Показать все теги
Северный Кавказ является регионом интенсивного массового перемещения и тесных контактов народов с глубокой древности. После развала Золотой Орды до XVIII в. этническая картина часто менялась в зависимости от междоусобиц обособившихся мелких княжеств. На Центральном и Северо-Западном Кавказе России были известны, в основном, адыгские и ногайские народы как данники Крымского ханства, с которым её связывали многовековые военно-политические отношения. В середине XVI в. через ногайских мурз вышли на прямой контакт с Иваном Грозным кабардинские князья, но только во II половине XVIII в. они попали в зону непосредственного влияния России, когда русско-татарское соперничество подошло к своему завершению. Могущество Османской империи клонилось к закату, и её вассалы – крымские ханы Гиреи – не могли остановить натиск российской экспансии на юг.
По Белградскому договору 1739 г. Россия могла иметь торговые суда только в Азовском море, но её геополитические интересы простирались до Стамбула – древнего Константинополя, поэтому «всё важнее и необходимее становился выход к Чёрному морю»1. Это «внутреннее море» Османской империи с севера и северо-востока окружало Крымское ханство, присоединить которое к России предстояло Екатерине II. В 1762 г. правительство представило ей план по покорению Крыма, отмечая, что «полуостров Крым настолько важен, что действительно может почитаться ключом Российских и Турецких владений», завладев которым можно держать «под страхом ближние восточные и южные страны»2. Для осуществления этих целей сначала Екатерина II стала добиваться независимости Крымского ханства от Османской империи3 .
На Кавказе до русско-турецкой войны 1768-1774 гг. граница между российскими и крымскими владениями условно пролегала от земель Войска Донского по р. Калаусу до Маджар на р. Куме, где была устроена пограничная застава, и далее шла к крепости Кизляр в низовьях Терека, единственному укреплённому опорному пункту российских сил на Кавказе. Охраняемой государственной границы как таковой не было, так как с обеих сторон единственным населением являлись воинственные кочевые народы, с переменным успехом вытеснявшие друг друга с обширных предкавказских степей. На российской стороне от Волги до Еи простирались кочевья калмыков4. Кроме них, российскими подданными считались прикаспийские кумыки и караногайцы. Между Кизляром и Крымским ханством срединное положение в предгорьях занимала Большая Кабарда, входившая в состав ханства до 1739 г.
Владения крымского хана составляли: 1) Бессарабия или Буджак, где кочевала Буджакскоя орда; 2) пространство между рр. Днестром, Борисфеном, Бугом и границами Польши, где находилась Едисанская орда ногайцев; 3) равнины между Борисфеном, Доном и границами России; 4) полуостров Крым; 5) «Вся Черкесия от Еникольского пролива или Босфора Киммерийского до Кабарды, где расположена орда Кубанских ногайцев»5. Под «Черкесией» именовались северокавказские владения Гиреев, охраняемые кочующими ногайцами. Это был один из значительных бийликов (княжеств) Крымского ханства, в качестве вассалов обязанных выставлять войско хану6.
Ногайский этнос к XVIII веку распался на три группы: прикаспийскую (Караногай), Кубанскую и Большую Ногайскую орды7. Основная масса Большой Ногайской орды кочевала от степей Предкавказья и Северного Причерноморья до р. Прут, разделившись на Едисанскую, Джембойлукскую, Едишкульскую и Буджакскую (Белгородскую или Аккерманскую) орды. Различные группы Малой орды (Казыева улуса) на Северном Кавказе получили общее название Кубанской орды8. С обширных просторов Предкавказья их постепенно вытеснили калмыки, составившие основу российского воинства в этом регионе. О крымских подданных французский консул в Бахчисарае М. Пейсонель писал: «Ногайцы народ кочевой; они не имеют ни городов, ни сёл и живут в войлочных кибитках, которые перевозят в кибитках»9.
В конце XVIII в. крымские ханы поселили между кубанскими ногайцами абазин-алтыкесеков, абазин-башильбаевцев и бесленеевских адыгов, так как нуждались в оседлом населении по маршруту известного торгового и военно-стратегического пути из Крыма в Дагестан и Персию. Эта аробная (колесная) дорога, протянувшаяся от Анапы и далее по плоскостным участкам северных склонов Кавказского хребта в Кабарду, сохраняла своё значение до начала XIX в.10. В Крымское ханство входили также западноадыгские народы, обитавшие на Нижней Кубани и за р. Лабой до Чёрного моря11. М. Пейсонель отмечал: «Черкесы живут почти так же, как ногайцы; у них нет ни городов, ни постоянных жилищ; они кочуют с места на место, не выходя, однако, из границ владений своего племени»12.
Российским форпостом на Кавказе, административным и торгово-экономическим центром «русской столицей на Кавказе» являлась крепость Кизляр в низовьях Терека13. Через кизлярского коменданта, подчинённого астраханскому губернатору, осуществлялись связи с Кабардой, приобретение которой имело важнейшее стратегическое значение для России. Посланник в Стамбуле настойчиво повторял Елизавете I: «Кабарды уступать нельзя, и этим отворить двери татарам в Дагестан»14.
Часть кабардинских князей, связанных родственными узами с калмыцким ханом Дондук-Омбо, приняла участие в русско-турецкой войне 1736-1739 гг. на стороне России и 3 мая 1736 г. помогла калмыкам «разбить 10-тысячный отряд кубанских татар Салтан-Улу»15. После этого солтанаульцы, некогда бежавшие с российских пределов в Крымское ханство, были приняты, как писала Екатерина II, «по-прежнему в здешнее подданство и переведены кочевать на прежние их места между рек Терка (Терек – З.К.) и Кумы»16.
Кабардинцы с успехом использовали российское покровительство для борьбы за независимость от Крыма, а также в междоусобных конфликтах. Шора Ногмов, первый исследователь адыгской истории, с болью писал: «Сами князья были причиной бедствий своей родины; спор за владения никогда не прекращался. Не находя достаточно сил в земле своей, они призывали чуждые племена и под предлогом, что отыскивают законное достояние, предавали свою землю на разграбление иноплеменникам»17. Ещё большие бедствия для народа представлял непостоянный характер локализации аулов, которые кабардинские князья с лёгкостью перемещали на территорию того сюзерена, под покровительство которого переходили сами.
По договору между Российской и Османской империями, благодаря дипломатическим усилиям России, в 1739 г. Кабарда стала «вольной» и формально независимой от Крымского ханства18. Однако в этом трактате утвердили возможность для военного присутствия в Кабарде внешних сил: «Если кабардинцы подадут повод к неудовольствию которой-нибудь из договаривающейся сторон, то каждой из них свободно их наказывать»19. Кабарда представляла удобный плацдарм для экспансивных целей, и Екатерина II использовала исторический опыт русско-кабардинских взаимоотношений, напоминая кабардинским князьям, что они «из самой древности, а, по крайней мере, от времён царя Ивана Васильевича, сами себя почитали без всякого сомнения подданными российскому престолу»20.
«Кабардинским» вопросом занималась лично Екатерина II, активно привлекая на свою сторону кабардинских князей, делая различные уступки и щедро подкупая их. Особое значение для них имело содействие России в переселении к ним абазин-алтыкесеков с пределов Крымского ханства, и во время последней русско-турецкой войны с помощью калмыков князья Бамат Коргокин (Магомет Коргокович Атажукин) и Арсланбек Кайтукин вернули беглых абазин в Кабарду, «на старые их пепелища»21. Российские власти ссылались на утверждение кабардинских владельцев, что абазины – их подвластные, а крымскому хану платили дань только потому, что иногда «кочуют в крымской стороне». Это была тактическая победа российской дипломатии, так как дань с абазин укрепляла кабардинцев и превращала их в верных вассалов России.
В кабардинских междоусобицах российские власти поддержали не главного князя Большой Кабарды Кайтукина, слишком тесно связанного с Крымским ханством, а баксанского князя Магомета Атажукина. Чтобы утвердить свою власть над абазинами и всей Большой Кабардой Атажукин настраивал российские власти против Кайтукина, обвиняя его в разорении кабардинцев. Кайтукин, опасаясь клана Атажукиных и российских войск, хотел перевести абазин за Кубань и поселиться в горах, однако те отказались, и, выйдя из Кабарды, «житьём удержались по здешнюю сторону Кубани в вершинах реки Кумы»22.
Понятие «Кубань» в то время было весьма расплывчатым и означало «крымские владения», поэтому, как только Кайтукин увёл абазин «на Кубань», а точнее в степи между Верхней Кумой и правым притоком Кубани р. Невинкой, с них потребовал дань кубанский сераскир, наместник крымского хана в Кубанской орде, имевший местопребывание в г. Копыле в низовьях Кубани. Кайтукин жаловался кизлярскому коменданту в сентябре 1745 г., что сераскир требует ясак (дань) с абазин, несмотря на то, что те объявили себя «подданными российскими, а ведомства владельца Асланбека Кайтукина»23. Тем не менее, сераскир отогнал у них лошадей, т.е. взял дань, а кизлярские власти не стали осложнять русско-крымские отношения в мирное время, признавая право крымского хана.
Российские власти ещё не посягали на район Пятигорья и не соотносили его с Кабардой. Специально направленный в 1744 г. в Кабарду геодезист Степан Чичагов не нашёл в Пятигорье ни одного населённого кабардинцами пункта, что и отражено в составленной им карте24. Поэтому кабардинцы уводили абазин за р. Малку, на свои земли. В 1748 г. османские власти обратились к российскому правительству с претензиями, что кабардинцы насильно уводят к себе абазин «внезапными на Кубань подбегами» и причиняют вред турецким подданным25. Российские дипломаты в Стамбуле настаивали, что абазины подвластны кабардинским князьям, и только потому, что обитали «в близком соседстве с подданными турецкими, то некоторым образом находились и под властью у сераскиров кубанских и иногда в войсках их служили»26.
В Кабарде владельцы утверждали, что абазинский народ издревле «послушен» им, и хану крымскому никакого до них дела нет. «К тому ж, – писали кабардинцы, – они с нами однозаконцы и разговор имеют такой же, как и мы»27. Отметим, что одной веры (мусульманской) и одного языка (татарского) было только высшее сословие кабардинцев и абазин. Впрочем, примечательно другое: кабардинские князья отрицали факт подданства абазин Крыму, объясняя, что те давали кубанскому сераскиру по три-четыре лошади только за то, «что они на их земле кочуют» и то с позволения кабардинских владельцев. А когда возвращались в Кабарду, то «уже в кубанскую сторону ничего не давали», а кабардинцы брали у них скот «для пропитания своего»28. Похоже, что в Османской империи с этим согласились.
Российская дипломатия отстояла в Стамбуле «право кабардинцев», дав им понять, что «они и впредь в таких случаях на милость монархов российских надеяться могут»29. Российские власти пытались расселить в Кабарде также и бесленеевцев, но крымский хан Арслан-Гирей в 1755 г. вернул их за Кубань. Вопрос же об абазинах российское правительство решило «через голову» крымского хана, непосредственно с правительством Османской империи, не имевшим чёткого представления об этнических, территориальных, даннических и др. отношениях между северокавказскими народами, за всеми которыми сохранялся собирательный этноним золотоордынского периода – «черкесы». Екатерина II, понимая, что в Стамбуле не будут вникать во все тонкости её политики, писала, что турецкий султан «в тамошние дела мало тогда интересовался и оставлял в том ханам крымским поступать по их воле»30.
Кабардинские владельцы, получив независимость от Крыма и опираясь на могущество Российской империи, «обратили оружие против соседей, попеременно порабощая слабейших и отъемля у них независимость, за которую сами боролись столь долгое время против татар»31. Российское правительство, избегая осложнений в международных отношениях, официально не объявляло о присоединении к своим владениям Кабарды, хотя и оказывало ей покровительство. Кабардинские князья, имея за собой военную силу империи, стали «явными притеснителями соседственных горцев». Поэтому, как писал П. Зубов, «горцы сии с радостью видели, что Кабарда, разделённая на партии, приближалась к своему падению»32.
Российские власти всеми мерами предотвращали падение Кабарды, раздираемой борьбой не только между князьями Большой Кабарды (по левобережью Терека) и Малой Кабарды (по правобережью Терека), но и конфликтами владетельных князей Большой Кабарды Атажукиных и Кайтукиных. В 1761 г. астраханский губернатор Неронов направил в Кабарду войско из двух тысяч калмыков, одной тысячи казаков и регулярной команды с пушками для разделения враждующих кабардинских партий. Он приказал Атажукину жить на Баксане, а кашкатавским владельцам в Кашкатаве, для перемещения в другие места кабардинцы должны были обращаться к российским властям и просить указать им место «для поселения»33.
Для усиления военного присутствия и контроля над кабардинцами в 1763 г. российские власти возвели на Тереке крепость Моздок, показав, что «Россия намерена стать твёрдой ногой на Кавказе»34. Недовольные таким близким соседством, кабардинские владельцы склонились на сторону Крыма. Накануне русско-турецкой войны 1768-1774 гг. российское влияние в Большой Кабарде ослабло и сменилось крымско-турецким, «которое мало-помалу и поставило верных сторонников Московских царей в явно враждебные к нам отношения», – как отмечал военный историк В.А. Потто35. Свою роль в этом играла и активизация антироссийской пропаганды Крыма и Турции, не оставшихся равнодушными к изменению статуса Кабарды.
Турецкий офицер Осман-бей писал: «Кавказский хребет – естественный предел азиатской Турции. Эта истина была достаточно понята государственными людьми Турции ещё в 1750 г., когда Россия обнаружила всё более и яснее свои политические стремления. …Но, когда Турция была в полной силе, она забавлялась прогулками в Вену и Милан; между тем как о Кавказе стала думать в период времени полного истощения и раздробления государства, не имевшего уже возможности что-либо предпринять»36.
Политика слабеющей Османской империи на Северном Кавказе была неэффективной, даже такой принципиальный вопрос, как массовое обращение горцев в ислам, стал решаться только после того, как российская угроза стала очевидной. Адыго-абазинское простонародье являлось выгодным товаром на невольнических рынках, и турки не обращали его в ислам, так как по Корану мусульманин не имеет права покупать или продавать мусульманина. Только когда Россия вплотную приблизила свои рубежи к Крымскому ханству, Османская империя попыталась укрепить свои позиции, в том числе и привлечением на свою сторону знати, давно исповедовавшей ислам.
В свою очередь Екатерина II успешно создавала пророссийскую партию среди князей Большой Кабарды, поселив их в разных местах: одних при рр. Кашкатаве, Шелухе и Нальчике, других – при рр. Малке, Баксане и Чегеме37. Так кабардинцы заняли равнинные места, закрыв выходы для горских народов из горных ущелий в верхнем течении этих рек. Российское правительство целенаправленно проводило политику усиления верных кабардинских князей в отношении соседних народов, которым пастбища на равнине были жизненно необходимы для содержания многочисленных стад. Если раньше данная проблема решалась платой за пользование пастбищами и охрану скота, то теперь это положение стало использоваться в военно-политических целях России: привести горские народы в российское подданство под видом «данников» кабардинских князей. Хотя ещё недавно российские власти и кабардинские князья не признавали «дань» абазин за использование прикубанских земель свидетельством их подвластности Крыму.
Горские народы бассейнов Верхней Кубани и Терека были независимыми не только от Кабарды, но и от Крымского ханства. Когда новые российские подданные: кабардинские владельцы Магомет Атажукин, Адильгирей Гиляксанов и кумыкский владелец Алиш Хамзин давали сведения в российское правительство, то указывали, что карачаево-балкарцы и осетины «ни под чьею протекциею не состоят»38.
О взаимоотношениях с карачаево-балкарцами в бассейне левых притоков Терека свидетельствует незатейливый рассказ кабардинского князя, поступивший в 1743 г. в Коллегию иностранных дел: «Горские народы ни у которого государя не в подданстве и никому ими действительно овладеть невозможно, за тем, что живут в крепких и непроходимых местах. И когда Большой Кабарды владельцам случается над ближними им народами чинить поиски, и тогда ходят на них партиями от 50 до 200 человек, и напредь тайным образом осмотря, захватят тесные проходы, и для охранения… оставляют… несколько человек… пеших с ружьем и, таким образом, учиня поиск возвращаются с добычею, … напротиву того и с тех горских народов по нескольку человек, ночным временем приходят и зажигают их, кабардинские деревни, от чего им и немалые разорения приключаются»39. Отметим, что о карачаевцах Верхней Кубани российские власти почти не имели сведений, хотя в одном из документов 1743 г. отмечено: «Харачай живёт в Кубанских вершинах и имеет татарский язык»40.
Однако российскому правительству было выгодно, чтобы недосягаемые на тот момент горские народы оказались бы подвластными пророссийской Кабарде, что и определяло во многом «описания» Северного Кавказа, составленные исследователями или офицерами, старавшимися не выйти за рамки политической концепции Екатерины II. Так появлялись расплывчатые, а иногда и просто натянутые объяснения причин «возвышения» кабардинцев над соседями, как, например, это: «Владельцы Большой Кабарды издревле присваивают себе некоторые преимущества над Малой Кабардою, которая по малосилию своему нередко претерпевает от них притеснения; таковым же притязаниям подвержены и прочие их соседи, как-то: ингуши, осетины, дугорцы, балкарцы, абазинцы, бесленеевцы… В самом деле, нельзя отрицать сего первенства, кабардинским чванством увеличенного. Не говоря о храбрости, которая может быть оспариваемая и другими народами, кабардинцы отличаются особенным возвышением духа и людкостью в обращении между всеми горцами»41. Бесспорно, кабардинские князья являлись стратегическими партнёрами России, и, усиливая их, империя создавала плацдарм для завоевания Кавказа. В выборе же союзника Екатерина II руководствовалась не «возвышением духа и людкостью» кабардинских князей, а их потребностью в российском покровительстве для борьбы за собственную независимость.
Выход России к границам Кабарды сразу же поставил российские силы во много более выгодное положение по сравнению с Крымским ханством, а тем более с Османской империей. Такое приближение стало возможным благодаря противопоставлению Большой и Малой Кабарды: «Древняя вражда и доныне существующая между князьями Большой и Малой Кабарды, послужившая к разорению сей последней, послужила оную совершенно предаться России»42. В 1759 г. владетельный князь Малой Кабарды Коргока Канчокин принял российское подданство и перешёл на левый берег Терека под российскую защиту. Следуя статье договора 1739 г. между Османской и Российской империями о невозвращении переселенцев, переходящих в религию принимающей стороны, Канчокин принял христианство, а на предоставленной ему земле был построен Моздок.
В «Краткой записке о племени Адыге и иноплеменных его князьях дома Араб-хана», составленной в 1858 г. священником Кавказской армии Никитою Богомоловым к родословной князей Бековичей-Черкасских, потомков Канчокина, написано: «Первым шагом к разрыву между русскими и кабардинцами Малой Кабарды (Тюмена), где владели потомки Темрюка, от внука его Шогенока, была постройка крепости Моздок, преграждавшей путь малокабардинцам к своеволиям и беспорядкам. Вследствие чего в 1769 г. было общее восстание, которое усмирено частью регулярных войск с калмыками, а в 1771 г. против них уже была предпринята экспедиция и они покорены силою оружия»43.
Выгода расположения Моздока использовалась российскими властями для распространения влияния в Большой Кабарде, для чего в русскую крепость заманивались на жительство представители местных народов: кабардинцы, осетины, ингуши. Они увеличивали число защитников пограничных мест и были разведчиками «противных кабардинских замыслов»44. Россия так упрочила свои позиции в Кабарде, что создавалось даже впечатление не «вольности» Кабарды, а её подвластности России. М. Пейсонель, живший в Крыму до начала войны 1768-1774 гг., писал: «Притеснения, которым подвергались в разные времена от крымских ханов кабардинцы, принудили их сделаться сперва независимыми, а потом отдаться под покровительство России»45.
Хотя официально кабардинцы не были ещё в составе России, но по указу Екатерины II «были освобождены от взимания пошлин с ввозимых товаров»46, что поставило их в более выгодное положение по сравнению с горцами, также заинтересованными в свободном товарообмене. Так, кабардинцы не давали «посещать балкарцам для торговли Российские границы для сношения с другими горцами»47. Осетины и дигорцы стали обращаться с просьбами о переселении в Моздок, но Екатерина II во избежание дипломатических осложнений разрешила им переходить на российскую сторону только «неприметным образом»48.
Строительство крепости вызвало большой резонанс в Крымском ханстве и Османской империи: «Порта делала тайные подсылки к осмотру заводимых при Моздоке укреплений. Она, как и крымский хан, старалась делу сему препятствовать, и ведена была о том чрез министров переписка с утверждением с российской стороны неоспоримого на сие место права»49. Строительство русской крепости в центре Кавказа вкупе с общим усилением Российской империи у границ Крымского ханства стало причиной войны, начавшейся в 1768 г. С этого периода в массовых переселениях народов, имевших определяющее значение для формирования этнических границ на Северо-Западном и Центральном Кавказе, главным стал фактор российского присутствия в регионе.
Зарема Кипкеева
Из книги «Северный Кавказ в Российской империи: народы, миграции, территории»
Примечания
- Якобсон А.Л. Средневековый Крым. М., 1964. С. 140.
- Возгрин В.Е. Исторические судьбы крымских татар. М., 1992. С. 258
- Дружинина Е. И. Кючук-Кайнарджийский мир 1774 г. М., 1955. С. 67
- Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722-го по 1803 год. Извлечения. Нальчик, 2001. С. 60
- Пейсонель М. Исследование торговли на черкесско-абхазском берегу Чёрного моря в 1750-1762 годах. Майкоп, 1990. С. 4.
- Якобсон А.Л. Указ. соч. С. 131.
- Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII – начале XХ века. М, 1974. С. 131.
- Ялбулганов А. А. Очерки военной истории ногайцев. Научно-популярный очерк. Москва, 1998. С. 74.
- Пейсонель М. Указ. соч. С. 16.
- Приймак Ю.В. К хронологии Османского присутствия в Северо-Восточном Причерноморье (конец XV – первая треть XIX вв.). Армавир, 1997. С. 21.
- Земля адыгов / Под ред. А.Х. Шеуджена. Майкоп, 1996. С. 73.
- Пейсонель М. Указ. соч. С. 20.
- АКАК. Т. I. Тифлис, 1866. С. 10.
- Гугов Р.Х. Кабарда и Балкария в XVIII веке и их взаимоотношения с Россией. Нальчик, 1999. С. 457.
- История народов Северного Кавказа с древнейших времён до конца XVIII в. М: Наука, 1988. С. 430.
- Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. Т. XXII (1784-1788) СПб, 1830. С. 685.
- Ногмов Ш. Б. История Адыгейского народа. Нальчик, 1958. С. 134-135.
- Черкесы и другие народы Северо-Западного Кавказа в период правления императрицы Екатерины II. 1763-1774. Сборник документов. Т. 1. Нальчик, 1996. С. 8.
- Бутков П.Г. Указ. соч. С. 58.
- Там же. С. 165.
- Кабардино-русские отношения в XVI–XVIII вв.: В 2 т. Т. 2: Сборник документов. М., 1957. С. 95-97.
- Там же. С. 155.
- Гугов Р.Х. Указ. соч. С. 473.
- Волкова Н.Г. Указ. соч. С. 49.
- Кабардино-русские отношения. С. 138.
- Бутков П.Г. Указ. соч. С. 68.
- Кабардино-русские отношения. С. 164.
- Бутков П.Г. Указ. соч. С. 68.
- Черкесы и другие народы Северо-Западного Кавказа. Т.1. С. 28.
- Броневский Семён. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. Нальчик, 1999. С. 154.
- Зубов Платон. Картина Кавказского края, принадлежащего России, и сопредельных оному земель // Русские авторы XIX века о народах Центрального и Северо-Западного Кавказа. Т. 2. Нальчик, 2001. С. 38.
- Кабардино-русские отношения. С. 225.
- Там же. С. 212-213.
- Зубов П. Указ. соч. С. 38.
- Потто В.А. Два века терского казачества (1577-1801). Ставрополь, 1991. С. 202.
- Осман-бей. Воспоминания 1855 года. События в Грузии и на Кавказе // КС. Т.2. Тифлис, 1877. С.165.
- Бутков П.Г. Указ. соч. С. 66-67.
- Русско-осетинские отношения в XVIII веке: Сборник документов. Т. 1. Орджоникидзе, 1976. С. 38.
- Материалы по описанию истории Осетии: Сборник документов. Т. 1. Орджоникидзе, 1933. С. 32-33.
- Волкова Н.Г. Указ. соч. С. 96.
- Броневский С. Указ. соч. С. 158.
- Там же. С. 165.
- Линден В. Высшие классы коренного населения Кавказского края и правительственные мероприятия по определению их сословных прав: Исторический очерк. – Тифлис, 1917. С.22.
- Бутков П.Г. Указ. соч. С.158.
- Пейсонель М. Указ. соч. С. 19.
- Гугов Р.Х. Указ. соч. С. 628.
- Волкова Н.Г. Указ. соч. С. 105.
- Черкесы и другие народы Северо-Западного Кавказа. Т.1. С.145.
- Бутков П.Г. Указ. соч. С. 159.
