Показать все теги
М. Барабанщиков, А. Некрылов
Из книги «Лётчики»
С рассветом, как только косые лучи солнца высветили землю, пикирующие бомбардировщики Пе-2, подминая под себя клубы пыли, устремились в небо. Взлетев, быстро перестроились, взяли курс на запад. Под крылом поплыли поля, где еще недавно шли жестокие бои. Отчетливо виднелись следы танковых гусениц, обгоревшие остовы машин, разбитых орудий. При подходе к линии фронта, которая обозначалась редкими разрывами снарядов, бомбардировщики по сигналу ведущего вытянулись в длинную цепочку. Впереди внизу, в небольшом лесочке, просматривались замаскированные танки противника. Начиналась атака.
Ведущий бомбардировщик со скольжением влево перешел в стремительное пикирование. За ним последовал второй самолет, третий, четвертый... Каждый сбрасывал по одной бомбе и стремительно поднимался вверх, подстраиваясь в хвост впереди идущему. Над полем боя, сплошь покрывшимся огромными фонтанами земли и дымом пожаров, замкнулся боевой круг, составленный из множества машин, выполняющих единую волю командира — ведущего группы, который больше всего любил именно этот способ бомбометания, называемый «вертушкой», и не потому лишь, что сам его выносил в долгих муках раздумий и проверил в боях, — он позволял ему эффективнее бить врага, лучше управлять боями. Это было какое-то гигантское колесо, которое вращалось с наклоном к земле, сбрасывая свой смертоносный груз точно в цель. Оно меняло направление своего удара, следуя сигналам ведущего, перемещаясь на новые и новые объекты бомбометания и разрывая оборону противника в клочья. И не было от него нигде спасения.
Дымилась израненная земля, горел лес, укрывший немецкую технику. К небу поднимался огромный столб дыма. Поле, еще недавно, несколько минут назад, готовое изрыгнуть на советские войска лавину огня и металла, будто вымерло. Покореженные машины, окутанные черным дымом, обугленные воронки и только грохот проносящихся бомбардировщиков.
Когда самолеты вернулись, солнце уже полностью взошло над аэродромом. Из передней машины вышел командир — ведущий группы. Прошел немного по летному полю, словно пробуя на прочность землю под ногами, остановился, вдыхая свежий, настоянный на хвое воздух. Улыбнулся хорошему утру, порадовался удачно прошедшему вылету, мастерству своих летчиков. Это был командир авиационного соединения, Герой Советского Союза, гвардии генерал-майор авиации Иван Семенович Полбин.
* * *
Родился он И февраля 1905 года в симбирской городской тюрьме, в которой отбывала срок заключения его мать Ксения Полбина — крестьянка села Ртищево-Каменка, арестованная по делу сельской сходки, состоявшейся после январских кровавых событий в Петербурге. В семье шесть едоков, а работник один — мать. Тянулась из последних сил. Отец — Семен Полбин — рад бы помочь, да здоровья не было. Надорвался в батраках. Не жалея себя, хотел заработать, хозяином стать, семью поднять, но не вышло. Судьба оказалась против него. Который год лежал прикованный к постели, высох весь. Казалось, в теле только одна душа осталась, а вот злость на богатеев не проходила. Однажды, когда Ксения вечером после работы робко поведала о том, что Василий Живодеров зовет Ванюшку к себе на работу, Семен Полбин пришел в бешенство.
— Не дождется, ирод, что захотел, сына в хомут сызмальства впрячь, мало ему меня было... — Умолк, зашелся в диком кашле.
Жена украдкой вытерла слезы. Прав был муж. Только, куда же от нужды деваться?
После смерти мужа семилетнего Ванюшку пришлось отдать в батраки. Не помирать же всем с голоду.
Многие в ту пору, закинув за плечи худой мешок с немудреными пожитками, подавались в город. В 1918 году ушел на заработки и четырнадцатилетний Иван Полбин. Устроился на станцию Выры, где всегда работали мужики с их села, где оставил свой след и отец.
Через эту станцию нередко проходили воинские эшелоны. С завистью провожал Иван Полбин проскакивающие мимо составы с техникой, красноармейцами. Ну а когда поезд останавливался, было целое событие. Красноармейцев окружали рабочие, сразу же завязывались разговоры, по солдатским рукам шел вышитый кисет с душистым самосадом в обмен на газету в две страницы, которая потом зачитывалась до дыр. И вот однажды, читая вслух газету (рабочие часто просили его об этом), Ваня Полбин обратил внимание на необычный рисунок. Человек в больших выпуклых очках стоял у странного сооружения, напоминавшего стрекозу, а внизу была небольшая заметка об отважном авиаторе, который в боях за Советскую власть совершил несколько смелых вылетов, проводя разведку и сбрасывая бомбы на белогвардейцев.
Полбин удивленно спросил:
— Что это такое?
Рабочий в солдатской шинели, недавно вернувшийся с гражданской без трех пальцев на левой руке, неторопливо взял газету, ответил солидно:
— Ероплан. Летает по небу, как птица, да что там тебе птица — еще быстрее. Один раз и на наш ескадрон налетел и давай сверху пулеметом поливать да бомбы, бомбы в нас кидать. Кони, люди — врассыпную, ескадрона как не бывало... Страху я тогда натерпелся, никогда со мной за всю германскую такого не было.
После смены Иван Полбин подошел к помощнику машиниста, смущенно попросил:
— Василий Карпович, а ты еще расскажи про этот ероплан.
— Смотря с какой стороны тебя интересует этот вопрос. Ежели самому захотелось, так не мечтай, не наше это деревенское дело. А вообще я так понимаю. Коли у нас есть рабоче-крестьянская армия, которая воюет за народ, то должны быть у нас и еропланы, без техники нам тоже никак нельзя. А кому летать? Буржуев нет, значит... — Посмотрел на Полбина, легонько толкнул в плечо. — Смекаешь, паря? Только учиться надо много.
* * *
Вскоре Ивану Полбину пришлось вернуться в деревню, помочь матери по хозяйству, приходилось и батрачить — чем-то же надо было кормить младших братьев и сестер. А по вечерам ходил к учителю местной школы Константину Алексеевичу Селиванову. Там он впервые услышал о знаменитом русском авиаторе Петре Нестерове, который таранил вражеский самолет. Он был глубоко потрясен тем, что сделал этот человек.
И в 1922 году Иван Полбин поступает в Карлинскую среднюю школу второй ступени. В Поволжье в то время не было хлеба, дров, керосина, спичек, учебников, тетрадей. В самотканой одежде, в лаптях, с холщовой сумкой за плечами ходили деревенские ребята в школу в село Карлинское. В школе Ивана приняли в комсомол. Теперь вся жизнь для Полбина была подчинена одному смыслу: быть там, где нужнее, где от него польза Родине. Самым важным в эти годы была борьба с неграмотностью. И комсомольцы школы решили научить грамоте жителей деревень Сухаревки, Безводовки, Матюшина, Вязовки. Ни разруха, ни скептические взгляды многих односельчан, ни даже откровенные угрозы кулаков и бандитов не могли помешать комсомольцам.
В Карлинской школе Иван Полбин редактировал стенную газету «Голос». Только не так уж много места отводилось там школьным делам, больше воздухоплавательным аппаратам.
Многому научила его Карлинская школа. Не случайно в 1944 году, уже будучи генералом, Героем Советского Союза, он пришлет в школу письмо, в котором будут такие строчки: «Годы пребывания в Карлинской школе ярко сохранились в моей памяти и всегда вспоминаются с глубоким чувством благодарности. Я горжусь, что был учеником Карлинской школы, горжусь за вас, мои учителя».
После окончания школы Полбин по направлению волостного комитета комсомола работает избачом в селе Майна. По вечерам в маленькой комнате при волостном Совете было всегда многолюдно. Полбин читал вслух газеты, журналы, книги, объяснял прочитанное. Слушали Ивана внимательно, спрашивали, а то и спорили. Но всегда непременно говорили о будущем. И тут избач рассказывал о летательных аппаратах. Иной раз даже набожные старушки слушали о чуде диковинном, которое, как птица, по небу летает, да не выдерживали. Уходили, крестясь и приговаривая:
— Антихристы, бога на вас нет.
Бедняки уважали избача, несмотря на молодость, Семенычем звали. Кулачье — ненавидело.
Вскоре Полбина избрали секретарем Майнского волостного комитета комсомола. Забот и вовсе прибавилось. Нужно бывать в нескольких окрестных селах, поговорить с людьми о новой политике по отношению к крестьянству, организовать диспуты и вечера молодежи.
Особое внимание секретарь уделял вовлечению молодежи в комсомол. Понимал, что без этого трудно на селе налаживать новую жизнь. Нужна тесная сплоченность тружеников села вокруг партии большевиков. И это могли обеспечить коммунисты, комсомольцы. Годы были тяжелые. Воспользовавшись трудностями с переустройством села и образованием ТОЗов (товариществ по обработке земли), кулаки повели враждебную пропаганду среди населения. Устраивали поджоги, убивали активистов. А бороться с ними было нелегко. Милиции не хватало, большинство крестьян не знало, куда все это повернется, выжидало, держалось своего угла и накопленного изнурительным трудом маленького хозяйства. И решили тогда комсомольцы создать военизированный отряд, подучить молодых сельских активистов военному делу, чтобы они у себя были прочной защитой народной власти.
Полбин пригласил красноармейцев, вернувшихся с гражданской, достали оружие, начали заниматься. Секретарь и сам встал в строй. Гоняли отставники комсомольцев до седьмого пота, будто за какие-то три недели хотели сделать настоящими солдатами. Вот тогда и выделился Иван Полбин своей подтянутостью, ловкостью в обращении с оружием, пытливостью. Его похвалили, даже предрекали ему быть хорошим командиром.
* * *
...С самого начала призыва на военную службу он был твердо уверен, что его обязательно пошлют в авиацию. Из книг и журналов он почерпнул немало сведений о том, почему аппарат тяжелее воздуха способен летать, знал устройство многих систем и механизмов, установленных на самолетах. Да и здоровье есть. Крутые плечи, мужественное лицо, внимательный взгляд глубоко посаженных глаз выдавали в нем человека волевого, решительного, наделенного недюжинной силой. Но на медицинской комиссии дотошный доктор с резким, скрипучим голосом обратил внимание на то, что мизинец на левой руке Полбина не выпрямляется до конца — след травмы, полученной, когда батрачил у Живодерова. Врач решительно покачал головой. Никакие доводы на него не действовали.
— Нельзя, не имею права. Авиации нужны отменно здоровые люди.
— А я что, по-вашему, не здоров? — с трудом сдерживая себя, проговорил Полбин. — Могу двухпудовкой перекреститься.
Однако врач был неумолим:
— Не унывайте, молодой человек, силушкой вас в самом деле бог не обидел. Так что и здесь, на земле, вам скучать не придется...
Как годного к строевой службе его направили в Богунский полк. Служить там было честью. В годы гражданской войны полк, которым командовал в то время Николай Щорс, покрыл себя неувядаемой славой. И те, кто приходил сюда уже в мирное время, должны были с особой ответственностью относиться к изучению военного дела. Полбин учился хорошо, старательно. Он вообще все делал добротно, со всей серьезностью и пониманием своего долга. Знал оружие, решал тактические задачи. Особых трудностей он здесь не испытывал. Но желание стать летчиком крепло в нем. В короткие часы увольнения он ходил в библиотеку, читал авиационные журналы «Самолет», «Вестник Воздушного флота».
В тот год Полбин твердо решил после окончания срока службы просить райком партии направить его на учебу в летное училище.
* * *
«Надо бороться, просить, наконец, требовать», — думал он, решительно направляясь в кабинет секретаря Ульяновского райкома партии.
Только все повернулось не так, как ожидал Полбин. Секретарь, чуть старше его, с изможденным лицом и покрасневшими от бессонницы глазами, крепко обнял Ивана:
— Хорош воин, как раз ты мне очень нужен. Революцию на селе делаем, там ты будешь незаменим.
— Да, но... — Полбин помедлил, собираясь с духом, — учиться хочу, товарищ секретарь, в летной школе.
Секретарь райкома внимательно посмотрел на него, подвинул стул, проговорил устало:
— Садись.
Он медленно подошел к окну, занавешенному давно не стиранной шторой, повернулся к Полбину, сказал резко:
— Мне ведь тоже сейчас что-то другое хочется делать, но партия приказала быть здесь, и я здесь, потому что иначе нельзя.
Ты партиец хороший, рабочей закалки. И никто лучше тебя, родившегося и выросшего здесь, не поймет нужды села. Ты понимаешь, как важно, чтобы организацией новой жизни на селе занимались люди, не только преданные Советской власти, но и правильно понимающие ее политику. — Он остановился, снова пристально посмотрел на Полбина: — Партия может приказать тебе быть секретарем комсомольской ячейки, и ты обязан будешь подчиниться. Но я хочу, чтобы ты, Ваня, сам согласился. Так работать тебе будет легче.
Когда Полбин собрался уходить, остановил его у двери:
— Через год приходи. Задерживать не буду. Знаю, что бредишь ты авиацией. Сам пойду просить за тебя.
Полбин улыбнулся в ответ.
Наступил очень трудный год для Полбина. Иной раз некогда было поесть, отдохнуть. Руководил курсами по подготовке полеводов, бригадиров. Организовывал местных комсомольцев для работы на общественных объектах, восстанавливал школы, подбирал преподавателей, заботился об обеспечении школьников всем необходимым для учебы... Да разве обо всем расскажешь!
Через год он снова в райкоме партии, где ничего не изменилось. Лишь сам секретарь выглядел лучше, чем тогда. Наверное, все-таки дела в районе налаживались. Он протянул Полбину руку, поздоровался:
— За работу спасибо, а вот как с летной школой, не передумал?
Полбин покачал головой:
— Нет.
Секретарь взял со стола бумагу.
— Вот наше ходатайство в училище. А вообще жаль, что уезжаешь, хорошо работать с тобой. — Крепко пожал ему руку: — Ну, Ваня, не знаю, что говорят в таких случаях. Просто желаю тебе высокого неба над головой.
* * *
В 1929 году Полбин был принят в Вольскую теоретическую школу летчиков. В те годы в подготовке авиаторов существовало два этапа, связанных с обучением в двух разных школах; теоретической и практической.
Полбин стремился все понять, постигнуть, приходилось очень много заниматься. Преподавателям, командирам это нравилось. Товарищи по курсовой роте удивлялись его напористости:
— Ты, Иван, никак сразу же хочешь профессором стать?
Он ответил серьезно:
— Сразу не получится, но со временем хотелось бы.
Летом наконец курсанты поднялись в воздух на настоящих самолетах. Правда, летели они в качестве пассажиров, за спиной инструктора. И все-таки эти первые полеты дали то, что так необходимо летчику, — почувствовать небо. И жить только тем мгновением, когда в лицо ударит свежая струя воздуха, и навстречу быстро, быстро побежит земля, и под крылом домотканым ковром расстелется озаренная солнцем степь. Когда приземлились и Полбин восхищенно посмотрел на инструктора, откровенно завидуя тому, что вот этот невысокий, плотный человек в черном кожаном костюме много летает, тот перехватил его взгляд, снисходительно улыбнулся.
— Ничего, когда станешь летать, пройдет. Поймешь, что это просто трудная работа, которую каждый из нас делает лучше или хуже.
Затем Полбин был направлен в Оренбургскую школу летчиков «для прохождения практического обучения на материальной части ВВС». Вместе с ним уехал Федор Котляр и другие курсанты.
Первые полеты курсанты проводили на У-1, который для тех лет уже считался довольно устаревшей конструкцией. Но зато самолет, сделанный из дерева, фанеры и специального полотна — перкаля, был очень надежен и послушен в полете и для первых самостоятельных полетов считался незаменимым. Да и, собственно, упражнения на нем выполняли самые простые. Взлет, выдерживание, набор высоты, один разворот, второй...
Кажется, все самое простое. Но не пошло сразу у Полбина дело. Когда садился в кабину и мысленно представлял себе полет, все было ясно. Вот самолет начинает разбег, ручка управления слегка отдается от себя и потом, когда скорость достигает взлетной, медленно выбирается на себя... Так он и делал, и земля уходила из-под самолета и пропадала где-то внизу. И все вроде бы получалось у него. До посадки. И хотя он тоже очень четко представлял себе эту завершающую часть полета, машина не могла у него принять надежное положение, коснувшись посадочной полосы сразу на три точки.
Первый раз дал такого большого «козла», что думал, самолет не выдержит, развалится. И хотя не ругал инструктор, на душе было — хуже не придумаешь. Не хотелось идти в казарму: так оскандалился. Считали лучшим «теоретиком», говорил обо всем толково, а как дошло дело до практики, так одни курьезы.
— Нет, шалишь, я свое возьму. — Полбин глянул на небо, такое же хмурое, как он сам, с серыми тучами, неприветливое, и торопливо зашагал от аэродрома.
Товарищи вели себя с ним будто ничего не произошло и все идет так, как нужно. Только когда легли спать и погасили свет, Полбин почувствовал дружеское прикосновение руки, услышал шепот Федора:
— Вань, ты не переживай, это ведь только начало, главное у нас впереди.
Полбин и сам знал, что им предстоит работать на других, более совершенных машинах: там и высота побольше, и скорость не та, что на У-1. И там вот нужно будет мастерство.
Он снова и снова продумывал каждый шаг, каждый элемент. На земле имитировал все те действия, которые надо делать в небе. И наверное, вот здесь, в Оренбургской школе летчиков, у него, будущего дважды Героя Советского Союза, рождалась способность вдумчиво анализировать каждый полет, до секунд рассчитывать каждое движение и к полетам относиться не как к повседневной, будничной работе, а как к творчеству художника, изобретателя.
После освоения программы на У-1 курсантов перевели на боевой самолет Р-1. Машина современная, надежная в полете. Нужна была предельная внимательность, точность, собранность и мыслей и действий. Вот здесь-то и стали уже проявляться незаурядные способности Ивана Полбина, его мгновенная реакция, умение молниеносно принимать правильные решения и думать о каждом полете. Не случайно, окончив школу, он был оставлен здесь инструктором.
Летчиками не рождаются, ими становятся. В труде, изнурительной учебе и даже в борьбе с самим собой, с собственной слабостью. Полбин в этом убедился. Но в те годы понял он и другое: одно дело учиться самому, отвечать только за себя, и совсем другое — быть в ответе за других.
Инструктор Иван Семенович Полбин воспитывал у курсантов точность, быстроту, четкость действий. То же, что сам приобрел за долгие годы учебы и считал это первоосновой всего обучения. Притом у него не было курсантов ни хороших, ни плохих. Всех считал в одинаковой мере способными освоить азы летной науки, остальное же зависит во многом от инструктора. Сумеет ли он привить подчиненному потребность постоянного самосовершенствования или научит его только ручкой управления двигать.
Бывало, перед полетами он пройдет перед строем курсантов, внимательно посмотрит каждому в лицо, объяснит задание и, только когда все обговорит на земле, начинает отработку упражнения практически. Однажды, когда курсант излишне долго устраивался в кабине, Полбин приказал ему повторить посадку:
— В кабину надо садиться в одно мгновение, с закрытыми глазами знать, где и что находится. Для победы в настоящем бою важны не часы, не минуты — секунды! — Он повернулся к курсанту, сухо отчеканил: — Кабина самолета не телега, потрудитесь научиться в нее садиться так, как подобает летчику.
Он всегда переходил на сугубо официальный тон, когда был возмущен.
Кто-то не выдержал в строю:
— Так он же из казацкого рода, с тихого Дона.
Полбин нахмурился:
— Отставить, — снова оглядел строй, тихо произнес: — Это, кстати, всех касается. Сегодня после полетов потренируемся.
Он был очень строгим инструктором. Некоторые однокашники считали, что перехлестывает Иван Полбин. Больше всех его группа работает. К тому же порою курсанты заняты тем, чего и в программе обучения нет.
Как-то Федор Котляр заметил Полбину:
— Ты, Иван, так занимаешься, будто скоро с ними в бой собираешься идти.
Полбин промолчал, только в ответ пожал плечами.
— Сразу всему и не научишься, — продолжал товарищ, — со временем сами до всего дойдут.
Полбин и на этот раз промолчал. И не потому, что ему нечего было сказать. Просто он вспомнил недавний разговор с секретарем Майнского райкома партии, куда он ездил в отпуск после окончания школы. Мать тогда здорово обрадовалась. Все смотрела на него и слезы вытирала, а потом прижалась к его груди, прошептала: «Жаль, Сеня не дожил, то-то обрадовался бы». А секретаря прежнего он уже не застал, перевели куда-то. Сменил его тоже толковый мужик, пожилой, из заводских. В армии не был, но здорово понимает и интересуется всем. Он потом посмотрел так задумчиво и говорит:
— Много работы теперь у вас будет. — Достал газету, показал приказ Реввоенсовета: — Читал? Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи считается теперь шефом над Военно-Воздушными Силами Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Так что ждите пополнения. — Секретарь умолк, провел рукой по выбритой до синевы щеке, спросил негромко: — Думаешь, они оставят нас в покое? Как бы не так. Между собой грызутся, а на нас зубы точат. Наша политика им здорово не по нутру. Оттого и вынуждена партия заботиться об армии, о ее техническом перевооружении. — Остановился против Полбина, глянул на него строго. — А ты учи комсомольцев, сам вырос из комсомола, так что обязан. Учи как следует, может быть, тебе с ними потом и в бой придется лететь...
* * *
— Ты что задумался? — вернул его к действительности голос Федора.
— Понимаешь, время у нас особое. Раскачиваться некогда.
Но еще больше летчик-инструктор Иван Полбин был требователен к самому себе. Он был уверен: для того чтобы отлично летать, недостаточно одних только тренировок в управлении машиной, надо еще знать теорию полета, устройство самолета до каждого винтика, болтика.
Когда пришел приказ несколько человек направить на освоение новой техники, не случайно фамилия Полбина была названа первой. Так он пересел на бомбардировщик. Полеты сразу же захватили Полбина. Было приятно чувствовать себя повелителем этой мощной машины.
Полбин отлично завершил программу учебы и был назначен командиром корабля. Служить ему пришлось во многих местах. Но после его родной Волги из всех мест он больше всего полюбил Забайкалье. Ему, привыкшему к широким просторам, сразу же пришелся по нраву этот край. Особенно он любил летать над тайгой в ясный солнечный день, когда лучи сплетают зеркальную паутину между разлапистыми елями и самолет словно скользит по этой зеркальной глади, вышивая свой узор на таежном ковре.
Здесь, в Забайкалье, и произошла встреча, которая осталась в его сердце на всю жизнь. Вот как вспоминает об этом его жена Мария Николаевна Полбина:
— Давно это было, но хорошо помню, как Ваня вечером забежал домой, необычайно радостный, возбужденный, и громко, во весь голос: «Маня, завтра Чкалов к нам прилетает».
Я знала, кто такой Чкалов. Вся страна тогда следила за героическим перелетом АНТ-25. И мне, конечно, тоже хотелось увидеть знаменитый экипаж. Попыталась немного урезонить мужа.
«Это, конечно, хорошо, что Чкалов прилетает, но зачем же так кричать? Сына разбудишь».
«Ничего, ради такого события можно разбудить».
И бросился наглаживать форму. До утра так и не сомкнул глаз, готовился. А утром все уже были на аэродроме в Чите. И вот Чкалов, Байдуков и Беляков прилетели. Здесь же, у самолета, провели митинг. Валерий Павлович рассказал об особенностях перелета, о той заботе, которую проявляет Коммунистическая партия о развитии советской авиации.
Потом Чкалов беседовал с летчиками, техниками. Вопросов ему задавали уйму. Не успевал отвечать. Да только он больше руками показывал. Как шли, как преодолевали трудности. Здорово у него это получалось. А после он хитровато так посмотрел на всех, улыбнулся, спросил:
«Ну а волгари среди вас есть?»
Тут Ваня и назвался.
Обрадовался Чкалов. Стал расспрашивать о жизни, о делах, сам рассказывал о самолете, на котором Ваня летал. Когда прощался, сказал, что, может быть, на Волге еще встретятся. Да только не встретились они больше. А Ваня в тот день долго не мог уснуть. Все думал, думал, а потом вслух произнес:
«Какой прекрасный летчик! Какой человек!»
* * *
Летом 1939 года на Халхин-Голе проходила проверку боем эскадрилья бомбардировщиков, которой командовал капитан Иван Полбин. Летать приходилось в тяжелых условиях: нехватка воды, палящее солнце, перегрев моторов. И все-таки они летали, выполняли боевые задачи, помогали дружественному монгольскому народу отстоять свою народную республику. В это трудное время еще заметнее стал проявляться талант Полбина — командира, хорошего тактика, вдумчивого бойца.
Однажды эскадрилья получила приказ: произвести бомбометание по скоплению японских войск и техники. Полбин внимательно, до мельчайших деталей, насколько это можно было сделать по карте, изучил район предстоящих действий, стал готовить эскадрилью к выполнению задания. На земле отрабатывали все движения, элементы, которые предстояло проделать в воздухе; Особенно защиту от возможного нападения истребителей противника. Тут Полбин был особенно щепетилен. Добился, чтобы каждый командир экипажа четко представлял место своей машины в воздухе, точно выполнял все команды его, ведущего группы:
— При встрече с истребителями самураев, — давал он последние наставления, — держаться сомкнутым строем, ни в коем случае не расходиться. — Посмотрел на часы: — Сейчас отдыхать, вылет через два часа.
Эскадрилья взлетела в полдень. Полбин окинул взглядом машину, спокойно откинулся на сиденье. Пока можно расслабиться. Бомбардировщики шли хорошо, плотным строем. Со стороны могло показаться, что-самолеты идут слишком близко друг от друга и крылья вот-вот столкнутся. Но командир эскадрильи был спокоен. Все выверено, рассчитано, неожиданности исключены. Не случайно так много времени занимался с экипажами, учил их действовать в воздухе как единое целое, как организм, неделимый на части.
За линией фронта показались японские истребители — небольшие верткие машины, выкрашенные в белый цвет. Полбин подал команду сомкнуться. Самолеты еще теснее прижались друг к другу и продолжали полет вперед, к цели. Истребители тщетно пытались набрать высоту, взять превышение, но машины устаревшей системы явно уступали советским самолетам. Покружив в отдалении от группы — близко подходить боялись, — японцы убрались восвояси.
— Слабовата у японцев техника, — сказал Полбину штурман.
Полбин молчал. Ему вспомнились слова Чкалова, сказанные им при прощании там, в Чите, у самолета: «Признают нас уже империалисты. От истории ведь не уйдешь. А силу нашу временами будут пробовать. Вот и надо вам порох всегда держать сухим».
Он посмотрел на часы. По времени уже должны были подходить к цели. Перевел взгляд на землю. Внизу вилась тонкая змейка дороги, по которой двигались люди, техника. И сразу же впереди, сбоку, расцвели белые шапки взрывов. Зенитки повели интенсивный огонь по бомбардировщикам. Полбин, сохраняя хладнокровие, продолжал вести эскадрилью. До расчетной точки последние метры. Только бы все выдержали. На короткое мгновение задержался на своих самолетах. Все шло по плану, никто не отвернул. Идут за ним, словно привязанные невидимой нитью. Приказал:
— Приготовиться, ложусь на боевой курс.
Смертоносный груз обрушился на головы японских войск. Внизу поднялись огромные фонтаны земли, клубы дыма, языки пламени. Бомбардировщики, продираясь сквозь разрывы зенитных снарядов, снова и снова заходили над целью.
Когда рассеялся дым, на земле виднелись остатки брошенной в бегстве техники. А вечером, после разбора полета, он писал жене письмо: «Манек! Я жив, здоров! Бьем зарвавшихся самураев!» Оторвался от письма. Надо будет сегодня же поговорить с секретарем комсомольской организации эскадрильи лейтенантом Пасхиным. Полбину нравился этот молодой летчик, который был одновременно смелый и скромный, лихой и расчетливый, которого все в эскадрилье называли непременно по имени-отчеству — Александром Архиповичем. Как человек, знающий толк в комсомольской работе, Полбин всегда интересовался жизнью комсомольцев эскадрильи. Вот и на этот раз, обсуждая план работы на месяц, он предложил:
— Надо бы, Архипович, беседу провести о значении наших побед здесь, на Халхин-Голе, но так, чтобы нам не расслабляться. Наши битвы на этом не кончились.
— Вот и хорошо, — обрадовался Пасхин и внес предложение Полбина в план.
Как-то комиссар полка М. А. Ююкин одобрительно заметил Ивану Семеновичу:
— Вижу, много времени ты, командир, уделяешь комсомолу. Опекаешь?
Полбин улыбнулся:
— Да вроде бы нет. — И признался: — А все-таки тянет к ним. Боевой народ. Мы тоже, наверное, такими были.
В ту минуту комиссар М. А. Ююкин не мог знать, что ему не суждено будет вернуться вместе со всеми. Через несколько дней при выполнении ответственного задания его самолет будет подбит вражеским снарядом и загорится. Он прикажет своему экипажу покинуть самолет, а сам направит горящую машину в скопление японцев.
А эскадрилья Полбина совершит свой последний, девятнадцатый вылет. И снова, как было до этого, все машины вернутся на базу. Родина отметит подвиг Ивана Семеновича Полбина орденом Ленина. Летчики заправят машины и возьмут курс к родным «берегам». Иван Семенович Полбин радостно обнимет жену, детей. А потом снова уйдет летать на только что отремонтированной машине. И будет готовиться в академию, но поступить не успеет. Начнется Великая Отечественная война.
«Две группы скоростных бомбардировщиков под командованием майора Полбина, — сообщала фронтовая газета, — на бреющем полете внезапно обрушились на вражеские войска. Застигнутые врасплох фашисты, бросая оружие, в панике разбежались. Бомбами и пулеметным огнем бомбардировщиков было уничтожено несколько батарей противника на огневых позициях, колонна артиллерии на марше, обстреляны и разогнаны скопления пехоты. Летчики уничтожили десятки легковых и грузовых машин...»
А вскоре после этого вылета на аэродром пришла телеграмма, в которой пехотинцы горячо благодарили летчиков за успешную работу. «Ваши бомбы метко разили врага, — писали они, — прямым попаданием в легковую автомашину убит фашистский генерал».
Так встретил фашистов на родной земле крестьянский сын, воспитанник Ленинского комсомола, коммунист Иван Полбин. К сентябрю 1941 года он сделал более 70 боевых вылетов. Имя отважного летчика стало широко известно на фронте. Как командир-воспитатель, он не всегда мог вылетать на боевое задание, хотя его сердце, казалось, было с каждым экипажем. Но на земле дел тоже хватало. Учить летать других. И все же на самые ответственные задания вылетал сам во главе полка. Чаще всего это было в темные ночи, в непогоду, делали по два-три боевых вылета за сутки.
В одном из писем, на котором стояла еще дата 3 августа 1941 года, он писал жене: «Друг мой, воюю уже больше полмесяца. Люди работают прекрасно! Немцев бьем днем и ночью. Для них наш полк является страшной, неумолимой силой. Неоднократно, кроме благодарностей всему составу полка от командования, мы получаем выражение признательности от наших наземных войск, которым приходится помогать с воздуха».
Много подвигов во имя Родины совершил летчик — командир соединения, гвардии генерал-майор авиации И. С. Полбин. В Ульяновском краеведческом музее имеется специальный уголок, посвященный знаменитому земляку. Сюда заботливыми руками музейных работников собраны различные фотографии Ивана Семеновича. На всех ранних и более поздних — серьезный человек с правильными чертами русского лица и вдумчивыми глазами, широким открытым лбом, копной пышных, аккуратно зачесанных назад волос, упрямым волевым подбородком. За годы войны менялся его облик, мужал его взгляд. Но неизменным он оставался в главном: в отношении к людям, в отношении к своему делу.
С каждым днем И. Полбин совершенствовал свое мастерство, воспитывал у подчиненных находчивость, мгновенную реакцию, умение быстро ориентироваться в сложной обстановке, анализировать бой, делать выводы. Эти качества ярко проявились в боевых вылетах в битве за столицу нашей Родины — Москву.
* * *
В один из ненастных дней, когда бушевала непогода и, казалось, земля смешалась с небом, скоростные бомбардировщики на бреющем полете пошли на врага. Они имели определенное задание: обнаружить скрытно подошедший резерв противника, уничтожить его. Пролетая над одной из деревень, занятых врагом, майор Полбин обратил внимание на тщательно замаскированную группу скотных дворов. «Зачем такая маскировка?» — мелькнула у Полбина тревожная мысль. Чутье опытного воздушного бойца подсказало ему, что враг затаился. Он еще раз прошел над «скотными дворами». Эта цель не была указана в боевой задаче. И все же Полбин решил бомбить. Летчики ударили залпом и тотчас убедились в прозорливости своего командира. От места бомбежки к небу поднялись густые черные клубы дыма горящих вражеских танков, автомашин, фургонов с горючим.
Летчики, ведомые Полбиным, всегда появлялись внезапно над головами фашистов. Он считал это одним из важнейших качеств летчика в современном бою — уметь сквозь гряды облаков и дождь подойти к противнику и обрушиться на него всей мощью. Сам водил группы так, чтобы скрытно выходили в тыл врага и били по скоплению боевой техники, живой силы, нанося им максимальный урон.
В один из таких боевых вылетов неожиданно в пылу боя из строя вышли оба мотора на самолете Полбина. А внизу территория, занятая фашистами. Казалось, смерть заглянула ему в глаза, и он даже ощутил ее мгновенное холодное дыхание. На какой-то миг в память из далекого далека ударилось детство, с той самой дорогой проселочной, по которой его мать провожала в летную школу. Заскрипел зубами, впился глазами в надвигающуюся землю, словно хотел оттолкнуть ее от себя. Перетянул на свою территорию. Потом сам удивлялся, как долго планировал. Кто-то даже пошутил тогда:
— Везет командиру. Перед ним даже земля отступает.
Только знали все: везенье это — в летном мастерстве Ивана Полбина, его умении правильно и точно строить расчет. И к концу 1941 года на боевом счету Полбина было 3500 убитых фашистских солдат и офицеров, 160 танков, 370 машин, три дивизиона артиллерии, 18 вражеских самолетов, причем 12 из них уничтожены в воздухе. Орден Красного Знамени был наградой Родины отважному советскому летчику.
«...Все прекрасное, что имеет в своей жизни наше поколение, мы должны сохранить и сберечь... для наших детей, так же как берегли для нас наши деды и отцы в прошлом», — писал он домой. Ради этой победы, во имя будущего они каждый день шли в бой. Побеждали, теряли товарищей, с болью и горечью ожидая самолет на базу, хотя и знали, что он уже никогда не вернется. В один из вылетов погиб и бывший секретарь комсомольской организации эскадрильи на Халхин-Голе Александр Пасхин. Произошло это в дни октябрьского наступления фашистов под Москвой. Экипажи совершали по нескольку вылетов в сутки, наносили ощутимые удары по врагу.
Однажды ночью Полбин вылетел в паре с экипажем Александра Пасхина. Цель — уничтожить скопление танков. Гитлеровцы рвались к железной дороге между Москвой и Ленинградом. Танковые колонны шли под защитой специальных подразделений зенитной артиллерии. Над целью наши самолеты попали под жестокий обстрел, яркими факелами горели танки, освещая объекты для наших бомбардировщиков. Вдруг такой же факел вспыхнул в ночном небе рядом с Полбиным, и в тот же момент в наушниках прозвучал глухой взволнованный голос Пасхина: «Горим, командир. Стрелок убит. Идем на таран. Пасхин, Николаев...» Последние слова прозвучали как клятва двух коммунистов.
Горящий самолет врезался в самую гущу танков. Огромный столб огня поднялся в небо. Сильная взрывная волна подбросила самолет Полбина вверх...
Тяжело переживал командир гибель Пасхина. Любил он этого парня. Передавая его дневник комиссару, сказал с болью: «Какой летчик! Сколько мужества в нем было. И как погиб... Знаешь, там, на Халхин-Голе, у нас комиссаром полка Ююкин был. Он так же погиб тогда. Теперь вот Пасхин. Надо собрать в ближайшее время комсомольцев, рассказать, каким Пасхин был, пусть знают, с кого брать пример, кому подражать. А за смерть Александра фашисты еще заплатят».
И снова водил он в бой новые эскадрильи. Свое место ведущего никому не уступал. Не мог. Первейшей обязанностью командира Иван Семенович считал личный пример. «Люди, чьи судьбы тебе вручены народом, поверят в тебя и пойдут за тобой тогда, когда они увидят тебя впереди и выше, увидят, что ты умеешь делать то, чему их учишь, так хорошо, как требуешь от них», — говорил он.
Звание Героя Советского Союза Ивану Семеновичу Полбину было присвоено после выполнения особо важного задания.
В районе железнодорожной станции Морозовская располагался крупный склад горючего, который особенно тщательно охранялся гитлеровцами. Его надо было взорвать. Командир дивизии предложил Полбину разработать тщательно операцию. Иван Семенович предложил бомбить бензосклад двумя самолетами. «Больше вероятности прорваться, да и противник не догадается».
Один из бомбардировщиков пилотировал сам Иван Семенович, второй — Л. В. Жолудев, ныне генерал-лейтенант авиации, Герой Советского Союза. Задание летчики выполнили успешно. От прямого попадания бомб склад окутался густым черным дымом, сквозь который вверх пробивались огромные языки пламени. Сотни тонн горючего, так необходимого гитлеровцам для танков, автомашин, самолетов, были уничтожены.
В сентябре 1942 года полковник Полбин был отозван в Москву в штаб Военно-Воздушных Сил Красной Армии. Но через три месяца он снова попросился на фронт. «Оторвать меня от самолета — это непостижимое дело», — писал он жене. В феврале 1943 года Полбин — командир дивизии, в марте 1943-го он принял 1-й бомбардировочный авиационный корпус на Воронежском фронте. 112 молодых экипажей нужно было ввести в строй, отрабатывать технику пилотирования летного состава, радионавигации. Были выявлены серьезные недочеты в штурманской и бомбардировочной подготовке. Работа по подготовке корпуса к предстоящим боевым действиям предстояла огромная.
В это труднейшее время Полбин не только воевал, но учился и учил подчиненных. Под его руководством летчики тщательно исследовали конструктивные особенности самолета Пе-2, одного из лучших пикирующих бомбардировщиков периода второй мировой войны. Командир и его пилоты открыли новые свойства, дополнительные возможности самолета. Полбин ценил и развивал инициативу подчиненных ему людей. Каждое полезное начинание стремился обратить на пользу общему делу победы над врагом.
Полбин был уже генералом, командиром авиационного корпуса, когда молодой летчик Самлин в одном из полетов выполнил на Пе-2 фигуры высшего пилотажа, что категорически делать запрещалось. Командир полка приказал наложить строгое взыскание на летчика. Позже Полбин вызвал Самлина, расспросил его о том, как проходил полет, ознакомился с расчетами. Спокойный, деловой тон молодого летчика действовал убеждающе. Смущало только одно. Выдержала ли конструкция самолета? Вскоре инженеры, тщательно обследовавшие машину, доложили, что повреждений нет. Искренне обрадовался, пожал крепко руку летчику.
— За инициативу спасибо. Целый переворот в бомбардировочной авиации произвели. А за самовольство командир полка правильно тебя наказал. В армии все-таки дисциплина прежде всего... — Затем наклонился к летчику и спросил: — Почему не доложил? Или думал, не поддержим?
В тот же день Полбин поднялся в воздух. Затаив дыхание летчики наблюдали за бомбардировщиком, который выполнял и другие фигуры высшего пилотажа. Некоторые тогда даже подумали, что этот пилотаж — плод уязвленного самолюбия. Но те, кто хорошо знал Полбина, понимали, что Иван Семенович десять раз сам выверит, прежде чем даст «добро». И уж если заинтересовался, значит, имеет виды на новые открывшиеся возможности самолета.
И действительно, после приземления Иван Семенович подошел к летчикам возбужденный, кивнул на Пе-2:
— Вот вам теперь и бомбардировщик и истребитель.
Пройдет совсем немного времени, пока летчики привыкнут к новым маневренным возможностям скоростного бомбардировщика. И не один фашистский истребитель удивится проворности Пе-2 в воздушном бою и найдет свою гибель от его мощного огня. Особенно отважно будет сражаться И. С. Полбин. На его счету будут не только сотни, тысячи тонн уничтоженных грузов, но и несколько сбитых в воздухе гитлеровских машин.
В письме домой 16 августа 1943 года он писал жене: «Я жив и здоров. Радуюсь со всем нашим народом успехам Красной Армии в боях летом 1943 года. Для нас особое значение имеет наш успех, ведь мы испытали всю горечь отступлений первых лет войны. Мы уверены в нашем окончательном успехе, мы его организуем и добьемся. Я работаю со своими соколами на одном из важных направлений наступления наших войск! Вкладываю вырезку из газеты, прочтя которую представишь себе некоторые вопросы».
Это была его статья «Комбинированный бой «Петляковых-2», в которой он писал:
«...Группа из 17 самолетов получила задачу бомбардировать железнодорожные эшелоны противника на станции А. Решили бомбить и штурмовать с горизонтального полета из-под облаков. Наша группа удачно ударила по станции, подожгла два эшелона, взорвала склад боеприпасов, разрушила ряд зданий и сожгла много автомашин. Делая второй заход, мы увидели, что другая железнодорожная станция, находившаяся рядом с первой, еще более забита составами, и повели самолеты на этот объект.
Сильные взрывы и пожары подтвердили правильность этого решения.
Когда и со второй станцией было покончено, я развернулся от цели в сторону своего маршрута и через несколько минут увидел на своей высоте в кильватерной колонне 8 Ю-87. Мы находились над вражеским аэродромом. Внизу подруливала к старту еще одна группа «юнкерсов».
По команде: «Внимание, в атаку, за мной!» — резким поворотом в сторону группы противника, наращивая скорость, пошел на сближение. Электроцепь оружия и освещения прицела включена. Молниеносно сокращается расстояние между группами Пе-2 и Ю-87. Заметив нас, гитлеровцы, теряя боевой порядок, попытались мелкими группами уйти с разворотом, но было поздно. Я дал первую очередь с дистанции 800 метров, «юнкерс» вспыхнул и камнем пошел вниз. В то же время часть экипажей группы занялась штурмовкой аэродрома и подожгла два немецких самолета на земле. Почти одновременно удачными атаками сбили по одному Ю-87 гвардии лейтенант Плотников и стрелок-радист Серебрянский...
В результате воздушного боя группа моих пикировщиков уничтожила 6 самолетов Ю-87 и сорвала задуманный немцами вылет на бомбометание по нашим войскам. Одновременно истребители прикрытия (ведущий гвардии майор Носов) сбили 3 Ю-87, 3 Ме-109 и 1 ФВ-189. В общем итоге немцы потеряли 13 машин».
* * *
Отменно проявили свои новые качества Пе-2 во время жарких боев на Курской дуге. Открытые на фронтовом аэродроме маневренные возможности пикирующего бомбардировщика пригодились в боях с вражескими истребителями, которые имели задачу не пропустить к наступающим немецким частям ни одного советского бомбардировщика. И вот в одном бою группой «Петляковых», защищавшихся от нападавших «мессершмиттов», было сбито шесть немецких самолетов. Два из них сбил Полбин.
Пикирующие бомбардировщики И. С. Полбина громили танковые колонны под Смоленском и Ржевом, под Москвой и Сталинградом, под Миллеровом и Харьковом, под Белгородом и Курском. И когда в сомкнутом боевом строю над линией фронта одна за другой проносились эскадрильи бомбардировщиков, которыми командовал Иван Семенович Полбин, бойцы-пехотинцы с чувством гордости и уважения говорили: «В воздухе гвардейцы Полбина!»
Как бы ни был занят или загружен Иван Семенович, всегда находил время, чтобы между дел поинтересоваться у командира полка: «А как у тебя этот новенький, Новиков, кажется, его фамилия?» Мог и слетать в паре с лейтенантом, посмотреть его в воздухе.
Характерно высказывание на этот счет Маршала Советского Союза И. С. Конева: «Я знал, что Полбин и под конец войны продолжал сам летать, и во время Берлинской операции через генерала Красовского и его штаб приказал без моего ведома не выпускать его с аэродрома. Было вполне достаточно, чтобы он с командного пункта руководил боевыми действиями подчиненных — обстановка теперь не требовала его личного участия в боях».
И все-таки он летал, лично обучал молодых летчиков. Потому что не мог без неба, без работы с людьми.
Как-то он узнал, что молодой летчик, недавно прибывший из школы, пожаловался командиру на непослушность бомбардировщика при вводе в пикирование на 60-70. Оттого и бомбы ложатся далеко от цели. Поинтересовался тогда Полбин:
— Что, может, машина неисправна?
— Да нет, исправна. Дело тут в другом. В школе учили одному, а здесь совсем другое.
Полбин задумчиво посмотрел на высокого худощавого парня с бледным веснушчатым лицом, спросил спокойно:
— С пикированием, конечно, в училище бомбить не учили?
Летчик тихо ответил:
— Нет.
Какое-то мгновение Полбин размышлял, затем приказал:
— Приготовиться к вылету, атакуем аэродром.
Они взлетели парой. Набрали высоту. Лейтенант шел сзади слева, на месте ведомого. Полбин первым бросил бомбардировщик в крутое пикирование. Привычно сдавило уши, глаза впились в прицел. Это была его атака. Тот миг, ради которого он жил сейчас на войне. Земля росла, вспучивалась огромным серым шаром. Когда до нее оставался тот предел, который переступать было нельзя, потянул штурвал на себя. Уходил на высоту и наблюдал за атакой молодого летчика. И с самого начала пикирования опытным глазом он понял ошибку лейтенанта, подумал с досадой: «В пикирование вводит с креном, а потом уже выровнять не умеет. Трудно».
Когда приземлились, Полбин поднял сломанную ветку, стал быстро чертить на песке:
— Смотрите, что у вас получается. При отжиме руля высоты самолет, опуская нос, поворачивается вокруг своей поперечной оси. В результате получается крен. Что надо делать? — Внимательно посмотрел на лейтенанта, на окруживших его летчиков. — Нужно доворачивать нос самолета рулем направления...
Полбин отбросил ветку, посмотрел на командира полка. — А вообще-то, следует с самого начала добиваться точности при вводе в пикирование. Только для этого тренироваться надо больше. — Приказал жестко: — Неделя на переучивание. Потом доложите.
Командир полка хотел возразить:
— Не успеем, товарищ генерал.
— Успеете, да и больше нельзя, у войны свои сроки. — Улыбнулся летчику: — Ну а сам что скажешь, лейтенант? Комсомолец, наверное?
— Так точно, комсомолец. — Опустил вскинутую было к шлемофону руку, четко ответил: — Переучусь, товарищ генерал.
Человек огромной кипучей энергии, влюбленный в свою профессию, Полбин умел зажигать людей, как он говорил, «держать народ на подъеме». Для этого он всегда находил такие слова, чтобы мысль его была понятна и доступна каждому летчику, механику и обязательно находила в сердце какой-то отклик. Один из участников рассказывает о партийном собрании в одном из полков, проходившем в длинном деревянном сарае, как видно, служившем в свое время для хранения сельскохозяйственных машин. В сарае было многолюдно. Некоторые пришли на собрание прямо с полетов. Ясно слышался голос Полбина:
— Недавно прочитал я в «Красной звезде» статью писателя Павленко, «Маневр» называется, прочитайте потом, кто еще не успел. Одно место там есть, где говорится, что хорошая партийная работа должна растворяться в деле, как сахар в стакане чая...
Несколько мгновений стояла тишина. Очевидно, Полбин, сделав паузу, обводил взглядом слушателей. Была у него такая привычка. Потом опять донесся его голос:
— Хорошо сказано, а? По-моему, очень правильно!
Партийную работу надо оценивать не только по количеству мероприятий, записанных в книжечку, — мол, и то сделали, и это провели... По делам, по результатам надо оценивать, по тому, как мероприятия «растворились» в массе коммунистов, как они их настроили, какие принесли плоды... А вот возьмем теперь вопрос о работе с молодыми штурманами и об участии в этой работе нашего партбюро. Беру первую часть этого вопроса — насчет штурманской ориентировки...
Иван Семенович говорил еще довольно долго. О штурманской выучке молодых летчиков, о том вкладе, который должно делать партийное бюро в обучении и воспитании авиаторов-комсомольцев. Слушали его внимательно. А когда стали принимать решение, Полбин несколько раз поднимался и вносил предложения: «По-моему, это место нужно исправить так...» И четко формулировал свое предложение.
Упорные бои, в которые Полбин водил своих летчиков, рождали героев. Одним из них был лейтенант Филипп Демченков. Он выделялся среди своих сверстников исключительными способностями в летном деле, считался мастером бомбового удара и разведки. Иван Семенович по-отечески любил этого летчика, говорил о нем с большой гордостью, как, впрочем, и о многих других своих соколах.
Воспитанные Полбиным, молодые летчики идут на самые рискованные операции, проявляя при этом незаурядное мужество, выдержку и хладнокровие. Двадцатидвухлетний Демченков в одиночном бою сбивает немецкий дальний бомбардировщик. Летчик Пинский, спасая жизнь своего боевого друга лейтенанта Косова, привел горящий самолет на свой аэродром. Командир звена старший лейтенант Островский, раненный осколком зенитного снаряда, продолжал вести самолет на цель... Это далеко не полный список летчиков-комсомольцев, которые учились у него, Полбина, воевать, защищать Родину. Многим из них было присвоено звание Героя Советского Союза.
Опытный боевой летчик, командир, обремененный большими заботами, находит время в перерывах между вылетами за грубо сколоченным столом, а то и просто на планшете писать о том, что считал необходимым донести до всех авиаторов: как лучше бомбить, как добывать победу в бою. Из-под пера И. С. Полбина в годы войны вышло немало статей, опубликованных в различных журналах, в которых он не просто делится опытом, а научно обосновывает значение нового метода бомбометания в современной войне, дает практические рекомендации молодым летчикам по действию в воздухе.
Так, в одной из статей, «Пикирующий удар, его преимущества и особенности», он писал о том, что в современной войне войска и оперативные тылы располагаются на больших площадях и представляют собой цели узкого либо точечного характера. Нет уже таких густых скоплений людей, артиллерии и различной техники, как это имело место в прошлом. Артиллерия на опорных позициях обычно располагается в шахматном порядке, причем орудия значительно удалены друг от друга. Танки, даже на исходных рубежах, принимают такой порядок, при котором поражение огнем авиации наименее вероятно.
Он был твердо уверен, что бомбометание с горизонтального полета даже на средних высотах надежно поражает только очень большие площадные цели и совершенно не обеспечивает попадание бомб в объекты, имеющие малую площадь. «Отечественная война, — писал он, — изобилует моментами, когда самые ожесточенные схватки вспыхивали из-за обладания небольшими высотами, а бои на улицах некоторых населенных пунктов принимали баррикадный характер. Ясно, что поражения цели здесь можно достигнуть только нанесением удара с абсолютной точностью. Таким способом является бомбометание с пикированием».
Полбин разработал целую теорию, в которой доказывал преимущества нового способа бомбометания над существующим, составил методику его проведения, в которой основную роль отводил командиру экипажа. «Все его действия по управлению машиной и совмещению прицела с целью строго координированы и сосредоточенны», — неоднократно подчеркивал он. «Если летчик отлично владеет техникой пилотирования, пикировщик выдерживает расчетные данные при любых условиях. И, несмотря на то, что скорость самолета остается почти такой же, как при горизонтальном способе бомбометания, меткость поражения возрастает, точность попадания достигается также благодаря тому, что при пикировании бомба некоторую часть своей траектории проходит вместе с самолетом и является управляемой».
Боевая жизнь летчиков И. С. Полбина, их подвиги были лучшим доказательством его мыслей и выводов. Пикирующие бомбардировщики успешно громили гитлеровских захватчиков на Воронежском и Степном фронтах, в боях за Днепр, уничтожали пехоту и технику в Корсунь-Шевченковском «котле». Сам командир не раз водил группу в бой. Отлично владея техникой пилотирования и обладая редким качеством — умением ориентироваться в любой обстановке, он успешно летал днем и ночью. В личном деле описывается такой эпизод:
«В ночь с 9 на 10 июня 1943 года в паре с командиром авиаэскадрильи майором Леехом произвел дважды бомбардирование аэродрома противника «Микояновка», где к этому времени было сосредоточено около 100 самолетов противника истребительного и бомбардировочного типа. Произвел 8 заходов, сбросил бомбы с 1200-1500 метров прицельно. При новом вылете-заходе был атакован звеном ночных истребителей противника. Тов. Полбин, имея запас горючего на 16 минут, раненого стрелка-радиста и поврежденный самолет, успешно провел бой и в исключительно трудную ночь при отсутствии прожектора посадил самолет Пе-2 на свой аэродром».
В 1944 году авиакорпус, которым командовал Полбин, принимал участие во Львовско-Сандомирской операции в составе 1-го Украинского фронта. В один из ответственных моментов сражения противник готовился в районе Зборова нанести сильный контрудар по наступающим частям Красной Армии. Против танков фашистов была брошена бомбардировочная авиация. Несколько часов подряд продолжались беспрерывные атаки с воздуха. Замысел гитлеровцев был сорван.
Интересны в этом отношении показания пленного офицера 1-й танковой дивизии, которые приводятся в воспоминаниях генерал-майора авиации в отставке Ф. И. Качева — бывшего начальника штаба 6-го гвардейского авиакорпуса. «15 июля между 14 и 15 часами после второго массированного удара бомбардировщиков 1-я танковая дивизия потеряла приблизительно 75 процентов техники. До 60 танков сгорело в лесу, еще не сделав ни одного выстрела с того момента, как они вышли с завода. 113-й мотополк, приданный дивизии, разбит. От него осталось 60 человек, которые были сведены в одну роту».
Особое место в военной биографии И. С. Полбина как летчика, командира и подлинного новатора тактики бомбардировочной авиации занимает его знаменитая «вертушка».
История «вертушки» вобрала в себя и неудачи и победы, долгие споры и раздумья. Все было. Человек аналитического ума, большой военной выучки, Полбин понимал, что горизонтальный способ группового бомбардирования точечных целей малоэффективен. Можно сказать, вообще уже изжил себя.
Сколько потрачено горючего, бомб. А люди? Сколько молодых сильных сердец перестало биться, напоровшись на смертельную очередь истребителя или на зенитный снаряд, так и не сбросив свой смертоносный груз на цель.
— А все оттого, что бьем растопыренными пальцами по стеклу и пытаемся разбить его, — высказал он однажды с досадой комиссару.
— Что же ты предлагаешь?
Полбин помолчал задумавшись, потом негромко произнес:
— В одну точку кулаком надо бить, тогда и удар будет чувствителен.
Обсуждали, спорили, делали расчеты. Когда новый тактический прием бомбардирования целей был оговорен и не оставалось никаких сомнений, И. С. Полбин сам повел несколько эскадрилий на бомбежку переправы, по которой фашисты подвозили пополнение и которую его летчики пытались не раз бомбить. Он повел группу в бой, потому что знал, насколько это важно — правильно организовать первый бой в новом тактическом исполнении, чтобы добиться в нем большой победы.
Пикирующие бомбардировщики сделали всего лишь два захода. Бомбы легли точно в цель. Переправа вместе с находившейся на ней техникой и вражескими солдатами рухнула в бурлящую воду.
«Вертушка», как наиболее эффективный метод уничтожения точечных целей, завоевала всеобщее признание у всех летчиков-бомбардировщиков. В каждом полку, соединении знали и применяли этот полбинский метод. И все же наиболее мастерски им пользовались летчики соединения И. С. Полбина. Они стали асами своего дела, разрушая мосты, железнодорожные станции, уничтожая пехоту и технику противника.
Вот как описывал в 1944 году один боевой вылет группы бомбардировщиков, ведомой И. С. Полбиным, специальный корреспондент «Красной звезды» майор В. Земляной:
«Первая четверка, подминая под себя потрескивающую от жары землю, взмыла в воздух. За ней вторая, третья... Прошло не больше минуты, как двадцать Пе-2 уже поднялись в небо и компактной группой ушли на запад. Сразу стала заметна высокая слетанность. Но вот по сигналу ведущего этот строй как бы разломился и через несколько секунд приобрел иной вид. Пикировщики вытянулись в одну длинную цепочку, напоминая косяк журавлей. Они построились в так называемый правый пеленг, изготовившись к бомбометанию. Под нами лежала линия фронта, обозначенная разрывами снарядов и дымом пожаров.
«Вертушка» началась с того, что ведущий самолет развернулся влево и перешел в стремительное пикирование. За ним через несколько секунд последовал второй пикировщик, затем третий, четвертый. Потеряв почти 1000 метров высоты и сбросив одну бомбу, ведущий не менее стремительно стал подниматься вверх и вскоре оказался в хвосте последнего самолета группы. С этого момента замкнулся боевой круг, составленный из двадцати машин. Образовалось как бы гигантское колесо, диаметром больше километра. Оно с огромной скоростью вращалось в наклонной плоскости, разрывая своими зубьями вражескую оборону. За один поворот этого колеса сбрасывалось двадцать увесистых бомб, и каждая из них направлялась в свою цель. По воле командира пикировщики меняли направление удара, отыскивая всякий раз новые объекты атаки.
Первая атака пикировщиков была направлена на балку, где предполагалось скопление боевой техники немцев. Это место просматривалось лишь при снижении. На выходе из пикирования я разглядел там десятка два автомашин. Некоторые из них уже горели. Зато в стороне, километра за три, на опушке небольшой рощи хорошо стали видны немецкие танки и артиллерия, очевидно, немцы успели до нашего подхода переменить место сосредоточения своего резерва. Тогда немедленно колесо нашей «вертушки» повернулось. В первом заходе была произведена как бы доразведка цели, и в этом сразу сказалось преимущество такого способа бомбометания. Теперь уже бомбы неслись в самую гущу вражеской техники, подготовленной для контратаки.
После того как наше колесо четыре раза обернулось вокруг своей оси, над рощей образовалось огромное облако черного дыма. Бомбы, сброшенные пикировщиками, сделали свое дело. На земле горела немецкая техника, рвались боеприпасы, взлетали на воздух блиндажи вместе с их обитателями. А неподалеку из другой рощи уже выползали наши танки. В развернутых боевых порядках они шли в атаку, используя удар пикировщиков. Заметив их, наш командир переместил «вертушку» в глубину вражеской обороны. Он разыскивал теперь скрытые огневые позиции немецкой артиллерии.
Наконец пикирование прекратилось. Самолеты быстро построились в группы по пять машин, сбросили в дополнение ко всему серию бомб о горизонтального направления, а потом снизились до бреющего полета и начали обстреливать вражеские позиции из бортового оружия».
* * *
Выросший на благодатной волжской земле, воспитанный Ленинским комсомолом, Полбин был отважным, безумно храбрым летчиком, талантливым командиром, неутомимым исследователем, подлинным новатором авиационной тактики. «Лучше всех бомбил генерал, дважды Герой Советского Союза Иван Полбин. Летчик подлинной чкаловской хватки, он во всей нашей бомбардировочной авиации считался непревзойденным мастером пикирующих ударов», — писал о нем трижды Герой Советского Союза А. И. Покрышкин.
Ему не удалось увидеть день нашей Победы. Всего лишь каких-то восемьдесят пять дней отделили его от этого всенародного праздника. Так мало после долгого и утомительного четырехлетнего пути.
Операция Висла — Одер была его последней. Возглавив группу пикирующих бомбардировщиков, гвардии генерал-майор авиации И. С. Полбин повел ее для удара по окруженному немецкому гарнизону в городе-крепости Бреслау. Прямое попадание вражеского снаряда выхватило из девяти бомбардировщиков один самолет — самолет ведущего.
Так 11 февраля 1945 года оборвалась жизнь верного сына нашей Родины, отважного летчика, коммуниста И. С. Полбина. А 6 апреля 1945 года он был награжден второй медалью «Золотая Звезда» посмертно.
Родина бережно хранит память о тех. кто мужественно боролся за ее свободу и независимость. Сегодня имя дважды Героя Советского Союза гвардии генерал-майора авиации И. С. Полбина носит село, бывшее Ртищево-Каменка. Здесь открыт памятник в честь прославленного летчика. Его имя присвоено Карлинской школе Майнского района, в которой он учился и где вступил в комсомол, Оренбургскому высшему военному авиационному училищу.
О жизни и борьбе И. С. Полбина рассказывают материалы, представленные в экспозициях областного краеведческого музея, зала Великой Отечественной войны Ульяновского филиала Центрального музея В. И. Ленина, музея И. С. Полбина 46-й школы Железнодорожного района города Ульяновска, музея 846-й школы города Москвы, расположенной на улице Полбина.
Проходят годы. Уводят в небо стремительные ракетоносцы сыновья тех, кто в опаленном войной 41-м принял бой. И среди них, в строю крылатых, есть место и его, летчика, коммуниста, воспитанника Ленинского комсомола, дважды Героя Советского Союза Ивана Семеновича Полбина.
Даты жизни и деятельности И. С. Полбина
1905, 11 февраля — День рождения И. С. Полбина.
1922 — Вступил в Ленинский комсомол.
1927 — Вступил в члены ВКП(б). Призван на действительную военную службу.
1929-1931 — Курсант школы пилотов.
1932-1933 — Летчик-инструктор Оренбургской школы военных летчиков.
1933-1936 — После переучивания И. С. Полбин — командир экипажа ТБ-3.
1936-1938 — Командир отряда ТБ-3.
1938-1939 — Командир эскадрильи, участие в боях против японских империалистов на реке Халхин-Гол, награжден орденом Ленина.
1939-1942 — Командир бомбардировочного полка, участие в боях при обороне Москвы, Сталинграда, награжден двумя орденами боевого Красного Знамени, присвоено звание Героя Советского Союза.
1942-1943 — Работа в штабе ВВС, командир авиационной дивизии.
1943-1945 — Командир авиационного корпуса, гвардии генерал-майор авиации.
1945, 11 февраля — Сбит в районе Бреслау огнем вражеской зенитной артиллерии, самолет взорвался в воздухе.
1945, 6 апреля — Присвоено звание дважды Героя Советского Союза (посмертно).
Краткая библиография
И. С. Полбин. Пикирующий удар, его преимущества и особенности. — «Вестник Воздушного флота», 1944, № 11-12, 6-10.
И. С. Полбин. Борьба пикировщиков с артиллерией. — «Вестник Воздушного флота», 1944, № 15-16, с. 14-18.
Е. Дырин. На боевом курсе. — «Ульяновская правда», 19512.
Г. Василевский, И. Дынин. Генерал Полбин. — «Красная звезда», 1971, 10 февраля.
М. Постоловская. Рыцарь пятого океана. — «Ульяновская правда», 1975, 9 февраля.
«Вестник Воздушного флота», 1949, № 7.
