Показать все теги
Победа в войне 1492-1493 гг. была первым шагом в освобождении русских земель от литовского владычества. Однако договор 5 февраля 1494 г. был скорее перемирием, чем миром. Коренные вопросы отношений с Литвой остались нерешенными. Не удалось обеспечить твердых гарантий соблюдения великим князем Александром Литовским основных условий мира — сохранения незыблемости православной веры на русских землях под властью Литвы. Это сделало новую войну неизбежной.
Описание событий Второй Литовской войны содержится в ряде исследований.
К. В. Базилевич приводит краткий обзор кампании 1500 г., уделяя особое внимание стратегическому плану Ивана III и его переговорам с Менгли-Гиреем[1].
С. М. Каштанов приводит подробное описание сражения на Ведроше, вслед за Я. С. Лурье, однако, связывает это сражение с малодостоверным, как нам представляется, известием «Краткого летописца» (отрывка Погодинской летописи) о «бегстве» великого князя Василия[2].
А. А. Зимин посвятил кампании 1500 г. несколько страниц своего исследования, проявив зависимость от построений С. М. Каштанова[3].
В военно-исторической литературе кампания 1500 г. рассматривается в исследованиях Е. А. Разина и В. А. Волкова. Е. А. Разин посвятил этой кампании две страницы своего труда, дав краткое описание боя на Ведроше[4]. В. А. Волков привел краткий обзор хода кампании и, в частности, сражения на Ведроше[5].
В 1998 г. в киевском историческом журнале вышла статья О. О. Казакова «Битва на реке Ведроши 14 июля 1500 г.»[6]. Автор проявил знание литературы и источников и дал описание битвы, в общем сходное со своими предшественниками. Работа
О. О. Казакова—положительный пример интереса наших теперь зарубежных братьев к прошлому нашего Отечества.
Задача статьи — проследить основные моменты кампании 1500 г. и ее центрального момента — битвы на Ведроше в контексте походов русских войск при Иване III.
Основными источниками по истории кампании 1500 г. являются русские летописи и разрядные книги. Официальные летописи рисуют общую картину событий, значительную самостоятельность представляют известия Ермолинской, Псковской и Устюжской летописей. Разрядные книги содержат перечень воевод по полкам и краткие данные о ходе кампании. Анонимная белорусская хроника (так называемая Хроника Быховца) описывает действия литовского командования. Важным источником являются «Записки о Московии» барона Герберштейна, основанные на недошедших до нас устных и письменных сообщениях. В целом корпус источников хотя и не богат, но все же позволяет представить относительно целостную картину событий и их характерные черты.
Театр войны простирался от западных отрогов Валдайской возвышенности (верховья Днепра и Западной Двины) на юг и восток и охватывал бассейн левых притоков Днепра и левых притоков Оки вплоть до Дикого Поля — безлюдной степи, сферы действия разбойничьих крымских и ордынских отрядов. Большая часть театра военных действий представляла собой слабо всхолмленную равнину, покрытую густыми лесами и прорезанную реками и немногочисленными грунтовыми дорогами. За исключением Западной Двины и Днепра и их наиболее крупных притоков, реки не представляли серьезных преград для войск, но лесистая местность в известной мере стесняла действия конных масс. На театре войны находилось значительное количество небольших городов-крепостей, особенно в южной его части. Эти города были столицами удельных княжеств, тянувших к Литве. Наиболее крупной крепостью был Смоленск, прикрывавший путь на Витебск — Полоцк и на Оршу — Минск — Вильно. С другой стороны, район Смоленска мог быть использован литовской стороной для наступления в направлениях Вязьма — Можайск, Малоярославец и Великие Луки, Ржев.
Общая протяженность театра войны с севера на юг составляла около 900 км. Смоленский плацдарм (верхнее течение Днепра) разделял театр войны на северную и южную половины. В политическом отношении южная половина имела наибольшее значение — именно здесь были расположены русские княжества, оказавшиеся в
XIII — первой половине XV в. под властью Литвы.
Непосредственным поводом ко Второй Литовской войне стал переход на службу великому князю Ивану III пограничных князей Василия Шемячича и Семена Можайского. В апреле 1500 г. они били челом, что «на них пришла великая нужа о греческом законе, и государь бы их пожаловал взял бы к себе и с вотчинами». «Князь великий Иван Васильевич всея Руси тоя для нужи князя Семена и князя Василя принял в службу и с вотчинами».
Фактически это означало начало войны с Литвой. С разметною грамотою к Александру Литовскому был послан недавний его подданный — вязмитин Афанасий Ше- енок, а к перешедшим на русскую службу князьям великий князь «послал воеводу боярина своего Якова Захарьича и иных своих воевод со многими людьми»[7].
Согласно Разрядной книге
Лета 7008-го князь великий Иван Васильевич всея Руси послал воевать литовские земли князя Федора да князя Ивана Борисовичев Волоцких, а с ними велел сниматься во Вселуке намеснику ноугородцкому Андрею Федоровичу Челяднину. А наместникам луцким Губке Янову да Стерлягу Вельяминову, да пуповскому намеснику Олексею За- болотцкому велел с ними же сниматися. А как сойдутца, ино им быти по полком:
В Большом полку — Губке Янову В Передовом полку — Стерляге Вельяминову В Правой руке — Борису Колычову В Левой руке — Федору Плещееву В Сторожевом — Алексею Заболотскому.
А князю Федору и князю Ивану Борисовичем Волоцким дал князь великий свой наказ: нечто будет каково дело, и им быть по полком:
В Большом полку князю Федору да князю Ивану Борисовичем, да у них же быти в Большом полку Ондрею Федоровичю своим полком с великого князя знаменем.
А в Передовой полк, и в Правую руку, и в Левую, и в Сторожевой полк выбрати воевод велел Ондрею, то положил на нем[8].
Точный смысл этой разрядной записи позволяет сделать некоторые выводы: войска формируются из новгородских служилых людей, полка удельных волоцких князей и служилых людей пограничных районов во главе с их наместниками. Мобилизация происходит в обширном районе вдоль всей западной границы.
По сведениям Ермолинской летописи, «того же лета князь великий посылал на Литву же своих братаничев, княжь Борисовых детей, князя Федора да князя Ивана, да своего боярина Андрея Федоровича наместника Новогородского, с Новогородскою силою да князя Александра Володимерича Ростовского наместника Псковского, со Псковичи»[9].
Разрядные записи (РЗ) не пишут о псковичах, однако их участие в походе подтверждается псковскими летописями.
По данным Погодинского списка (Псковской I летописи) зимой 1499/1500 г. «прислал князь великий посла своего во Псков, Микиту Ангелова, чтобы отчина моя мне послужила на зятя своего на великого князя Александра... на Литовского. И псковичи не ослушалися великих князей Ивана Васильевича и Василья Ивановича: князь Псковской Александр Володимерович и посадники псковские и бояре и весь Псков порубившися з десяти сох конь а с сорока рублев конь и человек в доспехе, а бобыли пеши люди, и поехаша конная рать, человек на кони в доспехе, на Литву князем великим у пособие»[10]. Чем объяснить умолчание разрядных записей о псковичах, сказать трудно.
Летопись раскрывает нормы псковской мобилизации. Десять сох приравнены к сорока рублям дохода, т. е. по 4 рубля с сохи. Если псковская соха, как в соседнем Новгороде, трехобежная, то доход с обжи, т. е. одного хозяйства, равен 11 /з рубля. Эта цифра сопоставима с данными новгородских писцовых книг[11] и с размером пожилого по Судебнику Ивана III. Сама норма мобилизации конной рати такая же, как в походе 1495 г. на свейских немцев[12] и в три раза ниже, чем по уложению о службе 1ББ6 г. «Бобыли пешие люди» — обычное для Пскова явление. Пехоту составляет безлошадная беднота, которая рубится по особому расчету.
Воевода Большого полка наместник Великих Лук Губка Янов по другим источникам не известен. Скорее всего он принадлежал к служилым людям не высокого ранга[13]. Воевода Передового полка и второй наместник Великих Лук Стерляг Вельяминов — выходец из старого боярского рода, однако на командных должностях не известен.
Борис Александрович Колычев в 149Б г. входил в свиту великого князя при его поездке в Новгород во время Свейской войны[14]. Алексей Григорьевич Заболотский в 1495 г. также входил в свиту великого князя[15]. Позднее, в 1510 г. он участвовал в походе на Оку против татар[16].
Таким образом, ни один из воевод первого эшелона не был заметным военным деятелем и не обладал большим командным опытом. Войска первого эшелона создавались, видимо, для прикрытия границы и района сосредоточения главных сил Северной рати. Первый эшелон составляют пограничные войска во главе с воеводами невысокого ранга. Затем предполагается соединение всех сил под фактическим командованием новгородского наместника.
Андрей Федорович Челяднин с 1490 г. упоминается как боярин. В 1496 г. был вторым воеводой Большого полка во время зимнего похода в Гамскую землю[17]. Этот большой и успешный поход, видимо, создал ему репутацию хорошего воеводы. В 1500 г. он сам формирует оперативные полки, составные части его рати. Это наделение первого воеводы Большого полка особыми полномочиями прослеживается и в более ранних кампаниях, но здесь оно особенно выразительно. По-видимому, это один из способов руководства войсками на обширном театре военных действий — Ставка передает первому воеводе часть функций главнокомандования.
Того же лета послал князь великий воевод своих к Путимлю В Большом полку —Яков Захарьич В Передовом полку — князь Иван Михайлович Репня В Правой —князь Тимофей Олександрович Тростенский В Левой руке—князь Василий Мних Ряполовский В Сторожевом полку —Петр Михайлович Плещеев.
Яков Захарьич — один из выдающихся деятелей последних десятилетий XV в. С 1479 г. он известен как боярин. В походе 1492 г. в Северскую землю он был вторым воеводой Большого полка. В летней кампании 1493 г. он, будучи наместником Новгородским, возглавлял новгородскую рать против Литвы, в 1495 г. — в походе на Выборг, а летом 1496 г. должен был быть вторым воеводой Большого полка в готовившемся новом походе на «свейские немцы». После отправки части войск на восточный фронт должен был возглавить Большой полк[18]. Таким образом, во главе
Южной группы войск шел воевода со значительным боевым опытом и большим авторитетом в глазах великого князя. Выбор такого воеводы соответствовал не только его личным качествам, но и тому значению, которое придавалось южному операционному направлению.
Князь Иван Михайлович Репня ходил в 1491 г. в поход «под Орду» на помощь Менгли-Гирею[19]. В 1495 г. он входил в число «князей и детей боярских», сопровождавших великого князя в его поездке в Новгород[20], а в новом походе на Свею, который планировался (но не состоялся), должен был быть вторым воеводой Передового полка[21]. В феврале 1500 г. на свадьбе князя В. Д. Холмского он был назван «сыном боярским». По-видимому, он был еще сравнительно молодым человеком.
Князь Тимофей Александрович Тростенский, как и Репня, из рода князей Оболенских, издавна связанных службой с великим княжеством Московским, впервые упоминается в разрядах под I486 г.— он был в числе воевод (третьим по списку), посланных в Казань на помощь Мохаммед-Эмину (Магмет-Аминю). В походе 1495 г. на Выборг он был первым воеводой полка Левой руки из Новгородской земли. На свадьбе 1500 г. князя В.Холмского он был в числе «детей боярских», что может свидетельствовать о его относительной служебной молодости[22]. Последнее упоминание о нем относится к 1512 г., когда он был первым воеводой Сторожевого полка в составе войск, развернутых на Угре против татарских царевичей[23]. Князь Тимофей большой карьеры не сделал, через семнадцать лет после первого упоминания он занимал еще более или менее второстепенный пост.
Князь Василий Семенович Мних Ряполовский впервые упоминается в разрядах за [7000] 1491/92 г., когда он в походе на Северскую землю был первым воеводой полка Левой руки. В 1495 г. он в числе «князей и детей боярских» входил в свиту великого князя. Последнее упоминание о нем относится к 1507 г., когда он был первым воеводой полка Левой руки в походе на «литовские места»[24]. Таким образом, и его карьера не была блестящей — за пятнадцать лет он, хотя и был опытным воеводой, фактически не продвинулся по службе.
Петр Михайлович Плещеев, брат одного из наиболее близких бояр Ивана III, в разрядах впервые упоминается в 1497 г. На переговорах с ливонскими немцами на Нарове о мире он был воеводой Передового полка — фактически это была, вероятно, только демонстрация силы[25]. Сын и брат знаменитых бояр, Петр Михайлович совершил большую карьеру, имел чин боярина, бывал послом, но военным человеком не был —после 1500 г. он в разрядах не упоминается (умер около 1510 г.).
Характерная черта воевод Южной группы — их принадлежность к старым московским княжеско-боярским служилым родам. В Южной группе — только собственно великокняжеские войска, без участия полков удельных князей. Можно думать, что эти войска были составлены из среднерусских городовых служилых ополчений.
Рать Якова Захарьича направлена на юго-запад, в тот район, где находятся земли князей, переходящих на русскую службу, т. е. в тот район, который является непосредственным предметом конфликта с Литвой.
Формируется и третья оперативная группа:
Того же лета послал князь великий воевод к Дорогобужю по полком:
В Большом полку—Юрьи Захарьич
В Передовом — Иван Шадра Вельяминов да князь Василий да князь Володимер княж Борисовы дети Туренины
В Правой руке — князь Федор Иванович Стригин да княж Федора Борисовича воевода князь Иван Хованский Ушак
В Левой руке Петр Иванович Житов да князь Борисов воевода Обляз Вельяминов.
Юрий Захарьич, как и его старший брат Яков, принадлежал к верхам боярской служилой элиты. С 1483 г. он был боярином, неоднократно бывал наместником, выполнял важные политические и административные поручения великого князя. Но сведений о его активной боевой деятельности нет, за исключением того, что в 1499 г. он должен был возглавить полк Правой руки в конной рати, посланной в Казань для защиты «от шибанских царевичей»[26]. До боевых действий тогда дело не дошло.
Иван Васильевич Шадра Вельяминов — выходец из старомосковского боярского рода Протасьевичей, видный административный деятель. Он упоминается в источниках с начала 90-х годов, но сведений о его участии в походах до 1500 г. нет. Видимо, его назначение главой Передового полка в рати Юрия Захарьича —начало его воеводской карьеры (впоследствии не раз бывал воеводой Большого полка)[27].
Братья князья Борисовичи Туренины на командных должностях упоминаются впервые, из чего можно заключить о их молодости. Один из них («Володя») в 1495 г. был «за постелею» великого князя в Новгородской поездке[28].
Петр Иванович Житов — выходец из тверского боярского рода, перешедшего на службу к великому князю Московскому еще во времена самостоятельности Твери. В разрядах 1500 г. он упоминается впервые, но впоследствии стал крупным военным деятелем, участником многих походов"'.
Следует обратить внимание, что полк волоцких князей не выступает как единое целое под их начальством — части этого полка под командой волоцких воевод размещены в разных оперативных группах и всюду подчинены воеводам великого князя.
Русские войска развертываются по трем разобщенным операционным направлениям.
Рать Андрея Федоровича Челяднина на правом фланге фронта охватывает Смоленский плацдарм с севера и прикрывает направление на Новгород. Расположение этих войск в Великих Луках глубоко вдается в пределы вражеской территории и создает угрозу выхода в тыл Смоленскому плацдарму.
Группа войск Якова Захарьича должна решить основную политическую задачу кампании — обеспечить возвращение России владений удельных князей юго-запада, перешедших на службу великому князю всея Руси.
Средняя группа Юрия Захарьича должна была, по-видимому, сковывать главные силы литовских войск, прикрывая направление Вязьма — Можайск и создавая угрозу Смоленску.
Кроме этих трех групп, развернутых на определенных заранее направлениях, в распоряжении великого князя сохранялся стратегический резерв.
На особенности развертывания русских войск обратил внимание наблюдательный и хорошо информированный иностранец — императорский посол барон Сигиз- мунд фон Герберштейн, побывавший в Москве в 1516 и 1527 гг. Имея обширные знакомства в разных слоях русского общества, он мог располагать достаточно надежными сведениями о еще недавней войне. Рассказывая о развертывании русских войск в начале кампании 1500 г., он отмечает, что Иван III составил три «отряда», первый— на южном направлении, против «Северской области», второй — на западном, против Торопца и Белой, третий — «посередине, против Дорогобужа и Смоленска». «Кроме того, он сохранил часть войска в запасе, чтобы она могла скорее приити на помощь тому отряду, против которого двинутся литовцы».
О боевых действиях юго-западной группы рассказывает великокняжеская летопись:
1/1 Яков Захарьич пошел с Москвы Майя 3, в неделю, и пришел в Литовскую землю, городок Дебрянск взят, а воеводу и наместника дебрянскаго, пана Станислава Брата- шевича, поймал, и владыку дебрянского и послал к великому князю на Москву[29].
1/1 оттоле Яков Захарьич пошел ко князем и привел их к крестному целованию на том, что им служити государю великому князю Ивану Васильевич*) и с своими вотчинами. И оттоле пошед Яков с князьми, город Путимль взят Августа б, на Преображение Спасово, и князя Богдана Глинского и з женою поймал[30].
Типографская летопись содержит самостоятельную редакцию известий — вместе с Яковом Захарьичем были посланы вассальный казанский хан Мохаммед-Эмин с русскими воеводами: князьями Федором и Иваном Палецкими. Они «многие грады и власти [волости] и села поплениша, и людей многих мечю и огню предаша, и иных в плен поведоша». Кроме Брянска и Путивля были взяты Почеп, Радогощ, Любеч «и иные грады»[31]. Опираясь на самостоятельный источник, Типографская летопись, не расходясь принципиально с официозной, расширяет ее сведения и подчеркивает, в отличие от нее, насильственный, враждебный местному населению характер действий русских воевод. Трудно сказать, насколько это справедливо. Возможность случаев насилия над местным населением исключить нельзя, однако слова Типографской летописи носят характер литературного штампа. Не в интересах воевод было уничтожать русское население, жившее на старинных землях, на которые претендовало Российское государство.
Ермолинская летопись сообщает о походе Якова Захарьича после рассказа о битве на Ведроше:
Тогда же наперед, того же лета, посылал князь великий царя Магомет-Амина да Якова Захарьича и с ними иных воевод своих многих на Литовскую землю. Они же шедше, многия грады и волости и села поплениша и людей многих мечю и огневи предаша, а иные в плен ведоша. А се имена тем градом, тогда взяша: Брянск, Трубеск, Почап, Радогощ, Путивль, Любец, Чегереск, Пропореск, Попова Гора, Дролев, Мглин.
Да привели за великого князя князей Русских: князя Семена княж Иванова сына Андреевича Можайского, да князя Василья княж Иванова сына Дмитриевича Шемя- чича, и с их городы: за князем Семеном Стародуб да Чернигов да Гомий, а за князем Васильем город Северский, да Рыльск. И князь великий пожаловал и придал их к тем их городом: князю Семену Почап, да Мглин, да Дроков, да Попову Гору, а князю Ва- силью — Путивль да Радогощь да Северскую землю.
А было с ними великого князя рати болши 60 тысящь голов князей и детей боярских опроче их служилых людей .
Составитель Ермолинской летописи имел какой-то самостоятельный источник. Он содержал наиболее полное в наших источниках перечисление взятых городов. Как и в Типографской летописи, рассказ о разорении присоединяемой земли вызывает сомнения. Большой недостоверностью страдает приводимая численность войск Якова Захарьича — она преувеличена, вероятно, в несколько раз. Тем не менее общее впечатление о больших силах, двинутых на юго-западное направление, вполне правдоподобно — именно на этом направлении находилась политическая цель войны.
О действиях оперативной группы Якова Захарьича существует содержательное известие в Хронике Быховца: «Они пришли к Брянску так тихо, что брянскому воеводе. .. о том не было известно... и в ту ночь из-за измены Брянцев город Брянск был сожжен. Москвичи же... вскоре поспешили к городу, и пана Станислава Барта- шевича [брянского воеводу] в одном селе захватили... и всю землю заняли, и жители Брянска все присягнули служить великому князю Московскому. Князь Иванович Можайский и князь Василий Иванович Шемячич, узнав о том, что москвичи взяли Брянск, приехали к Якову Захарьичу... и присягнули служить великому князю Московскому со всеми городами, с Черниговом, со Стародубом, с Гомелем, с Новгородом Северским, с Рыльском и со всеми волостями»[32]. Из этого известия вытекает, во-первых, что движение войск Якова Захарьича осуществлялось скрытно и был достигнут эффект внезапности, во-вторых, что русское население, во всяком случае, большая его часть, охотно переходило под власть русского государя. Тут-то и состоялось фактическое присоединение северских князей с их землями — до этого они, по русским летописным данным, били челом в службу Ивану III, следствием чего и была отправка войск Якова Захарьича.
Выступив в поход в начале мая, войска Якова Захарьича, по-видимому, быстро овладели Брянском (ок. 300 верст от Москвы). Но Путивль (ок. 250 верст от Брянска) они заняли только 6 августа. Движение от Брянска на юг шло медленно, причины чего следует искать не столько в возможном сопротивлении литовских войск, оборонявших отдельные города, сколько в общей ситуации на фронте.
Во всяком случае, действия войск Якова Захарьича были вполне успешными — основная политическая задача кампании была решена.
О действиях Северной группы есть краткое известие Вологодско-Пермской летописи: «воеводы великого князя Ивана Васильевича град литовский Торопец взяша»[33]. В Разрядной книге Пространной редакции это событие отнесено к 9 августа[34].
Гораздо подробнее о действиях этой группы сообщает Ермолинская летопись. Перечислив войска, отправленные на это направление (и упомянув, как мы видели выше, псковичей), она далее пишет: «они же, шед, град Торопец взяша и многия волости и села около Полотска и Витебска поплениша и огнем пожгоша, а людей многих мечеви предаша, иных же в плен ведоша»[35]. Если верить этому сообщению, взятие Торопца сопровождалось глубоким рейдом в земли великого князя Александра Литовского (что, однако, не подтверждается литовским источником — Хроникой Быховца).
Об участии псковской рати в этих событиях сообщают псковские летописи:
«Приехал князь Псковский Александр Володимерович и посадники псковские и псковичи, а были на государьской службе в Литовской земли, и Торопец городок взяли. А приехали на Покров Святой Богородицы вси здоровы а были там 11 недель»[36]. Значит, поход псковичей начался в середине июля.
О действиях средней группы великокняжеская летопись сообщает лапидарно. «Тое же весны послал князь великий воеводу и боярина своего Юрия Захарьича со многими же людьми к Дорогобужу, и Юрии, шед, Дорогобуж взят»[37].
Наступление Юрия Захарьича вызвало тревогу у литовцев. «Слышав же то, князь великий Александр Литовский, собрав силу многу, и посла на Юрия Захарьича воевод своих многих, панов и гетманов со многими людьми, и воевода большой был князь Константин Острожской»[38].
Наступление Юрия Захарьича, создавшее непосредственную угрозу Смоленску (Дорогобуж отстоит от него примерно в 80 верстах, двух-трех переходах), заставило Александра Литовского выдвинуть на это направление свои главные силы. Это было серьезным успехом для русских — наступление на Смоленском направлении обеспечивало действия южной группы на наиболее важном в политическом отношении направлении Брянск—Путивль.
Далее в официальной летописи следует известие об ответных мерах русского командования: «И князь великий Иван Васильевич всея Руси послал к Юрию на помощь воеводу и боярина своего князя Данила Васильевича Щеня с тверскою силою» .
Русское командование реагировало на движение литовских войск вводом в действие своего резерва.
Типографская летопись, рассказав о взятии Дорогобужа, не упоминает ни о действиях Александра Литовского, ни об ответных мерах Ивана III.
Устюжская летопись по списку Мациевича содержит самостоятельное известие. Ничего не рассказав о начале кампании, она сообщает о действиях литовцев: «Князь великий литовский Александр послал к Вязьме воеводу князя Константина Острож- ского... И слыша то, князь великий Иван Васильевич посла противу воеводу своего князя Данила Васильевича... « Архангелогородский летописец, приводя тот же текст, делает важное добавление: «да с ним Двор свой великого князя»[39].
Известия летописи Дубровского и Типографской восходят к рассказу официозной летописи и являются, по-видимому, его сокращением — они не содержат никаких новых элементов.
Устюжские летописи такие элементы содержат. Это, во-первых, известие о движении литовцев к Вязьме, во-вторых (в Архангелогородском летописце) — известие о Дворе великого князя. Устюжская летопись пользовалась, видимо, самостоятельным источником, не отразившимся в официозной летописи.
Разрядные записи, ничего не говоря о действиях литовцев, отмечают выступление войск резервной группы. «Того же лета послал князь великий в Литовскую землю князя Семена Ивановича Стародубского да князя Василья Ивановича Ше- мячича. Да с ними воевод своих: князя Данила Васильевича Щеня с товарищи»[40].
По данным Хроники Быховца, Александр Литовский, услышав об измене северских князей, «послал к Смоленску гетмана своего Константина Ивановича Острож- ского и маршала своего дворного... пана Григория Станиславовича Остиковича, и подчашного своего... пана Николая Николаевича, и маршала пана Яна Петровича, и маршала... пана Литовара Хрептовича, и иных многих князей, и панов и дворян и бояр своих... » Сам же «со всеми людьми великого княжества Литовского пошел к городу Минску, а оттуда к Борисову и в Борисове простоял немало времени»[41]. Согласно этому известию, главные силы литовских войск во главе с самим гетманом и другими высшими военачальниками были выдвинуты к Смоленску, а в непосредственном подчинении Александра Литовского оставались только войска сравнительно второстепенного значения, хотя и названные «всеми людьми».
Прибыв в Смоленск, гетман узнал, что воевода Юрий Захарьич «стоит на Ведро- ши с очень небольшим числом людей». Присоединив к себе воеводу смоленского, «со всеми смольнянами, вооружившись и изготовившись», гетман пошел к Дорогобужу, но не прямым путем, а через Ельню, т. е. сильно уклонившись к югу. По сведениям литовцев, войска Юрия Захарьича стояли на Ведроше, южнее Дорогобужа. Сюда и двинулся князь Острожский. Согласно Хронике Быховца, он сделал остановку в Ельне (75 км на юго-восток от Смоленска и 40 км на юг от Дорогобужа). Здесь он получил известия от языка, что на помощь Юрию Захарьичу «третьего же дня» подошли другие большие воеводы. Острожский, однако, не поверил этой информации, приказал языка повесить и двинулся к Ведроше (в северном направлении) для атаки русских войск.
Литовские известия о движении войск князя Острожского в общем не противоречат русским данным, но дополняют и уточняют их. Расчет Острожского был основан, по-видимому, на превосходстве в силах над войсками Юрия Захарьича — он стремился нанести им поражение, пока они не получили подкрепления. Движение к Дорогобужу в общем соответствует известию Устюжской летописи, что Острожский хотел выйти к Вязьме, т. е. вторгнуться в русские пределы на наиболее чувствительном направлении Вязьма (60 верст от Дорогобужа) — Можайск (120 верст от Вязьмы) — Москва. Фланговая позиция на Ведроше, занятая войсками Юрия Захарьича, заставила гетмана изменить направление и склониться вправо (к югу) от кратчайшего пути к Дорогобужу и Вязьме. О резервной группе русских войск литовцы, по- видимому, не только не знали, но и не верили в возможность ее существования — именно этим объясняется самонадеянное решение гетмана атаковать русских на Ведроше.
Гетман двинулся к деревне Ведроше от Лопатина, пройдя две мили (15 русских верст) лесом. По словам Хроники, «была грязь страшная и с большими трудностями и с нуждой едва прошли лес».
В русских географических источниках XVIII в. село Ведроши (отождествляемое с Алексином) называется центром погоста того же имени, расположенного между речками Сельней, Росной и Полною и безымянным ручьем (который, возможно, в
XIV в. носил имя Ведроши)[42].
О ходе сражения на Ведроше русская официозная летопись не рассказывает, приводя только краткое итоговое сообщение: «снидошася воеводы великого князя Ивана Васильевича с литовскими воеводами на Миткове поле на речке на Ведроше. .. месяца июля в 14, во вторник, на память святого апостола Акилы, и бысть промеж ими бои велик и сеча зла, и милостию Божиею и Пречистые Его Матери и одолеша воеводы великого князя Ивана Васильевича всея Руси литовских воевод, многих побиша... а иных многих живых поимаша воевод, панов и гетманов, и панских детей: князя Константина Острожского и пана Григория Остоковича, Ивана Литовара маршалка, иных многих, и послаша их к великому князю на Москву»[43]. Вологодско-Пермская летопись приводит то же известие с некоторыми разночтениями. Иван III назван в первом случае «государем всеа Русии», во втором— «великим государем». Наиболее важное отличие: «А убиеных Литвы и Ляхов болши тритцати тысяч»[44]. Официозный рассказ дополнен в Вологодско-Пермской каким-то уникальным источником.
Типографская летопись говорит, что «бысть... бой велик с Литвою на реце на Ведроше близ Елны». В числе пленных она называет, кроме перечисленных в официозной летописи, также «пана Николаевых детей воеводы Виленского, да Друцких князей, и Мосальских князей, да Николая, Юрьева сына Зиновьевича»[45]. Типографская летопись так же близка к официозному источнику и так же дополняет его собственными сведениями.
Ермолинская летопись приводит свое известие: «В лето 7008 бысть бой с Литвою великого князя Ивана Васильевича воеводам князю Данилу Васильевичю Щеняти да Юрью Захарьичю да князю Петру Васильевичю Оболенскому да князю Михаилу Федоровичю Микулинскому, князю Иосифу Дорогобужскому, князю Федору Васильевичю Телепню Оболенскому, и иным многим воеводам, а с ними были князи, и бояре, и дети боярские из Московские земли и из Тферскии, с великого князя Ли- товскии Александра воеводами, с князем Константином Ивановичем с Острожским, да с Григорием Евстикувичем да с Юрьем Зиновьевичем, да с Лютором и иными многими воеводами, и великого князя двор из Вильны и из Подолии и из Волынские земли а из Смоленска воеводы Ян Станислав, а с ним многиа воеводы и вси Смоль- няне, лучшие люди, на реце на Полме. И Господь Бог поможе великого князя Ивана Васильевича воинству: Литовское воинство побиша, а иных больших воевод живых поимаша и к великому князю приведши с многими их князми и детми боярскими и лучшими людьми, а множество их избиша»[46].
Особенность известия Ермолинской летописи — подробное перечисление воевод. Отмечается участие сил из Тверской земли и с другой стороны — из ряда литовских земель. Как и имена воевод, это представляет несомненный интерес. Но о ходе самого сражения Ермолинская летопись не говорит ни слова.
Единственное в русских источниках описание сражения 14 июля содержится в Устюжской летописи.
Противоборствующие силы «сошлись о реце о Тросне, и стоаше многи дни». Это стояние отчасти отмечено и у Быховца — по литовским данным Юрий Захарьич стоял на Ведроши. «В самом бою и обои полцы бишась до шти часов, емлюще за руки. И по удолиям кровь течаше, аки вода, и трупу конь не скочит. И поможе Бог великому князю Ивану Васильевичу и всей силе московской, а Литва побеже, и мало утече за Тросну реку, занеже великого князя сила пешая изошла, да мост посекли, и много в реце истопе». В Архангелогородском летописце это известие уточняется: после многих дней стояния «Литва перелезла по мосту за Тросну». Тогда-то и произошло сражение, а «великаго князя сила пешая дошли да мост посекли на Тросне»[47].
Согласно Хронике Быховца, как только литовцы вышли из леса, они «встретились с москвичами и начался ожесточенный бой. Но москвичи вскоре повернули обратно, и перебежали речку Ведрошь, к своему Большому полку, и там, построившись, стояли. Литва же, пройдя быстро к реке, в спешке перешла ее, пошла за реку и стала крепко биться... но увидев, что москвичей много, а их мало... побежали. Москвичи же погнались за ними, многих побили, а других живыми забрали. Тогда был взят в плен гетман князь Константин Иванович Острожский, пан Григорий Станиславович Остикович, пан Литовар Хрептович, пан Николай Юрьевич Глебович, пан Николай Зеновьевич и иные многие паны, Ян же Петрович погиб безвестно... »[48].
Третье описание сражения 14 июля принадлежит Герберштейну: «когда оба войска подошли к некоей реке Ведроши, то литовцы, бывшие под предводительством Константина Острожского, окруженного огромным количеством вельмож и знати, разузнали от некоторых пленных о численности врагов... и возымели от этого крепкую надежду разбить врага». Обе стороны стали искать переправы или брода. Несколько «московитов» переправилось на противоположный берег, вызывая литовцев на бой. Литовцы прогоняют их за речку. Вслед за тем начинается сражение, во время которого «помещенное в засаде войско, о существовании которого знали лишь немногие из русских, ударило с фланга в середину врагов. Пораженные страхом, литовцы разбегаются, их предводитель с большей частью свиты попадает в плен, прочие же в страхе оставляют лагерь... » .
Рассказ Герберштейна отразил влияние литовского источника (показания пленных, вселившие «крепкую надежду» на победу, описание первого этапа боя). Известными нам русскими источниками Герберштейн, по-видимому, не пользовался. Ему остался неизвестным факт, записанный в Устюжской летописи, о разрушении русской пехотой моста в тылу литовцев.
Оригинальным в рассказе Герберштейна является известие об ударе во фланг литовцев русского засадного полка, скрытно сосредоточенного и решившего исход сражения.
Не отмеченное ни в русских, ни в литовских источниках, это известие само по себе достаточно правдоподобно — оно отражает излюбленную в русском войске тактику, примененную в Куликовской битве.
Место сражения в источниках названо по-разному. Русская официозная летопись, Хроника Быховца и рассказ Герберштейна говорят о реке Ведроше, Разрядная книга краткой редакции — о Ветрошке. Но наиболее подробная Устюжская летопись говорит о реке Тростне, а Разрядная книга пространной редакции в одном из вариантов сообщает, что «был... бой с литовскими людьми на реке на Полме... и Литву побили, и воевод литовских поймали».
Сражение, по-видимому, произошло на территории Ведрошского погоста между реками Ведрошей (Ведрошкой) — на западе, Полмой и Росной (Тросной) — на востоке. Отдельные эпизоды сражения могли происходить на каждой из этих рек, но решающее событие имело место на Ведроше (может быть, там шла последняя фаза боя), и именно этот топоним сохранился в большинстве источников.
Все три описания сражения 14 июля в целом независимы друг от друга и в основных чертах не противоречивы. Наибольшее сомнение вызывает численность войск, приведенная в Хронике Быховца. Едва ли сам гетман, посланный королем для нанесения решающего удара по русским войскам, имел под своим началом только три с половиной тысячи всадников. Нельзя поверить и в сорокатысячную конную массу, сосредоточенную русскими в лесу на Ведроше. Такого количества «хорошо вооруженных конных» нельзя было развернуть не только в глухих лесах Смоленщины, но и на всех операционных направлениях вместе. Исходя из норм середины XVI в., едва ли существенно изменившихся за предыдущие пятьдесят лет, для обеспечения этой массы всадников требовалось бы 4 млн четвертей пашни, или примерно 400 тыс. полноценных крестьянских хозяйств (с населением в 2-4 млн человек). Таким количеством тяглого населения Россия в 1500 г. не могла располагать. Надо думать, что численность русской конницы в сражении на Ведроше преувеличена в Хронике Быховца в несколько раз — так же, как в несколько раз уменьшена численность войск гетмана. Этому удивляться не следует — в Средние века, да и позднее, при описаниях военных действий зачастую допускались умышленные и неумышленные искажения численности войск (как и потерь) — для противника в сторону преувеличения, для своих — в сторону преуменьшения. Таким несомненным преувеличением представляется цифра потерь литовцев, оцененная в Вологодско-Пермской летописи в 30 тыс. человек.
Все три описания, расходясь в деталях, единодушно свидетельствуют, что между главными силами русских и литовцев произошло решительное сражение, закончившееся полным, катастрофическим разгромом войск великого князя Александра и соответственно блистательной победой войск государя всея Руси — самой большой победой на поле сражения после Куликовской битвы. Такое сокрушительное поражение неприятельского войска, закончившееся пленением его главнокомандующего со всей свитой, едва ли могло быть достигнуто только простым фронтальным ударом, который бы мог заставить противника бежать с поля сражения. И рассказ Устюжской летописи, и рассказ Герберштейна рисуют правдоподобную картину окружения неприятельских войск или, по крайней мере, их основной части во главе с гетманом. Это свидетельствует о высоком уровне тактического искусства русских воевод.
Кто же были эти воеводы в день 14 июля? По разрядным книгам, «воеводы были по полком по росписи»:
В Большом полку князь Семен Иванович Стародубский... да князь Василий Иванович Шемячич, да великого князя воевода князь Данило Васильевич Щеня.
В Передовом полку князь Михаило Федорович Телятевский да князь Петр Васильевич Оболенский да князь Володимер княж Борисов сын Туренин.
В Правой руке князь Осиф Ондреевич Дорогобужский, да князь Федор Васильевич Оболенский, да князь Иван Михайлович Воротынский с Татары.
В Левой руке князь Володимер Ондреевич Микулинский да Дмитрий Киндырев, да Петр Житов.
В Сторожевом полку—Юрьи Захарьич да Иван Шадра.
Эта новая «роспись» вступила в силу за несколько дней до сражения, после соединения войск средней группы и резервной группы. По новой росписи Юрий Захарьич, возглавлявший до этого среднюю группу в качестве воеводы Большого полка, был переведен на должность первого воеводы Сторожевого полка. Воевода, только что взявший Дорогобуж, обратился к великому князю с письменным протестом: «в Сторожевом полку ему быти не мочно», «то мне стеречи князя Данила». Великий князь ответил строптивому воеводе через своего посланца князя Константина Ушатого: «Гораздо ли ты так чинишь?. Ино тебе стеречь не князя Данила, стеречи тебе меня и моего дела. А каковы воеводы в Большом полку, таковы чинят и в Сторожевом полку. Ино не сором тебе быть в Сторожевом полку»[49].
В этой «речи было писано» — «князю Данилу Васильевичю, Юрью Захарьичю, князю Федору Васильевичю Телепню, Ивану Шадре. А иные воеводы еще не сошли- ся»[50].
Этот обмен посланиями представляет большой интерес для характеристики верховного командования русскими войсками. Оперативный резерв (по разрядам и летописи — тверские полки вместе с отрядами служилых князей) выдвигается на помощь средней группе по известиям о движении главных сил противника. Роспись по полкам составляется в Ставке, по непосредственному указанию великого князя. В ожидании большого сражения производится перемещение воевод- - на наиболее ответственный пост воеводы Большого полка, т. е. командующего войсками на поле боя, назначается самый надежный и авторитетный. Именно он, а не титулярные служилые князья, вчерашние подданные Александра Литовского, несет ответственность за руководство войсками в сражении. Попытка протеста прежнего воеводы Большого полка против своего перемещения на второстепенный (хотя и важный) пост безоговорочно пресекается. Не личные счеты по старшинству, а интересы дела государева, т. е. Российского государства, определяют назначение и функции воевод. Иван III, находясь в своей ставке, внимательно следит за ходом операций, принимает соответствующие решения и конкретно руководит назначениями воевод, поддерживая с ними связь через своих посланцев.
Известие об обмене посланиями между Иваном III и воеводой Юрием Захарьичем позволяет определить время соединения русских войск под командой князя Щени. Судя по тому, что известие о победе пришло в Москву 17 июля, триста верст от Ведроши до Москвы гонец мог покрыть за три дня. Юрий Захарьич обратился к великому князю, очевидно, после соединения войск, и успел получить ответ еще до сражения, следовательно, соединение сил началось не позже, чем за 6-7 дней до сражения, т. е. 6-7 июля. К этому времени к району будущего сражения успела подойти только часть войск. Судя по адресатам великого князя, еще не было полков Правой и Левой руки. В течение нескольких следующих дней («многих дней», по оценке Устюжской летописи), русские войска постепенно подтягивались и поджидали гетмана в приготовленной ему западне.
Герберштейн пишет, что после своего разгрома на Ведроше литовцы сдали русским Дорогобуж, Торопец и Белую[51]. Это не точно —известно, что во всяком случае Дорогобуж был взят до сражения. Но вполне вероятно, что разгром на Ведроше вызвал общий отход литовских войск и на северном направлении и очищение ими крепостей. Именно тогда Торопец и Белая могли попасть в руки русских войск. О взятии Торопца сообщает Разрядная книга Пространной редакции, относя это событие к 9 августа, и Вологодско-Пермская летопись (без даты), но сразу после рассказа о сражении на Ведроше. О взятии Белой русские источники не говорят, но факт этот вполне возможен — выдвинутая далеко на восток крепость Белая не могла долго обороняться при общем поражении литовских войск.
По словам Хроники Быховца, Александр Литовский со своими войсками перешел от Борисова к реке Бобр (30-40 км от Борисова), где и получил известие, что «передовое его войско разбито на Ведроши, после чего пошел со всеми своими людьми и стал в Обольцах, где находился немалое время». Здесь он принял посла Ивана III (об этом посольстве в русских источниках нет известий), а затем «со всеми своими людьми пошел к Полоцку, и в Полоцке простоял почти всю осень, и укрепив города Полоцк, Витебск и Смоленск, и оставив там гарнизоны, возвратился в Литву»[52]. Таким образом, поражение на Ведроше заставило Александра Литовского отказаться от активной борьбы.
А как воеводы побили на Ведроше литовских людей и писали к великому князю чтоб к ним людей прибавил, и послал к ним князь великий воевод князя Семена Рамановича да Дмитрия Васильевича Шейна. А с речью послал ко князю Даниилу Васильевичю Петра Плещеева. А писано в речи: чтоб князь Семен Раманович был в Большом полку со князем Даниилом, А Дмитрий Васильевич Шейн в Передовом полку на князь Петрово место Нагова со князем Михайлом Телятевским. А в речи писан князь Семен Раманович да Дмитрий Васильевич Шейн.
Да в речи же писано: князь Данило Васильевич, князь Осиф Дорогобужский, князь Володимер Микулинский, князь Михайло Телятевский, Дмитрий Киндырев, Петр Жи- тов[53].
Победа, видимо, досталась не дешево. Потребовались подкрепления, замена одного из воевод — вероятно, вышедшего из строя по ранению (о гибели его в бою известий нет).
В «речи» великого князя установлена иерархия воевод, отвечающая, вероятно, оценке их боевых заслуг великим князем.
По словам Герберштейна, «одним сражением и за один год московит достиг того, что великий князь литовский Витольд добивался в течение многих лет и с превеликими усилиями»[54]. Эту оценку значения сражения на Ведроше нельзя назвать преувеличенной. Победа на Ведроше — успех стратегического масштаба, определивший исход всей кампании 1500 г.
Говоря об этой кампании в целом, следует прежде всего отметить характерные черты стратегического руководства русскими войсками. Создание самостоятельных групп на трех операционных направлениях отвечало идее наступления на широком фронте, но таило в себе опасность раздробления сил, однако эта опасность была преодолена благодаря эффективной работе Ставки по координации действий оперативных групп.
Расстояние от Москвы, где, по всей вероятности, находилась Ставка, до театра войны — 300-500 км, т. е. 3-5 дней пути для гонца. Реакция Ставки на положение дел могла почувствоваться на фронте не раньше, чем через 6-10 дней после отправки гонца с донесением. Этим обуславливалась необходимость предоставления воеводам Больших полков на каждом направлении достаточной самостоятельности и инициативы — в рамках директив, отдаваемых Ставкой. По-видимому, именно эти директивы были основной формой стратегического руководства войсками со стороны верховного командования. В этих условиях расположение Ставки именно в Москве, геометрическом центре стратегического пространства войны, было наиболее целесообразным — она находилась примерно на равном расстоянии от фланговых группировок.
Главной политической целью было присоединение Северской земли, куда были направлены войска с самого начала кампании.
Если войска Якова Захарьича могли быть названы ударной группой, то войска Юрия Захарьича на Смоленском направлении и Андрея Челяднина на северном являются сковывающими группами, обеспечивающими действия ударной.
Наибольший интерес представляет создание резервной группы — главного средства в руках Ставки. Получая своевременно сведения как о действиях своих войск, так и войск противника, Ставка имела возможность оперативно реагировать на обстановку. Важнейшим решением Ставки было выдвижение резервной группы на Смоленское направление против наступающих сил литовцев. Это сорвало планы гетмана разбить войска Юрия Захарьича и привело к генеральному сражению с полным разгромом противника, чем было обеспечено решение главной задачи кампании-занятия Северской земли. Яков Захарьич мог теперь не опасаться за свой тыл, и через три недели после сражения южная группа войск заняла Путивль. По словам великокняжеской летописи, «шед Яков с князьми, город Путимль взят августа 6, на Преображение Спасово, и князя Богдана Глинского и з женою поймал»[55].
По словам Хроники Быховца, «в ту же осень воевода великого князя Московского Яков Захаринич и царевич Казанский Магнистели (Магмет-Амин. — Ю. А.), и князь Семен Иванович Можайский и князь Василий Иванович Шемячич, придя, взяли город Путивль и наместника путивльского князя Богдана Федоровича с княгиней и со всеми путивльцами увели в плен, и всю землю Северскую забрали»[56].
Князья Шемячич и Можайский могли прибыть в войска Якова Захарьича только после сражения на Ведроше, в котором согласно разрядной записи оба эти князя принимали участие.
В грамоте союзнику — хану Менгли от 11 августа великий князь перечислил взятые русскими войсками города: Брянск, Мценск, Серпейск, Дорогобуж, Опаков, Почеп, Радогощ, Чернигов, Стародуб, Гомель, Любеч, Рыльск, Новгород-Северский, Трубчевск, Мосальск[57].
Деятельность русской Ставки по стратегическому руководству войсками в кампании 1500 г. необходимо признать образцовой и соответствующей всем требованиям рационального военного искусства. «Стратегия — это здравый смысл», — говорил Мольтке-старший. Русское верховное командование этим качеством обладало в полной мере, что ярко проявилось в кампаниях и 1471 г., и 1480 г., и в не меньшей степени в кампании 1500 г.
Однако известно, что плохая тактика может погубить самую хорошую стратегию. Тактическое руководство русских войск в сражении на Ведроше было в руках воеводы Большого полка, на котором лежала фактически вся ответственность за исход сражения главных сил и тем самым — за исход всей кампании. Описание сражения на Ведроше свидетельствует, что тактическое руководство по своим достоинствам и результатам не уступало руководству стратегическому. Оно отличалось инициативностью, изобретательностью и решительностью. На поле сражения князь Даниил Щеня применил маневр, приведший к окружению и полному разгрому противника. Заманив гетмана на правый берег реки, которая, таким образом, оказалась у него в тылу, Щеня сковал противника с фронта и нанес ему внезапный фланговый удар, а разрушением моста в тылу противника поставил гетмана в безвыходное положение. Можно отметить фланговую позицию по отношению к движению противника, которую занял Юрий Захарьич, что и заставило гетмана отклониться от прямого пути на Дорогобуж и двинуться в труднопроходимую лесисто-болотистую местность.
Сражение на Ведроше — один из самых ярких и поучительных образцов тактического искусства русского средневековья, не уступающий по своему уровню Ледовому побоищу и Куликовской битве. Когда Михаил Андреевич Плещеев привез в столицу весть о победе, «бысть тогда радость велика на Москве»[58], и для этой радости были все основания.
Сравнивая сражение на Ведроше с Куликовской битвой, Е. А. Разин видит дальнейшее развитие тех же тактических принципов. Если на Куликовом поле инициатива находилась в руках татар, прорвавших боевой порядок русской рати, и атака засадного полка зависела от действий татар, то на Ведроше инициатива маневра была целиком в руках русских войск. «Если на Куликовом поле засадный полк нанес удар во фланг противнику, то на Ведроше сторожевой полк атаковал литовцев с тыла и разрушил мост — единственный путь отступления литовцев. Исход боя был решен комбинированным ударом с фронта и тыла»[59].
Верховное командование литовскими войсками в лице великого князя Александра с самого начала проявляло известную пассивность. Выдвинув крупные силы к Смоленску, великий князь Александр не осуществлял, по-видимому, оперативного руководства этими силами и не оказывал влияния на действия командующего группой гетмана князя Острожского. В распоряжении литовской ставки не было, видимо, оперативных резервов, которые могли бы быть двинуты на угрожаемые направления. Литовское верховное командование рассчитывало, вероятно, на победу одним ударом, на одном решающем направлении. Потерпев поражение в этом сражении, Александр Литовский полностью отказался от какой-либо инициативы, ограничившись организацией пассивной обороны основных крепостей. В целом стратегическое руководство со стороны Александра Литовского отличается непродуманностью, вялостью и пассивностью.
В тактическом плане руководство гетмана также нельзя назвать удачным. Он не вел разведки, не имел верных сведений о своем противнике; втянув свои войска в лесистое дефиле, он поставил их в трудное положение, утомив длительным маршем; в начале боя, отбросив Передовой полк русских, он дал себя заманить в ловушку, перейдя реку по единственному мосту, который, по-видимому, не охранялся литовцами. Он не сумел предвидеть возможность флангового удара русских, и, очевидно, не имел тактического резерва для парирования случайностей. Имея против себя выдающегося тактика в лице князя Даниила Щени, литовский гетман явно оказался не на высоте своего положения.
Как кампания Бонапарта в 1800 г. в Италии или Румянцева в 1770 г. в Молдавии, кампания 1500 г. была выиграна одним сражением и как нельзя более оправдывает афоризм Суворова: «Один час решает успех кампании».
Основной результат кампании 1500 г. — овладение стратегически и политически важным районом на юго-западном направлении. Переход под власть великого князя юго-западных русских княжеств — реальный шаг к возвращению всех русских земель в единое «государство всея Руси». Переход князей на службу Москве не только усиливал ее военную мощь, но и мог быть прецедентом для других православных князей, остававшихся пока под властью католического государя. Разгром литовских войск на Ведроше обеспечивал прочное овладение стратегической инициативой на всем театре войны.
Стратегический и политический результат кампании 1500 г. заставил Александра Литовского начать переговоры о мире (январь — февраль 1501 г.).
Ю. Г. Алексеев (Санкт-Петербург, Россия)
Из сборника «ROSSICA ANTIQUA: Исследования и материалы», СПб., 2006
'Базилевич К. В. Внешняя политика Русского централизованного государства. Вторая половина XV в. М., 1952. С. 450-457.
[2]Каштанов С.М. Социально- политическая история России конца XV — первой половины XVIb. М., 1967. С. 155- -165. Об этой гипотезе см.: Алексеев Ю. Г. Государь всея Руси. Новосибирск, 1991. С. 202-203.
[3]3имин А. А. Россия на рубеже XV-XVI столетий. М., 1982. С. 184-188.
[4]Разин Е. А. История военного искусства. Т.П. М., 1952. С. 320-322.
[5]Волков В. А. Войны и войска Московского государства. М., 2004. С. 37—40.
[6]Казаков О.О. Битва на р1чщ Ведронп 14 липня 1500 р. // У1Ж. 1998. №5. С. 52-63.
Статья подготовлена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проект №04.01.00392 а).
© Ю. Г. Алексеев, 2006
[7]ПСРЛ. Т. 28. М.; Л., 1963. С. 333.
[8]Разрядная книга 1475-1598 гг. М., 1966 (далее — РК-98). С. 29-30.
[9]ПСРЛ. Т. 23. СПб., 1910. С. 196.
[10]ПСРЛ. Т. 5. Вып. 1. М., 2003. С. 84.
[11] См.: Аграрная история Северо-Запада России. Т. 1. Л., 1971.
[12]ПСРЛ. Т. 5. Вып. 1. С. 81.
[13]Зимин А. А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI вв. М., 1988. С. 151; Лихачев Н. П. О происхождении Яновых // ИРГО. Вып. 1. СПб., 1900. С. 153, 172.
[14]РК-98. С. 25.
[15]Там же. С. 25.
[16]Там же. С. 46.
[17]Там же. С. 27.
[18]Там же. С. 21, 23, 24, 26, 27.
[19]ПСРЛ. Т. 28. С. 155.
[20]РК-98. 0.25.
[21] Там же. С. 27.
[22]Там же. С. 20, 24, 16.
[23]Там же. С. 47.
[24]Там же. С. 22, 25, 39.
[25]Там же. С. 28.
[26] Там же. С. 28.
[27]3имин А. А. Формирование боярской аристократии... С. 160.
-8РК-98. С. 26.
[29]ПСРЛ. Т. 28. С. 334.
[30]Там же.
[31]ПСРЛ. Т. 24. Пг., 1921. С. 214.
[32]Хроника Быховца. М., 1966. С. 111.
[33]ПСРЛ. Т. 26. М.; Л., 1959. С. 294.
[34]Разрядная книга 1475-1605 гг. М., 1974 (далее — РК-05). С. 57.
[35]ПСРЛ. Т. 23. С. 196-197.
[36]ПСРЛ. Т. 5. Вып. 1. С. 84.
[37]ПСРЛ. Т. 28. С. 334. То же известие в Новгородской IV летописи по списку Дубровского. — ПСРЛ. Т. 43. М., 2004. С. 212.
[38] Там же.
[39]ПСРЛ. Т. 37. Л., 1982. С. 99.
[40]РК-05. С. 60. Разрядная книга 1475-1598 гг. приводит ошибочно имя Якова Захарьича. — РК- 98. С. 30.
[41]Хроника Быховца. С. 111.
[42]Наиболее подробно описание местности см.: Каштанов С.М. Социально-политическая история России. .. С. 160-164.
[43]ПСРЛ. Т. 28. С. 334.
[44]ПСРЛ. Т. 26. С. 293-294.
[45]ПСРЛ. Т. 24. С. 214.
[46]ПСРЛ. Т. 23. С. 196.
[47]ПСРЛ. Т. 37. С. 51, 99.
[48] Хроника Быховца. С. 113.
[49]РК-98. С. 30.
[50]Там же. С. 30-31.
[51] С игизму н д Герберштейн. Записки о Московии. С. 67.
[52] Хроника Быховца. С. 113.
[53]РК-98. С. 31.
[54]Сигизмунд Герберштейн. Записки о Московии. С. 67.
[55]ПСРЛ. Т. 28. С. 334.
[56]Хроника Быховца. С. 113.
[57]Сб. РИО. Т.41. СПб., 1884. С.318; Базилевич К.В. Внешняя политика. .. С.45.
[58] ПСРЛ. Т. 28. С. 334.
[59] Разин Е.А. История военного искусства. Т.П. С. 321-322.
