С середины 60-х годов XIX в. в Скандинавии быстрыми темпами шла индустриализация. Процесс этот начался еще .раньше, но разгар, апогей индустриализации падает на 70-е годы XIX в. — первое десятилетие XX в. За это время Скандинавия из зоны преимущественно аграрной стала зоной аграрно-промышленной.

В 50-90-х гг, XIX в, происходит сравнительно быстрый рост населении и резче обозначается многонациональный состав Крыма. Главным образом это было вызвано естественным приростом населения, причем по этому среднегодовому показателю Таврическая губерния занимала третье место в России. Прирост жителей происходил за счет переселенцев, но в то же время имел место и отлив населения из края. Тысячи крымских татар (по некоторым данным, более 150 тыс. человек) оставили полуостров и

Первые годы мира принесли скандинавским странам долгую депрессию. Расстройство финансов, особенно в Да­нии и Норвегии, затруднения с экспортом в Англию, утрата Копенгагеном его былого положения торгового центра Балтики, много­численные банкротства и крайняя дороговизна кредита, общая финансовая зависимость от Гамбурга усугубились, прежде всего для Дании, крутым падением цен на хлеб, аграрным кризисом. Современники замечали, что дворцов в Копенгагене больше, чем кораблей.

О первых 30 или более тысячелетиях жизни человека на обшир­ных территориях нынешних США и Канады мы узнаем лишь из не­многих источников — мифов, данных современной геологии, ги­потез этнографов, археологов, антропологов, палеонтологов и лингвистов. Однако для проверки сведений, относящихся к периоду между 15 тыс. лет до н. э. и испан­ской конкистой, археологи могут использовать, например, современ­ные методы датировки окаменело­стей, скромные следы зарождав­шейся тогда архитектуры и свиде­тельства этнографии. К последним относятся, в частности, пережитки, унаследованные современными ин­дейцами, впрочем, уже не индейца­ми, а новыми этническими группа­ми, в навыках, обычаях, приспособ­лениях, племенной организации. Важнейшим подспорьем ученых становится, кроме того, устная тра­диция, сохраняющаяся благодаря могуществу памяти человека. Поз­же, с появлением колонизаторов, добавились и новые свидетельства, но они зачастую носят весьма мрач­ный характер.

Авторы первых известий о чукчах XVII—начала XVIII в. делят их по роду занятий на оленных, «сидячих» и «пеших». Не трудно понять, что «чукчи оленные» — это те, кто имел оленей, вел кочевой образ жизни. «Сидячими» называли группу оседлых чукчей, которые имели оленей лишь в количестве, необходимом для передвижения в целях охоты. Жили они на побережье моря, охотились на диких оленей и на морских млекопитающих.

Барон Мориц Беньовский был авантюристом. Только не самым везучим. Лишь одно из его начинаний удалось почти до конца, но и его было достаточно, чтобы имя Беньовского осталось и в истории России, и в истории Франции.

После войны 1787-1791 гг. насильственное переселение закубанцев в пределы Российской империи не производилось, но отмечались факты их добровольных переходов на российскую сторону. На Нижней и Средней Кубани переселённых ногайцев администрация отправляла в Крым или селила на правобережье Кубани по усмотрению атамана Черноморского войска Ф.Я. Бурсака. Черноморские казаки, поселённые на правобережье Кубани до Азовского моря, охраняли границу до крепости Усть-Лабинская. Основу Черноморского и Линейного казачества составили запорожские и донские казаки, переселённые для несения пограничной службы и освоения целинных степей. С течением времени русское население пополнялось новыми выходцами из Малороссии, Слободской Украины, южнорусских губерний, старых казачьих войск и др.

Июнь 1707 года в польском местечке Якобовичи близ Люблина выдался неспокойным. Здесь базировалась главная квартира русской армии, поджидавшей Карла XII. Согласно русским сведениям, шведский король вот-вот должен был подойти к Люблину с 40-тысячным войском. Обстоятельства осложнялись еще тем, что по всей Польше поползли слухи, что Петр I, находившийся здесь, намеревается посадить на польский трон своего сына Алексея. Чтобы успокоить поляков, царь даже отправил сына в Москву.

Мануфактурный период в истории японской промышлен­ности до сих пор остается, пожалуй, одним из наименее изучен­ных вопросов позднего феодализма, хотя он имеет важнейшее значение для правильного понимания процесса формирования капиталистического уклада в экономике Японии. Вот уже более двадцати лет на страницах японских исторических жур­налов й в специальных монографиях ведется дискуссия о роли и месте мануфактуры в капиталистическом развитии страны. Однако до сего времени среди японских ученых нет единства мнений по этому вопросу.

Период XVII и начала XVIII в. — время становления, расцвета и перелома в развитии централизованного феодаль­ного государства в Японии. Главной революционной силой. рассматриваемого периода было крестьянство, так как рабочего класса еще не существовало, а ремесленники и городской плебс в этот период мало участвовали в выступлениях против феодальных властей. Японское же бюргерство, политически аморфное, было тесно связано с феодальным строем и не высту­пало против него.