Показать все теги
Первым цивилизованным народом Америки, с которым столкнулись испанцы в ходе завоевания земель западного полушария, были майя. В 1517 г. на каменистом берегу мыса Каточ (полуостров Юкатан) произошла первая проба сил двух враждующих миров, отделенных друг от друга не только необозримыми просторами океана, но и целыми эпохами исторического развития. Закованные в стальные доспехи конкистадоры во всеоружии европейской военной техники и тактики тех лет сошлись в решающей схватке с многочисленными армиями индейцев майя, вооруженных копьями и стрелами с каменными наконечниками. Исход этой неравной борьбы был предрешен самой историей. Но майя в течение многих лет яростно отстаивали свою независимость от посягательств чужеземных завоевателей. Даже в 1540 г., т.е. 20 лет спустя после гибели могущественного государства ацтеков, большая часть Юкатана все еще находилась в руках индейцев.
Когда первый европеец ступил на мексиканскую землю, ацтекское царство находилось в зените своего могущества, в то время как полтора десятка карликовых государств майя переживали явный упадок: непрерывные междоусобные войны, неурожаи, эпидемии опустошали некогда цветущие провинции Юкатана. Стоит ли после этого удивляться, что испанские хронисты основное свое внимание уделили не майя, а ацтекам. Разрозненные свидетельства самих конкистадоров (Кортес, Берналь Диас, Алонсо Давила и др.), фундаментальный труд епископа Диего де Ланды (1566 г.) и отдельные сообщения более поздних авторов - вот практически все, чем мы располагаем для изучения истории древних майя. Да и эти немногочисленные свидетельства очевидцев касаются лишь наиболее поздних этапов развития местной культуры. Города классического периода (I тысячелетие н.э.) превратились в руины и были поглощены джунглями задолго до прихода конкистадоров. К ХУ! в. о них забыли даже ближайшие потомки людей, некогда живших там, не говоря уже об испанцах. А затем по земле майя прокатился всесокрушающий вал конкисты со всеми ее насилиями и ужасами. Именно это завоевание, равно как и фанатичная испанская инквизиция, почти полностью уничтожили тысячелетние традиции высокой индейской культуры, последний этап развития которой могли видеть на Юкатане еще участники экспедиций Кордовы (1517 г.), Грихальвы (1518 г.), Кортеса (1519 г.) и Монтехо (1527 г.).
Конкистадоры наблюдали и донесли до нас в своих восторженных описаниях впечатляющую картину многолюдных каменных городов юкатанских майя - Чампотона, Кампече, Потончана, Четумаля, Сама и т.д. Но в какой мере можно полагаться на их свидетельства? Ведь все великолепие самобытной индейской цивилизации было вскоре сметено и уничтожено руками тех же самых людей. Ни о каких научных исследованиях далекого прошлого майя в тот период говорить не приходится. Завоевателей и духовенство, занятых грабежом колоссальных богатств вновь открытого материка, вряд ли могли увлечь поиски памятников древних языческих культур. Не удивительно, что уже через 100-200 лет после конкисты сам факт существования в древности высокоразвитой цивилизации на территории майя был полностью забыт.
Отдельные случайные открытия вроде описания древнего города Копана (Гондурас) испанским чиновником Диего Гарсиа Паласио (1576 г.)[1] или экспедиция капитана Антонио дель Рио к руинам городища Паленке (Чиапас, Мексика) в XVIII в.[2] мало что меняли в картине полного забвения некогда блестящей цивилизации.
В 1839 г. в глубину тропических лесов Центральной Америки отправился американский путешественник и дипломат Джон Ллойд Стефенс. Преодолев на своем пути многочисленные трудности, он заново открыл и описал не только уже упоминавшиеся прежде Копан и Паленке, но и ряд других древнемайяских городищ: Ушмаль, Чичен-Ица и т. д. Позднее он изложил результаты своих путешествий в увлекательной и яркой книге, а документально точные рисунки английского художника Ф. Казервуда - постоянного спутника Стефенса во всех его странствиях - придали ей дополнительную достоверность[3]. Учитывая тот огромный резонанс, который вызвала в Европе и США книга Стефенса, можно с полным основанием говорить о том, что именно он положил начало подлинно научному изучению майяских памятников.
Во второй половине XIX - начале XX в. низменные лесные области майя, безлюдные и труднопроходимые, систематически посещались различными путешественниками и исследователями из многих стран Европы и Америки. Особенно большое значение имели результаты работ экспедиций англичанина А.П. Моудсли и австрийца (который с 1867 г. жил в Мексике и работал на деньги, полученные от ряда научных учреждений США) Т. Малера. Первый из них, побывав на таких крупных городищах майя классического периода, как Копан, Киригуа, Тикаль, Паленке и другие, составил довольно точные планы их центральных участков, зарисовал и сфотографировал основные архитектурные сооружения, каменные скульптуры и эпиграфику[4]. Второй - обнаружил и исследовал свыше 30 новых городищ, включая такие важные, как Пьедрас Неграс, Наранхо, Алтар де Сакрифисьос и др.[5]
Вслед за открытием древних городищ майя начались их археологические раскопки. Большинство всех полевых работ на территории майя, как прежде, так и сейчас, ведут археологи США. Начиная с конца XIX в. большинство всех археологических экспедиций приходится на четыре научных учреждения США: Музей Пибоди при Гарвардском университете, Институт Карнеги в Вашингтоне, Институт Центральноамериканских исследований при Тулэйнском университете (Нью-Орлеан) и Университетский музей в Филадельфии.
В результате осуществления многолетних археологических работ к концу 30-х годов был частично раскопан и исследован ряд городищ майя классического периода: Копан, Киригуа, Вашактун, Пьедрас Неграс. Специалисты получили в свои руки обширный материал, освещающий различные аспекты древнемайяской цивилизации.
Однако все эти работы носили крайне односторонний характер, так как были направлены исключительно на изучение эпиграфики, скульптуры и монументальной архитектуры в центральных зонах городищ. Многие ведущие исследователи того времени занимались только сбором и анализом календарных надписей, высеченных на рельефах, стелах и алтарях, встречающихся внутри или около дворцово-храмовых комплексов. Наиболее типичной в этой связи представляется мне фигура известного археолога из США Сильвануса Грисвольда Морли. Еще в начале века, тщательно собрав и изучив всю доступную эпиграфическую информацию о районе Копана (Гондурас), он выпустил фундаментальную монографию «Надписи Копана»[6], в которой стремился на основе резных каменных стел с календарными датами воссоздать историю этого крупнейшего центра культуры майя на юго-востоке Центральной области. Еще более впечатляющим выглядит другая, многотомная работа того же автора - «Надписи Петена»[7]. С.Г. Морли, проявив незаурядную энергию и выносливость, объездил верхом на мулах десятки неизвестных и малоизвестных тогда майяских памятников, надежно спрятанных в лесных массивах Северной Гватемалы. В монографии дается краткая характеристика нескольких десятков больших и малых городищ (в основном только их центральных участков) и подробное описание всех резных монументов, имеющих календарные надписи. Значение этого труда полностью сохранилось и в наши дни - перед нами своего рода «Корпус майяской эпиграфики». Но в своем непомерном увлечении календарем майя исследователь допустил и иные крайности. Так, например, с подавляющего большинства резных каменных стел С. Морли копировал и впоследствии издавал только календарные тексты, а изображения и некалендарные надписи, как правило, оставлял без внимания. Можно себе представить, насколько возросло бы значение его монографии в наши дни, когда значительная часть описанных им монументов и скульптур уже безвозвратно утрачена, будь в ней представлены все надписи и изображения.
Таким образом, несмотря на несколько десятилетий интенсивных раскопок майяских городищ, общие представления о характере древних поселений оставались крайне ограниченными. Исследованию подвергались преимущественно храмовые каменные постройки, а жилища рядовых горожан (house mounds) оставались почти в полном забвении. Отдельные спорадические случаи раскопок таких жилищ приведены У. Хевилендом[8].
В конце 20-х - 30-е годы экспедиция Института Карнеги осуществила широкие археологические работы в Вашактуне, на севере Гватемалы (Петен). И это, по сути дела, был первый случай, когда исследователи (О.Рикетсон и О.Л.Смит) продемонстрировали интерес к анализу древнемайяского поселения в целом, к его структуре и планировке. Была составлена карта центрального района городища, куда попали не только крупные ритуальноадминистративные здания, но и рядовые жилища[9]. Пять таких жилищ подвергались детальному изучению, в результате чего появилась на свет первая достоверная публикация о характере домостроительства основной массы населения древнемайяского города[10]'.
По внешнему виду эти жилища представляли собой небольшие овальные холмики, более или менее видимые на поверхности земли. Внутри при раскопках были обнаружены опорные прямоугольные платформы-субструкции в виде каменных стен с забутовкой внутреннего пространства землей, глиной и щебнем. Платформы варьировали по величине от 6 до 21 м в длину, от 4 до 9 м в ширину и от 1 до 3 м в высоту. Только на одной из них удалось обнаружить остатки каменной постройки. Остальные, по-видимому, когда-то служили основаниями для легких, быстро разрушавшихся зданий из дерева и листьев, весьма похожих внешне на хижины современных индейцев майя[11].
Исследователи Вашактуна впервые разработали оригинальный метод для приблизительного определения численности древнего населения. Суть его состоит в том, что все небольшие оплывшие холмики, выявленные на территории городища, априори считаются руинами жилых домов. Каждый такой холм - остатки одного дома, где проживала одна малая семья, состоявшая у майя, судя по этнографическим параллелям, в среднем из 5-6 человек. Следовательно, для окончательных расчетов необходимо знать лишь общее количество холмиков (жилищ) на данном памятнике. Правда, дело это - отнюдь нелегкое: руины древних поселений майя покрыты густыми зарослями вечнозеленых джунглей, сквозь плотную завесу которых трудно что-либо рассмотреть. Для решения этой сложной задачи О. Г. Рикетсон использовал систему «просек» - в виде двух пересекающихся под прямым углом осей, центр которых находился на главной площади Вашактуна. Каждая «просека» имела 1600 м в длину и 365 м в ширину. Все видимые на поверхности постройки в пределах «просек» тщательно фиксировались на карте. В результате этого эксперимента, на площади 953 040 кв. м (или около 1 кв. км) удалось выявить 78 малых холмов, т.е. 78 предполагаемых жилых зданий. Но здесь возник вопрос: сколько из названных жилищ сосуществовало в каждый данный отрезок времени? О.Г. Рикетсон (без раскопок и шурфовки, чисто умозрительно) решил, что одновременно здесь функционировало не более 25% всех найденных им жилищ. Умножив полученную цифру на 5 (средний размер малой семьи у современных индейцев майя), он получил для Вашактуна I тысячелетия н.э. плотность населения около 97 человек на 1 кв. км обитаемой земли (исключая овраги и болота[12], составлявшие до 43% всей площади городища). Эта цифра - 0,97 человека на 1 га - бесспорно очень мала и не может считаться характерной для города, на что справедливо указывают многие противники наличия городов у древних майя (У. Сандерс и др.). Однако повторные исследования южной «просеки» О.Г. Рикетсона в 70-х годах показали, что на его карте пропущено свыше 60% всех видимых там построек, а это значительно меняет всю картину[13].
Не имея точных представлений о границах Вашактуна, О.Г. Рикетсон совершенно произвольно предложил считать, что город с сельскохозяйственной округой занимал в среднем территорию, отстоящую на 10 миль (16 км) от центра, и имел население приблизительно в 50 000 человек[14].
Таким образом, вплоть до 40-х годов XX в. археологи, работавшие на Американском континенте, почти не уделяли внимания общему анализу древних поселений, ограничившись исследованием отдельных, чаще всего центральных (ритуально-административных и общественных) зданий, которые давали наиболее эффектные материалы по эпиграфике, монументальной архитектуре, скульптуре и живописи древнего населения Нового Света.
Положение заметно изменилось лишь в послевоенный период. В 1946 г. Г. Уилли, под влиянием идей американского этнографа Дж. Стюарда, осуществил свой известный проект по изучению древних поселений в долине Виру, на северном побережье Перу. Впервые в практике американской археологии памятники целого замкнутого района подверглись сплошному исследованию. Для всей территории долины были составлены подробные карты, для чего широко использовалась аэрофотосъемка. Хронологические рамки существования памятников определялись как путем их раскопок, так и на основании зондажей и анализа подъемного материала (керамика). В результате своих исследований Г. Уилли установил изменения в характере и распространении поселений в небольшой перуанской долине на протяжении около 1,5 тыс. лет (от рубежа н.э. до конкисты) и «увязал» эти изменения с социально-экономическими процессами и историческими событиями»[15].
Именно тогда и родились основные концепции так называемой поселенческой археологии (settlement pattern’s archaeology), которая занимает сейчас столь важное место в работах археологов Нового Света. Суть этих взглядов состоит в признании огромной роли древних поселений для изучения социально-экономических институтов оставившего их общества. «Поселения, - подчеркивает Г. Уилли, - представляют собой более прямое отражение социальной и экономической деятельности древнего человека, чем большинство других аспектов культуры, доступных археологу»[16]. Методически этот новый подход к анализу древних поселений выражается в следующем:
а) в исследовании отдельных построек в пределах данного поселения с тем, чтобы понять их функциональное назначение и выяснить время бытования;
б) в изучении пространственного размещения этих построек на территории поселения, их взаимосвязи между собой и с другими сооружениями (очагами, ямами-хранилищами, колодцами, свалками и т.д.);
в) в установлении взаимосвязей синхронных поселений в пределах определенного географического района[17].
Монография Г. Уилли «Проект долины Виру» оказала заметное влияние на все последующие работы американских археологов в зонах высоких цивилизаций Нового Света. Проблемы общего характера древних поселений (включая и города), их взаимосвязь между собой, социологическая интерпретация отдельных построек и целых памятников получили теперь практическую разработку в исследованиях ряда крупных археологических экспедиций[18]. Особенно заметно продвинулось за эти годы изучение древнемайяских поселений.
В 50-е годы широкие исследования классических памятников майя в долине р. Болиз (Белиз) были осуществлены экспедицией Музея Пибоди Гарвардского университета. Остатки древних поселений в долине приурочены обычно к аллювиальным (не заливаемым паводками) террасам и простираются вдоль речного русла примерно на 60 км. Здесь выявлено несколько крупных «ритуальных центров» - Бенке Вьехо, Кахаль Печ, Бейкинг Пот и другие, расположенных на расстоянии 10-15 км друг от друга, а также значительное число малых «ритуальных центров» и земледельческих селений. Одно из таких селений - Бартон Рамье - подверглось интенсивным раскопкам. На площади в 2,5 кв. км здесь было выявлено
265 небольших холмов, т.е. предполагаемых остатков жилищ, что дает среднюю плотность до 106 домовых построек на 1 кв. км[19].
В 1953 г. аналогичные по характеру исследования провел в районе Чонтальпа (штат Табаско, Мексика) археолог У. Сандерс (США)[20].
В начале 50-х годов археологическая экспедиция Института Карнеги осуществила интенсивное обследование городища Майяпан на полуострове Юкатан - постклассического центра XIII-XV вв. н.э., хорошо известного по письменным источникам кануна конкисты[21]. Эти работы явились своего рода «полигоном» для проверки многих теоретических и методических вопросов археологии, связанной с изучением древних поселений майя.
Много внимания было уделено способам идентификации различных типов построек, и прежде всего жилищ. Жилые дома Майяпана имели прямоугольную форму и стояли на низких каменных платформах. Эти двухкомнатные здания поразительно похожи на дома индейцев майя, описанные в XVI в. Диего де Ландой. Кроме того, группа построек, сосредоточенных вокруг внутреннего дворика и окруженных, как правило, низкой каменной оградой, очень напоминает домохозяйства современных юкатанских индейцев. Близ некоторых построек обнаружены бытовые отбросы с большим количеством золы, костей животных и обломков глиняной посуды. Изредка в зданиях отмечены очаги из трех камней. Под полами этих жилых комплексов обнаружено множество погребений.
Майяпанский проект представляет собой, кроме того, один из лучших примеров удачного применения этнографических и исторических данных для интерпретации археологического материала.
То, что город был населен большим числом жителей, доказывается и письменными источниками, и археологическими данными. На карте Майяпана отмечено около 4000 различных видимых на поверхности построек. Они занимают площадь в 4,2 кв. км, обнесенную каменными стенами, что дает четкие внешние границы города. Не менее половины этих построек (с помощью раскопок, шурфов и сбора подъемного материала) определены как жилые. Значительная часть оставшихся 2000 зданий относится к подсобным и служебным постройкам, непосредственно связанным с жилищами (святилища, кухни, бани, кладовые и др.). Гражданские и ритуальные здания составляли не более 3,5% от общего числа построек.
Наиболее густо застроенная зона находилась вокруг ритуально-административного центра города, обнесенного еще одной, низкой каменной стеной. Самые пышные и крупные здания Майяпана были сконцентрированы близ центра, самые бедные хижины - близ окраин, подтверждая тем самым сообщения письменных источников XVI-XVII вв. о территориальном разделении различных общественных групп и сословий в пределах города. О.Л. Смит подсчитал, исходя из явно заниженного числа жилых построек (около 2000) и средней численности семьи индейцев майя по этнографическим данным (5-6 человек), что в момент наивысшего расцвета Майяпана население его составляло примерно 10-12 тыс. человек[22].
Планировка и внутренняя структура Майяпана демонстрируют значительное сходство с памятниками майя I тысячелетия н.э.: компактный ритуально-административный центр и окружающие его жилые кварталы, где нет улиц и магистралей, а все постройки сгруппированы по 2-4 вокруг прямоугольных двориков и площадок и часто обнесены общей низкой оградой из камня. Число жилых построек увеличивается по мере приближения к ритуальноадминистративному центру.
В 1960 г. У.Р. Буллард провел обширные разведочные работы в Северо-Восточном Петене (Гватемала), между границей Белиза (бывший Британский Гондурас) на востоке и окрестностями двух известных городищ древних майя (Тикаль и Вашактун) на западе. Это - холмистая, густо поросшая влажным тропическим лесом равнина, почти без рек, ручьев и озер. Тем не менее, судя по числу руин, в I тысячелетии н.э. здесь существовало густое оседлое население, причем отмечены не только крупные ритуальные центры типа Йашха, Хольмуль, Наранхо и Накум, но и множество деревушек и селений, разбросанных на сухих, высоких участках земли, вблизи естественных водоемов («агуадас») и влажных болотистых низин («бахос»)[23].
Интересные данные принесли раскопки еще одного юкатанского городища - Цибильчальтун. Город существовал с I тысячелетия до н.э. до испанского завоевания, переживая на протяжении этих долгих веков периоды расцвета и упадка. Он состоит из ритуальноадминистративного центра и окружающих его районов жилой застройки. У. Эндрюс, возглавлявший раскопки в Цибильчальтуне, утверждает, что этот памятник в позднеклассическое время имел площадь до 50 кв. км и необычайно большую концентрацию построек: до 1000 зданий на 1 кв. км.
Это утверждение основано на том, что около половины жилых построек, по- видимому, не имело опорных каменных платформ и, следовательно, не оставило на поверхности никаких осязаемых следов. Жилища обычно концентрируются в большие компактные группы, каждая из которых содержит также каменные здания общественного назначения, связанные иногда дорогами-дамбами (майяск. - сакбе) с ритуально-административным центром[24].
Учитывая общее количество домов в Цибильчальтуне (до 50 000), У. Эндрюс предполагает, что население города могло доходить до 100 000 человек[25].
Особо важную роль в исследовании характера древних поселений майя сыграли раскопки археологов из Музея Пенсильванского университета (США) на городище Тикаль (Петен, Гватемала) в 1956-1967 гг. Этот гигантский городской центр - видимо, крупнейший на всей территории низменных лесных областей майя в I тысячелетии н.э. - был подвергнут самому тщательному изучению. Прежде всего была составлена подробная карта центральной части Тикаля и прилегающих к ней участков общей площадью в 16 кв. км[26]. Все видимые на поверхности постройки, находившиеся в этой зоне, оказались таким образом зафиксированными. Помимо работ в центральной части городища, много внимания было уделено и раскопкам малых холмов с остатками рядовых жилищ. Всего на площади в 16 кв. км удалось выявить до 3000 различных построек; только 10% из них относились к крупным общественно-ритуальным зданиям. Из оставшихся 2700 небольших построек, которые по предположению служили домами, подверглись раскопкам свыше 100 в разных частях Тикаля. Большинство из них действительно оказалось жилищами[27].
Постройки расположены обычно вокруг небольших прямоугольных двориков группами по 2-5 зданий в каждой. В позднеклассическое время (600-900 гг. н.э.) архитектурные сооружения в Тикале варьируют от простых одноступенчатых платформ для легких хижин из дерева и листьев до небольших каменных зданий «дворцового типа», со ступенчатым сводом или без него. Последние, вероятно, служили местом обитания для более высоких социальных групп, нежели простые горожане.
В ходе раскопок выявилась и еще одна интересная деталь: отнюдь не все жилые постройки в Тикале имели в прошлом опорные каменные платформы. За 5 лет работ удалось обнаружить остатки 12 домов, не имевших на поверхности никаких видимых признаков и соответственно не попавших поэтому на карту города. В общей планировке Тикаля четко выделяются ритуально-административный центр, где находится большинство крупных каменных сооружений - дворцов, храмов, святилищ и т.д., резных стел и алтарей с рельефами и надписями, пышных гробниц и т.д., и жилые районы, беспорядочно разбросанные вокруг центра и иногда имевшие свои, второстепенные ритуально-административные центры.
Подсчет общего числа небольших построек, их раскопки и зондажи позволили американским археологам (У. Хевиленд, У. Ко и др.) сделать вывод о том, что в позднеклассический период в Тикале (на площади 16 кв. км) проживало постоянное население около 10
11 тыс. человек[28].
В 60-е годы интенсивные раскопки и исследования велись археологами США еще на ряде крупных городищ древних майя: в Алтар де Сакрифисьос[29] и Сейбале[30] - в долине р. Усумасинты (Северная Гватемала), а также в южных районах Юкатана.
Весьма плодотворные результаты принесла и археологическая разведка английского исследователя Яна Грэхэма на севере Гватемалы (Петен), когда были открытый научно описаны новые интересные городища I тысячелетия н.э. - Агуатека, Киналь, Мирадор, Накбе, Мачакила и др.[31]
Таким образом, благодаря полевым работам идет непрерывное накопление нового археологического материала по различным аспектам древнемайяской культуры, открываются новые поселения и города, углубляются прежние представления о социально-экономической структуре майяского общества. В настоящее время в мезоамериканской археологии наблюдается растущий интерес к изучению общих проблем древних поселений майя, в том числе и городов. Это выражается как в методических, так и в теоретических поисках[32].
Однако при более внимательном знакомстве с литературой выясняется, что эти новые тенденции далеко не всегда находят свое практическое выражение в повседневной деятельности исследователей. Поэтому абсолютно прав У. Хевиленд, писавший в одной из своих работ, что «в мезоамериканской археологии сейчас опубликовано достаточно много теоретических высказываний, но слишком мало делается для того, чтобы проверить эти теоретические положения на практике»[33].
Краткий обзор основных источников
Источники, использованные при написании данной работы, многочисленны и разнообразны. В целом их можно разделить на три группы: письменные (индейские и испанские документы, тексты и хроники), этнографические и археологические. Последние составляют по объему наиболее значительную группу материалов и, кроме того, имеют тенденцию к постоянному численному увеличению по мере расширения раскопок новых памятников культуры майя.
Подробная библиография и характеристика всех видов источников о древних майя содержится в обстоятельной монографии Р.В. Кинжалова[34] и в ряде работ Ю.В. Кнорозова[35], что позволяет мне лишь в самой краткой форме рассмотреть основные труды и публикации, непосредственно касающиеся проблем древнемайяского города.
АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
В настоящее время территория культуры майя - наиболее изученная в археологическом отношении область Мезоамерики: и по числу раскопанных памятников, и по общему размаху работ (многолетние работы на городищах Вашактун, Тикаль, Паленке, Чичен-Ица, Майяпан, Цибильчальтун, Копан и др.), и особенно по методическому уровню исследований (комплексный характер экспедиций, постановка общеисторических проблем на археологических источниках - Тикаль и др.), а также по количеству и качеству опубликованного материала.
К сожалению, несмотря на довольно значительное число исследованных городских поселений I тысячелетия н.э., наши представления о характере майяского раннего города остаются пока неполными и односторонними. Раскопки и исследования в таких городах ведутся, как правило, только в центральной их части - местонахождении дворцово-храмовых комплексов. Периферийные жилые районы с ремесленными мастерскими подвергаются изучению в редких случаях.
Какие же именно археологические источники можно использовать для реконструкции социально-экономической структуры раннеклассовых государств майя I тысячелетия н.э.? Интерпретация разных видов археологических находок - одна из сложнейших составных частей исследовательской работы. Археологи хорошо знают, как трудно подчас бывает «выжать» соответствующую историческую информацию из груды мертвого археологического материала. Это объясняется как известной ограниченностью информации, содержащейся в археологическом предмете (до нас доходят лишь остатки неорганических изделий и материалов, выдержавших разрушительное воздействие времени, - керамика, орудия из камня, фундаменты глинобитных и каменных домов и т.д.), так и ее спецификой (она отражает обычно лишь некоторые аспекты материальной и, значительно реже, духовной культуры исчезнувшего народа). Для того чтобы сделать какие-либо выводы исторического порядка, археологу приходится прибегать к сложным в трудоемким процедурам, и часто без заметного успеха.
В данной работе широко использованы следующие виды археологических источников: планы древних городов; их монументальная архитектура (остатки каменных построек, прежде всего дворцов и храмов); каменные стелы и алтари с изображениями и надписями (часто и с датой по эре майя); мотивы искусства, связанные с личностью правителя (царя), - на рельефах, фресках и росписях керамики и т.д.; погребальный обряд (главным образом царский).
Как уже отмечалось выше, сколько-нибудь подробные планы всей площади городища составлены в Центральной области майя только для двух-трех памятников (Тикаль, Алтар де Сакрифисьос, Сейбаль). Хорошие планы центральных участков имеются еще для полутора десятков крупных городищ I тысячелетия н.э. При этом следует помнить, что указанные карты и планы всегда отражают лишь самый поздний период существования данного памятника и что на них зафиксированы лишь видимые на поверхности руины построек.
Общие монографические исследования майяского города доколумбовой эпохи и в советской, и в зарубежной историографии сейчас практически отсутствуют. Исключение составляет лишь монография Дж.Ф. Эндрюса «Города майя»[36]. Собрав и обработав значительный археологический материал по древнемайяским городам, автор, однако, не дает четкого определения самого понятия «город» для памятников майя и не предлагает сколько-нибудь обоснованной типологии майяских поселений. Больше того, ограничившись описанием чисто внешних, материальных черт двух десятков крупнейших майяских городищ (архитектура, планировка и т.д.), Дж.Ф. Эндрюс полностью отказался от рассмотрения социальноэкономической структуры городов-государств майя I тысячелетия н.э.
Настоящая работа в какой-то мере является попыткой восполнить отсутствие обобщающих исследований по основным проблемам древнемайяского города. Главное внимание в ней уделено именно социально-экономическим аспектам цивилизации майя классического периода. Некоторые материалы и обобщения по данной проблеме можно найти в работах, посвященных культуре майя: труды Г. Спиндена[37], С. Морли[38], Эрика Томпсона[39], А. Руса Луилье[40], М. Ко[41] и др. Однако все указанные работы были написаны несколько десятилетий назад. Из современных обобщающих публикаций по культуре древних майя можно отметить исследования Р.В. Кинжалова[42] и Т.П. Калберта (США)[43].
Проблемы древнего города в Иовом Свете в целом и майяского города в частности рассматриваются и в ряде других сводных работ и публикаций.
Отдельные аспекты интересующей пас темы затрагиваются в статьях и публикациях Г. Уилли[44], У. Булларда[45], У. Сандерса[46], У. Хевиленда[47] и др.
Почти исчерпывающая библиография с краткой характеристикой всех основных проблем древнемайяской цивилизации содержится во 2, 3, 7, 13-15-м томах «Справочника по центральноамериканским индейцам»[48]. Обширная библиография по юкатанским майя приводится в «Юкатанской энциклопедии»[49]. Полезные и сравнительно новые библиографические сводки по древнемайяскому городу можно найти в уже упоминавшихся монографиях Х. Ардоя[50] и Дж.Ф. Эндрюса[51]. Общие проблемы доколумбовых городов Нового Света освещены в сборнике «Cities: their origin, growth, and human impact» (San Francisco, 1973), библи- огр., с. 289-293.
Отдельного упоминания заслуживает и фундаментальная монография известного ар- хеолога-востоковеда из США - Роберта Мак-Адамса[52]. Используя в полном объеме сравнительно-исторический метод, он рассмотрел в своей работе древние городские цивилизации Месопотамии и Мезоамерики, как наиболее хорошо документированные примеры древнейших государств нашей планеты. Однако если для Месопотамии Р. Мак-Адамс исследовал города-государства раннединастического Шумера, то для Мезоамерики он ограничился только культурами Центральной Мексики постклассического времени (X-XVI вв. н.э.) - тольтекской и ацтекской. Бесспорно, что именно этот период истории в доколумбовой Мезоамерике лучше всего освещен в письменных источниках. Не вызывает особых возражений и выбор тольтекско-ацтекской цивилизации для сравнений с первыми очагами городской культуры в Старом Свете вообще. Но следует признать крайне неудачным сопоставление полутора десятков мелких государств-«номов» Шумера с обширными территориально-политическими образованиями панмезоамериканского охвата, каковыми и были экспансионистские и воинственные государства тольтеков и ацтеков. Мне представляется, что для шумерских городов- государств наиболее близкой моделью в доколумбовой Мезоамерике будут города- государства майя.
Не могут быть приняты и некоторые общеисторические концепции Р.Мак-Адамса, и прежде всего тезис о господстве теократической формы правления в Месопотамии на первых этапах развития местной цивилизации[53]. Вместе с тем появление монографии подобного рода нельзя не расценивать как новый крупный шаг в развитии исторической науки, как новое достижение в изучении раннеклассовых обществ.
Главным источником фактического материала при написании данной работы послужили археологические публикации, содержавшие сведения о раскопках и исследованиях 18 крупнейших городищ классического периода в Центральной области майя. Это преимущественно периодические издания трудов археологических экспедиций различных научных учреждений США.
Начиная с конца XIX в. эти учреждения осуществляли обширную программу исследований на территории майя, в результате чего были частично раскопаны крупные городища I тысячелетия н.э. - Вашактун, Копан, Киригуа и т.д. За последние десятилетия детальному изучению подверглись новые памятники - Тикаль, Алтар де Сакрифисьос, Сейбаль, Паленке, Тонина и др.
Результаты их работ уже в значительной мере опубликованы либо в специальных периодических изданиях, таких, как Carnegie Institute of Washington Publication, Memoirs (Papers) of the Peabody Museum, Middle American Research Institute Publication и т.д., либо в виде монографий, статей и обзоров в археологических журналах и ежегодниках: «American Antiquity», «Expedition», «Archaeology» (в США), «Boletin del Instituto Nacional de Antropologia» и «Anales del INAH» (в Мексике) и «Anthropologia e Historia de Guatemala» (в Гватемале).
ПИСЬМЕННЫЕ ИСТОЧНИКИ
Несмотря на то что в ходе исследований городищ классической эпохи в Центральной области майя было обнаружено множество иероглифических надписей, высеченных на камне, вырезанных по дереву или нанесенных краской на стены зданий и керамические сосуды, - мы пока должны констатировать почти полную неприменимость этого важного вида источников для освещения исторических событий I тысячелетия н.э. До сих пор удалось расшифровать и сопоставить с европейским летосчислением только календарные тексты того времени. Некалендарные надписи полностью еще не прочитаны, хотя некоторые шаги сделаны и в данном направлении[54]. Наличие значительного числа стандартных надписей на погребальной керамике из царских гробниц классического периода также открывает здесь самые блестящие возможности[55].
Что касается четырех уцелевших до наших дней иероглифических рукописей майя XII-XV вв. н.э., которые названы по именам европейских городов, где они сейчас находятся, Дрезденской, Парижской, Мадридской и Гролье, то они недавно были прочитаны и переведены на русский язык Ю.В.Кнорозовым[56]. В научный оборот введен совершенно новый, полновесный, исторический источник, способный во многом восполнить и изменить наши пока еще скудные представления о характере общества индейцев майя накануне испанского завоевания в XVI в.
Правда, источник этот по своему содержанию - весьма сложен и своеобразен. Все иероглифические рукописи являются жреческими требниками. «Они содержат подробный перечень обрядов, жертвоприношений и предсказаний, связанных со всеми отраслями хозяйства (земледелие, охота, рыбная ловля, пчеловодство) и касающихся всех слоев населения (жрецы, воины, купцы, ремесленники, земледельцы), кроме рабов. Соответствующие указания даны в виде краткого описания занятий богов. Эти сведения давали основание жрецу совершать обряды, требовать надлежащие жертвы, определять благоприятное время и предсказывать будущее (в основном, конечно, бедствия) всем, от правителей до новорожденных, используя исторические прецеденты и астрологические данные. В жреческих требниках дела богов (примеру которых должны были следовать соответствующие группы жителей) описаны в строгих календарных рамках, с точностью до одного дня»[57].
Таким образом, это первые подлинные письменные документы доиспанской эпохи, дошедшие до наших дней, прочитанные и переведенные на один из европейских языков. До сих пор мы располагали для характеристики общества майя X-XVI вв. н.э. на Юкатане только испанскими источниками, в которых многие стороны повседневной жизни индейцев либо искажались, будучи непонятыми, либо вообще умалчивались. Индейские источники, наподобие известных книг «Чилам Балам»[58], написанных латинскими буквами, но на языке майя, хотя и включали в себя значительные пласты информации по доиспанской эпохе, были созданы уже в колониальный период и но могли не нести на себе заметного влияния христианства и европейской культуры. Следовательно, майянистика вместе с прочтением этих четырех рукописей XII-XV вв. н.э. впервые получила аутентичные исторические документы для периода, на несколько столетий предшествовавшего приходу в Новый Свет испанских конкистадоров. В этих документах, созданных самими майя и для своих внутренних потребностей, объективно отражены многие стороны их повседневной жизни, экономики, социальнополитической структуры и верований. Но особенно обильный и ценный материал дают рукописи для изучения религии древних майя.
К иероглифическим рукописям тесно примыкает группа текстов на языке майя, написанных после испанского завоевания, - книги «Чилам Балам», имеющие историческое, мифологическое, календарное и астрологическое содержание[59]. Они написаны испанскими буквами и несут на себе известный отпечаток влияний со стороны европейской культуры и христианской религии. Однако значительные разделы их восходят, вероятно, к древним до- испанским текстам типа Дрезденской и других рукописей. «Книги Чилам Балам, - пишет Ю.В Кнорозов, - представляют собой довольно хаотичную смесь текстов и отрывков различного содержания, стиля и происхождения. Некоторые тексты относятся к доиспанскому времени, но подверглись в той или иной мере переработке. Есть тексты, написанные уже в колониальное время, и тексты, переведенные с испанского языка. Исторические тексты, восходящие к доиспанскому периоду, представлены в книгах Чилам Балам тремя хрониками (из Мани, Тисимина и Чумайеля), тремя текстами о событиях времен Хунак Кееля и текстом о странствиях племени ица. Хроники представляют собой перечень „двадцатилетий“ (кату- нов) с краткими указаниями, какие исторические события происходили в то или иное „два- дцатилетие“. Таким образом, хроники напоминают летописи.»[60]
Довольно подробный анализ индейских исторических документов с территории Юкатана и Горной Гватемалы содержится в работах видных мексиканских ученых М. Леона- Портильи[61] и А. Барреры-Васкеса[62]. Среди этих исторических свидетельств особо следует отметить юкатанскую «Хронику из Калькини»[63] и документы майя-чонталь из провинции Акалан-Тишчель[64], а также широко известные произведения гватемальских индейцев майя- киче «Пополь-Вух», «Анналы Какчикелей», «Родословная владык Тотоникапана» и др.[65] Все они содержат ценнейший исторический материал по экономике, культуре и социальным институтам различных групп майяязычного населения накануне испанского завоевания.
Сведения о культуре и быте индейцев майя незадолго до конкисты и в первые десятилетия после нее содержат многие испанские хроники и сообщения XVI-XVII вв. Наиболее ценной работой этого рода безусловно является рукопись францисканского священника Диего де Ланды «Сообщение о делах в Юкатане» - своего рода «энциклопедия по истории и этнографии юкатанских майя». К сожалению, этот труд дошел до нас в сокращенной и не вполне точной копии[66]. Основным источником информации для Ланды служили собственные наблюдения и свидетельства потомков старой индейской знати: например, правителя Сотуты Начи-Кокома и др. Однако наибольшую помощь оказал ему придворный переводчик Гаспар Антонио Чи (1531-1610), происходивший из знатной династии Шивов, правивших в Мани. Полное издание работы Диего де Ланды в переводе на английский язык с пространными комментариями сделано А.М. Тоззером[67]; русский перевод осуществил Ю.В. Кнорозов[68].
Гаспар Антонио Чи во многом способствовал появлению и еще одного важного исторического источника по юкатанским майя - «Relaciones de Yucatan»[69], представлявших собой опросник из 15 пунктов, направленный в 1580 г. королем Филиппом II испанским помещикам, обосновавшимся с XVI в. на Северном Юкатане. Все разделы опросника, связанные с доиспанским прошлым местных индейцев, конкистадоры писали на основе информации, полученной от Антонио Чи[70].
Ряд ценных сведений по истории майя содержится также в общих работах испанских хронистов Б. Лисаны[71], Л. Когольюдо[72], Санчеса де Агиляра[73], Алонсо Понсе[74], Лопеса Меделя[75], Антонио Эрреры[76], Г. Фернандеса де Овьедо и Вальдеса[77], Бартоломе де Лас Касаса[78], Андреса Авенданьо и Лойолы[79], Франсиско Фуэнтеса и Гусмана[80], Хуана Вильягутьерре Сото-Майора[81], Франсиско де Элорса и Рады[82] и многих других.
За исключением фундаментального труда Диего де Ланды, остальные испанские источники носят весьма ограниченный характер, освещая лишь отдельные стороны социального устройства, экономики и религии древних майя. К тому же некоторые из этих хронистов в силу разных причин искажали истинную картину жизни майяского общества. Например, Гаспар Антонио Чи, давая испанским авторам обширные сведения по истории майя накануне конкисты, умышленно преувеличивал роль династии Шивов из Мани (выходцем из которой был он сам) и всячески принижал и чернил своих соперников из династии Кокомов (Сотута).
Для настоящего исследования особую ценность представляют различные демографические сведения европейских хронистов о майяских государствах кануна конкисты, а также внешнем виде и застройке юкатанских городов, системе землевладения, государственном устройстве, структуре семьи и т.д.[83] Наиболее достоверные данные по демографии индейского населения Юкатана в XVI в. содержатся в налоговых переписях (цензах) испанских чиновников[84]. В целом письменные источники (испанские и индейские) позволяют в общих чертах воссоздать вполне достоверную картину жизни общества юкатанских майя на протяжении нескольких веков до прихода европейских завоевателей, что в свою очередь дает надежное орудие для исторической интерпретации более ранних, уже чисто археологических материалов I тысячелетия н.э.
ЭТНОГРАФИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
Конечная цель археологии - реконструировать, насколько это возможно по сохранившимся остаткам материальной культуры, жизнь древних человеческих обществ в разных регионах земного шара. Однако в силу ограниченной информативности археологических источников мы вынуждены, особенно при изучении социальной структуры древнего общества, обращаться к данным этнографии. Эта задача - поиски этнографических параллелей для археологической культуры - в одних случаях решается довольно легко, в других - с огромными трудностями. На территории майя сложнее всего найти этнографический эталон именно для памятников I тысячелетия н.э. Центральной области, где находился основной очаг классической майяской цивилизации. Это связано прежде всего с тем, что после гибели местных городских центров в К в. н.э. территория низменных лесных областей майя пришла в запустение. Испанцы застали здесь в ХУ-ХУП вв. лишь отдельные немногочисленные группы майяязычных племен - государство ицев в районе озера Петен-Ица, воинственных лакандонов, чоль, кекчи и т.д. Редкие островки индейского населения зафиксированы там и современными этнографами. Поэтому возникает весьма сложная проблема: какая из современных этнографических групп майя ближе всего связана с блестящей цивилизацией I тысячелетия н.э.? Наиболее крупные и жизнеспособные группы индейцев майя, во многом сохранившие еще традиционные формы культуры и социальной организации, живут в настоящее время в трех больших районах: полуостров Юкатан (Мексика) - майя-юкатеки; горный Чиапас (Мексика) - цоциль и цельталь; Горная Гватемала - киче, какчикели, цутухили, покомам, покончи, мам и чорти.
Из названных трех групп майя особое значение имеют для всякого рода интерпретаций археологических материалов I тысячелетия н.э. из Центральной области данные по этнографии Юкатана. Это связано с тем, что сообщения и хроника эпохи конкисты и раннего колониального периода, в которых содержится информация относительно общества майя накануне испанского завоевания, могут быть сопоставлены и увязаны с детально исследованными археологическими памятниками того же периода (Майяпан, Чичен-Ица). В итоге мы получаем сравнительно полную картину культуры юкатанских майя, по крайней мере начиная с ХШ в. н.э. и до 40-х годов XVI в., т.е. до завершения конкисты. В тот период местные индейцы говорили на юкатекском диалекте майяского языка, который, судя по всем признакам, ближе всего стоит к языку, которым пользовались майя Центральной области в классический период[85]. Это лингвистическое родство предполагает и наличие родства культурного. Следует заметить, что современное распространение майяских языков на географической карте таково, что есть все основания говорить об отсутствии сколько-нибудь крупных передвижений групп населения в течение последних полутора-двух тысячелетий[86]. Кроме того, область современного распространения юкатанского диалекта охватывает большую часть территории, где существовали когда-то основные центры классической цивилизации майя.
Следовательно, несмотря на значительный временной разрыв (в несколько столетий) между населением классических городов Центральной области и юкатанскими майя, несмотря на тольтекское завоевание Юкатана в X-XII вв. н.э., принесшее с собой сильные центральномексиканские влияния на местную культуру, можно, хотя и с известной осторожностью, использовать этнографические материалы юкатанских майя для реконструкции социальной структуры майя классического времени, что и показал недавно на конкретных примерах У.А. Хевиленд[87].
В данной работе широко использованы результаты полевых этнографических исследований мексиканских и североамериканских ученых в индейских общинах Юкатана в 20- 30-е годы нашего века. При этом особое внимание уделялось публикациям, содержавшим сведения об экономике (земледелии), социальной структуре, религии и характере поселений местных индейцев, во многом сохраняющих еще свою традиционную форму, увязываемую так или иначе с доиспанским периодом.
Среди наиболее ценных изданий подобного рода можно назвать работы А. Тоззера[88], Р. Редфильда[89], М. Стеггерды[90], Р. Ройса[91], А. Вилья Рохаса[92], Р. Уокопа[93], Ф. Шоульса[94] и др.
Для соседней с Юкатаном территории Белиза имеется этнографическая публикация Эрика Томпсона[95].
Начиная с 1957 г., обширные этнографические исследования в горных районах Чиапаса (Мексика) среди индейцев цоциль и цельталь ведут ученые США. Согласно мнению этих специалистов, местные индейцы в очень малой степени подверглись аккультурации и влияниям извне, и поэтому отмеченные среди них обычаи и институты можно прямо сопоставлять с обществом майя I тысячелетия н.э. В результате таких сопоставлений некоторые американские этнографы пришли к выводу о том, что у майя классического периода не было антагонистических классов, а все политико-административные и религиозные должности занимались общинниками поочередно, на короткий срок[96]. В равной же мере считалось, что характер поселений современных индейцев цоциль и цельталь (ритуальноадминистративный малонаселенный центр и снабжающие его всем необходимым мелкие земледельческие селения) целиком совпадает с картиной, восстанавливаемой по данным археологических раскопок на памятниках I тысячелетия н.э.[97]
Однако столь прямолинейное отождествление институтов двух обществ, разделенных во времени более чем 10 веками, вряд ли можно считать правомерным. И не случайно, что концепция Э. Фогта и его сторонников была подвергнута справедливой критике другими специалистами[98]. Именно по этой причине мне представляются более предпочтительными в качестве эталона юкатанские этнографические материалы, где зияющая хронологическая лакуна в 1000 лет между культурой современных индейцев и культурой древних майя I тысячелетия н.э. частично закрыта историческими данными XIII-XVI вв. н.э.
Что касается этнографии Горной Гватемалы, то я использовал в своей работе главным образом те исследования, которые посвящены индейцам чорти, поскольку существует вполне обоснованное мнение, что именно они являются прямыми потомками строителей некоторых южных городов майя классического периода (Копан и др.)[99]. В числе наиболее полезных сводок по культуре и экономике чорти можно назвать монографию Чарльза Уисдома «Гватемальские индейцы чорти»[100], а также исследования Р. Жирара[101] и Ф. Мак-Брайда[102].
В заключение следует подчеркнуть, что автор не ставил здесь своей целью подробную характеристику всех этнографических источников майя, да в этом и нет особой необходимости. Краткую, но весьма насыщенную библиографическую сводку по данной теме можно найти в работе Ю.В.Кнорозова[103]. Исчерпывающий обзор этнографических публикаций по территории майя содержится в томах 7 и 8 «Справочника по центрально-американским индейцам».
Валерий Гуляев
Из книги «Города-государства майя (структура и функции города в раннеклассовом обществе)»
Примечания
[1] О., 1952, р. 7—9.
[2] Бе1 ЯО А., 1822.
[3] Stephens J. 1842.
[4] Maudslay А.Р., 1898—1902.
[5] Ма1ег Т., 1901.
[6] Мог1еу ^О., 1920.
[7] Morley S.G., 1937-1938.
[8] Haviland W.A., 1970, p. 24-27.
[9] Ricketson O.G. andRicketson Е.В., 1937.
[10] Wauchope R., 1934.
[11] Willey G.R. and Bullard W.R., 1965, p. 361.
[12] Ricketson O.G. and Ricketson Е.В., 1937, p. 15, 16.
[13] Puleston D.E., 1974, р. 305.
[14] Morley S.G., 1947, p. 314.
[15] Willey G.R., 1953.
[16] Willey G.R. (ed.), 1956, р. 1.
[17] Green E.L. (ed.), 1973, p. 311.
[18] Справедливости ради следует сказать, что идеи лидеров «поселенческой археологии» были отнюдь не новы. Еще в 20-30-е годы советские археологи всячески подчеркивали необходимость изучения поселений для социально-экономической реконструкции структуры древних обществ и успешно их исследовали (См., например: Брюсов А., 1926; Киселев С.В., 1929; Массон В.М., 1976, с. 125).
[19] Willey G., Bullard W, Glass J, Gifford J, 1965, p. 15, 364-366.
[20] Sanders W.T, 1963, p. 203-241.
[21] Pollock H., Roys R., Proskoariakoff Т., Smith A., 1962.
[22] Ibid., 1962, p. 211.
[23] Bullard W.R., 1960, p. 355-372.
[24] Andrews E.W., 1960, p. 254-265.
[25] Andrews E.W., 1964.
[26] Carr R.F., Hazard I.E., 1961.
[27] Haviland W.A., 1970, p. 31.
[28] Ibid., p. 32.
[29] Willey G.R. and Smith A.L., 1969.
[30] Smith A.L. and Willey G.R., 1969.
[31] Graham, I., 1967.
[32] См. материалы симпозиумов по изучению древних поселений: Willey G.R. (ed.), 1956; Kraeling С.Н. and МсAdams R., (eds.) 1960; Ucko P. and others (eds.), 1972.
[33] Haviland W.A., 1970, p. 42.
[34] Кинжалов Р.В., 1971, с. 14—73.
[35] Кнорозов Ю.В., 1955, с. 249—269; Он же, 1963, с. 638—653.
[36] Andrews G.F., 1975.
[37] Spinden Н., 1957.
[38] Morley S.G., 1956.
[39] Thompson J£.S., 1954.
[40] Ruz Lhuillier А., 1957.
[41] Сое M.D, 1966.
[42] Кинжалов Р.В., 1971.
[43] Culbert Т.Р., 1974.
[44] Willey G.R., 1974а, р. 134-144.
[45] Bullard W.R., 1960, р. 355-372; Idem, 1962.
[46] Sanders W.T, 1962; Idem, 1963; Idem, 1973.
[47] Haviland W.A., 1970, p. 189-197; Idem, 1975.
[48] HMAI, vol. 2, 1965; vol. 3, 1965; vol. 7, 1969; vol. 13, 1973; vol. 14, 1975, vol. 15, 1975.
[49] Enciclopedia Yucatanense, t. VIII, 1944.
[50] Hardoy J., 1973, p. 537-572.
[51] Andrews G.F., 1975.
[52] McAdams R., 1966.
[53] Дьяконов И.М., 1959, с. 21, 22.
[54] Proskouriakoff Т., 1960, p. 454-475; Berlin H., 1958, p. 111-119.
[55] Сое M.D., 1973.
[56] Кнорозов Ю.В., 1975.
44 Там же. с. 228.
45 Кнорозов Ю.В., 1963, с. 47-101.
46 Roys R.L., 1967.
47 Кнорозов Ю.В., 1963, с. 47.
48 Leon-Portilla М., 1964, р. 17-23.
49 Barrera-Vasquez А., 1964, р. 46-49.
[63] Barrera-Vasquez А., 1957.
[64] Scholes F. and Roys R., 1948.
[65] Пополь-Вух, 1959; Recinos A., 1960.
[66] Кинжалов P.В., 1971, С. 55.
[67] Tozzer A.M., 1941.
[68] Ланда Диего де, 1955.
[69] Relaciones de Yucatan. — CDI, 1900, t. 11, 13.
[70] The historical recollection of Gaspar A.Chi, 1952.
[71] Lizana Bernardo de, 1893.
[72] Cogolludo Lopez D., t. 1-5, 1892-1895.
[73] Aguilar Sanchez P. de, 1937.
[74] Ponce A., t. I-III, 1873.
[75] Tozzer A.M., 1941.
[76] Herrera A. de, t. I-IX, 1726-1730.
[77] Oviedo y Valdes F.G. de, t. I-IV, 1851-1855.
[78] Las Casas В. de, t. 1-2, 1967.
[79] Means P.A., 1917.
[80] Fuentesу Guzman F.A., t. I-II, 1882.
[81] Villagutierre Soto-Mayor J. de, 1933.
[82] Elorza y Rada F. de, 1930.
[83] Roys R.L., 1943; Idem, 1939; Idem, 1957; Villa Rojas A., 1961.
[84] Roys R., Scholes F. and Adams E., 1940.
[85] Thompson J.E.S., 1960, p. 16; Idem, 1965, p. 335, 336.
[86] Thompson J.E.S., 1970, p. 72, 73.
74 Haviland W.A., 1968, p. 96-99.
75 Tozzer A.M., 1907.
76 Redfield R., 1933; Idem, 1961.
77 Steggerda M., 1941.
78 Roys R.L., 1943.
79 Villa Rojas A., 1945; Villa Rojas A. and Redfield R., 1962.
80 Wauchope R., 1938.
81 Scholes F. and Roys R., 1948.
82 Thompson J.E.S., 1930.
83 Vogt E., 1969; Idem, 1970; Candan F., 1965.
84 Vogt E., 1961, p. 131-145.
85 Haviland W.A., 1968, p. 95-114.
86 Ibid., 1968, p. 114.
87 Wisdom C., 1940.
88 Girard R., 1962; Idem, 1966.
89 Mac Bryde F.W., 1947.
90 Ланда Диего де, 1955, с. 262, 263.
91 HMAI, vol. 7-8, 1969.
