ГлавнаяМорской архивИсследованияБиблиотека












Логин: Пароль: Регистрация |


Голосование:


Самое читаемое:



» » История археологического изучения городов майя
История археологического изучения городов майя
  • Автор: Malkin |
  • Дата: 23-04-2017 22:28 |
  • Просмотров: 3342

Первым цивилизованным народом Америки, с которым столкнулись испанцы в ходе завоевания земель западного полушария, были майя. В 1517 г. на каменистом берегу мыса Каточ (полуостров Юкатан) произошла первая проба сил двух враждующих миров, отделен­ных друг от друга не только необозримыми просторами океана, но и целыми эпохами исто­рического развития. Закованные в стальные доспехи конкистадоры во всеоружии европей­ской военной техники и тактики тех лет сошлись в решающей схватке с многочисленными армиями индейцев майя, вооруженных копьями и стрелами с каменными наконечниками. Исход этой неравной борьбы был предрешен самой историей. Но майя в течение многих лет яростно отстаивали свою независимость от посягательств чужеземных завоевателей. Даже в 1540 г., т.е. 20 лет спустя после гибели могущественного государства ацтеков, большая часть Юкатана все еще находилась в руках индейцев.

Когда первый европеец ступил на мексиканскую землю, ацтекское царство находи­лось в зените своего могущества, в то время как полтора десятка карликовых государств майя переживали явный упадок: непрерывные междоусобные войны, неурожаи, эпидемии опустошали некогда цветущие провинции Юкатана. Стоит ли после этого удивляться, что испанские хронисты основное свое внимание уделили не майя, а ацтекам. Разрозненные сви­детельства самих конкистадоров (Кортес, Берналь Диас, Алонсо Давила и др.), фундамен­тальный труд епископа Диего де Ланды (1566 г.) и отдельные сообщения более поздних ав­торов - вот практически все, чем мы располагаем для изучения истории древних майя. Да и эти немногочисленные свидетельства очевидцев касаются лишь наиболее поздних этапов развития местной культуры. Города классического периода (I тысячелетие н.э.) превратились в руины и были поглощены джунглями задолго до прихода конкистадоров. К ХУ! в. о них забыли даже ближайшие потомки людей, некогда живших там, не говоря уже об испанцах. А затем по земле майя прокатился всесокрушающий вал конкисты со всеми ее насилиями и ужасами. Именно это завоевание, равно как и фанатичная испанская инквизиция, почти пол­ностью уничтожили тысячелетние традиции высокой индейской культуры, последний этап развития которой могли видеть на Юкатане еще участники экспедиций Кордовы (1517 г.), Грихальвы (1518 г.), Кортеса (1519 г.) и Монтехо (1527 г.).

Конкистадоры наблюдали и донесли до нас в своих восторженных описаниях впечат­ляющую картину многолюдных каменных городов юкатанских майя - Чампотона, Кампече, Потончана, Четумаля, Сама и т.д. Но в какой мере можно полагаться на их свидетельства? Ведь все великолепие самобытной индейской цивилизации было вскоре сметено и уничто­жено руками тех же самых людей. Ни о каких научных исследованиях далекого прошлого майя в тот период говорить не приходится. Завоевателей и духовенство, занятых грабежом колоссальных богатств вновь открытого материка, вряд ли могли увлечь поиски памятников древних языческих культур. Не удивительно, что уже через 100-200 лет после конкисты сам факт существования в древности высокоразвитой цивилизации на территории майя был пол­ностью забыт.

Отдельные случайные открытия вроде описания древнего города Копана (Гондурас) испанским чиновником Диего Гарсиа Паласио (1576 г.)[1] или экспедиция капитана Антонио дель Рио к руинам городища Паленке (Чиапас, Мексика) в XVIII в.[2] мало что меняли в кар­тине полного забвения некогда блестящей цивилизации.

В 1839 г. в глубину тропических лесов Центральной Америки отправился американ­ский путешественник и дипломат Джон Ллойд Стефенс. Преодолев на своем пути многочис­ленные трудности, он заново открыл и описал не только уже упоминавшиеся прежде Копан и Паленке, но и ряд других древнемайяских городищ: Ушмаль, Чичен-Ица и т. д. Позднее он изложил результаты своих путешествий в увлекательной и яркой книге, а документально точные рисунки английского художника Ф. Казервуда - постоянного спутника Стефенса во всех его странствиях - придали ей дополнительную достоверность[3]. Учитывая тот огром­ный резонанс, который вызвала в Европе и США книга Стефенса, можно с полным основа­нием говорить о том, что именно он положил начало подлинно научному изучению майяских памятников.

Во второй половине XIX - начале XX в. низменные лесные области майя, безлюдные и труднопроходимые, систематически посещались различными путешественниками и иссле­дователями из многих стран Европы и Америки. Особенно большое значение имели резуль­таты работ экспедиций англичанина А.П. Моудсли и австрийца (который с 1867 г. жил в Мексике и работал на деньги, полученные от ряда научных учреждений США) Т. Малера. Первый из них, побывав на таких крупных городищах майя классического периода, как Ко­пан, Киригуа, Тикаль, Паленке и другие, составил довольно точные планы их центральных участков, зарисовал и сфотографировал основные архитектурные сооружения, каменные скульптуры и эпиграфику[4]. Второй - обнаружил и исследовал свыше 30 новых городищ, включая такие важные, как Пьедрас Неграс, Наранхо, Алтар де Сакрифисьос и др.[5]

Вслед за открытием древних городищ майя начались их археологические раскопки. Большинство всех полевых работ на территории майя, как прежде, так и сейчас, ведут архео­логи США. Начиная с конца XIX в. большинство всех археологических экспедиций прихо­дится на четыре научных учреждения США: Музей Пибоди при Гарвардском университете, Институт Карнеги в Вашингтоне, Институт Центральноамериканских исследований при Тулэйнском университете (Нью-Орлеан) и Университетский музей в Филадельфии.

В результате осуществления многолетних археологических работ к концу 30-х годов был частично раскопан и исследован ряд городищ майя классического периода: Копан, Киригуа, Вашактун, Пьедрас Неграс. Специалисты получили в свои руки обширный материал, освещающий различные аспекты древнемайяской цивилизации.

Однако все эти работы носили крайне односторонний характер, так как были направ­лены исключительно на изучение эпиграфики, скульптуры и монументальной архитектуры в центральных зонах городищ. Многие ведущие исследователи того времени занимались толь­ко сбором и анализом календарных надписей, высеченных на рельефах, стелах и алтарях, встречающихся внутри или около дворцово-храмовых комплексов. Наиболее типичной в этой связи представляется мне фигура известного археолога из США Сильвануса Грисвольда Морли. Еще в начале века, тщательно собрав и изучив всю доступную эпиграфическую ин­формацию о районе Копана (Гондурас), он выпустил фундаментальную монографию «Над­писи Копана»[6], в которой стремился на основе резных каменных стел с календарными дата­ми воссоздать историю этого крупнейшего центра культуры майя на юго-востоке Централь­ной области. Еще более впечатляющим выглядит другая, многотомная работа того же авто­ра - «Надписи Петена»[7]. С.Г. Морли, проявив незаурядную энергию и выносливость, объ­ездил верхом на мулах десятки неизвестных и малоизвестных тогда майяских памятников, надежно спрятанных в лесных массивах Северной Гватемалы. В монографии дается краткая характеристика нескольких десятков больших и малых городищ (в основном только их цен­тральных участков) и подробное описание всех резных монументов, имеющих календарные надписи. Значение этого труда полностью сохранилось и в наши дни - перед нами своего рода «Корпус майяской эпиграфики». Но в своем непомерном увлечении календарем майя исследователь допустил и иные крайности. Так, например, с подавляющего большинства резных каменных стел С. Морли копировал и впоследствии издавал только календарные тек­сты, а изображения и некалендарные надписи, как правило, оставлял без внимания. Можно себе представить, насколько возросло бы значение его монографии в наши дни, когда значи­тельная часть описанных им монументов и скульптур уже безвозвратно утрачена, будь в ней представлены все надписи и изображения.

Таким образом, несмотря на несколько десятилетий интенсивных раскопок майяских городищ, общие представления о характере древних поселений оставались крайне ограни­ченными. Исследованию подвергались преимущественно храмовые каменные постройки, а жилища рядовых горожан (house mounds) оставались почти в полном забвении. Отдельные спорадические случаи раскопок таких жилищ приведены У. Хевилендом[8].

В конце 20-х - 30-е годы экспедиция Института Карнеги осуществила широкие ар­хеологические работы в Вашактуне, на севере Гватемалы (Петен). И это, по сути дела, был первый случай, когда исследователи (О.Рикетсон и О.Л.Смит) продемонстрировали интерес к анализу древнемайяского поселения в целом, к его структуре и планировке. Была составле­на карта центрального района городища, куда попали не только крупные ритуально­административные здания, но и рядовые жилища[9]. Пять таких жилищ подвергались деталь­ному изучению, в результате чего появилась на свет первая достоверная публикация о характере домостроительства основной массы населения древнемайяского города[10]'.

По внешнему виду эти жилища представляли собой небольшие овальные холмики, более или менее видимые на поверхности земли. Внутри при раскопках были обнаружены опорные прямоугольные платформы-субструкции в виде каменных стен с забутовкой внут­реннего пространства землей, глиной и щебнем. Платформы варьировали по величине от 6 до 21 м в длину, от 4 до 9 м в ширину и от 1 до 3 м в высоту. Только на одной из них удалось обнаружить остатки каменной постройки. Остальные, по-видимому, когда-то служили осно­ваниями для легких, быстро разрушавшихся зданий из дерева и листьев, весьма похожих внешне на хижины современных индейцев майя[11].

Исследователи Вашактуна впервые разработали оригинальный метод для приблизи­тельного определения численности древнего населения. Суть его состоит в том, что все не­большие оплывшие холмики, выявленные на территории городища, априори считаются руи­нами жилых домов. Каждый такой холм - остатки одного дома, где проживала одна малая семья, состоявшая у майя, судя по этнографическим параллелям, в среднем из 5-6 человек. Следовательно, для окончательных расчетов необходимо знать лишь общее количество хол­миков (жилищ) на данном памятнике. Правда, дело это - отнюдь нелегкое: руины древних поселений майя покрыты густыми зарослями вечнозеленых джунглей, сквозь плотную завесу которых трудно что-либо рассмотреть. Для решения этой сложной задачи О. Г. Рикетсон ис­пользовал систему «просек» - в виде двух пересекающихся под прямым углом осей, центр которых находился на главной площади Вашактуна. Каждая «просека» имела 1600 м в длину и 365 м в ширину. Все видимые на поверхности постройки в пределах «просек» тщательно фиксировались на карте. В результате этого эксперимента, на площади 953 040 кв. м (или около 1 кв. км) удалось выявить 78 малых холмов, т.е. 78 предполагаемых жилых зданий. Но здесь возник вопрос: сколько из названных жилищ сосуществовало в каждый данный отре­зок времени? О.Г. Рикетсон (без раскопок и шурфовки, чисто умозрительно) решил, что од­новременно здесь функционировало не более 25% всех найденных им жилищ. Умножив по­лученную цифру на 5 (средний размер малой семьи у современных индейцев майя), он полу­чил для Вашактуна I тысячелетия н.э. плотность населения около 97 человек на 1 кв. км оби­таемой земли (исключая овраги и болота[12], составлявшие до 43% всей площади городища). Эта цифра - 0,97 человека на 1 га - бесспорно очень мала и не может считаться характер­ной для города, на что справедливо указывают многие противники наличия городов у древ­них майя (У. Сандерс и др.). Однако повторные исследования южной «просеки» О.Г. Рикетсона в 70-х годах показали, что на его карте пропущено свыше 60% всех видимых там построек, а это значительно меняет всю картину[13].

Не имея точных представлений о границах Вашактуна, О.Г. Рикетсон совершенно произвольно предложил считать, что город с сельскохозяйственной округой занимал в сред­нем территорию, отстоящую на 10 миль (16 км) от центра, и имел население приблизительно в 50 000 человек[14].

Таким образом, вплоть до 40-х годов XX в. археологи, работавшие на Американском континенте, почти не уделяли внимания общему анализу древних поселений, ограничившись исследованием отдельных, чаще всего центральных (ритуально-административных и обще­ственных) зданий, которые давали наиболее эффектные материалы по эпиграфике, монумен­тальной архитектуре, скульптуре и живописи древнего населения Нового Света.

Положение заметно изменилось лишь в послевоенный период. В 1946 г. Г. Уилли, под влиянием идей американского этнографа Дж. Стюарда, осуществил свой известный проект по изучению древних поселений в долине Виру, на северном побережье Перу. Впервые в прак­тике американской археологии памятники целого замкнутого района подверглись сплошно­му исследованию. Для всей территории долины были составлены подробные карты, для чего широко использовалась аэрофотосъемка. Хронологические рамки существования памятни­ков определялись как путем их раскопок, так и на основании зондажей и анализа подъемного материала (керамика). В результате своих исследований Г. Уилли установил изменения в ха­рактере и распространении поселений в небольшой перуанской долине на протяжении около 1,5 тыс. лет (от рубежа н.э. до конкисты) и «увязал» эти изменения с социально-экономическими процессами и историческими событиями»[15].

Именно тогда и родились основные концепции так называемой поселенческой архео­логии (settlement pattern’s archaeology), которая занимает сейчас столь важное место в рабо­тах археологов Нового Света. Суть этих взглядов состоит в признании огромной роли древ­них поселений для изучения социально-экономических институтов оставившего их общест­ва. «Поселения, - подчеркивает Г. Уилли, - представляют собой более прямое отражение социальной и экономической деятельности древнего человека, чем большинство других ас­пектов культуры, доступных археологу»[16]. Методически этот новый подход к анализу древ­них поселений выражается в следующем:

а)  в исследовании отдельных построек в пределах данного поселения с тем, чтобы по­нять их функциональное назначение и выяснить время бытования;

б)  в изучении пространственного размещения этих построек на территории поселе­ния, их взаимосвязи между собой и с другими сооружениями (очагами, ямами-хранилищами, колодцами, свалками и т.д.);

в)   в установлении взаимосвязей синхронных поселений в пределах определенного географического района[17].

Монография Г. Уилли «Проект долины Виру» оказала заметное влияние на все после­дующие работы американских археологов в зонах высоких цивилизаций Нового Света. Про­блемы общего характера древних поселений (включая и города), их взаимосвязь между со­бой, социологическая интерпретация отдельных построек и целых памятников получили те­перь практическую разработку в исследованиях ряда крупных археологических экспедиций[18]. Особенно заметно продвинулось за эти годы изучение древнемайяских поселений.

В 50-е годы широкие исследования классических памятников майя в долине р. Болиз (Белиз) были осуществлены экспедицией Музея Пибоди Гарвардского университета. Остат­ки древних поселений в долине приурочены обычно к аллювиальным (не заливаемым павод­ками) террасам и простираются вдоль речного русла примерно на 60 км. Здесь выявлено не­сколько крупных «ритуальных центров» - Бенке Вьехо, Кахаль Печ, Бейкинг Пот и другие, расположенных на расстоянии 10-15 км друг от друга, а также значительное число малых «ритуальных центров» и земледельческих селений. Одно из таких селений - Бартон Рамье - подверглось интенсивным раскопкам. На площади в 2,5 кв. км здесь было выявлено

265    небольших холмов, т.е. предполагаемых остатков жилищ, что дает среднюю плотность до 106 домовых построек на 1 кв. км[19].

В 1953 г. аналогичные по характеру исследования провел в районе Чонтальпа (штат Табаско, Мексика) археолог У. Сандерс (США)[20].

В начале 50-х годов археологическая экспедиция Института Карнеги осуществила ин­тенсивное обследование городища Майяпан на полуострове Юкатан - постклассического центра XIII-XV вв. н.э., хорошо известного по письменным источникам кануна конкисты[21]. Эти работы явились своего рода «полигоном» для проверки многих теоретических и методи­ческих вопросов археологии, связанной с изучением древних поселений майя.

Много внимания было уделено способам идентификации различных типов построек, и прежде всего жилищ. Жилые дома Майяпана имели прямоугольную форму и стояли на низких каменных платформах. Эти двухкомнатные здания поразительно похожи на дома ин­дейцев майя, описанные в XVI в. Диего де Ландой. Кроме того, группа построек, сосредото­ченных вокруг внутреннего дворика и окруженных, как правило, низкой каменной оградой, очень напоминает домохозяйства современных юкатанских индейцев. Близ некоторых по­строек обнаружены бытовые отбросы с большим количеством золы, костей животных и об­ломков глиняной посуды. Изредка в зданиях отмечены очаги из трех камней. Под полами этих жилых комплексов обнаружено множество погребений.

Майяпанский проект представляет собой, кроме того, один из лучших примеров удач­ного применения этнографических и исторических данных для интерпретации археологиче­ского материала.

То, что город был населен большим числом жителей, доказывается и письменными источниками, и археологическими данными. На карте Майяпана отмечено около 4000 раз­личных видимых на поверхности построек. Они занимают площадь в 4,2 кв. км, обнесенную каменными стенами, что дает четкие внешние границы города. Не менее половины этих по­строек (с помощью раскопок, шурфов и сбора подъемного материала) определены как жи­лые. Значительная часть оставшихся 2000 зданий относится к подсобным и служебным по­стройкам, непосредственно связанным с жилищами (святилища, кухни, бани, кладовые и др.). Гражданские и ритуальные здания составляли не более 3,5% от общего числа построек.

Наиболее густо застроенная зона находилась вокруг ритуально-административного центра города, обнесенного еще одной, низкой каменной стеной. Самые пышные и крупные здания Майяпана были сконцентрированы близ центра, самые бедные хижины - близ окра­ин, подтверждая тем самым сообщения письменных источников XVI-XVII вв. о территори­альном разделении различных общественных групп и сословий в пределах города. О.Л. Смит подсчитал, исходя из явно заниженного числа жилых построек (около 2000) и средней чис­ленности семьи индейцев майя по этнографическим данным (5-6 человек), что в момент наи­высшего расцвета Майяпана население его составляло примерно 10-12 тыс. человек[22].

Планировка и внутренняя структура Майяпана демонстрируют значительное сходство с памятниками майя I тысячелетия н.э.: компактный ритуально-административный центр и окружающие его жилые кварталы, где нет улиц и магистралей, а все постройки сгруппирова­ны по 2-4 вокруг прямоугольных двориков и площадок и часто обнесены общей низкой ог­радой из камня. Число жилых построек увеличивается по мере приближения к ритуально­административному центру.

В 1960 г. У.Р. Буллард провел обширные разведочные работы в Северо-Восточном Петене (Гватемала), между границей Белиза (бывший Британский Гондурас) на востоке и окре­стностями двух известных городищ древних майя (Тикаль и Вашактун) на западе. Это - холмистая, густо поросшая влажным тропическим лесом равнина, почти без рек, ручьев и озер. Тем не менее, судя по числу руин, в I тысячелетии н.э. здесь существовало густое осед­лое население, причем отмечены не только крупные ритуальные центры типа Йашха, Хольмуль, Наранхо и Накум, но и множество деревушек и селений, разбросанных на сухих, высо­ких участках земли, вблизи естественных водоемов («агуадас») и влажных болотистых низин («бахос»)[23].

Интересные данные принесли раскопки еще одного юкатанского городища - Цибильчальтун. Город существовал с I тысячелетия до н.э. до испанского завоевания, пережи­вая на протяжении этих долгих веков периоды расцвета и упадка. Он состоит из ритуально­административного центра и окружающих его районов жилой застройки. У. Эндрюс, воз­главлявший раскопки в Цибильчальтуне, утверждает, что этот памятник в позднеклассиче­ское время имел площадь до 50 кв. км и необычайно большую концентрацию построек: до 1000 зданий на 1 кв. км.

Это утверждение основано на том, что около половины жилых построек, по- видимому, не имело опорных каменных платформ и, следовательно, не оставило на поверх­ности никаких осязаемых следов. Жилища обычно концентрируются в большие компактные группы, каждая из которых содержит также каменные здания общественного назначения, связанные иногда дорогами-дамбами (майяск. - сакбе) с ритуально-административным центром[24].

Учитывая общее количество домов в Цибильчальтуне (до 50 000), У. Эндрюс предпо­лагает, что население города могло доходить до 100 000 человек[25].

Особо важную роль в исследовании характера древних поселений майя сыграли рас­копки археологов из Музея Пенсильванского университета (США) на городище Тикаль (Петен, Гватемала) в 1956-1967 гг. Этот гигантский городской центр - видимо, крупнейший на всей территории низменных лесных областей майя в I тысячелетии н.э. - был подвергнут самому тщательному изучению. Прежде всего была составлена подробная карта центральной части Тикаля и прилегающих к ней участков общей площадью в 16 кв. км[26]. Все видимые на поверхности постройки, находившиеся в этой зоне, оказались таким образом зафиксирован­ными. Помимо работ в центральной части городища, много внимания было уделено и рас­копкам малых холмов с остатками рядовых жилищ. Всего на площади в 16 кв. км удалось выявить до 3000 различных построек; только 10% из них относились к крупным обществен­но-ритуальным зданиям. Из оставшихся 2700 небольших построек, которые по предположе­нию служили домами, подверглись раскопкам свыше 100 в разных частях Тикаля. Большинство из них действительно оказалось жилищами[27].

Постройки расположены обычно вокруг небольших прямоугольных двориков груп­пами по 2-5 зданий в каждой. В позднеклассическое время (600-900 гг. н.э.) архитектурные сооружения в Тикале варьируют от простых одноступенчатых платформ для легких хижин из дерева и листьев до небольших каменных зданий «дворцового типа», со ступенчатым сво­дом или без него. Последние, вероятно, служили местом обитания для более высоких соци­альных групп, нежели простые горожане.

В ходе раскопок выявилась и еще одна интересная деталь: отнюдь не все жилые по­стройки в Тикале имели в прошлом опорные каменные платформы. За 5 лет работ удалось обнаружить остатки 12 домов, не имевших на поверхности никаких видимых признаков и соответственно не попавших поэтому на карту города. В общей планировке Тикаля четко выделяются ритуально-административный центр, где находится большинство крупных ка­менных сооружений - дворцов, храмов, святилищ и т.д., резных стел и алтарей с рельефами и надписями, пышных гробниц и т.д., и жилые районы, беспорядочно разбросанные вокруг центра и иногда имевшие свои, второстепенные ритуально-административные центры.

Подсчет общего числа небольших построек, их раскопки и зондажи позволили амери­канским археологам (У. Хевиленд, У. Ко и др.) сделать вывод о том, что в позднеклассиче­ский период в Тикале (на площади 16 кв. км) проживало постоянное население около 10­

11  тыс. человек[28].

В 60-е годы интенсивные раскопки и исследования велись археологами США еще на ряде крупных городищ древних майя: в Алтар де Сакрифисьос[29] и Сейбале[30] - в долине р. Усумасинты (Северная Гватемала), а также в южных районах Юкатана.

Весьма плодотворные результаты принесла и археологическая разведка английского исследователя Яна Грэхэма на севере Гватемалы (Петен), когда были открытый научно опи­саны новые интересные городища I тысячелетия н.э. - Агуатека, Киналь, Мирадор, Накбе, Мачакила и др.[31]

Таким образом, благодаря полевым работам идет непрерывное накопление нового ар­хеологического материала по различным аспектам древнемайяской культуры, открываются новые поселения и города, углубляются прежние представления о социально-экономической структуре майяского общества. В настоящее время в мезоамериканской археологии наблю­дается растущий интерес к изучению общих проблем древних поселений майя, в том числе и городов. Это выражается как в методических, так и в теоретических поисках[32].

Однако при более внимательном знакомстве с литературой выясняется, что эти новые тенденции далеко не всегда находят свое практическое выражение в повседневной деятель­ности исследователей. Поэтому абсолютно прав У. Хевиленд, писавший в одной из своих ра­бот, что «в мезоамериканской археологии сейчас опубликовано достаточно много теоретиче­ских высказываний, но слишком мало делается для того, чтобы проверить эти теоретические положения на практике»[33].

Краткий обзор основных источников

Источники, использованные при написании данной работы, многочисленны и разно­образны. В целом их можно разделить на три группы: письменные (индейские и испанские документы, тексты и хроники), этнографические и археологические. Последние составляют по объему наиболее значительную группу материалов и, кроме того, имеют тенденцию к по­стоянному численному увеличению по мере расширения раскопок новых памятников куль­туры майя.

Подробная библиография и характеристика всех видов источников о древних майя содержится в обстоятельной монографии Р.В. Кинжалова[34] и в ряде работ Ю.В. Кнорозова[35], что позволяет мне лишь в самой краткой форме рассмотреть основные труды и публикации, непосредственно касающиеся проблем древнемайяского города.

АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

В настоящее время территория культуры майя - наиболее изученная в археологиче­ском отношении область Мезоамерики: и по числу раскопанных памятников, и по общему размаху работ (многолетние работы на городищах Вашактун, Тикаль, Паленке, Чичен-Ица, Майяпан, Цибильчальтун, Копан и др.), и особенно по методическому уровню исследований (комплексный характер экспедиций, постановка общеисторических проблем на археологиче­ских источниках - Тикаль и др.), а также по количеству и качеству опубликованного мате­риала.

К сожалению, несмотря на довольно значительное число исследованных городских поселений I тысячелетия н.э., наши представления о характере майяского раннего города ос­таются пока неполными и односторонними. Раскопки и исследования в таких городах ведут­ся, как правило, только в центральной их части - местонахождении дворцово-храмовых комплексов. Периферийные жилые районы с ремесленными мастерскими подвергаются изу­чению в редких случаях.

Какие же именно археологические источники можно использовать для реконструкции социально-экономической структуры раннеклассовых государств майя I тысячелетия н.э.? Интерпретация разных видов археологических находок - одна из сложнейших составных частей исследовательской работы. Археологи хорошо знают, как трудно подчас бывает «вы­жать» соответствующую историческую информацию из груды мертвого археологического материала. Это объясняется как известной ограниченностью информации, содержащейся в археологическом предмете (до нас доходят лишь остатки неорганических изделий и мате­риалов, выдержавших разрушительное воздействие времени, - керамика, орудия из камня, фундаменты глинобитных и каменных домов и т.д.), так и ее спецификой (она отражает обычно лишь некоторые аспекты материальной и, значительно реже, духовной культуры ис­чезнувшего народа). Для того чтобы сделать какие-либо выводы исторического порядка, ар­хеологу приходится прибегать к сложным в трудоемким процедурам, и часто без заметного успеха.

В данной работе широко использованы следующие виды археологических источни­ков: планы древних городов; их монументальная архитектура (остатки каменных построек, прежде всего дворцов и храмов); каменные стелы и алтари с изображениями и надписями (часто и с датой по эре майя); мотивы искусства, связанные с личностью правителя (царя), - на рельефах, фресках и росписях керамики и т.д.; погребальный обряд (главным образом царский).

Как уже отмечалось выше, сколько-нибудь подробные планы всей площади городища составлены в Центральной области майя только для двух-трех памятников (Тикаль, Алтар де Сакрифисьос, Сейбаль). Хорошие планы центральных участков имеются еще для полутора десятков крупных городищ I тысячелетия н.э. При этом следует помнить, что указанные кар­ты и планы всегда отражают лишь самый поздний период существования данного памятника и что на них зафиксированы лишь видимые на поверхности руины построек.

Общие монографические исследования майяского города доколумбовой эпохи и в со­ветской, и в зарубежной историографии сейчас практически отсутствуют. Исключение со­ставляет лишь монография Дж.Ф. Эндрюса «Города майя»[36]. Собрав и обработав значитель­ный археологический материал по древнемайяским городам, автор, однако, не дает четкого определения самого понятия «город» для памятников майя и не предлагает сколько-нибудь обоснованной типологии майяских поселений. Больше того, ограничившись описанием чис­то внешних, материальных черт двух десятков крупнейших майяских городищ (архитектура, планировка и т.д.), Дж.Ф. Эндрюс полностью отказался от рассмотрения социально­экономической структуры городов-государств майя I тысячелетия н.э.

Настоящая работа в какой-то мере является попыткой восполнить отсутствие обоб­щающих исследований по основным проблемам древнемайяского города. Главное внимание в ней уделено именно социально-экономическим аспектам цивилизации майя классического периода. Некоторые материалы и обобщения по данной проблеме можно найти в работах, посвященных культуре майя: труды Г. Спиндена[37], С. Морли[38], Эрика Томпсона[39], А. Руса Луилье[40], М. Ко[41] и др. Однако все указанные работы были написаны несколько десятилетий назад. Из современных обобщающих публикаций по культуре древних майя можно отметить исследования Р.В. Кинжалова[42] и Т.П. Калберта (США)[43].

Проблемы древнего города в Иовом Свете в целом и майяского города в частности рассматриваются и в ряде других сводных работ и публикаций.

Отдельные аспекты интересующей пас темы затрагиваются в статьях и публикациях Г. Уилли[44], У. Булларда[45], У. Сандерса[46], У. Хевиленда[47] и др.

Почти исчерпывающая библиография с краткой характеристикой всех основных про­блем древнемайяской цивилизации содержится во 2, 3, 7, 13-15-м томах «Справочника по центральноамериканским индейцам»[48]. Обширная библиография по юкатанским майя при­водится в «Юкатанской энциклопедии»[49]. Полезные и сравнительно новые библиографиче­ские сводки по древнемайяскому городу можно найти в уже упоминавшихся монографиях Х. Ардоя[50] и Дж.Ф. Эндрюса[51]. Общие проблемы доколумбовых городов Нового Света осве­щены в сборнике «Cities: their origin, growth, and human impact» (San Francisco, 1973), библи- огр., с. 289-293.

Отдельного упоминания заслуживает и фундаментальная монография известного ар- хеолога-востоковеда из США - Роберта Мак-Адамса[52]. Используя в полном объеме сравни­тельно-исторический метод, он рассмотрел в своей работе древние городские цивилизации Месопотамии и Мезоамерики, как наиболее хорошо документированные примеры древней­ших государств нашей планеты. Однако если для Месопотамии Р. Мак-Адамс исследовал го­рода-государства раннединастического Шумера, то для Мезоамерики он ограничился только культурами Центральной Мексики постклассического времени (X-XVI вв. н.э.) - тольтекской и ацтекской. Бесспорно, что именно этот период истории в доколумбовой Мезоамерике лучше всего освещен в письменных источниках. Не вызывает особых возражений и выбор тольтекско-ацтекской цивилизации для сравнений с первыми очагами городской культуры в Старом Свете вообще. Но следует признать крайне неудачным сопоставление полутора де­сятков мелких государств-«номов» Шумера с обширными территориально-политическими образованиями панмезоамериканского охвата, каковыми и были экспансионистские и воин­ственные государства тольтеков и ацтеков. Мне представляется, что для шумерских городов- государств наиболее близкой моделью в доколумбовой Мезоамерике будут города- государства майя.

Не могут быть приняты и некоторые общеисторические концепции Р.Мак-Адамса, и прежде всего тезис о господстве теократической формы правления в Месопотамии на первых этапах развития местной цивилизации[53]. Вместе с тем появление монографии подобного ро­да нельзя не расценивать как новый крупный шаг в развитии исторической науки, как новое достижение в изучении раннеклассовых обществ.

Главным источником фактического материала при написании данной работы послу­жили археологические публикации, содержавшие сведения о раскопках и исследованиях 18 крупнейших городищ классического периода в Центральной области майя. Это преимущест­венно периодические издания трудов археологических экспедиций различных научных уч­реждений США.

Начиная с конца XIX в. эти учреждения осуществляли обширную программу исследо­ваний на территории майя, в результате чего были частично раскопаны крупные городища I тысячелетия н.э. - Вашактун, Копан, Киригуа и т.д. За последние десятилетия детальному изучению подверглись новые памятники - Тикаль, Алтар де Сакрифисьос, Сейбаль, Пален­ке, Тонина и др.

Результаты их работ уже в значительной мере опубликованы либо в специальных пе­риодических изданиях, таких, как Carnegie Institute of Washington Publication, Memoirs (Pa­pers) of the Peabody Museum, Middle American Research Institute Publication и т.д., либо в виде монографий, статей и обзоров в археологических журналах и ежегодниках: «American Antiq­uity», «Expedition», «Archaeology» (в США), «Boletin del Instituto Nacional de Antropologia» и «Anales del INAH» (в Мексике) и «Anthropologia e Historia de Guatemala» (в Гватемале).

ПИСЬМЕННЫЕ ИСТОЧНИКИ

Несмотря на то что в ходе исследований городищ классической эпохи в Центральной области майя было обнаружено множество иероглифических надписей, высеченных на кам­не, вырезанных по дереву или нанесенных краской на стены зданий и керамические сосу­ды, - мы пока должны констатировать почти полную неприменимость этого важного вида источников для освещения исторических событий I тысячелетия н.э. До сих пор удалось расшифровать и сопоставить с европейским летосчислением только календарные тексты того времени. Некалендарные надписи полностью еще не прочитаны, хотя некоторые шаги сде­ланы и в данном направлении[54]. Наличие значительного числа стандартных надписей на по­гребальной керамике из царских гробниц классического периода также открывает здесь са­мые блестящие возможности[55].

Что касается четырех уцелевших до наших дней иероглифических рукописей майя XII-XV вв. н.э., которые названы по именам европейских городов, где они сейчас находятся, Дрезденской, Парижской, Мадридской и Гролье, то они недавно были прочитаны и переве­дены на русский язык Ю.В.Кнорозовым[56]. В научный оборот введен совершенно новый, полновесный, исторический источник, способный во многом восполнить и изменить наши пока еще скудные представления о характере общества индейцев майя накануне испанского завоевания в XVI в.

Правда, источник этот по своему содержанию - весьма сложен и своеобразен. Все иероглифические рукописи являются жреческими требниками. «Они содержат подробный перечень обрядов, жертвоприношений и предсказаний, связанных со всеми отраслями хозяй­ства (земледелие, охота, рыбная ловля, пчеловодство) и касающихся всех слоев населения (жрецы, воины, купцы, ремесленники, земледельцы), кроме рабов. Соответствующие указа­ния даны в виде краткого описания занятий богов. Эти сведения давали основание жрецу со­вершать обряды, требовать надлежащие жертвы, определять благоприятное время и предска­зывать будущее (в основном, конечно, бедствия) всем, от правителей до новорожденных, ис­пользуя исторические прецеденты и астрологические данные. В жреческих требниках дела богов (примеру которых должны были следовать соответствующие группы жителей) описаны в строгих календарных рамках, с точностью до одного дня»[57].

Таким образом, это первые подлинные письменные документы доиспанской эпохи, дошедшие до наших дней, прочитанные и переведенные на один из европейских языков. До сих пор мы располагали для характеристики общества майя X-XVI вв. н.э. на Юкатане толь­ко испанскими источниками, в которых многие стороны повседневной жизни индейцев либо искажались, будучи непонятыми, либо вообще умалчивались. Индейские источники, напо­добие известных книг «Чилам Балам»[58], написанных латинскими буквами, но на языке майя, хотя и включали в себя значительные пласты информации по доиспанской эпохе, были соз­даны уже в колониальный период и но могли не нести на себе заметного влияния христиан­ства и европейской культуры. Следовательно, майянистика вместе с прочтением этих четы­рех рукописей XII-XV вв. н.э. впервые получила аутентичные исторические документы для периода, на несколько столетий предшествовавшего приходу в Новый Свет испанских кон­кистадоров. В этих документах, созданных самими майя и для своих внутренних потребно­стей, объективно отражены многие стороны их повседневной жизни, экономики, социально­политической структуры и верований. Но особенно обильный и ценный материал дают ру­кописи для изучения религии древних майя.

К иероглифическим рукописям тесно примыкает группа текстов на языке майя, напи­санных после испанского завоевания, - книги «Чилам Балам», имеющие историческое, ми­фологическое, календарное и астрологическое содержание[59]. Они написаны испанскими бу­квами и несут на себе известный отпечаток влияний со стороны европейской культуры и христианской религии. Однако значительные разделы их восходят, вероятно, к древним до- испанским текстам типа Дрезденской и других рукописей. «Книги Чилам Балам, - пишет Ю.В Кнорозов, - представляют собой довольно хаотичную смесь текстов и отрывков раз­личного содержания, стиля и происхождения. Некоторые тексты относятся к доиспанскому времени, но подверглись в той или иной мере переработке. Есть тексты, написанные уже в колониальное время, и тексты, переведенные с испанского языка. Исторические тексты, восходящие к доиспанскому периоду, представлены в книгах Чилам Балам тремя хрониками (из Мани, Тисимина и Чумайеля), тремя текстами о событиях времен Хунак Кееля и текстом о странствиях племени ица. Хроники представляют собой перечень „двадцатилетий“ (кату- нов) с краткими указаниями, какие исторические события происходили в то или иное „два- дцатилетие“. Таким образом, хроники напоминают летописи.»[60]

Довольно подробный анализ индейских исторических документов с территории Юка­тана и Горной Гватемалы содержится в работах видных мексиканских ученых М. Леона- Портильи[61] и А. Барреры-Васкеса[62]. Среди этих исторических свидетельств особо следует отметить юкатанскую «Хронику из Калькини»[63] и документы майя-чонталь из провинции Акалан-Тишчель[64], а также широко известные произведения гватемальских индейцев майя- киче «Пополь-Вух», «Анналы Какчикелей», «Родословная владык Тотоникапана» и др.[65] Все они содержат ценнейший исторический материал по экономике, культуре и социальным ин­ститутам различных групп майяязычного населения накануне испанского завоевания.

Сведения о культуре и быте индейцев майя незадолго до конкисты и в первые десяти­летия после нее содержат многие испанские хроники и сообщения XVI-XVII вв. Наиболее ценной работой этого рода безусловно является рукопись францисканского священника Дие­го де Ланды «Сообщение о делах в Юкатане» - своего рода «энциклопедия по истории и этнографии юкатанских майя». К сожалению, этот труд дошел до нас в сокращенной и не вполне точной копии[66]. Основным источником информации для Ланды служили собствен­ные наблюдения и свидетельства потомков старой индейской знати: например, правителя Сотуты Начи-Кокома и др. Однако наибольшую помощь оказал ему придворный переводчик Гаспар Антонио Чи (1531-1610), происходивший из знатной династии Шивов, правивших в Мани. Полное издание работы Диего де Ланды в переводе на английский язык с простран­ными комментариями сделано А.М. Тоззером[67]; русский перевод осуществил Ю.В. Кноро­зов[68].

Гаспар Антонио Чи во многом способствовал появлению и еще одного важного исто­рического источника по юкатанским майя - «Relaciones de Yucatan»[69], представлявших со­бой опросник из 15 пунктов, направленный в 1580 г. королем Филиппом II испанским поме­щикам, обосновавшимся с XVI в. на Северном Юкатане. Все разделы опросника, связанные с доиспанским прошлым местных индейцев, конкистадоры писали на основе информации, по­лученной от Антонио Чи[70].

Ряд ценных сведений по истории майя содержится также в общих работах испанских хронистов Б. Лисаны[71], Л. Когольюдо[72], Санчеса де Агиляра[73], Алонсо Понсе[74], Лопеса Меделя[75], Антонио Эрреры[76], Г. Фернандеса де Овьедо и Вальдеса[77], Бартоломе де Лас Касаса[78], Андреса Авенданьо и Лойолы[79], Франсиско Фуэнтеса и Гусмана[80], Хуана Вильягутьерре Сото-Майора[81], Франсиско де Элорса и Рады[82] и многих других.

За исключением фундаментального труда Диего де Ланды, остальные испанские ис­точники носят весьма ограниченный характер, освещая лишь отдельные стороны социально­го устройства, экономики и религии древних майя. К тому же некоторые из этих хронистов в силу разных причин искажали истинную картину жизни майяского общества. Например, Гаспар Антонио Чи, давая испанским авторам обширные сведения по истории майя накануне конкисты, умышленно преувеличивал роль династии Шивов из Мани (выходцем из которой был он сам) и всячески принижал и чернил своих соперников из династии Кокомов (Сотута).

Для настоящего исследования особую ценность представляют различные демографи­ческие сведения европейских хронистов о майяских государствах кануна конкисты, а также внешнем виде и застройке юкатанских городов, системе землевладения, государственном устройстве, структуре семьи и т.д.[83] Наиболее достоверные данные по демографии индей­ского населения Юкатана в XVI в. содержатся в налоговых переписях (цензах) испанских чиновников[84]. В целом письменные источники (испанские и индейские) позволяют в общих чертах воссоздать вполне достоверную картину жизни общества юкатанских майя на протя­жении нескольких веков до прихода европейских завоевателей, что в свою очередь дает на­дежное орудие для исторической интерпретации более ранних, уже чисто археологических материалов I тысячелетия н.э.

ЭТНОГРАФИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

Конечная цель археологии - реконструировать, насколько это возможно по сохра­нившимся остаткам материальной культуры, жизнь древних человеческих обществ в разных регионах земного шара. Однако в силу ограниченной информативности археологических ис­точников мы вынуждены, особенно при изучении социальной структуры древнего общества, обращаться к данным этнографии. Эта задача - поиски этнографических параллелей для археологической культуры - в одних случаях решается довольно легко, в других - с ог­ромными трудностями. На территории майя сложнее всего найти этнографический эталон именно для памятников I тысячелетия н.э. Центральной области, где находился основной очаг классической майяской цивилизации. Это связано прежде всего с тем, что после гибели местных городских центров в К в. н.э. территория низменных лесных областей майя пришла в запустение. Испанцы застали здесь в ХУ-ХУП вв. лишь отдельные немногочисленные группы майяязычных племен - государство ицев в районе озера Петен-Ица, воинственных лакандонов, чоль, кекчи и т.д. Редкие островки индейского населения зафиксированы там и современными этнографами. Поэтому возникает весьма сложная проблема: какая из совре­менных этнографических групп майя ближе всего связана с блестящей цивилизацией I тыся­челетия н.э.? Наиболее крупные и жизнеспособные группы индейцев майя, во многом сохра­нившие еще традиционные формы культуры и социальной организации, живут в настоящее время в трех больших районах: полуостров Юкатан (Мексика) - майя-юкатеки; горный Чиапас (Мексика) - цоциль и цельталь; Горная Гватемала - киче, какчикели, цутухили, покомам, покончи, мам и чорти.

Из названных трех групп майя особое значение имеют для всякого рода интерпрета­ций археологических материалов I тысячелетия н.э. из Центральной области данные по этно­графии Юкатана. Это связано с тем, что сообщения и хроника эпохи конкисты и раннего ко­лониального периода, в которых содержится информация относительно общества майя нака­нуне испанского завоевания, могут быть сопоставлены и увязаны с детально исследованны­ми археологическими памятниками того же периода (Майяпан, Чичен-Ица). В итоге мы по­лучаем сравнительно полную картину культуры юкатанских майя, по крайней мере начиная с ХШ в. н.э. и до 40-х годов XVI в., т.е. до завершения конкисты. В тот период местные ин­дейцы говорили на юкатекском диалекте майяского языка, который, судя по всем признакам, ближе всего стоит к языку, которым пользовались майя Центральной области в классический период[85]. Это лингвистическое родство предполагает и наличие родства культурного. Сле­дует заметить, что современное распространение майяских языков на географической карте таково, что есть все основания говорить об отсутствии сколько-нибудь крупных передвиже­ний групп населения в течение последних полутора-двух тысячелетий[86]. Кроме того, область современного распространения юкатанского диалекта охватывает большую часть террито­рии, где существовали когда-то основные центры классической цивилизации майя.

Следовательно, несмотря на значительный временной разрыв (в несколько столетий) между населением классических городов Центральной области и юкатанскими майя, не­смотря на тольтекское завоевание Юкатана в X-XII вв. н.э., принесшее с собой сильные цен­тральномексиканские влияния на местную культуру, можно, хотя и с известной осторожно­стью, использовать этнографические материалы юкатанских майя для реконструкции соци­альной структуры майя классического времени, что и показал недавно на конкретных приме­рах У.А. Хевиленд[87].

В данной работе широко использованы результаты полевых этнографических иссле­дований мексиканских и североамериканских ученых в индейских общинах Юкатана в 20- 30-е годы нашего века. При этом особое внимание уделялось публикациям, содержавшим сведения об экономике (земледелии), социальной структуре, религии и характере поселений местных индейцев, во многом сохраняющих еще свою традиционную форму, увязываемую так или иначе с доиспанским периодом.

Среди наиболее ценных изданий подобного рода можно назвать работы А. Тоззера[88], Р. Редфильда[89], М. Стеггерды[90], Р. Ройса[91], А. Вилья Рохаса[92], Р. Уокопа[93], Ф. Шоульса[94] и др.

Для соседней с Юкатаном территории Белиза имеется этнографическая публикация Эрика Томпсона[95].

Начиная с 1957 г., обширные этнографические исследования в горных районах Чиапа­са (Мексика) среди индейцев цоциль и цельталь ведут ученые США. Согласно мнению этих специалистов, местные индейцы в очень малой степени подверглись аккультурации и влия­ниям извне, и поэтому отмеченные среди них обычаи и институты можно прямо сопостав­лять с обществом майя I тысячелетия н.э. В результате таких сопоставлений некоторые аме­риканские этнографы пришли к выводу о том, что у майя классического периода не было ан­тагонистических классов, а все политико-административные и религиозные должности за­нимались общинниками поочередно, на короткий срок[96]. В равной же мере считалось, что характер поселений современных индейцев цоциль и цельталь (ритуально­административный малонаселенный центр и снабжающие его всем необходимым мелкие земледельческие селения) целиком совпадает с картиной, восстанавливаемой по данным ар­хеологических раскопок на памятниках I тысячелетия н.э.[97]

Однако столь прямолинейное отождествление институтов двух обществ, разделенных во времени более чем 10 веками, вряд ли можно считать правомерным. И не случайно, что концепция Э. Фогта и его сторонников была подвергнута справедливой критике другими специалистами[98]. Именно по этой причине мне представляются более предпочтительными в качестве эталона юкатанские этнографические материалы, где зияющая хронологическая ла­куна в 1000 лет между культурой современных индейцев и культурой древних майя I тыся­челетия н.э. частично закрыта историческими данными XIII-XVI вв. н.э.

Что касается этнографии Горной Гватемалы, то я использовал в своей работе главным образом те исследования, которые посвящены индейцам чорти, поскольку существует впол­не обоснованное мнение, что именно они являются прямыми потомками строителей некото­рых южных городов майя классического периода (Копан и др.)[99]. В числе наиболее полез­ных сводок по культуре и экономике чорти можно назвать монографию Чарльза Уисдома «Гватемальские индейцы чорти»[100], а также исследования Р. Жирара[101] и Ф. Мак-Брайда[102].

В заключение следует подчеркнуть, что автор не ставил здесь своей целью подробную характеристику всех этнографических источников майя, да в этом и нет особой необходимо­сти. Краткую, но весьма насыщенную библиографическую сводку по данной теме можно найти в работе Ю.В.Кнорозова[103]. Исчерпывающий обзор этнографических публикаций по территории майя содержится в томах 7 и 8 «Справочника по центрально-американским индейцам».

Валерий Гуляев

Из книги «Города-государства майя (структура и функции города в раннеклассовом обществе)»

Примечания



[1] О., 1952, р. 7—9.

[2] Бе1 ЯО А., 1822.

[3]   Stephens J. 1842.

[4]  Maudslay А.Р., 1898—1902.

[5]  Ма1ег Т., 1901.

[6]  Мог1еу ^О., 1920.

[7]  Morley S.G., 1937-1938.

[8]   Haviland W.A., 1970, p. 24-27.

[9]  Ricketson O.G. andRicketson Е.В., 1937.

[10] Wauchope R., 1934.

[11]  Willey G.R. and Bullard W.R., 1965, p. 361.

[12] Ricketson O.G. and Ricketson Е.В., 1937, p. 15, 16.

[13]  Puleston D.E., 1974, р. 305.

[14]  Morley S.G., 1947, p. 314.

[15]   Willey G.R., 1953.

[16]   Willey G.R. (ed.), 1956, р. 1.

[17]  Green E.L. (ed.), 1973, p. 311.

[18]  Справедливости ради следует сказать, что идеи лидеров «поселенческой археологии» были отнюдь не новы. Еще в 20-30-е годы советские археологи всячески подчеркивали необходимость изучения поселений для социально-экономической реконструкции структуры древних обществ и успешно их исследовали (См., например: Брюсов А., 1926; Киселев С.В., 1929; Массон В.М., 1976, с. 125).

[19]  Willey G., Bullard W, Glass J, Gifford J, 1965, p. 15, 364-366.

[20]  Sanders W.T, 1963, p. 203-241.

[21]  Pollock H., Roys R., Proskoariakoff Т., Smith A., 1962.

[22]   Ibid., 1962, p. 211.

[23]  Bullard W.R., 1960, p. 355-372.

[24]  Andrews E.W., 1960, p. 254-265.

[25]  Andrews E.W., 1964.

[26]   Carr R.F., Hazard I.E., 1961.

[27]  Haviland W.A., 1970, p. 31.

[28]   Ibid., p. 32.

[29]   Willey G.R. and Smith A.L., 1969.

[30]   Smith A.L. and Willey G.R., 1969.

[31]   Graham, I., 1967.

[32] См. материалы симпозиумов по изучению древних поселений: Willey G.R. (ed.), 1956; Kraeling С.Н. and МсAdams R., (eds.) 1960; Ucko P. and others (eds.), 1972.

[33]  Haviland W.A., 1970, p. 42.

[34]  Кинжалов Р.В., 1971, с. 14—73.

[35]  Кнорозов Ю.В., 1955, с. 249—269; Он же, 1963, с. 638—653.

[36] Andrews G.F., 1975.

[37]  Spinden Н., 1957.

[38]  Morley S.G., 1956.

[39]  Thompson J£.S., 1954.

[40]  Ruz Lhuillier А., 1957.

[41]  Сое M.D, 1966.

[42]  Кинжалов Р.В., 1971.

[43]  Culbert Т.Р., 1974.

[44]  Willey G.R., 1974а, р. 134-144.

[45]  Bullard W.R., 1960, р. 355-372; Idem, 1962.

[46]  Sanders W.T, 1962; Idem, 1963; Idem, 1973.

[47]  Haviland W.A., 1970, p. 189-197; Idem, 1975.

[48]  HMAI, vol. 2, 1965; vol. 3, 1965; vol. 7, 1969; vol. 13, 1973; vol. 14, 1975, vol. 15, 1975.

[49]  Enciclopedia Yucatanense, t. VIII, 1944.

[50]  Hardoy J., 1973, p. 537-572.

[51] Andrews G.F., 1975.

[52]  McAdams R., 1966.

[53]  Дьяконов И.М., 1959, с. 21, 22.

[54]  Proskouriakoff Т., 1960, p. 454-475; Berlin H., 1958, p. 111-119.

[55]   Сое M.D., 1973.

[56]  Кнорозов Ю.В., 1975.

44  Там же. с. 228.

45  Кнорозов Ю.В., 1963, с. 47-101.

46  Roys R.L., 1967.

47  Кнорозов Ю.В., 1963, с. 47.

48  Leon-Portilla М., 1964, р. 17-23.

49  Barrera-Vasquez А., 1964, р. 46-49.

[63]  Barrera-Vasquez А., 1957.

[64]  Scholes F. and Roys R., 1948.

[65]  Пополь-Вух, 1959; Recinos A., 1960.

[66]  Кинжалов P.В., 1971, С. 55.

[67]  Tozzer A.M., 1941.

[68]  Ланда Диего де, 1955.

[69]  Relaciones de Yucatan. — CDI, 1900, t. 11, 13.

[70]  The historical recollection of Gaspar A.Chi, 1952.

[71]  Lizana Bernardo de, 1893.

[72]  Cogolludo Lopez D., t. 1-5, 1892-1895.

[73] Aguilar Sanchez P. de, 1937.

[74]  Ponce A., t. I-III, 1873.

[75]  Tozzer A.M., 1941.

[76]  Herrera A. de, t. I-IX, 1726-1730.

[77]  Oviedo y Valdes F.G. de, t. I-IV, 1851-1855.

[78]  Las Casas В. de, t. 1-2, 1967.

[79]  Means P.A., 1917.

[80]  Fuentesу Guzman F.A., t. I-II, 1882.

[81]  Villagutierre Soto-Mayor J. de, 1933.

[82]  Elorza y Rada F. de, 1930.

[83]  Roys R.L., 1943; Idem, 1939; Idem, 1957; Villa Rojas A., 1961.

[84]  Roys R., Scholes F. and Adams E., 1940.

[85]   Thompson J.E.S., 1960, p. 16; Idem, 1965, p. 335, 336.

[86]   Thompson J.E.S., 1970, p. 72, 73.

74  Haviland W.A., 1968, p. 96-99.

75  Tozzer A.M., 1907.

76  Redfield R., 1933; Idem, 1961.

77  Steggerda M., 1941.

78  Roys R.L., 1943.

79   Villa Rojas A., 1945; Villa Rojas A. and Redfield R., 1962.

80   Wauchope R., 1938.

81  Scholes F. and Roys R., 1948.

82  Thompson J.E.S., 1930.

83   Vogt E., 1969; Idem, 1970; Candan F., 1965.

84   Vogt E., 1961, p. 131-145.

85  Haviland W.A., 1968, p. 95-114.

86  Ibid., 1968, p. 114.

87   Wisdom C., 1940.

88  Girard R., 1962; Idem, 1966.

89  Mac Bryde F.W., 1947.

90  Ланда Диего де, 1955, с. 262, 263.

91  HMAI, vol. 7-8, 1969.

 

Читайте также: