ГлавнаяМорской архивИсследованияБиблиотека












Логин: Пароль: Регистрация |


Голосование:


Самое читаемое:



» » » Расцвет и упадок Киевской Руси
Расцвет и упадок Киевской Руси
  • Автор: Malkin |
  • Дата: 07-10-2015 17:29 |
  • Просмотров: 8244

Проходил век за веком. Кочевники упивались блеском и славою своих захватывающих дух сражений и побед. Насла­ждались всеми благами своей утонченной цивилизации жите­ли приморских городов. И только по-прежнему никому не известные, ничем не прославленные обитатели Северной Ук­раины тихо-мирно держались в тени своих дремучих лесов. Казалось, им раз и навсегда уготована роль статистов в той истинной истории человечества, что стремительно разворачи­валась там, на юге.

И все-таки они вышли на авансцену. Уже к началу VI в. н. э. фокус исторических событий медленно, но верно сдви­гается от моря и степи к лесистым равнинам. Именно с этого времени народ, затерянный в лесах, в пойменных лугах по берегам широких рек, начинает по-настоящему интересовать историков. Исследуя его языковые, этнические и культурные особенности, ученые приходят к выводу: народ этот — славя­не, прямые предки нынешних украинцев.

Восточные славяне

Славяне ведут свое происхождение от автохтонного индо­европейского населения Восточной Европы. По мнению боль­шинства современных ученых, прародина славян — это север­ные склоны Карпат, долина Вислы и бассейн Припяти. Из этих мест славяне расселялись во всех направлениях, по всей Восточной Европе. Пик активности славянского расселения приходится примерно на начало VII в.]

На северо-востоке славяне углубились в земли угро-фин­нов и селились по берегам Оки и верхней Волги; на западе достигли р. Эльбы в Северной Германии. И все же большинство их тянулось к югу, на Балканы — с их теплым климатом, плодородными землями, богатыми городами.

Если не считать отдельных стычек на границах Византии, то в целом можно сказать, что славянская колонизация выгод­но отличалась от нашествий кочевников своим сравнительно мирным характером. Славяне медленно, постепенно продви­гались во все стороны от своей исторической родины и не теряли с нею связь. В результате пространства славянского расселения оказались не только широкими, но и сопредель­ными. Новые места славяне осваивали с основательной не­спешностью и оседали в них надолго, навсегда, т. е. вели себя как колонисты, а не захватчики.

По мере расселения в трех разных направлениях славяне соответственно распадаются на три подгруппы. Выдающийся русский лингвист Алексей Шахматов первым высказал мысль о том, что общеславянский язык в процессе его эволюции образует три варианта. От западнославянского варианта произошли польский, чешский и словацкий языки. Южносла­вянский дал затем болгарский, македонский, сербский и хор­ватский. А из восточнославянского впоследствии развились современные украинский, русский и белорусский языки.

Точно установлено, что к VII в. восточные славяне вышли к правому берегу Днепра. Впрочем, официальные советские историки, коим вменялась в обязанность забота о «генеало­гическом древе» и его «корнях», пытались доказать, что вос­точные славяне (или их прямые предки — анты) были корен­ным населением всего этого региона. Но с этим тезисом не согласно большинство ученых на Западе, привыкших иметь дело не с догадками, а с конкретными фактами. Пока таковых не представлено, приходится остановиться на том, что сла­вяне были пришельцами, что поток славянской колонизации, ширясь к востоку, достиг Днепра и что в течение VII и VIII вв. интенсивное расселение и дальнейшее дробление восточных славян продолжалось. Постепенно какая-то часть территории современных Украины, Беларуси и России была поделена между четырнадцатью большими союзами славянских племен. Пожалуй, самый значительный из них — поляне, жившие в Центральной Украине, по берегам Днепра. Среди других вос­точнославянских племен на территории Украины назовем древлян на северо-западе, северян на северо-востоке, уличей и тиверцев на юго-западе. На западе жили волыняне и дулебы.

 

Расселение славян

Расселение славян

Восточные славяне селились небольшими деревнями, рас­положенными неподалеку друг от друга. Как правило, в одной деревне было не больше 70 бревенчатых изб, но могло быть и всего четыре. Зато рядом, на расстоянии одной-двух миль, располагалась уже другая деревня. Через 30—40 миль от одного скопления деревень — другое такое же скопление — и так далее, по всей заселенной территории. В ее центре воз­вышался укрепленный «град». Это была крепость, за стенами  которой укрывались все жители области в случае нападения врага, а также место племенных сходов и культовых обрядов. Земли восточных славян были буквально усеяны сотнями обнесенных частоколом «градов». Вот почему скандинавы называли эти земли «Гардарики», что значит «страна кре­постей».

О политическом устройстве восточных славян известно мало. Скорее всего, поначалу у них не было таких верховных правителей, которые сосредоточивали бы всю власть в одних руках. Племена и родовые кланы, во главе которых стояли патриархи, объединяло поклонение общим богам. Самые важ­ные решения, очевидно, принимались путем общего согласия.

Со временем появляется слой племенных вождей, назы­ваемых князьями. Однако земля и скот по-прежнему счита­лись общественной собственностью, а каждое племя — одной большой семьей: ведь члены его были родичами и помнили свое родство. А каких-то особых социально-экономических различий между ними не было.

Восточные славяне славились стойкостью и упорством в бою, хорошо переносили жару, холод и голод. Правда, на открытой равнине они чувствовали себя не вполне уверенно и воевать предпочитали среди лесов и оврагов, где часто устра­ивали засады на врага. Настойчивость и выносливость — лучшие качества славян — помогали им и на войне, и в мирное время.

 

Средиземное море Восточнославянские племена

Средиземное море

Восточнославянские племена

Торговля у восточных славян поначалу развивалась слабо. И лишь в VIII в., когда на их земли стали прибывать купцы с мусульманского Востока (прежде всего арабы), дело сдви­нулось. У арабов покупали драгоценные металлы, тонкие сукна, ювелирные изделия. Взамен предлагали то, чем всегда была богата здешняя земля: мед, воск, меха, а также рабов. За этим-то последним товаром в основном и ездили сюда арабы, его-то и ценили превыше всего. Уже к концу VIII в. торговля с арабами процветала. К тому же завязались отно­шения с хазарами — тюркскими племенами, основавшими на Каспии и в низовьях Волги единственную в своем роде торговую империю (позднее они приняли иудаизм). Известно, что некоторые славянские племена — северяне, вятичи, часть полян — впоследствии платили хазарам дань. Так или иначе, восточные славяне постепенно выходили из изоляции, прибли­жаясь к судьбоносному моменту своей истории.

Норманская теория

И все-таки еще к середине IX в. земли по Днепру остава­лись тихой заводью — как в культурно-экономическом, так и в политическом отношении. Не удивительно ли, что всего каких-то 150 лет спустя здесь уже билось могучее сердце Киевской Руси?

Киевская Русь — это не просто сильный политический союз родственных племен. Это — одна из самых интеллекту­ально развитых и экономически процветающих цивилизаций в Европе того времени.

Каким же образом произошли столь замечательные пре­образования? И кто возглавил их? Стали ли они возможны благодаря внутреннему развитию или каким-то внешним сти­мулам? Или благодаря тому и другому?

 

Экспансия варягов

 

Прежде чем попытаться ответить на все эти вопросы, стоит заглянуть в древнейшую летопись восточных славян — «По­весть временных лет». Вот что рассказывает она о началах Киевской Руси: «В лето 852 нача ся прозывати Руска земля. -[...] В лето 859 имаху дань варязи из заморья на чюди и на словенех, на мери и на всех кривичех. А козари (хазары) имаху -[дань] на полянех, и на северех, и на вятичех. 4...] В лето 862 изгнаша варяги за море, и не даша им дани, и по­чата сами в собе володети, и не бе в них правды, и воста род на род, и быша в них усобице, и воевати почаша сами на ся. И реша сами в себе: «Поищем собе князя, иже бы володел нами и судил по праву».

Дальше говорится о том, что в поисках князя решили обратиться к тем варягам, которые называли себя «русью» (одни варяги «называются свей (шведы),— поясняет летопи­сец,— а иные норманны и англы, а еще иные готы, а эти — русью»). И сказали варягам-руси чудь, славяне, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И собрались трое брать­ев (Рюрик, Синеус и Трувор) «со своими родами, и взяли с собою всю русь, и пришли...»

Опираясь на это свидетельство, немецкие ученые Готлиб Байер, Герхард Миллер и Авіуст-Людвиг Шлёцер в XVIII в. разработали так называемую норманскую теорию. Согласно этой теории, фундамент Киевской Руси заложили варяги — германо-скандинавский народ, известный на Западе под именем викингов, или норманнов.

Знаменитый русский ученый Михаил Ломоносов первым усмотрел в норманской теории акцент на германском влиянии и намек на неспособность славян к государственному стро­ительству. Он выступил с гневной отповедью немецким уче­ным и пытался обосновать первоочередную роль славян. Замечания Ломоносова легли в основу так называемой анти- норманской теории и положили начало дискуссии, длящейся по сей день.

В XIX — начале XX в. казалось, что норманисты близки к победе, ведь среди них было большинство западных и целый ряд выдающихся русских историков. Несмотря на это, убеж­денными антинорманистами оставались два ведущих украин­ских историка — Микола Костомаров и Михайло Грушевский.

Зато настоящее контрнаступление развернулось в совет­ской исторической науке 1930-х годов. Норманская теория провозглашалась политически вредной, ибо она «отрицала способность славянских народов создать независимое государ­ство». Сам Нестор-Летописец (легендарный монах XI в., составитель «Повести временных лет») был объявлен тен­денциозным и противоречивым автором. При этом его ново­явленные критики пытались опереться на данные археоло­гических раскопок, якобы не подтвердивших сколько-нибудь значительного скандинавского присутствия в Киевской Руси. Отсюда делался вывод: Киевскую Русь основали сами сла­вяне.

Затем все эти споры были переведены в область языко­знания. В конце концов все свелось к происхождению слова «Русь». По мнению норманистов, оно происходит от ruotsi, финского названия шведов, восходящего в свою очередь к rodr, что в переводе с древнешведского означает «грести». У финнов были тесные и длительные связи и со шведами, и со славянами. Название, найденное для одних, перешло затем и на других.

Согласно же антинорманской теории, «Русь» происходит от названия рек Рось и Русна в Центральной Украине. Есть в распоряжении антинорманистов и еще одна гипотеза: «Русь» связана с кочевым племенем роксоланов, название которого происходит от иранского rhos, что значит «свет».

У всех перечисленных гипотез есть серьезные недостат­ки, и ни одна из них не получила общего признания. Во всяком случае в дошедших до нас летописных источниках слово «Русь» сначала появляется как название народа, а именно варягов (скандинавов), затем — земли полян (Центральной Украины), а впоследствии — и всего политического новооб­разования — Киевской Руси. Попутно отметим, что уже в 1187 г. в летописях появляется и термин «Украина», но для обозначения именно лишь окраин Киевской Руси.

Короче говоря, историки так до сих пор и не пришли к со­гласию ни по вопросу о происхождении слова «Русь», ни по более широкой проблеме скандинавских либо славянских заслуг в создании Киевской Руси. В конце концов ученые постепенно стали сознавать, что сама постановка вопроса во многом была искусственной, а взаимные обвинения и сар- казмы ни к чему не привели, ибо отвлекали от главного — поиска новых фактов. Таким образом, напрашивается ком­промиссное решение: скандинавское влияние признать, но никоим образом не преувеличивать.

Ватаги викингов, этих воинов-купцов, были мобильны, энергичны, но слишком малы, чтобы серьезно изменить образ жизни восточных славян. Напротив, сами варяги быстро усваивали славянский язык и культуру. Но вот что трудно отрицать, так это участие, если не лидерство варягов в поли­тической жизни Руси. Все киевские правители до Святослава и все их дружинники носили скандинавские имена. Мы можем лишь гадать о том, каким образом варяги настолько подчинили себе славян, что стали ответственны за политическую организацию восточнославянского общества. Мы вольны, наконец, предположить, что славяне организовали себя сами, сплотив­шись перед лицом внешней угрозы со стороны тех же варягов. В любом случае нам придется признать роль варягов как катализатора политического развития восточных славян.

Да и объективные интересы варягов и восточных славян часто совпадали. Вместе легче было противостоять кочевни­кам, обуздать хазар, открыть и охранять торговый путь по Днепру на Византию. Все это, собственно говоря, мы и назы­ваем основанием Киевской Руси, которое явилось результа­том многосторонних славяно-скандинавских взаимодействий и усилий.

Поэтому нет никаких причин приписывать заслуги в со­здании высокоразвитой цивилизации вокруг Киева исключи­тельно какой-то одной этнической группе. К такому выводу в конце концов и приходят историки. Так, современный аме­риканский исследователь Омелян Прицак считает некоррект­ным сам вопрос об этнических корнях Киевской Руси. По его мнению, Русь складывалась как полиэтнический многоязыч­ный торговый союз, преследовавший конкретную цель: кон­тролировать торговые пути из Балтики в Средиземноморье. Вот так и появилось на карте Европы новое политическое образование — Киевская Русь.

Основание Киева

Как вообще возникают великие города? Главное — пра­вильно выбрать место. Об этом, между прочим, свидетель­ствует вся история великих городов мира.

Если плыть по Днепру от самых его истоков до устья, то Киев окажется как раз на полпути. Да и главные днепровские притоки сплетаются в тугой узел чуть выше Киева. Это не только ключевой транзитный пункт для всего Днепровского бассейна, но и тот плацдарм, с которого удобно начинать большое плаванье вниз по реке до ее впадения в Черное море и дальше по морю — к богатым Левантийским берегам.

К тому же Киев располагается как раз на границе двух культурно-географических зон — Полесья и южных степей. Это место огромного стратегического значения, место встречи и слияния двух исторических течений.

Об одном из этих течений или тенденций мы уже упоми­нали.! Речь идет о постепенном объединении многочисленных и разрозненных восточнославянских общин в крупные пле­мена.· Каждое из них занимало определенную территорию, имело собственных вождей и свои обнесенные частоколом «грады». В авангарде этого процесса шли поляне, и на их территории вскоре возникнет Киев.

По оценкам ученых, уже в VI—VII вв. поляне во главе со своим полулегендарным вождем Кием создали сильный пле­менной союз, который подчинил себе соседей и поддерживал тесные отношения с Византией. Ну а по легенде, именно Кий с братьями Щеком, Хоривом и сестрой Лыбидью основал город и дал ему свое имя. К сожалению, мы имеем самые смутные представления о той далекой эпохе. Но и того, что мы знаем, достаточно, чтобы заключить: уже тогда восточ­ные славяне в целом и поляне в частности вышли на прямой путь к созданию того широкого политического, торгового и культурного союза, имя которому Киевская Русь.

Второе течение привело на историческую сцену сканди­навов. Оно было еще более стремительным и судьбоносным.

Чтобы понять, откуда подули ветры истории, давайте оки­нем взором пустынные скалистые берега Скандинавии. Имен­но здесь по до сих пор не понятным причинам в VIII—IX вв. возник невиданный демографический бум. Не находя средств к существованию на родине, многие молодые отчаянные нор­манны садились на корабли и отправлялись искать счастья на чужбине.

Поначалу они ограничивались тем, что устраивали опусто­шительные рейды вдоль всего морского побережья Западной Европы. А затем стали оседать на постоянное жительство в тех островных и прибрежных странах, которые им удава­лось захватить. Так возникали королевства и княжесгка норманнов в Англии, Ирландии, Франции и на Сицилии.

Другая часть скандинавов пересекла Атлантику и коло­низировала Исландию и Гренландию. Вполне вероятно, что эти норманны достигли Американского континента.

Наконец, третьи, которых называли варягами (а это были в основном выходцы из Швеции и с острова Готланд), отпра­вились на юго-восток. Их поселения появляются на берегах Балтики и Ладоги (Альдейгьюборг), а немного позднее — на озере Ильмень (Новгород). В отличие от скромных славян­ских земляных укреплений с деревянными частоколами это были настоящие города-крепости. В каждом таком городе жил варяжский князь с дружиной и семьей. А вокруг выра­стало предместье, населенное коренными жителями — тор­говцами и мастеровыми.

Варяги путем торгового обмена или грабежа (когда первое не удавалось, они охотно прибегали ко второму) добывали у славян все те же меха, мед, воск и рабов. Но всего этого им было мало. Слухи о великих и роскошных городах мусульман и византийцев манили их на юг. Свои северные поселения они, по-видимому, рассматривали лишь как временный плацдарм для продвижения на юг и юго-восток привычными им водны­ми путями. Там, где водный путь прерывался, они тянули свои суда волоком. Так вышли они на Волгу и Каспий. Оттуда им открывался путь на Багдад — эту космополитическую столицу мусульманского мира.

Дальнейшие экспедиции варягов привели к еще более важ­ному открытию. Недаром летописцы окрестят этот новый водный путь «путем из варяг в греки». Он проходил вниз по Днепру, пересекал Черное море и упирался в Константино­поль — этот громадный рынок, куда съезжались купцы со всего Средиземноморья, этот богатейший город во всем хри­стианском мире.

Теперь требовалось передвинуть плацдарм ближе к Кон­стантинополю. Для предприимчивых варягов и это было лишь делом времени. Если верить «Повести временных лет», Аскольд и Дир — два дружинника варяжского князя Рюрика, правившего в Новгороде, «отпросились» у него в Константи­нополь («испросистася ко Царюгороду с родом своим»). Про­плывая вниз по Днепру и «узреста на горе градок», они оце­нили выгодное местоположение Киева на высоких холмах над Днепром, овладели им и обложили данью окрестных полян. Вскоре они укрепились и усилились настолько, что смогли позволить себе в 860 г. набег на Константинополь (вместе с подвластными им полянами).

Слухи об их успехах дошли до Новгорода. Рюрика уже не было в живых, а сын его Игорь (по-скандинавски — Ин- гвар) был еще слишком мал, чтобы стать во главе дружины. Поход на Киев возглавил Олег (по-скандинавски — Хелги), которого Рюрик оставил опекуном Игоря до достижения им совершеннолетия. Олег собрал дружину из варягов, финнов и славян. В поход он взял с собою Игоря. Прибыв в Киев, хитростью выманил Аскольда и Дира за городские стены и, обвинив в самоуправстве, казнил. С 882 г. Олег стал править в Киеве. «Се буди мати градом русьским», — заявил он.

Вот так Нестор объясняет приход варягов в Киев. А исто­рики из поколения в поколение занимаются тем, что, сверяя Несторов рассказ с другими доступными им источниками, пытаются уличить киевского летописца в недомолвках и противоречиях.

Во-первых, говорят они, почему столь могущественный князь, каковым, если верить Нестору, был Рюрик, не упомянут ни в одном современном ему источнике? А может, и Рюрика-то никакого не было?.. Во-вторых, возможно ли, чтобы столь искушенные воины, как Аскольд и Дир, поддались на эле­ментарную хитрость Олега? И, в-третьих, кто вообще такой этот Олег? Действительно ли он был родственником Рюрика и опекуном Игоря (о чем, если верить летописцу, он и заявил в Киеве Аскольду и Диру: «Вы неста князя, ни роду княжа, но аз есмь роду княжа», и вынесоша Игоря: «А се есть сын Рюриков», и убиша Асколда и Дира»)?.. А может быть, летописец задним числом сочинил первому «официальному» киевскому князю красивую генеалогическую легенду? Нако­нец, если Олег был всего лишь опекуном Игоря, то почему же тогда «регентство» Олега затянулось до самой его смерти (а Игорь к тому времени давно уже был совершеннолетним)?.. Короче говоря, никто из историков нашего времени не возь­мется отличить факт от вымысла в этом рассказе древнего летописца.

Впрочем, как бы ни относились историки к Несторовой версии «откуду есть пошла руская земля», вплоть до Олегова правления другими местными источниками они все равно не располагают.

Первые киевские князья

Если бы первые киевские князья были сведущи в нашей современной теории государственного строительства, они, несомненно, окрылились бы ее высокими целями и идеалами. Но, к величайшему сожалению, они не знали этой теории. И потому были бы весьма удивлены, если бы им сказали, что они движимы идеей создания могущественного государства или цветущей цивилизации. По-видимому, могущество и бо­гатство они понимали проще. А если чем и были движимы в своем не знающем ни отдыха, ни жалости стремлении к тому и другому, так это именно поиском непосредственных источ­ников обогащения.

Например, когда «вещий» Олег завоевывал Киев, объеди­няя его с Новгородом, он несомненно отдавал себе отчет во всех преимуществах обладания обоими крупнейшими «скла­дами» на торговом пути «в греки» (и главное — «из греков»). Вообще деятельность князей по большей части сводилась к торговле и собиранию дани.

Каждую весну, лишь только реки освобождались ото льда, собранная за зиму дань должна была сплавляться в Киев. Ее исправно платили многочисленные восточнославянские племена. Тем временем в Киеве уже готовилась к дальнему плаванью целая армада княжеских судов. Доверху груженные мехами и невольниками, эти суда под конвоем княжеских дружинников отправлялись в Константинополь.

Путешествие было сложным и опасным. Ниже Киева предстояло преодолеть днепровские пороги — или же погиб­нуть в бушующем водовороте. Последний порог, носивший зловещее название Ненасытец, считался непреодолимым. Его приходилось обходить по суше, волоком перетаскивая суда и подвергая всю экспедицию другой смертельной опасно­сти — попасть в руки кочевников, что постоянно рыскали в тех местах.

Американский историк Ричард Пайпс сравнил торговые экспедиции и вообще торговое «предприятие» варягов в Киеве с первыми коммерческими компаниями Нового вре­мени, вроде Ост-Индской или Гудзонова залива, которые действовали на фактически никем не управляемой терри­тории и с целью извлечения максимальной прибыли вынуж­дены были заниматься минимальным администрированием. «Так и великий киевский князь,— говорит Пайпс,— был прежде всего купцом, а его государство — торговым пред­приятием, состоящим из слабо связанных между собой горо­дов, чьи гарнизоны собирали дань и тем или иным способом поддерживали общественный порядок». Преследуя свои ком­мерческие интересы, грабя понемногу местных жителей, пер­вые правители Киева постепенно превратили его в центр огромного и мощного политического образования.

Олег (княжил с 882 примерно по 912 г.). Эта первый киев­ский князь, о котором есть более-менее точные исторические свидетельства. Однако, как уже было сказано, свидетельств этих слишком мало, чтобы составить представление о лич­ности самого Олега. Остается неясным, в самом ли деле он принадлежал к династии Рюриковичей или был первым из примазавшихся к этой династии самозванцев (хотя его связь с Рюриком и «узаконил» несколько веков спустя Нестор- Летописец). Одно бесспорно: Олег был даровитым и решитель­ным правителем. Завоевав в 882 г. Киев и покорив полян, оч затем и над соседними племенами силою утвердил свою власть, т. е. право собирать с них дань. Среди данников Олега оказалось даже такое большое и сильное племя, как древляне. Завоевания Олега не понравились хазарам, и они затеяли с ним войну, кончившуюся печально для них же самих: Олег разрушил их порты на Каспии. Наконец, в 911 г. Олег поставил кульминационную точку в списке своих побед, когда во главе большой армии напал на Константинополь и разгра­бил его. И все же «Повесть временных лет», по-видимому, преувеличивает его славу, утверждая, будто бы он прибил свой щит на главных воротах византийской столицы. Так или иначе, военная сила Олега оказала нужное давление на Византию, и греки пошли на подписание торгового договора, весьма выгодного для киевского князя.

Игорь (913—945). Игорь правил далеко не столь удачно, как его предшественник. Собственно, с него начинает действовать правило, ставшее затем обязательным для всех киевских князей: вступил на престол — утверди свою власть над мятежными племенами.

Первыми против Игоря восстали древляне, за ними — уличи. Несколько лет ему и его дружине пришлось провести в изнурительных походах, чтобы заставить бунтовщиков снова платить Киеву дань. И только после решения всех этих вну­тренних проблем Игорь смог продолжить дело Олега — дальние полуторговые-полупиратские экспедиции.

Мирный договор, заключенный Олегом с Византией, к 941 г. утратил силу. Игорь отправился в морской поход на Константинополь. Но и тут ему не повезло. Византийцы использовали свое новое изобретение — горючую смесь, про­званную «греческим огнем». Флот киевлян был сожжен дотла, Игорь позорно бежал. В результате ему пришлось подпи­сать унизительный договор с византийским императором в 944 г.

Впрочем, в том же году Игорь решил попытать счастья на востоке и наконец добился успеха. С большим отрядом воинов он спустился по Волге, разграбил богатые мусульман­ские города на побережье Каспия и со всей своей добычей безнаказанно возвратился домой.

А там пришлось начинать все сначала: взбунтовались древ­ляне. Рассудив, что Игорь слишком часто ходит к ним за данью, древляне во время очередного похода киевского князя в их угодья подкараулили и убили его. Вместе с Игорем погиб­ла вся его свита.

Ольга (945—964) — вдова Игоря. Она правила, покуда не достиг совершеннолетия их сын Святослав.

Древние летописцы — составители «Повести временных лет» — явно симпатизируют Ольге (по-скандинавски — Хелга), постоянно говоря о том, какая она красивая, сильная, хитрая, а главное — мудрая. С уст мужчины-летописца сры­вается даже неслыханный для того времени комплимент «мужскому уму» княгини. Отчасти все это можно объяснить тем, что в 955 г. Ольга приняла христианство: для монаха- летописца это было важно. Однако и с самой объективной точки зрения правление Ольги нельзя не признать выдаю­щимся во многих отношениях.

Месть — первая заповедь языческой морали. Расправа Ольги с древлянами была скорой и жестокой. Это, однако, не помешало ей сделать из гибели Игоря надлежащие госу­дарственные выводы и провести первые на Руси «реформы». Теперь дань должна была собираться не там и тогда, где и когда заблагорассудится киевскому князю. Отныне жители каждой области точно знали, когда и сколько они должнь: платить.

Заботилась Ольга и о том, чтобы сбор дани не лишал ее подданных всех средств к существованию: иначе кто же будет платить дань впредь? Зато вся дань мехами при Ольге стала поступать прямо в княжескую казну. Это означало, что казна никогда не будет в убытке.

За годы правления Ольга объездила свои обширные вла­дения, побывала во всех землях и городах, чтобы лучше узнать свою страну. Да и в отношениях с соседями княгиня старалась обходиться средствами дипломатии, а не войны. В 957 г. она отправилась в Константинополь на переговоры с византийским императором. Киевские источники полны рассказов о том, как она перехитрила императора. Зару­бежные хроники более сдержанно оценивают ее дипломати­ческие успехи. Как бы то ни было, сам факт равноправных переговоров с самым могущественным правителем во всем христианском мире свидетельствовал о растущем значении Киева.

Святослав (964—972). «Пылкий и смелый, отважный и де­ятельный»,— так аттестует киевского князя Святослава ви­зантийский летописец Лев Диакон. А украинский историк Михайло Грушевский остроумно называет его то «запорож­цем на киевском престоле», то «странствующим рыцарем», поясняя, что «роль князя-правителя, главы государства в деятельности Святослава вполне отступает на второй план пред ролью предводителя дружины».

Война была единственной, всепоглощающей страстью Святослава. По имени славянин, по кодексу чести варяг, по образу жизни кочевник, он был сыном всей великой Евразии и вольно дышал в ее степях и чащах. Эпоха Святослава стала кульминацией раннего, героического периода истории Киев­ской Руси.

В 964 г. 22-летний князь, обуреваемый честолюбивыми замыслами, отправляется в большой восточный поход. Сперва он покорил вятичей — восточнославянское племя, населявшее долину Оки (оттуда, собственно, и происходят современные русские). Затем Святослав спустился в ладьях по Волге и разгромил волжских булгар. Это повлекло за собой острую стычку с могущественными хазарами. Пролились реки крови. В решающем бою Святослав наголову разбил хазарского кагана, а затем стер с лица земли его столицу Итиль на Волге. Дальше он отправился на Северный Кавказ, где и завершил свои завоевания.

Вся эта эффектная кампания имела далеко идущие послед­ствия. Теперь, после победы над вятичами, все восточные славяне были объединены под властью киевского князя. Славянам был открыт путь на северо-восток — в те бескрай­ние просторы, что нынче называются Россией. Разгром хазар поставил точку в давней истории соперничества за гегемонию в Евразии. Отныне Русь безраздельно контролировала еще один великий торговый путь — волжский. Впрочем, падение Хазарского каганата имело и свою неожиданную для Киева оборотную сторону. Хазары были тем буфером, что сдержи­вал кочевые орды на востоке. Теперь же ничто не мешало кочевникам вроде печенегов хозяйничать в украинских степях.

Вторую половину своего правления Святослав посвятил Балканам. В 968 г. он вступил в союз с византийским импе­ратором против могущественного Болгарского царства. Во главе огромного войска он ворвался в Болгарию, уничтожил своих противников и овладел богатыми придунайскими горо­дами. Из них ему особенно понравился Переяславец, где он устроил свою ставку. Только угроза вторжения печенегов в Киев заставила князя ненадолго вернуться в свою столицу. Но едва гроза миновала, Святослав, которому принадлежали теперь все земли от Волги до Дуная, заявил, что оставаться в Киеве не намерен: «Хочу жить в Переяславце на Дунае — там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Гре­ческой земли — золото, паволоки, вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии серебро и кони, из Руси же меха и воск, мед и рабы». И оставив старшего сына Ярополка править в Киеве, среднего, Олега, отправив к древлянам, а Володи­мира, младшего, в Новгород, Святослав воротился в Болгарию.

Но теперь уже византийский император испугался нового соседа, выступил против него и после долгих и жестоких боев вытеснил из Болгарии. Когда разбитые войска Святослава возвращались в Киев, у днепровских порогов на них напали печенеги. В «Повести временных лет» об этом сказано так: «И напал на него Куря, князь печенежский, и убили Свято­слава, и взяли голову его и сделали чашу из черепа, оковав его, и пили из него».

Так кончил свои дни этот «странствующий рыцарь». Но эпоха киевской славы и «больших приключений» еще только начиналась...

Расцвет Киева

И все же нам, по-видимому, следует на какое-то время прервать рассказ о войнах и завоеваниях, чтобы еще раз попытаться понять их смысл, т. е. смысл и меру власти киев­ских князей. Ведь даже географические пределы Киевской Руси были весьма неопределенными. Несомненно лишь то, что они охватывали почти все земли восточных славян. Одна­ко низовья Волги, Северный Кавказ и Болгария, завоеванные Святославом, вскоре были утрачены.

Но и в тех землях, принадлежность которых киевским князьям была несомненной, власть их отличалась крайней ограниченностью и неустойчивостью. Слишком примитивны еще были формы и структуры этой власти, а подвластные пространства слишком велики, да и подданные себе на уме. Словом, о каком-то действительном политическом единстве не могло быть и речи. В положенные дни киевские князья собирали дань, в остальное же время ни им не было дела до подданных, ни подданным до них. В особенности это касалось тех простых людей, которые жили вдали от главных городов и военных крепостей. Ну а для тех, кто сомневался в праве князя собирать дань, существовала княжеская дружина, со­стоявшая, как правило, из варягов. Вот уж она-то в самом деле зависела от князя,— впрочем, как и сам князь зависел от своих дружинников, с которыми честно делил и добычу, и риск, и тяготы походной жизни. Вообще прямые, личные и взаимовыгодные отношения составляли самую суть киев­ской политической системы. И так меньше чем за век, в веч­ных своих походах за данью, в неустанной заботе о торговых путях создали они — князья и дружинники — этот обширный и мощный конгломерат, Киевскую Русь.

Киевская Русь в Х веке

Киевская Русь в Х веке

Впрочем, сразу после смерти Святослава здание основан­ной им «империи» дало первую трещину. Это было началом хронического, изнурительного политического недуга, имя которому — междоусобицы. Рюриковичи вступают в полосу длительных войн между собой за высшую власть в государ­стве.

Первой жертвой пал Олег, убитый старшим братом Ярополком в споре о том, кому собирать дань. Их младший брат Володимир, опасаясь, что и его ждет участь Олега, бежал из Новгорода в Швецию. Через несколько лет он вернулся во главе крупных сил варягов, объявил войну Ярополку и унич­тожил его.

Володимир Святой (980—1015). Став полновластным и без­раздельным властителем Руси, Володимир (по-скандинав­ски — Валдемар) по существу открыл новую эпоху ее истории. Прошли те времена, когда варяги-князья рыскали по стране, беззастенчиво грабили ее, но зато и ни на миг не знали в ней покоя, вынужденные снова и снова завоевывать то ту ее часть, то эту. Володимир завел совсем иные порядки. При нем впервые ка Руси проявилась созидательная роль государ­ства. Оказалось, оно существует не только для того, чтобы захватывать новые земли и облагать данью подданных, но и для их же, подданных, блага. При Володимире Русь посте­пенно стала превращаться в единое общество, в страну как таковую.

А ведь поначалу Володимир вроде бы ничем не отличался от своих предшественников. Так же, как они, он задаривал свою громадную дружину, устраивал пышные языческие празднества, ходил на непокорных вятичей, присоединял радимичей, имел множество жен и детей — из них только сыновей и только законных было 12. И так же точно, как его отец, Святослав, Володимир всех своих законных сыновей отправил княжить по городам и весям. Тем самым местные князьки окончательно отстранялись от власти и вся она со­средоточивалась в руках правящей в Киеве династии. А когда не в меру ретивые дружинники-варяги по привычке заявляли свои права на солидную долю власти и богатства киевского князя, Володимир отправлял их на византийскую службу.

Да и роль самого войска при Володимире сильно изме­нилась. Теперь вместо обычных дальних походов оно зани­малось охраной границ. На юге против печенегов была воз­двигнута сильная система укреплений. Там возникали новые города. Уж если и ходили в походы, то все больше на запад, а не на восток. Резко сменив ориентацию, Володимир при­соединил к своим владениям Западную Украину. Так было положено начало многовековой борьбе за эти области с поля­ками. Впрочем, подчинив себе литовцев-ятвягов, Володимир установил в целом дружественные отношения с поляками, равно как с венграми и чехами. В основе его западной ориен­тации лежало стремление контролировать главные торговые пути на запад и проложить новый путь на Константинополь. Включая новые земли, захваченные Володимиром, Русь к этому времени занимала около 800 тыс. кв. км и была, таким образом^ крупнейшим государством Европы. Володимир во­шел в историю как правитель, который на всей этой огромной территории ввел христианство.

Киевский князь понимал, что язычество — вера в предков- покровителей каждого племени, «духов», от доброго или дур­ного расположения которых зависит судьба людей и народа,— уже изжило себя. Складывалось новое, более единое и в то же время более сложное общество. На этом пути старые духов­ные, социальные, политические ориентиры уже не годились. Проводя аналогию с современностью, можно было бы ска­зать, что Володимир оказался в положении лидера разви­вающейся страны «третьего мира», который вынужден сде­лать выбор между «первым» и «вторым» мирами, по его мнению, уже достаточно модернизированными.

Во времена Володимира идеологиями, с которыми связыва­лись представления о более развитом обществе, были хри­стианство и ислам. К тому же это религии тех самых стран, с которыми Русь поддерживала и стремилась укреплять тор­говые и политические отношения. В «Повести временных лет» есть увлекательный рассказ о том, как посланцы Руси отверг­ли ислам за пренебрежение спиртными напитками и выбрали христианство в его византийском варианте за красоту церков­ной службы. Были, однако, и более практические соображе­ния, которыми руководствовался в своем выборе князь Воло­димир.

Судя по крещению Ольги, христианство уже имело в Киеве определенные традиции. Их развитию способствовали и бли­зость Руси с Болгарией, бывшей уже давно и полностью христианской, и контакты с новообращенными поляками и венграми. Окончательно же на выбор христианства в визан­тийском варианте повлияло то, что в 987 г. Володимир посва­тался к Анне, сестре тогдашних византийских императоров. Киевский князь полагал, что, оказав императорам помощь в подавлении бунта в их стране, он заслужил тем самым руку их сестры.

В Константинополе предложение Володимира не вызвало восторга: слишком ревниво относились там к чести династии, чтобы допустить в нее какого-то варвара. Пытаясь выйти из неприятной ситуации, византийцы предложили Володимиру принять крещение. Но даже после его крещения в 988 г. брак всячески оттягивался. Пришлось Володимиру прибегнуть к дополнительным мерам — занять Корсунь (Херсонес), древ­ний греческий город в Крыму, подчиненный Константино­полю. Лишь тогда свадьба наконец состоялась.

Но Володимир твердо решил окрестить и всех своих под­данных. В 988 г. он приказал согнать большинство жителей Киева к устью Почайны — притока Днепра. Там и состоялось массовое крещение. Языческие идолы были уничтожены, хотя народ и сопротивлялся этому, как мог» На месте идолов строились христианские церкви. Из Константинополя прибы­вали священники, оттуда же были заимствованы и все прин­ципы церковного управления. Церковь получала автономию и широкие привилегии. Было установлено, что на нужды церкви отныне должна тратиться «десятина» — десятая часть княжеской казны. Ближайшим результатом всех этих ново­введений стало укрепление политического престижа Володи­мира и его династии, к тому же теперь связанной родствен­ными узами с могущественным византийским двором.

Так Володимир стал членом христианской правящей фа­милии, и это сблизило его со всеми европейскими монархами.

Но и внутри страны принятие христианства вскоре принесло свои плоды. Учение церкви освящало власть монар­ха: такой мощной идеологической поддержки у киевских князей раньше не было. Более того, церковь сама по себе была организацией с настолько сложной и продуманной системой управления, что могла в этом смысле много дать для форми­рования общества и научить власть имущих эффективно им управлять. В обществе появилась сила, которая не только придавала ему небывалое духовное и культурное единство, но и оказывала мощное влияние на всю социально-экономи­ческую жизнь.

В более широком смысле значение выбора, сделанного Володимиром, состояло в том, что теперь уже Русь навсегда была связана с христианским Западом больше, чем с мусуль­манским Востоком. Эта связь повлекла за собой колоссаль­ные исторические, политические и культурные сдвиги. Не менее важным окажется потом и то обстоятельство, что христианство пришло на Русь из Константинополя, а не Рима. Когда христианский мир окончательно будет расколот надвое, трещина пройдет в том числе и между украинцами и их ближайшими соседями — католиками-поляками.

Ярослав Мудрый (1036—1054). После смерти Володимира в семействе Рюриковичей началась новая кровопролитная распря. Старший сын Володимира Святополк (летописцы часто называют его Окаянным), заручившись поддержкой поляков, напал на братьев Святослава — Бориса и Глеба — и убил их. Борис и Глеб были еще совсем молоды и любимы народом. За праведную жизнь и мученическую смерть они стали святыми, впоследствии канонизированными православ­ной церковью. Что до их убийцы и старшего брата, Святополка, то его ожидала та же участь, что некогда была угото­вана старшему брату его отца — Ярополку. И так же, как некогда сам Володимир, другой его сын — Ярослав, правив­ший в Новгороде, призвал себе на помощь варяжские дружины и повел их на старшего брата. В 1019 г. Святополк был наголову разбит войсками Ярослава.

Однако победа над старшим братом не сделала Ярослава полновластным правителем. Еще один его брат, Мстислав Храбрый, пошел войной на Ярослава. Устав от кровопроли­тия, братья решили поделить между собой отцовские владения. Ярослав оставался княжить в Новгороде, но получал все земли на запад от Днепра. Мстислав из своей Тьмутаракани переби­рался в Чернигов: ему отходило все, что восточнее "Днепра.

Конечно, важнее всего было то, кому достанется сам Киев. Поэтому он не достался никому. И только после смерти Мсти­слава в 1036 г. на киевский престол сел Ярослав: вновь киевский князь стал единодержавным властителем Руси.

Правление Ярослава принято считать вершиной истории Киевской Руси. Володимир заложил фундамент — Ярослав возвел величественное здание.

Вслед за отцом Ярослав продолжал расширять пределы и без того огромной страны. Он отобрал у поляков те запад­ные земли, что достались им во время внутренней распри на Руси. Кроме того, на западе Ярослав подчинил себе новые балтийские и финские племена. В южных, степных своих пределах Ярослав окончательно разгромил печенегов. Теперь владения киевского князя простирались от Балтийского моря до Черного, от бассейна Оки до Карпат. Единственной его военной неудачей был поход на Константинополь. Впрочем, и неудача Ярослава стала важной вехой в истории — как последняя из попыток киевских князей пробить брешь в не­приступном фасаде Византийской империи, с которой отныне и навсегда устанавливались дружественные и только дружест­венные отношения.

В средневековой Европе престиж и могущество династии измерялись тем, насколько охотно другие авторитетные дина­стии вступали с ней в брачные связи. И в этом смысле престиж Ярослава был воистину огромен. Сам он был женат на швед­ской принцессе, одна сестра замужем за польским королем, другая — за византийским царевичем. Европейские принцес­сы достались в жены и троим сыновьям Ярослава. Короли Франции, Венгрии и Норвегии почли за честь взять вжены его дочерей. Недаром историки часто называют Ярослава «свекром и тестем Европы».

Но истинную, прочную славу Ярославу принесли его деяния на благо родины. Не без его помощи росла и укрепля­лась церковь. Появились первые монастыри, ставшие центра­ми просвещения. Быстро увеличивалась численность город­ского (и по самым строгим тогдашним меркам цивилизован­ного) населения. Особое внимание князь уделял строительству храмов. Киев его эпохи — поистине златоглавый: четыре сотни храмов украшали город. Бриллиантом киевской короны стал главный — Софийский — собор, возведенный по образцу Св. Софии константинопольской.

В 1051 г. киевским митрополитом был впервые назначен коренной уроженец Руси — Иларион. Некоторые историки усматривают в этом назначении свидетельство не только особого внимания князя Ярослава к духовным делам, но и его стремления выйти из-под духовной опеки Константи­нополя; другие приводят неоспоримые факты, подтверждаю­щие верховенство константинопольского патриарха над киев­ским митрополитом и после 1051 г. Однако при этом никто не отрицает, что в эпоху Ярослава церковь на Руси достигла значительной зрелости и впечатляющих успехов.

И все же свое прозвище Ярослав, кажется, заслужил не столько на духовном, сколько на светском поприще. По- видимому, Мудрым его прозвали именно за то, что все обще­признанные нормы своего времени он свел в единый кодекс — так называемую «Русскую Правду»: у страны появились законы, которым отныне она должна была следовать созна­тельно и единодушно. Государство не только приводило в порядок уже известные правила общежития, но и устанав­ливало свои собственные для всех без исключения подданных, утверждая тем самым свою власть над ними. К примеру, если раньше подданные сводили счеты между собой по законам кровной мести, обходясь без государства и его законов, то теперь это было запрещено: за обиду следовало платить не кровью, а деньгами; размеры же штрафа могли быть уста­новлены только князем или его представителями. Этот и ему подобные примеры ясно говорят о том, что люди принимали усложненные нормы цивилизованной морали. Да и общество в целом как небо от земли отличалось от тех разрозненных лесных племен, что некогда вышли навстречу суровым варяж­ским воинам-купцам.

Словом, завершая свой жизненный путь, старый мудрый Ярослав имел основания гордиться своей державой, как гор­дился ею на склоне своих лет отец его Володимир. Лишь одна забота отравляла покой Ярослава — та же, что не давала спокойно умереть его отцу: как предотвратить распрю и сму­ту, с которых начиналось собственное восхождение на престол каждого из них и которые неизбежно затевали сыновья вер­ховного правителя после его смерти. Ярослав попытался решить и эту проблему. Он установил закон старшинства в княжеской семье, согласно которому должны были распре­деляться земли и власть в державе. Старшему сыну, Изяславу, Ярослав отписал Киев и Новгород с прилегающими земля­ми. Следующему по старшинству, Святославу, достался Чер­нигов. И так далее: Переяслав — Всеволоду, Вячеславу — Смоленск, Игорю — Володимир-Волынский. По смерти одного из братьев его место должен был занять стоящий на ступень­ку ниже, т. е., по плану Ярослава, ни для одного из его сыновей не исключалась возможность достичь верховной власти, сим­волом которой оставался киевский престол. Так, обеспечив своих сыновей обширными землями и предоставив каждому из них шанс когда-нибудь мирным путем взойти на вершину власти, Ярослав мог по крайней мере надеяться, что их минует чаша кровавых семейных дрязг, из которой он сам когда-то испил немало.

Какое-то время такая система ротации вроде бы действи­тельно работала, обеспечивая мир и взаимопонимание хотя бы между старшими братьями — Изяславом, Святославом и Все­володом. Но вскоре возникли новые препятствия и противо­речия, и самое серьезное — противоречие между идеей рота­ции и укоренившимся обычаем наследования от отца к сыну. Князь умирал, престол освобождался, но сын умершего сам претендовал занять его, вовсе не желая идти в подчинение к родному дяде. Таким образом, характерной чертой всей послеярославовой эпохи делаются отчаянные сражения пле­мянников с дядьями. И чем больше становилось князей, тем больше скапливалось семейных счетов и дрязг.

Вдобавок ко все возрастающей юридической неразберихе в 1068 г. киевлянам разонравился их князь Изяслав. Они прогнали его, а племянника его Всеслава посадили на киев­ский престол. Таковы первые дошедшие до нас сведения о «революциях» на украинских землях. Впрочем, эта «первая революция» торжествовала недолго: вскоре Изяслав привел в Киев поляков и с их помощью навел порядок.

Но тут над украинской границей вновь нависла зловещая тень Великой степи. Новые соседи — половцы (куманы) — были еще грознее прежних печенегов. Их набеги уже прохо­дили в опасной близости от Киева и угрожали торговому судо­ходству на Днепре. Но кто же чаще всего был повинен в этих вылазках грозных соседей, кто указывал им путь в украинские земли? Да сами же князья, особенно молодые (так называемые изгои), чьи шансы занять тот или иной пре­стол по системе ротации были близки к нулю, равно как и иметь собственные дружины. Вот они-то и призывали полов­цев на Русь, видя в них союзников в борьбе за власть.

Володимир Мономах (1113—1125). И все-таки Русь еще раз нашла в себе силы совладать со всеми трудностями. На арену выходит новый выдающийся правитель — Володимир Мономах.

В XI в. киевские правители присвоили себе титул великих князей. Володимир Мономах, правивший в первой четверти XII в., был сыном великого князя Всеволода. Но еще до того, как занять великокняжеский престол, Володимир сыграл важную роль в восстановлении порядка в стране. Он был одним из организаторов встречи всех обладающих реальной властью князей в Любече под Киевом в 1097 г. Участники встречи пытались найти путь к прекращению братоубийственных конфликтов и уже было согласились восстановить в большинстве княжеств систему законной передачи власти по наследству. Но как только дело дошло до самого Киева, от достигнутого согласия не осталось и следа: великокня­жеский престол так и остался яблоком раздора. Лишь по- настоящему авторитетный лидер мог надеяться со временем укротить распрю. И такой лидер явился.

Володимир Мономах снискал громкую славу и всеобщую любовь на полях сражений. И князья, и народ объединились вокруг него перед лицом общего врага — половцев. По пре­данию, Мономах ходил на половцев 83 раза и уничтожил 200 половецких вождей. Особенно удачными были его походы в 1103, 1107 и 1111 годах. Они знаменовали собой звездный час Киева в его долгой борьбе против кочевников.

Популярность Володимира Мономаха была столь велика, что в 1113 г., когда умер его отец, киевляне восстали, требуя себе в князья мудрого и храброго победителя половцев. Дело в том, что в династии были в живых более «старшие» князья — более законные, чем Володимир, претенденты на великокня­жеский престол. Но народные волнения утихли лишь после того, как 60-летний Мономах дал согласие править в Киеве.

Новый великий князь благодаря своему огромному авто­ритету сумел заново объединить почти все отпавшие части страны. И уже никогда не узнает она такого единства и согла­сия, как при Мономахе. Мудрый князь счастливо избегал не только внутриполитической, но и социальной напряженности. Поставив на место распоясавшуюся киевскую чернь, он завоевал сердца бояр и богатых купцов, но при этом, как ни странно, еще большей популярностью пользовался в низах. Впрочем, если судить по «Уставу» (правовому кодексу) Моно­маха, странного тут ничего не было: князь знал й учитывал нужды и чаянья этих слоев населения. «Устав» четко опреде­лял права и обязанности как свободных, так и крепостных. О том, что Мономах близко к сердцу принимал социальные проблемы, свидетельствует и его «Поучение» сыновьям, где есть такие слова: «Не забывайте бедных... Будьте отцами сирот; судите вдовиц сами; не давайте сильным губить слабых».

Сын Мономаха Мстислав еще умел поддерживать свой великокняжеский авторитет в глазах все возрастающего пол­чища удельных князей и удерживать Русь от нового раскола. Но он был последним великим князем, которому все это удавалось. И смерть его в 1132 г. означала фактический конец Киевской Руси и открывала период политической раздроб­ленности.

Упадок Киева

Политическая раздробленность. Собственно говоря, нет ничего удивительного в том, что после сравнительно корот­кого периода интеграции вновь распалось созданное первыми киевскими князьями объединение земель. Ведь и империю Карла Великого, и другие средневековые империи постигла та же участь. Таким внешне огромным и могучим, но вну­тренне примитивным государственным образованиям попрос­ту недоставало политических сил и практических средств для удержания обширных территорий на протяжении длитель­ного времени.

Впрочем, благодаря тому, что правящая на Руси династия Рюриковичей была достаточно разветвленной, она и при фактическом развале империи могла еще какое-то время со­здавать видимость ее единства. Но и это длилось лишь по­стольку, поскольку князья хотя бы на словах признавали над собою старшего, имеющего право на верховную власть. Когда же не стало и такого согласия, окончательный распад страны на удельные княжества, до тех пор скрепленные лишь посредством личных, династических связей, был предрешен.

И вот еще что надо иметь в виду, говоря о так называемой политической раздробленности Руси. С победой принципа пе­редачи власти по наследству (вотчины) над предложенной Ярославом системой старшинства, или ротации, княжеские роды пускали все более глубокие корни в отцовские земли. Наконец удельным князьям стало совершенно ясно, что буду­щее их самих и их потомков связано теперь с вотчинными землями, а вовсе не с Киевом (хоть борьба за него и продол­жалась). И таких вполне независимых удельных княжеств на протяжении XII в. появилось от 10 до 15. Самыми заметны­ми среди них были Галицко-Волынское, Владимиро-Суздаль­ское, Новгородское, Черниговское и Смоленское. У каждого из них была теперь своя собственная политическая, экономи­ческая и даже культурная жизнь. В результате Киевская Русь постепенно превращалась в нечто весьма аморфное. По-прежнему все ее жители понимали язык друг друга, были единоверцами и подданными одной династии. Но при этом уже не один Киев, а множество других городов объединяло людей вокруг себя, к тому же эти города еще и враждовали друг с другом.

Чем больше удельных княжеств отпадало от Киева, тем меньше становились его богатства, население и подвластные территории. В конце концов наступило такое время, когда Киевское удельное княжество уже почти ничем не отличалось от всех прочих. Именно в это время выражение «Русская земля» приобретает новый, более узкий смысл и обозначает Киев и ближайшие к нему земли.

Тем не менее Киев продолжал оставаться лакомой добы­чей. Тот, кто захватывал киевский престол, мог не только тешить свое самолюбие обладанием «матерью городов рус­ских», но и считаться старшим в династии Рюриковичей. Кроме того, бесспорный статус культурно-религиозного, а то и духовно-политического центра Руси Киеву по-прежнему обеспечивало пребывание в нем митрополита. Особо почи­таемыми оставались киевские храмы и монастыри. Даже в период упадка Киев и земли вокруг него оставались самыми густонаселенными и экономически развитыми в Украине.

Но все эти достоинства Киева приносили ему одни не­счастья: борьба за него между князьями не прекращалась ни на миг. По подсчетам украинского историка Стефана Томашивского, между 1146 и 1246 годами город 47 раз пере­ходил из рук в руки и 24 князя по очереди отвоевывали его друг у друга. Один из них семь раз захватывал престол* пятеро — по три раза, и еще восемь князей правили в Киеве по два раза каждый. Учтем к тому же, что 35 князей не смогли удерживать город более чем в течение одного года. Пс-своему подошел к «проблеме Киева» владимиро-суздальский князь Андрей Боголюбе кий — предшественник московских князей. Захватив Киев в 1169 г., он понимал, что долго удержать его не сможет — и, стало быть, слава этого по-прежнему могу­щественного города еще долго будет затмевать славу расту­щей на северо-востоке новой державы. И поэтому Боголюб- ский решил попросту уничтожить, варварски разграбить древнюю столицу. От этого удара древний Киев так никогда уже и не оправился.

Застой в экономике. Политические проблемы Киева усу­гублялись экономическими трудностями.

Как мы убедились, положение города на великом торговом пути «из варяг в греки» во многом способствовало его расцве­ту. Но примерно с конца XI в. значение этого торгового пути падает. Для экономики Киева это имело самые тяжелые последствия.

Дело в том, что предприимчивые итальянские купцы уста­новили прямые и прочные связи между Византией, Малой Азией, Ближним Востоком, с одной стороны, и Западной Европой — с другой. Кроме того, занятым своими распрями князьям было уже не до защиты днепровского торгового піути от кочевников. Наконец, после того как в 1204 г. крестоносцы разграбили Константинополь, а некогда цветущий Аббасидский халифат и его столица Багдад стали быстро приходить в упадок, Киев теряет двух крупнейших тортовых партнеров.

Все эти экономические бедствия еще больше обострили и без того напряженные отношения между бедными и богаты­ми киевлянами. Учащаются социальные взрывы. Некогда гордая столица Руси явно утрачивала свои политические, хозяйственные и общественные достижения.

Монголо-татары. Но окончательное возмездие за распри и авантюры, как всегда, пришло из Степи.

На сей раз это были не половцы. Целым поколениям пона­добилось извести, измотать друг друга в отчаянных схватках и бессмысленных походах, чтобы наконец установить посто­янные добрососедские связи между княжествами Руси и поло­вецкими племенами. А некоторые князья даже вступили в брачные отношения с половецкой знатью.

Новый враг явился нежданно и одним ударом добил изму­ченную усобицами Русь. Это были монголо-татары.

Происхождение их до сих пор остается не вполне ясным. Доподлинно известно, что в XII в. они кочевали вдоль северо- западных границ Китая. Большая часть их сил и энергии уходила на межплеменные стычки за убогие пастбища. В по­следние десятилетия XII в. у монголо-татар появляется не­обычайно одаренный вождь по имени Темучин, в 1206 г. присвоивший титул Чингисхана — хана над ханами. Он достиг небывалого: где силою, где хитростью прекратил меж­племенные распри, объединил свой кочевой народ и заставил его признать свою абсолютную власть. Оставалось лишь на­править огромную военную мощь агрессивных племен против соседних некочевых цивилизаций.

Отдельные армии монголс-татар никогда не были слишком многочисленными — они не превышали 120—140 тыс. чело­век. Зато они были чрезвычайно подвижны и хорошо органи­зованы, а их военные операции были разработаны и проду­маны блестяще. Сначала монголо-татары покорили Китай, Центральную Азию и Иран. В 1222 г. их отряд перешел Кавказ и напал на половцев. Половецкий хан Кобяк обратился за помощью к Руси. Некоторые князья откликнулись ца его призыв. В 1223 г. у р. Калки соединенные силы русичей и половцев встретили монголо-татар и в жестокой битве потер­пели сокрушительное поражение. Но захватчики, которые слишком далеко оторвались от основных своих сил, не реши­лись воспользоваться плодами победы и повернули на родину. А князья быстро забыли преподанный им урок и вернулись к династическим распрям.

Но уже в 1237 г. мощная монголо-татарская армия по­явилась на границах Руси. Ее вел Батый, внук Чингисхана.

Огнем и мечом прошли татары по северо-восточным городам, уничтожив Рязань, Суздаль и Владимир. В 1240 г. они пришли в Киев.

Киевский князь Михайло бежал. Но галицкий князь Да­нило прислал своего воеводу. Звали его Дмитро. Он и повел в битву тех киевлян, кто решил дать отпор завоевателям. Осада была долгой и жестокой. Даже когда монголо-татары прорвались за стены города, бои шли за каждую улицу и каж­дый дом. В начале декабря 1240 г. Киев пал.

* * *

Специалисты часто делят политическую историю Киевской Руси на три периода.

Первый занимает почти столетие — с 882 г., когда Олег сел на киевский престол, до гибели Святослава в 972 г. Его назы­вают начальным периодом или периодом быстрой экспансии. Воспользовавшись стратегическими выгодами местоположе­ния Киева, варяжские князья превратили его в свою главную базу на пути «в греки». Они установили контроль не только над днепровской торговой артерией (в то время имевшей по- истине «глобальное» значение), но и над восточнославянскими племенами, а всех своих основных соперников за господство в этом регионе устранили с исторической арены. Так созда­лось обширное политико-экономическое объединение, которое было не только готово, но и способно бросить перчатку могу­щественной Византийской империи.

Второй период охватывает правление Володимира Святого (980—1015) и Ярослава Мудрого (1036—1054). Это период консолидации. Территориальные завоевания в основном окон­чены. Киевская Русь находится на вершине политического могущества, стабильности, экономического и культурного расцвета. Экспансионизм предшествующего периода уступает место заботе о внутреннем развитии, о благосостоянии под­данных. Состав населения становится более пестрым, а формы общественной жизни — более сложными. Четко формулиру­ются законы, крепнет правосознание, устанавливаются более или менее незыблемые порядки. И самое главное: с введением христианства все это получает необходимое выражение средствами совершенно новой для Руси культуры, изменив­шей все мировоззрение людей.

Непрестанные и разрушительные междоусобные распри — основная примета последнего периода истории Киевской Руси. Возрастающая угроза вторжения кочевников и эконо­мический застой приближают дело к развязке. Некоторые историки пытаются доказать, что все эти несчастья были налицо уже вскоре после смерти Ярослава в 1054 г. Другие усматривают начало конца лишь в событиях, последовавших за периодом правления последних великих киевских князей, обладавших реальной властью,— Володимира Мономаха (1113—1125) и сына его Мстислава (1125—1132). Во всяком случае, к 1169 г., когда суздальский князь Андрей Боголюб- ский захватил и разрушил Киев, а потом вернулся домой вместо того, чтобы любой ценой удержать древнюю столицу, становится ясно, что ее политико-экономическое значение упало почти до нуля. Окончательное разрушение Киева мон­голами в 1240 г. поставило трагическую точку в киевском периоде истории Украины.

Орест Субтельный

Из книги «История Украины», 1994

 

 

Читайте также: