ГлавнаяМорской архивИсследованияБиблиотека












Логин: Пароль: Регистрация |


Голосование:


Самое читаемое:



» » Алексей Берест
Алексей Берест
  • Автор: Malkin |
  • Дата: 02-01-2015 15:27 |
  • Просмотров: 1722

Алексей Берест

Он, а не только Егоров и Кантария, водружал знамя над рейхстагом, но его вычеркнули из наградных списков.

Их было трое: Егоров, Кантария и Берест. В тот момент, когда вечером 30 апреля 1945 года командир полка Зинченко дал приказ водрузить на рейхстаг знамя Победы, национальность этих троих ни для кого не имела никакого значения. Имел значение только их боевой опыт: сержант Егоров и младший сержант Кантария были разведчиками, воевали с начала войны, а лейтенант Берест воевал еще на финской. Он был широкоплечий, дюжий мужчина с мощными руками, сильный и надежный, как трактор. Но сейчас, во время российско-украинской войны и патриотического отупения, мы все-таки скажем, что эти трое были русский, грузин и украинец. И они полезли.

Они шли в темноте по незнакомым и непонятно куда ведущим длинным коридорам, стреляли, падали, пробирались по разбитым пролетам, причем Берест подставлял двум разведчикам свои огромные плечи и необозримую спину и подсаживал их. Там, где дыра в лестничном пролете была слишком велика и не хватало даже спины и плеч Береста, помогла стремянка, которую раздобыл в горящем рейхстаге хозяйственный грузин Кантария. На крышу рейхстага первым поднялся лейтенант Берест, а потом, убедившись, что немцев нет, выпустил из-за своей огромной спины двух разведчиков со знаменем. Он охранял их в дымном небе Берлина, стоя на крыше с автоматом в руках, пока они телефонным кабелем прикручивали знамя к статуе. Снизу по ним стреляли, древко расщепила пуля. Могучий Берест не знал, что в этот момент вся линия связи от центра Берлина до центра Москвы раскаляется от звонков. Командир полка Зинченко звонил командиру 150-й дивизии Шатилову, Шатилов звонил командиру 79-го корпуса Перевёрткину, тот — командующему 3-й ударной армией Кузнецову, тот — командующему 1-м Белорусским фронтом Жукову, тот — Сталину в Кремль, чтобы сказать: «Знамя Победы над рейхстагом!»

Алексей Берест был украинцем из-под Сум, в десять лет пережившим голодомор. Тайна человеческой психики неподвластна ученым и писателям, и поэтому мы никогда не узнаем, как повлияли на этого сильного человека с борцовской шеей и русыми волосами воспоминания детства. Семь из шестнадцати его братьев и сестер умерли. Его родители, Прокоп и Кристина, умерли в 1932 году, когда ему было 11 и когда голодающие люди без сил лежали на улицах. В Красную армию он пошел добровольцем. Во время войны закончил военно-политическое училище, эвакуированное из Ленинграда в Шую, и потом служил замполитом в батальоне капитана Степана Неустроева. После войны имевший пять ранений Неустроев приезжал в гости к Бересту в Ростов-на-Дону, они пили, и тогда сильно выпивший Неустроев снимал с груди звезду Героя и отдавал ее Бересту. Но тот не брал.

Берест, после войны и лагеря работавший сначала грузчиком, а потом пескоструйщиком на заводе «Ростсельмаш», всю свою жизнь не мог смириться с тем, что его вычеркнули из списка представленных на звание Героя за взятие рейхстага. И не только из списка, но и из истории: в ней остались Кантария и Егоров, а Берест нигде не упоминался. На лице и на ладонях у него были шрамы от ножа, который он однажды вырвал из рук немца в рукопашном бою, шрамы не болели, а душа от несправедливости ныла, болела, не заживала. Этот очень сильный и очень надежный человек был как-то странно и страшно восприимчив ко всему, что касалось его военного прошлого.

Когда следователь, допрашивавший его по делу о растрате в кинокассе (одно время он работал заведующим отделом кинофикации), сказал, что надо еще проверить, где он отсиживался во время войны, Берест выбросил следователя вместе со стулом в окно. Ему дали десять лет, он отсидел в пермских лагерях два года семь месяцев и вышел по амнистии. Фронт и войну он не называл адом, хотя спал там в снегу и ходил по трупам, а лагеря и то, что он там увидел и пережил среди уголовных, — назвал.

Звание Героя Советского Союза за взятие рейхстага получили все, кроме него: сержанты Егоров и Кантария, комбат Неустроев, командир полка Зинченко, командир дивизии Шатилов, комкорпуса Перевёрткин. Читая старые, ветхие, пожелтевшие наградные листы, я видел, как это бывает: короткое движение синим, жирным карандашом — и нет ордена, и забыт подвиг, и чья-то жизнь пошла наперекосяк. Есть две правдоподобных версии того, что случилось с Берестом. Одна утверждает, что здоровенный капитан с русым чубом, сидя в занятом его батальоном здании гестапо, раздавал своим бойцам швейцарские часы из коробки, обнаруженной в сейфе, а когда за часами пришел смершевец, ему он не дал: «Я вас в бою не видел… С такой длинной рукой к церкви идите, там подают». Вторая версия состоит в том, что Жуков вычеркнул Береста из наградного списка, потому что не любил политработников.

Рабочий сталелитейного цеха Берест был очень спокойный человек. Сила делала его спокойным. В Мелитоне Кантарии, которого Берест подсаживал в тот холодный и ветреный апрельский день на той разбитой вдрызг, простреливаемой лестнице в старом здании рейхстага, верхние этажи которого еще были заняты немцами, был хороший грузинский шик. Подтянутый, молодцеватый Мелитон Кантария, 2 мая стоявший на вершине купола рейхстага и кричавший «ура!», работал после войны директором мясного отдела на Сухумском рынке, любил дорогие костюмы и, приезжая в столицу, жил в номере люкс гостиницы «Москва». А Берест после войны жил с семьей в хибаре, где удобства во дворе, земляной пол и в окна дует.

Ноябрьским вечером 1970 года на железнодорожном переходе Сельмаш в Ростове толпа рванула к подходящей электричке. Женщина вела девочку за руку. Люди, стремившиеся успеть к сходящимся дверям, смяли женщину и выбросили девочку на соседние пути, по которым уже налетала еще одна электричка. Мужчина в черном пальто бросился за девочкой и вытолкнул ее из-под поезда. Это был Алексей Берест, который, как всегда в это время, вел внука из детского сада. Внуку было пять лет. Он вернулся домой один: «Мама, а дедушку поезд переехал!»

Так закончилась жизнь Алексея Береста, крестьянского сына из-под украинских Сум, видевшего смерть изнуренных голодом родителей, знавшего работу на земле с детских лет, войну, тиф, госпиталь, снова работу, теперь на заводе в сталелитейном цеху, и еще жизнь с семьей в бараке над котельной, откуда сквозь щели в полу шел угарный газ, а в соседней комнате другая семья, которую он сам же и пустил под крышу из жалости к людям. Там же у него жила подобранная ворона с перебитым крылом. В нем было чувство жалости и справедливости, которое он взял не из книг, а которое пришло к нему из всей его тяжелой и трудной жизни. Прошедший войну и лагерь, Берест знал очень много такого, чего мы, живущие в информационных потоках, узнающие в интернете сто новостей каждый день, искушенные в хай-теке и моде, ловко разбирающиеся в политике и трактующие ее день и ночь, не знаем и не можем знать.

Украинец Берест, офицер Красной армии, живший и в Украине, и в России, как многие фронтовики, не часто носил ордена и не любил вспоминать войну. Когда на 9 мая показывали парад, он молча выходил из комнаты. Не мог смотреть.

Алексей Поликовский

Новая газета

Читайте также: