов, сирот. В конце концов вывезли и еврейскую полицию.
Евреи прекрасно понимали: их начинают уничтожать.
Но даже теперь единства не было. Левые сионисты, коммунисты и бундовцы создали Еврейскую боевую организацию во главе с Мордехаем Анелевичем. Сионисты-ревизионисты создали Еврейский боевой союз. В еврейской литературе часто высказывается уверенность, что обе организации в последний момент договорились о совместных действиях154. У меня таких сведений нет.
8 января 1943 г. опять начались депортации. Но теперь Еврейская боевая организация ответила вооруженным сопротивлением. Вялотекущие боевые действия перешли в 27-дневные уличные бои с 19 апреля по 16 мая. Я уже писал об этих сражениях и не хочу повторяться.
Приведу разве что слова из отчета бригаденфюрера CC генерал-майора полиции Юргена Штропа (или Стропа) от 1 мая 1946 года:
«Я ввел в действие силы по двум сторонам главной улицы. Когда наши силы только миновали главные ворота, на них обрушился точный и хорошо согласованный огневой удар. Из всех окон и подвалов стреляли так, что нельзя было видеть стреляющего. Сейчас же начали поступать рапорты о потерях. Броневик загорелся. Бомбы и зажигательные бутылки останавливали любое продвижение. Пока мы начинали прочесывать один блок, они укреплялись в соседнем. В некоторых местах мы были вынуждены применить зенитное оружие. Только теперь мы обнаружили подземные точки. Подземные позиции давали повстанцам возможность быть невидимыми и позволяли им непрерывно менять свое местонахождение. Одну такую позицию нам удалось завоевать только после двух дней.
Мы с точностью установили, что не только мужчины были вооружены, но и часть женщин. Особенно в возрасте от 18 до 30. Они были одеты в штаны для верховой езды и с касками на голове… Многие из этих женщин прятали заряженные пистолеты в нижнем белье. Так бои велись до конца операции, от подвала дома и до его крыши..»155
Вопрос простой: была ли попытка уничтожить евреев в Варшавском гетто или нет? Куда вывозили евреев из гетто? И зачем? Если они были убиты, какая разница: расстреляны в противотанковых рвах или отравлены газом?
Восстание в Собиборе
В концентрационный лагерь Собибор высылали евреев из Литвы, Нидерландов, Франции, Чехии, Словакии и СССР. В их числе в сентябре 1943 года в Собибор прибыли советские военнопленные: а именно евреи, захваченные в плен в составе Красной Армии. По официальным данным, большую часть доставленных в лагерь евреев в тот же день отравляли газом от старых танковых двигателей, а тела сбрасывали в огромные ямы156. В другой части лагеря находились те, кого оставили для выполнения работ.
Заключенные создали группу сопротивления, которую возглавил лейтенант Красной Армии Александр Печерский. Его заместителем стал Лион Фельдхендлер, бывший главой юденрата в Золкиеве. Группа планировала восстание и массовый побег.
14 октября 1943 года 550 заключенных рабочего лагеря напали на эсэсовцев и захватили несколько автоматов и пистолетов. 420 заключенных бежали в лес, около 130 не решились бежать: в основном это были евреи из Голландии и Франции — они не знали польского языка и боялись лесов. Около 80 заключенных погибли при побеге, оставшихся в лагере нацисты уничтожили на следующий день.
Две недели нацисты буквально охотились за беглецами. 170 человек были пойманы и тут же расстреляны. С ноября 1943-го нацисты не охотились за беглецами, но их убивали коллаборационисты и выдавало местное население. До конца войны дожили, по одним данным, 53 участника восстания157, по другим данным — 47 участников158.
Сразу после побега заключенных лагерь был закрыт и стерт с лица земли. На его месте нацисты вспахали землю, засадили ее капустой и картофелем.
В этой истории много того, что нуждается в проверке. Так, никогда не были найдены громадные ямы, в которых находился бы прах 250 тысяч человек. Не было найдено и следов сожжения огромного количества тел. Пусть даже нацисты уничтожили лагерь вместе с газовыми камерами, — но такие свидетельства должны были бы оставаться.
«Ревизионисты» немедленно предположили бы, что никаких газовых камер в Собиборе не было, и уничтожение 250 тысяч евреев — не более чем страшная сказка.
Если даже и так, если принимать во внимание только «рабочий лагерь», то мы увидим, во-первых, евреев, депортированных в Собибор из нескольких стран. Например, голландских евреев. А зачем, собственно, их депортировали в Собибор?
Во-вторых, мы увидим чудовищный режим, который сам по себе неизбежно вел к смерти заключенных.
В конце концов, чтобы убивать людей, совершенно не обязательны именно газовые камеры. Даже винтовки не нужны: в Кампучии с 1975 по 1979 год треть населения просто забили мотыгами.
Львовское гетто
Львовское гетто создано на Украине, в намного более враждебной для евреев среде, чем Варшавское. Украинцы не создали ничего даже отдаленно похожего на польскую «Жеготу». Политические партии не объединялись в органе, созданном для помощи евреям.
О том, что все евреи Львова должны собраться в гетто, сообщили 8 ноября 1941 года. Евреи должны были переместиться в гетто до 15 декабря. До 15 декабря нацисты убили не менее 5 тысяч евреев — в основном стариков и больных. Все имущество евреев разграбили еще летом 1941-го, в основном украинцы. Помощь нацистам в гетто осуществляла еврейская полиция — примерно 500 человек. Сначала председателем юденрата сделали Юзефа Парнаса, но в октябре расстреляли — он отказался составлять списки для депортации.
Тем не менее из 100 тысяч евреев вывезли сначала 15 тысяч человек до марта 1942-го, 7 тысяч в июле, 50 тысяч в августе, 5 тысяч в ноябре 1942 года.
Между 5 и 7 января 1943 года Львовское гетто официально объявили еврейским лагерем. Нацисты провозгласили, что в нем могут находиться только те, кто имеет «рабочую карту». Более 20 тысяч человек расстреляли, как «антисоциальные элементы».
1 июня 1943-го еврейский лагерь был ликвидирован. При ликвидации лагеря евреи оказали вооруженное сопротивление, убив и ранив несколько полицейских. Около 3 тысяч евреев убили и сожгли в собственных домах, около 7 тысяч депортировали, остальных расстреляли близ города. Их могилы были найдены.
«Ревизионисты» могут сказать, что евреев хотели использовать в работах, поэтому и вывозили из города. Но для работы они вполне могли оставаться во Львове. На первом этапе, осенью 1941-го, нацисты создавали во Львове цеха, в которых шла работа на люфтваффе, вермахт, нацистскую администрацию. Если бы цель была в этом — расширяйте производство, кто мешает?! Но нацисты куда-то увезли часть евреев… очередной вопрос: куда и зачем? А остальных они перестреляли — и это при невероятном дефиците всяких вообще рабочих рук, а тем более хоть немного квалифицированных!
Во Львове уцелели несколько тысяч еврейских детей, спасенных польской «Жеготой», несколько тысяч спаслись в монастырях и греко-католических церквах. В числе спасшихся в Свято-Юрском соборе во Львове были главный ортодоксальный раввин города Львова Давид Кахане и семья главного реформистского раввина Иезекииля Левина.
27 июля 1944 года советские войска взяли Львов. Из всех 100 тысяч евреев, согнанных в гетто в 1941 году, они нашли менее трехсот, прятавшихся в тайниках или в канализации. Примерно столько же укрыли украинцы и в основном поляки в городе и вокруг.
Бабий Яр
Передавая нелепые слухи о том, что «немцы сбросили всех евреев в Днепр», «ревизионисты» выражают сомнение — а был ли вообще расстрел в Бабьем Яру? И если был, то действительно ли уничтожили 40 тысяч человек?
Насчет числа убитых — спорить не буду. Говорили и про 20 тысяч человек, и про 33 тысячи, и про 52. Когда «ревизионисты» передают нелепые слухи о Бабьем Яре, циркулирующие на Западе, трудно сдержать улыбку. Вряд ли это так уж важно. Торговаться о числе не имеет ни малейшего смысла, потому что убийство даже одного человека — это тягчайшее преступление. А вот насчет самого факта…
Факты в том, что Бабий Яр — вовсе не страшная сказка. Чтобы знать это, автору сего даже не надо читать книги, потому что осенью 1941 года женщины моей семьи находились в Киеве. Деда за его немецкое происхождение укатали в Сибирь, и еще хорошо, что он вообще остался в живых. Дядю призвали в Красную Армию, и он погиб в 1942 году. А мама и бабушка были в Киеве, и для них вовсе не было тайной происходившее в Бабьем Яре. Впрочем, весь город видел расклеенные объявления:
«Все жиды города Киева и его окрестностей должны явиться в понедельник, 29 сентября, 1941 года к 8 часам утра на угол Мельниковой и Доетеривской улиц (возле кладбищ).
Взять с собой документы, деньги и ценные вещи, а также теплую одежду, белье и пр.
Кто из жидов не выполнит этого распоряжения и будет найден в другом месте, будет расстрелян.
Кто из граждан проникнет в оставленные жидами квартиры и присвоит себе вещи, будет расстрелян».
3000 таких объявлений было расклеено по Киеву 28 сентября 1941 года. Десятки тысяч киевлян видели, как 29 и 30 сентября собирали евреев, как их гнали на Бабий Яр. На свидетелей огромное впечатление произвел состав этих угоняемых: в основном мамы с маленькими детьми, старики и старухи. Старики в лапсердаках, с пейсами особенно удивляли горожан: ТАКИХ евреев они не видели. Ведь молодое мужское население было в основном призвано в армию. Это были деды, привезенные из местечек детьми и внуками, — умирать.
Что происходило в Бабьем Яре, город тоже знал.
Известны и фотодокументы, причем не только советские. Во время массовых расстрелов в Киеве сделал фотографии фотограф 637-го немецкого отряда пропаганды 6-й армии Иоганн Хехле. Сам Хехле погиб в 1944 году. В начале 1950-х вдова Хехле продала пленку с этими фотографиями берлинскому журналисту Гансу Георгу Шульцу. В 1961 году копии фотографий были предъявлены юристом Вагнером следствию по преступлениям Зондеркоманды 4а. В конце концов копии оказались в немецком Государственном архиве Гессена. В 2000 году фрау Шульц продала оригиналы фотографий Гамбургскому институту социальных исследований.
Вот фотография убитых, которые валяются прямо на мостовой на улице Победы. Видимо, это евреи, которые не явились в назначенное время к сборным пунктам и были убиты за это.
В самом Бабьем Яре Хехле снял целые груды вещей, принадлежавших убитым евреям. И немецких солдат, которые ищут все сколько-нибудь ценное в этих грудах. Отдельные снимки из этих груд: детская курточка и варежки на резиночках, механический протез.
А вот и пленные, на другом снимке — украинские женщины закапывают тела убитых.
Правда, и в Бабьем Яре позже истребляли не одних евреев, но главное: Бабий Яр как место массового расстрела евреев был.
В тот же день за моей 17-летней мамой пытались ухаживать юные немецкие солдатики. Реакция понятная: ужас. Для русско-немецкой девочки эти солдаты были как бы залиты человеческой кровью.
— Там же были старики, женщины, дети! Как вы смогли?!
Реакция немецких солдатиков: обида, возмущение.
— За кого вы нас принимаете, девушка?! Мы — не палачи, мы солдаты. В Бабьем Яре вовсе не было людей, там были одни только евреи!
Как изволите видеть, никто и не пытался скрывать факта массового расстрела.
Общее число свидетелей одного только Бабьего Яра вряд ли меньше нескольких десятков тысяч. До сих пор жив человек, который 14-летним мальчиком вылез из рва и убежал. Некоторые свидетели написали книги, и для заинтересованного читателя могу рекомендовать книгу самого известного из этих живых свидетелей, Кузнецова159.
После ухода нацистов из Киева множество людей, не менее нескольких тысяч, видели громадный, толщиной в несколько метров вал из человеческого пепла, непрогоревших обрывков человеческой плоти и костей, смешанных с обычнейшим древесным пеплом. Бродячие собаки искали там пропитание, а люди с не очень твердыми устоями охотились за золотом, которое просмотрели нацисты.
Конечно, это был прах не только десятков тысяч евреев, но и десятков тысяч других уничтоженных. Первый расстрел на Бабьем Яру состоялся 27 сентября 1941 года: были расстреляны 752 пациента психиатрической больницы им. Ивана Павлова.
10 января 1942 года на Бабьем Яру расстреляны около 100 матросов Днепровского отряда Пинской военной флотилии.
18 февраля 1943 года тут убиты трое игроков футбольной команды «Динамо»: Трусевич, Кузьменко и Клименко. Нацисты устроили показательный матч, предупредив: если пленные футболисты осмелятся выиграть, их расстреляют. А они во время «матча смерти» босыми ногами забивали голы… И были за это убиты.
Тут же убиты 621 член Организации украинских националистов из фракции А. Мельника. Одна из убитых — украинская поэтесса Елена Телига. Ее муж, Иван Рогач, мог спастись, но он добровольно разделил судьбу жены и коллег по редакции газеты «Украинское слово».
На Бабьем Яру расстреливали всех подозрительных и потенциально опасных и, кроме того, не менее пяти цыганских таборов.
По разным подсчетам, на Бабьем Яру убито от 70 до 200 тысяч человек. Разброс цифр доказывает одно: никто наверняка не знает числа погибших.
Останки всех этих тел и образовали свалку в километры длиной, в несколько десятков метров шириной и несколько метров толщиной.
Судьба евреев других городов
Точно такие же места массовых расстрелов обнаружены почти у всех населенных пунктов Украины, Белоруссии, Молдовы, Прибалтики. Двенадцать из двадцати трех гетто, созданных в Белоруссии и в оккупированных частях РСФСР, в основном в Смоленской области, были ликвидированы до конца 1941 г., а еще шесть — в первые месяцы 1942 г.
Классика и расстрелы в оврагах: копать меньше надо. До событий 1941 г. Бабий Яр был одним из самых больших в Киеве оврагов — длина около 2,5 км, глубина — свыше 50 м.
Такие же места массовых расстрелов — Дробицкий Яр в Харькове, Змиевские овраги под Ростовом-на-Дону, Богдановка под Николаевом.
Другое отношение населения
Население Бельгии и Франции не помогало нацистам, и большая часть евреев в этих странах дожила до конца войны.
Уже в Польше соотношение уничтоженных и доживших до конца войны совсем другое: мертвых больше, чем живых.
В Литве все еще хуже. Здесь до конца войны дожили в лучшем случае 10 % прежнего еврейского населения. Очень часто евреи истреблялись не немецкими нацистами, а самим населением. «В Каунасе 25–26 июня 1941 г. литовские фашисты убили 1500 евреев, сожгли десятки еврейских домов и синагог. Еще 23 000 евреев было убито в течение следующих нескольких дней»160.
«В Литве, в Ковно, погром провел партизанский отряд Климатиса. Во время погрома в ночь с 25 на 26 июня было устранено 1500 евреев, подожжено или иным способом разрушено несколько синагог и сожжен еврейский квартал, в котором насчитывалось 60 домов. В последующие дни таким же способом обезврежено 2300 евреев. В других областях страны проводились, по ковенскому образцу, аналогичные операции, хотя и меньшего масштаба, и они распространялись здесь и на оставшихся на местах коммунистов»161.
В планы нацистов входило создать впечатление, что не они, а само местное население начало истребление евреев, что «ненависть к евреям у населения оккупированных областей носила всеобщий и стихийный характер»162.
Из доклада от 15 октября 1941 г., представленного Гиммлеру бригадным генералом СС Шталером, о деятельности «Einsatz Gruppe A», которая действовала в Белоруссии и Прибалтике, вытекает, что «верная приказам, полиция готова была решить еврейский вопрос всеми мерами и со всей решительностью»163. «Не менее важно было установить на будущее время в качестве бесспорного и доказуемого факта, что освобожденное население по собственной инициативе прибегло к самым суровым мерам против большевиков и евреев, без того, чтобы можно было обнаружить наличность указаний со стороны немецких органов»164.
Такая политика позволяла не только переложить на других грязную работу, но и встать в позу освободителей: мол, стоило нам сбросить советскую власть, как народ сам истребил своих мучителей и эксплуататоров. Иногда это удавалось: в Латвии погромы вызвали путем «соответственного воздействия на латышскую вспомогательную полицию. В ходе погрома все синагоги разрушили и около 400 евреев было убито. Так как в Риге скоро наступило всеобщее успокоение, дальнейшие погромы стали невозможны.
Как в Ковно, так и в Риге, поскольку это было возможно, были сделаны кинематографические и фотографические снимки, устанавливающие, что первые стихийные погромы евреев и коммунистов были проведены литовцами и латышами»165.
«В Эстонии, при относительно незначительном числе евреев в стране, не было возможности вызвать погромы…»166
По данным американского профессора латышского происхождения Андреаса Эстергалиса, до прихода немцев в Латвию убито было 23 тысячи евреев. В Риге сожжена хоральная синагога вместе с полутора тысячами евреев, сбежавшимися туда, чтобы искать «убежища в Божьем Храме»167.
Так что не только в подстрекательстве дело. Народы Прибалтики, кроме разве что эстонцев, поднялись на погромы еще до прихода нацистов, в то время, когда советской армии в стране уже не было, а нацистской — еще не было. То есть ситуация Едвабно, едва ли не уникальная в Польше, в Литве и в Латвии стала типичной. Почему? Да потому же, почему было и Едвабно: потому что среди еврейского населения этих стран слишком многие встречали Красную Армию как СВОЮ армию. То есть слишком многие евреи в этих странах запятнали себя предательством, государственной изменой и сотрудничеством с оккупантами168.
«Среди подпольной компартии Латвии, среди тех, кто радостно встречал Красную Армию, было большое количество евреев. На горе евреям, первым комиссаром НКВД Латвии — всего на три месяца — стал еврей Сергей Шустев»169. Та же ситуация в Литве.
На Западной Украине — то же самое. Хонигсман в своей книге обо многих евреях пишет, что они убиты «местными нацистами», а не немцами, но и объясняет причину: «Евреи Волыни, Станиславщины и Подолья активно помогали становлению Западноукраинской Народной Республики и ее армии»170.
Но если в сравнении с Польшей страны Прибалтики выглядели менее благополучно, то в сравнении с Белоруссией и Украиной тут население было несравненно гуманнее и порядочнее в отношении к евреям.
Кто помогал?
Ссылаясь на книгу Марка Дворжецкого «Иерушалаим дЛита ин камф ун умкум» (Париж, изд-во Еврейского народного союза во Франции и Еврейского национального рабочего союза в Америке, 1948), Соломон Шварц показывает, что только очень небольшая часть населения Вильно помогала евреям. Но…
Многие профессора Вильнюсского университета (Дворжецкий называет семь имен) тайно и с большим риском для себя и своих семей помогали евреям: прятали их, давали продовольствие и деньги, продавали для них вещи и т. д. Директор виленского архива вместе с литовским учителем и польской монашкой спасли двенадцать евреев. Много евреев были спасены польскими женщинами. Дворжецкий называет троих — видимо, самых активных, — каждая из которых спасла несколько десятков человек. Многие польские домработницы и няни спасали детей своих хозяев.
Многие католические священники, литовцы и поляки, не только сами спасали евреев, но и призывали к этому прихожан (по крайней мере, семь или восемь из них были за это повешены).
Настоятельница бенедиктинского монастыря под Вильно скрывала 17 евреев, связанных с организацией Сопротивления в Виленском гетто. В этом же монастыре в ноябре 1941 года состоялась встреча представителей виленского подполья с курьером Варшавского гетто (был этот курьер поляком). Другие два курьера Виленского гетто — это польки. Одна их них погибла.
«Я полагаю, что число поляков и христиан вообще, укрывавших евреев, было значительно больше, чем известно. Деревенские поляки проявили при этом гораздо больше сердечности, чем горожане. И наверное, значительно большее число поляков укрывало бы евреев, если бы не панический страх, что у них обнаружат евреев. Немцы повесили на Кафедральной площади в Вильно человека (это был еврей), расклеили плакаты по улицам и объявили в газетах, что это христианин, наказанный за помощь евреям; труп висел так несколько дней»171.
В одном только городе Вильно, при всей готовности многих литовцев расправляться с евреями, спасено евреев больше, чем на всей Украине и Белоруссии, взятых вместе. Как видно, и здесь население выбирало разные, очень разные пути-дороги.
А в коренных славянских странах, Белоруссии и Украине, народ выбирал другие стратегии — или полной пассивности, или активного сотрудничества с нацистами.
На Западной Украине очень хорошо видно, как по-разному относились к евреям поляки и украинцы. В Самборе расстреляны 27 поляков за укрывательство евреев. За то же самое вывезены из Львова и расстреляны до тысячи поляков. А одновременно «во Львове фашисты, сформировавшие потом батальон Нахтигаль, убили по собственной инициативе с 30 июня про 3 июля 1941 года 400 евреев». «Таких были сотни, может быть, несколько тысяч на всех оккупированных территориях. Большинство же местного населения заняли позицию стороннего наблюдателя»172. Чей он, батальон СС с поэтичным названием «Нахтигаль» («Соловей» по-немецки), хорошо известно — украинских нацистов. Поляков туда не взяли бы, даже если бы они и захотели.
Пан Адам Михник в Польше может, и всегда мог, вслух заявить свою позицию173. В украинской среде он бы не мог вести себя таким образом.
Сколько?!
В результате вот страшненькая статистика. В январе 1939 года евреев в СССР было три с половиной миллиона. После присоединения польских территорий их стало больше пяти миллионов, что дает по численности среди народов СССР четвертое место после русских, украинцев и белорусов.
В 1946-м в СССР живет порядка 1 800 000 евреев, что составляет одиннадцатое место по численности.
Потому что «из оказавшихся на оккупированной территории СССР 2,75–2,9 миллиона евреев спаслось менее одного процента (точных данных о числе спасенных евреев нет)»174.
Интересно, что во всех странах Европы уничтожение евреев началось в декабре 1941 года, после нападения на СССР.
Сами нацисты вели себя в СССР совсем не так, как в других странах (в том числе и не так, как в Польше). С самого начала они заявляли, что идут бороться с «жидо-большевизмом». В листовках, которые они разбрасывали над территорией СССР, говорилось, что евреи захватили в России власть и превратили население страны в рабов, в крепостных еврейских комиссаров; что патриоты России расстреляны именно еврейской властью. Что народам России не нужна эта проклятая власть и что надо послать ко всем чертям евреев и коммунистов и идти прямо на Москву вместе с немецкой армией, чтобы освободиться от ига коммунистов и проклятых евреев.
Везде уничтожение евреев проходило несколько этапов:
1) выделение — желтая звезда и т. д.;
2) концентрация в гетто;
3) отправка в лагеря уничтожения.
В СССР всего этого не было. Евреев не концентрировали нигде, а убивали сразу, как только добирались до них. Знаменитый массовый расстрел в Бабьем Яре состоялся на десятый день после начала оккупации. В Киеве не было регистрации, навешивания отличительных знаков и так далее.
Везде немецкая армия передавала правление оккупационной администрации, а уж она истребляла евреев. В СССР же вермахт принимал участие в окружении места расстрела, иногда и в собирании евреев.
При захвате в плен части селекцию военнопленных, выделение и немедленное убийство евреев и коммунистов осуществлял сам вермахт.
Рядовых военнопленных польской армии отправляли в гетто, где они разделяли судьбу остальных евреев. Евреев-офицеров польской армии содержали в лагерях вместе с неевреями, и многим из них удалось спастись.
В Европе нацисты следовали собственным же Нюрнбергским законам: дети смешанных браков и собрачники евреев не уничтожались, а евреем считался только человек, в котором еврейская кровь преобладала.
В СССР же с начала 1942 года оккупационные власти решили, что даже четвертькровки (если один дед или одна бабка были евреями) подлежат уничтожению175.
Наконец, в Европе евреи истреблялись тайно, это была одна из самых страшных тайн нацистов. В СССР же истребление шло почти публично. Весь Киев знал, что происходит в Бабьем Яре.
Что удивительно: это НЕ повлияло на желание населения помогать жертвам! Более того — много было активных помощников из «местных», и эти местные помощники делали зачастую основную часть «грязной работы».
В других странах местная полиция сторожила евреев в гетто, сопровождала к лагерям уничтожения, но никогда не принимала участия в их уничтожении. А в СССР — принимала.
А если бы без помощников?
Кроме того, именно местные помогали выявлять евреев. Без помощи местной агентуры нацистам попросту не удалось бы выявить советских евреев. По религиозному принципу отыскать их вряд ли бы удалось: архивы в СССР были уничтожены или вывезены, а паспорт не так трудно «потерять». Без добровольных помощников нацисты долго выясняли бы, кто тут еврей, а кто не еврей. Без них и Бабий Яр был бы совершенно невозможен.
Действительно, ведь в 1939 году в Киеве жило 846, 3 тысячи жителей. Ну кто мешал сорока тысячам оставшихся в городе евреев «раствориться» в миллионном населении? Я даже не говорю, что было бы, если на сборные пункты по объявлению нацистов явились все жители города, — как датчане, надевшие желтые звезды? Но возьмем более пассивную форму сопротивления: как могли бы нацисты отыскать евреев, если бы они сами не приходили на сборные пункты? Если бы они вот взяли бы — и не явились?
Такое покорное до тупости, раздражающе пассивное поведение евреев возможно было только в одном случае — если они не видели путей к спасению. В Польше видели, а вот на Украине — не видели. Потому что, по крайней мере, в нескольких случаях евреи пытались спрятаться, догадываясь, что их ожидает… И их неизменно выдавали! Местная полиция, отлично знавшая местные условия, владевшая русским и украинским, легко находила, где может затаиться тот или иной еврей, и часто находились те, кто показывал на сарай, подвал или шкаф, в котором прятался несчастный. На весь Киев было буквально несколько случаев, когда еврея все-таки успешно прятали близкие люди.
Но что совершенно невероятно, очень часто и собрачники евреев «сдавали» их или, во всяком случае, не препятствовали поимке мужа или жены. Историей польки, полгода прятавшей в печи мужа-еврея, тут и не пахло.
Зафиксировано несколько случаев, когда женщины, уходя в Бабий Яр, поручали соседям или друзьям малолетних детей. Те, кому их поручали, далеко не всегда сдавали их нацистам, но всегда находился тот, кто доносил. Этим доносчикам нацисты сначала давали какую-то малость, типа пачки сигарет или пальто, еще хранящее тепло тела только что убитого еврея (впрочем, давали и блузки, рубашки, юбки, платья, снятые с истребляемых; и «награждаемые» брали!). А потом нацисты и вообще не награждали доносчиков, и поток все равно не иссякал.
Разумеется, были и совершенно противоположные случаи. Известен мальчик 14 лет, который пошел в Бабий Яр со своей еврейской подругой. Дети так и шли, держась за руки.
Но тем не менее число еврейских детей, переживших Бабий Яр, усыновленных или удочеренных жителями Киева, вряд ли превышает и десять человек. Официальной статистики нет, а рассказы свидетелей называют буквально несколько имен. Напомню, что пять человек были не убиты, а ранены и выбрались из рва после расстрела. Получается, что шанс быть «недостреленным» и шанс быть не выданным — оказались примерно равны.
«Почти все евреи — авторы воспоминаний говорили о поразившем их факте: бывшие школьные друзья, соседи, сослуживцы вдруг начали отказывать им в любой помощи, когда нужно было переночевать всего одну ночь. Получить кусок хлеба и т. д. Был ли причиной только страх перед оккупантами? Ведь в тот же самый период помогали бежавшим военнопленным, а наказание было таким же»176. Напомню: в Германии знакомым евреям достаточно часто помогали.
По данным Управления по делам репатриации при Совете Министров СССР, за время оккупации из СССР в Германию попали 11 428 евреев177. Все они, конечно, скрывали свое происхождение, но вот что интересно: больше всего они боялись натолкнуться как раз на знакомых, на земляков — то есть на тех, кто знал их «настоящее» происхождение. Тех, кто их может выдать, боялись больше, чем нацистов! Кстати, некоторым в Германии очень понравилось.
И получается, что уникальная политика нацистов в оккупированном СССР была возможна потому, что ее поддерживало огромное количество местных жителей: украинцев, белорусов и русских. Поддерживали более активно, чем население не только Польши, но и Германии.
Этот вывод подтверждается и таким фактом: во время оккупации выходило «от двухсот до четырехсот периодических изданий на русском, украинском и белорусском языках»178.
Многие из этих изданий были заводскими многотиражками с чуть измененными названиями. Вплоть до анекдотического: «Газета Мариупольского завода имени бывшего Ильича». Не надо думать, что эти газеты были маленькие и существовали строго за счет подачек от нацистов. Ничего подобного! «Тираж таких газет, как «Новый путь» (Смоленск) и «Речь» (Орел), доходил до 100 тысяч экземпляров»179.
О содержании говорит хотя бы творение из одной такой газеты:
Все жиды да жиды, не податься никуды.
Жид заведует в колхозе, мужик роется в навозе.
Долго жили мы в беде и не ждали помощи,
Слава Богу, Гитлер спас от жидовской сволочи180.
В этой прессе геноцид практически не скрывался! Вплоть до статистики: раньше было столько-то евреев, а теперь проживает столько-то. Эта пресса много писала о гетто, об истреблении евреев в других странах Европы. Били и по сочувствию к евреям. Приводились данные: когда во Франции начались депортации, некоторые из них надели желтые звезды, но тут же были арестованы.
Газета «Голос Крыма» стала издаваться через день после истребления 14 000 евреев в Симферополе, и в первом же ее номере помещены три статьи, оправдывающие и декларирующие необходимость избавления от еврейства.
Некоторых евреев, которые были арестованы в начале 1950-х годов НКВД, поразило больше всего — следователи НКВД говорили с ними на языке этих оккупационных газет! Например, «мифы о зверствах еврейских врачей, помогавших НКВД»181, печатались и в оккупационной прессе. Мифы там или не мифы — разобрать трудно, но ведь каков источник вдохновения!
Принято считать, что это происходит за счет «влияния буржуазной пропаганды». Но может быть, не только в этом дело?
Удивляться ли тому, что «многие пережившие Шоа не хотели рассказывать детям и внукам о пережитом. Некоторые сознавались, что говорят о виденном впервые»182. Ведь евреи, пережившие Шоа, прекрасно знали — не только оккупанты хотели их уничтожить. С таким и самому жить непросто, и детей хочется прикрыть.
Это отсутствие перспективы, ощущение бессмысленности сопротивления, своей заброшенности в беспощадном мире, видимо, и делало евреев такими пассивными. В западных областях Белоруссии и Украины, входивших в Речь Посполитую, все-таки было иначе. Тут были и гетто, и восстания в гетто — почти как в Польше.
Ну, и еще неожиданность. Зондерфюрер СС писал в июле 1941 года представителю имперского министерства оккупированных областей при Верховном Командовании Армии:
«Поразительно, как плохо евреи осведомлены о нашем к ним отношении и о том, как мы обращаемся с евреями в Германии и не такой уж далекой Варшаве. Не будь этой неосведомленности, был бы немыслим вопрос с их стороны, проводим ли мы разницу в Германии между евреями и другими гражданами. Если они и не ожидали, что при немецком управлении будут пользоваться теми же правами, что и русские, они все же думали, что мы оставим их в покое, если они будут прилежно продолжать работать»183.
Наносимый нацистами удар был ужасен еще и потому, что оказался внезапен. И необходимо различать еще Белоруссию и Украину. По словам «доверенного лица немецкого командования» — белоруса из Литвы, впервые приехавшего в Белоруссию в августе 1942 года:
«Для белорусов не существует еврейского вопроса. Это для них чисто немецкое дело, не касающееся белорусов. И тут сказалось советское воспитание, не знающее различия между расами. Евреям все сочувствуют и их жалеют, а на немцев смотрят как на варваров и палачей евреев… еврей, мол, такой же человек, как и белорус»184.
Но в то же время из отчета немецкой «полиции имперской безопасности»: «ожесточение украинского населения против евреев чрезвычайно велико, так как их считают ответственными за взрывы в Киеве. На них смотрят так же, как на осведомителей и агентов НКВД, организовавшего террор против украинского народа»185.
В Белоруссии в октябре 1941 года: «…местное население, когда оно предоставлено самому себе, воздерживается от какой-либо акции против евреев. Правда, от населения поступают коллективные заявления о терроре со стороны евреев при советском режиме или оно жалуется на новые проделки евреев, но в нем нет готовности принять какое-либо участие в погромах»186.
В материалах Нюрнбергского процесса есть официальный немецкий отчет о том, как в Борисове русская полиция 20 и 21 октября 1941 года уничтожила 6500 евреев. При этом автор отчета отмечает, что истребление евреев отнюдь не встретило массового сочувствия у населения.
«Глаза последних (неевреев. — А.Б. ) выражали либо полную апатию, либо ужас, так как сцены, разыгрывающиеся на улице, были страшны. Неевреи, может быть, еще накануне истребления евреев считали, что евреи заслужили свою судьбу; но на следующий день было ощущение: «Кто приказал такую вещь? Как это возможно было убить 6500 евреев всех сразу? Сейчас убивают евреев, а когда придет наш черед? Что сделали эти бедные евреи? Они ведь только работали. Действительно виновные, конечно, находятся вне опасности»187.
Из отчета доктора Иоахима Кауша в июне 1943 года, после «инспекционной поездки» по Украине и Крыму:
«Украинцы довольно равнодушно наблюдали истребление евреев. При последних операциях по истреблению евреев прошлой зимой несколько деревень оказало сопротивление»188.
Еврейские партизаны
Уже из последней цитаты видно — истребление было. И говорили о нем достаточно откровенно. На территории СССР евреи были поставлены перед простой и жесткой альтернативой — бегство или смерть. Если не удавалось бежать вслед за советскими войсками — бежали в леса. В том числе бежали люди, совсем неподготовленные к жизни вне цивилизации, больные, обремененные семьями, да к тому же бежали накануне зимы 1941/42 года. Лишь бы уйти в лес, подальше от нацистов, а там будь что будет.
Само собой возникло удивительное явление: семейные лагеря, где скапливались тысячи и десятки тысяч беженцев. В таких лагерях поневоле шло образование еврейских партизанских отрядов — надо же было охранять свои семьи. Эти евреи, как правило, не имели своего собственного оружия и добывали его в бою или покупали у полицаев, уголовников либо (через третьих лиц) у немецких солдат.
Партизанские отряды возникали как грибы после дождя, но даже у молодых боеспособных евреев, которые хотели бы войти в партизанский отряд, порой возникали трудности странного рода… «Быть принятым в советский отряд было не легкой задачей. Были отдельные русские отряды, которые принципиально не принимали евреев. Они мотивировали это тем, что евреи будто бы не умеют и не хотят бороться».
Так что оружие нужно было не только чтобы отбиваться от немцев. Ничуть не меньшую опасность для евреев в семейных лагерях представляли партизанские отряды белорусов и особенно украинцев: эти отряды охотно нападали на евреев.
Для партизан просоветского направления евреи еще и были «одними из своих», да и то чисто теоретически. Скажем так: советские не исповедовали идеологии, которая заставляла бы их быть враждебными евреям. Но и тут были командиры партизанских отрядов, которые без всяких приказов, «сами по себе» не любили евреев и не принимали их к себе. Или в отряде складывалась группа, которая не хотела иметь дела с евреями: идейно или просто по укоренившейся привычке не принимать евреев в свои дела.
Казалось бы, евреи должны быть просто идеальными партизанами: уж они-то никак не могут перекинуться к противнику. Но есть информация, что нацисты использовали евреев в качестве своих шпионов, именно пользуясь такой их репутацией. Не исключаю, что в каких-то случаях могло быть и так, но что стоит за этими сведениями: честная работа еврея-агента на гестапо (что очень трудно себе представить) или посылка агента, чья семья взята в заложники (что представить себе уже проще). И уж наверняка на одного реального агента нацистов приходился не один десяток «липовых».
Был случай, когда возле города Борисова в партизанском отряде расстреляли еврейскую семью с пятилетним ребенком: якобы их подослали немцы189.
В другом случае в партизанский батальон в районе Мстиславля пришла радиограмма из Центра: «По имеющимся точным данным, немцы направляют из гетто евреев для отравления колодцев в местах сосредоточения партизан»190.
Вот и угадывывай, что это. Военная неразбериха, дичайшая путаница, реальная провокация нацистов? Или провокация внедренного к нацистам агента-антисемита? Или сознательная провокация самого Центра, не желающего засорять партизанские отряды евреями?
Во всяком случае, радиограмма была, и свое дело она сделала. Даже принятый в советский отряд, еврей вполне мог ждать, что придет такая радиограмма и с ним поступят по законам военного времени. Или что он получит в бою пулю в спину от «своего» же — если этот «свой» вспомнит, как его деревню «раскулачивал» отряд какого-нибудь «комиссара Кальсонера» или «коммуниста Рабиновича».
Это мы пока про партизанские отряды советских, подчинявшихся Москве. А ведь «свои» отряды были у каждой политической силы — то есть у каждой националистической партии или партийки. Согласно идеологии Бандеры, евреев можно и нужно было спасать и брать к себе в отряды, если они патриоты Украины. Но многие подчиненные Бандеры этой идеи не признавали, украинского патриотизма евреев не допускали и резали всех евреев, до которых только могли добраться.
Армия Крайова относилась к евреям очень сочувственно, но и с советскими партизанами, и с украинскими националистами воевала до последней капли крови.
А в чем разница в отношениях к евреям партизанского отряда «Полесье» и «Луговой» — это понять вообще невозможно. Кажется, единственное различие в том, что бойцы «Полесья» евреев расстреливали, а «Лугового» — топили.
Как должны были поступать и что делать истощенные, плохо вооруженные люди, встречая кого-то в лесу, по каким признакам узнавать свою судьбу — Бог весть. Эта ведь семья с пятилетним ребенком (ребенка тоже расстреляли как шпиона?) небось тоже надеялась на что-то.
А еще были проблемы с продовольствием. Наваливалась зима, деревню и так уже начали «коллективизировать», реквизировали много продуктов, а роскошный урожай 1941 года частично сгорел прямо в полях. В сельской местности бежавшие в леса евреи часто вызывали недовольство: они и в партизанских отрядах, и в семейных лагерях «жили за счет деревни, и без того разоренной войной»191. В Липичской пуще были отдельные русские отряды, которые из своих собственных продуктов выделяли продовольствие для семейных лагерей192. Но потому эти отряды и упоминаются, что они были исключением. Гораздо чаще евреям приходилось браться за оружие, чтобы выбить из сельского населения хлеб. А эта партизанская «продразверстка» вызывала ответные действия — и самих украинских мужиков, легко достававших обрезы, и в виде жалоб «своим» партизанским отрядам.
Считается, что из всех украинских земель на Волыни евреям было лучше всего — якобы из-за того, что партизаны контролировали большую часть территории. Но вспомним — это ведь недавняя территория Польши! И значительную часть ее контролирует Армия Крайова.
Есть много свидетельств, что партизаны нападали на небольшие городки, села, помогали евреям спасаться из гетто. Но, во-первых, проделывали все это в основном еврейские партизанские отряды. Во-вторых, имело это вид весьма различный…
Отряд «Жуков» напал на Сверж и спас там 170 евреев. Это был еврейский партизанский отряд!
В Коссово отряд «Щорс» спас 3000 евреев (в отряде «Щорс» было к тому же изрядно евреев). Но один из спасшихся в Коссово, Давид Лейбович, рисует такую картину: «После боя, который продолжался четыре часа, партизаны опять ушли в лес. Они взяли с собой молодых людей из среды наших (еврейских. — А.Б. ) рабочих. Более старых и слабых евреев они не соглашались взять и оставили их в городе. Я с моим братом ушли с партизанами в лес. Наутро в понедельник, 3 августа, прибыли немцы из окружающей местности и перестреляли всех оставшихся в живых евреев193».
Другие два сообщения недостоверны.
В целом же и подполье, и советская власть в Москве игнорировали Катастрофу.
В Белоруссии среди партизан воевали, по разным данным, от 8 до 30 тысяч евреев. Известен крупный еврейский партизанский отряд, созданный братьями Бельскими. Евреи воевали также в партизанских отрядах в Литве и на Северной Украине.
Во всех партизанских листовках, распространяемых в Белоруссии и в Прибалтике, только в одном случае есть упоминание о геноциде евреев: в литовской. В воззвании «Союза освобождения Литвы», напечатанном в № 1 подпольной газеты «Отечественный фронт» от 1 июня 1943 года, содержался призыв к литовским полицейским и солдатам сопротивляться попыткам использовать их для истребления «евреев и других народов».
«Ты должен отдавать себе отчет, что немцы хотят уничтожить литовский народ. Сперва они уничтожают нас морально, пытаясь сделать всех литовцев палачами. Позже немцы перестреляют нас, так же как евреев, и в свое оправдание перед белым светом будут ссылаться на то, что литовцы испорченный народ, палачи и садисты».
Вряд ли автор или авторы листовки (знали) о приведенных выше немецких документах… Скорее всего, сработало здоровое крестьянское чутье.
Опыт забвения
Компартия, так сказать, «интернационалисты по жизни», тоже молчала. В конце лета 1942 года ЦК Компартии Белоруссии выпустил воззвание «Гитлер Освободитель» — освободитель от жизни. Но и тут ни слова о евреях.
К 1 мая 1943 года в Белоруссии получено и распространено воззвание «К трудящимся Белоруссии» за подписями секретаря ЦК Компартии Белоруссии Пономаренко и председателя Верховного Совета Белоруссии Наталевича. В нем очень энергично говорится об «истреблении наших людей гитлеровцами» и что «в одном лишь районе Витебска в последнее время убито, сожжено и отравлено более 40 000 женщин, стариков и детей». Но ни слова о национальности уничтоженных.
В целом же подполье игнорировало политику истребления евреев. В книгах, которые выходили в СССР после войны, в мемуарной литературе — тоже никакого упоминания. В воспоминаниях Вершигоры и Ковпака вы не найдете никакого упоминания еврейской проблемы, а партизаны с еврейскими именами упоминаются эпизодически. «Я много беседовал с Колькой Мудрым… Но я никогда не знал, что самый смелый автоматчик третьей роты Колька Мудрый был еврей». Из всех последующих изданий (Вершигоры. — А.Б. ) мемуаров этот фрагмент был изъят»194.
В СССР о Холокосте постарались забыть настолько, что даже названия Бабий Яр или Минское гетто были не известны очень многим. Но это, так сказать, продукты для внутреннего употребления. На международной арене советское правительство очень боялось огласки про «еврейскую советскую власть». К тому времени советской власти уже очень хотелось быть властью не интернациональной, а национальной.
Одновременно очень не хотелось известий о том, что советские евреи оказались в худшем положении, чем польские или французские.
В результате советское правительство на официальном уровне ни разу не издало ни единого звука в защиту евреев. А в то же время в статьях, специально предназначенных для американской печати, Эренбург пишет, что «в Харькове, Вильне, Львове были случаи казни за спасение евреев. Это не остановило благородных людей»195. Но назвать он может всего 10 случаев, с общим числом в 24 спасенных (и то данные по большей части не достоверные).
Сразу после войны издательство «Эмес» в Москве выпустило ряд книг, написанных евреями-партизанами или евреями о еврейском сопротивлении: Смоляр Г. Фун Минскер гето. М.: Эмес, 1946; Елин М., Гальперин Д. Партизанер фун Каунасер гето. М:. Эмес, 1948; Лев М. Партизанер веги. М.: Эмес, 1948.
Сведения, сообщавшиеся в этих книгах, были еще более фантастическими, чем в творениях Эренбурга. Скажем, Смоляр сообщал, что в Минске организовалась группа женщин, которые спасли несколько десятков ребятишек из Минского гетто. Никто, кроме Смоляра, никогда ничего не слыхал об этих женщинах.
Сами евреи с их упорной просоветской розовой ориентацией очень помогали врать про то, как их спасали. Во многих американских газетах печатались сообщения о том, что в Белоруссии протест против политики геноцида принимал массовые формы: «…в Белоруссии сотни русских крестьян были казнены нацистами за обращения к военным и полицейским властям против истребления евреев.
В деревне Ушташа крестьянское население пошло религиозной процессией с иконами и крестами к главному помещению нацистов, чтобы в последний момент просить о сохранении жизни двумстам евреям, которых в это время вели на расстрел. Наци открыли огонь по процессии и убили 107 человек, прежде чем демонстранты успели разбежаться, чтобы спастись от пуль»196.
Изучать реальную историю еврейской партизанщины нужно не по этим пропагандистским материалам, а по материалам, собранным в Польше сразу после войны. В мае 1945 года в Лодзи бывшие партизаны организовали Союз партизан — то есть союз бывших партизан «Пахах» — «Партизан-Хаил-Халуц». Впрочем, оставаться в Польше они не собирались, а стали пробираться в Австрию, потом в Италию, чтобы уехать в Палестину или (меньшинство) в Америку. Не случайно же в своих мемуарах генерал Андерс приводит стенограмму разговора со Сталиным: Сталин прямо не советует брать в Войско польское евреев: ненадежные солдаты, вырвутся из СССР и сбегут197.
В рамках Союза уже при его образовании была создана Историческая комиссия. Ее председатель Моше Каганович, сам бывший партизан, родившийся в городке Ивье близ Лиды, в 1948 году выпустил книгу в Риме: «Дер идишер онтайл ин партизанер-бевегунг фун Совет-Русланд». Рим, Изд. Центральной Исторической комиссии Союза партизан «Пахах» в Италии, 1948.
Поразительно, но, уже получив кровавый урок, Моше Каганович о партизанском движении в самой Польше говорит мимоходом, а вот к СССР у него огромные симпатии, колоссальное доверие к советской пропаганде. Казалось бы, ну и публиковал бы свои воспоминания в Москве! Так нет же…
Опыт озверения
С. Шварц отмечает еще одну особенность книги: «…прямо кровожадное отношение автора к немцам, в котором чувствуется влияние гитлеровской заразы и которое делает автора неспособным поставить жестокость партизан-евреев по отношению к немцам и к тем, кто им помогал, в правильную историческую перспективу. Можно и должно признать, что в условиях зачаточного существования человеческого общества жестокая месть с воздаянием равным за равное есть не просто проявление жестокости, но зачаточная форма права. И нельзя осуждать евреев оккупированных областей за то, что кровавый разгул гитлеровского безумия вернул их к этим первобытным представлениям. Но трудно, например, примириться с тем, что автор в обстановке мира, через три года после уничтожающего разгрома гитлеризма, не столько исторически и психологически объясняет, сколько глорифицирует198 предание еврейскими партизанами пленных немцев «еврейской смерти» по страшным, установленным Гитлером образцам»199. Соломон Шварц лукавит: далеко не все партизаны превращались в двуногое зверье. Почему-то «кровавый разгул гитлеровского безумия» не заставил польских партизан сжигать пленных гитлеровцев живыми, топить в уборных или сажать на кол.
Кстати, вот еще одно вранье — сами немцы ничего подобного не практиковали, так что «образцы», которых держались евреи-партизаны, вовсе не установлены Гитлером.
Хоть убейте, но я не могу связать патологическую еврейскую жестокость ни с чем другим, как с нормами еврейской иудаистской культуры.
Вот что хорошо в работе Еврейской исторической комиссии, — что она собирала показания евреев-партизан. Это было нетрудно, потому что большинство евреев-партизан из Западной Украины и Белоруссии обычно бежали в Польшу в конце войны или сразу после ее окончания.
Похожую работу пытались проделать В. Гроссман и И. Эренбург, но созданная ими «Белая книга» — попытка собрать сведения о Холокосте — была запрещена властями.
Попытка объяснения
Соломон Шварц не отрицает, что «общее количество евреев, спасенных советскими неевреями, оставалось ничтожным… по сравнению с количеством евреев (и тем более еврейских детей), спасенных неевреями не только во Франции, Бельгии или Голландии, но и в Польше. И если в странах Западной Европы это еще можно объяснить меньшей жестокостью гитлеровского террора, и соответственно меньшей запуганностью населения и более высоким уровнем культуры, то для Польши эти аргументы уже не действуют: террор в Польше не уступал террору в Белоруссии и на Украине, а уровень культуры тут и там был приблизительно одинаков»200.
Но вот объясняя причины этого явления, автор впадает в обычные еврейские стереотипы. Он отмечает, например, что перед войной антисемитизм в СССР «был гораздо слабее — кроме, может быть, некоторых частей Украины, — чем в Польше, стране (по многим причинам) широко распространенного, традиционного, народного антисемитизма. Между тем население Польши проявило гораздо больше отзывчивости к еврейскому бедствию, чем это имело место в Советском Союзе»201.
Соломон Шварц считает, что все дело в последствиях советской власти: в пассивности и запуганности подсоветского населения. «Советские люди так привыкли молчать, наблюдая акты насилия, подавлять в себе проявления естественной реакции на насилие, что в массе своей они даже психологически оказались неспособны к здоровой реакции на гитлеровскую политику истребления евреев. Даже испытывая чувство ужаса перед совершаемыми над евреями насилиями, они пассивно наблюдали, и едва ли многим из них приходила при этом в голову мысль — что они сами могли бы что-то сделать, чтобы — с риском для себя — спасти того или иного еврея»202.
Наверное, это правильное рассуждение, но я берусь назвать и еще несколько причин, которые Шварц просмотрел.
1. Все-таки в Польше общий уровень культуры выше, чем на Украине и даже в Белоруссии. К тому же в Польше очень высока привычка к самоорганизации. Общество умеет жить и без государства, само решая свои проблемы. Тем более — у поляков есть опыт жизни и под немецкой и под русской оккупацией с XVIII века.
А в странах Запада — это и еще более высокий уровень гражданского самосознания, чем в Польше.
2. В качестве второй причины я назвал бы то, что сами евреи в Польше, а еще больше в странах Европы сильнее интегрированы в общество. Одно дело — граждане, которые такие же, как все, ничем не отличаются от окружающих, только ходят в другую церковь. Таких граждан естественно спасать так же точно, как и всех остальных.
Совсем другое — иностранцы, живущие на той же территории, но никак не включенные в польское общество. Для поляков евреи были чужаками в гораздо большей степени, чем для датчан или французов.
3. А третья и самая важная причина: ни в Польше, ни в Дании евреи не были привилегированным слоем.
Нигде они не нанесли остальным народам такого количества обид. Нигде они не совершили такого количества преступлений. Нигде и никто не имел таких серьезных оснований злорадствовать о еврейской беде, таких веских оснований для черствости и жестокости.
Я уже высказывал предположение, что удивительным образом Холокост стал расплатой, проявлением закона возмездия за розовые иллюзии евреев, за их участие в революционном движении, за их поддержку советской власти.
Особенности Холокоста на территории СССР были бы невозможны, будь сами евреи другими, веди они себя иначе. Это — тоже расплата. Возмездие за бессудные расстрелы, ЧК, НКВД, лагеря, голод 1930–1932 годов.
Украинцы «не замечают» пальбы в местах массовых расстрелов? А многие ли советско-еврейские интеллигенты замечали, путешествуя из Киева в Сочи на заслуженный отдых, что вдоль полотна железной дороги валяются трупы умерших от голода украинских мужиков?
Кстати говоря: а многие ли современные евреи, авторы сборников при Холокост, замечают, что параллельно с истреблением евреев шло точно такое же, ничуть не менее страшное и жестокое истребление цыган? Ах, это их совсем не интересует! Еврейские страдания уникальны! Но тогда почему они считают, эти милейшие люди, что их страдания должны интересовать кого-либо, кроме них самих? Долг платежом красен, господа. Как аукнется, так и откликнется.
Самая слабая сторона «ревизионизма»
Пока «ревизионисты» пишут о реалиях Европы, они пишут убедительно, интересно и ярко. Но стоит им начать изучать Восточную Европу, и оказывается — они совершенно не представляют ее специфики. Не зная даже Польши, а тем более стран, входивших в СССР, «ревизионисты» частенько пишут откровенную чепуху. Собственно, они и не пишут ничего о странах СССР. Они еще представляют (хотя и слабо) реалии Восточного фронта и не очень замечают, что Восточный фронт катился по весьма разным странам с разной культурой, историей и традициями.
В раже отрицания Холокоста вообще они не очень представляют, что именно происходило в Восточной Европе, на Восточном фронте и во время германской оккупации. Они разоблачают явные несуразности, глупости и огрехи пропаганды и не очень видят: именно на востоке Европы и произошло основное истребление евреев. В сущности, «ревизионисты» совершенно не изучали материалы о Холокосте на востоке Европы. У «ревизионистов» нет тщательного разбора свидетельств о массовых расстрелах и указах руководства вермахта. Ничего похожего на скрупулезный, детальный анализ свидетельств о газовых камерах и намерениях нацистского руководства.
«Ревизионисты» заведомо ждут, что любые цифры еврейских жертв окажутся во много раз преувеличены. Они фыркают на цифру «миллион жертв» массовых расстрелов: после того, как «четыре миллиона жертв Освенцима» превратились в один и на глазах рискуют превратиться в четыреста тысяч, легко предположить: и 20–50 тысяч легко окажутся… ну, скажем, тремя тысячами.
А ведь получается все наоборот… Цифры еврейских потерь СССР и всей Восточной Европы не только не преувеличены — но в ряде случаев как бы не пришлось их увеличить.
Не зря же единственный русский «ревизионист» Ю. Мухин предположил: сионисты натравили нацистов на евреев Восточной Европы.
А ведь и правда прослеживается, помимо всего прочего, во всей этой истории противостояние сефардов и ашкенази. И еще некоторые психологические различия востока и запада Европы… Например, причины, почему в СССР так легко поверили в ужасы Холокоста: у нас-то все было серьезно… У нас и правда везде, где проходили нацисты, появлялись забитые останками людей овраги. Не до смеха. К тому же советские евреи не бухали с Эйхманом и Вислицени и не проводили с ними общей политики…
Впрочем, о том, как сионисты стали с нацистами братья навек, — отдельный рассказ. Тот, кто читал мою книгу о еврейском засилье203, может внимательно не читать главы 9 и 11, а только просмотреть. Я был вынужден почти полностью воспроизвести их из другой книги, разве что сделать несколько дополнений. Ведь новых данных нет, а текст уже написан. Но как бы ни обижались сионисты и их поклонники, а без них не понять ни самого Холокоста, ни его многолетней мифологии.
