Показать все теги
Следующая глава
Вернуться к оглавлению
2. Спортивный клуб
Айман аль-Завахири, человек, способный повести авангард Кутуба, вырос в тихом пригороде для среднего класса под названием Маади, пятью милями южнее Каира. Трудно представить, что это место могло стать колыбелью революции. В начале XX столетия консорциум египетских финансистов еврейского происхождения, намереваясь создать на восточном берегу Нила, среди бедуинских сел и плантаций гуавы, своего рода английскую провинцию, начал продавать подряды на застройку участков. Большие виллы стояли ровными рядами. Заказчики задавали все параметры, от высоты заборов до цвета ставней. Подобно основателю Грили Натану Микеру, создатели Маади мечтали об утопическом уголке, который был бы не просто чистым и безопасным, но, не в пример современному миру, весь проникнут духом толерантности и свободы. Они сажали эвкалипты, чтобы отпугивать мух и москитов, и разводили сады, чтобы воздух наполнялся ароматами роз, жасминов и бугенвиллей. Многие из первых поселенцев были британскими офицерами и государственными служащими. Их жены создали клуб садоводов и литературный салон. В городке обосновались и еврейские семейства, которые к концу Второй мировой войны составляли почти треть населения. После войны Маади превратился в поселение беженцев из Европы, американских бизнесменов, миссионеров, а также египтян, говоривших за обедом по-французски и следивших за матчами по крикету.
Центром этого сообщества был спортивный клуб Маади. Основанный в то время, когда британцы оккупировали Египет, он отличался от других клубов тем, что принимал в свои ряды египтян. Деловое сообщество часто проводило время на поле для гольфа, или отправлялось к пирамидам, или путешествовало по берегам Нила. Послеобеденный чай британцам подавали в павильон. Среди аристократов, загорающих возле водоема, неслышно скользили нубийские официанты со стаканами «Нескафе». Длинноногие фламинго пробирались сквозь лилии в садовом пруду. Сточки зрении основателей Маади, спортивный клуб был идеальным образом Египта - утонченным, светским, этнически разнообразным, но укладывающимся в британские представления о классах.
Правила основателей не могли противостоять давлению растущего населения Каира, поэтому в шестидесятые годы рядом с этим экзотическим сообществом пустил корни другой Маади. Шоссе № 9, проложенное вдоль железной дороги, отделило фешенебельную часть от
района «балади»[1] - исторической части города, где невозможная древняя нищета Египта представлялась во всей красе. Запряженные ослами тележки громыхали но немощеным улицам, архаичною вида торговцы продавали арахис и бататы, висящие над мясными прилавками туши были облеплены тучами мух. В этой части города жили и немногочисленные представители среднего класса, в том числе преподаватели и мелкие чиновники, которых привлекал чистый воздух Маади. Они понимали, что пересечь дорогу и вступить в клуб почти невозможно.
В 1960 году из Гелиополиса в Маади переехали доктор Мохаммед Раби аль-Завахири и его жена Умайма. Раби и Умайма принадлежали к двум самым уважаемым семействам Египта. Клан Завахири уже считался потомственной медицинской династией. Раби служил профессором фармакологии в университете «Айн Шаме». Ею брат был высококвалифицированным дерматологом и экспертом но венерическим заболеваниям. Династия, которую они основали, продолжилась в следующем поколении - в 1995 году. В некрологе инженеру Кашифу Аль-Завахири в каирской газете упоминались сорок шесть представителей этой фамилии. Более тридцати из них стали врачами, химиками или фармацевтами, рассеянными но всему арабскому миру и Соединенным Штатам. В другой ветви рода Завахири был посол, судья и член парламента.
Прежде всею, имя Завахири ассоциировалось с религией. В 1929 году дядя Раби Мохаммед аль-Ахмади аль-Завахири стал ректором «Аль-Азхара», тысячелетнего университета в центре Старого Каира, который до сего времени являегся центром исламской учености на Ближнем Востоке. Ею руководитель обладает в мусульманском мире авторитетом, сравнимым с папским статусом в христианстве. Имама Мохаммеда вспоминают как энергичного реформатора этою учреждения, из-за чего он стал непопулярным среди консерваторов и в конце концов был изгнан из своего кабинета в результате студенческих забастовок. Отец и дед Раби также преподавали в «Аль-Азхаре».
Жена Раби Умайма Азам происходила из не менее уважаемого клана, славившегося большим богатством, и имела немалое политическое влияние. Ее огец, доктор Абдул Ваххаб Азам, был ректором Каирского университета и основателем университета короля Сауда в Эр-Рияде. Помимо академических занятий он являлся египетским послом в Пакистане, Йемене и Саудовской Аравии. Азам считался видным панарабским интеллектуалом своего времени. Дядя Умаймы был основателем и первым генеральным секретарем Лиги арабских государств.
Несмотря на блестящую родословную, профессор Завахири и его жена Умайма обосновались в квартире на улице № 100 на стороне балади. Позже они сняли сдвоенную квартиру в доме № 19 но улице 154, возле вокзала. Для них общество Маади не представляло никакого интереса. Они отличались религиозностью, но не фанатичностью. Умайма ходила без хиджаба, что уже тогда считалось в порядке вещей. Выступления с требованием религиозного благочестия в Египте того времени были весьма редки в Египте, а в Маади их и вовсе невозможно было себе представить. В окрестностях находилось больше христианских церквей, чем мечетей, не говоря уже о процветающей еврейской синагоге.
Старшие дети Завахири, близнецы Айман и Умния, родились 19 июня 1951 года. Браг и сестра были первыми учениками в школе и на медицинском факультете. Хеба появилась на свет три года спустя. Она тоже стала врачом. Мохаммед и Хусейн получили дипломы архитекторов.
Полный, лысый и слегка косоглазый отец Аймана имел репутацию человека эксцентричного и рассеянного. Но его любили студенты и соседские дети. Он проводил большую часть времени в лаборатории или собственной медицинской клинике. Исследования профессора Завахири иногда приводили его в Чехословакию. В то время в стране не хватало валюты, поэтому мало кто из египтян путешествовал. Профессор всегда привозил из командировок множество шрушск. Он любил водить детей на киносеансы в спортивный клуб Маади, когда он был открыт для всех желающих. Маленькому Айману нравились фильмы Диснея, которые кру тили три раза в неделю под открытым небом. Летом большая семья ходила на пляж в Александрию. Жить на профессорское жалованье было не так уж легко. Пока Аймаи не встал па ноги, семья не могла позволить себе автомобиль. Подобно многим египетским ученым, профессор Завахири несколько лет преподавал за границей: он ездил в Алжир, чтобы заработать денег. Ради экономии семья Завахири держала кур и уток. Профессор покупал корзинами апельсины и маню, которые сам отжимал, чтобы обеспечить детей витаминами.
Для того, кто жил в Маади в пятидесятые и шестидесятые годы, социальный статус определяло членство в спортивном аристократическом клубе. Поскольку Завахири никогда не состоял CIO членом, Айман нередко чувствовал себя ущемленным. Ею родные считались консерваторами, в Египте таких людей называли саеди[2].
В одном конце Маади, окруженном зелеными игровыми полями и теннисными кортами, находилась частная начальная школа для мальчиков - колледж имени королевы Виктории. Он был основан в период бри танского господства. Воспитанники приходили на уроки в пиджаках и галстуках. Один из известных выпускников - талантливый игрок в крикет Мишель Шальхуб. Уже будучи актером кино, он взял себе имя Омар Шариф. Палестинский ученый и иисатсль Эдвард Саид учился в этой школе вместе с будущим королем Иордании Хусейном.
Айман аль-Завахири, однако, посещал государственную среднюю школу. Это было скромное, приземистое здание за зелеными ворогами в непрестижной части пригорода. Ученики этих двух школ жили в разных мирах. Обучение в колледже имени королевы Виктории соответствовало европейским стандартам, государственная школа их отвергала. Во дворе всем управляли хулиганы, в классах - тираны-педагоги. Айман был физически слаб, а таким детям приходилось создавать собственную стратегию выживания.
В детстве у него было пухлое лицо, настороженный взгляд и тонкие губы, никогда не раздвигавшиеся в улыбке. Он был «книжным червем» и ненавидел спортивные состязания. С раннего детства мальчик стал известен своей набожностью и часто посещал мечеть имени Хусейна Сидки - внушительную пристройку большого жилого дома. Мечеть носила имя известного актера, который отказался от профессии из-за се небогоугодности. Религиозность придавала характеру Аймана мягкость и некую загадочность.
Учился он превосходно, но казался погруженным в себя, а на уроках частенько мечтал. Однажды директор школы пожаловался профессору Завахири, что Айман пропустил урок. Профессор ответил: «Скоро вы будете иметь честь являться директором школы имени Аймана аль-Завахири. Вы непременно будете им гордиться».
Соседи всегда видели Аймана серьезным, дома же он обычно бывал весел. «Когда он смеялся, то казалось, что сотрясается весь дом - это было очень искренне»,- всиоминал его дядя Махфуз Азам.
Отец Аймана умер в 1995 году. Мать Умайма Азам и сейчас ещё живет в Маади в удобной квартире, этажом выше магазина электроприборов. Она - замечательный повар. Все хвалят ее кунафу[3]. Умайма была дочерью богатых родителей и унаследовала от отца плодородные земли в Гизе и Фаюмском оазисе, обеспечивающие ей скромный, но независимый доход. Айман и его мать очень любили литературу. Женщина запоминала наизусть поэмы, которые ей посылал сын, - часто это были настоящие оды о любви к матери.
Дядя Завахири Махфуз, старейшина клана Азама, заметил, что, хотя Айман унаследовал медицинское дело рода Завахири, он фактически пошел по политической стезе, свойственной роду матери. Начиная с первого египетского парламента, созванного более ста пятидесяти назад, Азамы всегда находились на государственной службе, но никогда не скрывали своих оппозиционных настроений. Махфуз попал в тюрьму в пятнадцать лет, после того как вступил в заговор против правительства. В 1945 году Махфуза снова арестовали по подозрению в подготовке покушения на жизнь премьер-министра Ахмеда Махира. «Я сам занимался чем, что потом сделал Айман», - вспоминал дядя.
В 1936 году Махфуз Азам учился на третьем курсс. Преподавателем арабскою языка у нею был Саид Кутуб. Кутуба и его молодого воспитанника всю жизнь связывали дружеские узы. Позже Азам писал статьи для журнала мусульманского братства, который Кутуб издавал в первые годы революции. Махфуз стал личным адвокатом Саида и был одним из тех, кто видел его перед казнью. Когда Кутуб готовился к смерти, Азам приходил в тюремную больницу. Кутуб был спокоен. Он подписал доверенность, предоставляя Азаму право распоряжаться его собственностью; надписал и передал ученику личный Коран - настоящую реликвию мученика.
Молодой Айман аль-Завахири часто слышал от своего любимого дяди Махфуза воспоминания о благородном характере Кутуба и о тех мучениях, которые тот перенес в тюрьме. Эти рассказы привели к инциденту, произошедшему где-то в середине 1960-х. Айман и его брат Мохаммед на рассвете возвращались домой из мечети после намаза. Вице-президент Египта Хусейн аль-Шафей остановил автомобиль, чтобы подвезти мальчиков. Шафей был судьей на процессе исламистов 1954 года. Для братьев Завахири прокати ться в автомобиле, тем более с вице-президентом, было необыкновенным удовольствием. Но Айман сказал: «Мы не хотим ехать вместе с человеком, участвовавшим в судах, которые приговорили к смерчи мусульман».
Упорное противостояние власти в столь раннем возрасте свидетельствует о личном бесстрашии Завахири, его целеустремленности и глубокой убежденности в собственной правоте. Эти качества в будущем приведут к конфликтам с каждым, кто встанет у него на пути. Эти мя тежные черты дали ему возможность претворить пророчества Кутуба в реальность.
«Правительство Насера думало, что гибелью Саида Ку1убаи его товарищей исламскому движению нанесен смертельный удар, - писал позже Завахири. - Но поверхностное спокойствие скрыло огромнейшее воздействие идей Саида Кутуба на формирование глубинного ядра современного исламского движения джихада в Египте». Действительно, в гот же год, когда Саид Кутуб взошел на эшафот, Айман аль-Завахири вступил в подпольную организацию, целью которой было свержение правительства и установления исламистского строя. Ему тогда исполнилось всего пятнадцать лет.
«Мы - это группа учащихся средней школы Маади и других школ», - свидетельствовал позже Завахири. Члены его ячейки встречались друг у друга на квартирах, иногда собирались в мечетях и затем переходили в парк или другое тихое место на набережной Нила. В начале их было пятеро, и Завахири выбрали эмиром, то есть руководителем. Он методично вербовал новых членов для участия в деле, которое не только не имело никаких шансов на успех, но, напротив, могло лег ко довести их до камеры смертников. «Наши средства не соответствовали нашим стремлениям»,- признался он в своих показаниях. Он совершенно не сомневался в правильности своих приказов.
Процветание и высокий социальный статус, которым пользовались жители Маади, в свое время изолировали их от политических преследований со стороны королевского двора. Теперь же в революционном Египте они чувствовали себя совершенно беззащитными. Родители боялись высказывать собственное мнение даже перед детьми. В то же самое время тайные общества, подобные ячейке Завахири, множились по всей стране. Они представляли собой маленькие изолированные группы беспокойной молодежи.
В 1967 году грянула война с Израилем[4]. После нескольких лет словесных баталий Насер потребовал удалить миротворческие силы ООН с Синайского полуострова и затем блокировал пролив Тиран для израильских судов. Израиль ответил массированным упреждающим ударом, который за два часа полностью уничтожил египетские ВВС. Когда Иордания, Ирак и Сирия вступили в войну против Израиля, то их самолеты были немедленно сбиты или разбомблены на аэродромах. В следующие дии Израиль захватил весь Синай, Иерусалим, западный берег реки Иордан и Голанские высоты, сокрушив силы арабов по всей линии фронта. Это был новоротный момент в истории современного Ближнего Востока. Скорость и решительность израильскою удара в Шестидневной войне потрясла многих мусульман, которые полагали, что Аллах их наказал. Они потеряли не только армии и территории, но веру в своих руководителей, свои страны и в себя. На фоне ужасною поражения усилилась привлекательность исламскою фундаментализма. Резкий голос послышался в мечетях - он ответил на отчаяние простой формулировкой: «Ислам - решение».
Это было молчаливое осознание, что Бог перешел на сторону евреев. До Второй мировой войны в исламском мире антисемитизм практически не встречался. Евреи жили благополучно иод управлением мусульман в течение двенадцати столетий, пока в 30-е годы XX века не зазвучала на коротких волнах нацистская пропаганда на арабском языке. Она соединилась с нападками со стороны христианских миссионеров, заразив этот регион старыми западными предрассудками. После войны Каир стал «святым местом» для нацистов. Возрождение исламистскою движения совпало с падением фашизма.
Основание государства Израиль, его фантастическое возвышение и установление военного господства над регионом растревожило арабское самосознание. Арабы оказались в таком незавидном положении, что вспоминали то счастливое время, когда пророк Мохаммед поработил евреев Медины. Они вспоминали о великой волне мусульманской экспансии и свое славное военное прошлое, ибо в настоящем они были сильно унижены. Голос в мечети говорил, что арабы пренебрегли тем самым оружием, которое давало им реальное мо1ущество, - верой. Нужно восстановить ревностное отношение к религии и ее чистоту, ведь она сделала арабов великими, и Аллах еще раз окажется на стороне мусульман.
Первым делом следовало свергнуть светский режим Насера. Для сторонников джихада приоритет заключался в разгроме, как они говорили, «ближайшею врага», то есть нечистою мусульманского общества. «Отдаленный враг» - Запад - мог и подождать. Для Завахири и его сподвижников это означало введение исламских законов в Египте.
Завахири также стремился восстановить халифат, правление исламских клерикалов, упраздненное в 1924 году после распада Османской империи, которое на самом деле не шрало настоящей роли начиная с XIII столетия. Как только халифат будет восстановлен, Египет станет центром притяжения остальной части исламского мира в деле начала джихада против Запада. «Тогда история сделала бы новый поворот, угодный Аллаху, - писал позже Завахири,- от империи Соединенных Штатов и всемирного еврейского правительства».
Насер умер от внезапного сердечного приступа в 1970 году. Его преемником стал Анвар аль-Садат. Он отчаянно добивался признания политической легитимности правящего режима и немедленно приступил к переговорам с исламистами. Называя себя «верующим президентом» и «первым человеком ислама», Садат предложил «братьям-мусульманам» компромисс: он позволил им проповедовать и пропагандировать их взгляды при условии отказа от насильственных методов и поддержки своего режима против фанатичных сторонников Насера и левых. Садат освободил из тюрьмы исламистов, не осознав той опасности, которую они представляли. Благодаря посланиям Саида Кутуба молодое поколение «братьев-мусульмап» было решительно настроено против правительства.
В октябре 1973 года, в течение месяца Рамадана, Египет и Сирия ошеломили Израиль одновременным ударом через Суэцкий канал по оккупированному Синайскому полуострову и
Голанским высотам^. Хотя сирийцы были скоро отброшены, а египетская Третья Армия - спасена от поражения только благодаря вмешательству сил ООН, эта кампания была преподнесена в Египте как достойный реванш, придававший Садату необходимый политический авторитет.
Подпольная ячейка Завахири начала расти, к 1974 году в ней было уже сорок человек. Айман стал высоким и стройным молодым человеком с усиками над прямыми губами, носил большие черные очки. Он был студентом медицинскою факультета Каирскою университета, где училось немало исламских активистов. Внешность Завахири не выдавала ею религиозных убеждений. Он обычно носил западную одежду: костюм и галстук, и о сю политической активности не знали даже в семье. В личных беседах Завахири критически высказывался против революции, которая неминуемо привела бы к кровопролитию, и предпочитал ей внезапный военный заговор, способный неожиданно отобрать бразды правления у режима Садата.
Айман не особенно скрывал свои политические взгляды. В Египте политическое положение традиционно было предметом для шуток. В то время в семье Завахири рассказывали анекдот про бедную женщину, которая принесла своею пухлою маленького сына - в разговорном египетском арабском языке - своею го'алоса, - чтобы увидеть короля, проходящего со своей пышной свитой. «Я хочу, чтобы Бог дал и тебе увидеть такую красоту!» - молилась женщина о своем сыне. Ее слова подслушал офицер. «Что вы сказали?» - спросил он. «А разве вы не хотели бы снова увидеть это?» - переспросила женщина. Двадцать лет спустя тот же самый военный стоит в оцеплении и охраняет Садата, который шествует в великолепной процессии, словно король. «О, ю’алос - это все из-за тебя!» - воскликнул офицер.
На последнем курсе медицинскою факультета Завахири провел экскурсию по кампусу американскому журналисту Абдалле Шлейфсру, позже ставшему преподавателем теории СМИ в Американском университете Каира. Шлейфер стал ключевой фшурой в жизни Завахири. Неуклюжий двухметровый человек с растрепанными волосами и козлиной бородкой напоминал битников 50-х годов. Он был поразительно похож на поэта Эзру Паунда[5]. Шлейфер происходил из еврейской семьи Лонг-Айленда, не соблюдавшей иудейских обрядов. После увлечения марксизмом, знакомства с «Черными пантерами» и Че Геварой, он во время поездки в Марокко в 1962 году изучил суфийскую традицию ислама. Его потрясло само значение слова «ислам» - покорность, и именно это случилось со Шлейфсром. Он покорился исламу, изменил имя с Марка на Абдаллу и проводил большую часть своей профессиональной жизни на Ближнем Востоке. В 1974 году, когда Шлейфер приехал в Каир как руководитель новостей NBC, дядя Завахири Махфуз Азам стал его покровителем. Американский новообращенный еврей был редкостью, и Шлейфер, со своей стороны, принял покровительство Махфуза. Абдалла чувствовал, что находится под защитой всего уважаемого семейства Азамов.
Шлейфер быстро ощутил сдвиг в египетском студенческом движении. Молодые исламские активисты появлялись в кампусах, сначала в южной части страны, а затем и в Каире. Они назвали себя «Аль-Гама’а Аль-Исламийя» («Исламская группа»). Поощряемая уступчивым правительством Садата, «Исламская группа» взбудоражила большинство университетов Египта. Она была организована по принципу «Общества братьев-мусульман»: в виде маленьких ячеек, названных анкуд - гроздь винограда. В течение четырех лет «Исламская группа» установила полный кон·троль над студенческими городками. Большинство египтян с удивлением взирали на юношей, отрастивших декоративные бороды, и девушек, закутавшихся в большие платки.
Шлейфсру нужен был наставник, который объяснил бы ему происходящее. Благодаря Махфузу Абдалла познакомился с Айманом Завахири, согласившимся провести его по кампусу без записи на камеру. «Он был худ, и его очки выступали вперед, - вспоминал Шлейфер, которому Завахири напомнил радикалов, известных по Соединенным Штатам. – Создавалось впечатление, что кинохронику отмотали на три десятка лет назад и передо мной сюит левый интеллектуал из юродскою колледжа». Шлсйфср наблюдал студентов, рисовавших лозунги для демонстраций, и молодых студенток, шивших ссбс покрывала, которые носят набожные мусульманские женщины. Позже Завахири и Шлсйфср прогуливались по бульвару вдоль Каирскою зоопарка и направились к Университетскому мосту. Когда они стояли над широким медленным Нилом, Завахири похвастался, что фундаменталистское движение нашло наибольшее количество адептов на элитных факультетах университета: медицинском и техническом. «Разве вы не потрясены этим?»-спросил он.
Шлсйфср свысока заметил, что в шестидесятые те же самые факультеты были цитаделями марксистской молодежи. Исламистское движение, по его мнению, явилось лишь последней модой студенческого бунтарского движения. «Послушайте, Айман, я - бывший марксист. Но вы говорите так, что я чувствую, будто вернулся назад в партию. Я не ощущаю себя традиционным мусульманином рядом с вами». Завахири вежливо выслушал, но был совершенно озадачен критикой Шлсйфсра.
Абдалла вскоре снова столкнулся с Завахири. Это был Эйд аль-Фитр, ежегодный праздник окончания поста, самый радостный день года. Под открытым небом в красивом саду мечети Фарука в Маади совершалась праздничная молитва. Когда Шлейфер пришел в сад, он заметил там Завахири с одним из «братьев». Они были очень возбуждены: вынули синтетические молитвенные коврики и установили микрофон. Как и ожидалось, задумчивое чтение Корана превратилось в неравное соревнование между общиной и «братьями» Завахири с микрофоном.
«Я понял, что они произносили салафистские[6] молитвы, которые не признают никаких исламских традиций после времени Пророка, - вспоминал об этом Шлсйфср. - Это убило всякую поэзию. Это было нечто хаотическое».
В конце концов он подошел к Завахири. «Айман, это неправильно», - обратился к нему Шлейфер. Завахири начал что-то объяснять, но Шлейфер отрезал: «Я не собираюсь спорить с вами. Я - суфий, а вы - салафис г. Но вы совершаете фитпу (термин, которым обозначается то, что вводит в искушение и что запрещено Кораном), - и если вы хотите так молиться, делайте это в вашей собственной мечети». Завахири кротко ответил: «Вы нравы, Абдалла».
В конечном счете разрозненные подпольные группы начали выходить на связь друг с другом. Только в одном Каире было пять или шесть ячеек, в большинстве из них состояло не менее десяти членов. Четыре ячейки, включая [руипу Завахири, одну из самых многочисленных,
сформировали «Джамаат Аль-Джихад»[7], или просто «Аль-Джихад». Хотя их цели соответствовали идеологии «братьев-мусульман», у них не было намерения попробовать действовать через публичную политику. Завахири считал, что такие усилия опорочили бы идеалы чистою исламского государства. Он дошел до того, что стал презирать мусульманское братство за готовность идти на компромисс.
Завахири окончил медицинскую школу в 1974 году, после чего отслужил три года военным хирургом в египетской армии на военной базе близ Каира. Затем он открыл частную клинику в гой же самой сдвоенной квартире, где жил вместе с родителями. Ему было уже далеко за двадцать, пора задуматься о женитьбе, но он никогда не встречался с девушкой. По египетской традиции друзья и родственники начали искать ему подходящую спутницу жизни. Завахири не нуждался в романтических отношениях; он хотел жену, способную разделить его радикальные убеждения и переносить трудности и лишения, с которыми его одержимая натура должна была столкнуться. Одной из возможных кандидатур стала Аза Новаир, дочь старого друга семьи.
Подобно Завахири и Азамам, Новаиры были известным каирским кланом. Аза выросла в богатом доме в Маади. Миниатюрная девушка выглядела совсем юной, но она была необыкновенно решительна. В другое время и другом месте она, возможно, стала бы работать по специальности, социальным работником, но на втором курсе Каирского университета Аза скрыла волосы покрывалом и встревожила семью своей пылкой религиозностью. «До этого она одевалась по последней моде, - вспоминал ее старший брат Эсам. - Мы не хотели, чтобы она была настолько религиозной. Она стала много молиться и читать Коран. Со временем сестра сильно изменилась». Скоро Аза пошла еще дальше и надела хиджаб. По словам ее брата, девушка проводила целые ночи за чтением Корана. Когда Эсам просыпался по утрам, то находил ее спящей на молитвенном коврике со священной книгой в руках.
Хиджаб стал непреодолимым барьером между достигшей брачного возраста молодой девушкой и той частью общества, которое все еще стремилось быть частью современного мира. Для большинства молодых людей, равных ей по положению, решение Азы скрывать лицо стало пренебрежительным отречением от общества. Отказ снять завесу с лица привел к перспективе лишиться наследства. «У нее было много потенциальных женихов, все они были высокого ранга, богатые и обладали высоким общественным положением, - вздыхал ее брат. - Но почти все они хотели, чтобы она приспустила хиджаб. Сестра спокойно отказалась. Она хотела того, кто примет ее такой, какая она есть. Айман искал себе именно такую женщину».
Согласно традиции на первом свидании с Айманом Аза ненадолго приоткрыла лицо. «Он увидел ее, а затем уехал», - вспоминал Эсам. Молодая пара недолго разговаривала еще однажды, но это было простой формальностью. Айман больше не видел лица невесты до окончания брачной церемонии.
Он произвел благоприятное впечатление на семью Новаиров. Они были не особенно ослеплены его блестящей родословной, но его религиозность их встревожила. Он оказался вежлив и воспитан, однако отказался приветствовать женщин и даже не удостаивал взглядом тех, кто носил юбку.
В семье Азы Айман никогда не говорил о политике, и неизвестно, насколько жена была в курсе его дел. В любом случае она должна была одобрить его подпольную деятельность. Аза сказала подруге, что ее самая заветная мечта - стать мученицей.
Свадьба состоялась в феврале 1978 года в каирском отеле «Континентл-Савой», известном англо-египетском заведении на Оперной площади, где остались лишь следы былой роскоши. Согласно пожеланиям жениха и невесты не было никакой музыки и не разрешалось фотографировать. «Это было как будто в соответствии с традицией, - вспоминал Шлейфер. - Мы сидели в мужской части, где царила очень мрачная и тяжелая атмосфера без каких-либо шуток. В качестве угощения предлагалось много чашек кофе».
«Мои контакты с Афганистаном завязались летом 1980 года и полностью меня захватили, - написал Завахири в своей краткой биографии «Рыцари под знаменем пророка». В то время когда Айман заменял врача в клинике, принадлежащей «Обществу братьев-мусульман», директор больницы спросил, не хочет ли он поехать с ним в Пакистан помочь афганским беженцам, сотни тысяч которых ушли из страны после недавнего советского вторжения. Завахири немедленно согласился. Он был озабочен созданием тайной базы для джихада, казавшегося невозможным в Египте. «Нил течет по узкой долине между двумя пустынями, в которых нет ни растительности, ни воды, - писал он в своей биографии. - Такой ландшафт делал партизанскую войну невозможной и, как результат, вынуждал жителей долины подчиняться центральному правительству, наниматься рабочими и вербоваться в армию». Возможно, Пакистан или Афганистан предоставили бы возможность сформировать армию исламских фундаменталистов, которые могли бы в конечном счете возвратиться, чтобы завоевать Египет.
Завахири отправился в Пешавар с анестезиологом и пластическим хирургом. «Мы были первыми тремя арабами, прибывшими, чтобы оказать помощь», - сообщал Завахири. Он провел четыре месяца в Пакистане, работая в обществе Красного Полумесяца, исламской ветви Международного общества Красного Креста.
Название «Пешавар» происходит от санскритского слова, означающего «город цветов», которым он, возможно, и был в течение буддийского периода своей истории, но прошло уже много времени с того момента, как были разрушены шедевры архитектуры. Город находился в восточной части Хайберского прохода, повидавшего армии Александра Македонского и Чингисхана. Пешавар был важным аванпостом Британской империи, последней остановкой перед неизвестной местностью, которая простиралась чуть ли не до Москвы. Когда в 1947 году британцы оставили Пешавар, то он превратился в скромный, но неуправляемый сельскохозяйственный городок. Война оживила древний город. Когда приехал Завахири, Пешавар был наводнен контрабандистами, торговцами оружием и наркодилерами.
Город с трудом справлялся с притоком бездомных и голодных афганцев. К концу 1980 года в Пакистане было уже почти 1,4 миллиона афганских беженцев, и в следующем году число их почти удвоилось. Большинство из них проникло в Пешавар, ища убежища в соседних лагерях. Многие беженцы стали жертвами советских противопехотных мин или ковровых бомбардировок городов и сел. Люди нуждались в немедленном лечении. Условия содержания в больницах и клиниках были ужасными, особенно в начале войны. Завахири сообщал домой, что он иногда использовал мед. чтобы дезинфицировать раны.
В письмах к матери он жаловался на одиночество и умолял писать ему чаще. Свои переживания он пытался выразить в стихах:
Она ответила на мои злые дела добротой.
Не прося о любом возвращении...
Да очистит Бог мои недостоинства И простит мои прегрешения...
О Боже, пожалей странника,
Ждущего взгляда своей матери.
Благодаря знакомству с вождями местных племен, Завахири сделал несколько тайных вылазок через границу в Афганистан. Он стал одним из первых иностранцев, ставших свидетелями храбрости афганских борцов за свободу, называвших себя моджахедами - воинами за веру. Той осенью Завахири возвратился в Каир, воодушевленный историями о необыкновенных происшествиях, случившихся во время джихада против Советского Союза. Это была война, о которой знали очень немногие даже в арабском мире, хотя это был, безусловно, самый кровавый конфликт 80-х годов. Завахири стал посещать университеты, вербуя добровольцев для участия в джихаде. Он отрастил бороду и надел пакистанскую одежду «шальвар-камиз» - длинную рубашку до колен поверх свободных брюк.
В тот момент удалось мобилизовать только горстку арабских добровольцев, и когда делегация вождей моджахедов прибыла в Каир, Завахири пригласил на встречу с ними в Отель Шеферда своего дядю Махфуза. Эти два человека подарили афганцам идею, которую ранее предложил Абдалла Шлейфер. Последний был расстроен неспособностью западных репортеров оперативно освещать войну. Абдалла предложил найти трех способных молодых афганцев, которых он мог бы обучить профессии оператора. Таким образом, они могли бы снимать сюжеты, а Шлейфер монтировал бы и комментировал их. Он предупредил Завахири, что, нужны яркие кадры, иначе ему нечего будет запускать в эфир.
Вскоре Шлейфер спросил Завахири об откликах на свое предложение. Он вспоминал, что реакция Аймана была на редкость холодной и формальной. Завахири начал разговор о том, что американцы - враги и им нужно противостоять.
-Я не понимаю, - ответил Шлейфер. - Вы только что возвратились из Афганистана, где сотрудничали с американцами. А теперь заявляете, что Америка - враг?
- Несомненно, мы используем американцев, чтобы они помогли нам бороться с русскими, - ответил Завахири, - но они - не меньшее зло.
- Как вы можете делать такое сравнение? - воскликнул оскорбленный Шлейфер. - В Америке гораздо свободнее исповедовать ислам, чем в Египте. А в Советском Союзе закрыли пятьдесят тысяч мечетей!
- Вы ничего не понимаете, потому что вы - американец, - сказал Завахири.
Шлейфер сердито заметил, что единственной причиной того, что они могут вести эту беседу, является вмешательство НАТО и американской армии, которая воспрепятствовала
Советскому Союзу захватить Европу, а потом повернуть па Ближний Восток. Обсуждение оставило неприятный осадок. Они спорили друг с другом много раз, но всегда говорили с взаимным уважением и юмором.
На сей раз Шлейфер почувствовал, что Завахири словно говорил не с ним одним, а выступал перед аудиторией. В результате подготовить афганских корреспонден тов не удалось.
Айман возвратился из второй поездки в марте 1981 года. Он сократил свое пребывание в Пешаваре и вернулся в Каир всего два месяца спустя. Позже он написал, что рассматривал афганский джихад как «тренировочный курс особой важности для подготовки мусульманских моджахедов, чтобы начать долгожданную битву против сверхдержавы, которая господствует над земным шаром, а именно против Соединенных Ш татов Америки».
Когда Завахири вернулся к медицинской практике в Маади, исламский мир все еще находился иод впечатлением от политическою катаклизма 1979 года, когда началось не только советское вторжение в Афганистан, по и возвращение аятоллы Рухоллы Хомейни в Иран и
свержение «Трона павлина»[8] - первый успешный исламистский переворот в большой стране. Пока Мохаммед Рсза Пехлеви, изгнанный иранский шах, лечился от рака в Соединенных Штатах, аятолла подстрекал студенческие толпы напасть на американское посольство в Тегеране. Садат расценил действия Хомейни как выходки «сумасшедшего, который превратил ислам в позор». Он пригласил больного шаха поселиться в Египте, где тот через год и умер.
Мусульманам всего мира Хомейни был известен тем, что он остро критиковал Запад. Вместо того чтобы ориентировать будущее исламского мира на светскую демократическую модель, он призвал повернуть назад. Его зажигательные проповеди возвещали о всепобеждающей силе ислама предыдущего тысячелетия и предвосхитили резкие выпады бен Ладена. Хомейни не принимал свободу Запада. «Да, мы - реакционеры, а вы - просвещенные интеллектуалы: вы не хотите возвратиться на 1400 лет назад! - взывал он вскоре после того, как взял власть, - Вы хотите свободы, свободы для всего, свободы для партий, свободы, которая развратит наше юношество; свободы, которая проложит путь для угнетения; свободы, которая потянет нашу нацию вниз». Уже в сороковые годы Хомейни говорил о готовности прибегнуть к террору, чтобы победить очевидных врагов ислама, используя богословское обоснование, а также материальную базу. «Ислам говорит: хорошо то, что существует благодаря мечу и в тени меча! Люди не могут быть сделаны послушными ничем, кроме меча! Меч - ключ к раю, открытому только для святых воинов!»
То, что Хомейни происходил из шиитской ветви ислама, а не из суннитской, которая преобладает в мусульманском мире вне Ирака и Ирана, делал его противоречивой фигурой в глазах суннитских радикалов[9]. Тем не менее организация Завахири поддержала Иранскую революцию листовками и аудиокассетами, убеждающими все исламские 1рупиы в Египте последовать иранскому примеру. Стремительное преобразование такой относительно богатой, мощной, современной страны, как Иран, в твердыню ислама, наглядно показало, что мечта исламистов была вполне достижима, и это укрепило их в желании действовать.
К этому времени исламизм стал широким и разнообразным движением. В него оказались вовлечены и те, кто желал работать в рамках политической системы как «мусульманские братья», и те, кто, подобно Завахири, хотел разрушить государство и учредить религиозную диктатуру. Главная цель борьбы исламистов состояла в том, чтобы ввести исламское право - шариат. Они полагали, что пятьсот стихов Корана, основа шариата, - неизменные Божьи заповеди. Они призывали вернуться в золотую эпоху Пророка и его непосредственных преемников - хотя фактически юридический кодекс ислама развился спустя несколько столетий после смерти Пророка. Эти стихи предписывают определенное поведение - точно и детально, - как и что ответить тому, кто чихает, например, и сколько золотых драгоценностей допустимо носить на себе. Они также предписывают специфические наказания за небольшие преступления, например за прелюбодеяние и пьянство, но не за такие тяжкие, как убийство. Исламисты утверждали, что шариат не может быть изменен, ибо он возник непосредственно по велению Бога. Они хотели обойти длинную традицию юридических толкований мусульманских ученых и воссоздать более аутентичную систему исламского права. Немусульмане же и исламские модернисты утверждали, что принципы шариата отражают строгие каноны бедуинской культуры, породившей религию, и, конечно, не в состоянии управлять современным обществом. Правительство Садата неоднократно обещало соблюдать шариат, но на деле показало, что их словам не следует доверять.
Мирное соглашение Садата с Израилем объединило враждующие исламистские партии. Однако вскоре они пришли в ярость из-за нового закона, предложенного Джихан, женой президента. Этот закон предоставил женщинам право на развод, привилегию, не разрешенную Кораном. Садат в своем выступлении, оказавшемся для него последним, высмеял исламскую одежду набожных женщин, которую он назвал «палаткой», и запретил носить хиджаб в университетах. Фундаменталисты признали президента еретиком. Это означало, что согласно исламскому закону нужно изгнать правителя, раз он не верит ни в Бога, ни в Пророка. Обвинение в ереси было равносильно призыву к убийству.
В ответ на демонстрации, организованные исламистами, Садат распустил все религиозные студенческие ассоциации, конфисковал их собственность и закрыл их летние лагеря. Полностью изменив свою прежнюю позицию признания и даже одобрения деятельности таких групп, он теперь провозгласил новый лозунг: «Никакой политики в религии и никакой религии в политике». Формулировку, которая более бы раздражала исламистов, придумать было невозможно.
Завахири предлагал не просто изгнать главу государства, но полностью низвергнуть существующий строй. В ожидании момента, когда «Аль-Джихад» соберет в свои ряды достаточно людей и накопит оружие, чтобы действовать, он тайно вербовал офицеров египетских вооруженных сил. Его главным стратегом стал Абуд аль-Зумар, полковник военной разведки, который был героем войны 1973 года против Израиля (одна из улиц Каира была переименована в его честь). План Зумара состоял в том, чтобы убить главных руководителей страны, захватить штабы армии и государственной безопасности, здания телефонной станции, радио и телевидения и передать сообщение о победе исламской революции, после чего, он надеялся, начнется народное восстание против светской власти по всей стране. Это был, как свидетельствовал Завахири позже, «сложный хитроумный план».
Другой ключевой фигурой ячейки Завахири являлся смелый командир танковых войск по имени Эсам аль-Камари. Благодаря доблести и сообразительности майор Камари выделялся среди равных ему по званию. Завахири описал его как «благородного человека, в истинном смысле этого слова». Честный и прямодушный Камари немало претерпел в жизни и на службе. Хотя Завахири и являлся эмиром ячейки в Маади, он часто подчинялся Камари, который был талантливым командиром от природы. Умения управлять особенно недоставало Завахири. Действительно, Камари заметил, что у Завахири «чего-то не хватало», и сказал: «Ты можешь быть членом какой-нибудь группы, но не сможешь стать руководителем».
Камари начал тайно выносить оружие и боеприпасы с армейских складов и прятать их в медицинской клинике Завахири в Маади, находившейся на первом этаже дома. Это была та самая сдвоенная квартира, где жили его родители. В феврале 1981 года, в момент перевозки боеприпасов из клиники в хранилище, полицейские арестовали молодого человека с сумкой, набитой оружием, военными инструкциями и картой, на которой были обозначены все склады танковых частей в Каире. Камари, узнав об этом, немедленно скрылся, но несколько его офицеров были арестованы. Завахири по непонятным причинам остался на свободе.
В сентябре Садат приказал арестовать более чем полторы тысячи человек, включая многих видных египтян - не только фундаменталистов, но и просто интеллектуалов без религиозных убеждений, марксистов, коптских христиан, студенческих лидеров, журналистов, писателей, врачей клиник «Общества братьев-мусульман» - пеструю толпу диссидентов разного толка. Волна арестов миновала Завахири, но задела большинство руководителей «Аль-Джихада». Однако изрядно поредевший «Джихад» уже привел в действие авантюрный план. Лейтенант Хатид Исламбули, которому было двадцать три года, предложил убить Садата во время военного парада, который должен был состояться через месяц.
Завахири свидетельствовал, что до девяти часов утра 6 октября 1981 года он ничего не слышал об этом плане. Один из членов его ячейки, фармацевт, сообщил ему эту новость. «Я был удивлен и потрясен»,- сказал Завахири следователям на допросе. Фармацевт предложил поддержать спланированный в спешке заговор. «Но я сказал ему: «Что мы можем сделать? Начать стрелять на улице, чтобы полиция задержала нас? Мы не будем ничего предпринимать». Завахири возвратился к пациентам. Когда он узнал, что военный парад все еще продолжается, то предположил, что заговор провалился и мятежники арестованы. Он пошел в дом к одной из своих сестер, которая сообщила, что парад прерван, но президент остался цел и невредим. Однако необходимо было дождаться точных известий.
Садат праздновал восьмую годовщину войны 1973 года. Окруженный высшими сановниками, включая нескольких американских дипломатов и Бутроса Бутроса-Гали, будущего Генерального секретаря Организации Объединенных Наций, Садат салютовал марширующим частям, когда военный автомобиль рванулся к главной трибуне. Лейтенант Исламбули и трое других заговорщиков выпрыгнули из него и бросили гранаты в трибуну. «Я убил фараона!» - закричал Исламбули, после того как выпустил в президента все пули из своего автомата. Но Садат упорно продолжал стоять даже после того, как его тело было изрешечено пулями.
Сообщение о смерти президента не вызвало большой печали у арабов, которые после заключения мира с Израилем считали его предателем. По мнению Завахири, это убийство не дало ничего для претворения в жизнь исламских идеалов. Возможно, был еще шанс в течение нескольких дней привести в действие новый план военного переворота. Эсам аль-Камарп вышел из подполья и попросил Завахири войти в контакт с группой, совершившей убийство. В десять вечера, восемь часов спустя после убийства Садата, Завахири и Камари встретились с Абудом аль-Зумаром в автомобиле возле дома, где скрывался Камари. Он выступил с дерзким предложением: устранить все правительство и множество иностранных лидеров, напав на похоронную процессию Садата. Зумар согласился и попросил Камари приготовить ему десять фанат и два автомата. На следующий день группа встретилась снова. Камари принес оружие и несколько коробок боеприпасов. Тем временем новое правительство, которое возглавил Хосни Мубарак, устроило облаву. Абуд аль-Зумара арестовали прежде, чем тот смог что-либо сделать.
Завахири был хорошо известен полиции, но опять остался на свободе. 23 октября он упаковал чемоданы для поездки в Пакистан и попрощался с некоторыми родственниками. Когда брат Хусейн вез его в аэропорт, машину остановила полиция. «Они забрали Аймана в полицейский участок Маади. Там его окружили охранники, - вспоминал его кузен Омар Азам. - Начальник полиции ударил его по лицу, и Айман стукнул его в ответ». Семью Аймана этот случай изумил своим безрассудством. Завахири за всю свою жизнь ни разу никого не ударил. Айман немедленно стал известным всем заключенным как человек, ударивший полицейского.
Сотрудники службы безопасности встречали арестованных тем, что раздевали их догола, завязывали глаза, надевали наручники и затем били палками. Униженных, испуганных и ошеломленных, их бросали в тесные камеры, куда скудный свет пробивался сквозь крошечное квадратное окошко в железной двери. Эту тюрьму еще в двенадцатом столетии построил великий курдский завоеватель Саладин, используя труд пленных крестоносцев. Это была часть так называемой Цитадели, внушительной крепости на холме, возвышавшейся над Каиром и в течение семисот лет служившей резиденцией правительства.
Крики заключенных, которых допрашивали, держали их товарищей по несчастью в состоянии близком к помешательству, даже когда не мучили непосредственно их. Подозревая, что Завахири является одним из зачинщиков заговора, его часто избивали и подвергали другим изощренным издевательствам, разработанным Разведывательным отделом № 75, занимавшимся политическим сыском.
Вполне возможно, что трагедия Америки 11 сентября зародилась в египетских застенках.
Адвокаты по правам человека в Каире утверждают, что пытки породили жажду мести сначала у Саида Кутуба, а позже у его последователей, в том числе Аймана аль-Завахири. Главным объектом ненависти заключенных было светское сгинстскос правительство. Но тем не менее мощный поток гнева направился и в сторону Запада, в котором они видели силу, поддерживающую режим. Заключенные считали, что Запад несет ответственность за издевательства и надругательства над чувствами исламскою общества. Действительно, оскорбление человеческого достоинства через пытки является ключевым моментом для понимания причин озлобленности исламских фундаменталистов. Египетские застенки породили боевиков, одержимых мыслью о возмездии.
Исламистский адвокат Монтасир аль-Зайят, оказавшийся в тюрьме вместе с Завахири,
позже ставший его защитником па суде и биографом[10], утверждает, что душевные травмы, полученные Завахири, пока тот находился иод стражей, превратили его из относительно умеренного члена «Аль-Джихада» в неистового и непримиримою экстремиста. Зайят и другие свидетели рассказывают, как изменились его отношения с Эсамом аль-Камари, который был его близким другом и примером для подражания. Сразу после ареста Завахири чиновники Министерства внутренних дел начали выбивать из нею информацию о майоре Камари, выскользнувшем из раскинутой сети. Его разыскивали как никою другою. Беглый майор уже вступил в стычку, применения гранаты и автоматическое оружие, убив и ранив нескольких полицейских. Упорно разыскивая Камари, офицеры контрразведки выгнали уважаемую семыо Завахири па улицу и перевернули вверх дном их жилище.
Они дежурили у телефона, держа пари, что в конечном счете беглец позвонит. Две недели спустя раздался звонок. Человек на другом конце провода назвался «доктором Эсамом» и попросил к телефону Аймана. Камари не знал, что Завахири схвачен, ибо информация об аресте хранилась в тайне. Полицейский, притворившись, что является членом семьи, сказал «доктору Эсаму», что Завахири нет дома. Звонивший просил передать, что хотел бы помолиться с Айманом в мечети, которую он хорошо знает.
«Камари назначил встречу на шоссе в сторону Маади, но заметил людей из службы безопасности и немедленно скрылся», - рассказал Фуад Алам, возглавлявший тогда аптитеррористический отдел Министерства внутренних дел. Этот добродушный человек с низким голосом начиная с 1965 года допрашивал почти всех главных исламских радикалов, в том числе и самого Саида Кутуба. «Я вызвал Аймана аль-Завахири в кабинет, чтобы предложить ему сотрудничество со следствием». Алам считал Завахири «застенчивым и ушедшим в себя». Он пе смотрел на собеседника, когда говорил, что в арабском мире является признаком вежливости. По словам дяди Завахири Махфуза. Айман был уже нас только измучен, что пришел на допрос в одном ботинке, из-за кровоточащей раны на ноге. Алам распорядился переключить телефонную линию Завахири в свой кабинет и держал там Аймана до тех пор, пока Камари снова не позвонил. Завахири взял трубку и договорился о встрече в мечети Завия в Эмбабе. Как и задумывалось, Завахири пошел с агентами безопасности в мечеть и указал на своего друга.
Сам Завахири прямо не говорит об этом факте в своей биографии, но лишь вскользь упоминает о нем, когда пишет об «оскорблении» заключением: «Самая жестокая вещь кроется в том, что при аресте моджахеда с помощью пыток заставляют выдавать своих товарищей, уничтожать движение своими же собственными руками и предавать тайны друзей врагу».
Чтобы сломить дух Камари, власти поместили его в камеру вместе с Завахири. Это случилось после того, как последний свидетельствовал на процессе против Камари и тринадцати других заговорщиков. Камари получил десятилетний срок заключения. «Как обычно, он встретил это известие с удивительным спокойствием и самообладанием, - писал Завахири. - Он даже пробовал успокоить меня и сказал: «Мне жаль тебя. Тебе еще предстоят испытания». В 1988 году Камари застрелила охрана при попытке к бегству.
Завахири был подсудимым номер 113 из 302 подозреваемых. Лейтенанта Исламбули и более двадцати других заговорщиков, обвиняемых в совершении покушения, судили отдельно. Исламбули и четверых сю подельников повесили. Почти всех известных исламистов в Египте обвиняли в участии в заговоре[11]. Подсудимых, в том числе нескольких подростков, посадили в большую клетку, которая одной стороной была обращена в обширный импровизированный зал суда в выставочном павильоне в Каире, где часто проводились ярмарки и конференции. Заговорщики принадлежали к разным организациям - «Аль-Джихаду», «Исламской группе», «Братьям-мусульманам», - составлявшим неустойчивое ядро исламистскою движения. Международные СМИ освещали ход процесса, и Завахири. который среди подсудимых лучше всех владел английским языком, был постоянным героем новостей.
В видеорепортаже от 4 декабря 1982 года о начале процесса показывают три сотни подсудимых, поющих, молящихся и отчаянно взывающих к своим родственникам. Наконец, камера останавливается на Завахири, который с серьезным, сосредоточенным взглядом стоит среди хаоса. Ему тридцать один год, он одет в белые одежды, серый шарф перекинут через плечо.
По сигналу заключенные умолкают, и Завахири выкрикивает: «Теперь мы хотим говорить с целым миром! Кто - мы? Почему они держат нас здесь и что мы хотим сказать? Мы - мусульмане! Мы - мусульмане, которые верят в свою религию! Мы - мусульмане, которые верят в свою религию, и в идеологию, и практику, а значит, мы старались изо всех сил установить исламское государство и исламское общество!»
В этот момент остальные подсудимые скандируют на арабском языке: «Нет Бога, кроме Аллаха!»
Завахири продолжает и отчаянно повторяет: «Мы не сожалеем, мы не сожалеем о том, что мы сделали для нашей религии, и мы пожертвовали собой, и мы готовы принести еще больше жертв!»
Крики других: «Нет Бога, кроме Аллаха!»
Завахири далее говорит: «Мы здесь - настоящий исламский фронт и настоящая исламская оппозиция сионизму, коммунизму и империализму!»
Он делает паузу и затем продолжает: «И теперь - ответ на второй вопрос: почему они держат нас здесь? Они делают это по двум причинам! Во-первых, они пытаются ликвидировать выдающееся исламское движение... и, во-вторых, закончить тайную эвакуацию, готовясь к вторжению сионистов».
Другие выкрикивают: «Мы не будем жертвовать кровью мусульман для американцев и евреев!»
Заключенные снимают ботинки и поднимают свои одежды, чтобы показать следы пыток. Завахири говорит о злоупотреблениях, которые происходят в «|рязных египетских тюрьмах... где мы перенесли самое жестокое обращение. Там они нас пинали, били, пытали электричеством! Они пытали нас электричеством! И натравливали на нас диких собак! И натравливали на нас диких собак! И они вешали нас на косяках дверей, - здесь он сгибается вперед, чтобы продемонстрировать, - с руками, привязанными к задней части! Они арестовали жен, матерей, отцов, сестер и сыновей!»
Подсудимые скандируют: «Армия Мохаммеда возвратится, и мы разгромим евреев!»
Камера выхватывает одетою в зеленые одежды подсудимого с особенно безумными глазами, поскольку он просовывает руки через прутья клетки, кричит и затем падает в обморок на руки таких же заключенных. Завахири называет имена нескольких собратьев, которые, но ег о словам, умерли в результате пыток. «Итак, где - демократия? - кричит он. - Где - свобода? Где
- права человека? Где - правосудие? Где - правосудие? Мы никогда этого не забудем! Мы никогда этого не забудем!»
Рассказы Завахири о пытках позже подтвердили соответствующие судебно-медицинские заключения, где были зафиксированы его шесть травм, нанесенных «твердым предметом». Айман позже свидетельствовал на процессе против Разведывательного отдела № 75, проводившего тюремные допросы. На жестокое обращение с заключенным указывают показания одного из офицеров разведки, признавшегося, что Завахири в тюрьме «брили голову, его достоинство совершенно унизили, подвергли всем видам пыток». Офицер рассказал, что когда Айман был в кабинете допроса, ему пристегнули руку к ноге и ввели другого заключенного. Так следователи пытались заставить Завахири признаться в причастности к убийству Садата. Когда другой заключенный сказал: «Зачем вы ждете его признания, если он знает, что наказание за это - смерть?» Завахири ответил: «Смертная казнь более милосердна, чем пытка».
Суд тянулся в течение трех лет. Иногда подсудимых приводили на процесс каждый день, но порой проходили многие недели, прежде чем они возвращались в импровизированный зал суда. Они были из разных групп, и многие даже не знали о существовании других организаций до того, как оказались вместе на скамье подсудимых. Естественно, они снова прибегли к конспирации. Пока некоторые нетерпеливо говорили о возрождении, другие вели бурные споры, почему их тайные ячейки были раскрыты, а все движение развалилось. «Мы были побеждены и потому проиграли», - признавался Завахири одному из заключенных. Они проводили много дней, раздумывая, почему заговор потерпел неудачу и как можно было бы достичь цели. «Айман сказал мне, что он не хотел, чтобы Садата убили, - вспоминал его сокамерник и биограф Монтасир аль-Зайят. - Он думал, что нужно ждать и вырвать режим с корнем, организовав военный переворот. Он был не столь кровожаден».
Образованность, происхождение и относительное богатство сделали Завахири заметной фигурой. Вскоре к нему в тюрьму пришел водитель с передачей от семьи, которую Айман распределил между заключенными. Он также помогал в тюремной больнице.
В тюрьме Завахири встретился лицом к лицу с самым известным египетским фундаменталистом шейхом Омаром Абдул-Рахманом, который также проходил по делу об убийстве Садата. Немного странный, морально сильный, ослепший в детстве из-за диабета, шейх приобрел известность в исламистских кругах благодаря красноречивым обвинениям в адрес Насера, продержавшего его в тюрьме восемь месяцев, не предъявив обвинений. После смерти Насера влияние Слепого Шейха усилилось, особенно в Верхнем Египте. Там он преподавал богословие в филиале университета «Аль-Азхар» в Асьюте, где у него было множество последователей. Кроме того, он возглавлял «Исламскую группу». Некоторые из молодых исламистов вымогали деньги на нужды своего движения у коптских христиан, составлявших лишь 10 % египетского населения, но среди которых было много владельцев магазинов и мелкого бизнеса. Иногда фундаменталистская молодежь просто вторгалась на коптские свадьбы и грабила гостей. Богословие джихада требует обоснование фетвой - религиозным постановлением, - чтобы оправдать такие действия, которые иначе рассматривались бы как преступление. Шейх Омар любезно выпустил фетву, одобрявшую террор, направленный против христиан и ограбление коптских ювелирных магазинов, основываясь на том, что существует состояние войны между христианами и мусульманами.
Когда Садат наконец попытался обуздать исламистов. Спелой Шейх отправился на три года в Саудовскую Аравию и другие арабские страны, где нашел богатых покровителей и благодарных слушателей. Возвратившись в Египет в 1980 году, он стал уже не просто духовным наставником «Исламской группы», но эмиром организации. В одной из своих первых фетв шейх Омар объявил, что еретический лидер заслуживает смерти. На процессе по обвинению в покушении на Садата адвокат убедил суд, что его клиент не подразумевал египетского президента, ибо он не назвал его по имени, и, самое главное, шейх имел лишь косвенное отношение к заговору. Спустя шесть месяцев после заключения под стражу шейха освободили.
Хотя две ведущие воинствующие организации «Исламской группы» и «Аль-Джихада» имели общую цель - свержение правительства, - тактика и идеология их сильно отличались. Слепой Шейх проповедовал, что все человечество должно принять ислам, и стремился открыто распространять Коран. Завахири с этим не соглашался. Он презирал массы и высокомерно относился к любой вере, кроме своей собственной версии ислама, и предпочитал действовать тайно до того момента, когда его группа сможет захватить власть и наложить на всех тоталитарный религиозный закон.
«Исламская группа» и «Аль-Джихад» сотрудничали под руководством шейха Омара, но члены «Аль-Джихада», включая Камари и Завахири, стремились создать единую организацию под собственным контролем. В Каирской тюрьме члены двух организаций бесконечно спорили о лучшем способе совершить истинную исламскую революцию и часто ссорились, кто должен стать вождем. Завахири указал, что шариат запрещает эмиру быть слепым. Шейх Омар поспорил с этим. Шариат также установил, что эмир не может исполнять свои обязанности в заключении. Соперничество между Омаром и Завахири перешло все границы. Зайят пробовал уговорить Завахири не досаждать шейху, но Айман не уступал. Результатом стало серьезное размежевание. Обе организации объединились вокруг своих упрямых вождей.
Завахири был осужден за хранение оружия и приговорен к трехлетнему заключению. За время следствия и суда он практически отбыл свой срок. Возможно, правительство сняло с него несколько обвинений за сотрудничество со следствием и свидетельства против других участников заговора.
Когда Завахири в 1984 году вышел на свободу, он еще больше укрепился в радикальных взглядах. Саад Эддин Ибрагим, видный социолог из Американского университета в Каире, разговаривал с Завахири вскоре после того, как он вышел из тюрьмы, и отметил, что Айман казался очень подавленным и одержимым местью, что характерно для узников, над которыми издевались в тюрьме. Пытки, возможно, имели и другие непредвиденные воздействия на чрезвычайно экзальтированных фанатиков. Многие из них свидетельствовали о чуде - в мучениях они видели отверстые двери небесного рая, и святые говорили им, что исламское общество можно построить только на мученичестве.
В семидесятые годы Ибрагим провел социологическое исследование среди египетских политзаключенных. Согласно его наблюдениям костяк движения исламистов состоял из сельской молодежи, приехавшей в город учиться. Большинство из них были детьми государственных чиновников невысокого ранга. Честолюбивые студенты стремились специализироваться в тех отраслях науки, где требовалось наибольшее прилежание. Они совсем не были аутсайдерами и маргиналами, которых, вероятно, ожидал встретить социолог. Ибрагим писал, что они являлись «образцовыми молодыми египтянами». Нетипичность их объяснялась тем, что они были значительно выше среднего уровня поколения. Ибрагим считал, что успешная вербовка таких молодых людей в группы воинствующих исламистов объясняется идеалами братства, солидарности и духовной поддержки, что обеспечило выходцам из села «мягкое приземление» в городе.
Завахири прочитал это исследование в тюрьме, но согласился с выводами. Он утверждал, что новичков привлекали фундаменталистские идеалы, а не социальные потребности, которым отвечали эти группы. «Вы опошлили наше движение мирским анализом, - сказал он Ибрагиму. - Да пощадит вас Аллах!»
Ибрагим ответил Завахири старой арабской пословицей: «Каждый, кто подвизается, получает награду. Если он побеждает, то получает две награды. А если нет, то у него остается награда за то, что пытался».
Айман улыбнулся и сказал: «Вы получили одну награду».
Доктор Завахири пытался возобновить хирургическую практику. Но он боялся мести со стороны сотрудников Разведотдела № 75 за то, что на суде рассказал об их пытках. Айман вспомнил о приглашении товарищества практикующих хирургов из Англии. Он договорился о работе в клинике «Ибн Аль-Нафес» в Джидде (Саудовская Аравия), проигнорировав запрет на выезд из страны в течение трех лет, который наложило на него египетское правительство. Завахири получил туристическую визу в Тунис, возможно, по поддельному паспорту. Кажется, он не собирался возвращаться. Выйдя из тюрьмы, Завахири сбрил бороду, что свидетельствует о намерении вернуться к подпольной работе.
В каирском аэропорту он столкнулся с другом Абдаллой Шлейфером.
- Куда вы направляетесь? - спросил Шлейфер.
- В Саудовскую Аравию, - доверительно сообщил Завахири. Он казался раскованным и
счастливым.
Они обнялись.
- Послушайте, Айман, держитесь вне политики, - посоветовал Шлейфер.
- Нет, я буду! - ответил Завахири. - Я буду!
Следующая глава
Вернуться к оглавлению
[1] «Балади» по-арабски означает «страна», «принадлежащий к стране».
[2] Саеди -деревенщина (по названию района в Верхнем Египте).
[3] Печенье с начинкой из сыра и толченых орехов, пропитанных апельсиновым сиропом.
[4] Имеется в виду так называемая Шестидневная война Израиля с арабскими государствами. План войны был разработан и осуществлен советскими военными советниками. Несмотря на многократное превосходство арабов в живой силе и технике, их войска были наголову разбиты (примеч. перев.).
[5] Эзра Паунд (Ezra Pound (I Veslon Loomis), 1885-1972)- родился в Америке, в штате Айдахо. Учился в Пенсильвании, преподавал романские языки в штате Индиана. Путешествовал по Испании, Италии, Англии. В 1908 г. приехал в Лондон, где опубликовал свои первые книги стихов. Издавал китайских и японских поэтов. Увлекался национал-социализмом, примыкал кдвижению Муссолини. Во время войны вел передачи фашистского радио. С 1945 по 1948 г. интернирован в лагерь под Пизой. В 1948 г. в Вашингтоне осужден за пропаганду фашизма, но признан недееспособным и помешен в психбольницу. В 1958 г. после обращений ряда писателей отпущен на свободу. Жил в Италии до самой смерти.
[6] Салафизм - общее название мусульманского религиозного течения, которое в разные периоды истории ислама выступало с призывами ориентироваться на образ жизни и исповедание веры ранних мусульман - «праведных предков». Противники салафизма именуют это движение ваххабизмом.
[7] Группа Джихада.
[8] Главная достопримечательность тронного зала Шахского дворца в Тегеране - трон, украшенный драгоценными камнями, называемый «Троном павлина», вывезенный Надир-шахом из Индии в 1739 г. в качестве трофея.
[9] Умма, сообщество мусульман, раскололась после смерти Пророка Мохаммеда в 632 г. из-за ссоры по поводу принципа наследования духовной власти. Сунниты поддержали выбор преемников Пророка - халифов из другой группы. Шииты полагали, что халифат должен продолжаться только через потомков Пророка, начинаясь с его кузена и зятя Али. С тех пор эти два течения ислама развили собственные многочисленные богословские и культурные традиции (примеч. автора).
[10] Он написал биографию Завахири, осуждая его. Свою книгу Зайят назвал «Айман аль-Завахири. каким я знал его» и предложил ее одному из каирских издателей, который отказался ее печатать из-за давления фундаменталистов (примеч. автора).
[11] Брат Аймана Мохаммед Завахири был приговорен заочно, но потом обвинения сняли. Самый младший сын в семье Хусейн Завахири провел тринадцать месяцев в тюрьме, прежде чем обвинения против него также были сняты (примеч. автора).
