Показать все теги
Годы пребывания Крыма под сенью двуглавого орла Российской империи вовсе не были временем «тиши, глади да Божьей благодати». Поражение Петербурга в Крымской войне – факт, известный всем. Позорная политика вытеснения с полуострова крымских татар долго замалчивалась, но стала активно исследоваться в последние годы. Пришло время осветить и восстания местных жителей против властей, главное из которых состоялось в Севастополе в июне 1830 года.
Началось все с того, что в мае 1828 года, сразу после начала очередной русско-турецкой войны, в имперской армии вспыхнула эпидемия чумы. Чтобы болезнь не вышла за пределы военных баз, в Севастополе в июне следующего года был установлен карантин, которому были подвергнуты все его жители без разбора. Вследствие карантина наступил голод, пышно расцвели спекуляция, злоупотребления флотских интендантов и коррупция в среде чиновников.
Случаев инфицирования собственно чумой так и не выявили, однако всех «подозрительных» тотчас помещали в пустующие казармы и на списанные корабли, где они массово гибли от голода, холода и бесчеловечного отношения. 10 марта 1830 года появилось «всеобщее оцепление», никто из жителей не мог покинуть Севастополь. Город превратился в сплошную тюрьму, голод стал обыденным явлением. Каторжный режим продолжался два с лишним месяца. 27 мая того же года карантин был снят со всего города за исключением беднейшего района – Корабельной слободки, где оцепление оставили еще на три недели.
В ответ население вышло на улицы с протестом. Военный губернатор города Николай Столыпин направил для переговоров с демонстрантами протопопа Гавриила Софрония. В ответ на уговоры священника народ отвечал:
«Долго ли еще будут нас мучить и морить? Мы все здоровы и более полутора месяцев находимся в карантинном состоянии по домам своим: дома наши окурены, мы и семейства наши очищены. Нас обнажили, купали во время холода в морской воде. Скоро год, как заперт город – и жены наши, а также вдовы умерших и убитых матросов, с детьми своими, остаются в городе без заработков; все вообще сидели всю зиму в холодных домах, не имели пищи, все, что было по домам деревянного, сожгли; платье свое, скотину и все, что имели, продали и покупали хлеб, в воде также нуждались, когда сидели в карантине по домам больше ста дней, ибо нас не выпускали из домов, и мы ожидали, когда нам дадут воду. Будучи без дров, многие ели одну муку, разведенную с водой. Карантинные чиновники или комиссия давали нам муку такую, что мы не могли есть...».
Поскольку оцепление так и не сняли, на Корабельной слободке началась подготовка к восстанию. Жители организовали караульное охранение, чтобы дать отпор войскам. Были сформированы три вооруженные группы.
Вечером 3 июня 1830 года в городе были расставлены войска, «чтобы не допустить к соединению мятежников», дом губернатора был взят под охрану.
В ответ вооруженные жители Артиллерийской и Корабельной слободок и примкнувшие к ним матросы и рабочие из военных экипажей атаковали дом губернатора Столыпина, адмиралтейство и заняли городской собор. Восставшие требовали полной отмены карантина и наказания злоупотреблявших чиновников и офицеров.
Дом Столыпина защитить не удалось, сам губернатор был убит мятежниками. После основные силы восставших двинулись к казармам флотских экипажей. Офицеры требовали от матросов повиновения, но безрезультатно. Как только народ явился к воротам казарм, матросы взломали оружейные комнаты и присоединились к восставшим.
От всех высших чиновников и офицеров, попавших к севастопольцам в руки, они требовали расписок в том, что в городе нет чумы, а режим карантина – безоснователен. Такие документы были получены у городского головы Василия Носова, спекулянта и мошенника, а также коменданта города Андрея Турчанинова.
«1830 года, июня 3 числа, мы, нижеподписавшиеся, даем сию расписку жителям города Севастополя в том, что в городе Севастополе не было чумы, и нет, в удостоверение чего подписываемся. Контр-адмирал Скаловский. Комендант генерал-лейтенант Турчанинов».
На Корабельной слободке правительственные войска окружили местных жителей, полковник Воробьев вступил с восставшими в переговоры. Но со стороны города к месту событий подоспели вооруженные матросы и рабочие. Воробьев приказал стрелять из ружей и полевых орудий, но его приказ не был выполнен. Воробьева убили мятежники на месте, офицеров и канониров взяли в плен. Часть солдат присоединилась к восставшим, у которых теперь на вооружении были и пушки.
Тем временем в Севастополе буйствовала народная стихия. За ночь было разгромлено сорок квартир военного и гражданского начальства, торговцев и комиссионеров, наживавшихся во время карантина на скупке и перепродаже продуктов питания по завышенным ценам. На улицах матросы и солдаты проверяли всех подряд в поисках переодетых офицеров и чиновников.
К утру весь Севастополь перешел в руки восставших. Первыми из города бежали полицейские. Немногочисленные пехотные части отказывались стрелять в народ, более того, некоторые офицеры сочувствовали восставшим и оказывали им поддержку. Оставшихся в городе представителей высшего командования охватила паника.
4 июня по требованию народа генерал Андрей Турчанинов, отсиживавшийся в помещении комендатуры под караулом, издал приказ о полной ликвидации карантинных ограничений:
«Объявляю всем жителям города Севастополя, что внутренняя карантинная линия в городе снята, жители имеют беспрепятственное сообщение между собой, в церквах богослужение дозволяется производить, и цепь вокруг города от нынешнего учреждения перенесена далее на две версты».
Четыре дня, с 3 по 7 июня, город находился во власти восставших, а тем временем новороссийский генерал-губернатор Михаил Воронцов принимал меры к подавлению бунта. Севастополь был окружен надежными войсками, свезенными из других городов Крыма.
Среди восставших начались разногласия. Основная масса населения – мелкие торговцы, ремесленники и беднота – стремились лишь к ликвидации карантинного оцепления и, в крайнем случае, наказанию виновных в злоупотреблениях чиновников. Поскольку карантин был отменен, а дома спекулянтов, в основном, разграблены, смысла в дальнейшем восстании они не видели. Активное ядро бунтовщиков – матросы и военные рабочие – выступали против самой системы снабжения на флоте, но их проблемы мало заботили остальных.
Поэтому когда 7 июня 1830 года верные правительству части 12-й дивизии генерала Тимофеева, вызванной из Феодосии, вошли в город, народ не стал массово сопротивляться. Лишенные поддержки матросы не имели ни единого шанса на успешную оборону.
Немедленно после захвата Севастополя начали преследовать бунтовщиков, которое осуществляли военно-судебные комиссии под руководством самого Воронцова.
К обвинению привлекли почти 20% всего населения города, свыше полутора тысяч человек отдали под суд. Семерых главных «зачинщиков» приговорили к смертной казни, остальных – к битью палками и ссылке после наказания на каторгу. Это были 470 рабочих, 400 матросов, более 100 солдат и почти 500 гражданских, 90% которых составляли жены и вдовы матросов. Суду подвергли 46 офицеров, в основном младших. Для устрашения жителей по приказу Воронцова осужденных казнили 11 августа 1830 года в районах восставших слободок. Финальным аккордом расправы стало выселение осенью без суда свыше 4,5 тысяч матросов с женами из беднейших кварталов в другие города – прежде всего холодный Архангельск, чтобы вытравить из горожан мятежный дух.
Сергей Громенко
Крымский историк
Интервью с автором
«Восстание доведенных до отчаяния людей»: как севастопольцы свергли власть в городе во время карантина 1830 года
В 1830 году в Севастополе, который тогда был базой Черноморского флота Российской империи, вспыхнул масштабный бунт против жестких карантинных мер на фоне вспышки чумы. О том, как действия властей довели севастопольцев до вооруженных выступлений, в эфире Радио Крым.Реалии вместе с ведущей Аленой Бадюк рассказывает историк из Крыма Сергей Громенко.
– Сергей, для контекста: как жил Севастополь в начале 19-го века?
– Крым тогда был частью Таврической губернии Российской империи. Большая часть населения все еще представлена крымскими татарами, а русские – это аристократия, чиновники и военные. На главной базе флота, в Севастополе, доходило до того, что трудно было встретить на улице женщину – так много было военных и чиновников. В первой половине 19-го века чума как главный бич всего мира заканчивается, но приходит новый – холера. Парадокс в том, что в 1830 году в Севастополе по-настоящему ни чумы, ни холеры так и не выявили, а все события, которые мы сегодня вспоминаем, были вызваны именно карантинными мерами и сопровождавшей их безудержной коррупцией.
– То есть именно коррупция вызвала так называемый чумной бунт 1830 года?
– Его также называют холерным, потому что эти две болезни наложились друг на друга в те годы. Но бунтовали именно здоровые люди! В преддверии этих событий, в 1828 году, началась очередная русско-турецкая война, однако основные потери русские несли не от турецких пуль, а от чумы, которая регулярно вспыхивала на Балканах. Болезнь достигла Одессы, но там, благодаря жестким мерам генерал-губернатора Михаила Воронцова, была локализована. Но Севастополь все же был связан с действующей армией, туда отовсюду заходили корабли, поэтому городские власти переживали, не перекинется ли чума на местное население. Меры 1828-1829 годов были экстраординарными, но то, что началось в 1830-м, выходило за рамки понимания обывателей и в конечном итоге привело к крупнейшему народному выступлению в Крыму в 19-м веке.
– Что же пошло не так?
– В июне 1829 года, через год после установления карантина, у него появился новый начальник – полковник Захар Херкулидзев. Про него говорили, что он храбрый, как клинок, но дурак донельзя. Полковник первым делом решил установить полный карантинный срок: теперь каждый, кто хотел выехать из города или въехать в него, должен был просидеть в полной изоляции от 14 до 19 дней. Причем не только человек, но и все товары, и даже скотина, которую завозили в город. Естественно, время пребывания в карантине власти не оплачивали, то есть купец или скотовод должен был содержать и себя, и свою скотину весь этот срок. Понятно, что многие отказались от поездок вовсе. В результате в течение одного месяца подвоз продовольствия, сена и дров прекратился, вдобавок за город перестали выгонять скот. Нарушение снабжения привело к резкому росту цен. Добавьте к этому коррупцию, ведь кто что охраняет, тот с того и кормится. Чтобы не позволить матросам Черноморского флота голодать, правительство должно было централизованно закупать на определенную сумму денег еду и дрова и передавать их в город. Схема заключалась в том, что у знакомых купцов, спекулянтов чиновники набирали продовольствие по завышенным ценам, а горожанам отдавали самое худшее, испортившееся, остаток же разбирали между собой. Из-за этого у ослабленных людей начались простудные и кишечные заболевания.
– Очевидно, что ситуацию надо было исправлять. Что сделала городская власть?
– Во второй половине 1829 года на Павловском мысу организовали большой карантин, куда свозили всех заболевших и, по сути, бросали на произвол судьбы. Сотни людей умерли от нечеловеческих условий, от отсутствия лечения, а карантинные чиновники и офицеры, которые к тому же получали надбавки в это время, продавали предназначенное больным снабжение на сторону. Для расследования ситуации направили специальную комиссию. В своем отчете она указала, что в Севастополе допустили «крайне большие злоупотребления», что приказы главнокомандующего относительно приема провианта и провизии не исполняются, а любая болезнь объявлялась чумой. Врачебная комиссия в декабре 1829 года заявила, что чумы в городе нет, а повышенная смертность вызвана варварскими условиями содержания.
– И вот две комиссии все выяснили: значит, надо снять карантин и лечить людей. А на самом деле что произошло?
– Казалось бы, так и должно было случиться. Но в Российской империи чиновники имели больший вес, чем врачи – поэтому ситуация стала только ухудшаться. На основании выводов других, дружественных специалистов власти решили, что в городе все же есть эпидемия чумы и что надо закручивать гайки. В итоге 10 февраля 1830 года Севастополь впервые в истории полностью закрыли на 21 день. Горожанам было запрещено покидать свои дома в принципе, их должны были снабжать централизованно. Естественно, это привело к очередному всплеску коррупции. Один из очевидцев писал, что маркитанты с первых же дней начали злоупотреблять своими обязанностями и вовремя поставлять продукцию только тем, кто давал взятки, а бедным отдавали самое худшее лишь около полуночи. В итоге население центральных слободок Севастополя, где жили мастеровые, жены и вдовы матросов, страдали сильнее всех. Самый бедный район – Корабельная слободка – был закрыт на 21 день дополнительно, где обнищание севастопольцев дошло до крайнего предела.
– Когда начались первые выступления?
– 10 марта общее оцепление в городе повторили, а уже на следующей день произошла трагедия в Артиллерийской слободке – важное звено в тех событиях. Врач Павел Верболозов попробовал закрыть на карантин жену и дочь одного матроса по имени Григорий Полярный, у которых, как мы сегодня догадываемся, было какое-то воспаление, но не чума и не холера. Матрос, зная, что происходит на Павловском мысу, взял ружье и, отказываясь отправлять родных на верную смерть, начал отстреливаться от санитарной команды и от военных, ранив нескольких человек. Когда патроны у моряка закончились, его вытащили и расстреляли у дверей собственного дома. Похожие два эпизода были еще в феврале, но тогда никто не погиб. Власть, видя это, издала распоряжение отобрать у севастопольцев все оружие и складывать в специально отведенных местах. Тем временем врачи начали злоупотреблять своей властью: будучи поголовно мужчинами, они стали прибегать к осмотрам женщин без всякого уважения к приватности. Матросам и мастеровым это, конечно, не понравилось. Также ходила история, что одну очень пожилую женщину врачи объявили умирающей от чумы, а она все никак не умирала, и в конечном итоге санитары просто придушили ее, чтобы демонстрировать всему городу как жертву болезни. Правда это или нет, мы не знаем, но факт в том, что настроения населения были на пределе взрыва.
– Как и когда вспыхнул бунт?
– Последнее карантинное закрытие города продолжалось до 27 мая, а 29 числа власти решили возобновить его еще на две недели. При этом население Корабельной слободки – без малого 1100 жителей – постановили просто выгнать за город, а дома сжечь. Эта новость и привела к бунту. Сначала выступление было мирным: люди отказались соблюдать карантин, вышли из своих домов, но не собрали вещи. Они заявили, что здоровы и больше не хотят, чтобы их морили голодом. Далее, 31 мая Корабельную слободку обступили два батальона пехоты – пригнали даже две пушки под командованием полковника Воробьева. Корабелы решили сопротивляться и сформировали три вооруженных группы. На приказ губернатора Столыпина разоружиться и выдать зачинщиков они ответили, что не бунтовщики, что зачинщиков среди нет и что им все равно: умереть от голода или от чего-то другого. В восьмом часу вечера 3 июня на колокольне Адмиралтейского собора в центре Севастополя ударили в набат. По этому знаку горожане вышли на улицы, и к ним сразу присоединился ряд флотских и рабочих экипажей. Они потребовали полностью отменить карантин и выгнать карантинных чиновников. Многотысячная толпа, собравшаяся под собором, двинулась к дому губернатора Столыпина, которую охраняли 52 солдата. Бунтовщики смяли их, ворвались внутрь, вытащили Столыпина и просто забили камнями и палками до смерти. При этом также погиб карантинный инспектор – один из главных выгодополучателей карантина. Это было восстание доведенных до отчаяния людей против взяточничества и насилия.
– Какими были дальнейшие действия бунтовщиков?
– Они разделились на две части. Одни двинулись снимать блокаду с Корабельной слободки. В итоге на солдат в оцеплении напали сразу с двух сторон. Полковник Воробьев приказал стрелять по бунтовщикам из пушек, но солдаты отказались и в результате убили его самого, других упорствующих офицеров взяли в плен. Так военные присоединились к восставшим. Стали искать того самого врача Павла Верболозова, но он, переодевшись в солдата, спрятался и пересидел восстание на Северной стороне. Между тем вторая часть бунтовщиков начала хватать чиновников и офицеров прямо у них на квартирах, требуя расписок о том, что в городе нет чумы. К полуночи мятежники захватили весь город, разграбив 42 дома чиновников, торговцев и комиссионеров, которые наживались на карантине. Городская полиция бежала из Севастополя, а гарнизон отказался выступать на подавление бунта – часть рядового состава присоединилась к восставшим. И все это – лишь в первый день восстания. Наутро 4 июня запуганные чиновники, оставшиеся в живых, наконец издали приказ о снятии всех карантинных мер. Уже 5 июня о произошедшем узнали в Симферополе.
– Как же вышестоящим властям удалось подавить этот бунт?
– Никакого плана у восставших не было, поэтому среди них самих начинается разлад. Это мелкие торговцы, ремесленники, беднота. В тогдашнем Севастополе не нашлось харизматичного лидера, который претендовал бы на власть. В советской историографии бунт был назван антицарским, антиправительственным, но в действительности людей мало интересовала политика – им надо было просто снести карантин. С другой стороны, флотские экипажи не могли не понимать, что последует серьезное наказание. В итоге самые отчаянные бунтовщики попытались прорвать карантинное оцепление Херкулидзева в направлении Балаклавы, чтобы соединиться там с недовольными крымскими татарами. Эта попытка провалилась, а уже вечером 5 июня все мятежники в городе разошлись по домам. Между тем к околицам стали стягиваться верные правительству войска. Закончился бунт только 7 июня, когда в город вступила специально вызванная из Феодосии дивизия генерала Тимофеева. Мятежные флотские экипажи были захвачены в плен.
– Это научило чему-то тогдашние российские власти?
– Одни хотели расследовать, как все было, наказать виновных и исключить злоупотребления в будущем. Одна комиссия собрала 114 томов жалоб на городскую власть, другая установила, что из 70 тысяч рублей, направленных для оказания помощи, Севастополь получил лишь 23 тысячи, а все остальное было украдено чиновниками, офицерами, спекулянтами. Второе течение во власти, к которому принадлежал и генерал-губернатор Воронцов, предлагало наказать только бунтовщиков и оставить все как есть. В пику первым двум комиссиям создали третью, которая, естественно, сделала вывод, что злоупотреблений не наблюдалось, что в городе все было в порядке, а предыдущие проверки были политически ангажированы. Дело дошло до императора Николая Первого, и он поверил в выводы Воронцова. В конечном счете военные суды рассмотрели дела шести тысяч человек – на минуточку пятой части населения города! Из них осудили более полутора тысяч человек, половину из них – к смертной казни. Впрочем, позже эти приговоры были пересмотрены, и в августе 1830 года публично расстреляли лишь семерых. Вместе с тем больше четырех тысяч матросов вместе с семьями были насильно выдворены из Севастополя и расселены по всей империи. По дороге в эту ссылку многие умерли, в том числе женщины и дети, а восставшие слободки в итоге все же сожгли. Сколько-нибудь ценное имущество у людей конфисковали, так что российская власть еще и нагрелась на этих несчастных. Никаких уроков из бунта, очевидно, не извлекли. Это привело к отложенной катастрофе, когда четверть века спустя Черноморский флот, пораженный всеми теми же проблемами, потерпел унизительное поражение от англо-французских войск в Крымской войне.
