Показать все теги
Н. В. Лопатин
Из сборника материалов Международной научной конференции «Северная Русь и проблемы формирования Древнерусского государства», состоявшейся в городах Вологда, Кириллов и Белозерск 6-8 июня 2012 г.
Празднование юбилея российской государственности даёт достойный повод вновь рассмотреть письменный памятник, определяющий точку отсчёта этой юбилейной даты, - «Сказание о призвании варягов», дошедший до нас в составе летописей.
Общепринято мнение, что запись Сказания возникла позднее событий, о которых она повествует. Однако вопросы о степени её соответствия исторической истине, первоначальном виде и последующих трансформациях, времени и обстоятельствах её появления и редактирования остаются спорными.
Нет необходимости ставить вопросы прямолинейно: верна ли дата «862», достоверны ли имена действующих лиц, этнические, географические и исторические реалии Сказания? Для понимания условности всех этих сведений достаточно знать, что первоначальный текст вообще не имел никакой даты, а вычислена она была летописцем позднее на основе косвенных данных. Однако для истории России «Сказание о призвании варягов», находящееся в составе древнейших русских летописных сводов, имеет возвышенно-символическое значение. Такое понимание памятника следует отделять от научного, источниковедческого его изучения, в котором и становятся актуальными многочисленные вопросы и сомнения.
Наиболее существенный вклад в текстологическое изучение Сказания внесён А. А. Шахматовым (Шахматов, 1904; переиздание: 2003]. Важнейшее достижение Шахматова - вывод о том, что Варяжское сказание несёт в себе разновременные наслоения. Самая известная версия текста (в двух редакциях] отразилась в Повести временных лет (далее - ПВЛ] в начале XII в. В ней упомянуты 7 городов и названа дата самого события - 862 год. Сопоставление с версией текста Новгородской первой летописи (далее - НПЛ] позволило Шахматову выявить вставки и исправления, сделанные составителем ПВЛ.
Первоначальный вариант памятника был создан, по А. А. Шахматову, в Новгороде, в первой половине XI в. и позднее попал в состав киевского «Начального летописного свода» 1090-х гг. Этот свод до нас не дошёл, но отразился в НПЛ. В первоначальной версии отмечены всего три города: «И избьрашася 3 братия съ роды своими, и пояша съ собою дроужиноу мъногоу и предивьноу, и приидоша къ Новоугородоу, и седе стареишии Новегороде, бе имя емоу Рюрикъ, а дроугыи седе на Белеозере Синеоусъ, а третии Изборьсте, имя емоу Троуворъ. По дъвою же летоу оумьре Синеоусъ и братъ его Троуворъ и прия власть единъ Рюрикъ, обою братоу власть и нача владети единъ...» (Шахматов, 2003, с. 207). Этот текст настолько хорошо известен и часто цитирован, что достоверность его, как правило, не подвергается сомнению. Логика текста подразумевает, что наряду с Новгородом - столицей старшего из братьев-варягов - названы два других столичных центра Северной Руси, где сели княжить два младших брата. Однако попытки найти подтверждение такому статусу Белоозера и Изборска в IX в. не дают удовлетворительного результата.
Археологические данные об истории города Белоозера подробно рассмотрены С. Д. Захаровым (Захаров, 2004; см. также его статью в настоящем сборнике), который на современном уровне подтвердил вывод полувековой давности Л. А. Голубевой о том, что Белоозеро возникает лишь около середины X в. Не обнаруживается и выдающейся роли скандинавов в истории города и всего региона Белозерья.
Остановлюсь подробнее на материалах раскопок Изборска. С древнейшим Изборском связывается известный археологический памятник - Труворово городище (рис. 1) в посёлке Старый Изборск, в 30 км к западу от Пскова. С 1971 по 1992 г. памятник планомерно и почти полностью раскопан экспедицией Института археологии АН СССР под руководством Валентина Васильевича Седова. Основные итоги изучения памятника подведены в изданной посмертно монографии (Седов, 2007).
Согласно выводам В. В. Седова, укреплённое поселение на Труворовом городище в раннее время имело догородской («протогородской»] характер. Состав вещевой коллекции и разнообразие остатков жилых построек свидетельствуют, что среди жителей посёлка уже в начальный период были, наряду со славянами, представители балтских и прибалтийско-финских племён. Полиэтничный характер населения, следы ремёсел, торговли и престижной воинской культуры, наличие оборонительных сооружений (вала, укреплённого каменной кладкой, и рва], уличной застройки и «вечевой» площади говорят о том, что в VIII-X вв. поселение являлось протогородом - административно-ремесленным центром округи.
Соседство Изборска с Псковом порождает вопрос об историческом соотношении двух этих городов. Многие историки, следуя за Сказанием, полагали, что Изборск древнее Пскова и лишь со временем утратил превосходство, которое перешло к Пскову при княгине Ольге. Археологические материалы показали, что это не так. Предыстория Псковского городища заметно глубже, чем Изборского. Выяснено, что детинец Пскова (Кром] уже в X в. превосходил Труворово городище по площади, а с учётом неукреплённого посада лепная керамика распространена на площади около 4 га (в 5 раз больше, чем в Изборске].
На Труворовом городище найдено восемь арабских серебряных монет-дирхемов конца VIII-X в. и один западноевропейский денарий конца X - начала XI в.
Лепная керамика Изборска (рис. 2] - грубая, неорнаментиро- ванная. Преобладают горшки с закруглённым (плавным] плечом (рис. 2: 4, 6, 7], находящие прямые аналогии в разных регионах Древней Руси раннего периода (VIII-XI вв.], но особенно в коренных кривичских землях в Полоцком Подвинье и Смоленском Поднепровье. Меньшим количеством представлены сосуды с ребристым плечом, сопоставимые с керамикой «ладожского типа» (рис. 2: 3, 5], и лощёные чаши (рис. 2: 1, 2], связанные с прибалтийскими финнами.
На «кривичский след», кроме керамики, указывают две находки специфических височных колец - серповидных с ребром (рис. 3: 2-3]. Серия проволочных височных колец с завитком (рис. 3: 1] имеет аналогии в древностях славянского мира. Многие предметы из цветных металлов находят параллели в землях различных балтских и прибалтийско-финских племён - жемайтов, земгалов, латгалов, куршей, эстов: булавки с конусообразной головкой (рис. 3: 7], с плоской треугольной головкой (рис. 3: 6], с треугольным навершием и двумя грибовидными головками (рис. 3: 9], с крестовидной головкой (рис. 3: 8]; привеска в виде кленового семени (рис. 3: 4].
В коллекции многочисленны литейные формочки из известняка, относящиеся, судя по типам отливавшихся в них вещей, к разным горизонтам слоя Труворова городища. В ранних формочках (рис. 4] отливались: трапециевидные подвески с головкой-колечком, круглые нашивки с крестообразным орнаментом, веретенообразные колодочки с кольцами, цепедержатели из соединённых в ряд полуколечек. По находкам таких формочек Изборское городище входит в круг памятников Северо-Запада (Камно, Рыуге, Псков, Ладога и др.], где в VIII—IX вв. произошло возрождение моды на подобные украшения, выработанные в пражской культуре ранних славян на рубеже VI-VII вв. Этот же круг памятников объединяется находками костяных гребней- подвесок VIII-X вв. разнообразных форм (рис. 5], связанных с финно-угорским культурным миром.
Для характеристики домостроительства раннего Изборска в основном могут быть привлечены остатки отопительных устройств. Данных о планировке жилищ немного - они представлены остатками сгоревших срубных стен, фрагментами каменных и глиняных вымосток. Преобладают жилища «северо-восточно-славянского» типа - наземные срубные площадью около 16 кв. м, с печью-каменкой в углу, реже - с глиняной печью. Часть печей была сооружена из глины и камня. Такое сочетание характерно вообще для лесной зоны в X-XI вв. (Раппопорт, 1975, с. 128], в частности, для Новгорода. В меньшем количестве в нижнем горизонте Избор- ска имелись жилища с открытыми очагами, занимавшими в них срединное положение, а также с глиняными полами. Эти черты указывают на связи с «дославянскими» древностями раннего железного века лесной зоны (Седов, 2007, с. 72].
В культуре раннего Изборска можно выделить архаичные элементы, свидетельствующие о глубоких корнях в местных древностях железного века. Блоковидные кресала по находкам в могильниках обычно относят ко времени не позднее VII в., однако хорошая серия их находок в Изборске (рис. 6: 1, 2] свидетельствует о том, что и в VIII-X вв. они были здесь употребительными в быту горожан, а не просто вторично использованными находками. Несколькими экземплярами в изборской коллекции представлены и небольшие серпы с отогнутой под прямым углом пяткой (рис. 6: 3, 4]. Подобно косам-горбушам, эти орудия имели длинную деревянную рукоять с изгибом-коленом. Они принадлежат к архаичным формам, предшествовавшим распространению в лесной зоне в древнерусское время серпов с высокой дугой клинка и отогнутым черенком.
Вышеуказанные элементы культуры Изборска с этнической окраской (славянской, балтской, финской] нельзя считать прямым указанием на этническую принадлежность их владельцев. Сходные, а подчас и идентичные вещи находят в Новгороде и других древнерусских центрах. Эти признаки указывают на разнообразие тех традиций, из которых сложилась культура Руси и в том числе Новгородско-Псковской земли.
Летописная дата призвания варягов находится в хронологическом интервале, определённом по археологическим материалам Изборска, так что формально как будто наблюдается согласие этих источников. Однако проблемы соотношения реального Изборска с Изборском Варяжского сказания это не снимает. Археологические исследования не дали прямого подтверждения сюжету о Труворе. Автор раскопок пришёл к выводу, что во времена Рюрика Изборск хотя и существовал в качестве значительного центра славян-кривичей, но не содержит в культурном слое заметных следов присутствия варягов (Седов, 1986, с. 180]. Седов отмечал, что отдельные находки скандинавского происхождения в Изборске есть: фризский гребень (рис. 7], равноплечая фибула (рис. 3: 5], ланцетовидные наконечники стрел (рис. 8]. Но этого слишком мало, чтобы увидеть за ними варяжскую дружину времён Рюрика и Трувора или скандинавскую военно-торговую факторию. Изборск расположен в стороне от трансъевропейских водных путей, которые привлекали скандинавов (Мачинский, 1986]. Он не являлся и важнейшим центром в своём регионе. Поэтому с научной точки зрения эта проблема ничуть не проще, чем проблема Белоозера.
Представляется, что ключом к пониманию Варяжского сказания является треугольник из трёх географических пунктов, упомянутых в версии НПЛ. И если главный из них - Новгород - объяснить легко, то именно пара других - Белоозеро и Изборск, - присутствие которых кажется одинаково нелогичным в контексте «Руси Рюрика» - имеет наибольший исследовательский потенциал. Необходимо выявить те исторические условия, тот исторический момент, в который эта треугольная система имела очевидный смысл.
Примечательным элементом планировочной структуры раннего древнерусского Изборска являются две замкнутые линии частокольной канавки (рис. 9: А]. Они интерпретированы В. В. Седовым как остатки детинца, выделявшего мысовую часть внутри укреплений города. Согласно выводам В. В. Седова, именно с момента строительства детинца Изборск превращается из протогородского поселения в полноценный город (Седов, 2007, с. 117-118]. Однако необходимо обратить внимание на то, что усложнение структуры города и системы его обороны произошло без увеличения площади укреплённой территории. Это указывает на некую функциональную перестройку, не тождественную хорошо изученному процессу роста многих средневековых городов, когда новая линия фортификаций увеличивала общую укреплённую площадь. Такой вывод подвергает сомнению инициативу горожан в этой строительной акции.
По археологическим данным, строительство детинца относится к началу XI века и может быть, следовательно, связано с деятельностью новгородской администрации времени молодого князя Ярослава Владимировича.
Обзор летописных известий показывает, что в XI - начале XIII в. чудская дань была одной из важных целей внешней политики Новгорода. Амбициозность Ярослава, проявившаяся в период его новгородского княжения ещё при жизни Владимира (чеканка собственной монеты, отказ выплаты дани Киеву], позволяет предполагать, что и чудское направление его активной внешней политики планировалось уже тогда. Соответственно, нелишним для Ярослава в период 1010-1030 гг. было и создание военной базы в Изборске - том пункте, где новгородское войско могло иметь последний ночлег перед вступлением в чудские земли. Таким образом, выглядит вполне логичным возведение внутри уже имевшихся к тому времени укреплений Изборска дополнительного контура частокола детинца (охватившего площадь около 2000 кв. м] для обособления походного двора новгородского князя и его дружины.
Декларация об Изборске как западном пограничном пункте в наибольшей мере соответствует не «Руси Рюрика», а началу новгородского княжения Ярослава (около 1014 г.], когда для обоснования политических притязаний князя на повышение самостоятельности Новгородской земли потребовался манифест, отсылающий к территориальным правам предков.
Единый контекст известий об Изборске и Белоозере требует объяснения смысла упоминания и второго пункта. Думаю, что это упоминание имеет непосредственное отношение к истории соперничества Новгорода и Ростова на Севере. Согласно выводам Н. А. Макарова, со второй половины X в. район Бело- озера был в наибольшей степени связан с Волго-Клязьминским междуречьем: археологически фиксируется «значительное воздействие мерянской культуры на культуру финского населения шекснинского региона, определившее позднейшее включение Белоозера в состав Ростовских владений» (Макаров, 2009, с. 105]. Шекснинско-белозерская промысловая зона снабжала мехами раннегородские центры Северо-Восточной Руси. Однако в конце X - начале XI в. прослеживается усиление западной - новгородской - колонизации. В Белозерье проникает и оседает население, связанное своим происхождением с новгородскими землями; в его составе присутствовали разные этнические элементы - славянский, прибалтийско-финский, скандинавский (Макаров, 1997, с. 166; Захаров, 2004, с. 118]. На рубеже X-XI вв. произошла переориентация торговых связей; преобладающим стал вывоз пушнины в Новгород и далее на Балтику (Макаров, Захаров, 2009, с. 76]. Усиление новгородского экономического влияния отразилось в археологических материалах Белозерья. Куфические монеты сменяются западноевропейскими. Изменяется парадный женский убор, в котором определяющее положение занимают предметы древнерусских и прибалтийско-финских типов (Макаров, 2009, с. 97].
Будучи переведённым в Новгород из Ростова, Ярослав хорошо понимал значение Белоозера для обеих метрополий. Влияние на Белоозеро было существенным элементом политики Новгорода некоторое, относительно продолжительное, время. Но заявление об этом спорном пункте имело смысл лишь до той поры, пока в Ростове имелся правитель, равный Ярославу, то есть его брат Борис - до 1015 года. Изложенные соображения свидетельствуют о том, что геополитическая конструкция в виде треугольника «Новгород - Белоозеро - Изборск» была актуальной в течение небольшого отрезка времени, когда князь Ярослав, получив в княжение Новгород, определил политический курс на повышение самостоятельности своего княжества, однако ещё не посягал на Киевский стол и другие земли Руси.
Таким образом, Сказание о призвании варягов (или, по крайней мере, его «топонимическая» часть] в древнейшей версии, реконструированной А. А. Шахматовым, находит наилучшие соответствия в реалиях времени около 1014 года. Подчёркнутое упоминание Белоозера и Изборска придало тексту оттенок политического манифеста. Остаётся уточнить, что предполагаемая дата относится к созданию (или редактированию] письменного памятника, а с точки зрения истории самих упомянутых в нём городов отмечает момент их расцвета (не единственного, конечно] и их важное место в экономической и политической системе определённого времени.
Источники и литература
Захаров С. Д., 2004. Древнерусский город Белоозеро. М.
Макаров Н. А., 1997. Колонизация северных окраин Древней Руси в XI-XIII вв. М.
Макаров Н. А., 2009. К истории формирования ростово-суздальских владений на Севере // Археология севернорусской деревни X-XIII веков: средневековые поселения и могильники на Ку- бенском озере / отв. ред. Н. А. Макаров. М. Т. 3: Палеоэкологические условия, общество и культура.
Макаров Н. А., Захаров С. Д., 2009. Пушной промысел в хозяйстве кубенозерских поселений // Археология севернорусской деревни X-XIII веков: средневековые поселения и могильники на Кубенском озере / отв. ред. Н. А. Макаров. М. Т. 3: Палеоэкологические условия, общество и культура.
Мачинский Д. А., 1986. Этносоциальные и этнокультурные процессы в Северной Руси (период зарождения древнерусской народности] // Русский Север. Проблемы этнокультурной истории, этнографии, фольклористики. Л.
Раппопорт П. А., 1975. Древнерусское жилище (VI-XIII вв. н. э.] // Древнее жилище народов Восточной Европы. М.
Седов В. В., 1986. О скандинавских находках в Изборске // X Всесоюзная конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка скандинавских стран и Финляндии: тезисы докладов. М. Ч. I.
Седов В. В., 2007. Изборск в раннем Средневековье. М.
Шахматов А. А., 2003. Сказание о призвании варягов // Шахматов А. А. История русского летописания. Т. I, кн. 2.
