Показать все теги
Феномен древнерусского вечевого строя относится к разряду «вечных тем» исторической науки. От той или иной интерпретации данной темы напрямую зависит научная реконструкция истории русского средневековья и оценка роли и значения «земского начала» в последующей истории России.
«Междоусобия древнего Новгорода открывают нам его внутреннюю организацию», — писал Сергей Федорович Платонов[1]. Они обычны и для истории древнерусского периода, и для XIV-XV вв. Их изучение служит способом воссоздания картины функционирования новгородского ощественно-политического уклада. В свою очередь междоусобия проливают свет и на традиционное сознание новгородцев, на борьбу христианства и язычества в жизни русского вечевого города. Поэтому в определенной и важной своей части история «новгородских усобиц» есть история христианизации Новгорода.
В новейшем историографическом контексте разработка темы[2] требовала, с одной стороны, последовательного и непрерывного прослеживания линий социальнополитической борьбы, сплетавшихся в единую событийную цепь, каждое звено которой — и большое, и малозаметное — тесно связано с предыдущим и важно для понимания явления в целом, с другой же стороны, раскрытия и показа основных начал общинно-вечевого уклада, особенностей политической культуры и общественного сознания.
Последний план исследования позволил поставить вопрос о том, что строй древнерусских вечевых собраний свою первоначальную санкцию получил в рамках дохристианского сознания и нес на себе его отпечаток. Важнейший принцип русского средневекового права — неделимость верховной власти, нераздельность действий ее форм восходит к «одиначеству» вечевой эпохи, предполагавшему как христианскую, так и языческую трактовку. Вечевое «одиначество» имело не только политический, но и религиозный смысл, который христианство стремилось переработать в своем духе.
На мой взгляд, необходимо продолжить затронутую еще Василием Пассеком[3] религиозно-нравственную тему новгородской истории.
В истории вечевого Новгорода дает ясно себя угадать нравственный прогресс, совершаемый в христианском духе. Преодоление усобиц и совершенствование вечевой государственности не могло оставаться только политическим творчеством, оно предполагало морально-волевое усилие новгородцев и возрастание морального регулирования сферы властных отношений. Коль скоро есть основания говорить о политическом прогрессе в Новгороде, об улучшении на протяжении XI —первой половины XV в. новгородского внутриполитического уклада, мы должны непременно заключить и о состоявшемся в конечном счете в это время на берегах Волхова решении новгородцев в пользу «добра», ибо не существует неизбежного безмораль- ного прогресса, и прогресс всегда есть сознательный «выбор добра»[4]. Нравственные усилия, приводившие к политическому прогрессу в Новгороде, обуздывавшем свои языческие обычаи, не только летописцами истолковывались в христианском смысле, но действительно характеризовались христианскими акцентами. Поскольку эти нравственные усилия означали отрицание именно языческих порядков, постольку они требовали для себя четкой и надежной опоры, находимой в христианстве. Проблема эволюции русской государственности (и шире — политической культуры) в связи с христианизацией Руси и в контексте ее религиозно-культурной истории заслуживает пристального исследовательского внимания.
Затрагивая тему прогресса в истории нельзя не признать, что в контексте современного обществоведческого дискурса весомо звучит заключение (Л. Мизес, П. Коз- ловски и др.), согласно которому неумолимо, автоматически действующей тенденции к прогрессу нет[5]. Равно как само понятие прогресса относительно и нуждается в развернутых уточнениях и конкретизации. Вместе с тем утверждение о связи нравственного прогресса с прогрессом политическим является важнейшим положением современной социальной философии. В истории всегда действовал (и ныне действует) сложнейший механизм корреляции политики и нравственности. О жесткой зависимости в данном случае говорить нельзя. Нравственный прогресс как таковой возможен в различных политических системах. Либерализация авторитарных режимов современности также не обходится без морально-волевых усилий, как не обходились без этих усилий сдерживание междоусобий и сглаживание социальных противоречий в древнерусских вечевых народоправствах.
Новейшая отечественная историческая мысль, напряженно ищущая и во многом переписывающая недавние свои страницы, отличается плюрализмом подходов и решений. Она строит себя как систему, но как систему особого рода. Насущной потребностью нашей историографии является разработка — вглубь и вширь — фундаментальных концепций русской истории, опирающихся на все богатство исторического и методологического знания. Ныне, как, может быть, никогда ранее, необходимо четкое выявление исследовательских противоречий и единства взглядов по тем или иным вопросам; необходимо возрождение научных школ, как заявивших о себе в дореволюционный период, так возникавших и в советские десятилетия, равно как необходимо полноценное бытие школ, могущих возникнуть в наши дни. На символическом «Ярославовом дворе» современной русской науки идет оформление больших «партий». Их конструктивная полемика — стержень исторического познания и стимул постановки новых исследовательских задач.
Еще в XIX в. в отечественной историографии возникла традиция изучения вечевого народовластия, городов-земель, общинной самодеятельности Древней Руси, «земского начала» русского средневековья. Развивавшие в разное время данную традицию историки были едины в ряде важных концептуальных положений. Достаточно сказать, что политический строй Древней Руси с близких позиций оценивали: В. И. Сергеевич, М. Ф. Владимирский-Буданов, М. А. Дьяконов, А. Е. Пресняков, Г. В. Вернадский, а из современных ученых — Игорь Яковлевич Фроянов и его ученики: А. Ю. Дворниченко, Ю. В. Кривошеев, А. В. Майоров, И. Б. Михайлова, В. В. Пузанов, другие специалисты.
В значительной мере под влиянием работ приверженцев данной научной традиции в современной историографии постепенно уходят в прошлое «удревнение» процессов феодализации и рассмотрение всех без исключения общественных явлений под углом зрения феодальных отношений и классовой борьбы. В свою очередь, в современной историографии ставится вопрос о «новгородском варианте развития русского феодализма»[6].
История Новгорода полнее обеспечена источниками, чем история других областей средневековой Руси. Изучение материальной культуры Новгорода и Новгородской земли всегда шло в авангарде славяно-русской археологии. Но результаты раскопок 1998 и 1999 гг. признаны сенсационными с полным основанием. Сделанные коллективом Новгородской экспедиции под руководством акад. Валентина Лаврентьевича Янина находки[7] позволяют более конкретно представить деятельность древненовгородского суда и картину эволюции вечевой государственности Великого Новгорода в целом, давая новые творческие импульсы научному обсуждению и усиливая актуальность затронутой темы.
Думаю, есть все основания утверждать, что в начале политической истории вечевого Новгорода как территориально-общинного образования стоял Ярослав Мудрый. В ходе событий 1015 г., в интересах и с ведома широкого народовластия, князь избил старинную «родовую аристократию» и в Ярославовых грамотах поклялся вместе с новгородцами в «одиначестве» («яко быти всемъ одинакымъ, казнить злыхъ, ласкать добрыхъ»). Обязываясь блюсти «одиначество», новгородцы провозглашали демократическое единство большинства, согласие и равенство частей города, а князь обещал не раскалывать городскую общину. Произошло рождение вечевого строя целой исторической формации XI — начала XV в.
Междоусобия Новгорода этого времени, разгораясь на вече и затрагивая вопросы принадлежности посадничества и княжеского стола, дают нам яркие свидетельства о новгородском народовластии, признававшем большие права за составными частями города — его самоуправляющимися районами. В моменты социальных коллизий именно эти районы образовывали противостоявшие вечевые «партии».
Важнейшая особенность новгородского народовластия заключалась в том, что оно было властью составлявших Новгород общинных корпораций (сторон, концов, улиц), которые образовывали самоуправляющиеся части города и придавали городской общине как целому федеративный характер. Общеновгородское вече в первую очередь являлось совещанием сторон и концов.
Мне представилось плодотворным рассмотрение истории новгородского вечевого народовластия в ракурсе сопоставления двух порядков интересов: городской общины как целого и отдельных самоуправляющихся районов города.
Социально-политическая борьба в средневековом Новгороде рисуется явлением многоплановым, несводимым к классовым и внутриклассовым противоречиям и постоянно изменявшемся на протяжении XI-XV вв. Оно далеко не сразу стало включать в себя конфликты, связанные с материальными и «сословными» различиями новгородцев, и трудно объяснимо вне контекста традиционных отношений вражды и соперничества между древними членениями Новгорода.
Вопрос о генезисе территориальных подразделений города и происхождении их специфических взаимоотношений привел к проблеме дуальной организации первобытного общества[8].
В стадиальном смысле стороны — наиболее архаический тип традиционного членения Новгорода. На протяжении XIII —начала XV в. стороны, как когда-то самоуправляющиеся территории, сохраняли заметные черты прежнего значения в моменты усобиц\ в обычное время они оставались топографическими единицами. Концы столицы на Волхове соответствовали территориально-общинному устройству и по содержанию, и по форме.
Говоря о корнях социальной структуры Новгорода, отразившихся в его территориальном делении на стороны и концы, мы обязаны признать, что на нынешнем этапе исследований, при всем изобилии наших археологических материалов, невозможно с однозначной и бесспорной определенностью охарактеризовать позднеплеменные и общинные структуры славянского Приильменья IX-X вв. и процессы в них происходившие. В то же время, изучая феномен кончанского деления Новгорода и других городов, где это деление зафиксировано, невозможно и абстрагироваться от сравнительно-исторических материалов. Данные же материалы, на мой взгляд, подтверждают мысль Александра Михайловича Золотарева о том, что у истоков древнейшего членения поселений находилась дуальная организация со всеми ее идеологическими институтами. Концепция А. М. Золотарева, устанавливавшая древность и универсальный характер в истории дуальной организации, получила широкое признание. Сегодня об этой концепции говорят меньше не потому, что появились факты, ее опровергающие, а потому, что она акцентирует универсальный характер важнейших институтов, генетически восходящих к первобытности. Новейшая же отечественная наука, находясь в поисках новых методологических парадигм, с большей готовность подчеркивает «уникальность» отдельных культур и цивилизаций. Между тем древнейшие «основы» общечеловеческой культуры постоянно давали о себе знать на пространстве истории. Мы это видим в работах этнологов, посвященных самым различным элементам традиционной культуры народов мира. И ярчайшим примером подобного рода универсальных институтов, которые можно было наблюдать и фиксировать в разные исторические эпохи и у различных народов Земного шара, служит комплекс традиций, рожденных первобытной дуальной организацией.
Положение о дуальной организации как источнике формирования сторон Новгорода и, в конечном счете, его кончанской системы и как источнике традиционных взаимоотношений древних городских частей не является изолированной гипотезой, аргументация которой исключительно сосредоточена в специфической области исследования новгородской топографии и проблемы происхождения города. Тема наследия дуальной организации, отношений вражды и соперничества между жителями традиционных членений Новгорода, красной нитью проходит через историю многочисленных конкретных событий социальной борьбы XII-XV вв., сказываясь в ее обстоятельствах и нюансах, менее заметных, возможно, при изолированном анализе данных событий, но красноречивых, на мой взгляд, при рассмотрении явления в целом.
Современные археологические исследования (прежде всего труды Евгения Николаевича Носова, предложившего новое решение проблемы происхождения Новгорода)[9] устанавливают сравнительно позднее возникновение столицы на Волхове. Согласно этим исследованиям, она росла постепенно и топографически не из двух древнейших ядер, что могло бы указывать на бинарность ее изначальной социальной структуры. Тем не менее, на мой взгляд, преждевременно на этом основании закрывать тему дуального наследия Новгорода. Как социальное отношение дуальность археологически может быть неуловима. Позднее возникновение города едва ли сопровождалось для его жителей полным разрывом с традициями предыдущей поры. Положение о том, что Новгород в своем топографическом двуединстве возник разово, не является обязательным условием для суждений о дуальном характере социально-территориальной структуры Новгорода. Поскольку город возник поздно и рос постепенно, логично допустить, что он постепенно раскрывал и бинарную природу социальной организации своего населения, под воздействием которой оказалось его территориальное оформление.
Новгород стал образцовым в древней Руси хранителем дуальных традиций, в особенности традиционных отношений вражды и соперничества между жителями древних частей города, может быть, как раз потому, что возник поздно. В нем эти архаические по происхождению традиции регенерировались и зажили новой жизнью, о чем свидетельствует немалое количество фактов и обстоятельств новгородской действительности XII-XV вв.
Важно подчеркнуть, что стороны Новгорода своей формой напоминая дуальные половины первобытного целого, и оформляясь под влиянием древней традиции, были уже новыми образованиями, по содержанию не тождественными архаическим фратриям. А более поздние корпорации — концы, ставшие заметными игроками на арене социально-политической борьбы с конца XI в., соответствовали территориально-общинному устройству и по содержанию, и по форме. Отношения вражды и соперничества между древними членениями города далеко ушли от исходного архаического ритуала и получили позднейшее оформление в виде борьбы представителей сторон и концов за общегородскую власть. Способность институтов древнейшей дуальной организации возрождаться в новых условиях теми или иными своими элементами позволила А. М. Золотареву сравнить ее с «душою буддиста, продолжавшей жизнь в перевоплощениях»[10]. Вообще говоря, история показывает, что восстановленные (вторичные) формы культуры зачастую бывают даже более красноречивыми в плане демонстрации некоторых характерных особенностей этой культуры, нежели ее первичные формы. К примеру, у всех у нас на слуху знаменитое высказывание: феодализм принял свою наиболее классическую форму не где-нибудь во Франции во времена бурной децентрализации империи Каролингов, а позднее, в королевстве, созданном крестоносцами в Палестине.
Уходящая корнями в глубокую старину городская структура способствовала длительному сохранению порожденного дуальной организацией института традиционной вражды и соперничества между жителями городских членений. Летописцы недвусмысленно связывали столкновения сторон с языческими представлениями и обычаями. Традиционное соперничество унаследовали и концы. Оно прошло долгий исторический путь и со временем сказалось на столкновениях территориальных корпораций Новгорода вокруг государственных должностей. Это явилось позднейшим оформлением архаического по происхождению социального института. Возникшее в конце XI в. выборное на вече посадничество, сыграло роль «яблока раздора» между частями города.
Межрайонная борьба на протяжении XII в. прошла через два основных этапа. До 80-х годов она развивалась на основе соперничества сторон. С 80-х годов ее участниками выступили уже отдельные концы. Причем с началом кончанских столкновений противостояние сторон не уходит в прошлое.
В XIII в. в развитии новгородского народовластия усилилась тенденция к совершенствованию политического устройства республики, к сдерживанию непрерывной и ожесточенной межрайонной борьбы. Вместе с тем в XIII в. возникли конфликты, сопровождавшие социальное расслоение новгородцев.
Большинству социально-политических столкновений XII —начала XV в. было присуще использование форм вечевой законности, и изучение их истории одновременно оказывается и изучением истории веча. Можно с уверенностью подтвердить аттестацию древнерусского веча как воплощения отечественной демократии. В XI — начале XV в. на новгородском вече принцип большинства, составляющий основу всякой демократической системы, оборачивался принципом единогласия. Но новгородская демократия, с одной стороны, не оставлявшая места для волеизъявления меньшинства, с другой стороны, представляла уникальный пример твердости его прав, доходивших до права на раскол.
На протяжении всей истории вечевого новгородского средневековья непрерывно эволюционировало другое правительственное учреждение Новгорода — власть князей, но лишь на рубеже XIV и XV вв. сформировался ее статус, характерный для последнего периода новгородской независимости.
В XIV— начале XV в., как и в ХП-ХШ вв., рубежи внутригородских раздоров в первую очередь разделяли жителей разных территориальных подразделений Новгорода. Вместе с тем со второй половины XIII в. наблюдается отчетливый рост социальной и политической активности новгородского «плебса» «меньших», «простой чади», «черных людей». Объединяясь по «сословному» признаку, «черные люди» осуществляли самостоятельные политические акции, шедшие вразрез как с принципами традиционного вечевого правопорядка, гак и с позицией социальных верхов Новгорода. Кроме того, выходцы из «плебейских» кругов устраивали несанкционированные законным общегородским вечем грабежи имущества новгородцев во время пожаров. Своей кульминации столкновения «сословий» достигают в событиях 1342 г. В более позднее время рознь между знатью и «плебсом» сказывается лишь косвенным образом. События Ц18 г. представляли собой ярчайший пример перерастания лично-бытового конфликта в городскую усобицу на фоне традиционных отношений вражды и соперничества между древними частями города. Обращает на себя внимание роль элементов языческого сознания в развитии внутренних коллизий в XIV —начале XV в. Языческое в своей основе понимание пожаров и стихийных бедствий, отношение к представителям соседских общин, традиции вражды и соперничества придавали социальной борьбе на берегах Волхова черты выраженного своеобразия.
Подъем социальной энергии «черных людей», питавший их «крамольные» действия внутри Новгорода и с 20-х годов XIV в. движение «ушкуйников», не получил продолжения. На рубеже XIV и XV вв. обусловленная им линия развития внутригородских конфликтов была блокирована стабилизацией новгородского общества и государства. Эта стабилизация связана с достигнутыми к указанному времени успехами в регламентации посадничества и с превращением новгородских бояр в крупных землевладельцев-феодалов. Новгородская земля стала феодальной республикой. Но победа боярской олигархии не означала ни фактической ликвидации, ни вырождения вечевого народовластия. Имея перед собой пример событий 1418 г. трудно говорить о том, что бояре «подмяли» под себя вече. Изобильная парадоксами новгородская история не делала исключающими друг друга понятия «вече» и «боярская олигархия». На вершинах городской власти бояре являлись представителями своих общин-корпораций, в которые они входили вместе с рядовыми горожанами, и боярское влияние в которых во многом зависело от традиции. Установлением боярской олигархии, конституировавшейся в форме территориально-представительной структуры, решалась давняя и важнейшая проблема вечевой общины как целого. Посадничество перестало быть «яблоком раздора» между частями города. Поэтому важно подчеркнуть общегородскую заинтересованность в реформах посадничества.
Политическая эволюция вечевого Новгорода была эволюцией древнерусской городской общины, изживавшей недостатки своей «дофеодальной демократии» и приспосабливавшейся к новым условиям, создаваемым процессом феодализации. В затронутом аспекте внутриполитическое развитие не подтачивало жизненные силы республики, приближая ее к краху, но стабилизировало ситуацию на берегах Волхова. К началу XV в. в Новгородской земле сложился особый тип феодального государства, сохранявшего не одну только видимость вечевого народовластия.
Вместе с тем традиционное для отечественной историографии последних десятилетий понимание феодализма по-прежнему, на мой взгляд, остается наиболее удачным в том смысле, что трудно все же представить себе феодальные отношения без крупного, прежде всего частного землевладения, без класса земельных собственников и зависимых от них крестьян. Нельзя любые средневековые отношения господства—подчинения интерпретировать как феодальные[11]. Являются принципиально верными наблюдения, согласно которым феодальное землевладение на Руси стало складываться сравнительно поздно (JI. В. Данилова, И. Я. Фроянов, В. Б. Кобрин)[12], и в Новгородской земле оно широко распространяется только к началу XV в. (Ю. Г. Алексеев, В. Ф. Андреев)[13].
Что же касается проблемы генезиса феодализма, в исторической науке она — одна из сложнейших. В. Б. Кобрин справедливо и образно отмечал в связи с этим, что вряд ли и «в отдаленном будущем будет раскрыта до конца... тайна феодального 14 первоначального накопления » .
Изучение социально-политической истории Новгорода XI —первой половины XV в. показывает, сколь видную роль играли в ней малые общины внутри городской общины Новгорода. Исследование «союзного государства Великого Новгорода» — федерации общин-концов позволяет предполагать особую роль этих общин и в процессе генезиса феодализма.
В современной историографии все более укореняется идея, согласно которой одним из путей феодализации было преобразование власти в собственность, растянувшееся на долгое время. Применяя эту идею к историческим реалиям вечевого Новгорода в первую очередь отметим, что в условиях древнерусского вечевого строя городская община занимала правящее положение в своей волости. Это положение не было раз и навсегда установленной системой. На протяжении XI-XV вв. данная система эволюционировала от политического верховенства города в земле в домонгольский период к его отчетливому привилегированному статусу в XV в., статусу, не исключавшему тех или иных противоречий с сельской округой и расхождений интересов между городской общиной и общинными структурами земли. По материалам XI-XV вв., в плане внутриполитического развития Новгорода видно, как городская община развивалась от борьбы сторон и концов к их относительному политическому единству, достигнутому на основе нараставшей регламентации общегородского политического устройства. Изученные материалы показывают также и то, что территориальные боярские кланы консолидировались в общегородскую корпорацию постепенно, к XV в. В связи с этим позволительно предположить, что изначально и фактический контроль за новгородскими землями, по крайне мере известной их частью, принадлежал не князю, не боярской корпорации как «верховным собственникам» и даже не Новгородской общине как целому, а отдельным малым общинам Новгорода—сторонам, затем концам. Издревле бояре управляли определенными территориями Новгородской земли как в первую очередь представители своих малых общин. В результате многовекового процесса, вполне проявившегося к рубежу XIV и XV вв., данные земли стали восприниматься и самими боярами, и рядовыми общинниками-новгородцами, и крестьянами-волощанами как боярская собственность.
Процессы генезиса феодализма начинаются, на мой взгляд, еще в XI-XII вв., в недрах той социальной структуры, которую А. И. Неусыхин удачно назвал «общинной без первобытности». Эти процессы, активизируясь в послемонголъское время, к рубежу XIV и XV вв. приводят к победе феодального землевладения в Новгородской земле. Завершение процессов генезиса феодализма происходит уже в рамках феодальной общественной системы.
Соотнося высказанные суждения о феодализме с теорией общественно-экономических формаций (обязательной в недавнем прошлом), прежде всего необходимо подчеркнуть, что «материалистическое понимание истории», составляющее сердцевину этой теории, ныне крупными специалистами (отнюдь не умаляющими его действительных достоинств) именуется «скорее, наброском, изложением концептуального замысла, чем основательно разработанной теорией, проверенной, подтвержденной, конкретизированной специальными историческими исследованиями». Таковы слова акад. Т. И. Ойзермана. Поскольку общество не существовало до человека, то независимая от его сознания и воли «объективная реальность» общественной жизни— в значительной мере условное понятие. В истории нет неизбежности, основанной на саморазвитии «материальных производительных сил».
«Формации» в этом контексте рисуются качественно особыми, устойчивыми состояниями общества, в которых различные сферы общественной жизни находятся в сложном («поливалентном») взаимодействии между собой. Причем в изучении истории «формационный» подход непременно должен дополняться «цивилизационным», и абсолютизация какого-либо одного из них стала бы ошибкой. В современной исторической и социально-философской литературе необходимость подобного дополнения обоснована, я считаю, в достаточной мере[14]. Какая бы судьба в конечном счете ни ожидала деление общественных отношений на «первичные» и «вторичные», на «базис» и «надстройку», как бы ни эволюционировало учение об общественных «формациях» (возможное и вне контекста марксизма)[15], и, в свою очередь, каким бы содержанием ни наделялось понятие «цивилизация», оба названных ракурса исторического анализа, обслуживая разные его задачи, должны быть востребованы наукой.
Феодализм в России был. И новейшие исследования позволяют по-новому подойти к вопросу о путях его генезиса и «новгородских» особенностях. На мой взгляд, намечаются объективные основания для сближения — в известных пределах, конечно, — различных концепций, существующих сегодня в отечественной историографии средневекового Новгорода. Если В. Л. Янин и его школа говорят о боярской корпорации, обладавшей к тому же правом «верховной собственности» на землю, а И. Я. Фроянов пишет о новгородском вече вообще, то мои исследования привлекают внимание к статусу и историческому значению малой общины внутри Новгорода, со всеми вытекающими отсюда следствиями. Небезынтересно отметить, что недавно в интернете появилась статья (А. Журавель. О школе И. Я. Фроянова: размышления о будущем, — http://www.hrono.ru/statii/2003/shkola.html), автор которой, к сожалению, пользовался только ранними моими публикациями и не был знаком с монографией и статьями последних лет. Тем не менее этот историк выделил мой подход как начало «сближения позиций внешне совершенно непримиримых оппонентов... Если В. Л. Янин и его последователи признают, что применительно к Новгороду речь должна идти не о боярских корпорациях, а о малых общинах, лишь возглавлявшихся боярами, а И. Я. Фроянов и его ученики поймут, что реально процесс преобразования власти в собственность начался еще в древнерусское время (хотя это очень трудно обнаружить в дошедших до нас источниках), то самый главный барьер, разделяющий противников, будет преодолен, и дело останется за малым —- выработкой адекватной теории... ». Разумеется, дело не «за малым» —все далеко не так просто. Но если новейшие исследования внесут новые начала в важную научную дискуссию — появится почва для некоторого удовлетворения.
А. Б. Петров (Санкт-Петербург, Россия)
Из сборника «ROSSICA ANTIQUA: Исследования и материалы», СПб., 2006
Примечания
'Платонов С. Ф. Великий Новгород до его подчинения Москве в 1478 г. и после подчинения до Ништадтского мира 1721 г. 2-е изд. Новгород, 1916. С. 5.
[2]Петров А.В. 1) От язычества к Святой Руси. Новгородские усобицы (к изучению древнерусского вечевого уклада). СПб., 2003; 2) Новгородские усобицы: возникновение и разрешение общественных конфликтов в вечевом городе (к изучению древнерусского народоправства): Автореф. дне. . .. д-ра ист. наук. СПб., 2004.
© А. В. Петров, 2006
[3]Пассек В. В. Новгород сам в себе // ЧОИДР. М., 1869. Октябрь — декабрь. Кн. 4. С. 1-2, 85,
90.
[4]Так утверждает современная персоналистская философия, сглаживающая методологические крайности недавнего прошлого. См. напр.: Козловски П. Прощание с марксизмом-ленинизмом:
О логике перехода от развитого социализма к этическому и демократическому капитализму: Очерки персоналистской философии. СПб., 1997. С. 85-86 и др.
[5]См., напр.: Мизес Л. фон. Теория и история: Интерпретация социально-экономической эволюции. М., 2001. С. 160-165, 267-269 и др.; Козловски П. Прощание с марксизмом-ленинизмом. С. 81-89 и др.
[6]А л е кс ее в Ю.Г. «К Москве хотим»: Закат боярской республики в Новгороде. Л., 1991. С. 15.
[7]См.: Янин В. Л., Зализняк А. А. 1) Берестяные грамоты из новгородских раскопок 1998 г. // ВЯ. 1999. №4; 2) Берестяные грамоты из новгородских раскопок 1999 г. // Там же. 2000. №2;
- Новгородские берестяные грамоты из раскопок 1998 г. // ВРАН. 2000. Т. 69. №7. С. 594-605; Янин В. Л. 1) У истоков новгородской государственности // Там же. 2000. Т. 70. №8. С. 675-681; 2) Как устроен «вечевой строй». Становление новгородской государственности // Родина. 2002. №11-12. С. 70-79; 3) У истоков новгородской государственности. Новгород, 2001.
[8]0 дуальной организации и ее значении в истории см.: Золотарев А. М. Родовой строй и первобытная мифология. М., 1964; История первобытного общества: Общие вопросы. Проблемы антропогенеза / Отв. редактор Ю. В. Бромлей. М., 1983. С. 172; Иванов В. В. 1) Дуальная организация первобытных народов и проблема дуалистических космогоний: Рец. на кн. А. М. Золотарева «Родовой строй и первобытная мифология* // СА. 1968. №4. С. 276-287; 2) Дуальные структуры в обществах: Стенограмма публичной лекции, прочитанной 1 сентября 2005 г. (http://www.polit.ru/lectures/2005/09/06/ivanov.html).
[9]Носов Б. Н. 1) Новгород и новгородская округа IX-X вв. в свете новейших археологических данных (к вопросу о возникновении Новгорода) // НИС. Л., 1984. Вып. 2 (12); 2) Новгородское (Рюриково) городище. Л., 1990; Янин В. Л., Зализняк А. А. Новгородские берестяные грамоты из раскопок 1998 г. С. 600.
[10]3олотарев А. М. Родовой строй и первобытная мифология. С. 291.
[11]См., напр.: Шапиро A. JI. О природе феодальной собственности на землю // ВИ. 1969. №12.
[12]Данилова JI. В. Дискуссионные проблемы теории докапиталистических обществ // Проблемы истории докапиталистических обществ. Кн. 1. М., 1968. С. 42-43; Фроянов И. Я. Киевская Русь: Главные черты социально-экономического строя. СПб., 1999. С. 292-294 и др.; Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневековой России. М., 1985. С. 32—47.
[13]Алексеев Ю.Г. Под знаменами Москвы: Борьба за единство Руси. М., 1992. С. 99; Андреев В.Ф. О генезисе феодальных отношений в Новгородской земле // Вестник Новгородского государственного ун-та. Сер. Гуманитарные науки. 1995. №2. С. 30.
[14]См.: Рейснер Л. И. Историческое общество как единство формационного и цивилизационного начал // Цивилизации. Вып. 1. М., 1992.
[15]См., напр.: Вильчек В. М. Прощание с Марксом (Алгоритмы истории). М., 1993.
