Показать все теги
Своеобразие ситуации в Литве определяют следующие факторы:
1. Сравнительно недавнее включение в состав СССР и очевидная незаконность этой акции.
2. Компактность населения в национальном и религиозном отношении (2,7 млн. литовцев составляют 80% населения Литвы, большинство их - верующие католики). [1]
3. Католическая церковь традиционно является политически активной. Ее относительной самостоятельности от властей способствует то, что глава ее - папа римский - находится за пределами Советского Союза.
4. В последние годы несомненное влияние на настроения в Литве оказывает ее географическая, культурная, религиозная и историческая близость к Польше.
Как известно, Литва вместе с Эстонией и Латвией оказалась отданной Советскому Союзу по тайному договору между СССР и гитлеровской Германией в августе 1939 г., так называемому Пакту Молотова - Риббентропа. В отличие от Эстонии и Латвии, литовский президент Сметона не подписал формального отречения от власти и не передал ее новому правительству, поддерживаемому Советским Союзом, оккупировавшим Прибалтийские республики в июне 1940 г. (дипломатическая служба бывшего литовского правительства находится в Риме и имеет своих официальных представителей в государствах, не признавших аннексии Прибалтики Советским Союзом, и в Ватикане).
С первых дней установления нового режима началось подавление возможного сопротивления.
В 1940 г., в ночь с 11 на 12 июля, перед выборами в сейм, было арестовано 1,5 тысячи литовских интеллигентов. Первая депортация произошла в июне 1941 г. Она распространилась на 36 тысяч наиболее политически активных граждан (в основном интеллигентов). [2] В годы немецкой оккупации потери литовской нации составили около 270 тыс. человек. Эти потери коснулись всех слоев населения. [3]
В 1944 г. при приближении советских войск отправились в эмиграцию около 60 тыс. человек, среди них - цвет литовской интеллигенции (около 3 тыс. специалистов разных профессий, 2 тыс. студентов университетов и 3300 школьников старших классов). [4]
Вскоре после восстановления советского режима (в 1944 г.) в Литве началась партизанская война против советизации страны. Эта война продолжалась более десятилетия; последние партизанские отряды были уничтожены в 1956 г. Погибло около 50 тыс. человек - в боях и в результате расстрелов за участие в партизанской войне. 50 тыс. отправились в лагеря на 25-летние сроки. [5] По другому самиздатскому источнику общие потери с 1945 по 1950 гг. составили 270 тыс. человек - столько же, сколько в годы немецкой оккупации. [6] Обескровленными оказались все слои населения, все возрастные группы.
Костяк партизанского движения составляла молодежь - гимназисты, студенты, крестьяне (и из зажиточных семей, и бедняки). Именно крестьянские парни дали большинство погибших с оружием в руках и расстрелянных, а также отправленных в лагерь («Простые крестьянские парни, так и не успевшие стать отцами семейств», - пишет об общем впечатлении от литовского контингента лагерников В. Буковский в своих воспоминаниях). [7]
К погибшим и лагерникам следует добавить в потери нации 350 тыс. сосланных (без суда) в восточные районы СССР. Ссылали семьями, и в эти 350 тыс. вошли литовцы все возрастов и из всех социальных групп - и крестьяне, и рабочие, и интеллигенты - все способные к сопротивлению или казавшиеся властям таковыми. Значительная часть ссыльных погибла на чужбине, некоторые до сих пор не получили разрешения вернуться на родину. В заявлении Литовской Хельсинкской группы от 8 июня 1977 г. сообщаются фамилии 21 литовца, находящихся и сейчас в таком положении. [8]
Вооруженное сопротивление было подавлено к середине 50-х годов. Оккупация стала заданным условием существования Литвы. Крестьяне вынуждены были принять колхозы. Интеллигенция пошла на государственную службу. Церковь не могла продолжать активную проповедническую деятельность. Быт советизировался, мышление людей приспособилось к «новой жизни», она определяет и планы личных судеб, и национальные устремления. Перемены, произошедшие за четверть века после того, как открытое вооруженное сопротивление нации было подавлено, особенно заметны при сравнении человеческих типов литовца-лагерника с 25-летним сроком и основной массы нынешних его соотечественников. Многие из участников национально-освободительной борьбы никогда не жили на воле при советской власти. Юными взяли они оружие в руки при вторжении советских войск, да так и просидели по лагерям до старости. Эти люди сохранили прежние представления о жизни, традиции, песни, привычки, и когда они возвращаются на родину, то выглядят очень инородно, как перенесенные машиной времени из далекого прошлого. Буковский отмечает сохранившееся у этих лагерников отношение к труду, какого уже нет на воле. Даже в лагере они работали старательно, упорно, с любовью к делу. Весьма отличаются от нынешних и их представления о взаимоотношениях между литовской нацией и советским режимом.
«Они все еще жили психологией 40-х годов, - пишет Буковский, - партизанской психологией. Уж если такой массе народа не удалосьдобиться освобождения с оружием в руках - то какой смысл писать бумажки?»
Для многих из них никакое общение с властями не было приемлемо - ведь они не признавали эту власть законной. [9]
Среди литовцев-долгосрочников особенно примечателен Пятрас Паулайтис. Вот что сообщает о нем «Хроника текущих событий»:
«Учился в Риме. Доктор философии. Во время немецкой оккупации Литвы Паулайтис преподавал латынь в 8-м классе гимназии г. Юрбаркас, в которой руководил подпольной деятельностью учащихся. 16 февраля 1942 г. (День независимости Литвы) его ученики водрузили знамя Литвы над зданием местного гестапо. “Новое” название города Георгенбург юные подпольщики всюду изменяли на старое - Юрбаркас.
С приходом в Литву советских войск в 1944 г. 26 учеников Паулайтиса вступили в Союз борьбы за свободу Литвы. Сам Паулайтис редактировал газету Союза «К свободе».
В 1946 г. военный трибунал приговорил его к 25 годам заключения. В 1956 г. Паулайтис освободился (пересмотр дела). Вернувшись в Каунас, работал кочегаром на консервном заводе. Отказался осудить литовский буржуазный национализм - при этом условии ему обещали разрешить преподавание. В 1957 г. был вновь арестован, обвинен в подрывной работе среди студентов Каунасского политехнического института и…в намерении возродить Союз борьбы за свободу Литвы… Верховный суд Литовской ССР 12 апреля 1958 г. приговорил 7 студентов к различным срокам, от 1 года до 10 лет, а Паулайтиса - снова к 25 годам". [10]
Паулайтис освободился 12 апреля 1983 г., в 79-летнем возрасте, проведя за свою жизнь 6 лет в подполье и 35 - в заключении.
Колоссальные потери нации парализовали ее сопротивление по меньшей мере на полтора десятка лет, до начала 70-х годов. Этот период анабиоза независимой общественной жизни для многих литовцев был периодом напряженных раздумий - переоценки ценностей, поисков новых путей, так как прежние показали свою непригодность в советских условиях. Нынешнее национальное сопротивление в Литве, во всем его многообразии, не является продолжением партизанской традиции, это новая борьба других людей в новых условиях.
В самиздате есть интересные свидетельства о нынешних настроениях наиболее советизированных слоев литовской нации - советского чиновничества, интеллигенции и городских средних слоев - две статьи Т. Женклиса [11] и статья Эйтана Финкельштейна. [12]
Автор, скрывающийся под псевдонимом Т. Женклис, по всей видимости, принадлежит к литовской чиновной интеллигенции. Он утверждает, что в этой среде широко распространена следующая концепция национальных целей (эта концепция имеет хождение не только в Литве, но и в Эстонии, и в Армении, а, возможно, и в других нерусских республиках, но, пожалуй, в Литве сторонники этой концепции добились наибольших успехов):
«Основная функция народа в оккупированной стране носит "консервационный" характер. Мы… в первую очередь должны заботиться о том, чтобы остаться в живых и по возможности сохранить свою монолитность и здоровье».
Образцом литовского государственного деятеля, способствующего сохранению нации в условиях оккупации, Т. Женклис считает первого секретаря ЦК Литовской КП Снечкуса - бессменного «хозяина» Литвы с начала оккупации до его смерти в январе 1974 г.
Женклис пишет, что Снечкус с конца 40-х - начала 50-х гг. проводил все более национально ориентированную политику. Методами Снечкуса были: укрепление и использование сильных связей в Москве, прежде всего личная дружба с М. Сусловым; подчинение своему влиянию присланных из Москвы вторых секретарей ЦК КПЛ; искусный подбор кадров аппарата по принципу личной преданности и слепой исполнительности; фактический саботаж многих поступающих из Москвы директив при видимости их тщательного исполнения (таких, например, как кампания внедрения кукурузы или расширения посевных площадей за счет пастбищ); «пробивание» для Литвы дополнительных привилегий и поблажек (одним из важнейших аргументов здесь служила необходимость доказать многочисленной литовской эмиграции, что советская Литва действительно процветает).
Т.Женклис считает большой заслугой Снечкуса, что Литва сохранила компактное в национальном отношении население, что развитие промышленности осуществляется без непоправимого ущерба природе, что сельское хозяйство остается продуктивным, а население обеспечивается на более высоком уровне, чем в других республиках, что в литовских школах продолжают изучать классиков литовской литературы - борцов за национальную независимость Литвы. Все это, по мнению Женклиса, помогло Литве лучше других республик сохранить свои традиции и дальше других продвинуться по пути модернизации.
Трудно сказать, является ли продолжением этой линии Снечкуса нынешний литовский «хозяин» - П. Гришкявичюс, но некоторые успехи эта линия одержала и после смерти Снечкуса. Так, Э. Финкельштейн констатирует, что продолжается начатая при Снечкусе замена присланных из Москвы чиновников литовцами. К середине 70-х годов заметно продвинулось употребление литовского языка в качестве официального (в правительственных учреждениях, общественных организациях, в Литовской Академии наук, в высшей школе и на многих предприятиях - как в промышленности, так и в сфере обслуживания). Однако по конституции 1978 г. литовский язык утратил статус государственного языка Литовской ССР - это произошло в большинстве нерусских республик.
Точку зрения советизированных литовцев-недиссидентов на будущее Литвы Т. Женклис излагает следующим образом.
Собственными силами нам от советского тоталитаризма не избавиться, как не смогли избавиться от него ни восточные немцы, нивенгры, ни поляки, ни чехи со словаками - как ни пытались. Не поможет в этом и Запад, как не помог перечисленным народам, так как цель Запада - закрепление политического статус-кво. В этой ситуации судьба всех порабощенных коммунистами народов, в том числе и русского, едина, и решаться она будет в Москве. Советская власть обречена на гибель внутренними законами своего собственного развития. Гибель эта не за горами. Русское диссиденство, видимая часть которого представлена именами таких великанов духа, как Сахаров и Солженицын, является символом и порукой этого скорого конца.
Когда Москва, наконец, перестанет быть советской, коммунистической, наступит день свободы и для Литвы. Это случится, даже если литовцы и не будут пытаться приблизить этот день насильственными или иными подпольными действиями, оказывать организованное сопротивление. Поэтому ради сохранения нации нежелательно слишком широкое распространение такого рода деятельности.
Само по себе освобождение не принесет политической и социальной идиллии. Страсти, сдерживаемые в течение длительного времени тяжелым прессом угнетения, вырвавшись наружу, неизбежно будут разрушительными. Вызванные ими конфликты и столкновения могут стоить большой крови. Главная задача литовцев - не допустить такого хода событий. Нужно уже сейчас готовиться к этому времени, чтобы прийти к нему максимально организованными и обойтись минимумом жертв.
Достижение этой цели составляет пафос работы литовских советских чиновников и интеллигентов, сохранивших живое национальное чувство (не следует, конечно, идеализировать этот слой. Люди с развитым национальным чувством отнюдь не составляют в нем большинства. Нормой же является беспринципный карьерист, вкусивший сладость власти и готовый на все ради сохранения и беспрекословно исполняющий волю Москвы - возможно, поэтому и стали заменять русских чиновников литовскими).
Точка зрения, изложенная Женклисом, долгое время была превалирующей в Литве, и сейчас широко распространена. Позиция большинства литовцев - упорное, но пассивное сопротивление оккупации в ожидании освобождения. Однако эти настроения оказались благоприятной почвой для развития активного диссидентского движения, когда нация несколько оправилась от понесенных ею колоссальных потерь. Такое движение после многолетнего оцепенения проявилось открыто в самом начале 70-х годов как национальное, религиозное и гражданское противостояние.
Национальное движение является восприемником цели национально-освободительного движения 40-х - 50-х годов - освобождение Литвы от советской оккупации, но не его методов. Во всяком случае, ничего не известно о попытках возродить вооруженную борьбу против оккупации, редки и рецидивы партизанской идеологии.
Национальное движение имеет своих героев и мучеников, но не имеет лидеров и какой-либо четкой организационной структуры. Прежде его ячейками были подпольные организации, возникшие во времена массового освободительного движения, но последняя такая организация - «Движение за свободу Литвы» - не пережила рубежа 50-х - 60-х годов.
В начале 70-х годов национальное движение стало структурироваться. Люди, готовые к активности в этом направлении, естественно сосредоточились в краеведческих, исторических и литературных кружках. Их так и называли - «краеведы». Это было довольное широкое движение. В отличие от своих предшественников - участников национально-освободительного движения 40-х - 50-х годов, - «краеведы» не ставили прекращение оккупации своей непосредственной задачей. Их практические усилия были в основном направлены на сохранение и изучение национальной культуры. Однако мирный характер движения не уберег его от разгрома. Известен суд над «краеведами» в марте 1974 г. в Каунасе. Четверо (Шарунас Жукаускас и его подельники) были осуждены на сроки от 2 до 6 лет лагеря. [13] Краеведческие и прочие кружки существуют и сейчас, но они находятся под неусыпным контролем властей и чрезвычайно стеснены в своей деятельности. Есть и необъявленные кружки такого рода. Они изучают исторические события, находящиеся под официальным запретом - прежде всего освободительного движения 40-х - 50-х годов. Однако наиболее активные элементы национального движения стали группироваться вокруг самиздатских журналов. Редакции этих журналов анонимны, как и значительное число авторов.
Первый по времени появления и популярности - литературно-публицистический журнал «Аушра» («Заря»), выходящий с ноября 1975 г. В 1976 г. появились «Бог и родина» - консервативный католический журнал и националистический «Вестник свободы», прекратившийся в 1977 г. после 8 выпусков из-за репрессий против его сотрудников; в 1977 г. стали выходить «Путь правды» (призванный помогать священникам в подготовке проповедей и при дискуссиях на теологические и церковные темы), националистический публицистический журнал «Витязь» и «Варпас» («Колокол»), который сначала издавала группа, назвавшая себя Революционным Фронтом освобождения Литвы, но потом журнал изменил направление и сосредоточился на вопросах национальной культуры.
«Аушра» и «Варпас» взяли названия неподцензурных журналов, выходивших в Литве в конце XIX века, и продолжают их дело, что подчеркивается сохранением нумерации выпусков, начиная от этих прежних изданий. «Аушра» была националистической и много внимания уделяла литовской истории. «Варпас» был либеральным, почти социалистическим название взято от журнала, издававшегося Александром Герценом в Лондоне в 1857-1867 гг. Нынешние их продолжатели действуют соответственно этим традициям.
В 1978 г. стали выходить «Перспективы» - либеральный журнал, девиз которого: «Уважай мнение других, даже если ты его не разделяешь»; и религиозно-философский журнал «Кров», рассчитанный на молодежь. Кроме того, имеется журнал «Христос скорбящий», посвященный религиозным и культурным проблемам и рассчитанный на широкие круги верующих. В 1979 г. к 400-летию Вильнюсского университета стал выходить журнал «Alma Mater» (известно 4 выпуска). В 1980 г. появилось несколько периодических изданий: «Будущее» - католический, националистический журнал, «Путь нации», «Голос Литвы» и «Долой рабство», а также журнал «В трезвости - сила», цель которого - противоборствовать пьянству.
Кроме того, в самиздате издается в течение многих лет «Литовский архив» - собрание исторических документов и воспоминаний главным образом о национально-освободительной борьбе 40-х - 50-х годов. «Литовский архив» составляет многотомное собрание. Самиздатская периодика позволяет выявить спектр мнений и тенденций, конгломерат которых представляет собой в настоящее время литовское национальное движение. Размах мнений чрезвычайно широк - от либеральных до довольно консервативных («Бог и родина»), от строгих католиков до индиферентных к религии, от непримиримых врагов марксизма до неомарксистов («Перспективы»). Но, повторяю, - ни один из этих журналов не призывает к насильственным действиям ради избавления от оккупации.
В национальное движение входят также одиночки и небольшие группы (скорее основанные на дружеских связях, чем формальные организации), которые по ночам пишут лозунги на улицах и внутри общественных зданий. Наиболее частые лозунги: «Свободу Литве!» и «Русские, убирайтесь вон!». Распространенным проявлением национального чувства является посещение в День поминовения и в знаменательные дни истории Литвы могил литовских деятелей времен независимости и борцов за свободу Литвы, вывешивание флагов в День независимости (16 февраля).
В 70-е годы большинство осужденных на заключение за участие в национально-освободительном движении вышло на свободу. Часть их присоединилась к нынешнему национальному движению, уловив его дух - такие, как Балис Гаяускас. В 1948 г. он в 22-летнем возрасте был осужден на 25 лет лагеря и отбыл заключение полностью. Вновь был арестован в 1977 г. по обвинению в сборе материалов для «Литовского архива», в переводе на литовский язык «Архипелага ГУЛаг» Солженицына, в передаче информации о литовских политзаключенных в «Хронику текущих событий» и на Запад, в сотрудничестве с Фондом помощи политзаключенным. Новый приговор - 10 лет лагеря особого режима и 5 лет ссылки.
О накале национальных чувств в Литве и их взрывной силе наилучшее представление дают стихийные демонстрации, иногда сопровождавшиеся насильственными действиями.
Первые такие демонстрации случились в Вильнюсе и Каунасе во время венгерских событий - 2 ноября 1956 г., в День поминовения умерших. Основную массу участников составила учащаяся молодежь. Были аресты, несколько человек исключили из учебных заведений. Но это было еще отголоском национально-освободительного движения 40-х - начала 50-х годов.
Демонстрация в Каунасе 18-19 мая 1972 г. относится уже к нынешнему этапу национального литовского движения. Она была вызвана трагическими событиями - самосожжением каунасского 18-летнего школьника Ромаса Каланты в сквере городского театра.
На похороны собралась огромная толпа. Власти помешали собравшимся принять участие в похоронах. Толпа направилась к месту самосожжения, в центр города. К ней присоединялись новые люди. Шествие скандировало: «Свобода!», «Литва!», пели народные песни.
Распространился слух (неверный), что арестованы родители Каланты. Толпа двинулась к горисполкому с требованием освободить их. Попытки милиции разогнать демонстрантов привели к стычкам. Один милиционер был ранен камнем (по другой версии - убит).
На следующий день, 19 мая, демонстрация возобновилась. В город были вызваны войска. Власти и родители Каланты обратились к собравшимся с увещеваниями, и они разошлись. Около 400 человек были арестованы, но большинство отпустили после допроса. Некоторых продержали несколько дней, иные получили по 15 суток ареста. Восьмерых судили по статье, соответствующей ст. 190-3 УК РСФСР («уличные беспорядки»). Все подсудимые - молодежь от 18 до 25 лет, рабочие и учащиеся профессионально-технических училищ. Видимо, это и был возрастной и социальный состав большинства участников каунасских событий. [14]
Сам Ромас Каланта - юноша из интеллигентной советизированной семьи, индиферентный к религии, но одушевленный идеей национальной свободы. Он стал национальным героем Литвы. В годовщины его самосожжения власти, боясь активных проявлений национальных чувств, усиливают охрану в литовских городах. В 1976 г. в Клайпеде в годовщину самосожжения Каланты на тротуарах и на стенах домов появились надписи с требованием свободы Литве. Под ними стояла подпись: «Каланта».
Стало традицией возлагать цветы на место самосожжения Каланты в годовщины его гибели, хотя за это задерживали и исключали из школы. [15]
Все остальные демонстрации, имевшие место в Литве, происходили во время спортивных состязаний, т.е. при большом скоплении «неорганизованной» публики, национальные страсти которой подогревались спортивным азартом. Такие события имели место в Каунасе в 1960 г. во время чемпионата по боксу, приуроченному к 20-й годовщине установления советской власти в Литве. Произошло побоище между зрителями и милицией, по сообщению «Колокола», стоившее жизни 10 юношам. [16] В Вильнюсе в июне 1972 г., через несколько дней после самосожжения Ромаса Каланты, на международном чемпионате по волейболу многие зрители не встали при исполнении советского гимна. В ноябре 1975 г. в Вильнюсе после победы литовской команды «Жальгирис» около 2 тысяч зрителей футбольного матча прошли по городу, выкрикивая политические лозунги, и были разогнаны милицией и войсками. [17]
Наиболее многочисленной из такого рода демонстраций была демонстрация 10 октября 1977 г. в Вильнюсе. [18]
Футбольные демонстрации особенно интересны для анализа прежде всего вследствие их повторяемости. Демонстрация в Каунасе в 1972 г. была вызвана событием, трагизм которого мог стимулировать массовый взрыв чувств, в обычных условиях не таких уж бурных. Возрастной состав демонстрантов и их лозунги («Литва!», «Свобода!») могли в значительной степени определиться предсмертным призывом Каланты. Демонстрации же во время спортивных состязаний вызваны настолько ничтожным «бытовым» событием, что, безусловно, отражают повседневные, ничем особо не стимулированные в данный момент настроения. Демонстрации 7 и 10 октября 1977 г. последовали за победой «Жальгириса» над второстепенными командами - белорусской «Двины» из Витебска и русской «Искры» из Смоленска, так что накал страстей не оправдан даже с чисто спортивной точки зрения, тем более, что победы эти не влияли на продвижение «Жальгириса» к кубку.
Легко определяется численность и социальный состав участников этих демонстраций - в них участвовало примерно 50% публики, собравшейся на матч. Вместимость Вильнюсского стадиона - 25 тысяч мест, и он был полон в те дни. Это позволяет считать демонстрантов идентичным составу футбольных болельщиков. Как известно, это в основном молодые и среднего возраста мужчины - рабочие, служащие и техническая интеллигенция (разумеется, с некоторой примесью женщин и остальных слоев и возрастных групп городского населения). Этот вывод подтверждается данными об арестах в связи с демонстрацией, сообщенных вильнюсской газетой «Вечерние новости» (12.10.77): рабочий Кизнис, служащий завода радиодеталей Сафронов, студент Вильнюсского инженерно-строительного института Аугустинавичюс и учащийся политехникума Карчинскас.
Интересно проанализировать лозунги и поведение этой стихийно состоявшейся выборки.
«Беспорядки» начались 7 октября 1977 г. после футбольного матча. Несколько сот зрителей, в основном молодежь, двинулись по улицам, выкрикивая «Долой конституцию оккупантов!», «Свободу Литве!» и «Русские, убирайтесь вон!». Демонстранты срывали плакаты к 60-летию Октября, били витрины с такими плакатами.
На следующем матче - 10 октября - антирусские выкрики начались еще во время матча. Власти, настороженные событиями 7 октября, обеспечили охрану стадиона сверх обычной (стянули войска, большинство солдат были из среднеазиатских республик). Публика выходила со стадиона между шеренгами солдат. Выйдя за эти шеренги, толпа двинулась в центр города. У моста Жалясис к «болельщикам» присоединились еще человек 500, не со стадиона. После этого к прежним антирусским выкрикам прибавились призывы: «Свободу политзаключенным!», «Идем в КГБ!», часто кричали «Свободу Пяткусу!» (о нем см. стр. 55). В ответ на очередной выкрик против русских раздалось из толпы: «Здесь с вами и русские!», «За вашу и нашу свободу!». Демонстранты прорвали заслон из плотно взявшихся за руки милиционеров и солдат войск КГБ и вышли на проспект Ленина. Лишь второй заслон остановил их. Несколько милиционеров попали в больницы. Были выбиты стекла в здании ЦК КПЛ, разбиты витрины с плакатами к 60-летию Октябрьской революции.
Сведения о задержанных таковы: 17 человек 7 октября и 44 - 10-го. В вузах имели место исключения, некоторых исключили только из комсомола. Особенно много исключенных было в Инженерно-строительном институте. Были приняты репрессивные меры и на некоторых промышленных предприятиях. Эти сведения совпадают с предположениями о составе демонстрантов на основании анализа состава обычных «болельщиков».
На мой взгляд, особенно интересны два момента. Если на стадионе источник отмечает только антирусские выкрики (бытовая, наиболее распространенная форма проявления национальных чувств), то после присоединения к демонстрантам 500 человек «со стороны» они приобрели политическое звучание («Долой конституцию!», «Свободу политзаключенным!» и даже «Свободу Пяткусу!») - и призыв «Идем в КГБ!». Это позволяет разделить участников демонстрации на «авангард» - людей, чьи национальные чувства воспитаны и развиты литовским самиздатом, и «толпу». Думаю, что русские, оказавшиеся среди демонстрантов, принадлежали к «авангарду» (лозунг «За вашу и нашу свободу!» предполагает знание истории русского и польского освободительных движений).
В американской советологии сведения об участии в этих демонстрациях русских были восприняты скептически. [19] Я не разделяю этого скепсиса, тем более, что среди арестованных демонстрантов были люди с русскими фамилиями.
Слово «свобода», которое выкрикивали на этих демонстрациях, и в русском и в литовском языке вмещает как понятие национальной независимости, так и понятие демократических свобод. Если большинство литовцев одушевлено прежде всего мечтой о национальной независимости, я думаю, для какой-то части их важны и демократические свободы, даже безотносительно к национальной независимости. Что касается русских, живущих в Литве, то их, вероятно, привлекли к демонстрантам именно симпатии к демократическим свободам - в составе ли СССР или как следствие независимости Литвы. Возможность горячего сочувствия со стороны русских стремлению к национальной свободе народов, входящих в состав СССР, продемонстрировали московские правозащитники - я имею в виду позицию, выраженную «Хроникой текущих событий» и Московской Хельсинкской группой (см. главу «Правозащитное движение»). Кроме того, известно, что из пяти осужденных в 1975 г. за участие в подпольной организации «Эстонское демократическое движение» трое были эстонцы, но двое, и при том ведущие фигуры - Сергей Солдатов (русский) и Артем Юскевич (украинец). Поэтому нет ничего невозможного в участии русских и в литовском движении.
Интересна в вильнюсской демонстрации реакция литовцев на участие в ней русских. К сожалению, нет сообщений, прекратились ли антирусские лозунги после обнаружения русских среди демонстрантов. Но, во всяком случае, это не было воспринято литовцами как нечто немыслимое и они не обратились против «затесавшихся» к ним русских. Думаю, что в этом проявилось влияние на литовское общество отношения к русским, насаждаемого литовским самиздатом либерального толка и католическим движением: они различают русских с мышлением колонизаторов и русских правозащитников.
Высказанное очевидцами этой демонстрации супругами Кублановас соображение, что она направлялась какой-то законспирированной организованной силой, [20] кажется мне несостоятельным, так как других проявлений этой силы ни до, ни после демонстрации в литовской жизни не заметно.
В 1976 г. были арестованы Генрикас Яшкунас и его товарищ Дауетас за распространение Манифеста Союза организаций свободных народов; [21] в 1978 г. в «Аушре» (№ 12) была помещена декларация о создании Лиги свободы Литвы; в 1979 г. в журнале «Перспективы» (#№ 5-7) было объявлено о трех организациях - Союза литовских коммунистов за выход Литвы из СССР, Инициативной группы по защите литовского языка и Движения за выход Литвы из СССР. Однако все эти сообщения выглядят скорее как неосуществленные попытки создания организаций, чем как проявление их активности, и свидетельствуют лишь о том, что потребность организоваться ощущается активистами национального движения. Видимо, решение задачи упирается в неоднородность состава этого движения, что делает практически возможной сейчас формой объединения только небольшие группы, сил которых хватает лишь на издание «своего» журнала. Журналы эти пропагандируют идею освобождения Литвы каждый на свой лад.
Кроме этих анонимных редакций самиздатских журналов, в Литве возникли открытые общественные ассоциации - Католический комитет защиты прав верующих и Литовская Хельсинкская группа, однако обе они являются не национальными, а правозащитными объединениями.
Католический комитет защиты прав веруюших - рупор наиболее организованной и наиболее массовой независимой общественной силы в Литве - католического движения. Базой этого движения являются сельские местности и маленькие города, хотя в последнее время при общем усилении влияния католицизма оно стало заметным и в крупных центрах. Ведущую роль в этом движении играет литовская церковь - священники и активные верующие.
Католическая церковь стала подвергаться преследованиям с момента вступления советской армии в Литву. Уже 2 июля 1942 г. были порваны дипломатические отношения с Ватиканом и аннулирован конкордpат. Немедленно после этого были запрещены все католические организации, национализированы католические школы, запрещена католическая пресса и издание книг. Монастыри были разграблены. Из четырех католических семинарий сохранилась лишь одна - Каунасская, но и у нее отняли помещение. Численность воспитанников в ней уменьшилось с 300 до 150 к 1946 г., а позднее - до 25. К 1979 г. в семинарии было 75 слушателей. В 1946-1947 гг. были арестованы все епископы, кроме одного. Вильнюсский епископ М. Рейнис погиб во Владимирской тюрьме в 1953 г. В 1947 г. был расстрелян тельшяйский епископ Борисявичюс. В 40-е - 50-е годы около 600 литовских католических священников (более трети общего их числа) прошли через тюрьмы. Многие церкви были закрыты. По свидетельству католических священников, «долгие годы католическая церковь в Советском Союзе была как бы полумертвой». [22]
Силы служителей церкви уходили на то, чтобы уберечь ее от полного разрушения.
Не имея возможности открыто выполнять все свои функции, католическая церковь в Литве разделила свою деятельность на открытую и тайную («катакомбную»). Это позволило, хоть и в служебных масштабах, продолжить существование монастырей, подготавливать юношей к священству, обеспечивать принятие святых таинств теми верующими, кому по занимаемой должности опасно было посещать церковь (преподаватели, ответственные государственные служащие, члены партии), и - самое главное - подготавливать детей к причастию и миропомазанию.
Этот последний пункт - наиболее чувствительный в конфликте властей и церкви. Церковь уделяет обучению детей катехизису очень большое внимание, видя в этом основу своего сохранения как выразительницы духовной жизни нации. Власти, понимая обоснованность такой точки зрения на религиозное воспитание детей, тоже сосредоточили свое внимание на помехах именно этой стороне деятельности церкви.
С ослаблением репрессий катакомбная деятельность католической церкви в Литве и обучение детей принимали все более широкие масштабы. В 1970 г. власти попытались пресечь эту деятельность привычным способом - возобновив репрессии против священников, «уличенных» в обучении детей катехизису. В 1970 г. это вызвало небывалую прежде ответную реакцию.
В сентябре 1970 г. священник Антанас Шешкявичюс был приговорен судом к 1 году лагеря строгого режима за преподавание катехизиса школьникам младшего и среднего возраста по просьбе их родителей (хотя последнее обстоятельство делало его деятельность абсолютно законной). Приговор вызвал петицию протеста в ЦК КП Литвы и в ЦК КПСС более 100 священников разных епархий. [23]
Летом 1971 г. по аналогичному поводу заявили протест уже не священники, а прихожане. 18 июля верующие Пренайского прихода обратились с жалобой в Контрольную комиссию ЦК КПСС в связи с тем, что их священнику Ю. Здебскису местные власти помешали проверять знания детей, готовящихся к первому причастию. Через несколько дней Здебскис был арестован. Протест против его ареста, направленный в прокуратуру, подписали 450 верующих. Другой протест - в ЦК КП Лит. ССР и генеральному прокурору Литвы - подписали еще 350 человек. В ноябре 1971 г. состоялся суд. Около здания суда собралось около 600 сочувствующих обвиняемому. Милиция разогнала толпу, избив собравшихся. Здебскис был приговорен к 1 году лагеря общего режима.
Одновременно с Ю. Здебскисом был осужден сельский викарий П. Бубнис, тоже за обучение детей катехизису. Он также получил 1 год лагерей общего режима. В декабре 1971 г. 1344 католика Расейнянского прихода, в котором находился костел, где служил Бубнис, обратились в Президиум Верховного Совета СССР с просьбой об его освобождении. [24]
В январе 1972 г. 17054 католика Литвы послали меморандум Брежневу. В меморандуме перечислялись факты ущемления прав верующих и выдвигалось требование обеспечить верующим свободу совести, гарантированную советской конституцией. Авторы меморандума указывали на препятствия, чинимые сбору подписей под ним и заявляли, что если жалоба не встретит понимания, они обратятся в международные инстанции - к папе Римскому и в ООН. Это было сделано в феврале 1972 г. [25]
Меморандум Брежневу долгое время был рекордным по числу подписей под ним. Предшествующие петиции были подписаны почти исключительно крестьянами, заступавшимися за «своего» священника. Меморандум был вселитовским - под ним стоят подписи, собранные по всей республике, - и крестьян, и горожан, но первые и в данном случае превалируют.
Ответы не поступили ни от папы, ни от Брежнева, ни из ООН. Возможно, поэтому долгое время не предпринимались новые попытки такого рода. Но в начале 1979 г. тому же Брежневу была направлена новая петиция с требованием вернуть верующим собор в Клайпеде, построенный на средства верующих и отобранный у них в 1961 г. Эта петиция тоже была вселитовской. Под ней собрано 148149 подписей - в 8 раз больше, чем под меморандумом 1972 г. [26]
Нельзя, ссылаясь на эти цифры, настаивать, что именно в такой пропорции выросли силы католического движения в Литве. Но все-таки «прирост» этот весьма знаменателен, тем более, что он подтверждается активизацией основной массы литовских священников в борьбе за права церкви. Так, под петицией о возвращении из ссылки епископа Ю. Степонавичюса в 1970 г. решились поставить свои подписи 61 из 100 священников Вильнюсской епархии. В 1975 г. такую же петицию подписали 65 священников этой епархии. [27] В 1978 г. 552 из 708 литовских священников (т.е. 78%) поддержали куда более «криминальный», чем петиции в защиту опальных братьев, документ № 5 Католического комитета, - с требованием отменить Положение о религиозных объединениях, принятое Президиумом Верховного Совета Лит. ССР в июле 1976 г., как неприемлемое для католической церкви. Священники заявили, что они не могут и не будут его соблюдать, так как оно противоречит канонам римской католической церкви (речь идет о несколько смягченном варианте «Положения», по которому практически без сопротивления живет русская православная церковь с 1968 г. [28]).
С марта 1972 г. стала выходить «Хроника Литовской католической церкви» - информационное издание, которое регистрирует нарушения прав верующих и сообщает о протестах против этих нарушений. Значительная часть материалов Хроники ЛКЦ - о верующих школьниках, от которых добиваются отречения от веры и которых преследуют вплоть до исключения из школы в случае неотречения. Эти материалы выделены в специальный раздел Хроники ЛКЦ «В советской школе».
«Хроника ЛКЦ» помещает обращения и речи священников в защиту прав верующих, а также петиции и протесты верующих по поводу стеснений свободы совести в Литве.
«Хроника ЛКЦ» распространена довольно широко. Начиная с 1973 г. власти периодически проводят обыски, чтобы обнаружить издателей «Хроники» (ее редакция анонимна) и конфисковать ее тиражи. При этом изымались не только пишущие машинки, но и множительные аппараты «Эра», ротаторы, сотни килограммов печатного шрифта, самодельные печатные станки, запасы бумаги и готовая продукция - религиозная литература в сотнях и даже тысячах экземпляров.
«Хроника ЛКЦ» стала заметным фактором общественной жизни Литвы, оказывает влияние на общественное мнение. Работник ЦК КПЛ Синкявичюс на совещании учителей в городе Шауляй в августе 1975 г. предупреждал их:
«Всякая бестактность учителя, совершенная в разговоре с верующим учеником или его родителями, подробно, без всяких преувеличений, с указанием фамилии, школы и времени, попадает в этот журнал и распространяется не только у нас, но и передается за границу». [29]
Властям ни разу не удалось обнаружить редакцию Хроники ЛКЦ, но было несколько судов за ее размножение и распространение. В 1974 г. за это была осуждена на 3 года лагеря и 3 года ссылки 32-летняя Нийоле Садунайте, которая стала народной героиней после смелой и яркой речи на суде. Она сказала:
«Этот день - самый счастливый в моей жизни: меня судят за»Хронику ЛКЦ", которая борется против духовной и физической тирании. Значит, меня судят за правду и любовь к людям!… С радостью пойду на рабство за свободу других, и согласна умереть, чтобы другие могли жить…". [30]
В ноябре 1978 г. был организован специальный правозащитный орган католического движения - Католический комитет защиты прав верующих. В отличие от «Хроники ЛКЦ», Комитет объявил имена своих членов. Его основали 5 священников. В ноябре 1980 г. в Комитет были приняты еще трое священников, а 22 декабря 1980 г. - преподаватель Вильнюсского университета геолог Витаутас Скуодис, осужденный в этот день за авторство книги «Духовный геноцид в Литве» и сотрудничество в самиздатских журналах «Перспективы» и «Alma Mater».
Католический комитет выпускает документы и обращения, в которых сообщается о конкретных случаях нарушения прав верующих и разъясняется незаконность преследований с точки зрения советской конституции и международных пактов, одобренных Советским Союзом. Комитет выступил инициатором отказа священников от исполнения навязываемого властями нового Положения о религиозных объединениях - ввиду его неканоничности и неконституционности. Большинство католических священников открыто поддержало это заявление Католического комитета, и благодаря этому новое Положение практически не действует в Литве. В ноябре 1980 г. Католический комитет обратился к Мадридской конференции стран, подписавших Хельсинкские соглашения, с описанием положения католиков в Литве и указал на ущемления свободы вероисповедания и прав верующих.
Католическое движение в Литве, в отличие от национального, хорошо организовано. Его естественными лидерами являются высшие иерархи литовской католической церкви епископы Ю. Степонавичюс и В. Сладкявичюс.
Они оба были высланы без суда из своих епархий на север Литвы в маленькие городки (Степонавичюс - в 1961 г., Сладкявичус - в 1959 г.), и находились на положении ссыльных - за то, что смели не всегда соглашаться с председателем Совета по делам религий и культов Лит. ССР. Однако многие литовские священники продолжали считать опальных епископов своими духовными руководителями и постоянно ездили к ним за советами и благословениями, а по праздникам в места их ссылки происходили массовые паломничества верующих. Ватикан не снял с высланных епископов их званий и не назначил на их должности других священников. Более того - папа Иоанн-Павел II произвел одного из литовских священнослужителей в кардиналы, не обнародовав его имени. Есть основания полагать, что речь идет о Ю. Степонавичюсе. В 1982 г. В. Сладкявичюсу разрешили покинуть ссылку, а в 1983 г. он был включен в делегацию католических священников из СССР, посетивших Ватикан.
Священники являются костяком католического движения, а центрами его стали приходские церкви (к 1980 г. в Литве было 628 действующих церквей, их обслуживали 708 священников). [31] Поскольку в Литве сохранилось компактное в национальном отношении население и большинство литовцев - верующие, то литовское католическое движение имеет массовую, прочную и мобильную базу.
Это способствует успехам католического движения.
По свидетельству епископа Степонавичюса в личной беседе (октябрь 1976 г.), литовская католическая церковь видит свою основную задачу в привлечении молодежи. Можно констатировать, что церковь достигла в этом несомненных успехов.
По свидетельству Хроники ЛКЦ, около 70% детей соответствующего возраста проходят курс катехизиса. [32] По официальным данным, только 30% выпускников литовских школ являются верующими. Однако Хроника ЛКЦ считает эти данные преуменьшенными. Хотя «Хроника» не имеет возможности собрать такую информацию в масштабах Литвы, официальный показатель опровергается, например, таким сообщением. В январе 1974 г. в райцентре Лаздияй выпускникам школы раздали анкеты с вопросом об отношении к вере. 16 из 20 опрошенных комсомольцев ответили, что они верующие. [33]
Влияние католической церкви, всегда сильное в сельских местностях, в советское время было резко ослаблено в городах, особенно в среде интеллигенции. Сейчас католическая церковь вновь завоевывает эти позиции. Согласно Хронике ЛКЦ,
«…сотни тысяч молодежи, студентов и интеллигенции с тоскою ожидают Евангелия, разочаровавшись в атеизме».[34]
Нередки случаи приверженности к вере среди литовских чиновников, даже высокопоставленных, членов партии. Эти люди стремятся сохранить свое отношение к церкви в тайне, но, умирая, завещают хоронить себя по церковному обряду. В последнее время появились и такие, как Витаутас Скуодис, открыто приходящие в лоно церкви.
Даже по официальным данным (скорее всего преуменьшенным) - из доклада уполномоченного по делам религий в Литве Туменаса в Каунасском политехническом институте осенью 1974 г., в Литве крестят 45% новорожденных, венчаются 25% вступающих в брак, хоронят по религиозному обряду 51% умерших. [35]
Массовая поддержка церкви вынуждает власти пойти на некоторые уступки. В январе 1977 г. представитель Совета по делам религий Макарцев предупредил партийных работников Литвы, что со священниками нужно обращаться «повежливее». Он сказал, что государственная политика по отношению к церкви смягчается. [35] В некоторых церквях было разрешено по праздникам звонить в колокола. Реже стали преследования за организацию религиозный шествий. Увеличился ежегодный прием в духовную семинарию и т.д.
В последующие годы политика по отношению к литовской католической церкви колебалась от «послаблений» к большей жестокости и обратно, но положение католической церкви в Литве гораздо лучше, чем других церквей в Советском Союзе.
Показателем этого было, в частности, возвращение верующим собора в Клайпеде, причем расходы по перестройке (после конфискации у верующих собор был превращен в филармонию) государство взяло на себя.
Литовское католическое движение имеет четко выраженную национальную окраску, однако взгляд на русских диссидентов как на друзей и союзников литовских католиков был свойственен католическому движению с самого начала и благодаря влиянию этого движения получил довольно широкое распространение в Литве, что ощущается в значительной части самиздата.
С момента возникновения «Хроники Литовской католической церкви» ее издатели имели контакты с московскими правозащитниками, помогавшими в распространении Хроники ЛКЦ и передаче ее выпусков на Запад.
В 1975 г. в Вильнюсе состоялся суд над одним из ведущих правозащитников - Сергеем Ковалевым. Среди предъявленных ему обвинений было хранение нескольких выпусков Хроники ЛКЦ и использование их содержания при составлении издававшейся в Москве самиздатом «Хроники текущих событий». Власти использовали это обстоятельство, чтобы перенести суд из Москвы в Вильнюс, подальше от западных корреспондентов. Думаю, это было просчетом. Суд в Вильнюсе над русским, обвиняемым в помощи литовским католикам, привлек внимание и вовсе не интересующихся «политикой» литовцев, произвел в Литве огромное впечатление и весьма расширил симпатии к московским правозащитникам. В Вильнюс приехали в надежде попасть на суд своего друга А.Д. Сахаров и его единомышленники. На суд их не пустили, и они стояли у здания суда. Туда же устремились литовцы, оповещенные о суде зарубежными радиостанциями, вещающими на Литву. Власти всячески препятствовали появлению у суда сочувствующих обвиняемому, но все-таки около 50 литовцев, в основном активные участники католического движения, провели эти дни вместе с приехавшими из Москвы. Они пригласили москвичей на ночлег в свои дома. Русские и литовцы своеобразно отметили вручение А.Д. Сахарову Нобелевской премии мира - и в этот день они вместе с лауреатом мерзли у здания суда. [36] Там завязались личные связи, очень укрепившие деловые контакты между обоими движениями и способствовавшие совместным выступлениям в дальнейшем (общие документы Московской и Литовской хельсинкских групп, Христианского и Католического комитетов защиты прав верующих, обмен приветствиями между «Хроникой текущих событий» и «Хроникой ЛКЦ» в годовщины этих изданий, постоянный обмен материалами - см. соответствующие разделы главы «Правозащитное движение»).
Католическое движение, вышедшее на поверхность в начале 70-х годов, ни в коем случае не является воспреемником освободительного движения 40-х - 50-х годов. Эти движения различаются и по форме и по сути. В 40-х - 50-х годах целью движения была независимость Литвы, и этой цели добивались с оружием в руках. Католическое движение добивается свободы вероисповедания, настаивая на соблюдении советской конституции и международных договоров Советского Союза о правах человека. Оно не посягает на государственное устройство Литвы и ведет борьбу только мирными, допускаемыми советскими законами средствами:
«Церковь не собирается готовить восстание или силою бороться против советского строя. Она не запрещает католикам служить в советской армии, принимать участие в общественной деятельности, трудиться в государственных учреждениях и на фабриках. Многие из католиков являются примерными и достойными доверия работниками» (из анонимного доклада «Проблемы религиозной жизни в Литве и в Советском Союзе», в Хронике ЛКЦ).[37]
Методы католического движения в Литве полностью совпадают с методами правозащитного движения. Литовское католическое движение тоже является по сути своей правозащитным, отличаясь от называемого так упором на право свободного исповедания религии, но не оставляя без внимания остальные гражданские права.
Католическое движение в Литве проходит те же этапы, что и правозащитное движение в СССР, и в той же последовательности. При этом временной разрыв между новой фазой правозащитного движения и вступлением в эту фазу литовского католического движения сокращается.
Пик петиционной кампании в правозащитном движении приходился на начало 1968 г., в Литве - на начало 1972 г. «Хроника текущих событий» возникла в апреле 1968 г., «Хроника ЛКЦ» - в марте 1972 г. Католический комитет защиты прав верующих возник менее чем через два года после Христианского комитета защиты прав верующих в СССР (декабрь 1976 г. и ноябрь 1978 г. соответственно). Литовский священник, которому молва приписывает участие в «Хронике ЛКЦ», член Католического комитета, сказал мне, что «Хроника ЛКЦ» возникла по примеру Московской «Хроники», и что совпадение названий не случайное, а принято сознательно, чтобы подчеркнуть преемственность. Думаю, что совпадение названий обеих правозащитных ассоциаций - Литовской группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений и Католического комитета защиты прав верующих с соответствующими ассоциациями в Москве (Группа содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР и Христианский комитет защиты прав верующих в СССР) имеет то же объяснение. Однако это не означает, разумеется, что литовское католическое движение порождено правозащитным или подражает ему. Одинаковость форм деятельности вытекает из схожести целей и стратегий независимо друг от друга возникших и самостоятельно развивающихся движений. Ввиду единства целей и стратегий естественно, что католическое движение в Литве, возникшее позднее правозащитного, заимствовало его опыт, в частности, его организационные формы. «Хроника ЛКЦ», а затем и Католический комитет не раз подчеркивали свою благодарность защитникам прав человека и особенно академику Сахарову и доктору Ковалеву за защиту свободы веры. Каждый выпуск «Хроники ЛКЦ» кончается призывом к читателям молиться за тех, кто
«…несет оковы неволи, чтобы ты мог свободно верить и жить».
Вместе с литовцами-католиками, находящимися в заключении, «Хроника» называет Сергея Ковалева. Католический комитет защиты прав верующих выступил в защиту русских правозащитников - не только Сахарова, но и Т. Великановой, и православного священника Г. Якунина, арестованных одновременно с литовским самиздатчиком А. Терляцкасом. [38]
Возможно, из-за влиятельности, массовости и других перечисленных выше сильных сторон католического правозащитного движения, в Литве менее развито правозащитное движение, так сказать, в «чистом виде». Его выразителем стала Литовская Хельсинкская группа. Она возникла в тесном взаимодействии с Московской Хельсинкской группой: ЛХГ была создана всего на полгода позже, объявлена в Москве на пресс-конференции МХГ (26 ноября 1976 г.) и первый документ Литовской Хельсинкской группы был совместным с Московской. [39]
Среди основателей ЛХГ был католический священник Каролис Гаруцкас и носители настроений либеральной интеллигенции - Томас Венцлова, Она Лукаускайте-Пошкене и физик Эйтан Финкельштейн, еврей-отказник. Центральной фигурой в ЛХГ стал Викторас Пяткус, давний и активный участник католического движения, одушевленный идеей освобождения Литвы, знаток литовской истории и культуры, собравший лучшую в Литве библиотеку литовских поэтов. К моменту основания Литовской Хельсинкской группы Пяткус дважды был политзаключенным и провел в лагерях в общей сложности 16 лет.
Литовская Хельсинкская группа начала свою деятельность с поддержки католического движения. Ее первый документ был посвящен ссылке литовских епископов Ю. Степонавичюса и В. Сладкявичюса, второй - Положению о религиозных объединениях, утвержденному Президиумом Верховного Совета Лит. ССР в июле 1976 г. Группа заявила о несоответствии этого Положения Заключительному Акту Хельсинкских соглашений. Но, кроме того, ЛХГ занялась проблемами, выходящими за пределы интересов и католического, и национального движений. В ее документах отразились: дискриминация немцев, живущих в Литве; нарушения права на эмиграцию - в том числе для нелитовцев; положение бывших политзаключенных не только в Литве, но и в Эстонии, и в Латвии. [40]
Зимой 1977 г. эмигрировал и был лишен гражданства Томас Венцлова. В августе 1977 г. был арестован Викторас Пяткус. Весной 1979 г. скончался от рака Каролис Гаруцкас (папа Иоанн-Павел II прислал ему предсмертное благословение). Гаруцкаса заместил в ЛХГ священник из городка Адушкитис Бронис Лауринавичюс. Кроме того, в ЛХГ вошли активисты католического движения Мечисловас Юрявичюс и Витаутас Вайчюнас, а также активисты национального движения Альгирдас Статкявичюс и Витаутас Скуодис.
Литовская Хельсинкская группа не заняла такого ведущего положения во вселитовской оппозиции, как Московская группа в правозащитном движении или Украинская на Украине. Однако чисто правозащитная позиция ЛХГ сделала именно ее точкой притяжения сил национального и гражданского сопротивления соседних с Литвой Прибалтийских республик - Эстонии и Латвии.
По ряду причин диссент в этих республиках слабее, чем в Литве. Общность судьбы (как известно, Прибалтийские страны были оккупированы одновременно по пакту Молотова - Риббентропа) создает почву для совместных усилий, но ярко выраженная католическая и национальная направленность диссента в Литве не способствовала подключению к нему соседей - нелитовцев и некатоликов.
Идея совместного сопротивления оккупации породила в 1962 г. подпольную организацию под названием «Балтийская федерация». Однако название указывало лишь на замысел. На самом деле в эту организацию входили только латыши.
Викторас Пяткус перед арестом начал работу по созданию Главного комитета национального движения Эстонии, Латвии и Литвы. Об этом комитете допрашивали на следствии по делу Пяткуса нескольких бывших политзаключенных. Среди них были литовцы, латыши и эстонцы. [41]
Осенью 1979 г. эта идея воплотилась в так называемом Обращении 45-ти, приуроченном к 40-й годовщине Пакта Молотова - Риббентропа.
Авторы обращения дезавуируют этот пакт и призывают советское правительство отказаться от приобретений, сделанных на его основе. Среди подписавших Обращение преобладают литовцы, но есть 4 эстонских и 4 латышских подписи. [42]
Литовская Хельсинкская группа посвятила Обращению 45-ти документ № 17, в котором обосновывается законность требований, выдвинутых в Обращении. Московские правозащитники тоже поддержали этот документ. [43]
Власти отреагировали на Обращение волной обысков и допросов. Были арестованы трое литовцев, подписавших Обращение, и двое эстонцев. [44]
Близко по духу к Обращению 45-ти открытое письмо по поводу вторжения советских войск в Афганистан, под которым стоят подписи 21 прибалта (трех эстонцев, одного латыша, остальные - литовцев). Авторы письма поддерживают резолюцию Генеральной ассамблеи ООН о немедленном выводе иностранных войск из Афганистана. Они напоминают, что Прибалтийские страны тоже, как и Афганистан, имели договоры о дружбе и взаимопомощи с Советским Союзом. В 1940 г. в эти страны, как сейчас в Афганистан, были введены советские войска, и тоже со ссылкой на эти договоры.
«Поэтому эстонский, латышский и литовский народы знают как цели, так и результаты этих действий», - говорится в письме.[45]
Литовская Хельсинкская группа, как и Украинская, была уничтожена арестами. К весне 1981 г. были арестованы Скуодис, Статкявичюс, Вайчюнас и Юрявичюс. 24 ноября 1981 г. погиб священник Лауринавичюс. Он был вызван из своей епархии в Вильнюс после резкой статьи о нем в республиканской газете «Тиеса» и сбит грузовиком при переходе улицы. [46]
Это - третий случай гибели священника в Литве за 1980-1981 гг. Священник Тельшяйской епархии Леонас Шапока был убит в своем доме в октябре 1980 г. За несколько дней до его гибели против него были нападки в той же «Тиесе». Священник Леонас Мажейка, один из подписавших призыв Католического комитета не выполнять Положения, стесняющего внутрицерковную жизнь, был убит 8 августа 1981 г., тоже в своем доме. Дом ограблен не был. Эти убийства произошли на фоне целого ряда нападений на священников, прежде чрезвычайно редких. 10 марта 1980 г. был ранен ножом настоятель церкви в Шилуве; 28 апреля избили настоятеля в Кармелаве, 12 сентября - канцлера Каунасской епархии; 12 октября была попытка ворваться ночью в дом священника Л. Завальнюка, на следующую ночь - в квартиру его матери; 18 октября были нанесены ножевые раны священнику в Гришкабудисе. Кроме того, в течение 1980-1981 гг. в нескольких местах были подожжены и ограблены церкви, осквернены католические святыни. [47]
Молва приписала эти бандитские акции кагебистам и уголовникам, действовавшим по их наущению.
Подозрения эти, возможно, небезосновательны. В Литве карательные органы не решаются действовать открыто против священников - с 1971 по 1983 гг. не было ни одного случая ареста священников, хотя активность церкви здесь намного больше, чем где бы то ни было в Советском Союзе. Не решаясь на аресты католических священников и видя, что ослабление репрессий развязывает их неприятную властям инициативу, КГБ мог прибегнуть к мафиозным методам, действуя так, чтобы не было прямых указаний на причастность его к расправам, но чтобы мысль о возможности такой расплаты за активность тревожила каждого священника.
Реакция на эти нападения была немедленной и очень резкой. Совет священников Тельшяйской епархии (12 человек), к которой принадлежал Шапока, послал жалобу генеральному прокурору СССР, а Католический комитет - прокурору Литвы. В обоих документах без обиняков указывалось на причастность властей к преступлениям против церкви и верующих. Католический комитет заявил, что
«… все эти преступления… связаны какой-то внутренней органической связью»,
что верующие квалифицируют их как
«… сознательную, умышленную акцию против роста авторитета и влияния католической церкви в Литве»
и что попустительство этим преступлениям
«… компрометирует советскую власть»,
которая поддерживает атеистов и борющихся против церкви.
«Просим Вас, прокурор, принять серьезные меры для обуздания советской мафии и привлечь к уголовной ответственности преступников», - потребовали члены Католического комитета.[48]
Из всех виновных в нападениях на священников были найдены лишь убийцы Шапоки - через год после убийства. Суд над ними состоялся через несколько дней после гибели Бронюса Лауринавичюса. Суд был открытым и выяснилось, что мотивом убийства Шапоки было ограбление. Однако личности убийц и их биографии наталкивают на мысль, что решение ограбить именно священника стимулировались надеждой на безнаказанность такого убийства. Эти надежды не были безосновательными. В течение года убийцы оставались невыявленными, хотя сделать это было нетрудно: они были жителями того же маленького городка, где жил Шапока; один из убийц часто бывал в его доме, а двое других находились на примете у милиции из-за своего уголовного прошлого. Никто из убийц не обладал опытом в такого рода преступлениях, и при добросовестном расследовании следы привели бы к ним немедленно. Возможно, первоначальным намерением властей было оставить их безнаказанными, чтобы поощрить другие такие же преступления, но намерения изменились через год - возможно, под давлением общественного мнения.
В статье по поводу суда над убийцами Шапоки, появившейся в вильнюсской газете «Советская Литва» (16 декабря 1981 г.), подчеркиваются корыстные мотивы преступления и указывается, что происшествие было использовано для обвинения властей в попустительстве расправам над священниками. При этом газета цитирует заявление священников Тельшяйской епархии.
(«Есть основания полагать, что и в этот раз работники Министерства внутренних дел не хотели выяснить убийц-садистов или не нашли вуголовном кодексе для них наказания. Тем более, что следователи спрашивают не о преступлении, а о пороках священника»),
но ссылается не на само заявление, а на радио Ватикан, прочитавшее его.
Если убийство священника Лауринавичюса совершено по замыслу КГБ, как утверждает «Хроника Литовской католической церкви» (№ 50), то время преступления рассчитано так, чтобы приглушить судом над убийцами Шапоки обвинения в адрес властей по поводу безнаказанности убийств священников. Многие укрепились в убеждении о причастности КГБ к убийству Лауринавичюса, когда вскоре после этого (20 декабря) 28-летний священник вильнюсского храма св. Николая Ричардас Черняускас объявил в храме после воскресной проповеди об угрозе сотрудника КГБ, что он, Черняускас, может «неожиданно умереть». Священник Черняускас известен протестами против преследования религии в Литве. [49]
Первый арест священника в Литве после 12-летнего перерыва произошел в январе 1983 г. - был арестован член Католического комитета Альфонсас Сваринскас. Приговор ему был очень суровым: 7 лет лагеря строгого режима и 3 года ссылки. В день суда над Сваринскасом был арестован другой член Католического комитета, священник Сигитас Тамкявичюс. Эти аресты вписываются в контекст повсеместного резкого ужесточения преследований инакомыслящих, начавшегося одновременно с советским вторжением в Афганистан и окончанием «разрядки» - с конца 1979 г. К моменту ареста литовских священников все открытые правозащитные ассоциации в других республиках были задушены арестами, и Католический комитет оказался единственной такой ассоциацией, до которой не дотянулись руки КГБ. На место арестованных членов Католического комитета в него вошел священник Казимерас Жилис, и Католический комитет продолжил правозащитную деятельность.
Не смея арестовывать священников, власти пытаются сдержать развитие католического движения в Литве арестами по обвинениям в организации религиозных шествий не их естественных организаторов - священников, а активных мирян. В 1980 г. за организацию самого массового в Литве ежегодного шествия в Шилуву была осуждена на 3 года лагеря Ядвига Станелите, стоявшая с флажком регулировщика на перекрестке дорог, по которым шли потоки верующих. Машину, увозившую Ядвигу с суда, забросали цветами. [50]
В 1981 г. по такому же обвинению и на такой же срок были осуждены члены Литовской Хельсинкской группы Мечисловас Юрявичюс и Витаутас Вайчунас. Оба они, признавая участие в шествии, отрицали свою организационную роль в нем. Юрявичюс, рабочий-маляр и глубоко верующий человек, на суде сказал, что его судит меньшинство, боящееся большинства, так как даже по официальной статистике в Литве 70% верующих, и что для него большая честь сидеть на той же скамье подсудимых, на которой сидели защитники церкви Станелите, Садунайте, Ковалев и Скуодис. [51]
Кроме этих судов, в 1980-1981 гг. состоялись несколько судов над деятелями литовского самиздата, а именно над авторами и составителями «левых» журналов «Перспективы» и «Alma Mater» и националистического «Витязя», а также - над участниками размножения «Хроники ЛКЦ». [52]
Всего в 1980-1981 гг. по политическим мотивам в Литве было осуждено 20 человек, что в пропорциональном отношении к численности участников движения несравненно меньше, чем, скажем, на Украине, и приговоры в Литве гораздо мягче. Максимальные приговоры за «антисоветскую пропаганду» получили двое в 1978 г. (В. Пяткус и Б. Гаяускас) и в 1981 г. - В. Скуодис. Остальные, судимые по той же статье, были осуждены на лагерные сроки от полутора до 4 лет. И еще одно отличие от Украины: в Литве не прибегают к фабрикации уголовных обвинений.
Возможно, сравнительная мягкость политических преследований в Литве диктуется ее близостью к Польше, вынуждающей власти к осторожности. Польские события отражаются в Литве двояко: важная роль католической церкви в польском сопротивлении вдохновляет и активизирует литовскую католическую церковь и ее приверженцев. Одновременно стал гораздо более резким самиздат литовских националистов и подчас в нем звучат антипольские ноты - на той почве, что в прошлом Польша не раз пыталась подчинить Литву. Национальные страсти обострились настолько, что стали чувствоваться и в деятельности католиков, прежде сдержанных в их выражении.
В заключение следует сказать, что в этом очерке раздельно описаны три направления литовского диссента - национальное, католическое и правозащитное. Однако в реальных жизненных условиях их не всегда удается разделить. Они тесно сплетены между собой и идеологически, и личностно - не только в том смысле, что участники разных направлений тесно связаны и часто действуют сообща, но и в том смысле, что в литовском диссенте нередки люди, которых с полным основанием можно отнести к двум, а то и ко всем трем направлениям (В. Пяткус, В. Скуодис и др.).
Людмила Алексеева
Из книги «История инакомыслия в СССР»
Примечания
1. «Вестник статистики» № 11, 1980, Москва, изд-во «Статистика», с.с. 71.
2. «Вестник свободы» («Laisves Sauklys»), #№ 1-3, 1976. Цит. по «Хроника текущих событий» (ХТС), Нью-Йорк, издательство «Хроника», вып. 45, с. 106.
3. The Violations of Human Rights in Soviet occuped Lithuania, a Report for 1977, The Lithuanian American Community, 1978, c. 57.
4. Ibid., p. 55.
5. «Хроника текущих событий» (ХТС), вып. 1-15 и вып. 16-27. Амстердам, Фонд им. Герцена, 1979. Вып. 22, с. 11.
6. The Violations…, for 1977, p. 57.
7. В. Буковский. «И возвращается ветер…», Нью-Йорк, «Хроника», 1978, с. 357.
8. ХТС-47, с. 52.
9. В. Буковский. «И возвращается…», с. 357.
10. ХТС-27, с.с. 491-492.
11. «Континент», (Париж), № 14, 1977, с.с. 229-250.
12. Eitan Finkelstein. Old Hopes and New Currents in Present-Day Lithuania. (The Violations…, for 1977), p.p. 58-66.
13. ХТС-32, с.с. 35-37.
14. ХТС-26, с.с. 448-450; ХТС-27, с.с. 481-483.
15. ХТС-30, с.с. 90-91; ХТС-41, с.с. 73-74; ХТС-57, с. 64.
16. «Колокол» («Варпас») № 1, 1975; ХТС-26, с. 450.
17. Хроника литовской католической церкви (на литовском языке), вып. 23 (июнь 1976).
18. ХТС-47, с.с. 48-49; ХТС-48, с.с. 112-113.
19. Remeikis, Thomas. Dissident Activity in Lithuania During 1977. (The Violations…, for 1977), p. 24.
20. Ibid.
21. ХТС-51, с. 210.
22. Хроника Литовской католической церкви, Нью-Йорк, изд-во «Хроника», 1979, вып. 19, с.с. 139-140; вып. 28, с. 177.
23. Архив самиздата, Радио «Свобода», № 655 (т. XVII).
24. ХТС-22, с.с. 255-256; ХТС-23, с. 328-331, 358.
25. ХТС-23, с.с. 358-359; Архив самиздата, № 1091 (т. XVII).
26. ХТС-55, с. 36; Архив самиздата, № 4367 (вып. 27/81), 17 июля 1981 г.; № 1091 (т. XVII).
27. Архив самиздата № 632 (т. XVII).
28. ХТС-53, с. 131.
29. ХТС-37, с.с. 42-44.
30. ХТС-60, с. 71.
31. ХТС-53, с. 131.
32. Хроника литовской католической церкви, вып. 28, с. 169.
33. Хроника литовской католической церкви, вып. 9, с. 17.
34. Там же, вып. 28, с. 177.
35. ХТС-46, с.41.
36. ХТС-38, с.с. 14-24.
37. Хроника Литовской католической церкви, вып. 28, с.с. 180-181.
38. См., например, Хроника Литовской католической церкви, вып. 19, с. 146; вып. 28, с. 176; ХТС-56, с. 86.
39. Сборник документов Общественной группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений. Нью-Йорк, изд-во «Хроника», 1977, вып. 3, с.с. 111-114.
40. Там же, вып. 4, с.с. 63-68; вып. 5, с.с. 69-78.
41. ХТС-47, с.с. 43-48.
42. ХТС-54, с.с. 135-136. Полный текст Обращения см. Архив самиздата, Радио «Свобода», № 3755, вып. 39/79 (5 ноября 1979 г.).
43. ХТС-54, с.с. 135-136.
44. ХТС-56, с. 79.
45. Архив самиздата, № 3875, вып. 6/80, 17 января 1980 г.
46. ХТС-63, с.с. 102-103.
47. Документ № 38 Католического комитета защиты прав верующих. Архив самиздата, Радио «Свобода», № 4202, вып. 5/80.
48. Там же, с. 3; ХТС-61, с. 48.
49. «Вести из СССР. Права человека», под ред. К. Любарского, Мюнхен - Брюссель, 31 авг. 1981 г. (16-29) и 30 сент. 1981 г. (18-8), а также 28 февр. 1982 г. (4-22).
50. ХТС-60, с. 68.
51. ХТС-62, с.с. 79-80.
52. ХТС-60, с.с. 64-68.
