Показать все теги
В конце февраля 1783 года последний законный хан Крыма Шагин Герай отрекся от престола, а преемника российская власть выбрать не позволила. Уже 19(8) апреля Екатерина подписала Манифест о присоединении Крыма, который был обнародован Григорием Потемкиным в день принесения крымскими татарами присяги на верность дому Романовых 9 июля (28 июня) того же года. В документе, в частности, говорилось: «Возвращая жителям тех мест силою сего Нашего Императорского Манифеста таковую бытия их перемену, обещаем свято и непоколебимо за Себя и преемников престола Нашего, содержать их наравне с природными Нашими подданными, охранять и защищать их лица, имущество, храмы и природную веру, коей свободно отправление со всеми законными обрядами пребудет неприкосновенно, и дозволить напоследок каждому их состоянию все те прелести и преимущества, каковыми таковое в России пользуется». («О принятии полуострова Крымского, острова Тамань и всей Кубанской стороны, под Российскую Державу», 1783 г.)
Итак, крымских татар уверили в неприкосновенности их: а) личности, б) имущества и в) веры. Как думаете, сколько продержалось каждое из обещаний?
Неприкосновенность личности, к примеру, не соблюдалась вообще: «Сколько набережных деревень ни есть, в каждой деревне по 5-ти и по 10-ти арнаутов живут, из них едят и пьют, а ежели и денег понадобится им, и деньги берут (…) от чего тамошние деревенские жители несносную обиду имеют, даже друг до друга без билетов ходить не могут (…) чрез что в области никаких надобностей и нужд исправлять невозможно». (Письмо бахчисарайского кадия Мегмета-эфенди, октябрь 1783 г.)
Семья крымских татар. 1835. Раскрашенная гравюра
Арнауты – греки и албанцы, переселенные в Крым для охраны побережья, – вообще славились многочисленными притеснениями местного населения вплоть до убийств и похищений девушек.
«…бременем для туземцев была организация Балаклавского греческого батальона, которому поручена охрана морского берега. Греки принесли сюда из своего отечества сильный антимусульманский фанатизм и стали, благодаря этому, настолько неудобными соседями для татар, что те в значительном количестве случаев предпочитали удалиться». (Из воспоминаний путешественника Густава Олизара, 1825 г.)
Так же скверно дело обстояло с защитой имущества.
«Разъезжающие по делам военные насильственно без всякой платы забирают по области лошадей и подводы. Некоторых из старшин и бедных силою из домов выгоняют, и становят солдат, хозяева же на улице остаются. Недвижимое наше имение, сады и леса все вырублены, со всех лугов взяты сена без платежа. На пашнях хлеб стравлен и помят». (Прошение на имя Потемкина, 1784 г.)
Эстафету имущественного беспредела у военных переняли российские помещики, слетавшиеся на свободные крымские земли: «…некоторые помещики из Российских чиновников, коим внутри Тавриды розданы сады леса и земли, состоящие в чрезполосном владении с древними сея земли жителями татарами, имеющими собственные свои сады, леса, и земли, … таковых оные помещики понуждают выходить из селений и земель своих куда хотят; присваивая землю их себе». (Правитель Екатеринославского наместничества Иосиф Хорват, 20 (9) сентября 1796 г.)
«После присоединения полуострова во времена Потемкина, осталась в нем лишь беднейшая часть татарского населения, богачи же в значительном количестве эмигрировали в Турцию, бросив свои земли на произвол судьбы. Вследствие этого много бесхозяйных участков досталось в руки сподвижников и приятелей Светлейшего, новые же господа не всегда довольствовались подобным случайным приобретением и вообще не пренебрегали возможностью увеличить его. Пошли в ход процессы с соседями из татар, которых обвиняли в присвоении под шумок оставленного эмигрантами». (Из воспоминаний путешественника Густава Олизара, 1825 г.)
В общем, как подытожил один из европейских наблюдателей:
«Победители водворились на их место (татар), но не могут переносить здешний климат; земля вокруг них бесплодна, торговля в упадке, потому что их руки больше заняты защитою захваченной земли, нежели обработкой ее». (Из воспоминаний путешественника Жильбера Ромма, 1786 г.)
Ну и наконец, не в лучшем состоянии была защита обещанного Екатериной религиозного равноправия.
«Муллы, эфенди и шейхи, в настоящем положении татар лишаясь прежней у них доверенности, не преминут, конечно, в непросвещенном народе рассевать разные плевелы. …Чтобы отвратить и последнее влияние суеверного духовенства в народе и воспрепятствовать нарушению душевного их спокойствия, вашему превосходительству предписываю принять пристойные меры к удалению отсюда помянутых толкователей закона, особливо же неминуемо тех, которые уже запримечены в развратных внушениях». (Ордер Григория Потемкина, июнь 1787 г.)
Во исполнение этого приказа в феврале 1788 года был произведен ряд арестов «неблагонадежных» мулл, о чем был извещен Потемкин. К рапорту прилагался вопрос по искоренению «рецидивов» в будущем: «не повелено ли будет ... всех без изъятия мулл, а из простых татар десятого человека по жребию, изобличенных в преступлении, наказав плетьми в тех селениях, где учинено преступление, выслать со всеми их семействами во внутренние провинции?». (Рапорт Василия Коховского, февраль 1788 г.)
Итак, ни личность, ни имущество, ни вера крымских татар не остались в неприкосновенности уже в первые годы российского владычества над Крымом. В результате – вынужденная эмиграция и превращение коренного народа за полтора столетия из абсолютного большинства в меньшинство у себя дома.
Сергей Громенко, крымский историк, сотрудник Украинского института национальной памяти
Крым.Реалии
