Показать все теги
Следующая глава
Вернуться к оглавлению
19. Большая свадьба
В «Аль-Каиде» редкие события становились достоянием общественности, но бен Ладен любил праздники. Он объявил о свадьбе своего семнадцатилетнего сына Мохаммеда и Хадии, четырнадцатилетней дочери Абу Хафса. Она была тихой, неграмотной девушкой, и женщины удивлялись, о чем Мохаммед и Хадия могут говорить друг с другом. Они могли только представить, какой сюрприз их ожидает в первую брачную ночь, ибо сексуальные вопросы вообще редко обсуждались, тем более с детьми.
По этому случаю бен Ладен снял большой зал, бывший кинотеатр (все они были закрыты «Талибаном»), в пригороде Кандагара и пригласил пятьсот гостей. (Женщины располагались в специальном помещении вместе с юной невестой.) Шейх начал празднование с чтения длинной поэмы, извинившись за то, что это творение принадлежит его секретарю. «Я всего лишь, как знает большинство наших братьев, воин слова»,- сказал он сдержанно. В поэме было упоминание о подрыве «Коула»:
Эсминец, способный запугать даже храбрых,
Наводивший страх в гавани и открытом море,
Вошел в воды, охваченный высокомерием, надменностью и разбойничьей силой.
Но ты медленно был предан року.
Ты был ведом огромной иллюзией,
Ожидая маленькую лодку, взорвавшую тебя на волнах.
Две телекамеры записывали это событие, но бен Ладен не был удовлетворен результатами. Зная, что поэма будет передана по арабским спутниковым каналам и записана на пропагандистские видеокассеты, он распорядился снова установить камеры и на следующее утро продекламировал ее второй раз. Он даже расставил перед собой своих сторонников, которые громко аплодировали, как если бы сотни гостей все еще находились в зале. Поиск собственного образа дошел до того, что он попросил одного из репортеров, у которого был цифровой фотоаппарат, сделать другой снимок, потому что шея получилась «слишком полной». Он подкрасил свою бороду, чтобы скрыть седину, но не смог спрятать темные круги под глазами, свидетельствовавшие о его тревоге и бессонных ночах.
Двенадцатилетний Хамза, единственный сын от любимой жены, также читал поэму на свадьбе. У него были длинные черные ресницы и худое лицо, как у отца. Он носил белый тюрбан и камуфляж. «Какое преступление мы совершили, что были вынуждены оставить нашу страну? - вопрошал он торжественно. - Мы будем вечно сражаться с кафирами».
«Аллах акбар!» - закричали люди в ответ. Тогда он начал читать нараспев:
Наши люди восстали, наши люди восстали.
Мы не хотим снова вернуться в наше отечество.
Мы не смоем позора иначе, чем кровью и огнем.
Вперед!
Вперед!
После молитвы второй половины дня был сервирован обед: мясо, рис и томатный сок. Такая экстравагантность была в духе бен Ладена. Некоторые гости находили, что угощение весьма примитивно.
«Ешьте, ешьте, - кричал он гостям, которые чистили апельсины для юного жениха. - У них впереди долгая ночь». Люди отметили, насколько улыбка сына похожа на отцовскую. Они танцевали и пели много песен, воодушевляя юношу одобрительными возгласами. Затем посадили жениха в автомобиль, который отвез его в семейные покои на первую брачную ночь.
Через несколько месяцев после инаугурации Джорджа Буша Дик Кларк встретился с Кондолизой Райс, советником по национальной безопасности администрации Буша, и попросил ее сместить его с этой должности. В тот момент новая команда только вступала во власть, и становилось понятно, что борьба с терроризмом не является для нее приоритетной. Когда Кларк в январе впервые доложил об угрозе, которую представляет бен Ладен и его организация для Соединенных Штатов, Райс дала ему понять, что вообще ничего не слышала об «Аль-Каиде». Она несколько обескуражила Кларка, показав, что координатор по борьбе с терроризмом должен вести себя как помощник, а не как главное лицо. Кларк сделал акцент на стратегию поддержки Ахмада Шаха Масуда и Северного Альянса в борьбе против «Талибана» и «Аль-Каиды», но Райс сказала, что администрации нужна более широкая стратегия, которая могла бы привлечь на свою сторону некоторых противников «Талибана» из числа пуштунов. Но планирование растянулось на несколько месяцев, без каких-либо сдвигов. «Может быть, ей нужно что-либо менее навязчивое», - размышлял Кларк, но его ирония была напрасной. Райс и ее заместитель Стивен Хэд попросили его остаться на посту до октября. За это время он должен был найти «кого-нибудь подходящего» себе на замену.
«Есть только один человек, который может подойти на эту должность», - сказал Кларк.
О’Нейл рассматривал работу Кларка как самое желанное место для себя. Предложение пришло как раз в тот момент, когда он был разочарован странной реакцией правительства на терроризм и беспокоился о собственном будущем. Он всегда вынашивал две мечты: стать заместителем директора ФБР в Вашингтоне или стать во главе нью-йоркского управления. Фри уходил в отставку в июне, поэтому на самом верху освобождались вакансии; но расследование инцидента с пропажей портфеля серьезно подорвало его шансы. Как новый национальный антитеррористический глава он мог бы реабилитировать себя лично. Кроме того, он надеялся, что таким образом сможет управлять не только ФБР, но и ЦРУ.
С другой стороны, эта должность не сулила финансового благополучия: в Белом доме платили столько же, сколько и в ФБР. Но расследование Министерства юстиции нанесло сокрушительный удар. В дополнение к прежним долгам он теперь был еще должен своему адвокату восемьдесят тысяч долларов, больше, чем он приносил домой в год.
Все лето Кларк вел переговоры с О’Нейлом, который никак не мог принять решение. Джон обсуждал предложение с друзьями, но тревожился, когда думал о том, какова будет реакция на это штаб-квартиры ФБР. Он позвонил Кларку в приступе беспокойства и сказал, что люди в ЦРУ знают, что он обдумывает это предложение. «Скажите им, что это неправда», - попросил он Дика. Джон был уверен, что если об этом уже знают в ЦРУ, то рано или поздно узнают в ФБР. Кларк с готовностью позвонил одному из своих друзей в ЦРУ и сказал, что в этот момент действительно рассматривает претендентов на замещение своей должности, но кандидатуру О’Нейла уже отверг, хотя тот все еще находится в списках. Джон также доложил обо всем Мауну, сказав, что все равно не принял бы этого предложения, что это очередная «утка», но тем не менее намекнул Мауну, что не прочь в принципе занять место Кларка.
Деньги были главной проблемой, но О’Нейл - будучи ветераном службы в ФБР - также понимал злобу, с какой властные люди в Вашингтоне встретили бы новость о его новом назначении. Предложение Кларка было заманчивым, но сулило неприятности.
На протяжении нескольких лет Завахири вел затяжную борьбу с некоторыми людьми в «Аль-Джихаде», которым не нравились его отношения с бен Ладеном. Он с презрением относился к тем членам «Аль-Джихада», которые обвиняли его в том, что он отсиживался в Европе. Они называли его «горячим революционным борцом, ставшим холодным как лед после жизни в спокойствии и роскоши». Все больше его бывших союзников, разочарованных и деморализованных годами изгнания, становились сторонниками инициативы исламистских лидеров, находящихся в заключении в Египте и предложивших одностороннее прекращение огня. Другим соратникам надоело жить в примитивных условиях Афганистана. Поэтому как организация «Аль-Джихад» уже фактически распалась, Завахири отвергал даже мысль о переговорах с египетским режимом или Западом.
В один из трагических моментов Завахири сложил с себя обязанности эмира «Аль-Джихада», но без него организация просто поплыла по течению. Несколько месяцев спустя его преемник также оставил свой пост, и Завахири был вынужден вернуться. Согласно показаниям по делу албанской ячейки, около сорока членов организации находились вне территории Египта, а внутри страны движение было вырвано с корнем. «Аль-Джихад» умер, вместе с мечтой, вдохновлявшей Завахири с юношеских времен. Египет был потерян навсегда.
Конец наступил в июне 2001 года, когда «Аль-Каида» окончательно поглотила «Аль-Джихад», создав формально новую организацию под названием «Каида Аль-Джихад». Это название отражало тот факт, что египтяне все еще составляли внутреннюю группу; среди девяти членов руководящего совета неегиптян было только трое. Но все-таки эта организация принадлежала бен Ладену, а не Завахири.
Естественно, что доминирование египтян вызывало недовольство, особенно среди саудитов. Бен Ладен пытался ослабить напряженность, объяснив, что вынужден содержать так много египтян, потому что им некуда деваться, они не могут вернуться домой без риска быть арестованными. Они, как и он, были людьми без отечества.
Бен Ладен обратился к Завахири и египтянам с особым заданием. Он поручил им убить Ахмада Шаха Масуда. Командир Северного Альянса представлял единственную значимую силу, которая препятствовала «Талибану» установить полное господство в Афганистане. Худой и экстравагантный Масуд был талантливым тактиком и мог соревноваться с «Талибаном» в жестокости. Теперь, когда «Талибан» и «Аль-Каида» стали союзниками, Дик Кларк и другие видели в Масуде последний шанс решить проблему бен Ладена руками самих афганцев.
Масуд был энергичным партнером. Он сам стал ревностным исламистом, его жена носила паранджу, а его войска неоднократно устраивали самую настоящую резню. Как и его соперники, он, вероятно, тоже содержал свое воинство за счет торговли опиумом. Масуд говорил на рудиментарном французском, который изучал в высшей школе в Кабуле, и был известен своей любовью к персидской поэзии, благодаря чему виделся цивилизованной альтернативой клерикальному режиму. В феврале вандалы из «Талибана» разгромили кабульский музей и принялись разрушать художественное наследие по всей стране: в марте они с помощью танков и управляемых ракет разрушили две колоссальные статуи Будды в провинции Бамиан, которые наблюдали за Шелковым путем на протяжении пятнадцати веков. На фоне падения репутации «Талибана» в глазах мировой общественности Масуд смотрелся весьма выгодно.
На волне возросшего авторитета в апреле 2001 года Масуд обратился к Европейскому парламенту в Страсбурге. Он говорил об опасности, что представляет «Аль-Каида» для всего мира. Он также сообщил официальным лицам США, что «Аль-Каида» готовит террористический акт против Америки, который затмит взрывы посольств в Восточной Африке.
В июле Завахири составил письмо на плохом французском языке, якобы от имени Исламского наблюдательного центра в Лондоне. Он просил разрешения для двух журналистов взять интервью у Масуда. К письму была приложена персональная рекомендация Абдула Расула Сайяфа. Разрешение было обещано.
Америку предупреждал не только Масуд. В дополнение к восторженной болтовне о готовящейся диверсии, которую удалось перехватить АНЬ («демонстративно», «вторая Хиросима»), разведывательные службы арабских стран, имевшие больше осведомителей, передавали не менее тревожные сигналы. Египетский президент Хосни Мубарак предупредил Соединенные Штаты, что террористы планируют совершить покушение на президента Буша в Риме, «используя самолет, начиненный взрывчаткой», на его пути в Геную для участия в саммите «большой восьмерки». Итальянские власти распорядились установить зенитные ракеты. Министр иностранных дел правительства «Талибана» Вакиль Ахмед Мутавакиль конфиденциально сообщил в американское генеральное консульство в Пешаваре и представительство ООН в Кабуле, что «Аль-Каида» планирует разрушительную диверсию в Соединенных Штатах. Он опасался, что американский ответный удар может разрушить всю страну. Приблизительно в то же самое время иорданской разведке удалось установить кодовое название предстоящей операции - «Большая свадьба», о чем она сообщала в Вашингтон. В культуре смертников день их мученической смерти сравнивается с днем свадьбы, когда они встретятся с гуриями обещанного рая.
Бен Ладен решил взять себе еще одну жену, пятнадцатилетнюю девушку из Йемена по имени Амаль аль-Сада. Один из телохранителей бен Ладена отправился в горный город Ибб, чтобы заплатить калым в размере пяти тысяч долларов. По словам Абу Джандаля, свадьба была
пышным празднеством. «Песни и веселье чередовались с автоматными очередями в воздух».
Хотя брак выглядел политическим соглашением между бен Ладеном и важным йеменским племенем, с целью способствовать притоку добровольцев из Йемена, остальные жены бен Ладена были этим недовольны, и даже собственная мать гневно осудила Усаму. Два сына бен Ладена, Мохаммед и Отман, ругали Абу Джандаля: «Зачем ты привез нашему отцу девочку наших лет?» - недовольно спрашивали они. Абу Джандаль оправдывался, что он даже не знал, что деньги, которые он вез, были предназначены для калыма, он думал, что это средства для очередной акции с участием мучеников.
Найва, первая жена бен Ладена, как раз в это время решила уйти от него. Родив одиннадцать детей за двадцать семь лет брака, она решила вернуться в Сирию, взяв с собой дочерей и больного сына Абдул-Рахмана. Человек, за которого она выходила замуж, был не моджахедом и не международным террористом, а богатым саудовским юношей. Она была вправе ожидать, как жена бен Ладена, жизни в богатстве, путешествиях, высшем обществе. Ее существование должно было быть легким - со слугами, бунгало на берегу моря, яхтой и, возможно, апартаментами в Париже. Вместо этого она провела жизнь в скитаниях, изгнании и иногда просто в нищете. Она многим пожертвовала, но теперь, по крайней мере, была свободна.
29 мая 2001 года федеральный суд Манхэттена признал четырех человек виновными во взрыве американских посольств в Восточной Африке. Но это была лишь первая часть списка из двадцати пяти террористов, проходивших по делу, обвинителем по которому выступали прокурор Южного округа Нью-Йорка Мэри Джо Уайт и ее помощники Кеннет Карас и Патрик Фитцджеральд. Борьба с исламским терроризмом началась в 1993 году после взрыва бомбы во Всемирном торговом центре. Восемь лет спустя этот приговор был единственной победой, которую одержала Америка благодаря напряженной деятельности нью-йоркского управления ФБР, и особенно команды 1-49.
О’Нейл внимательно наблюдал за заключительными доказательствами и после приговора тронул за плечо Стива Г одена. Г оден был тем самым агентом, сумевшим расколоть Мохаммеда аль-’Овхали, желавшего оказаться в Америке. О’Нейл обнял Годена и сказал, что у него есть подарок. «Я посылаю тебя в языковую школу в Вермонте. Ты будешь там изучать арабский язык».
У Годена закружилась голова.
«Ты думаешь, что борьба уже закончилась? - продолжал О’Нейл. - Помнишь, что сказал тебе ’Овхали? Он сказал: «Мы хотели взорвать вас вовне, чтобы вы не заметили, как мы окажемся внутри».
О’Нейл понимал, что уголовное преследование было единственным средством общения с терроризмом, но оно очень ограниченно, особенно когда противник обладает сложной иностранной сетью, состоящей из умелых идейных добровольцев, желающих пожертвовать жизнью. Но когда Дик Кларк во время проведения серии арестов в 2000 году сказал ему: «Мы собираемся убить бен Ладена», О’Нейл с ним не согласился. Хотя «Аль-Каида» бросила гораздо более дерзкий вызов закону, чем мафия, борьба с ней с помощью военных ударов и покушений, разработанных ЦРУ, не давала ничего, кроме увеличения симпатий к бен Ладену в глазах его почитателей. Но двадцать пять обвиняемых были настоящим достижением, продемонстрировавшим способность и целостность американской системы правосудия. Однако ревностная конкуренция среди правительственных учреждений и отсутствие настойчивости в штаб-квартире ФБР привели к тому, что команда 1-49 в Нью-Йорке не располагала важнейшей информацией о том, что опасность уже проникла в страну.
Когда дело о взрыве посольств было рассмотрено, почти все восемнадцать боевиков, угнавших самолеты 11 сентября, уже прибыли в Америку. Приблизительно в то же время Том Уилшир, представитель ЦРУ в отделе по борьбе с терроризмом ФБР, изучал связь между Халедом аль-Мидхаром и Халладом, одноногим организатором подрыва «Коула». Из-за сходства имен в ЦРУ думали, что это один и тот же человек, но благодаря расследованию Али Суфана стало известно, что Халлад был членом службы безопасности бен Ладена. «О’кей. Это важно, - отметил Уилшир в своем рапорте, посланном по электронной почте в Антитеррористический центр ЦРУ. - Это киллер высокого класса, который срежиссировал диверсию на «Коуле» и, вероятно, взрывы посольств в Африке». Уилшир уже знал, что Наваф аль-Хазми был в Соединенных Штатах и что Хазми и Мидхар путешествовали вместе с Халладом. Он также узнал, что у Мидхара была американская виза. «Это определенно плохо», - решил Уилшир. Он попросил разрешение передать эту важнейшую информацию в ФБР. Но начальство не ответило на запрос.
Тем летом Уилшир попросил, чтобы аналитику ФБР Маргарет Гиллеспи, аккредитованной при Антитеррористическом центре ЦРУ, дали разрешение на доступ к материалам о встрече в Малайзии «в ее свободное время». Документы были предоставлены только в конце июля. Уилшир так и не раскрыл информацию о том, что участники той роковой встречи уже находятся на территории США. Фактически он не способствовал расследованию, несмотря на его собственную озабоченность тем, что внутри Америки готовится «вторая Хиросима».
Уилшир не хотел знать того, что уже знало ФБР. Он дал Дине Кореи, второму аналитику ФБР, работавшей при штаб-квартире ФБР, три фотографии, сделанные тайно во время встречи в Малайзии, чтобы показать некоторым сотрудникам 1-49. Там были запечатлены Мидхар, Хазми и человек, похожий на Кусо. Уилшир не объяснил Кореи, почему были сделаны эти снимки, но был вынужден сказать, что одного человека на фотографиях зовут Халед аль-Мидхар. В то время Гиллеспи изучала базу данных «Интерлинк» с целью найти сведения о встрече в Малайзии, но ЦРУ не посылало никому сведений о прибытии Хазми в страну и наличии визы у Мидхара. Информация о событиях, приведших к встрече в Малайзии, отслеживалась АНБ, нотам была внутренняя инструкция, что разведывательными данными не следует делиться со следователями по уголовным делам, поэтому никаких данных в базе «Интерлинк» не было.
11 июня второй куратор ЦРУ Кларк Шэннон вместе с Мэгги Гиллеспи и Диной Кореи отправились в Нью-Йорк, чтобы поговорить со следователями. Суфан тогда был за границей. Встреча с нью-йоркскими агентами ФБР началась утром с расспроса о прогрессе в расследовании. На это ушло три или четыре часа. В конце концов, приблизительно в два часа дня, Шэннон попросил Кореи показать фотографии ее коллегам. Это было три высококачественных снимка скрытой камерой. На одном из фото, сделанном из-за угла дома, были изображены Мидхар и Хазми, стоящие возле дерева. Куратор хотел знать, знакомы ли эти люди следователям и есть ли на этих фотографиях Кусо.
Агенты ФБР хотели знать, кто эти люди и где и когда были сделаны фотографии. «А есть ли у вас другие?» - спросил один из агентов. Шэннон отказался отвечать. Кореи пообещала, что «через несколько дней или недель» она попытается получить разрешение на доступ ко всей информации, но пока не может форсировать события. Обстановка накалилась; участники стали кричать друг на друга. Агенты ФБР понимали, что ключ к разгадке преступлений находится прямо перед ними, но ничего не могли сделать, чтобы вытянуть информацию из куратора ЦРУ и своих собственных аналитиков, за исключением одного. Кореи в конце совещания назвала имя Халеда аль-Мидхара.
Стив Бонгардт, бывший морской летчик и выпускник Аннаполиса, состоявший в команде 1-49, попросил куратора сообщить дату рождения и паспортные данные Мидхара. Имя само по себе мало что значило, его было недостаточно, чтобы задержать этого человека при въезде в Соединенные Штаты. Бонгардт только что вернулся из Пакистана со списком из тридцати человек, подозреваемых в сотрудничестве с «Аль-Каидой». В списке были указаны даты рождения. Он передал список в Государственный департамент, чтобы воспрепятствовать проникновению этих людей в страну. Это была стандартная процедура, первое действие, которое должен был совершить каждый следователь. Но куратор ЦРУ отказался предоставить дополнительную информацию.
Можно было бы представить совсем другую встречу, на которой куратор ЦРУ разрешил бы раскрыть важнейшие обстоятельства поездки Мидхара в Соединенные Штаты, его звонки на коммутатор «Аль-Каиды» в Йемене, его связь с Хазми, уже находившимся в Америке; их сотрудничество с «Аль-Каидой» и с Халладом. Картина, которая была бы тогда положена на стол нью-йоркского управления, содержала бы не только ответы на вопросы, кто организовал диверсию на «Коуле», но и более важную информацию, что «Аль-Каида» уже в Соединенных Штатах и готовит новую акцию.
Существовала четвертая фотография со встречи в Малайзии, но куратор ФБР ее не показал. Это был снимок Халлада. Следователи по делу «Коула» уже знали, кто он такой. У них была заведена особая папка на него, и его имя было названо большому жюри, чтобы завести на него уголовное дело. О’Нейл потребовал эту фотографию и всю информацию о Халладе и его сообщниках у Маргарет Грэм, главы нью-йоркского отделения ЦРУ, располагавшегося в одной из башен Всемирного торгового центра. Если бы ЦРУ передало фотографию, то у угонщиков самолетов не было бы шансов.
Тем временем Мидхар вернулся в Йемен и направился в Саудовскую Аравию, где, вероятно, собрал вместе остальных угонщиков самолетов и помог им выехать в США. Два дня спустя после скандальной встречи куратора ЦРУ с командой 1-49 Мидхар получил новую американскую визу в консульстве в Джидде. 4 июля Мидхар благополучно прибыл в Нью-Йорк.
Встреча 11 июня стала кульминацией ненормальных тенденций в правительстве США. Всегда существовали определенные законодательные барьеры, препятствовавшие распространению информации. По закону - пункт 6Е Федеральных правил уголовного делопроизводства - информация, исходящая из свидетельств в большом жюри, считается секретной. ФБР, руководствуясь этим правилом, вообще наложило запрет на передачу следственных материалов кому-либо. Каждое утро в компьютере Дика Кларка появлялась по крайней мере сотня сообщений из ЦРУ, АНБ и других разведывательных подразделений, но ФБР никогда не распространяло подобную информацию. Пункт 6Е также означает, что агент не может говорить об уголовных делах с коллегами, занимающимися разведкой, - даже если они работают в одной и той же команде.
Но до начала второго срока президентства Клинтона информация, полученная в результате разведывательных операций, особенно если она имела отношение к криминалу, могла быть свободно передана следователям по уголовным делам. И это было существенно. Агенты, работавшие в здании № 26 на Федерал-плаза, могли часто подниматься в особо секретную комнату и читать распечатки переговоров, перехваченных АНБ, и разведывательные сводки ЦРУ. Такое сотрудничество помогло разоблачить шейха Омара Абдул-Рахмана, например. Подслушивающие устройства, установленные в его квартире, записали разговор, в котором он дал приказ произвести террористическую атаку на Нью-Йорк. Но не все полученное в результате разведывательных операций можно было раскрыть в суде. Нельзя было ставить под удар источник подобных сведений.
Министерство юстиции в 1995 году провозгласило новую политику регулирования информационного обмена между агентами и обвинителями по уголовным делам. Штаб-квартира ФБР неправильно интерпретировала данную директиву, думая, что она означает смирительную рубашку для их следователей. Всех предупредили, что передача агентурной информации следователям по уголовным делам будет означать для оперативного сотрудника конец карьеры. Секретный суд в Вашингтоне, созданный в соответствии с Законом о наблюдении за иностранными разведками (ЗНИР) от 1978 года, стал арбитром в рассмотрении дел, когда информация «вышла за стены». Путаница, царившая в ФБР, и инерция мышления позволяли постепенно сужать поток важнейшей информации, который поступал в команду 1-49.
ЦРУ охотно воздвигло барьер, отделивший его от ФБР. Принципы, использованные куратором ЦРУ на совещании 11 июня, заключались в том, чтобы делать выводы, не называя агентам имен лиц, изображенных на фотографиях. Это было своеобразным компромиссом, чтобы защитить «конфиденциальные источники и методы». Источником сведений о встрече в Малайзии был телефон в Йемене, принадлежащий Ахмеду аль-Хаде, который находился в центре сети «Аль-Каиды». Телефон Хады был информационным узлом «Аль-Каиды» и золотой жилой разведки. По иронии судьбы номер телефона Хады в Йемене узнали именно следователи нью-йоркского управления ФБР, производившие расследование взрывов посольств. Вся информация, получаемая из дома Хады, имела важнейшее значение. ЦРУ был известен, по крайней мере, один человек, запечатленный камерой в Малайзии, Халед аль-Мидхар, зять Хады, но управление скрывало и эту важную информацию от ФБР.
АНБ, опасаясь хлопот от обращении в суд ЗНИР за разрешением на передачу секретной информации, просто запретило ее распространение в любом виде. Например, из Сан-Диего
Мидхар сделал восемь звонков на телефон Хады, чтобы поговорить с женой, которая только что родила. Переговоры были перехвачены, но АН Б не разрешило их передавать. На стене так называемого «предбанника» перед рабочими местами сотрудников команды 1-49, разделенных перегородками, появилась схема, чтобы они наглядно представляли связь между телефоном Ахмеда аль-Хады и другими телефонами. Схема показывала всемирную сеть «Аль-Каиды». Линия тянулась от дома Хады в Йемене к Хазми и квартире Мидхара в Сан-Диего. Присутствие «Аль-Каиды» в Америке должно было стать очевидным.
Не получив нужной информации, команда 1-49 стала действовать собственными жесткими и незаурядными методами. Когда АНБ стало скрывать сведения, полученные со спутниковою телефона бен Ладена, команда разработала план создания двух больших антенн: на отдаленном тихоокеанском острове Палау и на атолле Диего-Гарсиа в Индийском океане, которые позволяли перехватывать сигналы со спутников. АНБ выступило против этого плана и было вынуждено выдать 114 распечаток переговоров, чтобы предотвратить строительство новой антенны. Однако другие данные перехватов оно продолжало держать в секрете. Команда также установила хитроумную спутниковую телефонную кабину в Кандагаре для международных звонков, предоставив возможность джихадистам звонить домой. Агенты не только прослушивали всс переговоры, но и делали фото1рафии звонящих благодаря камере, встроенной в будку. На Мадагаскаре агенты 1-49 установили антенну, с помощью которой перехватили разговор Халеда Шейха Мохаммеда. Миллионы долларов и тысячи часов рабочего времени были потрачены на получение информации, которой другие ведомства правительства Соединенных Штатов уже обладали.
Агенты 1-49 настолько привыкли к отказам разведки делиться информацией, что купили
диск с песней «Пинк Флойд» «Another Brick in the Wall»[1], и когда слышали в трубке привычную формулировку «конфиденциальный источник и методы», просто подносили микрофон к проигрывателю и включали песню.
5 июля 2001 года Дик Кларк собрал представителей различных ведомств: Федеральную авиационную администрацию, Службу иммиграции и натурализации, Береговую охрану, ФБР и Секретную службу, чтобы предупредить: «Готовится некая демонстративная акция и случиться может очень скоро».
В тот же самый день Джон О’Нейл и Вэлери Джеймс прибыли в Испанию, куда отправились по приглашению Фонда испанской полиции. О’Нейл решил несколько дней отдохнуть, чтобы решить, как жить дальше. Хотя Министерство юстиции прекратило расследование факта пропажи портфеля, ФБР продолжало дознание, что висело дамокловым мечом над его головой. В то же время он узнал, что «Нью-Йорк тайме» готовит материал об этом происшествии. Репортерам стало известно не только какие конфиденциальные материалы находились в портфеле, но и о предыдущем инциденте с пребыванием Вэлери в тайном гараже и личной задолженности О’Нейла. Информация, вероятно, просочилась от кого-то из ФБР или Министерства юстиции, наряду с очень неприятными подробностями о его финансах. Этот конфиденциальный материал был свободно предоставлен репортерам, вероятно, для того, чтобы надежно заблокировать его дальнейшую карьеру. Утечка была организована, чтобы лишить его шансов занять место Дика Кларка в НСБ, что было секретом Полишинеля.
Перед тем как отправиться в Испанию, О’Нейл встречался с Ларри Сильверстайном, президентом компании «Сильверстайн пронертиз», управлявшей Всемирным торговым центром. Сильверстайн предложил ему место шефа службы безопасности всего комплекса и предложил оклад, более чем в два раза превышающий казенное жалованье. Но О’Нейл не принял сразу его предложения. Он сказал Барри Мауну, что не хочет уходить из ФБР, когда его репутация под большим вопросом. Он обещал дать определенный ответ после возвращения из Испании; но все еще не отказал Дику Кларку.
Он, Вэлери и ее сын Джей провели несколько дней в Марбелье, играя в гольф. Марк Россини, который часто служил связным между ФБР и испанской полицией, приехал с ними как переводчик. 8 июля О’Нейл курил сигару на веранде виллы, где он был вместе с Россини, и сказал ему: «Теперь я ПМЗ».
Это было в двадцатую годовщину того дня, как он стал агентом ФБР. Пришло время, когда агент ФБР мог уйти в отставку с полной пенсией и в конце сказать ФБР: «Поцелуй мою задницу (ПМЗ)».
Как вспоминал Россини, О’Нейл улыбался, но в его глазах была грусть. Он стоял перед выбором. Россини видел, что О’Нейл говорил «гуд-бай» человеку, которым он был, и человеку, которым он мог бы быть. У него остались так и не осуществившиеся мечты. Например, он не смог схватить Усаму бен Ладена.
Пока О’Нейл был в Испании, в этой же стране находились Мохаммед Атта и Рамзи бен аль-Шибх. Они отдыхали в небольшом курортном местечке под названием Салу, где обсуждали последние детали заговора 11 сентября.
Как и его манера одеваться, напоминавшая традиционных противников ФБР - гангстеров, сам О’Нейл также показывал сходство с образом мышления террористов. Его кумиром был ирландский националист Майкл Коллинз, героически погибший лидер «Шинн Фейн» и инициатор начала боевых действий, как и О’Нейл, отверженный своим собственным народом. Хотя О’Нейл, как агент ФБР, действовал против Ирландской республиканской армии, он симпатизировал ее вдохновителям. Он, вероятно, видел в себя что-то от Майкла Коллинза. Но в последнее десятилетие он нашел себе в смертельной схватке с самым дерзким террористом в истории, чьи цели ужасали, а жестокость была совершенно патологической.
После расследования взрыва на «Коуле» и неприятностей с пропажей портфеля О’Нейл понимал, что его репутация настолько подорвана, что вопрос о замещении должности в НСБ просто снят с повестки дня. Обычно после ухода в отставку оперативные сотрудники ФБР становятся высокооплачиваемыми консультантами по безопасности в корпорациях, поэтому в последние годы карьеры они, по крайней мере, могут зарабатывать хорошие деньги. У О’Нейла уже было несколько предложений, но самое лучшее место, куда он хотел вернуться после Испании, был Всемирный торговый центр. Некоторые из его друзей, включая Марка Россини, поздравляли и говорили: «По крайней мере, там ты будешь в безопасности. Они уже пытались его взорвать». О’Нейл ответил: «Они попытаются снова. Они никогда не оставляли попыток взорвать оба здания». Это решение стало дня него роковым.
Можно представить, что жизнь Джона О’Нейла была своеобразным примером в сознании исламских радикалов, так же как и последователей некоторых религий, которые считали, что безнравственность является характеристикой страны и времени. Многие люди в Америке, образно говоря, пускаются в крайности.
Традиционная мораль пришла в упадок. Наряду с этим быстро росли фундаменталистские церкви. Сексуальному скандалу во время президентства Клинтона был противопоставлен догматизм религиозного права. О'Нейл, как и многие его современники, метался между грешной жизнью и чрезмерным благочестием. Он был бабником, лжецом, эгоистом и сибаритом. Он любил роскошь и вещи известных брендов, живя явно не по средствам.
В нем присутствовали качества, которыми бен Ладен иллюстрировал портрет падшей Америки. О’Нейл мучительно искал духовную опору.
Он вышел из католической церкви, когда познакомился с Вэлери. Она была дочерью протестантского проповедника из Чикаго. О’Нейлу понравились зажигательные спонтанные богослужения. В то время он возглавлял расследование случаев насилия со стороны борцов с абортами. Вместе с Вэлери он понимал силу и опасность фундаменталистского мировоззрения. Эти люди приходили в церковь, потому что экстатические моления им нравились больше, чем формальные службы традиционных конфессий. Разница была в том, что противники абортов были готовы убивать гинекологов во имя Господне. Когда О’Нейл и Вэлери переехали в Нью-Йорк, они обычно посещали Мраморную коллегиальную церковь на Пятой авеню, где была кафедра Нормана Винсента Пила[2] и сю оптимистической философии «позитивного мышления». Это была тихая гавань, но О’Нейлу было часто не по себе.
После происшествия в тайном гараже ФБР О’Нсйл начал ежедневно читать Библию. В Йемене он держал Писание на прикроватном столике вместе с последней биографией Майкла Коллинза. Он вернулся в католичество весной 2001 года и посещал мессы каждое утро. Он сказал Вэлери, что уже советовался со священником, как получить развод. В августе он подписал с женой Кристиной соглашение об имуществе. Ей переходило право воспитания детей и дом в Линвуде, штат Ныо-Джсрси. Но его предстоящая свобода казалась только дополнением к духовному бремени, которое он нес.
О’Нсйл купил кншу, озаглавленную «Познай свою Библию!». Будучи дочерыо проповедника, Вэлери знала Библию лучше, чем Джон, поэтому неудивительно, что он решил наверстать упущенное. Они часто пускались в бурные споры о спасении. Он был уверен, что душа спасается через добрые дела, а Вэлери доказывала, что только верой в Иисуса Христа. Ей становилось плохо, когда она думала, что он обречен.
Вскоре после возвращения из Испании О’Нейлу попалась на глаза детская книжка под названием «Птица души». Вэлери была в ванной и готовилась иойги на работу, когда Джон вошел к ней и стал читать. Она почти не обращала на нею внимания. Это история о птице, которая села на одну из веток нашей души.
Это игица души.
Она чувствует все, что мы чувствуем.
О’Нсйл, суровый мужчина, постоянно носивший с собой пистолет, читал о том, что птица сердца летает вокруг нас, когда кто-то причиняет нам боль, затем поднимается вверх, если мы радуемся. Потом он перешел к части о ящичках.
Хочешь ли ты узнать, из чего сделана птица души?
Хорошо, это очень просто: она сделана из ящичков.
Но эти ящички нельзя открыть,
Потому что каждый из них закрыт на свой особый ключ.
Вэлери замет ила краем глаза, что у него навернулись слезы на глаза. Он продолжал чи гагь про ящички: один - для счастья, другой - для страдания, один - для ревности, следующий - для удовольствия. В конце концов он стал рыдать так, что ему было трудно закончить чтение. Джон совершенно расчувствовался.
Вскоре он углубился в молитву. О’Нейл купил пару руководств и отмечал интересные места в молитвеннике с помощью ленточек или клеящихся листочков. Особенно ему нравился псалом 141.
Когда изнемогал во мне дух мой, Ты знал стезю мою. На пути, которым я ходил, они скрытно поставили сети для меня.
Смотрю на правую сторону и вижу, что никто не признает меня: не стало для меня убежища, никто не заботится о душе моей.
Я воззвал к Тебе, Господи, я сказал: Ты прибежище мое и часть моя на земле живых.
Внемли воплю моему, ибо я очень изнемог; избавь меня от гонителей моих, ибо они сильнее меняло.
(Пс. 141:3—6) Синодальный перевод.
На последней странице бревиария[3] в красной кожаной обложке он отмстил расписание католических служб суточного круга и с 30 июля начал ревностно их вычитывать. Молиться четыре или пять раз в день, как мусульмане, было достаточно редкой практикой среди католиков-миряп, скорее, это было древним обычаем, которою придерживалось только духовенство либо особо ревностные прихожане. Вероятно, в своей молитвенной практике он заметил параллели между ранней церковью и некоторыми аспектами современного ислама, ибо церковный календарь изобилует именами мучеников и героической агиографией, которая могла рассматриваться как проявление религиозною экстремизма. Он начал молитвенное правило в день памяти св. Петра Хрисолога, спископа Равеннскою, запретившего танцы и преследовавшего еретиков. На следующий день, 31 июля, праздновалась память св. Игнатия Лойолы, неукротимою испанскою воина, основавшего орден иезуитов. Эти святые представляли общество, управляемое Божьими законами, гораздо более отчетливо, чем Саид Кутуб или большинство современных христиан.
По своему расписанию О’Нейл отмечал каждую молитву вплоть до субботы 19 августа, дня, когда в «Таймс» появилась статья об инциденте с пропажей его портфеля. После чего записи в брсвиарии оборвались.
«Задачи религии величественны и трудны, - сказал бен Ладен в видеообращении, которое позже было найдено в компьютере гамбургской ячейки. - Некоторые из них просто ужасны».
Беи Ладен говорил о Пророке, предупреждавшем арабов, что они станут слабыми из-за любви к житейским удовольствиям и боязни борьбы. «В этом заключается смысл лишений и нищеты, в которой мы пребываем: мы всем пожертвовали во имя Бога и джихада,- проповедовал бен Ладен. - Бог дарует вам достоинство и не заберет его от вас, пока вы придерживаетесь вашей религии».
Вспоминая указание Пророка, данное на смертном одре, что ислам должен быть единственной религией в Аравии, бен Ладен вопрошал: «Какой ответ мы дадим Богу в день суда? Умма в это время пришла в упадок и сбилась со своею пути. Теперь, прошло уже десять лет, с тех пор как американцы вошли в Землю двух святых мест... становится понятным для нас, что бегство от борьбы в сочетании с любовью к земному существованию все еще наполняет сердца мног их из нас, что является источником нищеты, унижения и оскорбления».
Эти слова запали в сердца молодых людей, многие из которых обладали способностями, талантами, образованием и комфортно жили на Западе; и поэтому они отозвались с такой готовностью на чувство стыда, которое ггробудил в ггих бегг Ладсгг.
Чег о мы хотим?
Чего мы хотим?
Разве мы не хотим уг одить Богу?
Разве мы не хотим рая?
Огг воспользовался ими, чтобы сделать из ггих мучеггиков-смертников; он обещал, что их жизни будут принесены в жертву во имя великой цели, за что их ожидает вечная слава. «Посмотрите, мы находимся в ггасти льва уже двадцать лет, - говорил огг. - Благодаря милости и славе Божьей русские ракеты «Скад» охотились за ггами десять лет, и американские крылатые ракеты охотились за ггами следующие десять лет. Верующий знает, что час смерти ггельзя приблизить или отдалить». Затем он ггроцитировал отрывок из четвертой суры Корана и гговторил ее трижды в своей речи - вероятный сигнал для угонщиков, которые уже были на своем последнем пути.
Где бы вы ни были, захватит вас смерть,
Если вы были даже в воздвигнутых башнях[4].
О’Нсйл был грешным и противоречивым человеком, но во веем ФБР не было сотрудника столь строгого и последовательною, способною совместно с ЦРУ создать общенационаньную сеть сыска, которая бы позволила остановить события 11 сентября. ФБР было известно жестким обращением с амбициозными сотрудниками и просто с умными людьми. О’Нсйл оказался прав касательно особой опасности «Аль-Каиды», когда мало кто верил в сс существование. Вероятно, поэтому сю компетентность сотворила ему множество врагов, которые торпедировали его карьеру. Тс же самые люди помогли «Аль-Каиде» устранить человека, не соглашавшеюся с другими. Хотя ныо-йоркскос управление уже потеряло решающую роль в слежке за «Аль-Каидой», уход О’Нейла был невосполнимой потерей.
Когда Джон находился в Испании, агент ФБР в Фениксе Кеннет Уильямс послал тревожные электронные письма в штаб-квартиру, резидентуру «Алек» и нескольким коллегам в Ныо-Йорк: «Цель моего сообщения - посоветовать ФБР и Ныо-Йорку обратить особое внимание на координацию усилий но отслеживанию попыток Усамы бен Ладена направить студентов в Соединенные Штаты для обучения в университетах и колледжах гражданской авиации». Уильямс пошел еще дальше и посоветовал штаб-квартире взять на заметку все летные школы в стране, опросить всех инструкторов и составить список всех арабских студентов, которые обращались за получением визы с целью обучения пилотированию.
Джек Клунан был одним из ныо-йоркских агентов, прочитавших записку, когда се распечатали и раздали сотрудникам. Он смял ее в комок и бросил в стену. «А кто будег делать тридцать тысяч опросов? - спросил он у куратора в Фениксе. - Откуда у нас столько свободною времени?» Но он пробежал глазами несколько арабских имен, которые агент в Фениксе уже нашел. Знакомых не было. ЦРУ, имевшее отделение в Фениксе, тоже проверило эти имена и никаких подозрительных связей не обнаружило. Наконец выяснили, что один из курсантов летной школы, на кого обратил внимание агент в Фениксе, знаком с Хани Ханджуром, но было маловероятно, чтобы расследование, которое мог начать этот агент, дало плоды. По крайней мере одно это расследование.
В середине августа летная школа в Миннесоте обратилась в местное управление ФБР с информацией о странном поведении курсаггга Закариаса Мусауи. Он задавал подозрительные вопросы об особенностях полета в районе Нью-Йорка и о том, можно ли открыть дверь в пилотскую кабину во время полета. Местное отделение немедленно навело справки и выяснило, что Мусауи являлся исламским радикалом, который был в Пакистане и, вероятно, в Афганистане. Агенты пришли к выводу, что он может быть потенциальным угонщиком-смсртником. Поскольку он являлся гражданином Франции и находился в стране но просроченной визе, Служба иммиг рации и натурализации заключила его под арест. Агенты ФБР обратились в штаб-кваргиру за разрешением проверить ноутбук Мусауи, который был заблокирован, и агенты не смогли самостоятельно просмотреть файлы. Когда куратор в Миннеаполисе согласовал этот вопрос со штаб-квартирой, ему посоветовали найти толковых людей, способных «расколоть» арестованного. Куратор решительно ответил, что, вероятно, Мусауи «пытался удержать кого-то от захвата самолета и пикирования на Всемирный торговый центр» - знаменательное предостережение, которое бессознательно промелькнуло в мыслях тех, кто читал тревожные сообщения об угрозе теракта.
Мусауи, скорее всег о, был члеггом группы заговорщиков второй волны, которая должна последовать после 11 сентября и накрыть города западного побережья. Если бы агенту в Миннеаполисе разрешили более обстоятельно побеседовать с Мусауи, он мог бы установить его связь с Рамзи бен аль-Шибхом, пославшим ему деньги. У Мусауи на руках была справка с места работы в компании «Инфокустек», подписанная Язидом Суфаатом. Это имя ничего не говорило ФБР, ибо ЦРУ держало в секрете информацию о конспиративной встрече в Куала-Лумпуре. ФБР не смогло сопоставить сведеггия из управления в Миннеаполисе с предостережением Кеннета Уильямса из Феникса. Как обычно, они утаили эту информацию от Дика Кларка и Белого дома, поэтому ни у кого не было полной картины происходящего.
22 августа О’Нейл написал электронное письмо Лу Ганну, потерявшему во время взрыва на «Коуле» сына. «Сегодня мой последний день, - сообщил О’Нейл. - За тридцать один год государственной службы самым важным моментом было руководство расследованием нападения на эсминец «Коул». Я вложил всего себя в это расследование и воистину верую, что был достигнут большой прогресс. Вам и вашим семьям неизвестно, как я плакал из-за потерь. Я поминаю вас в моих молитвах и продолжаю идти по следу преступников, уже будучи частным лицом. Господь да благословит вас, вашу любовь, ваши семьи, и да благословит Господь Америку».
О’Нейл уже упаковывал вещи в своем кабинете, когда к нему пришел проститься Ати Суфан. Он должен был на следующий день вновь вылетать в Йемен. Практически последним делом О’Нейла на государственном посту стала подпись на приказе, отправлявшем следственную бригаду в Йемен. Два человека перешли улицу по направлению к закусочной «Джо’з динер». О’Нейл заказал гамбургер и сэндвич с сыром.
«Почему ты не хочешь изменить свой неправедный путь? - неожиданно бросил ему Суфан. - Ты же идешь в ад». Но О’Нейлу было не до шуток. Он попросил Суфана зайти к нему во Всемирный торговый центр после возвращения из Йемена. «Я приду, чтобы просто побыть с тобой», - сказал тот. Ему было странно слышать, чтобы О’Нейл просил так смиренно.
Затем Суфан сообщил Джону, что собирается жениться. Он беспокоился, как О’Нейл отреагирует на это. В прошлом, когда они говорили о женщинах, О’Нейл обычно остро иронизировал или делал вид, что ему неприятна эта тема. «Знаешь ли ты, сколько стоит получить развод? - неожиданно спросил О’Нейл. - Это дорого обойдется».
О’Нейл сказал о суженой Суфана: «Раз она согласилась, то должна быть хорошей девушкой».
На следующий день Джон начал работу во Всемирном торговом центре.
В первый день после ухода О’Нейла Мэгги Гиллеспи, аналитик ФБР, изучавшая материалы о встрече в Малайзии, уведомила Службу иммиграции и натурализации, Государственный департамент, таможню и ФБР о том, что она просит включить Халеда аль-Мидхара и Навафа аль-Хазми в разыскные списки. Она отметила, что они оба уже прилетали в Лос-Анджелес в январе 2000 года, в то самое время, когда Ахмед Ресам планировал взорвать городской аэропорт. После этого Мидхар покинул страну, но потом вернулся. Гиллеспи передала информацию своей коллеге Дине Кореи, аналитику разведки в штаб-квартире ФБР.
Встревоженная информацией, Кореи послала сообщение куратору группы 1-49, озаглавленное «МТ: «Аль-Каида». «МТ» означало «международный терроризм». Сообщение срочно приняли к рассмотрению. Был небольшой комментарий, что Халед аль-Мидхар мог быть связан с «Аль-Каидой», вступал в контакты с террористами, подорвавшими «Коул», поэтому и представлял «угрозу национальной безопасности». Команда получила указание «выяснить местонахождение аль-Мидхара и отследить его контакты и причины пребывания в Соединенных Штатах». Но, по словам Кореи, не нашлось ни одного сотрудника по криминалитету, который был бы в курсе дела. Наконец, задачу поручили сотруднику разведки, для которого это было вообще в новинку.
Джек Клунан являлся временным куратором команды. Он настаивал, что это расследование должны вести именно агенты, занимающиеся криминальным миром. Из-за того, что теперь уголовное дело было заведено против бен Ладена, агенты получили все возможности для поиска подозреваемых, имеющих к нему отношение. Кореи сообщила в команду: «Если аль-Мидхар будет обнаружен, допрос его должны вести сотрудники разведки. Агенты уголовного розыска НЕ ДОЛЖНЫ присутствовать на допросе... Если в результате допроса выяснится наличие состава преступления федерального масштаба, то эта информация будет передана через границы ведомств в соответствии с действующей процедурой для проведения дальнейшего дознания».
Сообщение Кореи случайно попало в руки к Стиву Бонгардту, агенту уголовного розыска, работавшему в команде. Он был весьма напористым следователем. Ранее он летал на истребителе морской авиации. Целый год он протестовал против тех препятствий, которые различные ведомства расставляли на пути следствия по уголовным делам. «Покажите мне, где написано, что мы не можем обладать разведывательной информацией»,- неоднократно спрашивал он в штаб-квартире. Это, конечно, нигде не было зафиксировано, но у ведомственных актов имелось множество интерпретаций. После совещания 11 июня Бонгардт неоднократно наседал на Кореи с требованием раскрыть информацию о людях на фотографии, включая Халеда аль-Мидхара. После того как электронное письмо Кореи попало в его компьютер, Бонгардт немедленно позвонил ей. «Дина, ты раздражаешь меня! - сказал он. - Скажи прямо, Мидхар уже в стране?»
«Стив, ты должен немедленно удалить это, - ответила она, подразумевая электронное письмо. Она сказала, что он не имеет права разглашать эту информацию. - Завтра мы проведем селекторное совещание по этому поводу».
На следующий день Кореи позвонила по секретной связи. На проводе также был куратор ЦРУ в резидентуре «Алек». Она попросили Бонгардта приостановить поиски Мидхара, объяснив, что существует ведомственный барьер, препятствующий дальнейшей передаче информации. Бонгардт дерзко ответил, что барьер - это всего лишь фикция, которая мешает агентам делать дело. «Если этот парень уже в стране, то совсем не потому, что он захотел разрушить Диснейленд», - воскликнул он. Но Кореи и ее куратор снова попросили его приостановить поиски.
На следующий день Бонгардт направил Кореи гневное письмо: «Если это все-таки произойдет и кого-нибудь где-нибудь убьют, то людям будет глубоко наплевать, были там или не были ведомственные барьеры, и они никогда не смогут понять, почему мы не смогли привлечь все свои ресурсы и решить эти «проблемы».
Новый сотрудник разведки Роб Фаллер получил предписание отследить Мидхара, а также Хазми, чьи имена стояли рядом в разыскном списке. В иммиграционной карточке Мидхара было написано, что он собирается остановиться в отеле «Нью-Йорк Мариотт». Единственный агент был послан задержать двух боевиков «Аль-Каиды» в девять «Мариоттов», находящихся в городе. Это был долгий путь.
30 августа, восемь дней спустя после ухода О’Нейла, принц Турки оставил свой пост главы саудовской разведки. Впервые за десятилетие старшего принца сняли с должности. Это произошло из-за неудовольствия наследного принца Абдуллы тем, что Турки не смог задержать бен Ладена.
Турки сказал, что не испытывает сожаления. «Я ухожу, потому что я устал, - сообщил он. - Я думаю, что здесь нужна молодая кровь». Он сравнивал себя с «перезрелым фруктом: сначала появляется плохой запах, потом шелушится кожура и он гниет. Поэтому я просил освободить меня».
Покинув ФБР, О’Нейл воспрянул духом. Люди отмечали, что он выглядел очень радостным впервые за последние месяцы или даже годы. Он уже говорил о том, что хочет купить новый «Мерседес» вместо старого «Бьюика». Джон намекнул Анне ди Баттисте, что они могли бы попытаться теперь заключить брак. Вечером в субботу 8 сентября он был на свадьбе в отеле «Плаза» вместе с Вэлери Джеймс, и они танцевали вместе практически каждый танец. «Я почувствовал себя так, словно тяжелая ноша упала с моих плеч», - признался он своему бывшему боссу Льюису Шилиро. Другому другу, как слышала Вэлери, он сказал: «Я собираюсь с ней обручиться».
На следующий день Ахмад Шах Масуд согласился встретиться с двумя арабскими телевизионными журналистами, которые ожидали его в лагере в течение девяти дней, чтобы взять интервью. Масуд был, без сомнения, самым крупным афганским военачальником, имевшим уже двадцатипятилетний опыт войны: вначале против Советской Армии, затем против афганских коммунистов, друзей-моджахедов и теперь против объединенных сил «Талибана» и «Аль-Каиды». Способность Масуда выживать в любых условиях стала уже легендой. Он был единственной надеждой Афганистана на современную исламскую альтернативу «Талибану».
Рекомендательное письмо двоим псевдожурналистам, подделанное Завахири, отправили в штаб Масуда. Аккумуляторный отсек камеры был пачинсн взрывчатым веществом. Взрыв разнес на куски покушавшихся, убил переводчика и послал два куска металла в сердце Масуда.
Когда Али Суфан в Йемене услышал трагическую новость, он сказал своему коллеге: «Бен Ладен ублажил «Талибан». Теперь что-то будет».
На следующий день Усама и Завахири отправились на номинки но отцу бывшего министра внутренних дел «Талибана». Два саудита, члена «Аль-Каиды», подошли к заместителю министра внутренних дел мулле Мохаммеду Хакзару и сообщили, что Масуд мертв. Северный Альянс сообщал, что Масуд всею лишь ранен. «Нет, поверьте мне, сю уже нет»,- сказал саудит министру. Они похвастались, что бен Ладен лично отдал приказ убить Масуда. Теперь Северный Альянс был обезглавлен и пало последнее препятствие для установления над страной полного господства «Талибана».
В понедельник 10 сентября О’Нсйл позвонил Роберту Такеру, другу и исполнительному сотруднику но безопасности компании, и пригласил сю встретиться вечером, чтобы обсудить вопросы охраны Всемирного торгового центра. Такер встретился с О’Нейлом в вестибюле северной башни, и они вдвоем поднялись на лифте в новый рабочий кабинет О’Нейла на тридцать пятом этаже. Джон был доволен своим новым хозяйством: семь зданий почти на семи гектарах земли с девятью миллионами квадратных футов офисных площадей. Они поднялись в ресторан «Окна на мир», чтобы немного выпить, а затем поехали в ливень в «Элейн» на ужин вместе с общим другом Джерри Хауэром. Джон ел стейк и макароны. Элейн Кауфман, знаменитая хозяйка заведения, вспоминала, что О’Нсйл заказал стакан кофе со льдом на десерт . «Он не любил нить, как большинство из них», - сказала она. Около полуночи трос мужчин отправились в ночной клуб «Чайна клаб», расположенный в центре юрода. О’Нейл признался друзьям, что чувствует - должно произойти что-то страшное. «Мы опоздали», - снова сказал он.
У Вэлери Джеймс в тог вечер не было интересных клиентов. Проходила Неделя моды, и, как директор по продажам главного дизайнера, она была встревожена. О’Нейл позвонил ей в офис и пообещал приехать домой не позже половины одиннадцатого. В конце концов в полночь она отправилась спать. Женщина проснулась в половине второго, но Джона все еще не было. Раздраженная, она села за компьютер и принялась играть. Джон вернулся домой около четырех и сел рядом с ней. «Ты играешь в примитивную жру «Солитер», дорогая», - сказал он. Но Вэлери была настолько недовольна, что легла в кровать, ничего не сказав. На следующее утро она все еще чувствовала обиду. О’Нейл зашел в ванную и обнял Вэлери. Он сказал: «Пожалуйста, прости меня». Она прикоснулась к нему и сказала: «Я прощаю тебя». Джон предложил ей вместе поехать на работу и в 8.13 подвез ее в цветочный квартал, где у нее была назначена встреча. Затем он направился в Торговый центр.
Бен Ладен, Завахири и небольшая группа ближнего круга «Аль-Каиды» отправились в горы над Хостом, возле «Логова льва», где бен Ладен начинал свою афганскую авантюру. Он сказал своему окружению, что скоро должно случиться что-то грандиозное и что вскоре мусульмане со всего мира вновь будут прибывать в Афганистан, чтобы участвовать в войне против сверхдержавы. Они везли с собой спутниковую тарелку и телевизор.
Перед 11 сентября бен Ладен и его последователи порузились в свои видения. Обычно после утренней молитвы, если кто-либо из членов «Аль-Каиды» видел ночью сон, он рассказывал его, а бен Ладен истолковывал. Люди, которые ничего не знали о заговоре, видели сон о самолете, врезающемся в высокое здание. «Мы играем в футбол. Наша команда против американцев, - сказал один человек бен Ладену. - Но это странно, зачем Усама сделал нас целой командой пилотов. Так это матч по футболу или самолет?»
Пресс-секретарь «Аль-Каиды» Сулейман Абу Гаит видел сон: он смотрел вместе с бен Ладеном телевизор, который показывал египетскую семью за обеденным столом, и старший сын танцевал египетский народный ганец. Затем на экране телевизора появилась надпись: «Чтобы отомстить за детей Аль-Аксы[5], Усама бен Ладен произвел атаки на американцев». Когда Абу Гаит рассказал этот сон в присутствии шейха и еше полусотни человек, бен Ладен просто сказал: «Хорошо. Я позже тебе объясню». Затем он строю запретил всем рассказывать сны, особенно тс, в которых присутствовали самолеты, летящие на здания, опасаясь, что эго может раскрыть планы. Усама сам видел во снс Америку, лежащую в пепле, полагая, что это пророчество.
Стив Бонгардт сидел в своей рабочей ячейке команды 1-49 и читал сводки, пришедшие на CIO компьютер. Поступило сообщение, что базы «Аль-Каиды» в Тора-Боре вновь активизировались. «Это не к добру», - подумал он. Барри Маун был в своем кабинете, когда услышал пронзительный оглушающий звук. Он выглянул из окна, но было поздно: самолет уже пролетел почти на уровне глаз. Раздался взрыв. Маун подумал, что, вероятно, истребитель пролетел вдоль Гудзона и перешел звуковой барьер. Секунду спустя раздался крик ею секретарши, и Маун бросился к се окну, увидел полосу огня на уровне девяносто в торою этажа северной башни Торгового центра. Маун немедленно созван всех сотрудников. Он сообщил команде SWAT[6] и группе сбора доказательств, что необходима помощь ныо-йоркской полиции и пожарной охраны. После этого он обреченно подумал, что терроризм своего добился.
Джон О’Нсйл-младший, специалист но компьютерам компании MBNA в Делавэре, направлялся в Нью-Йорк, чтобы установить некоторое оборудование в новом кабинете своего отца. Из окна поезда сын О’Нейла увидел дым, идущий из Торгового центра. Он позвонил отцу на мобильный телефон. О’Нейл ответил, что с ним все хорошо. Он сообщил, что находится вне зоны огня и определяет размер разрушения.
Самолет, в баках которого было около тридцати четырех тысяч литров авиационного топлива, врезался на пятьдесят восемь этажей выше кабинета О’Нейла. Люди не запаниковали, они просто не знали, что им делать. Это бомба? Землетрясение? Не было никаких объяснений. Вода лилась с потолка, заливая мраморные полы. Огромные окна разбились вдребезги, и ветер с разных сторон продувал вестибюль. Люди уже стали выбрасываться с верхних этажей башни. Человсчсскис тела, ударяясь о бетон, разрывались как гранаты. Площадь возле здания была приготовлена для ночного концерта, и кровавые части тел разлетались прямо на стулья. Десятки ботинок и туфель валялись на тротуаре. В здании находился дневной детский сад, и О’Нейл помог’ вывести всех детей в безопасное место.
В Афганистане члены «Аль-Каиды» долго гге могли поймать сигнал со спутника. Один из боевиков держал тарелку в руках, но ловил только помехи. Наконец ему удалось настроиться на арабскую службу Би-би-си. Ведущий новостей уже заканчивал выпуск, когда ему принесли ошеломляющую новость: в Нью-Йорке самолет врезался во Всемирный торговый центр! Члены «Аль-Каиды» думали, что это была единственная атака, радостно восклицали и кланялись в благодарственной молитве. Но бегг Ладен сказал: «Ждите еще!»
Али Суфан с небольшой группой агентов был в Йемене в американском посольстве. Барбара Бодайн уже закоггчила свою миссию и покидала страну, но новый посол еще гге прибыл. Суфан разговаривал со своей невестой но телефону, когда огга сказала ему, что горит Торговый центр. Он попросил разрешения у заместителя начальника миссии войти в служебное помещение посольства и включить телевизор. Как только огг сделал это, то увидел, как второй самолет врезался в южную башню.
Вэлери Джеймс расставляла цветы в своем офисе, ког да «все телефоны точно взбесились». Эго было в девятом часу во вторник. Дети в панике звонили ей. Наконец позвонил Джогг: «Милая, я хочу сказать тебе, что со мггой все в порядке. О боже, Вэл, это ужаегго. Кругом валяются куски человеческих тел. Ты плачешь?» Да, огга плакала. Огг спросил ее, что за самолет врезался в здание. Она ответила, что сын сказал ей - это, скорее всего, «Боинг-747». В коггце разговора Джон проговорил: «Вэл, я думаю, что все мои сотрудники погибли. Я гге могу оставить мой пост».
«Ты опять нужен всем больше чем навечно», - ответила огга.
В Афганистане бен Ладен также плакал и молился. Успешная диверсия была знаком благословения Божпя, но он ждал большего. Своим ничего не понимающим сподвижникам он показал три пальца.
В 9.25 Анне ди Баттисте, которая поехала на машине в Филадельфию по делам, позвонил О’Нейл. Слышимость вначале была хорошая, но потом связь оборвалась. О’Нейл успел сказать, что находится на улице в безопасности. «А ты на самом деле вне здания?» - спросила она. В ответ он сказал, что любит ее. Она уверовала, что Джон обязательно спасется.
По безоблачному небу летели клубы черного дыма вместе с бумагами: записками, фотографиями, акциями, страховыми полисами - их разнесло на много миль через Ист-Ривер в Бруклин. Кучи обломков летели вниз на улицы Нижнего Манхэттена, усыпанные телами, многие из которых были разорваны на части. Один человек выбегал из здания, неся в руках чью-то ногу. Часто выбросившиеся люди попадали в пожарных, убивая их.
Воздух содрогался от сирен пожарных и полицейских машин, съехавшихся со всего города, отовсюду были посланы спасатели, которые нашли здесь свою смерть. Стив Бонгардт двигался по направлению к башне навстречу бесконечной толпе людей. Он услышал второй взрыв. «Это второй самолет», - крикнул кто-то. Бонгардт раздумывал на ходу, что это мог быть за аппарат, вероятно, частный реактивный самолет, который сбился с курса. Затем за три здания от башен он увидел один из массивных авиационных двигателей, пробивший башню насквозь. Двигатель упал на женщину, которая была еще жива и мучилась, придавленная им. Бонгардт понял, что это было дело рук бен Ладена.
О’Нейл вернулся в северную башню, где находился противопожарный терминал, и сел за командный пульт. В вестибюле воняло керосином, который протек в шахты лифтов, создав взрывную волну. Пожарные в тяжелом снаряжении с трудом поднимались по ступенькам. Они были в полной растерянности. Медленный поток людей тек с эскалаторов, как во сне. Люди были мокрые, перепачканные. Некоторые, полуодетые и обожженные, спустились с верхних этажей. Полиция направила их в подземные туннели. По комнатам пополз слух, что к комплексу направляется третий самолет. Внезапно один из лифтов, застрявших после взрыва, вздрогнул и автоматически открыл двери. Оттуда вышли человек десять, попавших в ловушку и не представляющих, что случилось.
Уесли Уонг, специалист ФБР по коммуникациям, перепрыгнул в вестибюле через одно из разбитых окон, обойдя упавшего мужчину средних лет в голубых брюках и белой рубашке. Уонг и О’Нейл знали друг друга почти двадцать лет. Даже в таком замешательстве О’Нейл выглядел опрятным в своем обычном темном костюме с белоснежным платком в кармане, только его спина была испачкана пеплом. О’Нейл спросил Уонга, что известно о произошедшем по официальным каналам, понимая, что он уже вне государственной команды и не может быть посвящен во все детали. «Это правда, что Пентагон атакован?» - спросил он. «Увы, Джон, я не знаю, - ответил Уонг, - Давай я все выясню». Затем у О’Нейла начались перебои с работой мобильного телефона, и он пошел наружу. Уонг был последним, кто видел О’Нейла живым, когда тот ушел в сторону туннеля, ведущего к южной башне.
В 9.38 третий самолет врезался в штаб-квартиру американского военного ведомства, символ мощи США. Когда пришло известие о взрыве в Пентагоне, бен Ладен показал четыре пальца своим ошарашенным последователям, но последняя атака, на Капитолий, не удалась.
Али Суфан позвонил О’Нейлу из Йемена, но связи не было.
Стив Годен только что вернулся из языковой школы в Вермонте, увидел кусок самолета, лежащего на углу Черч-стрит и Весли-стрит и бессильно подумал: «У меня просто нет слов». В нескольких шагах от него шел Барри Маун, двигавшийся в западном направлении по Весли-стрит в полицейский командный центр чрезвычайных ситуаций. Он заметил на тротуаре женскую ступню в розовом носке и белой теннисной туфле. Вдруг земля задрожала. Он увидел, как южная башня начала проседать внутрь и стремительно рушиться, вздымая вокруг себя тучи бетонной пыли. Звук был похож на вой экспресса, вихрем несущегося мимо станции. Маун, которому досаждал бандаж от грыжи, с трудом хромал рядом с двумя пожарными, направлявшимися в сторону разбитых окон седьмого здания Торгового центра. Там находилось шесть-семь человек, которых зажало, когда они спрятались за единственную колонну. Пожарный кричал им, чтобы они держались вместе и не шевелились. Затем обломки взорвались. Если бы они не стояли за колонной, их бы завалило. Все вокруг потемнело, и комната наполнилась едкой пылью. Снаружи все было в огне.
В полуквартале, в вестибюле здания на углу Черч-стрит и Весли-стрит находились члены команды 1—49 Дебби Доран и Эбби Реркинс. Они вспомнили Рози, женщину, которую не успели спасти рабочие, когда разбирали завалы в Найроби в 1998 году. Она умерла от обезвоживания. Боясь, что они сами скоро окажутся под развалинами, они наполняли ведра водой.
Дэн Коулмен сидел в служебном автомобиле возле капеллы Св. Павла, ожидая других сотрудников команды, когда увидел торнадо, бушующий на Бродвее. Это было непостижимо. Его знакомый бежал позади него в северном направлении. «Садись в машину», - крикнул ему Коулмен. Четверо полицейских тоже запрыгнули к нему. У одного из них случился сердечный приступ. Затем тьма обволокла их. «Включите кондиционер», - попросил один из копов. Коулмен повернул ручку, и машина стала наполняться белой пылью. Он сразу выключил.
Все кричали, чтобы он немедленно уезжал оттуда, но не было ничего видно. Он дал задний ход и едва не скатился по ступенькам в метро. Наконец показалась «скорая помощь», и полицейские вышли. Коулмен оставил машину и пошел на поиски других членов группы.
Он попал в водоворот большой толпы, спасавшейся бегством. Люди были покрыты пеплом и напоминали кладбищенских вурдалаков, восставших из-под земли.
Он тоже был белый, как снеговик, и пыль уже начинала затвердевать, превращая его волосы в подобие шлема. Пыль состояла из смеси бетона, асбеста, свинца, стекловолокна, бумаги, хлопка, керосина и измельченных органических останков 2749 человек, погибших в башнях.
Вэлери услышала вопль в соседнем офисе. Она подбежала к широкоэкранному телевизору. Увидев крушение южной башни, она упала в кресло и обреченно прошептала: «О боже мой, Джон погиб».
Следующая глава
Вернуться к оглавлению
[1] Еще один кирпич в стене.
[2] Пил Норман Винсент (1898-1994)- религиозный деятель США, с 1932 г. пастор Мраморной коллегиальной реформистской церкви в Нью-Йорке. Один из первых консервативных телепроповедников. Автор ряда книг, в том числе бестселлера «Сила позитивного мышления» [The Power of Positive Thinking] (1952).
[3] Молитвенник для католического духовенства.
[4] Коран, 4, 80(78) (пер. И. Крачковского).
[5] Успехи в Иерусалиме.
[6] Сокр. от Special Weapons and Tactics unit - группа специального назначения в полиции (обычно в крупном полицейском управлении). Ее участники проходят обучение боевым искусствам, стрельбе из различных видов оружия, применению специального оборудования. Используются для борьбы с террористами, освобождения заложников и т. п.
