ГлавнаяМорской архивИсследованияБиблиотека












Логин: Пароль: Регистрация |


Голосование:


Самое читаемое:



» » » » Рассказы ветерана-подводника
Рассказы ветерана-подводника
  • Автор: matckevich |
  • Дата: 12-02-2014 15:52 |
  • Просмотров: 3923

«Чайка» над эллингом

В канун Юбилея Победы пошел положить цветы друзьям — сослуживцам на кладбище Николаева. Недалеко от центрального входа среди зелени увидел чёрный обелиск с портретом и надписью «Герой Советского Союза, капитан 1 ранга Б. М. Першин». То, что катерник Першин похоронен в Николаеве, для меня было новостью, и тут же всплыли воспоминания.

В начале 50-х нам, «Голландцам» второго курса, довелось проходить корабельную практику в бригаде торпедных катеров. Бригадой командовал контр-адмирал Осипов, дивизионом командо­вал капитан 3 ранга И. П. Шенгур, оба Герои Советского Союза, знакомые с времён войны. На этих легендарных катерников курсанты смотрели с обожанием.

В один из дней во время «адмиральского часа» мы с другом решили постирать наши белые робы. Замочили их в тазиках — обрезах по-флотски, сидим в тени поднятого на подкильных кон­цах катера, как вдруг по бригаде объявляется учебно-боевая тревога, связанная с атомным напа­дением на военно-морскую базу. Экипажи катеров втиснулись в химзащитную одежду и начали дезактивацию.

Чтобы не смущать своим голым видом христолюбивое воинство, мы, захватив обрезы, спрята­лись в береговую баталерку. В разгар ученья на эллингах появляются, о чем-то громко споря, комбриг и комдив. Когда они подошли поближе, выяснилось, что один повторяет: «Накину!», другой: «Не накинешь!». Адмирал достаёт спички, поджигает бикфордов шнур учебного взрыв- пакета и отбрасывает его в сторону. Взрывпакет — это заряд чёрного пороха, закатанный в смесь битума и опилок.

Шенгур в мгновенье ока срывает с головы Осипова его расшитую золотом адмиральскую фу­ражку и накидывает её на взрывпакет.

Взрыв! Фуражку разносит на составные части. Чехол белой чайкой взлетает выше всех и падает в воду. На берегу немая сцена. Адмирал от нахальства друга стоит, разинув рот. Он не рассчитывал, что опыту подвергнется его фуражка. Шенгур стоит на всякий случай в сторонке. Осипов, глотнув воздуха, обозвал друга неуставным словом и ушёл в штаб.

Комдив продолжил невозмутимо руководить ученьем. Только прозвучал отбой тревоги, часовой у эллингов крикнул: «Товарищ капитан 3-го ранга, Вас к телефону». Шенгур, находившийся мет­рах в тридцати от телефона, направился к нему, на ходу произнося: «Командир i-го дивизиона, 1-й бригады торпедных катеров, Краснознамённого Черноморского флота, кавалер орденов (сле­дует перечисление), Герой Советского Союза, Иван Петрович... » и уже, взяв в руку трубку, произ­носит: «Шенгур слушает».

Судя по довольной улыбке, его приглашает адмирал на «рюмку чая», помянуть жертву спора.

Энтропия

Теорию теплотехники в «Голландии» читал флотский полковник СМ. Волосов, долгое время до этого он руководил кафедрой в ленинградской «Дзержинке». Исключительно интеллигентный человек, он с шиком носил флотскую форму. Его опрятная борода была пушистой и большей час­тью совершенно белой. Лекции читал интересно, доступно, уделяя внимание не только сути чи­таемой дисциплины, но и этическому воспитанию курсантов — бурсаков, пришедших в училище не из дворянского сословия. Например, наставлял: «Товарищи будущие флотские офицеры, если вы едете в дилижансе, а в нем стоит хотя бы одна женщина, которая не садится уж из-за того, что не желает помять свой кринолин, вы не имеете права сесть».

Закончив читать соответствующий раздел, он, желая подчеркнуть эфирность понятия «энтро­пия»[1] и, как потом выяснилось, не впервой, эффектно бросил: «Товарищи курсанты! Запомните, если я когда-либо, у кого-либо спрошу: «Что такое энтропия?» — то плюньте мне в бороду».

В феврале 58-го года наш первый набор «Голландии» защищал дипломные проекты. В одной из секций дипломнику среди прочих вопросов был задан вопрос: «Что такое энтропия?». Руководил секцией начальник кафедры из Второго инженерного училища, в секции пять-шесть человек, среди которых полковник С. М. Волосов и флагманский инженер-механик бригады подводных лодок в Балаклаве, выпускник «Дзержинки».

Отвечая на очередной вопрос — что такое энтропия, курсант возьми да и ляпни — мол, как-то полковник С. М. Волосов по окончании одной из лекций заявил: «Если я когда-либо у кого-либо спрошу, что такое энтропия, то плюньте мне в бороду». У председателя расширились глаза, он окинул взглядом членов комиссии, выясняя, кто задал этот некорректный вопрос. В ответ молча­ние. Председатель берёт у адьюнкта — секретаря секции протокол, читает и, обращаясь к флагмеху, спрашивает: «Иван Иванович! Вы удовлетворены ответом?». Тот бросает: «Вполне».

Лет 10-15 назад он был курсантом у С. М. Волосова в «Дзержинке».

Бюст адмирала и икона

Когда в 70-х годах в НКИ воссоздавался музей С. О. Макарова, совет музея тесно контактировал с одним из основателей (в начале прошлого века) Николаевских краеведческого музея и картин­ной галереи им. В. В. Верещагина — Каминским Феодосием Тимофеевичем.

Сын клепальщика николаевского Адмиралтейства, в 1912 г. он закончил Петербургский архео­логический институт. В начале Первой мировой войны закончил школу прапорщиков, честно во­евал на фронте, был ранен, имел солидный ряд боевых орденов. Был директором Николаевского историко-археологического музея, учёным хранителем заповедника «Ольвия», активно участво­вал в археологических раскопках в Ольвии, на территории Николаева и других городов, опубли­ковал многие десятки статей, очерков. При нём были значительно расширены экспозиционные площади музея, в фондах музея насчитывалось более 30000 предметов. В советские времена в три приёма отсидел кучу лет в местах не столь отдалённых. Каждая встреча знакомила нас с малоиз­вестными эпизодами из истории города Николаев и Черноморского флота.

Известно, что Севастопольская морская библиотека (тогда офицерская) и её фонды были со­зданы по инициативе адмирала А. С. Грейга, а затем опекались адмиралом М. П. Лазаревым. Деньги собирались по подписке среди офицеров флота. Для библиотеки, тоже по подписке, были изготовлены мраморные бюсты адмиралов М. П. Лазарева и А. С. Грейга.

С началом Крымской войны фонды библиотеки, часть её оборудования были переправлены в г. Николаев — тогда главную базу Черноморского флота.

После позорного для России окончания Крымской войны по Парижскому договору Россия не имела права держать на Чёрном море военный флот, порт Николаев был низведен до положения станции, судостроение на почти долгих двадцать лет замерло. Из-за сокращения штатов многие служилые люди ушли с флота или убыли к новым местам службы.

В последней четверти XIX века с началом возрождения флота фонды библиотеки были возвра­щены в Севастополь, хотя часть книг при этих передрягах была утеряна. Не вернулись и бюсты адмиралов.

О судьбе бюста адмирала М. П. Лазарева и поведал нам Ф. Т. Каминский.

В конце 20-х годов Ф. Т. Каминский шел по улице Потёмкинской вдоль забора бывшего морс­кого острога в сторону улицы 2-й Слободской. Ворота у административного здания острога были открыты. Какие только учреждения не были в этом здании за многие годы! Здесь, в управлении морского острога, служил отец будущего адмирала СО. Макарова, здесь располагались коменда­туры гарнизона, военкомат, что-то связанное с авиацией, а в бо-х годах был общетехнический факультет НКИ, затем его военно-морская кафедра.

При создании лаборатории и установке действующих дизельных агрегатов, макета 49-цилин­дрового дизеля была, например, найдена бронзовая печать для сургуча. В центре надпись «Для пакетсв», а по окружности — «Варвар1вський рай-парком Миколшвськ. округи». Видимо, и эта контора здесь располагалась.

Проходя мимо, Ф. Т. Каминский увидел, что посреди пыльного двора на каком-то мраморном бюсте сидит матрос и немецким штык-тесаком с упоением рубит бюсту уши. Музейщик мимо пройти не мог. Подойдя ближе, он обнаружил, что матрос восседает на бюсте адмирала М. П. Лазарева. На увещевания остановиться, так как он гробит частицу истории флота, матрос пошел со штыком на «контру недобитую». Только вмешательство коменданта позволило пресечь ванда­лизм. За з рубля был нанят извозчик и бюст переправлен в краеведческий музей. Позже бюст с частью найденного оборудования библиотеки был переправлен в Севастополь. Но он не вернулся в библиотеку, а экспонируется в музее обороны Севастополя. Каждый желающий, посетив этот музей, в одном из залов может увидеть этот бюст, у него уши из алебастра. Неизвестный мореман оставил свой геростратов след в истории флота. В восстановленной морской библиотеке после Великой Отечественной войны были установлены новые бюсты, меньшие по размерам.

Несколькими годами позже по стране прокатилась чудовищная волна изъятия из соборов, цер­квей и других объектов религиозного культа раритетов и предметов, содержащих драгоценные металлы и камни. Не обошла стороной она и Николаев. Была создана специальная комиссия. Первым «набегу» подвергся Николаевский Адмиралтейский собор, бывший долгое время глав­ным собором Черноморского флота. В соборе хранились национальные раритеты — кормовые флаги с легендарных кораблей российского флота, ластовых экипажей, а также флаги и значки с захваченных в боях турецких, египетских и прочих кораблей. Все эти флаги были в специальных многослойных чехлах и размещались в бронзовых ритонах по обеим сторонам главного входа.

Тогда же был вскрыт склеп основателя города Николаев М. Л. Фалеева. На облицованном кам­нем постаменте находился чёрный гроб, покрытый Андреевским и крепостным флагами. В голо­вах гроба лежала треуголка, а по бокам постамента стояли морской палаш и шпага гражданского чиновника высокого ранга. Предмет вожделения — пуговицы мундира оказались не золотыми, а позолоченными. Останки основателя города перевезли на кладбище и поместили в склеп семьи адмирала Н. А. Аркаса. Не обошли стороной и молельный дом, который был напротив собора и располагался на месте, где сейчас размещается «Дворец творчества молодежи» (бывший дом по­литпросвещения). Там молился народ недворянских кровей. Ценностей там не оказалось, кроме посеребренной купели да простой иконы Николая Чудотворца. Поверх оклада иконы дугой шла медная пластина. На ней выгравированы слова: «Николаевскому Адмиралтейскому собору от моряков Черноморского флота на вечное хранение». Это была легендарная икона с линейного корабля «Три Святителя» Черноморского флота.

Когда в период Крымской войны возникла реальная угроза прорыва вооруженных пароходов противника на внутренний рейд Севастополя, после долгих споров и колебаний было принято решение затопить на входе несколько старых парусных кораблей флота. Выбор адмирала Корнилова пал на пять линейных кораблей: «Три святителя», «Силафаил», «Варна», «Силистрия», «Уриил», а так же на два фрегата: «Сизополь» и «Флора». Затопление должно было начаться по сигналу, поднятому на флагштоке башни «Офицерской библиотеки». Утром п сентября этот сиг­нал появился. Первым под воду ушёл один из фрегатов, за ним последовательно ушли в пучину четыре линейных корабля, спустя некоторое время второй фрегат. Линейный корабль «Три Святителя», несмотря на то, что в днище и в бортах были прорублены отверстия и подрублены мачты, осел в воде, но не тонул. При затоплении каждого корабля по толпе жителей Севастополя, стоявших на набережной, прокатывались стон и плач. Наблюдая агонию «Трех Святителей», кто- то из членов команды вспомнил, что на корабле забыта икона Николая Чудотворца — покровителя моряков. Один из матросов на ялике вызвался сходить на корабль. В залитой водой корабельной церкви он нашел эту икону. Корабль медленно оседал в воду, с берега это было едва заметно, поэ­тому пароходо-фрегат «Громоносец» получил приказ ускорить затопление корабля, ведь на вне­шнем рейде с утра уже стояли французские пароходы. Три выстрела ядрами с расстояния картечного выстрела произвели в районе переменной ватерлинии страшные разрушения, и около 13-ти часов «Три Святителя» ушёл на дно Севастопольской бухты. Позже при оставлении Севастополя эта икона и была передана в собор Николаева.

В годы Великой Отечественной войны следы этой иконы затерялись.

Может быть, кто-то из читателей знает дальнейшую судьбу иконы.

Она же святыня Черноморского флота...

Четыре портрета

После войны Держава приняла новую кораблестроительную программу. Офицеров флота по­надобилось много, особенно инженеров-механиков. Посему в 51-м году было принято решение создать на юге, в Севастополе, новое инженерное училище, благо царь перед Первой Мировой войной начал, но не закончил строительство Второго морского кадетского корпуса. С Графской пристани хорошо просматривались в бухте «Голландия» на горе большие руины этого корпуса.

За год отстроили примерно пятую часть шикарнейшего здания, длиной более 390 метров, а по огибающей 550 метров. Белый инкерманский камень, колоннады, портики, лепнина, внутренние дворики, километры натёртого до зеркального блеска паркета. От бухты вверх к корпусу шёл ка­менный трап, 283 ступени. Купаясь в бухте летом, а особенно зимой, мы наперегонки бегали по нему вверх к главному корпусу.

Отделке, оснащению аудиторий и лабораторий могли позавидовать многие ВУЗы. Чуть позже на гору за здание училища затащили целиком подводную лодку-«малютку», переделав её в поли­гон по борьбе за живучесть лодки, вокруг неё возвели трехэтажное здание с тренажёрными клас­сами управления подводной лодкой.

С развитием атомного подводного флота из факультета отобрали первых 36 «атомщиков», со­здав новый факультет. В стороне от училища установили действующий исследовательский ядер­ный реактор «ИР-юо», присоединив к нему установку криогенной техники, что позволило, помимо прочего, проводить исследования по линии космоса.

Преподавателей добровольно-принудительно брали из ВУЗов и ВМУЗов Ленинграда и Москвы (времена были такие), подавляющее большинство из них было корифеями. Пять лет и семь меся­цев они добросовестно готовили из школьников инженер-механиков флота.

Высшее военно-морское инженерное училище подводного плавания, в народе «Голландия», было детищем адмирала флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова и академика А. П. Александрова. Последний позже сказал, что «Голландия» является одним из лучших технических ВУЗов мира. Сейчас в «Голландии» институт ядерной энергетики и промышленности.

А вот воспитателей юных моряков подобрали по старому принципу. У писателя-мариниста Сергея Колбасьева по этому поводу давно написано: «... и всегда, неизвестно почему, люди, за не­годностью выброшенные с флота, могли стать воспитателями будущих моряков».

Многие ли знают этого писателя? Помните кинофильм «Мы из джаза»? Бравый моряк вразва­лочку идет по центральному проходу пустого зала к сцене, где в одиночестве сидит группа героев фильма. Это он — Сергей Колбасьев — фактический основатель отечественного джаза. У него учился джазу Леонид Утесов, он в 30-е годы создал звукозаписывающую аппаратуру, «выцарапы­вая» музыку на кинопленке. У него при аресте давили ногами чемодан с грампластинками — ше­деврами мирового джаза.

Так вот, в нашу роту «циклопов» назначили ротным командиром боевого капитана 3-го ранга

отца родного (на 50-летие училища мы его нашли и выпили «по рюмке чая» за его здоровье), а в роту «пигмеев» — капитан-лейтенанта, закончившего когда-то ускоренный курс красных ко­мандиров. Он старался, но часто попадал впросак. Тугодум, он, поймав курсанта без бескозырки вне здания, задавал один и тот же вопрос: «Почему без бескозырки?» Курсант отвечал: «А как?» Пока ротный соображал, курсант давал дёру.

Однажды в ротное помещение, где жило около трехсот человек, под его руководством внесли четыре портрета Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Став посреди кубрика, он, вращаясь вокруг оси, изрек: «Сюда Карла, сюда Маркса, сюда Энгельса, сюда Ленина». С ним ступор — Сталина некуда вешать. По тем временам за это можно и на Колыму. Повторив ещё раз эту тираду, ротный почесал не то место, которым думают, и тут увидел, что все курсанты пырхают, едва сдерживая ржание. И он нашел гениальный выход — молча указал пальцем, какой портрет на какую стенку вешать, облегчённо вздохнул, так как Колыма отменялась.

Барк «Дунай»

Пятьдесят с лишним лет прошло с момента этой короткой практики под парусами, но барк «Дунай» у бывших курсантов первого набора «Голландии» навсегда остался белоснежными вос­поминаниями. А недавно на презентации одной из подводницких книг профессора Национального университета кораблестроения им. адмирала С. О. Макарова профессора Ю. С. Крючкова член команды немировской яхты «Икар», участник «Рейса-2000», посвященного переходу человечес­тва в третье тысячелетие, подарил мне книгу «История Николаевского яхт-клуба». Автор книги М. Терновский, яхтсмен с многолетним стажем, задал мне вопрос, был ли я на «Дунае»? Интуитивно понял, что речь идет не о «голубом Дунае» (по которому мне тоже удалось пройти несколько де­сятков миль, следуя на остров Змеиный), а о белопарусном трехмачтовом барке. Получив ответ, автор открыл книгу на странице с фотографиями «Дуная» и его несколько улучшенной копией — ливорнским барком «Америго Веспуччи». Из справочника «Военные флоты 1949 года» М. Терновский узнал: «Америго Веспуччи» построен в 1931 году, он является улучшенным типом «Христофора Колумба» — специально построенного в 1928 году парусного корабля».

А в книге я прочел: «По репарации Советскому Союзу были переданы Италией печально из­вестный трагической гибелью в 1955 году «Джулио Чезаре» (линкор «Новороссийск»), четыре подводные лодки и гордость итальянского военно-морского флота — учебное парусное судно из Ливорно «Христофор Колумб». На нём начинали морскую службу многие из тех «человекорыб», которые вошли в состав ю-й флотилии MAC, а также сам любимец Муссолини, подводный дивер­сант №1 «Черный князь» Боргезе, скорее всего, приложивший руку к трагической гибели линкора «Новороссийск» на Севастопольском рейде. В 1949 году в итальянской печати появились сообще­ния о том, что итальянские корабли в порты Советского Союза не дойдут, а будут взорваны на пе­реходе. Этого не случилось благодаря тому, что наши моряки, быстро освоив итальянскую технику, сами довели корабли до мест базирования, оставив по дороге итальянские экипажи. Судьба «Христофора Колумба» на Чёрном море было простой. Назвали «Дунаем». Числился учебным судном Черноморского флота, использовался для подготовки курсантов ВВМУЗов, часто обеспе­чивал проведение парусных соревнований. Николаевские яхтсмены старшего поколения до бо-х годов жили на нём во время парусных регат. Яхт-клубовский устный фольклор об итальянском прошлом и безвестной кончине учебного барка «Дунай» в Севастополе молчит. И только на старой фотографии одесского яхтсмена — фотографа А. Котляревского, которая сохранилась в яхтенном архиве М. Григорьева, увидел фото с характерным узнаваемым силуэтом. Дальнейшую судьбу «Дуная» можно предположить — в начале бо-х годов его, скорее всего, порезали на металлолом на Чёрной речке. В Одесском музее флота хранятся два его бронзовых кнехта. «Америго Веспуччи» до сих пор бороздит океаны.

Анекдот от боцмана с барка «Дунай»

После первого курса дизелисты «Голландии» должны были проходить корабельную практику на крейсере «Красный Крым», стоявшем у дебаркадера в Одессе. Из Севастополя в «город у Чёрного моря» нас доставил трёхмачтовый барк «Дунай». Помимо показательных парусных уче­ний, нас учили устройству парусного корабля. Одуревших от изобилия корпусных и рангоутных терминов курсантов боцман «Дуная» выводил из состояния сонной неги флотскими анекдотами и былями. Вот один из анекдотов.

Екатерина II, знакомясь с вновь присоединёнными к Империи южными землями, была восхи­щена в Севастополе мощью молодого Черноморского флота. По окончании смотра на флагманс­ком корабле был устроен приём. Нижних чинов убрали на нижние палубы, на шкафуте матросский хор, оркестр дудочников, танцы фрейлин двора и молодых флотских офицеров. В кают-компании накрыты столы.

В разгар веселья у одной из фрейлин возникла проблема из сферы «минус попить». Гальюн на парусных кораблях, как известно, располагался в носу под бушпритом, между риделями. Понимая, то в это время подзорные трубы всех кораблей эскадры направлены на флагмана, фрейлина не решилась озарить своим изящным задом севастопольский рейд, поэтому, обнаружив какой-то открытый люк, решила спуститься вниз. На её беду в этом небольшом помещении занимался шкиперскими работами молодой матросик, подкрашивая что-то. Заметив вверху трапа сверкаю­щее великолепие, матросик задул светильник и притаился в полутьме. Фрейлина не решилась во гьме уходить от трапа далеко и, присев, тут же с упоением зажурчала. Матросик, увидев это флот­ское непотребство, макнул кисть в кандейку с краской и мазнул ей меж ног. С воплем фрейлина гигом оказалась на шкафуте пред ясны очи императрицы.

Смотри, матушка, что охальник со мной сделал!

Выволокли матросика. Нужно наказывать, а за что? Петровским морским уставом предусмот- ено многое, но этого случая нет. В главе шестая на десять, пункте 129, например, есть «Кто женс- ий пол изнасильствует», где сказано:« Ежели кто женский пол изнасильствует и освидетельствуется, ia то оной живота лишен да будет, или вечно на галеру послан будет, по силе дела»[2]. Но ведь не :,uio столь насильственного действа. Наконец, в разделе «Чищенье и покраска кораблей» нашли зацепку: «Всяк матроз, нашедший на корабле щель и закрасивший оную предварительно не про­конопатив, подлежит наказанию кошками у машты и лишению воскресной чарки сроком на один год» .

Матросика выдрали и лишили.

Владислав Мацкевич



[1]        Энтропия — от греческого слова «entropia» — поворот, превращение. Теоретическая величина. Функция состо­яния термодинамической системы. Введена в 1865 году Р. Клаузиусом (БЭС)

[2]       Проверено по подлиннику — есть.

 

Статья из альманаха «Морской архив», №1 (5), 2013
Председатель редакционного Совета Марков А.Г.
Главный редактор Маслов Н.К.

Читайте также: