ГлавнаяМорской архивИсследованияБиблиотека












Логин: Пароль: Регистрация |


Голосование:


Самое читаемое:



» » » Из практики первых лет Главлита
Из практики первых лет Главлита
  • Автор: Malkin |
  • Дата: 24-09-2014 23:03 |
  • Просмотров: 2370

Создание Главлита — Главного управления по делам литературы и издательств — (в соответствии с декретом СНК РСФСР от 6 июня 1922 г.) знаменовало начало принципиально нового этапа в развитии государственной цензуры. В ее организации использовался богатый до­революционный опыт.1 Первоначально создание цензуры в советской России аргументировалось необходимостью охраны государственных и военных секретов. С началом осуществления новой экономической политики, допущения частного предпринимательства, создания част­ных издательств, большевистское руководство страны было озабочено необходимостью предотвратить усиление иного идеологического воз­действия на население — помимо обязательного, официально предпи­санного — материалистического, марксистского, коммунистического. В резолюции XI съезда РКП(б) «О печати и пропаганде» зафиксирова­на решимость партийного руководства противопоставить росту буржу­азного влияния на трудящиеся массы энергичную политработу, агита­ционную и пропагандистскую.2

До образования Главлита роль цензора исполнял Политотдел Го­сиздата (Государственного издательства, ГИЗа), созданного в соот­ветствии с постановлением ВЦИК от 20 мая 1919 г., — как «единого государственного аппарата печатного слова», состоящего при Нар- компросе. Руководство Госиздатом вначале было поручено В. В. Во­ровскому. С 1921 г. его возглавлял О. Ю. Шмидт (будущий акаде­мик, знаменитый исследователь Арктики). В Госиздат вошли суще­ствовавшие ранее государственные и кооперативные издательства. «Урегулированию и контролю» Госиздата подлежала «Издательская деятельность всех ученых и литературных обществ, а равно всех про­чих издательств». Председатель руководящего органа Госиздата — редакционной коллегии — назначался Советом народных комисса­ров, по представлению Наркомпроса, и утверждался ВЦИКом.3

Быстро развернуть издательскую деятельность большого объема Го­сиздат быш не в состоянии — из за бедственного состояния отечествен­ной полиграфии. В мае 1919 г. М. Горький предложил В. Воровскому организовать печатание книг за границей — так как в России такой воз­можности нет. Воровский идею одобрил, но просьба Госиздата о соот­ветствующем финансировании не была поддержана Наркоматом внеш­ней торговли.4 Однако в дальнейшем правительству все же пришлось рассматривать возможности использования зарубежных издательских предприятий. 27 апреля 1920 г. Совнарком принял постановление: «Впредь до восстановления полиграфической промышленности и до­статочного снабжения ее бумагою признать необходимым печатание за границей наиболее важных для страны изданий». К выяснению конк­ретных условий такой деятельности привлекался «особый отдел ВЧК в лице тов. Менжинского».5 Предполагалось за пять месяцев 1921 г. от­печатать в Австрии, Германии, Латвии, Литве, Швеции, Эстонии более 10 млн. книг — около 150 млн. печатных листов. Но достаточные сред­ства на выполнение этого обширного плана не были выделены, и в ко­нечном счете он не был реализован.6 А в октябре 1922 г. последовало постановление Совнаркома — «Ввиду тяжелого положения русской полиграфической промышленности» — всем государственным учреж­дениям и предприятиям обеспечить заказами именно отечественные типографии, «издавать необходимую им литературу исключительно в России через Государственное издательство, при помощи кооператив­ных или частных издательств, а также своими средствами».7

Базовым аргументом в распоряжениях Госиздата была забота об экономичном расходовании материальных ресурсов. 16 марта 1921 г. он постановил: «В целях урегулирования и налаживания печатного дела в РСФСР» — «вся газетная и печатная и бумага, находящаяся в типографиях, состоит на учете Госиздата и его местных органов и может быть расходуема только с разрешения органов Госиздата». Бо­лее того — ни одна работа (за исключением технических — печата­ния типографских бланков, канцелярских форм и пр.) не могла осу­ществляться без разрешения органов Госиздата.8

Госиздату поручалась ответственная роль в политическом контроле за деятельностью частных издательств — в соответствии с декретом СНК от 12 декабря 1921 г. они могли создаваться только с его разрешения, а все организованные ранее подлежали перерегистрации. Ни одна книга не могла выйти в свет без разрешения органов Госиздата, или (на мес­тах, где таких органов не было), — губернских политико-просветитель­ных комитетов. Нарушение этого правила каралось конфискацией из­даний и привлечением издателя к суду. Издательства были обязаны: вносить в контролирующий орган один довоенный рубль с каждого печатного листа рукописи; отдавать ему бесплатно 1 % издания (но не менее 10 экземпляров); половину этого количества получал Госиздат.9 Все издательства должны были также незамедлительно (в течение трех суток по выходе первых экземпляров издания) отсылать в Российскую центральную книжную палату безвозмездно по 25 экземпляров любых изданий — не только книг, журналов, газет, но и плакатов, листовок, инструкций, циркуляров, объявлений, открыток, карт, нот и т. д. Сверх этого СНК обязал все издающие учреждения отсылать по одному эк­земпляру всех изданий (не только общего, но и специального, и сек­ретного характера) в Библиотеку Государственного Румянцевского му­зея (с 1925 г. — Библиотека им. В. И. Ленина).10

Госиздат обладал правом контролировать не только издание ли­тературы, но и ее закупки у частных и кооперативных издательств, а также у заграничных. Специальным циркуляром от 1 июня 1922 г. за подписью заведующего Госиздатом О. Ю. Шмидта предписывалось все закупки производить исключительно через Главное управление Госиздата — «дабы иметь возможность контролировать таковые на основе хозяйственной целесообразности».11 Отметим последователь­ность в аргументации — очевидная политическая направленность объясняется мотивами сугубо материального свойства.

 Контроль за изданием и закупками литературы был одной из фун­кций Госиздата; впоследствии для реализации контроля в полном объеме создавались специальные структуры. В феврале 1922 г. Нар- компрос начал формировать губернские политические комиссии по делам печати.12 6 июня 1922 г. декретом СНК РСФСР был создан орган, для которого всесторонний политический контроль был глав­ной обязанностью, — Главлит. Он был наделен весьма широкими полномочиями. Ему поручался надзор за деятельностью издательств (начиная с разрешения на их открытие), контроль всей книжной про­дукции, библиотечных фондов, литературы, поступающей из других стран, театрального репертуара и т. д. Вначале заведующим Главлита был назначен председатель редколлегии Госиздата Н. Л. Мещеря­ков. Преемственность функций была очевидной. Вскоре руковод­ство Главлитом было поручено коммунисту с большим опытом ре­волюционной и литературной работы — П. И. Лебедеву-Полянско- му.13 Для фильтрации литературы, поступающей из-за рубежа, в составе Главлита был учрежден иностранный отдел; в губерниях со­здавались местные отделения Главлита — гублиты.

Формирование государственной системы политического контро­ля происходило в сложнейшей экономической и социальной ситуа­ции. Одним из тяжких губительных последствий гражданской вой­ны был подрыв базы народного образования, науки. Вся сфера куль­туры испытывала острейший книжный голод. С началом первой мировой войны погромщиками были уничтожены типографии, скла­ды, магазины немецких издателей, чрезвычайно много сделавших для развития русской культуры. В период гражданской войны прекрати­ли работу, как и другие промышленные предприятия, многие типо­графии — ввиду недостатка энергоснабжения, нехватки квалифици­рованных рабочих, материального обеспечения. Имеющиеся ресур­сы использовались приоритетно для печатания агитационной литературы, листовок, правительственных декретов, распоряжений ор­ганов центральной и местной власти, военного командования и т. д. Почти не издавались учебные пособия, научная литература.14

По свидетельству современника (Петроград, дневниковая запись от февраля 1920 г.): «С книгами вакханалия. Книг нет. А те, что про­даются еще кое-где — безумно дороги».15 Декретом Совнаркома от

20  апреля 1920 г. (подписанным В. И. Лениным), «все запасы книг и иных печатных произведений (за исключением библиотек), принад­лежащие как частным лицам, так равно кооперативным и всяким другим организациям и учреждениям, а равно и муниципализиро­ванные Советами <...>», объявлялись собственностью государства — национализировались. Все виновные в сокрытии запасов книг и иных печатных изданий (частные лица, кооперативные организации, до­мовые комитеты, представители комитетов рабочих и служащих) дол­жны были предаваться суду.16 Вскоре (5 мая) последовал новый дек­рет, в котором разъяснялось, что книжные запасы Петрограда и Москвы имеют общегосударственное значение, и потому они подле­жат учету Московской центральной комиссией Народного комисса­риата просвещения.17 Очевидно, в соответствии с этими декретами государственные библиотеки пополнялись в основном «за счет на­ционализированных фондов» — т. е. изданий, изъятых у прежних владельцев — отдельных лиц и общественных организаций.18

С введением нэпа массовый читатель, страдавший от резкого и все нараставшего снижения уровня жизни, озабоченный поддержа­нием своего элементарного существования, не получил возможно­сти свободно покупать продукцию частных и кооперативных изда­тельств. К. Чуковский записал в дневнике 22 декабря 1922 г.: «Книж­ная торговля никогда не была в таком упадке, как теперь. Книг выходит множество, а покупателя нет».19

В годы войны нарастал отрыв российских научных и учебных уч­реждений от других стран, не было взаимного обмена информацией, литературой, прекратилось личное общение. В апреле 1918 г. прези­дент Академии наук А. П. Карпинский обратился в СНК с письмом, где говорилось о насущных нуждах Академии и других ученых уч­реждений и обществ. В числе основных вопросов были: невозмож­ность печатать труды российских ученых и продолжать регулярный учет опубликованного из-за бедственного состояния типографий и Книжной палаты, отсутствие у Академии средств на закупку изда­ний, в частности — «обширной периодической и непериодической литературы 1917 г.».20

Работники науки и просвещения пытались найти выход из создав­шегося катастрофического положения. В январе 1920 г. Юрий Влади­мирович Готье (историк, директор библиотеки Румянцевского музея) подал председателю Государственного ученого совета при Наркомпро- се,21 заместителю наркома просвещения М. Н. Покровскому доклад­ную записку, в которой обосновывал необходимость покупать книги за границей. Подразумевалась литература, выпущенная за рубежом, преимущественно на русском языке. Идея была встречена благосклон­но, словами, — что да, настало время готовиться к таким покупкам. В феврале Готье записал в своем дневнике, что вопрос о поездке для закупки книг за рубежом обсуждался в Наркомпросе, и к нему было «отношение самое предупредительное. Видимо, в этом учреждении же­лают, чтобы иностранные книги приезжали в Москву». Однако его оп­тимизм оказался преждевременным: через месяц он узнал, что «<...> вопрос о поездке за границу безвозвратно отложен впредь до того, как будут налажены сношения по внешней торговле».22 Очевидно, перво­начальное «благожелательное отношение» подверглось в правящих структурах существенным коррективам, стало элементом организаци­онной активности высших государственных органов. В 1920 г. Науч­но-технический отдел (НТО) ВСНХ неоднократно обращался в Со­внарком с ходатайствами о посылке представителей в Европу для за­купки новейшей иностранной литературы. В Берлине было учреждено заграничное бюро НТО — Бюро иностранной науки и техники (БИНТ).23 Комиссия по приобретению книг за рубежом была созда­на осенью 1920 г. при Наркомпросе.24 В октябре 1920 г. наркомат внеш­ней торговли передал государственным библиотекам книги, закуплен­ные в Англии по инициативе полпреда и торгпреда Л. Б. Красина.

Действия государственных органов были необходимы, но явно не систематичны, недостаточны. Ученые проявляли растущее беспокой­ство по поводу затянувшегося отрыва от международной научной сре­ды. 25 февраля 1920 г. президиум Государственного рентгенологиче­ского и радиологического института принял решение ходатайствовать перед Наркомпросом о командировании за границу президента ин­ститута М. И. Неменова и заведующего Физико-техническим отделом А. Ф. Иоффе для приобретения аппаратов, приборов, реактивов и литературы, поступления которой из-за рубежа не было с 1918 г.25 В ноябре 1920 г. руководство Академии наук обратилось в СНК с на­поминанием о необходимости «<...> принять меры к восстановлению научного общения между Россией и Западом», доставки научных книг и материалов из-за границы в Россию и из России за границу — «<...> эта связь при исключительной и полной интернационализации науки имеет для нее решающее значение».26 В начале 1921 г. по ходатайству Академии наук были командированы в Германию для закупки книг, журналов, новейших оптических и физических приборов директор Го­сударственного оптического института Д. С. Рождественский, акаде­мики А. Ф. Иоффе и А. Н. Крылов, а также сотрудники Политехни­ческого института и Главной физической обсерватории.27

Деятели науки и культуры, для которых отчуждение от современно­го европейского книжного рынка было особенно чувствительно, ста­рались использовать любую возможность, собственными силами, при содействии советских торговых и дипломатических представительств за рубежом пополнить библиотеки — свои и государственные. Сотруд­ники Академии наук, направленные ею в 1918—1919 гг. с научными це­лями в Швецию и Германию, смогли приобрести там и направить в Россию большие партии книг. Пополнению академических книжных фондов содействовал академик Ф. И Щербатской, в 1920 г. находив­шийся в длительной зарубежной командировке. Большую партию книг послал в Россию английский писатель Г. Уэллс.28 В 1920 г. О. А. Доби- аш-Рождественская была командирована в Париж и Берлин для отбо­ра литературы, особенно — специальной исторической, справочников, редких изданий; собранные ею ценные материалы поступили в Пуб­личную библиотеку.29 Известный художник, искусствовед И. Э. Гра­барь и директор Румянцевского музея А. К. Виноградов, направленные в начале 1921 г. в Ригу для участия в конференции, обсуждавшей судь­бу культурных ценностей, перемещенных в годы войны из Польши, все свободное время отдавали обследованию книжных магазинов. В янва­ре 1921 г. Грабарь написал: «Мы <...> такую облаву учинили на все без исключения книжные магазины Риги, что после нас ничего не оста­нется. Я беру подряд все, что выходило нового с 1914 г. по искусству, а он [Виноградов] по наукам — истории, физике, математике, химии, тех­нологии, и пр.»30 Особенно успешными были приобретения немецких изданий («<...> мне удалось по разным магазинчикам наскрести изряд­ное собраньице всего того, что вышло по искусству в Германии за 1914—21 годы, и даже главным образом за 1920 и 1921 годы»31). Обсле­довав книжный рынок Риги, неутомимый Грабарь расширил арену по­исков. В феврале 1921 г. он написал: «Я заказал непосредственно в Гер­мании <...> много таких книжных новинок, которые тут не удалось по­лучить и таким образом книжный голод в области искусства надеюсь утолить».32 А. К. Виноградов сообщал директору библиотеки Румян­цевского музея Ю. В. Готье: «Я закупил все, что можно было из налич­ных запасов Риги: крупнейшие и важнейшие работы по всем отраслям, вышедшие за 1920,1921 годы <...> удалось собрать небольшую коллек­цию русских книг, изданных в Берлине и Стокгольме — несмотря на то, что в Риге трудно получать деньги даже при согласии Москвы <...> трудно посылать книги в Россию ввиду невыясненного международ­ного торгового положения <...> еще труднее обстоит дело с тепереш­ней выпиской книг не немецких: нельзя добыть валюту, нет журналов, а потому дело зависит не столько от обычной сноровки, сколько от зна­комства с тактическими особенностями нашего времени. Лучше всего, конечно, ехать в Лейпциг или в Берлин с огромными миллионами <...>».33 Необходимых миллионов не было у академика В. И. Вернад­ского. Он писал А. Е. Ферсману из Парижа 25 апреля 1923 г.: «<...> я почти не покупаю книг — не по средствам».34

Благодаря стараниям Красина и Виноградова библиотека Румян­цевского музея в 1921—1922 гг. получила зарубежные издания: Соко­лов Н. А. «Убийство царской семьи» (Берлин, 1921); Смоленский С. «Крымская катастрофа (записки строевого офицера)» (София, 1921); изданный И. В. Гессеном «Архив русской революции», т. I. (Бер­лин, 1921); Соколов К. Н. «Правление генерала Деникина (Из вос­поминаний)» (София, 1921); Андреев Л. «Дневник сатаны» (Гель­сингфорс, 1921); Милюков П. Н. «История второй русской револю­ции» т. I. (София, 1921); Граф С. Ю. Витте «Воспоминания», т. I. «Царствование Николая II» (Берлин, 1922); Czernin Ottakar. «Im Weltkrieg» (Berlin & Wien. 1919); Kleinwachter Friedrich S. C. «Der Untergang der osterreichisch-ungarischen Monarchie» (Leipzig, 1920); Ludendorf Erich von. «Kriegserinnerungen» (Berlin, 1919).35

В апреле 1921 г., т. е. почти через полтора года после первой ини­циативы Ю. В. Готье библиотека Румянцевского музея начала полу­чать русскую зарубежную печать — книги и журналы. Эта тенденция поддерживалась руководством Наркомпроса — в мае 1921 г. нарком А. В. Луначарский в письме своему заместителю Е. А. Литкенсу тре­бовал обеспечить снабжение иностранной литературой Публичную библиотеку36 — оказывается, в ней отсутствуют книги, которые суме­ли приобрести «ничтожные библиотеки и частные лица <...>. Из всех первых очередей самая первая очередь для Петроградской публич­ной библиотеки, главного нашего книгохранилища, которым самым широким образом пользуются все».37

О понимании правительством назревшей проблемы ивтоже время о стремлении решать ее исключительно под собственным контролем свидетельствует инициатива, проявленная в мае 1921 г. Управляющий делами Совета народных комиссаров Н. П. Горбунов направил в Нар- компрос письмо, в котором ему (Наркомпросу) предлагалось внести на заседание СНК вопрос о централизации закупки политических, науч­ных и технических книг за границей. Имелось в виду приобретение ли­тературы пяти видов: «1) Белогвардейская (представляющая чрезвычай­ный интерес для нас); 2) Научная; 3) Техническо-административная; 4) Художественная; 5) Партийная». Особо оговаривалась необходимость «<...> недопущения всякого рода залежей книг на складах», чтобы они были «доступными для широкого круга читателей <...>».38

В июне 1921 г. проблема централизованной закупки книг за ру­бежом рассматривалась на самом высоком уровне. Декретом СНК за подписью В. И. Ленина при Наркомпросе учреждалась Цент­ральная междуведомственная комиссия по закупке и распростра­нению иностранной литературы («Коминолит»);39 председателем комиссии в августе 1921 г. был назначен О. Ю. Шмидт — заведую­щий Госиздатом. Таким образом, в одних руках концентрировался контроль и за издательской деятельностью в стране, и за поступле­нием литературы из-за рубежа. Коминолиту поручалось «<...> по­лучение из-за границы всякого рода литературы, необходимой для РСФСР по всем отраслям знания, в первую очередь вышедшей на­чиная со второй половины 1914 г.». Подчеркивалась, что вся загра­ничная литература должна сосредоточиваться «в соответствующих научных учреждениях и библиотеках».40 Таким образом ограничи­вался круг имеющих реальную возможность работы с зарубежными изданиями и упрощался контроль их местонахождения и конкрет­ной, индивидуальной востребованности.

Коминолиту были даны широкие полномочия, согласованные с дру­гими властными структурами. На первый план выдвигалась отработка процесса контролирования направлявшейся из-за рубежа литературы. Получение адресатами зарубежной периодической печати разрешалось исключительно в соответствии с утвержденными Коминолитом спис­ками, которые он сообщал другим заинтересованным ведомствам: Все­российской чрезвычайной комиссии, Народному комиссариату инос­транных дел, Народному комиссариату почт и телеграфов. Намерева­ющиеся действовать в обход установленных правил предупреждались: «Все учреждения и лица, закупающие и получающие из-за границы литературу, помимо указанного настоящим декретом порядка подле­жат законной ответственности». В. И. Ленин, видимо, рассчитывал, что Коминолит будет способствовать преодолению информационного от­рыва России от Зарубежья — в определенных рамках и правилах. 30 сен­тября 1921 г. он написал в Коминолит о необходимости наладить регу­лярное получение зарубежных периодических изданий и сосредоточить все заграничные новейшие технические и научные журналы и книги за 1919—1921 гг. в специальных библиотеках — что могло означать за­боту о сохранности изданий, их систематизации в интересах специа­листов, но также и возможность допуска к ним ограниченного, конт­ролируемого контингента читателей.41

В период деятельности Коминолита проходила проверку попыт­ка получения книг непосредственно от отдельного зарубежного из­дательства. В ноябре 1921 г. берлинское книжное издательство «Зна­ние» проявило инициативу, направленную на налаживание деловых контактов с советской Россией. В письме, адресованном в Управле­ние делами СНК, издательство просило о содействии в деле осве­домления русских читателей о направлении его работы — публика­ции научно-популярной литературы, серий «Литературная библио­тека», «Детская библиотека». Подтверждая серьезность своих намерений, издательство прислало образцы продукции: Собрание стихотворений А. В. Кольцова, Русские сказки А. Н. Афанасьева, практическое руководство Л. Грейца «Электричество». В ответном письме, направленном в «Знание» 30 января 1922 г., управделами СНК Н. П. Горбунов одобрительно отозвался о присланных издани­ях и высказал пожелание, чтобы издательство в первую очередь за­нялось печатанием серии практических руководств для ознакомле­ния русского рабочего «<...> с новейшими техническими приемами и методами, а также орудиями производства западноевропейской и американской техники. В книжках этих должны быть изложены опытные и практические знания, которые обычно являются достоя­нием и секретом мастеров». Горбунов подчеркивал, что «<...> по­требность в таких книжках в России сейчас очень велика».42

Просуществовал Коминолит недолго — он был расформирован Декретом СНК от 2 февраля 1922 г. Одновременно в Берлине было создано специальное бюро для централизованной закупки книг. В пер­вой половине 1922 г. при его посредстве было закуплено значитель­ное количество литературы (по медицине, естествознанию, соци­альным наукам), изданной в 1914—1920 гг., — более 20 тыс. экземп­ляров книг, около 4 тыс. комплектов журналов.43

Поток иностранной литературы — почтой, посылками, в лич­ном багаже и т. д. — направлялся в Россию преимущественно через Петроград, поэтому первостепенную роль в деле цензуры зарубеж­ных книжных поступлений играл именно петроградский (с января 1924 г. — ленинградский) гублит. Его иностранный отдел начал ра­ботать в июне 1923 г. Вначале его работа разворачивалась медленно. Первые полгода в штате отдела был только один штатный политре- дактор (цензор), обязанный просматривать всю литературу, посту­пающую из-за рубежа. Затем политредакторов стало двое; работали они в помещении политконтроля ОГПУ (Объединенного государ­ственного политического управления при Совете народных комис­саров СССР). В случаях большого скопления литературы или полу­чения литературы на языках, которыми политредакторы не владели, им на помощь выделялись ответственные партийные работники.44

Работа политредакторов оплачивалась полистно. Объем работы по­стоянно возрастал, отпущенных на нее средств подчас нехватало, вып­латы нередко задерживались. Функции политредакторов становились все более ответственными, сложными, многообразными. Им поручался не только контроль поступающей литературы. Они должны были так­же просматривать и утверждать списки, представленные учреждения­ми и отдельными лицами на предмет выдачи разрешений на выписку иностранной литературы. Кроме того, им поручался просмотр и ут­верждение списков иностранных книг, которые следовало изъять из книжных магазинов по представлениям Политконтроля ОГПУ; для этого они должны были проверять литературу на месте — в магазинах. Инструкция Главлита, разосланная всем его местным органам в нояб­ре 1922 г., ставила перед ними задачу осуществлять цензуру по всем направлениям — военному, идеологическому, политическому и т. д.; они должны были составлять списки произведений, запрещенных к выходу в свет и распространению. Эту ответственную работу — в орга­нах цензуры — по требованиям партийного руководства надлежало поручать исключительно членам коммунистической партии.45

По итогам цензорской проверки литература делилась на три кате­гории: а) разрешенная; б) запрещенная; в) разрешенная только для индивидуального пользования. Последняя категория первоначально применялась довольно широко, затем — все более ограниченно, толь­ко в отношении специальных научных изданий; художественная ли­тература и периодика, как правило, сюда не включались.

В конце 1922 г. Иностранный отдел Главлита предъявил первые впечатляющие результаты своей работы. В декабре его работниками был составлен список книг, выпущенных иностранными издатель­ствами, просмотренных за период с 10 сентября по 1 декабря 1922 г. и не допущенных к ввозу в СССР. В нем было 234 названия книг на русском языке и 81 — на иностранных. В аналогичном списке толь­ко за декабрь 1922 г. было 113 названий — объем просмотренного и запрещенного явно нарастал. Среди публикаций на русском языке были: сочинения Н. Гумилева, 3. Гиппиус, А. Н. Толстого, И. Се­верянина, И. Соколова-Микитова, Тэффи, И. Шмелева, А. Белого, М. Волошина, Саши Черного, Б. Пильняка, В. Немировича-Дан­ченко, Ф. Сологуба, М. Цветаевой, Л. Шестова, И. Эренбурга, Г. Ман­на, Байрона, Боккачо. Не пропускались шесть книг А. Амфитеатро­ва и выпущенные двумя издательствами Берлина работы И. Васи­левского (Не-Буквы) о воспоминаниях графа Витте и о Николае II. В списке запрещенных были также письма В. Г. Короленко А. В. Лу­начарскому, шесть книг воспоминаний генерала П. Н. Краснова, вос­поминания Н. Карабчевского, письма императрицы Александры Фе­доровны Николаю II, семь книг А. Ремизова. В числе не допущен­ных книг на немецком языке — сочинения Макса Адлера, Карла Каутского, О. Шпенглера; не были разрешены к ввозу: изданная в 1913 г. в Риге работа Ю. Гачека «Общее государственное право», опуб­ликованные в Париже — «Очерки русской смуты» А. Деникина и книга Дионео «Англия. 1914—1919», вышедшие в Праге две книги Ф. В. Тотомианца о кооперации, напечатанные в Константинопо­ле воспоминания П. Н. Раковского «В стане белых (от Орла до Но­вороссийска)», выпущенная издательством «Русская мысль» (Бел­град) работа Ф. А. Щербины «Законы эволюции и русский больше­визм», сборник «Поэзия революционной Москвы» (под редакцией Э. Эренбурга) и мн. др.46

В середине июля 1923 г. Главлит разослал инструкцию, содержав­шую пространный перечень характеристик неугодной в советской Рос­сии литературы. Предписывалось не допускать к ввозу в страну: все произведения, враждебные советской власти и коммунизму, проводя­щие чуждую пролетариату идеологию, «пытающиеся в художествен­ной форме исказить лицо нашей революционной общественности», враждебные марксизму, книги идеалистического, не материалистиче­ского направления, религиозные, мистические; сочинения, возбужда­ющие национальный фанатизм; детскую литературу, содержащую эле­менты буржуазной морали, с восхвалением старых бытовых условий, патриотизма, религиозных суеверий; не допускались сочинения контрреволюционеров, погибших в борьбе с советской властью, ок­руженных ореолом мученичества; в разряд запрещенных включа­лись музыкальные произведения, имеющие монархический или ре­лигиозный характер, географические карты, календари с церков­ными праздниками.47

Запрещена была к ввозу — независимо от содержания — литерату­ра, выпущенная за рубежом издательствами, связанными материально с русскими белогвардейскими организациями или политическими груп­пами («Слово», «О. Дьякова», «Обелиск», «Медный всадник», «Русь»), продукция религиозных, обществ, союзов, издательств (YMCA48).

Не допускались все произведения печати, подрывающие путем кон­куренции или нарушения монополии интересы Госиздата или других советских издательств. Специально подчеркивалось требование недо­пущения в страну изданных за рубежом произведений русских клас­сиков — поскольку на их публикацию установлена государственная монополия. Основанием для запрета могло быть и нарушение Поста­новления Совнаркома от 11 октября 1922 г. «О воспрещении госу­дарственным учреждениям и предприятиям издавать необходимую им литературу за границей», принятого в интересах поддержки оте­чественной полиграфии.49

Не разрешался ввоз изданий, использовавших отмененные в СССР правила — систему метрических мер и старую орфографию, в их чис­ле — учебники, календари, справочники и т. п. Исключение допуска­лось лишь для сугубо научных изданий. Остальную литературу мож­но было пропускать только после предварительного просмотра.50

Наиболее интенсивный поток литературы устремлялся в Россию из Германии. В специальной справке, составленной иностранным отделом Главлита, отмечалось, что это было результатом взаимодей­ствия многих факторов: наибольшего сосредоточения в Германии русской интеллигенции и русских капиталов, географической бли­зости к России, благоприятным соотношением валютного курса в пользу германского экспорта, высоким техническим уровнем печат­ного дела, дешевизной изданий. В составленной Главлитом характе­ристике книгоиздательского дела в Германии констатировалась ак­тивная роль русской эмиграции.51

Более 60-и германских издательств, адресовавших литературу в Россию, базировались во многих городах страны, крупных и мелких. В этом списке — Тюбинген, Дрезден, Мюнхен, Ульм, Бреслау, Иена, Гамбург, Штутгарт, Франкфурт, Эссен, Бремен и др. Главным цент­ром издания литературы на русском языке был Берлин. Многообраз­на была тематика и жанры издававшейся литературы. Выпускались книги по философии, экономике, политике, истории, исследования в разных областях науки, культуры, мемуары, стихи, проза, ноты.52

К литературе, изданной в Германии, в СССР проявлялось самое пристальное внимание. Не допускались к ввозу и распространению в стране книги всех германских издательств, имевших своей маркой города русские и германские одновременно (Берлин — Москва, Бер­лин — Петроград и т. п.). Объяснение: для недопущения контрабан­ды, ибо такая марка могла ввести в заблуждение пограничные та­можни, заставляя предполагать, что эти издательства имеют офици­альную легальную связь с СССР. На этом основании в начале 1923 г. не разрешалась к ввозу вся продукция издательств: «Гржебин» (Пет­роград — Москва — Берлин), «Петрополис» (Петроград — Берлин), «Эпоха» (Петроград — Берлин), «Геликон» (Москва — Берлин), «Све- тозар» (Петроград — Берлин), «Возрождение» (Москва — Берлин), «Русское музыкальное издательство» (Берлин — Петроград — Моск­ва ), «Оренштейн» (Киев — Лейпциг).53

Параллельно с детализацией правил запрета на ввоз литературы иногда допускались послабления по отдельным позициям. В декабре

1922  г. были несколько расширены возможности научных учрежде­ний получать выпущенные в других странах книги и журналы — ре­шением Совнаркома РСФСР им было предоставлено право непо­средственного обмена научной литературой с научными учрежде­ниями других стран, без просмотра их органами цензуры, получения зарубежных изданий — но не более трех экземпляров.54 В августе

1923  г. циркуляром Главлита были разрешены к повсеместному рас­пространению в СССР отдельные некоммунистические английс­кие, французские, немецкие периодические издания, в их числе: «Frankfurter Zeitung», B. Z. am Mittag, «Berliner Tageblatt», «Fossische Zeitung», «Bersen Zeitung». Но и эти издания обязательно просмат­ривались в иностранном отделе Главлита, их разрешалось пропус­кать лишь «<...> при отсутствии в них особо безобразных и вред­ных статей о советской России и коммунистическом движении», — и только в этом случае они разрешались к свободной продаже. Учи­тывалось, что эти издания стоят на платформе буржуазной госу­дарственности, их допуск обусловлен исключительно соображени­ями политической целесообразности, а их недопущение могло бы повредить отношениям советской республики с заграницей. Но все же даже из вышеуказанных изданий надлежало не допускать к рас­пространению отдельные номера с особо злостными и резкими вы­падами против коммунизма, «высмеивающие революционное стро­ительство в СССР».55

Особое внимание проявлялось к специальной литературе, в ка­кой-либо степени затрагивавшей внутренние проблемы СССР, его экономику, принципы ее организации. Не мог увидеть советский читатель опубликованные за границей исследования отечественных и зарубежных ученых, касающиеся развития кооперации, налого­вой системы, земледелия и землевладения. Так, не были пропуще­ны: К. Каутский. «Социализация сельского хозяйства» (Университет­ское издательство. Берлин, 1921); А. И. Чупров. «Мелкое земледелие. Его основные нужды» («Слово». Берлин, 1921); М. И. Туган-Баранов- ский. «Социальные основы кооперации» («Слово». Берлин, 1921); С. Н. Прокопович. «Крестьянское хозяйство» («Кооперативная мысль». Берлин, 1924); Н. Макаров. «Организация сельского хозяйства» (YMCA—Press. Берлин, 1924).

Безусловно под запретом были острые политические сюжеты. Не были допущены: напечатанная в Берлине книга С. Д. Войтинского с предисловием К. Каутского о суде над эсерами в Москве («12 смерт­ников»), сочинение И. Майорова «Теория и практика советского строя» («Скифы». Берлин — Милан), брошюра В. Соколова с обзо­ром состояния науки в советской России (Университетское издатель­ство. Берлин, 1921) и другие, в которых содержались неугодные вла­сти оценки советской действительности.

Не были допущены к ввозу в СССР многие издания трудов из­вестных русских ученых — историков, экономистов, философов и др. В их числе: Зворыкин Н. Н. «Крушение золото-валютной систе­мы» («Пресса». Берлин, 1922); Н. М. Книпович. «Каспийское море и его промыслы» («Гржебин». Берлин — Петроград — Москва, 1923); С. Ф. Платонов. «Прошлое русского севера». («Обелиск». Берлин, 1924). Оперативно отреагировала цензура на фундаментальный труд А. А. Чупрова «Курс политической экономии» («Товарищество Гликс- ман». Берлин), выпущенный в 1924 г. — он был в запретительном списке, составленном в феврале этого года.

Настороженное отношение было работам русских ученых, ока­завшихся по разным причинам за рубежом, особенно — высланных в

1922 г. Информация о их жизни и работе была под запретом. Не была пропущена книга: А. Каминка. «Труды русских ученых за границей» («Слово», Берлин). В списках не допущенных — Н. Бердяев. «Фило­софия неравенства» («Обелиск». Берлин, 1923); Л. Карсавин. «Фило­софия истории». («Книгоиздательство писателей». Берлин, 1923); Б. Бруцкус. «Экономия сельского хозяйства». («Кооперативная мысль». Берлин, 1923); не было разрешения на ввоз продукции риж­ского издательства «Гликсман» (1923 г.): И. Озеров. «Основы финан­совой науки», И. Покровский. «История римского права», Тютрю- мов И. М. «Законы гражданские», т. I и II, Шершеневич Г. «Курс торгового права», т. I, II, III, Н. А. Холодковский «Учебник зооло­гии и сравнительной анатомии», работы Г. Челпанова: «Введение в философию», «Учебник логики», «Учебник психологии», С. Н. Ре­форматский. «Начальный курс органической химии»; не были про­пущены напечатанные в Праге работы С. Ф. Платонова «Смутное время» и «Борис Годунов», а также: В. Розенберг «Из истории рус­ской печати», барон Б. Э. Нольде «Петербургская миссия Бисмарка (1859—1862)» и другие издания; не получил разрешения на ввоз труд П. Н. Милюкова «История второй русской революции», выпущен­ный русско-болгарским издательством «София».56

Долог и труден был путь трудов российских ученых к отечествен­ному читателю. Некоторые все же проникали на родину разнообраз­ными окольными путями, единичными экземплярами, поступали в крупные библиотеки. Иные через некоторое время получали разре­шение на ввоз. Но прошли многие десятилетия, прежде чем они ста­ли свободно издаваться и распространяться в России.

Общий запрет на продукцию отдельных издательств облегчал и упрощал работу цензоров. Не было необходимости вникать в содер­жание публикаций. Мотивы идеологического характера были в ос­нове запрещения литературы, выпускаемой на немецком языке не­мецкими издательствами (Teosophisches Verlaghaus, Philosophish- Anthroposophischer Verlag, Internationale Bucherei «Der Kommende Tag»). Она вся не допускалась в страну, хотя, очевидно, могла пона­добиться только весьма небольшому кругу специалистов, в совер­шенстве владеющих немецким языком и профессионально интере­сующихся проблематикой изданий. Не пропускались изданные на немецком языке книги по истории, философии, социологии, психо­логии, педагогике, религии, теории народного хозяйства, междуна­родным отношениям, литературоведению, рабочему движению, пра­ву, медицине, гигиене. Как исключение была разрешена книга по истории социализма — с пояснением, что она «может служить посо­бием для рабочих клубов».57

К советскому читателю не допускалась литература как широко­го теоретического плана, так и специально учебная, и общеобразо­вательная, популярная, и конкретно предметная, полезная в раз­ных сферах индустриального и ремесленного труда и в обыденной жизни, изучении родного и иностранных языков, в практических работах в домашнем и сельском хозяйстве и т. д. В числе запрещен­ных особенно много изданий с маркой «Гржебин» (Берлин — Пет­роград — Москва), среди них: В. Н. Тонков. «Руководство нормаль­ной анатомии человека», В. Любименко «Курс общей ботаники», О. Д. Хвольсон «Популярные статьи и речи», В. Владимирцов «Чингис-хан», О. А. Добиаш-Рождественская «Как люди научились счи­тать время», С. А. Жебелев «Демосфен», Н. О. Лернер «Белинский», Б. Н Меншуткин «Зинин», Е. Радлов «Чарльз Диккенс» и др. Вни­мательно следили цензоры и за продукцией издательства YMCA- Press (Берлин—Прага) — не были разрешены выпущенные им кни­ги: проф. Балдин. «Двигатели внутреннего сгорания», М. Головиз- нин «Проволочные телеграфы, телефоны и сигнальные аппараты», Г. Глиноецкий «Гражданская архитектура. Конструктивная часть», Э. Норрис, К. Смит «Практическая арифметика». Не получил со­ветский читатель ряда изданных в Германии популярных практи­ческих руководств для изучения иностранных языков и выпущен­ного берлинским издательством «Шпрингер» двухтомного «Спра­вочника по машиностроению» (автор — проф. Дуббель) и многих других полезных книг, необходимых организаторам производства, инженерам и медикам, учащим и учащимся.

Основной поток выпущенной за рубежом литературы, предна­значенной русскому читателю, останавливался у советского кордо­на усилиями органов цензуры. Они действовали в соответствии с политическими установками большевистского руководства страны, но вопреки стремлениям деятелей науки и образования, в противо­речии с истинными гражданскими потребностями общества.

А. П. Купайгородская

Из сборника «РОССИЯ В XX ВЕКЕ», изданного к 70-летию со дня рождения члена-корреспондента РАН, профессора Валерия Александровича Шишкина. (Санкт-Петербург, 2005)

Источники

См.: Блюм А. В. За кулисами «министерства правды». Тайная история со­ветской цензуры. 1917—1929. СПб., 1994.

КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 9-е изд. Т. 2. М., 1984. С. 323.

3СУ. 1919. №20. Ст. 344.

4    Архив А. М. Горького. Т. XIV. Неизданная переписка. М., 1976. С. 98—99.

5    Издательское дело в первые годы Советской власти (1917—1922). М., 1972. С. 73.

6    История книги в СССР. Т. 1. 1917-1921. М., 1983. С. 199-200.

7       Декрет СНК от 11 октября 1922 г. // СУ. 1922. № 65. Ст. 840.

8       Известия. 1921, 16 марта.

9       СУ. 1921. №80. Ст. 685.

10    Там же. 1922. №2. Ст. 37.

11    Издательское дело в первые годы Советской власти.... С. 127.

12    ЦГАИПД СПб. Ф. 16. Оп. 10. Д. 10435. Л. 156-158.

13    Зеленов М. В. Главлит и историческая наука в 20-30-е годы // Вопросы истории. 1997. № 3. С. 22.

14    М. М. Пришвин записал в дневнике 3 декабря 1919 г., что на собрании деревенских учителей, обсуждавших способы ликвидации безграмотности, пред­лагалось делать азбуку из бересты, писать углем на струганых дощечках. — При­швин М. М. Дневники. М., 1990. С. 107-108.

15    Князев Г. А. Из записной книжки русского интеллигента (1919-1922 гг.) / Подготовка текста и комментарии А. В. Смолина // Русское прошлое. Истори­ко-документальный альманах. Кн. 5. СПб., 1994. С. 179.

16    Декреты Советской власти. Т. 8. (апрель — май 1920 г.) М., 1976. С. 59-60.

17    Там же. С. 157-158.

18    Из отчета Публичной библиотеки за 1923 г. // История библиотечного дела в СССР. Документы и материалы. Ноябрь 1920-1929. М., 1979. С. 162.

19    Чуковский К.Дневник 1901-1929. М., 1991. С. 225.

20    Известия РАН. VI серия. № 14. 1918. С. 1397-1399.

21    Государственный ученый совет (ГУС) был учрежден декретом СНК от 4 февраля 1919 г. для осуществления реформы высшей школы; впоследствии был включен в Академический центр — руководящий идеологический орган Нар- компроса.

22    Готье Ю. В. Мои заметки. М., 1997. С. 381-382.

23    Шишкин В. А. Советское государство и страны Запада в 1917-1923 гг. Очерки истории становления экономических отношений. Л., 1969. С. 422-423.

24                         По-видимому, эффективность ее работы была недостаточна. В апреле 1923 г.

В.  И. Вернадский в письме А. Е Ферсману из Парижа выражал недоумение, почему до России не доходят книги, которые были выписаны по его заказам через представителей Наркомпроса. (Письма В. И. Вернадского А. Е. Ферсману. / Сост. Н. В. Филиппова. М., 1985. С. 108). Но возможно также, что в процесс вмешался набравший силу Главлит.

25    Организация науки в первые годы советской власти (1917-1925). Сборник документов. Л., 1968. С. 372.

26  . Там же. С. 376.

27    Крылов А. Н. Мои воспоминания. Л., 1979. С. 241.

28    Иоффе А. Е. Международные связи советской науки, техники и культуры. 1917-1932. М., 1975. С. 45, 47-48.

29    Ершова В. М. О. А. Добиаш-Рождественская. Л., 1988. С. 75.

30    Игорь Грабарь. Письма. 1917-1941. М., 1977. С. 43.

31    Там же. С. 44.

32    Там же. С. 49.

33    Готье Ю. В. Мои заметки. Приложения. С. 550-551.

34    «Письма В. И. Вернадского А. Е. Ферсману...». С. 108.

35    Впечатления от чтения этих книг Ю. В. Готье отразил в своем дневнике за 1920-1921 гг. («Мои заметки...». С. 424, 427, 460, 461, 465, 468, 470, 477, 479, 511).

36    Имелась в виду Публичная библиотека в Петрограде, — с 1932 г. — Госу­дарственная публичная библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щедрина (ГПБ), с 1992 г.— Российская национальная библиотека (РНБ).

37    ГАРФ. Ф. 2306. Оп. 2. Д. 684. Л. 18.

38    История СССР. 1965. № 2. С. 88.

39    СУ. 1921. №51. Ст. 285.

40    Известия ВЦИК. 1921, 23 июня.

41    Ленин В. И.Полн. собр. соч. Т. 53. С. 228-229.

42    Горбунов Н. П. Воспоминания. Статьи. Документы. М., 1986. С. 218.

43    Иоффе А. Е. Международные связи советской науки, техники и культуры. С. 82.

44    ЦГАИПД СПб. Ф. 16. Оп. 10. Д. 10435. Л. 37-38.

45    ЦГАЛИ СПб. Ф. 31. Оп. 2. Д. 1. Л. 82.

46    Там же. Л. 13 - 14; Д. 6. Л. 1-4 об.

47    Там же. Д. 9. Л. 93.

48    YMCA (Young Men Christian Association) — христианское молодежное объе­динение, благотворительная организация, активно помогавшая русской эмигра­ции; в 1921 г. создавшая одноименное издательство.

49    СУ. 1922. № 65. Ст. 840.

50    Печатание книг по старой или новой орфографии не было формальным моментом — ту или другую сознательно и демонстративно использовали про­тивники советской власти или сочувствующие ей.

51    ЦГАЛИ СПб. Ф. 31. Оп. 2. Д. 13. Л. 3; См.: Русский Берлин. 1921-1923. Париж. YMCA-Press. 1983; Раев М. Россия за рубежом. История культуры рус­ской эмиграции. 1919 - 1939. Пер. с англ. М., 1994; Костиков В. В. Не будем проклинать изгнанье... (Пути и судьбы русской эмиграции). М., 1990.

52    ЦГАЛИ СПб. Ф. 31. Оп. 2. Д. 6. Л. 7-8.

53    Там же. Д. 9. Л. 17.

54    Издательское дело в первые годы советской власти. 1917-1922. Сборник документов и материалов. М., 1972. С. 140-141.

55    ЦГАЛИ СПб. Ф. 31. Оп. 2. Д. 9. Л. 12.

56    Там же. Д. 6. Л. 8-439.

57    Там же. Д. 9. Л. 9.

 

Читайте также: