ГлавнаяМорской архивИсследованияБиблиотека












Логин: Пароль: Регистрация |


Голосование:


Самое читаемое:



» » Задачи, виды и организация разведки в белых армиях
Задачи, виды и организация разведки в белых армиях
  • Автор: Vedensky |
  • Дата: 03-10-2015 19:35 |
  • Просмотров: 6302

В начале XX века Российская империя в основном вела раз­ведку силами разведывательных органов ГУГШ и штабов воен­ных округов, а в Первую мировую войну, в дополнение к ним, — разведывательных отделений Ставки, штабов фронтов, армий и корпусов. Созданием фронтовых структур сопровождался пере­ход спецслужб с мирного на военное время и в некоторых евро­пейских странах, в частности, в Германии и Франции.

«Разведка в мирное время есть явление подготовительное; вся задача этой разведки сводится к принятию всевозможных мер до того, чтобы в случае войны иметь широкую и всестороннюю осведомленность, как о стране противника и театре военных действий, так и об его армии и планах... — писал генерал-майор П.Ф. Рябиков. — С началом войны разведывательная работа входит неотъемлемой составной частью во все действия войск; ни одно положение, ни одна операция не может обходиться без изучения противника, и чем скорее, правильнее и полнее ори­ентируются о противнике начальники и войска, тем легче будут приниматься начальниками выгодные решения и тем разумнее будут они проводиться в жизнь войсками». Генерал также ука­зывал, что разведывательная служба в военное время является продолжением разведки мирного времени, но лишь с участием целого ряда новых органов разведки, «работа которых в мирное время была невозможна»[1].

Гражданская война в России изменила этот порядок, посколь­ку, как верно подметил М.Н. Тухачевский, «план гражданской войны не может быть составлен до ее начала»[2]. Белогвардейцы, вступив в постоянную вооруженную борьбу с противником, сна­чала формировали армию (Юг, Северо-Запад), а уж затем соз­дали остальные государственные институты. Соответственно, первыми у белых (Юг, Восток) появились фронтовые спецслуж­бы, а потом — правительственные. «Белый шпионаж во время Гражданской войны главным образом начинал работу с фронта. Все так называемое “правительство” формировалось наскоро. Старое правительство было разнесено, разбито, учреждения все переформировались, перемещались, старый аппарат пропал. Как советскому, так и белому правительству пришлось на ско­рую руку сколачивать свои аппараты. Так же на скорую руку они строили свой шпионаж, и систематической организации у них не было», — писали С.С. Турло и И.П. Залдат[3].

В отличие от ставших к тому времени классическими кано­нов организации разведки, спецслужбы белогвардейских прави­тельств и армий на начальном этапе не могли воспользоваться возможностями, имевшимися у разведки Российской империи. Они были вынуждены идти своим, ранее ни кем не опробован­ным путем. Это, прежде всего, связано с глобальными политиче­скими трансформациями, произошедшими в России в 1917 году, разрушением прежней государственной системы, в том числе и спецслужб, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Белое движение зарождалось в подполье, в оппозиции к суще­ствовавшей тогда советской власти и, соответственно, не имело своей государственности. Его лидеры не предрешали будущее страны до окончания войны, что являлось серьезным препятстви­ем для высшего военно-политического руководства для определе­ния конкретных задач разведке на ближайшую перспективу.

Оставшиеся за границей военные агенты, отказавшись слу­жить большевикам, на некоторое время оказались невостребо­ванными и растеряли прежнюю агентуру.

Вновь образовавшимся белогвардейским спецслужбам при­шлось создавать агентурные сети на территории своей страны, что для разведки является несвойственным делом.

Но здесь следует подчеркнуть: как раз на территории бывшей Российской империи у белых имелось больше возможностей для сбора секретных сведений, нежели за рубежом. Данное обстоя­тельство, по мнению автора, являлось характерной особенно­стью Гражданской войны и было связано не столько с этнической общностью, сколько с политическим и социальным расколом в обществе.

Однако, несмотря на специфические условия ведения Граж­данской войны, задачи военной разведки не претерпели серьез­ной трансформации. «Дело разведывательной службы выяснить высшему командованию Добровольческой армии силы, состав, и замыслы вооруженного противника, т.е. выполнить те задачи, которые возлагаются на разведку при борьбе с вооруженными силами иностранного государства», — говорится в докладе обер- квартирмейстера штаба командующего войсками Юго-Западного края начальнику особого отделения отдела Генштаба Военного управления1.

Более конкретно задачи разведки изложены в инструкциях и других документах. Их анализ позволяет выделить следующие основные элементы информации, интересовавшие белогвардей­ские разведывательные органы:

—  сведения о системе государственного управления, полити­ческих партиях и движениях, внешней и внутренней политике других стран;

—  настроения правительственных кругов, групп населения, политических партий, общественных движений, их отношение к большевикам и Белому движению;

—  национальные и религиозные течения;

—  состояние экономики, транспорта, финансовой системы;

—  вопросы военного характера: состав, численность, устрой­ство, организация и комплектование вооруженных сил против­ника, их моральное состояние; вооружение и снабжение; пере­дислокация войск и материальных средств на различные ТВД; состояние железных, шоссейных и грунтовых дорог, складов, укрепленных районов, аэродромов, речных и морских портов, боевых кораблей; планы командования противника и т.д.[4]

Из документов следует, что белогвардейская разведка стави­ла перед собой задачи проникнуть в различные сферы государ­ственной жизни других государств: внутреннюю и внешнюю по­литику, экономику, вооруженные силы и т.д.

В исследуемый период не было единой классификации раз­ведки по характеру добываемой информации. Так, генерал-майор П.Ф. Рябиков выделял «чисто военную, военно-статистическую (и военно-географическую), экономическую и политическую (дипломатическую и внутреннюю)»[5].

Неизвестный автор «Записки об агентурной разведке» под­разделял ее на военную, дипломатическую, внешнюю политиче­скую и внутреннюю политическую. При этом военная разведка, в свою очередь, им подразделялась на пять категорий: стратеги­ческую, тактическую, тыловую, морскую и «причинения вреда в области военной», надо полагать, активную[6].

Чекист С.С. Турло и его соавтор И.П. Залдат в книге «Шпио­наж» выделили военную, экономическую, политическую, дипло­матическую, психологическую разведку. Если первые два вида у современных читателей не вызывают вопросов, то на три послед­них следует обратить внимание. Задачей политической разведки, считали авторы, являлось изучение внутреннего политического состояния, надо полагать, враждебного государства, особенно «в эпоху гражданской войны, в эпоху борьбы классов, которые не разделены никакими государственными и национальными гра­ницами». Задача дипломатической разведки заключалась в том, «чтобы беспрерывно быть в курсе мировой политической жиз­ни, выяснить взаимоотношения государств, создание союзов, степень прочности существующих коалиций». Задачами психо­логической разведки являлось изучение быта, мировоззрения, настроений, традиций, нравственных качеств, материального и семейного положения военных, политических и общественных деятелей, чиновников, людей творческих профессий и преступ­ников, а также проявления классовых противоречий и т.д.[7]

Генерал Н.С. Батюшин, в изданных в 1938 году лекциях, тай­ную (агентурную. — Авт.) разведку разделял на политическую, военную и морскую, экономическую, научную и техническую. Задача политической разведки — сбор сведений политического характера об иностранных государствах, а также ведение про­паганды. «Политическая пропаганда преследует цель... пони­жения духа своего противника непосредственным воздействием или через нейтральные страны, — писал Н.С. Батюшин. — Ме­тоды политической пропаганды должны быть чрезвычайно де­ликатны, дабы лозунги ее не били в глаза своей резкостью, а как бы носились в воздухе. Незаметно создавая настроения масс, т.е. народное движение»[8].

Кстати, задолго до выхода в свет труда генерала, в 1921 году, начальник отдела агентурной разведки РУ РККА А.И. Кук в сво­ей работе «Канва агентурной разведки» к числу важнейших задач политической разведки отнес оказание «целенаправленного воз­действия на население враждебного государства» посредством прессы и пропаганды[9].

Проанализировав архивные документы и другие источники, автор по характеру добываемой информации подразделил бело­гвардейскую разведку на военную, политическую и экономиче­скую. В зависимости от целей, масштаба деятельности и харак­тера выполняемых задач она подразделялась на стратегическую и тактическую.

По способу получения сведений разведка белогвардейских штабов подразделялась на агентурную, войсковую, авиацион­ную, радиотелеграфную, а также документальную (изучение трофейных документов, прессы и литературы). Каждый из видов имел свои преимущества и недостатки, и только в совокупно­сти они могли дать более или менее полную картину о театре военных действий. Но теоретики и практики спецслужб преи­мущество отдавали тайной агентуре, «...как бы многочисленна и великолепна наша конница ни была, как бы ни были самоот­верженны и искусны наши авиаторы, как бы высоко ни стояла наша войсковая разведка, только от тайных агентов мы можем получать сведения о глубоких тылах, о стратегических перебро­сках, о новых формированиях, о готовящемся сосредоточении крупных сил на том или ином участке фронта или направлении, наконец, только тайная агентура может получать и давать сведе­ния о намерении противника», — пришел к выводу разведчик и ученый генерал-майор П.Ф. Рябиков, и в то же время он назвал ее минусы: «трудность обладания вполне надежной агентурой» и ненадежную связь с агентами[10].

На Юге России самостоятельно организацией разведки зани­мались штаб главнокомандующего Добровольческой армией (за­тем — ВСЮР) и отдел Генштаба Военного управления. Первый собирал сведения военного и политического характера (изучение настроений населения) на театре военных действий, а второй вел военно-политическую и экономическую разведку в глубоком тылу Советской России и в других странах.

В начале 1918 года разведывательное отделение Доброволь­ческой армии направляло своих агентов в ближайший тыл боль­шевиков с целью узнать их силы и группировку, а также в ставку Верховного главнокомандующего Н.В. Крыленко для получения сведений о Красной армии на Южном фронте и на других фрон­тах. Кроме того, разведывательное отделение посылало в Москву и Петроград курьеров для связи с антисоветскими подпольными организациями[11]. Помимо того, штаб получал данные и от поли­тических центров.

Учитывая маневренный характер Гражданской войны, осо­бенно на ее начальном этапе, разведывательное отделение в основном использовало агентов-ходоков, выдавая им частные за­дания. Отсутствие сплошной линии фронта, слабый контрразве­дывательный режим позволяли им беспрепятственно проникать на территорию противника и после выполнения задачи возвра­щаться обратно.

После образования ВСЮР, включавших в себя несколько опе­ративных объединений, была выстроена система разведыватель­ных органов в соответствии с «Положением о полевом управле­нии войск в военное время» 1914 года. Прифронтовая[12] (тактиче­ская) разведка осуществлялась армейскими штабами — от штаба главнокомандующего ВСЮР до штаба полка. В штабе главкома ВСЮР и штабах армий разведкой занимались разведывательные отделения, подчиненные генерал-квартирмейстерам, в штабах корпусов — старшие адъютанты (офицеры Генерального штаба), в штабах дивизий — помощники старших адъютантов, а в пол­ках — особые офицеры, в помощь которым от каждого батальона назначалось по одному унтер-офицеру. Вхождение разведывательной службы в состав управления генерал-квартирмейстера, кото­рое, в частности, занималось разработкой боевых операций, на наш взгляд, себя оправдывало. Разведка предоставляла командо­ванию сведения о противнике, необходимые для принятия реше­ния. В свою очередь, командование, преследуя оперативные цели, давало указание начальникам разведывательных подразделений указания о том, какие сведения наиболее важны для проведения конкретной операции, в каких направлениях разведывательная работа должна быть усилена. «Работа оперативного и разведы­вательного отделений должна идти в самом тесном и стройном взаимодействии и согласии, объединяемая и направляемая одним лицом, одним начальником, которым в штабах армий и выше яв­лялся генерал-квартирмейстер, а в низших штабах — начальник штаба, — писал генерал-майор П.Ф. Рябиков. — Начальник, объ­единяющий оперативно-разведывательную работу, глубоко пони­мая эти обе важнейшие отрасли службы Генерального штаба, дол­жен быть в каждый данный момент не только в полном курсе всех оперативно-разведывательных данных, необходимых для очеред­ных решений, но обязан все время ставить этим службам те новые задачи, которые выдвигаются оперативными замыслами»[13].

По всем вопросам специального характера офицеры раз­ведки могли взаимодействовать непосредственно между собой и высшими штабами «в целях установления единства взгля­дов, взаимной ориентировки и выяснения в срочном порядке неясностей»[14].

Инструкциями конкретно на армейскую разведку возлагались конкретные задачи по сбору и анализу информации о планируе­мых противником военных операциях, об организации, числен­ности и вооружении объединений, соединений и частей Красной армии, о настроении различных групп населения в ближайшем тылу и т.д.[15]

Разведывательное отделение управления генерал-квартирмей­стера ВСЮР, как свидетельствуют сводки, интересовалось также политической и экономической информацией.

Сбор сведений о противнике осуществлялся с помощью все­го арсенала средств, которыми располагала разведывательная служба того времени: агентуры, конных разъездов и пеших раз­ведчиков, путем допроса пленных, перебежчиков и местных жи­телей, а также изучения захваченных у противника документов. Использовались и технические средства — воздушная разведка, прослушивание радио- и телефонных линий связи. В частности, разведывательная работа радиотелеграфа заключала в себе две функции: определение месторасположения радиостанций про­тивника, что давало ценные сведения о месте дислокации шта­бов корпусов и армий противника, равно как и прибытие новых частей; а также систематический прием всех оперативных слу­жебных телеграмм полевых станций противника с целью их рас­шифровки[16].

С 1918 по 1920 год белогвардейцы читали почти все шиф­рованные военные и дипломатические сообщения Советской России. По данным некоторых исследователей, в штабе армии П.Н. Врангеля в 1920 году буквально через час после перехвата читали все телеграммы М.В. Фрунзе[17].

На организацию правительственных спецслужб (отдела Ген­штаба Военного управления) большое влияние оказали местные центры Добровольческой армии. Они начали формироваться по распоряжению генерала от инфантерии М.В. Алексеева весной

1918года с целью вербовки офицеров в армию, ведения пропа­ганды, разведки и контрразведки[18], но только осенью получили официальный статус — 10 октября 1918 года главнокомандую­щий Добровольческой армией приказом № 1 утвердил их штаты. К тому времени уже насчитывалось 11 центров: 1-го разряда — Киевский (генерал-лейтенант П.Н. Ломновский), Харьковский (полковник Б.А. Штейфон), Одесский (вице-адмирал Д.В. Неню- ков), Крымский (генерал-майор А.К. де Боде), Тифлисский (ге­нерал от кавалерии П.Н. Шатилов); 2-го разряда — Екатеринос- лавский (полковник Р.К. Островский), Таганрогский (полковник М.И. Штемпель), Терский (генерал-майор Д.Ф. Левшин), Сара­товский (полковник Д.А. Лебедев), Могилевский (полковник Ка- вернинский), Сибирский (генерал от инфантерии В.Е. Флуг).

В феврале 1919 года появились Волынский, Елисаветоград- ский, Кисловодск™, Николаевский, Подольский, Полтавский, Сухумский, Черниговский, Херсонский центры, а Саратовский, Терский, Харьковский прекратили свое существование[19].

Например, Киевский центр строился по системе «девяток», каждый член организации знал только 9 человек, чтобы в слу­чае провала возможные потери составляли максимум 9 членов организации[20]. На центры возлагались задачи по пропаганде ло­зунгов Добровольческой армии, вербовке и переправке офице­ров в армию, добыванию материальных и финансовых средств, поддержке связи с общественными группами, организациями и прессой, ведению разведки и контрразведки и организации пар­тизанской войны «...против большевиков или австро-германцев и т.д. смотря по обстановке».   *

Вышеуказанным приказом определялась цель создания поли­тических центров Белого движения, выраженная в следующем определении: «... сплоченная и большая армия извне и пред­приимчивые отряды в верных и опытных руках внутри — вот план борьбы с надвигающейся угрозой»[21]. Генерал М.В. Алексе­ев обращал самое серьезное внимание начальника Таганрогского центра полковника барона М.И. Штемпеля на подготовку парти­занской войны «...к тому времени, когда начало ее будет мною признано полезным»[22].

Следует также отметить, что центры должны были стать основой для формирования гражданской власти в тылу и но­вых воинских частей для Добровольческой армии. С этой целью «Краткой инструкцией по организации на местах центров До­бровольческой армии» предписывалось устанавливать контакты с деловыми кругами, политическими партиями и общественны­ми организациями, а также требовалось «войти в самую тесную связь со всеми сочувствующими офицерскими и вообще воен­ными организациями», предписывалось установление контактов с деловыми кругами[23].

Как видим, и белые, и красные в годы Гражданской войны прибегали к сходным в своей основе методам борьбы друг про­тив друга: первые рассчитывали дестабилизировать обстанов­ку в тылу противника с помощью сети политических центров, вторые — подпольных большевистских организаций. При этом обе противоборствующие стороны привлекали спецслужбы для организации разведывательно-подрывной деятельности. Но при этом следует обратить внимание на одну существенную разницу. Большевистское подполье централизованно финансировалось из Советской России, а центры Добровольческой армии, согласно вышеупомянутой инструкции, должны были «пополнять суммы центра из местных средств путем подписных листов, сборов, по­жертвований, устройства праздничных дней и т.п.»[24].

Однако предложенным инструкцией способом далеко не всем центрам удалось добыть нужное количество денежных средств, из-за чего летом—осенью 1918 года они не могли работать «в со­ответствии с нуждами армии»[25].

Приступая к созданию политических центров, Верховный руководитель Добровольческой армии генерал М.В. Алексеев вынашивал идею образования русского военного представитель­ства при союзном командовании. Летом 1918 года он писал по­мощнику главкома Румынского фронта генералу от инфантерии Д.Г. Щербачеву о необходимости скорейшего выезда в Париж «для защиты интересов Добровольческой армии». Но такая воз­можность представилась только в конце года, когда германские войска покинули Румынию[26].

Прибытие генерала Д.Г. Щербачева в столицу Франции 26 ян­варя 1919 года пришлось на тот момент, когда политическая обстановка в Европе складывалась неблагоприятно для бело­гвардейских государственных образований в связи с принятием западными странами решения о проведении Союзной конферен­ции на Принцевых островах с участием большевистской России, чему противились лидеры Белого движения.

Ознакомившись с целями и задачами военного представи­теля, русское политическое совещание под председательством князя Г.Е. Львова постановило: сосредоточить под руководством Д.Г. Щербачева «ведение всех дел, касающихся русских армий», подчинив «русские военные управления во Франции, Англии и Италии»[27].

Более конкретно задачи военного представительства русских армий при союзных правительствах и союзном Верховном ко­мандовании (далее — военного представительства) сводились к следующему: руководству работой военных агентов за гра­ницей; информированию штабов A.B. Колчака, А.И. Деники­на, H.H. Юденича, Е.К. Миллера и всех военных агентов о ходе операций на антибольшевистских фронтах и политическом со­стоянии всех европейских государств; сбору разведывательных данных о внутриполитическом состоянии Советской России, а также об РККА, польской, финской, эстонской и других армиях; пропаганде идей помощи русским армиям; сношению с предста­вителями союзных правительств и армий; заграничным снабже­нием, делами военных и военнопленных[28].

«Временной инструкцией военным агентам[29] в Европе по сбо­ру сведений о большевиках», утвержденной 28 апреля 1919 года генерал-лейтенантом H.H. Головиным, определялась цель воен­ной разведки за рубежом: сбор «сведений относительно: а) боль­шевистских сил и средств; б) намечаемых и подготовляемых к исполнению большевиками военных операций; в) о склады­вающейся военно-политической обстановке»[30]. Таким образом, усилия белогвардейской стратегической разведки были направ­лены не только против противников — Советской России и Гер­мании — но и других стран, в том числе и союзников: Англии,

Франции, Италии, Швейцарии, Дании, Германии, Польши, Че­хословакии, Югославии, Болгарии, Греции, Румынии, Турции и США. Высшее военно-политическое руководство крайне инте­ресовало отношение правящих кругов этих государств, в особен­ности союзников, к Белому движению и, разумеется, к больше­викам[31].

В соответствии с задачами был сформирован аппарат воен­ного представительства, состоявший из управления загранично­го снабжения, управления по делам военных и военнопленных, военно-морской комиссии и штаба, на который возлагались раз­ведывательные функции. Он подчинялся адмиралу A.B. Колчаку как Верховному правителю.

В конце августа 1919 года, в целях объединения всей работы военного представительства и экономии денежных средств на содержание личного состава, оно было реорганизовано в один штаб, в котором находились отделы генерал-квартирмейстера (оперативно-осведомительное, агентурно-разведывательное и шифровальное отделения), строевой и хозяйственный отделы, управление заграничного снабжения, военно-исторический и статистический комитеты.

После разгрома армий A.B. Колчака и прекращения дея­тельности Ставки Верховного главнокомандующего, 1 марта 1920 года, штаб был реорганизован в военное представительство и подчинен штабу Русской армии[32].

Организация белогвардейской заграничной разведки была представлена следующим образом. Непосредственно военному представительству подчинялись военные агенты в Англии, Бель­гии, Германии, Дании, Италии, Норвегии, Нидерландах, Поль­ше, Швеции и Чехословакии. Военными агентами в Австрии с Венгрией, Болгарии с Турцией, Греции, Сербии и Румынии ру­ководил отдел Генштаба Военного управления. Военные агенты в Китае, США и Японии подчинялись штабу Верховного ппав- нокомандующего в Омске. Кстати, адмирал А.В. Колчак, став Верховным правителем, разослал всем военным агентам теле­грамму, в которой призвал к возобновлению работы «...на благо единой России и возрождающейся армии»[33].

Донесения агентов первой группы направлялись в Омск (ко­пии — в Екатеринодар), экстренные — в Омск и Екатеринодар, вторая группа непосредственно сносилась с Екатеринодаром, где сведения обрабатывались и направлялись в Омск (копией — в Париж). Копии разведывательных сводок направлялись также в штабы Северной и Северо-Западной армий[34].

Однако руководить из Сибири находившимися в Европе за­граничными учреждениями оказалось сложно. Поэтому в июне 1919 года между адмиралом А.В. Колчаком и генералом А.И. Де­никиным была достигнута договоренность о подчинении евро­пейских военных агентов через военного представителя в Пари­же начальнику отдела Генштаба Военного управления. Ему же непосредственно подчинялись военные агенты в Австрии, Гер­мании и Турции. Военные агенты в Балканских государствах «за­мыкались» на председателя особой военной миссии по оказанию помощи белым армиям генерала Б.В. Геруа. За Омском остава­лись военные агентуры в Китае, США и Японии. После разгрома армии адмирала А.В. Колчака 10 февраля 1920 года начальник

1-        го отдела генерал-квартирмейстера штаба военного представи­тельства направил телеграммы ряду военных агентов, в которых сообщал о прекращении посылки донесений в Сибирь[35].

Ежемесячно на тайную разведку всех агентур военному пред­ставителю в Париже и отделу Генштаба ВСЮР предполагалось выделять по 100 000 франков в месяц: на содержание военно­го агента — 3000 франков, помощника (Лондон) — 1000, обер- офицера для поручений — 1750. Помимо того предусматрива­лись доплаты на содержание семьи в размере от 600 до 800 фран­ков в зависимости от должности[36]. Согласно докладу помощника начальника Главного штаба от 11 марта 1919 года, «отсутствие у агентов денежных средств подрывало престиж России, а сокра­щение их числа за границей было невозможным, поскольку мог­ло быть истолковано как умаление собственного достоинства»[37].

Однако каких-либо определенных кредитов в распоряжение военного представителя не выделялось, поэтому военным при­ходилось постоянно просить о займах либо у политического совещания, либо у других учреждений, банков и даже частных лиц[38].

Испытывавшие нехватку денежных средств разведчики при­няли за основу идейный принцип вербовки. Упор делался на сотрудничество с агентами, «готовыми по своим убеждениям, заключавшимися в неприязни к большевизму, оказывать содей­ствие в добывании необходимой информации»[39]. «Наибольшую, если только можно так сказать — единственную, ценность пред­ставляют собой, конечно, агенты идейные, работающие из па­триотизма, — писал в послевоенные годы в эмиграции русский военный ученый A.A. Зайцов. — Эта категория агентов... заслу­живает, конечно, самого глубокого уважения. Агенты платные, т.е. единственным мотивом работы которых является корысть, конечно, гораздо менее ценны, ибо главным стимулом их работы является максимальный заработок при минимальном риске»[40].

Отметим, что в то время когда A.A. Зайцов работал над своим трудом, советская разведка весьма активно использовала в своих целях привлекательность коммунистических идей среди евро­пейской молодежи. А вот удалось ли белым в короткий срок вер­бовать агентов на идейной основе — прямых свидетельств нет.

Заметим, что далеко не все имевшие отношение к органи­зации заграничной разведки офицеры разделяли точку зрения штаба военного представительства в Париже. Более реалистич­но смотревший на вербовку агентов начальник штаба военного представительства в Румынии писал: «...агентура, требующая опытных и надежных работников, должна бы оплачиваться са­мым широким образом, особенно в наше, лишенное принци­пов время»[41]. А поверенный в делах в Лондоне телеграммой от 25 июля 1919 года сообщал управляющему МИД Российского правительства, что из-за полного истощения денежных средств агентура «находится в критическом положении»[42].

«Лишенное принципов время» также являлось серьезным препятствием при вербовке секретных сотрудников на идей­ной основе среди русской эмиграции, представленной широким спектром политических сил. Вряд ли идея лидеров Белого дви­жения о воссоздании «единой и неделимой» могла привлечь к сотрудничеству иностранцев. Для многих европейцев Граждан­ская война в России оставалась малопонятным явлением. В от­личие от большевиков, белые не организовывали акций в других странах в свою поддержку. Их внешняя политика на протяжении войны оставалась пассивной.

Не имея достаточно денежных средств на агентуру, бело­гвардейские разведчики широко использовали другие источники информации: прессу; русские консульские и банковские учреж­дения, торговые фирмы и представительства, финансовых и ком­мерческих агентов; частных лиц, в том числе бежавших из Со­ветской России[43].

Например, пресса, несмотря на существовавшую цензуру, да­вала богатый материал, представлявший интерес для иностран­ных разведок: сведения о политике государства, о деятельности законодательных и исполнительных учреждений, о настроениях различных слоев населения, об экономическом состоянии стра­ны, о борьбе политических партий и т.д. Если из газет и нельзя

 

было получить исчерпывающую информацию по интересующим разведку вопросам, то по крайней мере там встречался намек, где следует искать интересующие сведения.

Судя по военно-политическим сводкам, комбинированный подход в добывании информации себя оправдал.

Следует особо сказать и еще об одном источнике информа­ции — штабах союзных армий. С целью получения сведений о Советской России и Красной армии генерал Д.Г. Щербачев про­вел переговоры с начальником французского Генштаба генералом Альби. После чего специально назначенный офицер штаба воен­ного представительства получал в русской секции 2-го бюро все оперативные и разведывательные данные, перехваты большевист­ского радио, донесения французских военных агентов и миссий, взамен на данные, поученные своей разведкой. Был налажен об­мен информацией и с английским штабом1. Но официальные кон­такты с союзниками, на наш взгляд, имели и негативную сторону. В ходе обмена информацией в некоторых случаях происходила расшифровка белогвардейских разведчиков перед иностранными спецслужбами, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

В разведывательном отделе штаба полученные сведения по­сле обработки телеграфом или с курьерами переправлялись в «белую» Россию.

Связь являлась слабым местом стратегической разведки. По всей видимости, из-за традиционных для России межведомственных раз­ногласий министр иностранных дел и русский посол во Франции отказались отправлять шифрованные телеграммы без предостав­ления им нешифрованного текста. Штаб военного представитель­ства был вынужден согласиться на такие условия Пользуясь этим обстоятельстве»!, посольство взяло на себя просмотр и корректуру не только военно-политических сводок, но даже сведений контрраз­ведывательного характера, задерживая иногда телеграммы под раз­личными предлогами. Тогда офицеры военного представительства обратились за содействием к французскому правительству, но оно не разрешило самостоятельно шифровал» донесения. Находясь в безвыходной ситуации, отдел генерал-квартирмейстера направлял открытые военно-политические и разведывательные сводки в Во­енное министерство, откуда они уже в зашифрованном виде пере­давались в Омск и Екатеринодар. В то же время белогвардейцы от­казались от посылки телеграмм контрразведывательного характера и «касавшихся вопросов, которые неудобно было передавать через французское министерство в открытом виде»[44].

Хорошо знакомый с положением дел за границей, отдел Ген­штаба для изменения ситуации в свою пользу решил заручиться поддержкой высшего военно-политического руководства Белого Юга. Так, 24 октября 1919 года начальник особого отделения пол­ковник П.Г. Архангельский в докладе на имя генерал-лейтенанта

  1. C. Лукомского предложил привлечь к сбору разведывательной информации ресурсы белогвардейских государственных учреж­дений и коммерческих структур, имевших свои представитель­ства за границей. Он мотивировал это недостатком средств отде­ла Генштаба на заграничную разведку. Для практической реали­зации данного проекта полковник П.Г. Архангельский, ссылаясь на опыт США, предлагал всем убывавшим за рубеж лицам давать задание на ведение разведки по заранее разработанной програм­ме. Заметим, что разведывательные задания получали от своих правительств выезжавшие за рубеж, в том числе и в Россию, немцы и японцы. Например, для японцев разведка, осуществляв­шаяся в интересах родины, считалась почетным и благородным делом и соответствовала их идеалам патриотизма.

Председатель Особого совещания посчитал предложение на­чальника особого отделения заслуживающим внимания, и 7 ноя­бря 1919 года письменно доложил о нем главнокомандующему ВСЮР. Генерал-лейтенант А.И. Деникин на документе двусмыс­ленно написал: «Согласен, но думаю, что это не дело и не компе­тенция Генштаба»[45].

Трудно однозначно сказать, какими соображениями руко­водствовался главнокомандующий ВСЮР. В данном случае он остался приверженцем дореволюционной традиции, когда раз­ведка считалась частным делом каждого отдельного ведомства. Позиция лидеров Белого движения объясняется их недооценкой роли разведки во внешней политике. Ее смогли разглядеть лишь некоторое время спустя немногие руководители спецслужб. В частности, глава германской разведывательной службы пол­ковник В. Николаи в 1923 году пророчески писал: «По пути к будущему развитию идет разведка, стремящаяся этот путь рас­познать и на него повлиять. Тайная сила разведки будет в буду­щем гораздо более значительной, нежели была в прошлом и есть в настоящее время»[46].

Видимо, учитывая, что межведомственных бюрократиче­ских барьеров ему не преодолеть, начальник особого отделения решил организовать экономическую разведку за рубежом дру­гим способом. В докладе на имя начальника отдела Генштаба генерал-лейтенанта В.Е. Вязьмитинова 27 ноября 1919 года пол­ковник П.Г. Архангельский в интересах дела считал необходи­мым ввести агентов на ответственные должности в различные работавшие за границей торгово-промышленные и финансовые предприятия, как иностранные, так и русские. Ввиду больших расходов на платную агентуру он просил разрешения набирать кадры агентов из лиц, призванных в армию с крупных промыш­ленных предприятий и финансовых организаций[47]. Дальнейшая судьба этого проекта неизвестна. Вероятнее всего, доклад на­чальника особого отделения затерялся среди прочих бумаг, а его предложения так и не были реализованы.

Автономно от правительственных спецслужб действовала раз­ведывательная организация «Азбука». Ее задачами являлись сбор и анализ разведывательной информации, а также выяснение поли­тических настроений офицеров и солдат. Программу организации

В.В. Шульгин определил так: «1. Против большевиков. 2. Против немцев. 3. Против украинствующих. 4. За Добрармию»[48].

Работа «Азбуки» делилась на общую и местную. В результате созданная организация представляла собой агентурную цепочку, доставлявшую сведения со значительной территории бывшей Российской империи. Отделения «Азбуки» делились на пункты 3-х разрядов. Пункты 1-го разряда — Москва, Киев; пункта

2-         го разряда — Харьков, Воронеж и Саратов; пункты 3-го раз­ряда — Одесса, Кишинев, Львов, Холм, Варшава, Вильно. Кроме этого, существовали постоянные курьерские линии: Екатерино­дар ■— Москва (4 чел.), Екатеринодар — Киев (3 чел.), Екате­ринодар — Харьков (2 чел.), Екатеринодар — Воронеж (2 чел.), Екатеринодар — Саратов (2 чел.), Екатеринодар — Одесса — Кишинев (2 чел.)[49]. Агентов «Азбуки» планировалось направить в Берлин, Константинополь и Прагу[50]. Однако вышеперечислен­ными городами агентурная деятельность «Азбуки» не ограничи­лась. Сохранились донесения из Ростова, Таганрога, Донецкого района, Екатеринослава, Софии, Белграда, Бессарабии, Констан­тинополя, Чехословакии, Галиции, Берлина, Варшавы, Вильно, Минска и пр.

Курьеры «Азбуки», возглавляемые штабс-капитаном Макси­мовичем, осуществляли связь между штабом ВСЮР и москов­ским «Национальным центром»[51].

Киевское отделение объединилось с одноименным подполь­ным центром Добровольческой армии, имевшим подобные зада­чи. Оно издавало агитационную литературу и распространяло ее по Малороссии, «разрушало военное имущество и подвижной состав большевиков»3.

В.В. Шульгину пришлось самому придумывать способы пе­редачи добытой информации. По его словам, материал от аген­туры получался в устном порядке и обрабатывался им лично или его заместителем А.И. Савенко и в секретном порядке курьерами отправлялся в штаб ВСЮР. Способ передачи информации был изобретен следующий: «На ленточках бумаги печатался текст. Эти ленточки скручивались и вкладывались в готовую папиросу, в гильзу. Эта вкладка совершенно была незаметна. И до такой степени, что папиросы со вложением отмечались едва заметной точкой карандашом. Остальные папиросы были без таких вло­жений и отметок. Затем последовало усовершенствование — вместо ленточек текст печатался на листах бумаги и снимался на фотопленку. Пленка точно так же разрезалась на кусочки и вкладывалась в папиросы. При всей своей примитивности, этот способ оказался удобным, действовал до конца и никогда никто не был пойман из-за папирос»[52].

Для надежности одно и то же сообщение поручалось к до­ставке нескольким курьерам, что повышало риск «утечки ин­формации», но с этим приходилось мириться, так как курьеры очень часто гибли в дороге. Например, из шести курьеров, от­правленных из Ставки в Киев, до места назначения добрался только один.

Обычно донесения составлялись по определенной схеме: внешний вид города, настроения населения, военный гарнизон, мобилизация, эвакуация, органы надзора, советские учреждения, пропаганда и агитация, контрибуция и реквизиция, институт за­ложников, внутренний фронт. Круг освещаемых вопросов был довольно широк. «Азбука» получала сведения не только о дей­ствиях, дислокации, планах Красной армии, но и интервентов, и белой армии. Информирование командования ВСЮР «о злоупо­треблениях и ненадлежащем исполнении обязанностей» называ­лось «Азбукой-изнанкой» или «Азбукой-наоборот»[53]. Обзоры по­ложения в Советской Росси составлялись на основе агентурных данных, опроса частных лиц, прибывших из Москвы и других городов, а также материалов советских газет. Для обработки и анализа «совдеповских» прессы и листовок в Москве, Киеве и Екатеринодаре существовали специальные аналитические под­разделения, состоявшие в основном из женщин. По некоторым оценкам, «обобщенные сведения стоили иногда засылки десятка агентов в тыл»[54]. Собранные с различных источников данные тща­тельно анализировались и подвергались критической оценке.

В виде аналитических докладов информация рассылалась: главнокомандующему ВСЮР и его начальнику штаба, председа­телю Особого совещания генералу А.М. Драгомирову и двум его членам (A.A. Нератову и H.H. Чебышеву), начальнику Военного управления, начальникам разведывательного и контрразведыва­тельного отделений штаба главкома ВСЮР, Всероссийскому на­циональному центру. Некоторые сведения, касающиеся деятель­ности союзников на Юге России, давались для ознакомления представителям французского правительства в Екатеринодаре. В последнем случае исключалось все, что могло быть так или иначе истолковано не в пользу Добровольческой армии. И тем не менее в апреле 1919 года генерал А.М. Драгомиров на одном из документов оставил следующую резолюцию: «Главнокоман­дующий приказал впредь “Азбуку” иностранцам не посылать»[55]. Однако В.В. Шульгин, как следует из протокола его допроса в январе 1945 года, делился ею с английской и французской раз­ведками и считал себя тайным сотрудником этих спецслужб[56].

Пришедший на замену А.И. Деникину П.Н. Врангель, проведя реорганизацию высших органов военного управления, не коснул­ся организации разведки. В июне 1920 года полковник А.И. Гаев- ский докладывал обер-кваргирмейстеру, что работа политической и военной агентуры будет безрезультатна до тех пор, пока все его управление не будет сосредоточено в одних компетентных руках. По мнению А.И. Гаевского, в распоряжении начальника отдела

Генштаба нет гибкого аппарата, который бы быстро и решительно осуществлял следующие функции:

а) ставить резидентам задачи, вытекающие в зависимости от военной и политической конъюнктуры из целей командования;

б) распределять эти задачи и районы между резидентами;

в) передавать им совершенно конспиративно распоряжения и поддерживать с ними непрерывную связь;

г)  снабжать их всем необходимым для работы;

д) подбирать агентуру и инструктировать ее;

е) вести учет провалившейся и опасной агентуры, а также тех элементов, которые в случае проникновения ее на службу в каче­стве агентов могли бы быть вредны.

Реорганизация, по мнению А.И. Гаевского, должна быть осно­вана на следующих началах:

а) вся сеть резидентов, посаженных в иностранных государ­ствах и Советской России, должна быть подчинена начальнику разведывательного отдела управления обер-квартирмейстера;

б) на начальника отдела должны быть возложены:

— идейное и техническое руководство сетью;

— снабжение деньгами и всем необходимым;

— служебная и юридическая ответственность.

в) при разведотделе должен быть совершенно конспиратив­ный аппарат для управления сетью резидентов и сношение с ней, этот аппарат не должен иметь ничего общего с официальны­ми учреждениями разведотдела; микрофотографическое бюро должно быть органом этого тайного аппарата;

г)  официальным учреждением разведотдела должно быть:

— совершенно секретная канцелярия, где должны разрабаты­ваться все задания и распоряжения резидентам, причем личность последних не должна быть известна этой канцелярии;

— регистрационное бюро, где сосредотачивается карточная и дактилоскопическая регистрация элементов;

— паспортное бюро для проверки лиц, выезжавших с терри­тории ВСЮР;

—  личная канцелярия начальника отдела, ведущая общую переписку, денежное хозяйство;

д)  при этом отделе должен быть специальный информацион­ный аппарат для обработки получаемых сведений'.

Была ли проведена предлагавшаяся реорганизация — одно­значно сказать трудно, т.к. подтверждающих документов автору обнаружить в российских архивах не удалось.

Из донесения советской агентуры нам известно, что входив­ший в состав 1-го генерал-квартирмейстера разведывательный отдел структурно подразделялся на три части: агентурную (пол­ковник Г.И. Шлидг), отчетную (подполковник Э.Б. Болецкий) и общую[57].

По данным Особого отдела Кавказского фронта, агентурная часть вела глубокую разведку в Москве, Петрограде, Киеве, Харь­кове и в Поволжье, давая задания: 1) установить представителей советских организаций и вступить с ними в связь; 2) склонить их к помощи армиям Врангеля или хотя бы к саботажу красного командования; 3) организовать восстания, волнения, взрывы, по­кушения и поджоги[58].

Агентурная часть имела в своем подчинении три пункта: се­верный — в Джанкое, восточный — в Керчи, западный — в Ка- раджи и Евпатории. Помимо них имелись резиденты в Одессе, Николаеве, Херсоне, Очакове. Штабу представителя генерала П.Н. Врангеля в Грузии поручалось ведение разведки на Кавказе, главным образом среди горских народов[59].

Собранные агентурной частью сведения направлялись в от­четную часть, где они обрабатывались и в виде сводок направля­лись 1-му генерал-квартирмейстеру[60].

В Крыму белогвардейская разведка, согласно докладу особо­го отдела ВЧК от 29 октября 1920 года, имела следующую орга­низацию. Штаб главкома Русской армии вел «глубоко-тыловую» разведку, направляя агентов с «особо специальными» заданиями, в частности, в Москву и другие крупные центры России. При­фронтовая разведка велась штабами корпусов и дивизий — осве­щались настроения населения в ближайшем тылу и качественно­количественные характеристики войск противника. Корпусные разведорганы подчинялись начальнику разведотделения штаба группы, который, в свою очередь, подчинялся руководителю раз­ведывательного отдела штаба главкома[61].

В 1920 году для многих белогвардейских генералов и офице­ров, в том числе и разведчиков, поражение Русской армии в Кры­му стало очевидным. Руководители спецслужб начали готовить­ся к борьбе против Советской России с территории иностран­ных государств. Среди тех, кто намеревался противодействовать большевизму до конца, можно назвать и начальника разведыва­тельной части особого отделения отдела Генштаба действитель­ного статского советника В.Г. Орлова, который весной 1920 года был командирован за границу. В письме начальника Военного управления военному агенту в Италии указывалось: «Мною ко­мандирован в Западную Европу начальник разведывательной части отдела Генерального штаба действительный статский со­ветник Орлов для выяснения постановки агентурного дела в военных агентурах, организации тайной противоболыиевист- ской разведывательной сети за границей в связи с Генеральным штабом. Прошу оказать Орлову полное содействие»[62]. Русскому военному агенту предписывалось поставить разведчика в курс работы военной агентуры, а также принимать к отправлению его телеграммы, содействовать проникновению в Советскую Рос­сию указанных В.Г. Орловым лиц.

В служебной записке, составленной 5 июля 1920 года, он пред­лагает организовать международную разведывательную службу, «в которой будут иметься специальные секции для каждой стра­ны и которые будут информировать заинтересованные стороны о том, что происходит в мире с точки зрения большевиков»[63].

Эту идею белогвардейский разведчик и контрразведчик вына­шивал еще с 1919 года. Со своим проектом он обратился сначала к французам, но представители союзного государства зачислили его... в немецкие, а потом и английские агенты и отказались от сотрудничества. Письмо В.Г. Орлова с подобным предложени­ем к английскому резиденту в России С.Г. Рейли также не дало желаемых результатов[64]. Безрезультатной оказалась и попытка

В.Г. Орлова реализовать свою идею в 1920 году. Ни Франция, ни Англия не пошли на создание объединенной разведывательной организации для борьбы с Советской Россией.

Причина отказа, думается, заключалась не только в недове­рии к личности В.Г. Орлова. От его услуг можно было бы отка­заться, например, и после того, как созданная им резидентура на­чала бы действовать. Причина, по мнению автора, заключалась в ином. Каждая из сторон — Англия, Франция и белая Россия — в Гражданской войне преследовала свои цели. И здесь можно согласиться с историком A.A. Здановичем, что ни одна страна «не хотела ставить в какую-либо зависимость свои националь­ные контрразведывательные и полицейские органы от некоего Международного бюро»[65].

Когда Русская армия вела оборонительные бои в Крыму, ру­ководители врангелевских спецслужб стали готовиться к под­польной работе из эмиграции. Для этой цели в Константинополе предполагалось создать законспирированную организацию для ведения разведывательно-подрывной деятельности против Со­ветской России, а также для борьбы с большевистской агенту­рой[66]. По всей видимости, этот проект был реализован.

Историк спецслужб А.А. Зданович пишет, что, по данным ВЧК на 1921 год, главный орган врангелевской разведки, ру­ководимый полковником А.И. Гаевским, находился в Констан­тинополе. В его задачу входила не только «чистая» разведка и контрразведка, но и проведение акций против большевиков, как в самой России, так и в европейских странах[67]. Под руковод­ством А.И. Гаевского создавалась агентурная сеть в Европе для активной борьбы с большевиками как в Советской России, так и за границей. Он тесно взаимодействовал с русскими военны­ми агентами, с антисоветскими организациями и зарубежными спецслужбами. А.И. Гаевский осуществлял связь с английскими и французскими спецслужбами при ведении совместной разве­дывательной работы против СССР[68].

В 1921—1922 годах генерал П.Н. Врангель совместно с дру­гими антибольшевистскими силами вынашивал планы втор­жения в Советскую Россию. При этом важная роль отводилась находившимся на территории РСФСР подпольным военным и диверсионно-террористическим организациям. Врангелевские разведывательные структуры, совместно со спецслужбами Ан­глии, Польши и Франции, проводили большую работу по орга­низации восстаний и мятежей[69]. Но их деятельность в послевоен­ный период выходит за рамки данной работы.

Прообразом будущих армий в Сибири и на Дальнем Востоке явились подпольные офицерские группы, представлявшие собой кадры бывших Омского, Иркутского, Приамурского военных округов.

Органы контрразведки, существовавшие еще до свержения большевиков при тайных офицерских организациях, после пере­ворота преобразовывались в разведывательные отделения при штабах гарнизонов, корпусов, командующих войсками корпус­ных районов и выполняли функции одновременно военной раз­ведки и контрразведки.

3  августа 1918 года штаб Сибирской армии приступил к ор­ганизации глубокой агентурной разведки, а штабы корпусов — в ближайшей полосе фронта. Начальник армейского разведоргана подполковник Жиряков предписывал своим подчиненным подо­брать надежных лиц, преимущественно офицеров, и отправлять в районы, занятые противником. Ежемесячно, начиная с сентя­бря, предполагалось из штаба армии посылать в каждый корпус по 15 ООО рублей на организацию разведки[70].

Помимо глубокой разведки штабами организовывалась так­тическая разведка, действовавшая на театре военных действий.

Начальник штаба Сибирской армии 5 августа 1918 года разослал начальникам штабов Степного, Среднесибирского и Уральского корпусов телеграммы, в которых указывалось, что в каждом штабе до полкового включительно должен быть особый офицер, ведаю­щий разведкой: в штабе корпуса — старший адъютант разведыва­тельного отделения, в штабе дивизии — обер-офицер для поруче­ний, в штабе полка—особо прикомандированный офицер[71].

15 августа 1918 года подполковник Жиряков в телеграмме, направленной в штаб Оренбургского казачьего войска, просил представлять к 12 часам разведсводки, в которых точно называть источники добытых сведений о противнике, его силы, располо­жение, состав, указывая при этом, когда эти сведения были до­быты[72].

Разведывательное отделение штаба Сибирской армии до­бывало сведения с помощью агентуры, войсковой разведки, допросов пленных и перебежчиков, а также путем радиоперех­вата оперативных документов Красной армии. В Иркутске, Но- вониколаевске, Омске, Кургане, Челябинске и Семипалатинске имелись приемные радиостанции. Начальник штаба Сибирской армии приказал: омской радиостанции все перехваченные ра­диограммы представлять в разведывательное отделение штаба, новониколаевской, курганской и челябинской радиостанциям — начальникам гарнизонов, остальным радиостанциям — соответ­ствующим штабам корпусов[73].

После образования Ставки ВГК на 2-го генерал-квартир­мейстера возлагались задачи по организации разведки в Совет­ской России, в зарубежных странах (Китае, Монголии, США и Японии), а также на ТВД[74].

Однако после создания Главного штаба, 12 февраля 1919 года приказом № 52 из разведывательного отдела Ставки выделяют отделение по разведке в нейтральных государствах и передают в квартирмейстерский отдел ГШ. За штабом ВГК оставалась раз­ведка на театре военных действий и в глубоком советском тылу.

В ходе очередной реорганизации, 12 апреля 1919 года, при­казом и. о. начальника штаба ВГК генерал-майора Д.А. Лебеде­ва № 316 был утвержден временный штат управления генерал- квартирмейстера, куда вошел разведывательный отдел, струк­турно подразделявшийся на отделение фронтовой разведки и отделение по разведке Советской России со штатом в 14 чело­век[75]. На него возлагалось руководство разведкой прифронтовой полосы в зоне ответственности.

В 1919 году в соответствии с «Положением о полевом управ­лении войск в военное время» на фронте разведку вели:

—  разведывательные отделения управлений генерал-квартир­мейстера штабов армий;

—  разведывательные отделения штабов военных округов на театре военных действий;

—  старшие адъютанты (офицеры Генштаба), их помощники и офицеры для поручений в штабах корпусов;

—  помощники старшего адъютанта в штабах дивизий;

— особые офицеры в штабах полков, в помощь которым от каждого батальона придавалось по одному унтер-офицеру.

Этот документ был продублирован «Указаниями по разведы­вательной службе в штабах и в частях войск», в которых также раскрывалась организация разведывательных органов и круг их деятельности, начиная с разведывательного отдела Ставки и за­канчивая полковой разведкой, излагались основные принципы постановки службы разведки, предъявлялись требования к ней. К таковым относили: непрерывность, своевременность, актив­ность, достоверность и точность. «Сведения... разведка должна добывать, а не ждать их получения, — гласит документ, — она должна носить характер полной активности». Помимо сбора информации на разведку возлагалась обязанность использо­вать «всякую благоприятную возможность для разложения ча­стей противника, составляя прокламации и воззвания, соответ­ствующие моменту», говоря современным языком, — ведение разведывательно-подрывной деятельности.

Разработчики «Указаний» считали, что для правильной по­становки разведки необходимо следующее: единство взглядов и приемов разведки, ее специализация; централизация всех сведе­ний по разведке и их обработка; взаимопомощь органов развед­ки друг другу; подчиненность всех разведывательных органов высшим инстанциям; возможно более частое личное общение руководителей различных разведслужб; постоянная связь и со­гласованность с оперативными подразделениями.

«Указания» определяли глубину участка для изучения про­тивника:

а) для полка и дивизии — до районов расположения неприя­тельской артиллерии и штабов полка и дивизии включительно;

б) для корпуса—полоса глубиной 30—40 верст (32—42 км. — Авт.),

в) для армии — в зависимости от средств, имевшихся в рас­поряжении разведывательных органов[76].

В Уфе штабом Западной армии была издана брошюра «Что такое разведка и зачем она нужна», в которой излагались цели и задачи прифронтовой агентурной разведки в ближайшем тылу противника, отражены вопросы связи и подготовки донесений. В ней также давались рекомендации разведчикам для маскиров­ки под местных жителей, рабочих, крестьян и торговцев. Иду­щим в тыл противника разведчикам не рекомендовалось брать с собой компас, карту, записные книжки и другие предметы, ко­торые могли его демаскировать. Они должны были «всё запоми­нать», важные документы прятать в «потаенные места» (вшивать одежду, обувь и т.д.), а в случае задержания их уничтожить1.

Анализ документов показывает, что сбор сведений колча­ковской разведывательной службой осуществлялся с помощью секретной агентуры; цензуры; войсковой, воздушной и радиоте­лефонной разведки; изучения прессы и захваченных документов противника; допроса пленных, дезертиров, шпионов, местных жителей, лиц, бежавших из Советской России.

Вот как охарактеризовал каждый из видов разведки генерал- майор П.Ф. Рябиков: «Обстановка современных боев, когда лич­ные разведки начальников, даже мелких, не могут по большей части служить основой для принятия решений, выдвигают боль­шое значение войсковой разведке, стремящейся войти в сопри­косновение с противником, увидеть его и наблюдать собствен­ным глазом; будучи достоверным органом, войсковая разведка имеет главнейший недостаток — малую глубину проникновения к противнику, причем особенно стеснена войсковая разведка при условиях позиционной войны; громадным подспорьем войско­вой разведки является опрос пленных, перебежчиков, неприя­тельских шпионов, местных жителей и пр.; опросы пленных и рассмотрение захватываемых документов и предметов, принад­лежащих противнику, дают часто весьма ценные сведения, по­зволяя определить организационные единицы противника и ино­гда получать данные и об его намерениях; техника телефонного дела допускает теперь возможность вести разведку, подслушивая телефонные разговоры неприятеля, а техника радио — выдвину­ла как орган разведки — радиослежку»[77].

Генерал П.Ф. Рябиков достаточно внимания уделил организа­ции и вербовке тайной агентуры. В зависимости от побуждений к сотрудничеству разведчик разделил агентов на две категории: добровольных агентов и агентов по принуждению.

Первая категория, в свою очередь, им подразделялась на сле­дующие группы.

а) «людей, идущих на работу исключительно из патриотизма, из желания своей ответственной работой принести пользу Родине».

К этой группе, по мнению разведчика, относились офицеры и другие доверенные лица, работавшие из высоких побуждений, поэтому являвшиеся самыми надежными и наиболее желатель­ными.

б) людей, по различным причинам озлобленных на страну или правительство, принадлежащих к оппозиционным полити­ческим партиям, а также жаждущих приключений авантюристов. Степень продуктивности их работы и надежности, по мнению генерала, зависела «в большей мере от чистоты их побуждений, качества, натуры и степени интеллигентности и подготовки».

в) лиц, работавших из корыстных побуждений. «Жажда нажи­вы при нравственной неустойчивости легко делает этих агентов двойными, почему работа их должна вестись под неослаблен­ным контролем».

г) «ремесленники дела», т.е. люди, посвятившие себя разведке как ремеслу, дающему определенный заработок. «Умелое руковод­ство, соответственные поощрения и наказания могут в значитель­ной мере поднять продуктивность работы людей этой категории, — считал генерал-майор П.Ф. Рябиков. — При сложности агентурного аппарата и обширности его функций обойтись без второстепенных сотрудников типа ремесленников дела — не представляется воз­можным».

К агентам по принуждению относились лица, посылаемые в разведку насильно под различными предлогами[78].

Колчаковская разведка сталкивалась с проблемой подбора на­дежных негласных сотрудников. В Гражданскую войну при вер­бовке агентов и красные, и белые в основном руководствовались классовым подходом. В частности, в колчаковской спецслужбе предпочтение отдавалось офицерам, «как лицам, враждебно от­носившимся к советской власти». Но тем не менее автор «Ука­заний по разведывательной службе в штабах и в частях войск» генерал-майор П.Ф. Рябиков рекомендовал оставлять в качестве заложников семьи агентов[79]. Прибегала ли колчаковская спец­служба к такой мере — автору неизвестно. Однако в условиях военного времени данное указание отнюдь не являлось бюрокра­тической перестраховкой. По данным историка Б.В. Волкова, в среднем из 12 засылаемых в тыл агентов обратно возвращались только двое[80].

В боевых условиях, при жестком лимите времени было очень сложно выявить мотивацию негласного сотрудничества офице­ров с разведывательными органами, поскольку, как пишет исто­рик Е.В. Волков, в белую армию офицеры шли по различным причинам:«... от возвышенно идеологических до сугубо матери­альных. Однако, видимо, небольшая часть офицеров сражалась против советской власти только по политическим убеждениям, которые, впрочем, в период начавшихся военных поражений бе­лых могли претерпеть значительную эволюцию»[81].

Как уже было сказано выше, разведывательное отделение Главного штаба через штаб военного представительства в Па­риже руководило разведкой в Европе, а через штабы военных округов — в Китае, США и Японии. На секретные расходы по содержанию военных агентов в нейтральных государствах еже­месячно выделялось 850 ООО руб.[82]

Непосредственно изучением соседних государств в военном, политическом и экономическом отношении занимались разве­дывательные органы штабов Омского, Иркутского и Приамур­ского военных округов. Высшее военно-политическое руковод­ство колчаковского режима в Азиатско-Тихоокеанском регионе, в частности, интересовала деятельность «китайского, японского и американского правительств в сопредельной полосе и их целях и намерениях в отношении Уряханского края и Монголии»[83].

При восстановлении разведывательных органов колчаков­ским правительством за основу было взято «Положение для ор­ганизации и ведения военной разведки штабами пограничных округов», утвержденное 7 ноября 1912 года, а также «Протокол особого совещания Главного управления Генштаба по выработ­ке плана и организации разведки в округах Азиатской России» (1917 года)[84].

В соответствии с этими документами Приамурский воен­ный округ (ПриВО) занимался организацией разведки в Корее, Маньчжурии, Монголии и Японии[85], Иркутский — в Монголии и Китае, Омский — в западной части Китая, Монголии и Илим­ском крае. Обратим внимание на одно немаловажное обстоятель­ство: разведка велась не только на сопредельной, но и на своей территории (ближняя разведка). Например, резиденты военно­статистического отделения (ВСО) ПриВО находились в Благо­вещенске, Владивостоке и Никольск-Уссурийске[86].

Начальник ВСО подполковник А.И. Цепушелов, в частности, особо обращал внимание подчиненных на тесное взаимодействие с местными контрразведывательными органами с целью обмена информацией[87]. Остается неизвестным, как к данному предложению отнеслись руководители контрразведки, но ВСО регулярно постав­ляло командованию сведения контрразведывательного характера—

об активной деятельности японских спецслужб на Дальнем Вос­токе. Например, в телеграмме, датированной 25 декабря 1918 года, сообщалось об организации в Сибири японского контрразведыва­тельного отряда под руководством генерала Накасима[88].

В соответствии с приведенными выше документами, район глубокой разведки каждого округа разделялся на 4 сектора, где создавались агентурные сети, которыми руководили агенты- резиденты. Им подчинялись агенты-почтальоны и агенты- ходоки.

Так, зона ответственности разведывательного отделения штаба Иркутского военного округа разделялась на Баргинский, Ургин- ский, Улясутайский и Урянхайский сектора. Сведения добывались агентурной и войсковой разведками, которые сильно пострадали после прихода к власти большевиков и к началу 1919 года ока­зались полностью разрушенными. Агентура действовала только в трех секторах — Урге, Урянхае и Улясутае. А войсковая разведка, к которой привлекались поселковые атаманы, «была разлажена из-за неопределенного положения Забайкалья и на тот момент не управлялась штабом округа»[89].

Для сбора разведданных штабы военных округов командиро­вали за границу офицеров с секретными заданиями, предприни­мали попытки наладить взаимодействие с русскими консульски­ми и другими учреждениями, привлекали войсковую разведку, осуществляли перехват большевистских радиограмм из Москвы, а также выписывали иностранную прессу. Но даже в совокупно­сти все виды разведки не давали ожидаемых результатов. Глав­ными препятствиями являлись недостаточное финансирование и отсутствие надежных кадров.

Например, по расчетам генерал-квартирмейстера штаба Ом­ского военного округа (ОВО) на реализацию программы работы разведотделения требовалось 1 233 500 руб.[90]

В действительности за период с января по май 1919 года Глав­ный штаб смог выделить только 40 ООО руб. Несмотря на то что Приамурский и Иркутский военные округа финансировались не­сколько лучше — соответственно, 200 000 и 100 000, — им этих сумм также оказалось недостаточно[91].

Кажущиеся внушительными суммы на самом деле были сильно обесценены инфляцией. К тому же ходившие в Сибири деньги не воспринимались агентами-иностранцами как серьез­ная волюта. Поэтому руководители разведки для расширения и поддержания существующей агентурной сети в Монголии пыта­лись посылать в эту страну деньги царской России. В частности, начальник разведывательного отделения штаба Иркутского во­енного округа просил 2-го генерал-кваргирмейстера дать распо­ряжение Иркутскому отделению госбанка обменять 15 000 руб. для отправки в Монголию, а также впредь обменивать деньги для разведывательного отделения штаба[92].

Денег для оплаты агентуры постоянно не хватало. Например, оплата агентов наиболее обеспеченного в финансовом отноше­нии военно-сгатистического отделения Приамурского военного округа колебалась в пределах 400—800 руб.[93] За «такую мелочь», как говорится в одном из докладов, работать желающих находи­лось немного. О вербовке агентов на идейной основе кадровые со­трудники спецслужб в своих документах даже не упоминали. Это обусловлено в первую очередь тем, что штабы военных округов вели разведку против других государств и поэтому привлекали к сотрудничеству в основном иностранцев — китайцев, монголов, корейцев, которые работали за денежное вознаграждение. Резидент в Благовещенске капитан Шмидт 29 августа 1919 года напо­минал руководству ВСО, что условия жизни не только русских, но и китайцев значительно изменились, и поэтому большинство из них стремится к наживе и спекуляции. В докладе он говорил о возможности вербовки агентуры из числа лиц, не занимавшихся спекуляцией, но при этом обращал внимание: «.. .труд их должен быть оплачен так, чтобы они дорожили службой»[94].

Минимальная плата агенту-резиденту доходила до 250 ки­тайских долларов и дороже, а низшему агенту составляла лишь 450 руб. в месяц[95].

Быстрое насаждение агентурной сети в Монголии тормо­зилось отсутствием надежных агентов. Среди них находились «двойники», шантажировавшие штабы военных округов. Выя­вить таких лиц оказалось трудно, поскольку обремененная борь­бой с большевиками контрразведка фактически не занималась обеспечением безопасности своих разведывательных органов[96].

После объединения органов военного управления стратегическая и тактическая разведка были подчинены управлению 2-го генерал- квартирмейстера при ВГК. Структурно разведывательный отдел со­стоял из двух отделений: центрального и прифронтовой разведки. Лично начальнику отдела подчинялись шифровальщик, делопроиз­водитель, журналист и 3 переводчика. Всего в подразделении на­считывалось 13 офицеров, 5 чиновников военного времени и 4 сол­дата[97].

Центральное отделение (ЦО) получало информацию от во­енных агентов, дипломатических представителей за границей, иностранных миссий и представительств (как официальными, так иногда и агентурными путями), от разведывательных от­делов штабов военных округов, а также из иностранной печа­ти. Вся сумма полученных центральным отделением сведений периодически обрабатывалась (обычно составлялись общая и двухнедельные сводки сведений об иностранных государствах) и доводилась до высшего военно-политического руководства[98].

Отделение прифронтовой разведки (ОПР) получало и обраба­тывало военно-политическую и экономическую информацию о Советской России, а также данные по организации, комплекто­ванию, передислокации, обучению, тактике и настроению войск противника на театре военных действий. Сюда стекалась вся ин­формация, добытая нижестоящими структурами, — разведыва­тельными органами отделений армий, военных округов на ТВД, корпусов, дивизий и полков.

Оперативно-разведывательные данные ежедневно докладыва­лись начальнику штаба Верховного главнокомандующего генерал- майору Д.А. Лебедеву, сводки сведений с той же периодичностью телеграфом рассылались в армии и учреждения фронта[99].

Обратим внимание, что в годы Первой мировой войны всей разведкой руководила Ставка ВГК. Но поскольку она с этой за­дачей не справилась, стратегическая агентурная разведка была сконцентрирована в Генеральном штабе[100]. Как отразилась реор­ганизация штаба на работе колчаковских спецслужб, однозначно ответить трудно, поскольку историей было отпущено мало вре­мени для проверки деятельности новой структуры в условиях Гражданской войны.

Морское министерство получало разведывательную инфор­мацию и от строго законспирированной военно-морской разве­дывательной организации «OK». По одной версии, она была соз­дана в апреле—мае 1918 года по инициативе секретаря русского посольства в Великобритании В.Д. Набокова и при поддержке английской морской разведки[101], по другой — в мае 1919 года по приказу адмирала A.B. Колчака[102]. Ее костяк составляли офице­ры флотской разведки и контрразведки. Существует версия, что свое название — «OK» — она получила от первых букв ее перво­го начальника лейтенант Р. Окерлунда, шведа по национально­сти. Затем руководителем организации являлся старший лейте­нант A.A. Абаза. Документы свидетельствуют, что в 1919 году руководство и финансирование «OK» осуществлялось из Омска. Например, Верховный правитель приказал направить на нужды разведывательной организации всю сумму денег, полученную от продажи яхты «Порыв»[103].

В июле 1919 года морской министр контр-адмирал М.И. Смир­нов предписывал «OK» вести разведку морских и речных теа­тров в Советской России, попутно заниматься военной разведкой и политической пропагандой. Размещавшаяся в Лондоне «OK» имела в своем подчинении 2 отделения: одно находилось на Чер­ном море, другое — на Балтийском. В июле 1919 года ему было выделено 6000 фунтов на месяц[104].

24   августа 1919 года из Омска в Лондон была направлена телеграмма, в которой говорилось, что для руководства всеми разведывательными организациями в морском Генштабе Мор­ского министерства был создан отдел «ОД», подотделом которо­го является организация «OK». Ей ставились следующие задачи:

1)  разведка состояния морских, речных и сухопутных сил в Со­ветской России и «пропаганда для их разложения»; 2) разведка внутреннего политического положения в европейских государ­ствах и общее освещение деятельности своих политических эми­грантов[105].

Ввиду намечавшегося занятия Петрограда войсками H.H. Юденича морское ведомство пыталось провести реоргани­зацию «OK». Петроградский центр «OK» должен был оставаться подчиненным морскому Генштабу через Лондон до установле­ния непосредственной связи с Омском. Разведку южных и север­ных берегов Балтийского моря, ячейки в Финляндии и Эстонии подчинить непосредственно центру в Петрограде. Отделения в Скандинавских странах «отделить от Балтики» и сфокусировать их усилия на разведку за границей[106]. Как известно, белым Петро­град взять так и не удалось, поэтому планы по реорганизации морской разведки так и остались нереализованными.

Вернемся на сухопутный театр военных действий. Особый отдел управления делами кроме центрального аппарата имел региональные структурные подразделения. К концу июня были открыты центральное, пермское (зона ответственности — район Сибирской армии), уфимское (зона ответственности — район За­падной армии) прифронтовые отделения, имевшие в своем шта­те начальника, его помощников, делопроизводителя и 6 сотруд­ников, а также отделение в Красноярске, которое в начале июля было ликвидировано. Затем были сформированы отделения в Семипалатинске и Оренбурге. После поражения колчаковских армий на Урале пермское и уфимское отделения были объеди­нены в одно, которое получило название западного. В середине октября 1919 года в Красноярске вновь было открыто отделе­ние[107].

В конце лета инициатива на фронте перешла к РККА. Отсут­ствие координации в деятельности армий, большие потери в жи­вой силе и технике, физическое и моральное истощение личного состава, а также отсутствие резервов усугубляли положение кол­чаковских войск. Высшее военно-политическое руководство все же понимало: чтобы сохранить остатки армии, необходимо соз­дать сильный штаб фронта, поскольку именно этот орган мог бы­стро реагировать на постоянно менявшуюся обстановку.

После очередной, осенней организации разведывательный отдел вошел в состав управления генерал-квартирмейстера пгга- ба Восточного фронта. Ему же в разведывательном отношении были подчинены штабы Иркутского, Омского и Приамурского военных округов[108].

Стремительное отступление колчаковских войск на восток привело к экстренному свертыванию разведывательной деятель­ности, распаду структур, прекращению связи с агентурными се­тями. Так, в декабре 1919 года перестали существовать Иркут­ский и Омский военные округа, ориентировочно в это же вре­мя — и Восточный фронт, 30 января 1920 года — Приамурский военный округ.

Какова была судьба русских военных агентур, находившихся в США, Японии и Китае, — неизвестно. Вероятнее всего, вновь образовавшимся на Дальнем Востоке правительствам было не до глубокой агентурной разведки. Угрозы со стороны продвигав­шихся на восток частей Народно-революционной Армии Даль­невосточной Республики требовали разведывательной информа­ции с театра военных действий и ближайшего тыла противника.

После разгрома колчаковских армий прежняя система раз­ведывательной службы была разрушена. Образовавшиеся в За­байкалье и на Дальнем Востоке вооруженные формирования уже не могли решать задачи военно-стратегического значения. Белогвардейские армии вели оборонительные бои локального значения, поэтому надобность в стратегической разведке отпа­дала. Спецслужбы, как об этом говорилось выше, находились в подчинении штабов, что предопределяло организацию разведки. Как свидетельствуют сводки сведений о противнике, сбор ин­формации велся в основном агентурным путем и силами войско­вой разведки.

Например, разведывательное отделение управления генерал- кваргирмейстера Гродековской группы к марту 1921 года име­ло 21 агентурный пункт: в полосе отчуждения КВЖД, в Благо­вещенске, Хабаровске, отдельные агенты посылались в Читу и Иркутск. В числе осведомителей были комиссары, служащие штабов и других советских учреждений. Однако из-за недостат­ка финансирования агентурная сеть сворачивалась. «Для получе­ния непрерывного ценного притока сведений необходимы деньги и только деньги, — говорится в рапорте начальника разведыва­тельного отделения. — Источники добровольные без денег вы­дыхаются почти сразу»[109].

На Севере России разведывательные подразделения бело­гвардейцев были немногочисленны и выполняли вспомога­тельную роль. Основной объем разведывательной информации по Советской России и Германии по большей части добывали спецслужбы Великобритании (МИ-1к, секция D военной развед­ки Департамента военно-морской разведки и отдел Министер­ства информации) и Соединенных Штатов (управление военно­морской разведки и отдел военной информации)[110].

Поскольку у истоков создания вооруженных сил Северной области стояли бывшие царские генералы и офицеры, придер­живавшиеся прежних традиций, автор полагает, что организация разведки базировалась на нормативно-правовой базе царского режима, но с учетом местных особенностей вооруженных фор­мирований. Разведку вели штаб командующего войсками Север­ной области, штабы фронтов, районов, воинских частей.

Войска Северной области вели лишь тактическую разведку. Сведения стратегического характера в высшие органы военного управления направлялись военным представительством из Па­рижа.

Не отличалась новшествами и организация разведки Северо­Западной армии. Она велась штабными структурами от штаба армии до полка включительно. Подтверждением тому является «Инструкция заведующего тайной разведкой 1-го стрелкового корпуса заведующим тайной разведкой в полках» от 12 июля

1919       года, которой определялась задача агентурной разведки. Так, корпусная разведка должна была заниматься сбором сведений «о всем происходящем» в тылу противника, а также принимать все меры к срыву планов неприятеля. В обязанности полковой разведки входило регулярное сообщение сведений о противнике оперативному отделению штаба корпуса и командованию полка. Кроме того, на нее возлагались задачи по ведению агитации и диверсионной деятельности, в том числе организации покуше­ний на видных большевистских деятелей.

Осуществление вышеуказанных задач возлагалось на агентов, которые подразделялись на три категории: резидентов, агентов- передатчиков, агентов для особых поручений. Обязанностью ре­зидентов являлся сбор сведений; агентов-передатчиков — под­держание связи заведующих разведкой с резидентами; агентов для особых поручений — агитация в частях противника и дивер­сии в прифронтовой полосе1.

Следует обратить внимание, что на Северо-Западе России сло­жились благоприятные для белогвардейской спецслужбы условия для проведения разведывательной и разведывательно-подрывной деятельности, благодаря тому, что в красном Петрограде, являв­шемся прифронтовым городом, находились антисоветские под­польные группы, в том числе и офицерские. Но данное обстоя­тельство не было в полной мере использовано разведкой.

Итак, характер Гражданской войны, центр тяжести ведения которой все больше склонялся в область политики и экономики, отразился и на задачах белогвардейской разведки. Спецслужба освещала не только военные вопросы, но и все аспекты полити­ческой, экономической и общественной жизни Советской России и зарубежных стран. Но ни в отделе Генштаба Военного управ­ления ВСЮР, ни в Главном штабе Военного министерства кол­чаковского правительства (затем — в штабе ВГК) не было сфор­мулировано понятие «стратегическая разведка». Несмотря на то что эта спецслужба выполняла задачи в интересах различных ор­ганов государственного управления, она продолжала оставаться структурным подразделением военного ведомства.

Следует отметить, что масштабы и специфика выполняе­мых разведывательными органами задач не отражались на их структуре и организации. Все так или иначе затронувшие их реорганизации проводились в рамках реформирования военно­управленческих структур. Обращает на себя внимание отсут­ствие в правительственных разведслужбах обрабатывающих подразделений. Как правило, анализом поступившей информа­ции занимались те же должностные лица, что и организовывав­шие ее добывание.

В армейских спецслужбах, главной задачей которых являлось вскрытие военных планов противника, выявление группировок его войск и направлений главных ударов, работа строилась несколько иначе. Сбор сведений в большей степени находился в компетен­ции низовых подразделений (штабов корпусов, дивизий, воинских частей), а оценка и классификация — штаба ВГК (главнокоман­дующего) и штабов армий. «Только они, — пишет А.А. Зайцов, — обладая надежным аппаратом и, главное, имея возможность об­работки материала, собранного на обширных участках фронта, способны к обобщениям и ценным выводам, вытекающим из раз­работки большого числа данных»1. Обобщенный материал пред­ставлялся потребителям в виде сводок: ежедневных, двухнедель­ных. Сводки представляли штабы полков, дивизий, корпусов, ар­мий, фронтов, Ставки. Чем выше штаб, тем издаваемая им сводка более обобщенная, с меньшей детализацией, и наоборот.

Задачи разведки определялись внешнеполитической и во­енной обстановкой. Разведка должна была выявить угрозы, ис­ходившие от Советской России и ряда зарубежных стран, и про­информировать о них военно-политическое руководство.

Сбор военных сведений оперативного и тактического харак­тера осуществлялся с помощью агентуры, путем изучения захва­ченных у противника документов, допроса пленных и перебеж­чиков, опроса местных жителей. Применялись войсковая, воз­душная и радиоразведка, прослушка телефонных линий. Ведение стратегической военно-политической и экономической разведки осуществлялось путем агентурного проникновения, изучения прессы, опроса прибывших из Советской России лиц. Как уже отмечалось выше, ни один из этих способов не являлся универ­сальным. И тем не менее ведению агентурной (тайной) разведки специалистами по праву придавалось большое значение.

Деятельность агентуры — одна из наиболее охраняемых го­сударственных тайн. Белые режимы не стали исключением. До­кументов, отражающих работу агентуры в Советской России и других странах, белогвардейские разведчики не оставили про­тивнику, тем самым лишив исследователей возможности глубоко изучить данную тему.

Сегодня абсолютно точно нельзя утверждать, по какому принципу строились агентурные сети в Советской России и в за­рубежных странах, сколько их было на территории противника, какие задачи конкретно им удалось выполнить и т.д. Но эти дета­ли, может быть, имеют значение при подготовке разведчика, но не для историка.

По мнению автора, социальное расслоение общества, возник­шее в результате двух революций и Гражданской войны, отнюдь не создало для антибольшевистских режимов и их спецслужб широкой социальной базы. В результате социальных потрясе­ний, постоянных угроз жизни людей произошла трансформация взглядов и переоценка ценностей даже среди образованной ча­сти общества, в том числе и офицерства.

Идеология Белого движения отнюдь не являлась объединяю­щей силой, собиравшей под свои знамена большие массы сто­ронников. Политический плюрализм, столь характерный для антибольшевистских партий, также не способствовал их консо­лидации. Место высоких идеалов в умах людей сменили поиски путей к выживанию в кровавой междоусобице. В сложившейся ситуации для организации широкой агентуры белогвардейской разведке нужны были надежные кадры и большие деньги. Ни тем ни другим спецслужбы Белого движения в достаточной сте­пени не располагали.

И.С. Шмель

Из книги «Спецслужбы белого движения 1918-1922. Разведка»

ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ

АГШ — Академия Генерального штаба ВА — военные агенты

ВАУ — Военно-административное управление

ввд — Всевеликое войско Донское

ВГК — Верховный главнокомандующий

ВКО — военно-контрольное отделение

ВКШ — Высшая Краснознаменная школа

ВНЦ — Всероссийский национальный центр

впо — военно-политический отдел

ВПП — военное представительство в Париже

ВПСО — Временное правительство Северной области

ВРО — военно-регистрационное отделение

ВРС — военно-регистрационная служба

ВСО — военно-статистическое отделение

ВСЮР — Вооруженные силы на Юге России

ВТО — военно-технический отдел

втц — военно-технический центр

ВУСО — Верховное управление Северной области

ВЧК — Всероссийская чрезвычайная комиссия

ГАРФ — Государственный архив Российской Федерации

ГАХК — Государственный архив Хабаровского края

Генквар — генерал-квартирмейстер

ГЖУ — Губернское жандармское управление

ГРУ — Главное разведывательное управление

ГУГШ — Главное управление Генерального штаба

ДА — Добровольческая армия

ДВР — Дальневосточная республика

ДП — Департамент полиции

ЖПУЖД — Жандармское полицейское управление железных дорог

ЗУНР — Западно-Украинская народная республика

ИВО — Иркутский военный округ

КВЖД — Китайско-Восточная железная дорога

ККК — Кавказский коммунистический комитет

КОМУЧ — комитет членов Учредительного собрания

КП(б)У — Коммунистическая партия (большевиков) Украины

КРБ — контрразведывательное бюро

КРО — контрразведывательное отделение

КРП — контрразведывательный пункт

КРС — контрразведывательная структура

КРЧ — контрразведывательная часть

МИД — Министерство иностранных дел

МСБ — межпартийное социалистическое бюро

Наркомвоен — Народный комиссариат по военным делам

НКВД — Народный комиссариат внутренних дел

НРА — Народно-революционная армия

ОВК — отделение военного контроля

ОВО — Омский военный округ

ОГПУ — Объединенное государственное политическое управление

ОКЖ — Отдельный корпус жандармов

ОКРВК — отделение контрразведки и военного контроля

ОО — особое отделение

ОПР — отделение прифронтовой разведки

ОРНГ — отделение разведки нейтральных государств

ОРСР — отделение разведки Советской России

ОСВАГ — осведомительно-агитационное агенство

Политцентр — Политический центр

ПриВО — Приамурский военный округ

ПСР — Партия социалистов-революционеров

Разведупр — разведывательное управление

РВСР — Революционный военный совет Республики

РГВА — Российский государственный военный архив

РГВИА — Российский государственный военно-исторический архив

РегО — регистрационное отделение

РККА — Рабоче-крестьянская Красная армия

РККФ — Рабоче-крестьянский Красный флот

РКП(б) — Российская коммунистическая партия (большевиков)

РОА — Русская освободительная армия

РОВС — Российский общевоинский союз

РУ — разведывательное управление

СВК — Союзный военный контроль

Сиббюро — Сибирское бюро

СНК — Совет народных комиссаров

ТВД — театр военных действий

Укрфронт — Украинский фронт

УНР — Украинская народная республика

XCMJI — Христианский союз молодых людей

ЦК КП(б)У — Центральный комитет Коммунистической партии (боль­шевиков) Украины

ЦК РКП(б) — Центральный комитет Российской коммунистической пар­тии (большевиков)

ЦКРО — центральное контрразведывательное отделение

ЦО — центральное отделение

ЦОВК — центральное отделение военного контроля

ЦОВКР — центральное отделение военной контрразведки

ЦРБ — центральное регистрационное бюро

ЦРУ — Центральное разведывательное управление

ЦФИГ — Центральная федерация иностранных групп

ЧК — Чрезвычайная комиссия

 



[1] Рябиков [П.Ф ] Указ. соч. Ч. 2. С. 1.

[2] Тухачевский М.Н. Избранные произведения. М., 1964. Т. 1. С. 34.

[3] Турло С.С., Залдат И.П. Указ. соч. С. 215.

[4]        ГАРФ. Ф. р-6396. On. 1. Д. 20. Л. 1—3 об.; РГВА. Ф. 40238. On. 1. Д. 21. Л. 1—1 об.

[5] Рябиков П.Ф. Указ. соч. // Антология истории спецслужб. С. 124.

[6] ГАРФ. Ф. р-6215. On. 1. Д. 29. Л. 7—18.

[7] Турло С.С., Залдат И.П. Указ. соч. // Антология истории спецслужб. С. 423—431.

[8] Батюшин Н.С. Указ. соч. С. 19—53.

[9]        Хлобустов О.М. Август 1991 г. Где был КГБ? М., 2011. С. 10.

[10]       Рябиков [Я.Ф.]. Указ. соч. Ч. 1, С. 65—66.

[11]      Цит. по: Цветков В.Ж. С.Н. Ряснянский — основоположник спец­служб Белого движения на юге России... С. 61; ГАРФ. Ф. р-5881. Оп. 2. Д. 605. Л. 10.

[12]       У красных она называлась фронтовой или зафронтовой разведкой.

[13]      Рябиков П.Ф. Указ. соч. // Антология истории спецслужб. С. 299.

[14]       РГВА. Ф. 39457. On. 1. Д. 135. Л. 7.

J РГВА. Ф. 39457. On. 1. Д. 135. Л. 4—4 об.

[16]      ГАРФ. ф. р-9431. Οπ. 1. Д. 176. Л. 1.

[17]       Никопенко А. Умные машины //Воздушно-десантные войска. Спец­наз, 1998, № 4—6 (9—11). URL: http://www.ancortru/newspaper_003.htm (дата обращения: 2S.0S. 2009); Голье в Ю.И., Ларин ДА., Тришин А.Е., Шанкин Г. П. Криптографическая деятельность во время Гражданской войны в России. URL: http://www.agentura.ru/prcss/about/jointprojects/inside-zi/civilwar. (дата обращения: 25.05.2009)

[18]      Бортневский В.Г. Белая разведка и контрразведка на Юге России во время Гражданской войны... С. 90.

[19]       РГВА. Ф. 40238. On. 1. Д. 1. Л. 51—55 об., 89—90 об.

[20]       Цветков В.Ж. Специфика формирования и деятельности надпартий­ных и межпартийных политических объединений и подпольных органи­заций Белого движения в конце 1918—1919 гг. URL: http://www.dkl 868. ru (дата обращения: 16.01.2013).

[21]      РГВА. Ф. 40238. On. 1. Д. 1. Л. 51—53.

[22]       Кручинин A.C. Белогвардейцы против оккупантов: из истории До­бровольческой армии (1918) // Русский сборник. Исследования по исто­рии России XIX—XX вв. М., 2004. Т. 1. С. 201.

[23]      Цветков В.Ж. Особенности антисоветской разведывательной рабо­ты подпольных военно-политических структур Белого движения 1917— 1918 гг. // Исторические чтения на Лубянке: 1997—2008. М., 2008. С. 43.

[24]      Цветков В.Ж. Особенности антисоветской разведывательной рабо­ты подпольных военно-политических структур Белого движения 1917— 1918гг. ...С.43.

[25]      РГВА. Ф. 40238. Οπ. 1. Д. 53. Л. 2.

’ ГАРФ. Ф. р-5936. Οπ. 1. Д. 32. Л. 1.

[27]      ГАРФ. Ф. р-5936. Οπ. 1. Д. 32. Л. 3.

[28]      ГАРФ. Ф. р-5936. On. 1. Д. 32. Л. 6.

[29] Военными агентами назывались в России офицеры, аккредито­ванные в иностранных государствах для наблюдения за состоянием их вооруженных сил и развитием военного дела. К началу Первой миро­вой войны 1914—1918 гг. Россия имела военных агентов в большинстве европейских государств: Австро-Венгрии, Бельгии (он же и в Нидер­ландах), Болгарии, Великобритании, Германии, Греции, Дании (он же в Швеции и Норвегии), Италии, Румынии, Сербии, Турции, Франции, Черногории и Швейцарии. Российские военные агенты имелись в США, Китае и Японии. После Октябрьской революции 1917 г. большинство во­енных агентов за границей отказались признать советскую власть, и их полномочия были аннулированы.

[30]       ГАРФ. Ф. р-5936. On 1. Д. 129. Л. 2.

[31]      ГАРФ. Ф. р-6396. On. 1. Д. 20. Л. 1—3 об.

[32]       ГАРФ. Ф. р-5936. On. 1. Д. 32. Л. 9; Д. 127. Л. 23.

[33]      ГАРФ. Ф. р-446. Оп. 2. Д. 116. Л. 2.

[34]       ГАРФ. Ф. р-5936. Οπ. 1. Д. 48. Л. 1.

5 ГАРФ. Ф. р-5936. Οπ. 1. Д. 127. Л. 22,89.

[36]      ГАРФ. Ф. р-5936. On. 1. Д. 48. Л. 1. 4.

[37]       Исповедников Д.Ю. Указ. соч. С. 51.

[38]       ГАРФ. Ф. р-5936. On. 1. Д. 32. Л. 13.

[39]       ГАРФ. Ф. р-5936. On. 1. Д. 129. Л. 6—7.

[40]       Зайцов Л.А. Указ. соч. С. 336.

[41]      ГАРФ. Ф. р-7002. On. 1. Д. 1. Л. 11 об.

[42]       ГАРФ. Ф. р-200. On. 1. Д. 346. Л. 69.

[43]       ГАРФ. Ф. р-5936. On. 1. Д. 129. Л. 3.

[44]      ГАРФ. Ф. р-5936. On. 1. Д. 32. Л. 12.

[45]       ГАРФ. Ф. р-7002. On. 1. Д. 1. Л. 13 об—14.

[46]      Цит. по: Хлобустов О.М. Указ. соч. С. 10—И.

[47]       ГАРФ. Ф. р-7002. On. 1. Д. 1. Л. 23—23 об.

[48]      Тюремная одиссея Василия Шульгина... С. 38.

[49]       ГАРФ. Ф. р-446. Оп. 2. Д. 20. Л. 20,23,59—59 об.

[50]       ГАРФ. Ф. р-446. Оп. 2. Д. 21. Л. 174.

[51]       Тюремная одиссея Василия Шульгина... С. 164.

s Russell J., Cohn R. Указ. соч. С. 7.

[52]      Цит. по: Тюремная одиссея Василия Шульгина... С. 38—39,145.

[53]       Russell J., Cohn R. Указ. соч. С. 7.

[54]      Russell J., Cohn R. Указ. соч. С. 7.

[55]       ГАРФ. Ф. р-446. Оп. 2. Д. 20. Л. 277—277 об.

[56]       Тюремная одиссея Василия Шульгина... С. 144—145.

[57]       Русская военная эмиграция... Т. 1. Кн. 1. С. 109.

Русская военная эмиграция... С. 110—111.

[59]      Русская военная эмиграция... С. 110—112.

[60]      Русская военная эмиграция... С. 109—113.

[61]      Русская военная эмиграция... С. 192—193.

[62]       Голдин В.И. Российская военная эмиграция и советские спецслужбы в 20-е годы XX века... С. 28.

[63]      ГАРФ. Ф. р-6396. On. 1. Д. 11. Л. 561—561 об.

[64]       Орлов В.Г. Указ. соч. С. 306—309.

[65]       Орлов В.Г. Указ. соч. С. 313.

[66]       РГВА. Ф. 39540. On. 1. Д. 71. Л. 267 г.—267 е.

[67]      Орлов В.Г. Указ. соч. С. 310.

[68]       Голдин В.И. Российская военная эмиграция и советские спецслужбы в 20-е годы XX века... С. 29.

[69]       Русская военная эмиграция... С. 47.

[70]      РГВА. Ф. 39617. On. 1. Д. 240. Л. 1—1 об.

[71]       РГВА. Ф. 39617. On. 1. Д. 176. Л. 11.

} РГВА. Ф. 39617. Оп.1. Д. 176. Л. 34.

[73]      РГВА. Ф. 39617. On. 1. Д. 176. Л. 129.

[74]      РГВА. Ф. 40218. On. 1. Д. 1 а. Л. 32 об.

[75]      РГВА. Ф. 39499. On. 1. Д. 17. Л. 35 об—36.

[76] ГАРФ. Ф. р-5793. On. 1. Д. 1 г. Л. 232—250 об.

[77]      Рябиков [П.Ф.]. Указ. соч. Ч. 2. С. 9.

[78]      Рябиков [П.Ф.\ Указ. соч. // Антология истории спецслужб. С. 224— 225.

[79]      ГАРФ. Ф. р-5793. On. 1. Д. 1 г. Л. 341—243.

Волков Е.В. Указ. соч. С. 140—141.

[81]       Волков Е.В. Указ. соч. С. 57.

[82]      Варламова JI.H. Аппарат военного управления Всероссийского вре­менного правительства А.В. Колчака. 1919 г... С. 17; РГВА. Ф. 39466. Д. 10. Л. 90,131—134 об., 139.

[83]       РГВА. Ф. 39504. On. 1. Д. 25. Л. 41—41 об.

[84]       РГВА. Ф. 39504. On. 1. Д. 32. Л. 2; РГВИА Ф. 1558. Оп. 4. Д. 41. Л. 1.

[85]       РГВИА. Ф. 1558. Оп. 4. Д. 41. Л. 52—52 об.

[86]       РГВИА. Ф. 1558. Оп. 4. Д. 41. Л. 51.

[87]      РГВА. Ф. 39507. On. 1. Д. 31. Л. 95 об.—96 об.

[88]       РГВИА. Ф. 1558. Оп. 4. Д. 40. Л. 105.

31 Исповедников Д.Ю. Указ. соч. С. 50.

[90]      РГВА. Ф. 39504. On. 1. Д. 32. Л. 2.

г ГАРФ. Ф. р-6219. On. 1. Д. 11. Л. 1 в.

[92]       РГВА. Ф. 39515. On. 1. Д. 125. Л. 60.

[93]       РГВА. Ф. 39507. On. 1. Д. 37. Л. 11—11 об.

[94]      РГВА. Ф. 39507. On. 1. Д. 56. Л. 11 об.

[95]       Исповедников Д.Ю. Указ. соч. С. 52.

[96]       РГВА. Ф. 39515. On. 1. Д. 125. Л. 215—215 об.

[97]       РГВА. Ф. 39499. On. 1. Д. 17. Л. 534.

[98]      ГАРФ. Ф. р-5793. On. 1. Д. 1 г. Л. И об., 14.

[99]       ГАРФ. Ф. р-5793. On. 1. Д. 1 г. Л. 11.

[100]     Звонарев К.К Указ. соч. С. 254—269; Очерки истории российской внешней разведки: В 6 т. 1917—1933 годы. М., 1996. Т. 1. С. 223—224.

[101]     Зданович A.A. Организация и становление спецслужб российского флота // Исторические чтения на Лубянке. 1997 год: Российские спец­службы: история и современность. М.; Великий Новгород, 1999. С. 16.

[102]     Кронштадтская трагедия 1921 года: Документы. М., 1999. Кн. 2.

С. 488.

[103]     ГАРФ. Ф. р-5903. On. 1. Д. 424. Л. 77.

[104]     ГАРФ. Ф. р-5903. On. 1. Д. 424. Л. 94.

[105]     ГАРФ. Ф. р-5903. On. 1. Д. 424. Л. 60—61.

[106]     ГАРФ. Ф. р-5903. On. 1. Д. 424. Л. 18.

[107]     Шишкин В.И. Указ. соч. С. 70, 71.

[108]     РГВА. Ф. 39499. On. 1. Д. 13. Л. 137, 146; Д. 25. Л. 195 в.—195 г.

[109]     РГВА. Ф. 39730. On. 1. Д. 2. Л. 43-^4.

[110]     Ильин В.Н. Указ. соч. С. 6—7.

Читайте также: