Показать все теги
В нашей личной библиотеке хранится экземпляр книги И. В. Карнауховой «Сказки и предания Северного края» [Сказки 1934] с дарительной надписью составителя известному фольклористу Анне Михайловне Астаховой: «Дорогой моей Аннушке на память о романтическом котелке, о белых гетрах, о Кирике Рябинине, о Сумском Посаде, о Белощелье; обо всем, что с нами было на нашем любимом Севере. ИК. Май 1934 г.». Переиздание этой книги, сыгравшей заметную роль в истории русской фольклористики, читатель сейчас держит в своих руках.
Ирина Валериановна Карнаухова родилась 7 (20) ноября 1901 г. в Киеве. В литературе о будущей писательнице имеются сведения, что отец ее служил на железной дороге [Шиллегодский 1966: 3]. В семье ценилось литературное творчество. Мать, Алла Митрофановна Карнаухова (1877-1958), по окончании гимназии работала в редакциях различных киевских газет. Тогда же она начала пробовать себя как переводчик и после революции, переехав в Петроград, сотрудничала с «Вестником иностранной литературы»; переводила Р. Тагора, Г. Уэллса, А. Стриндберга, Г. Манна, Дж. Лондона и др. [Писатели Ленинграда 1966: 147].
Духовные и интеллектуальные интересы матери определили и жизненный путь И. В. Карнауховой — девочки-книжницы, проливавшей слезы над участью Алеши Пешкова, героя повести М. Горького «Детство». Поздний рассказ писательницы «Бандероль» (1957), рисующий духовный мир девочки из интеллигентной семьи, взрослевшей в предреволюционные годы, имеет полностью автобиографический характер [Карнаухова 1957а: 10-11]. Из анкеты, которую И. В. Карнаухова заполнила при вступлении в Ленинградское отделение Всероссийского союза писателей, мы узнаем, что девушка в гимназические годы приобщилась к революционному движению: «В 1915 г. начала работу в революционном кружке учащихся» (РО ИРЛИ, ф. 291, οπ. 1, № 457, л. 6 ).
Гимназию И.В.Карнаухова окончила в 1918 г., когда страна уже была охвачена гражданской войной. Семья перебралась из Киева сначала в маленький городок Ейск на Азовском море, а затем в Екатеринодар. 7 января 1921 г. в Екатерино- даре, который на тот момент уже месяц как был переименован большевиками в Краснодар, был создан кружок поэтов. В «Хронике жизни и творчества Е. И. Васильевой (Черуби- ны де Габриак)», составленной В. П. Купченко, под названной датой читаем: «Создание Кружка поэтов „Птичник“, собиравшегося на квартире Ф. А. Волькенштейна. Среди участников — Васильева, Маршак, Елена Бекштрем, Ирина Карнаухова, Евгения Николаева»[1]. Так начиналось приобщение героини нашего очерка, работавшей на тот момент инструктором в библиотечной системе Отдела народного образования, к миру большой литературы.
Весной 1921 г. И. В. Карнаухова уехала в Москву для учебы на курсах инструкторов-организаиторов при Главполитпросвете (курсы курировались Н. К. Крупской). Этот период ее жизни — бурный, полный энтузиазма — нашел отражение в другом рассказе писательницы — «Бутсы» [Карнаухова 1957b: 193-197]. Опираясь на приведенный ниже отрывок из воспоминаний Т. Шмелевой о Максимилиане Волошине, можно предположить, что в Москве И. В. Карнаухова занималась также в Институте слова (позднее — Государственный институт слова; ГИС), в котором преподавала известная артистка и фольклорист О. Э. Озаровская. Это учебное заведение, находившееся в ведении Главпрофобра Наркомпроса, ставило целью подготовку мастеров художественного слова. Среди профессоров и преподавателей были П. Н. Сакулин, И. Н. Розанов и другие выдающиеся литературоведы, в том числе и фольклористы Ю. М. Соколов и E. Н. Елеонская. Последняя, кстати, была самым видным на тот момент «сказковедом» страны. Таким образом, приобщение к фольклорной культуре, которая станет ключевой в ее творчестве, началось для И. В. Карнауховой уже в 1921 г.
С 1922 г. И. В. Карнаухова и ее мать проживали в Петрограде. Здесь будущая фольклористка и писательница поступила учиться на курсы, существовавшие при Российском (Государственном) институте истории искусств (РИИИ / ГИИИ). Этот Институт, как частное научное и учебное заведение, был образован 2 (15) марта 1912 г. по инициативе графа В. П. Зубова. Под этот институт основатель отдал собственный особняк (современный адрес: Исааковская площадь, д. 5). Первоначально здесь изучалась и преподавалась только история изобразительных искусств. Затем были созданы Отделы по истории музыки и театра. В ноябре 1920 г. в Российском институте истории искусств был учрежден Отдел истории словесных искусств. Деканом вновь созданного Словесного отдела (факультета) стал В. М. Жирмунский, а среди преподавателей первого состава были В. Б. Шкловский, Б. М. Энгельгардт, Н. С. Гумилев (кафедра теории поэзии), В. М. Алексеев, И. Ю. Крачковский (поэзия Востока), Ф. Ф. Зелинский, Б. В. Казанский (поэзия классической древности), М. А. Жирмунский, Г. Л. Лозинский (романогерманская поэзия), Б. М. Эйхенбаум, М. Л. Лозинский (русская поэзия и проза) и др. (подробнее см.: [Иванова 2004: 48-66]). У И. В. Карнауховой, как видим, была возможность получить прекрасное филологическое образование.
Летом 1923 г. вместе со своей московской знакомой Софьей Андреевной Толстой (1900-1957), внучкой Л. Н. Толстого и в ближайшем будущем женой С. А. Есенина (в отдаленной перспективе она станет директором Государственного музея Л. Н. Толстого), И. В. Карнаухова отдыхала в Крыму в Коктебеле в гостеприимном доме поэта Максимилиана Волошина. «Приблизительно в то же время, — читаем в мемуарах Т. Шмелевой, — приехали Софья Андреевна Толстая, внучка Л. Н. Толстого, и ее приятельница Ирина Карнаухова. Обе они недавно окончили Институт слова. Ирина часто рассказывала нам русские сказки в своем переложении» [Шмелева 1990: 479].
Насколько можно судить, в начале 1920-х гг. И. В. Карнаухову и С. А. Толстую связывали очень теплые дружеские отношения. 7 сентября 1923 г. С. А. Толстая сообщала матери из Коктебеля: «Больше всех я здесь дружу с той Ириной Карнауховой, с которой я в Ялту ездила. Ей 22 года, из хорошей украинской помещичьей семьи, умная, добрая, учится на курсах и очень талантливая сказочница». По возвращении из Коктебеля И. В. Карнаухова задержалась на три недели в Москве, где жила у С. А. Толстой почти весь октябрь 1923 г.[2]
В Коктебеле, помимо хозяина дома, девушке довелось общаться с К. И. Чуковским, также приехавшим к М. А. Волошину [Чуковский 1991:250]. Имя И. В. Карнауховой неоднократно встречается в «Дневнике» писателя. 14 ноября 1923 г. она, например, посетила вместе с К. И. Чуковским А. А. Ахматову [Чуковский 1991: 255]. Приятельствовала И. В. Карнаухова и с талантливой поэтессой Марией Михайловной Шкапской (1891-1952). 19 ноября 1923 г., упомянув о И. В. Карнауховой в письме к С. А. Толстой, М. М. Шкапская замечала: «Сегодня она у меня рассказывает сказки»[3].
И. В. Карнаухова была знакома с С. А. Есениным. А. Л. Дым- шиц, знавший ее с 1920-х гг. и встретившийся с писательницей в 1958 г. в Чехословакии в Карловых Варах, с интересом слушал ее рассказы о событиях и людях первого послеоктябрьского десятилетия. «Есенин с первого знакомства угадал в Карнауховой отменного знатока народного слова и нередко состязался с ней в толковании фольклорных выражений», — так передавал он воспоминания И. В. Карнауховой в своем очерке «Карловарские вечера» [Дымшиц 1983:408]. Здесь же приводится сочиненный экспромтом стишок С. Я. Маршака о И. В. Карнауховой: Цветок растет из семечка,
А Иринушка из темечка. [Дымшиц 1983: 407]
Имя И. В. Карнауховой встречается и в письмах Е. И. Замятина. Знакомство, очевидно, началось в Петрограде. Пересекались же дороги И. В. Карнауховой и Е. И. Замятина в Крыму [Замятин 1997: 251, 253, 256].
Таким было литературное окружение И. В. Карнауховой в 1920-е гг. Однако, помимо явных литературных наклонностей, девушка проявляла интерес и к науке. 1926 год — год окончания И. В. Карнауховой высших курсов при Государственном институте искусств — стал очень важным и в анналах этого научного учреждения, и в истории отечественной науки о традиционной народной культуре, и в жизни героини этого очерка.
Годом раньше, в 1925 г., председатель Отдела изобразительных искусств ГИИИ О. Ф. Вальдгауер (Вальдгауэр) побывал в научной командировке в Германии, где в «Обществе друзей новой России» возник проект большой выставки крестьянского искусства (вышивка, ткачество, деревянная резьба, роспись и т. д.). В связи с этим в Институте родилась идея проведения экспедиции на Русский Север. Летом 1925 г. известный музыковед и композитор Б. В. Асафьев совершил рекогносцировочную поездку в Прионежье, поразившее его своим музыкальным, поэтическим и художественным богатством. Тогда же при Комитете по социологическому изучению искусств (Соцком — институтское подразделение, созданное в 1924 г., стоявшее вне Отделов и ставившее себе целью внедрение социологического метода в изучение всех видов искусства) была организована Секция изучения крестьянского искусства. В нее вошли известный специалист по народному зодчеству К. К. Романов (председатель), режиссер и знаток истории русского театра В. Н. Всеволодский-Гернгросс, уже завоевавшая себе авторитет в области изучения древнерусской литературы В. П. Адрианова-Перетц, выпускницы курсов ГИИИ А. М. Астахова и Η. П. Колпакова (в будущем — ведущие фольклористы страны), молодые музыковеды Е. В. Гиппиус и 3. В. Эвальд, которым тоже через несколько лет предстоит стать во главе этномузыковедения, а также другие сотрудники ГИИИ — С. С. Писарев (филолог), Г. Э. Кнатц, Л. М. Шу- ляк, Ю. Н. Дмитриев (специалисты по традиционной материальной культуре). Присоединилась к этой группе ученых и И. В. Карнаухова. Четыре экспедиции, осуществленные Секцией изучения крестьянского искусства (Крестьянской секцией) в 1926-1929 г., стали ярчайшей страницей в истории русской науки о традиционной культуре. В написании этой страницы свою роль сыграла и И. В. Карнаухова.
Зиму 1925 / 1926 г. Крестьянская секция провела в подготовке к первой комплексной экспедиции на Русский Север.
На заседаниях 9 февраля и 16 февраля 1926 г. руководители различных отделений ГИИИ — К. К. Романов (ИЗО, т. е. отделение изобразительных искусств), Б. В. Казанский (ЛИТО, т. е. литературное отделение), В. Н. Всеволодский-Гернгросс (ТЕО, т. е. театральное отделение) и А. В. Финагин (МУЗО, т. е. музыкальное отделение) — обсуждали методику проведения семинаров по подготовке к экспедиции (ПФА РАН, ф. 150, оп. 5, № 39, л. 26-31). Каждое из отделений вело семинары по собственной программе. В ЛИТО занятия проводили С. И. Бернштейн, который обучал будущих экспедиционеров работе с фонографом, и В. П. Адрианова-Перетц, знакомившая слушателей с библиографией трудов по Русскому Северу, диалектными особенностями речи северян, их народной поэзией. Первым объектом обследования было выбрано Заонежье, центрами которого являются Кижи, Толвуй и Шуньга. На заседаниях 7, 30, 31 марта и 16 апреля 1926 г. решался вопрос о распределении между отделами количества мест для участников экспедиции, о смете, о покупке необходимых для работы экспедиции материалов и т.д. Окончательно все вопросы были решены к 7 июня, когда экспедиционеры уже знали, что выезд в Заонежье состоится 11 июня (ПФА РАН, ф. 150, оп. 5, № 39, л. 11-16).
Впечатления от этой и последующих экспедиций отразились в художественных дневниках Η. П. Кол паковой «У золотых родников» — книге, написанной по материалам кратких заметок много позднее: в 1960-е — 1970-е гг. [Колпакова 2002].
Маршрут экспедиции был следующий. Пароходом из Ленинграда по Неве, через Ладогу в реку Свирь, а затем по Онежскому озеру сотрудники ГИИИ прибыли в Петрозаводск; далее местным пароходом из Петрозаводска состоялся переход в Великую Губу, где началась полевая работа — обследование окрестных деревень. В этой точке участники экспедиции проработали с 14 по 19 июня. Затем было Яндомозеро (19-24 июня), Космозеро (24 июня — 1 июля), Великая Нива (1-2 июля), Шуньга (3-7 июля). Отсюда через Великую Губу и Петрозаводск сотрудники ГИИИ вернулись в Ленинград.
Из дневника Η. П. Колпаковой следует, что И. В. Карнаухова присоединилась к основной группе чуть позднее. Вместе с Е. Э. Кнтац и Л. М. Шуляк они прибыли в Великую Губу вечерним пароходом 16 июня. Между словесниками с самого начала были распределены обязанности: А. М. Астахова записывала былины и заговоры; Η. П. Колпакова — песни и материал по свадебному обряду; А. И. Никифоров (в то время сотрудник Толстовского музея в Ленинграде, присоединившийся к экспедиции ГИИИ) и И. В. Карнаухова занимались сказками. В художественных дневниках Η. П. Колпаковой под 19 июня, когда экспедиция находиласьвЯндомозере, читаем: «„Сказочники“ — А. И. Никифоров и Ирина Карнаухова в восторге от местных Шехерезад. Сказок здесь гораздо больше, чем в Великой Губе, где преимущественно царят песни» [Колпакова 2002: 27].
В основном составе экспедиции были молодые люди, только входившие в науку. Горожане, не знавшие крестьянской жизни, они жадно впитывали свежие впечатления. «Быт наш таков же, что и на предыдущих базах, — пишет Η. П. Колпакова о пребывании экспедиции в Космозеро, — живем в большом чистом крестьянском доме у самого озера; у нас на четверых «светелка», в которой помещаются Анна Михайловна (Астахова. — Т. #.), Ирина Карнаухова, Зиночка Эвальд и я; во втором этаже — «муж-отдел», столовая и клетушка для дам ИЗО; мыться бегаем на озеро, становимся на колени на длинной доске, лицом к воде, над нами встает луна, и мы похожи на каких-то неведомых монахов, совершающих обряды из «культа молодой луны». В лавке те же бублики и паточные леденцы, в доме те же огромные самовары и те же примитивные веселые обеды с самой фантастической сервировкой». И далее самое главное: «Люди здесь такие же хорошие, как и в предыдущих деревнях» [Колпакова 2002: 31].
Хозяйка избы, в которой поселились участники экспедиции, оказалась прекрасным знатоком устной народной поэзии. «В Космозеро одна из самых приметных фигур — Пелагея Никифоровна Коренная, наша хозяйка, очень живая и приветливая женщина лет шестидесяти, — пишет Η. П. Колпакова. — От нее мы записываем самые разнообразные жанры. Ирина выпытывает от нее сказки, а я — песни» [Колпакова 2002: 36]. Сказки П. Н. Коренной (12 преимущественно «ребячьих» сказок) опубликованы И. В. Карнуховой в ее сборнике «Сказки и предания Северного края». Здесь же в комментариях дана блестящая характеристика этой сказочницы — мастерицы народного слова, владевшей выразительным жестом, разыгрывавшей сказку как драматическое произведение.
Фольклористические результаты поездки в Заонежье оказались весьма внушительными. «ЛИТО записало 42 былины, 24 духовных стиха, около 500 песен, более 1000 частушек, 278 загадок, 138 сказок, 63 заговора, 38 причитаний и около 300 пословиц, поговорок, присказок и т. п.», — отмечает Η. П. Колпакова [Колпакова 2002: 48]. Столь же успешной поездка была и для ученых, изучавших другие виды крестьянского искусства. В годовом отчете ГИИИ за 1926/1927 гг. Зао- нежская экспедиция поставлена на первое место в ряду явных достижений Института (ЦГАЛИ, ф. 82, оп. 3, № 21, л. 3 об.).
Материалы по сказке, собранные И. В. Карнауховой в Заонежье, были осмыслены ею в двух статьях. Первая статья Карнауховой по этим материалам — «Заонежские сказки» — вышла в сборнике «Сказочная комиссия в 1926 г.» Русского географического общества [Карнаухова 1927а: 22-23]. Это список сказок, записанных во время экспедиции. В емкой таблице фольклористка указывает место записи и имя сказочника, называет индекс сюжета по системе Антти Аарне, а также дает ссылки на опубликованные варианты сказок по сборникам А. Н. Афанасьева, H. Е. Ончукова, А. М. Смирнова и др. Подчеркнем, что соотнесение И. В. Карнауховой своего материала с индексами А. Аарне было одним из первых опытов подобного рода в отечественной фольклористике.
Во второй статье — «Сказочники и сказка в Заонежье», — опубликованной в сборнике ГИИИ «Искусство Севера: Заонежье» [Карнаухова 1927b: 104-120], исследовательница настойчиво подчеркивает, что на период работы экспедиции сказка в Заонежье представала как активно живущий жанр. Одна из проблем, которую фольклористка пытается решить в очередной раз вслед за своими предшественниками — это проблема типологии сказочников. И. В. Карнаухова выделяет сказочников-импровизаторов, твердо знающих сюжет и стандартный набор сказочных формул, но не боящихся каждый раз вводить в текст новые эпизоды и образы. Таковым был, например, И. В. Митрофанов из д. Яндомозеро, от которого в течение трех дней две сказки были зафиксированы дважды, что дало возможность сравнить разновременные записи. Вторую группу составляют сказочники, владеющие «твердым текстом, отлитым в определенную форму и никогда не изменяемым» [Карнаухова 1927b: 107]. Примером исполнителя этого типа может быть П. Г. Коренная, хозяйка избы в Космозеро, где жили экспедиционеры. «Почти все они, — писала И. В. Карнаухова о ее сказках, — являются ритмической речью, обильно пересыпанной рифмованными фразами» [Карнаухова 1927b: 111]. Наконец, третью группу формируют сказочники- разрушители. В их устах сказка забывается, причем теряется не только вся формульность, присущая жанру, но и обессмысливается сам сюжет. Специальное внимание И. В. Карнаухова обращает и на 16-летнюю сказочницу Марусю Рагозину, вводящую в свои сказки фрагменты других фольклорных жанров (например, причитание и заговор).
Одна из проблем, выявленная собранным материалом, — влияния книги на устный репертуар заонежских крестьян в 1920-е гг. Как оказалось, в их среде активно бытуют пересказы «Князя Серебряного» А. К. Толстого, бульварно-детективного романа «Тайна графа Коломбержского» и других произведений этого рода. Крестьянство, свидетельствует И. В. Карнаухова, имеет вкус к индивидуальному литературному творчеству. Упомянутый в дарительной надписи А. М. Астаховой Ки- рик Гаврилович Рябинин из д. Середка (кстати, представитель знаменитой династии былинщиков Рябининых-Андреевых), например, сочинил «длиннейшую стихотворную повесть, довольно точно следуя ритму и размеру Ершовского ”Конька- горбунка”» [Карнаухова 1927b: 120].
Собранный И. В. Карнауховой в 1926 г. сказочный материал через несколько лет нашел место в ее книге «Сказки и предания Северного края». Здесь даются 64 заонежские сказки от
21 исполнителя из 12 деревень.
— сентября 1926 г., сразу же по окончании Заонежской экспедиции, Крестьянская секция уже обсуждала маршрут следующего года. Представители ЛИТО выступили против продолжения обследования Заонежья. Дело в том, что в том же 1926 г. Фольклорная подсекция Государственной академии художественных наук (Москва), руководимая Ю. М. Соколовым, начала в том же Заонежье свою трехгодичную экспедицию «По следам Рыбникова и Гильфердинга». Поэтому ленинградские фольклористы предлагали выбрать для работы в следующем году регион рек Мезень и Пинега (ПФА РАН, ф. 150, оп. 5, № 39, л. 7.).
В конечном счете, летняя экспедиция 1927 г. сложилась таким образом. На Пинегу — правый приток Северной Двины — отправилась основная группа во главе с К. К. Романовым; на Мезень — небольшой отряд В. Н. Всеволодского-Гернгросса. И. В. Карнаухова вошла в пинежскую группу. Маршрут поездки был следующим. 3 июня экспедиция выехала поездом из Ленинграда в Вологду, где пересела на пароход, доставивший ее по Сухоне и Северной Двине в Архангельск; далее местным пароходом экспедиционеры поднялись вверх по Северной Двине, вошли в Пинегу и проследовали до деревни Сура (верхнее течение реки), где 14 июня развернули первую базу для полевой работы. Обследование сурских деревень заняло 8 дней. «Деревеньки маленькие, — пишет в своем художественном дневнике Η. П. Колпакова, — расположены в небольших расстояниях вокруг Суры, так что бегать к ним просто. Как и в прошлом году, каждый занят своей специальностью: Анна Михайловна Астахова работает с былинами, Ирина Карнаухова и А. И. Никифоров — со сказками, а МУЗО и я заняты песнями. Так как ТЕО в этом году уехало на Мезень, то все обряды, игры и другой материал тоже возложены на меня. ИЗО в восторге фотографируют, обмеряют, копируют, зарисовывают и т.п. Дела у всех — по горло» [Колпакова 2002: 62].
22 июня экспедиция местным пароходиком спустилась вниз по Пинеге и остановилась в большом селе Карпова Гора, расположенном на правом берегу Пинеги. В Карпогорах и окрестных деревнях работа продолжалась до 3 июля. Официальный дневник экспедиции, который вела Η. П. Колпакова как секретарь, хранящийся ныне в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН, конкретизирует работу И. В. Карнауховой. Из этого дневника следует, что 23 июня А. М. Астахова и И. В. Карнаухова обследовали Карпову Гору. С 24 по 26 июня И. В. Карнаухова и И. М. Левина работали в соседней Шардонеме, наблюдая местный праздник. 28 июня они записывали фольклор в Шотовой Горе. Под 29 июня читаем: «И. В. Карнаухова и Η. П. Колпакова работали весь день в дер. Шотова Гора, где было собрано много песен, частушек и песен».
— июня А. М. Астахова и И. В. Карнаухова записывали в Церко- вой Горе, а 1 июля — в Ваймуше (РО ИРЛИ, p. V. к. 3, п. 1, № 20).
3 июля ученые всей группой переехали в Кевролу — бывшую «столицу» огромного Кеврольского уезда (левый берег реки), а 5 июля отправились в Покшеньгу, расположенную в 15 километрах от Кевролы вверх по течению одноименной реки — притока Пинеги. Переход был непростым. Основная группа на подводах благополучно добралась до Покшеньги, а музыковеды — 3. В. Эвальд и Е. В. Гиппиус, — плывшие на лодке с тяжелыми и хрупкими валиками и фонографом, застряли на реке. Е. В.Гиппиус пешком дошел с Покшеньги с этим неприятным известием. Приближалась гроза, и участникам экспедиции, уже находившимся в Покшеньге, пришлось срочно идти вниз по течению и на руках переносить драгоценные материалы. «Мы пошли, — описывает этот эпизод экспедиционной жизни Η. П. Колпакова, — Ирина Карнаухова, фотограф Толя (А. С. Данский. — Т. И.), Витя Астахов (сын А. М. Астаховой. — Г. #.), я. Женя (Е. В. Гиппиус. — Т. И.) с нами. Долго описывать нечего: мы попали под страшную грозу. Две недели весь окружающий мир молился о дожде. Можно сказать, молитва исполнилась в самую «подходящую» для нас минуту! Мы шли по мокрой траве выше колен сначала под проливным дождем, а через четверть часа — под градом величиной с вишню. Я никогда подобного града не видывала. В одну минуту мы были жестоко избиты и мокры насквозь, но храбро шли вперед и распевали хором „Потеряла я колечко“, заглушая своим ревом раскаты грома и восхищаясь молниями, которые бороздили все небо над нашими беспечными головами» [Колпакова 2002:76]. На берегу Покшеньги экспедиционеры нашли 3. В. Эвальд, рядом с ней укрытые ящики с восковыми цилиндрами и фонограф, и все это, в конце концов, благополучно на руках было перенесено в деревню.
В Покшеньге по-настоящему развернуть работу не удалось. Известие о том, что по Пинеге поднимается последний пароход, который вскоре отправится вниз по течению, а других пароходов не будет, так как река обмелела, заставило ученых срочно вернуться в Кевролу. 9 июля пароходиком «Курьер» экспедиционеры добрались до г. Пинега, где остановились в ожидании парохода из Архангельска. Η. П. Колпакова в этот день записывала в официальном дневнике: «Вечером А. М. Астахова и И. В. Карнаухова направились к находящейся в Пинеге О. Э. Озаровской». О. Э. Озаровская, московская артистка и фольклористка, впервые побывавшая на Пинеге в 1914 г., действительно, в 1927 г. последний раз посетила полюбившееся ей Пинежье. 11 июля экспедиционеры были уже в Архангельске.
12 июля Η. П. Колпакова писала в своем художественном дневнике: «... так как официальная часть экспедиции была кончена, каждый поехал в свою сторону. МУ30 и фотограф Толя отправились в железнодорожную кассу, чтобы взять билеты просто в Ленинград. А. М. Астахова, Ирина Карнаухова и Ира Левина остались на сутки в Архангельске, чтобы потом отправиться на Зимний берег Белого моря. А четыре человека — К. К. Романов, Е. Э. Кнатц, Л. М. Шуляк и я — плывут в настоящую минуту по чудесной тихой Северной Двине в Сольвыче- годск» [Колпакова 2002: 80]. На Зимний берег А. М. Астахова, И. В. Карнаухова и И. Левина, по нашим сведениям, в 1927 г. не попали. Они направились в западную часть Поморья. Именно тогда А. М. Астахова и И. В. Карнаухова и оказались в Сумском Посаде — большом поморском селе, упомянутом в дарительной надписи, которую мы привели в начале нашего очерка, на книге «Сказки и предания Северного края». Эта поездка, надо полагать, носила уже не фольклорно-этнографический, а сугубо туристский характер. Через несколько лет она отразится в литературном творчестве И. В. Карнауховой: поморский быт станет основой ее первой детской повести «Кружево на мачте».
Научные же результаты работы И. В. Карнауховой в Пи- нежской экспедиции, как и заонежские записи, нашли место в книге «Сказки и предания Северного края». В разделе «Пи- нега» здесь даются 66 сказок от 14 исполнителей из 12 деревень.
Еще одним следствием поездки на Пинегу стала статья исследовательницы «Суеверия и бывальщины» [Карнаухова 1928: 77-97]. Здесь приводятся очень тонкие наблюдения над поверьями, активно бытующими на Пинеге. В Суре, где экспедицио- неры остановились в местной школе, произошел следующий эпизод: «Сторожиха при сурской школе, вытянув из печи горшок с кашей для участников экспедиции, протягивая дежурному ложку, спросила: „Отложишь ли для подпечника корочку?“» [Карнаухова 1928: 79]. Обрядово-мифологическое сознание северян требовало, чтобы вновь поселившийся в доме человек приветил духа-хозяина избы — домового (подпечника). Статья рисует яркие образы местной демонологии — доможир, байная обдериха, гуменник, лесной и лешачиха, мертвецы, черти.
Обработав зимой 1927/1928 гг. пинежский материал, подготовив к печати второй сборник статей «Искусство Севера», сотрудники ГИИИ весной 1928 г. опять засобирались в экспедицию. Они решили продолжить движение на восток Русского Севера, избрав для обследования реку Мезень, впадающую в Северный Ледовитый океан. Дорога на этот раз была еще более тяжелой и сложной, чем в пинежскую поездку. 10 июня экспедиционеры выехали поездом из Ленинграда в Вологду, а затем опять-таки поездом — в Архангельск. Отсюда 13 июня пароходом «Канин» они отправились по Белому морю к устью Мезени. «Мы живем все в I классе, по четыре человека в каюте. Наша кампания — А. М. Астахова, Ирина Карнаухова, Зиночка Эвальд и я. Каюта вполне комфортабельная. В другой живут дамы ИЗО. Одна каюта мужская, а фотограф помещается где-то на другом конце парохода», — пишет Η. П. Колпакова в своем дневнике [Колпакова 2002: 91]. 14 июня пароход подошел к устью Мезени и начал медленный подъем вверх по реке, — медленный, потому что быстрое течение реки было практически равно скорости парохода. В Усть-Вашке экспедиционеры пересели на другой пароход — «Сурянин» — и продолжили путь вверх по течению. Только 20 июня ученые достигли села Вожгоры, где развернулась их первая база. Вожгоры — это граница русской Мезени: далее в верховьях территория, где живут в основном коми. Как и в Пинежскую экспедицию, решено было двигаться с верховьев вниз по течению реки. В Вожгорах и окрестных деревнях проработали до 26 июня. В этот день на местных длинных плоских лодках под надоедливым дождем основная группа «сплавилась» в д. Лебская, в которой экспедицию уже поджидали А. М. Астахова и И. В. Карнаухова, ушедшие сюда ранее. «Анна Михайловна и Ирина Карнаухова, которые ушли сюда еще до дождя, ждали нас с нетерпением, — читаем в дневнике Η. П. Колпаковой. — Вся деревня была в курсе их тревоги, все бежали радостно на берег встречать нас, но затем возвращались разочарованными:
— Не... Это какие-то другие коряги плывут, а не ваш народ!» [Колпакова 2002: 116]
После Лебской 29 июня экспедиция остановилась в За- сулье, 30 июня прибыла в Палащелье, вечером 4 июля на большом карбасе вышла в Концещелье, 8 июля — в Малые Нисогоры. 14 июля был последний день работы экспедиции. Сотрудники ГИИИ погрузились на пароход и отправились в обратный путь по реке Мезень. В устье пересели на другой пароход и Белым морем добрались до Архангельска.
В сборнике «Сказки и предания Северного края» И. В. Карнаухова позднее опубликовала 21 мезенский текст (записаны от 7 исполнителей в 5 деревнях).
Целью последней поездки ГИИИ, состоявшейся летом 1929 г., стала Печора — последняя из больших рек северо-востока Русского Севера. На этот раз экспедиция ехала в сокращенном виде и по сути своей была не комплексной, а сугубо фольклористической: Е. В. Гиппиус как руководитель, А. М. Астахова, Η. П. Колпакова, И. В. Карнаухова, С. С. Писарев, 3. В. Эвальд. В бытовом отношении это была, пожалуй, самая трудная поездка. Выехав из Ленинграда поездом 12 июня, экспедиционеры через два дня прибыли в Архангельск. Затем знакомым пароходом «Канин» был переход по Белому морю в устье Мезени, пересадка на другой пароход и медленный путь к д. Койнас, расположенной на левом берегу реки. Сюда добрались 23 июня. От Койнаса начиналась сухопутная дорога по тайболе — суровому северному лесу — в сторону Печоры. После долгих «уговоров» с возчиками, наняв четыре «кибитки», экспедиционеры 26 июня направились к цели. Η. П. Колпакова пишет в своем художественном дневнике: «Мезень мы переехали на пароме. На противоположном берегу уселись в „кибитки“, привязали покрепче ящики с багажом и пустились в путь. В первой телеге ехали мы с Анной Михайловной, во второй — Ирина и Сережа (С. С. Писарев. — Т. И.), в последней — МУЗО. Все в накомарниках, в пальто и в толстых рукавицах из коровьей шерсти, которыми мы запаслись в Койнасе» [Колпакова 2002: 142].
Путь по тайболе занял пять дней. На ночевку останавливались на станциях — избушках, в которых постоянно или вахтовым методом одиноко жили смотрители, обихаживавшие путешественников. На станции Поповской, стоявшей на реке Цыльме, впадающей в Печору, участники экспедиции пересели в лодку и поплыли к Печоре. «И вот, наконец, Цыльма теряет свои берега, Цыльма низко расстилается, исчезает перед иной — громадной, величественной темной рекой, — пишет Η. П. Колпакова. — Коричневые откосы берегов — в венце мохнатого леса. Масштабы настолько грандиозны, что огромные кручи кажутся небольшими возвышенностями. Неспокойная река даже и в это тихое солнечное утро играет, переливается серебристой зыбью. На противоположном берегу — огромное село Усть-Цыльма. Но что нам сейчас до берега! Затаив дыхание, всеми чувствами охватываем мы грандиозную водную панораму. Вот она, неведомая мечта, долгожданная, наконец-то достигнутая красавица Печора!» [Колпакова 2002: 148]
В большое старинное печорское село Усть-Цыльму экспедиция прибыла 30 июня. Печора встретила фольклористов ныне знаменитыми в науке «горками» — уличными гуляньями. Η. П. Колпакова писала: «Ну, дорогие потомки, мы вчера нагляделись на такое!.. Ни в одном театре не увидишь, и не в каждом сне приснится. Да! Это было вчера. И не во сне, а наяву, средь бела дня. До сих пор в глазах стоит все это алое, синее, золотое, зеленое... На высок ом — очень высоком! — речном обрыве — девичий хоровод. В нем человек пятьсот. Но из какой же сказки явились эти девушки в их невиданных, неслыханных одеждах? Шелестят тяжелые пышные шелка. Плавно волнуются сборчатые сарафаны. Расцветают диковинные узоры, серебряные цветы на парчовых „коротиньках“ — сборчатых безрукавках до пояса, надетых поверх сарафанов. Колышутся пышные цветы штофных, затканных шелковыми цветами „шалюшек“. Громадные шелковые платки отливают множеством нежных оттенков — бледнопалевых, розовых, темно-синих...» [Колпакова 2002:148]
С 1 по 5 июля фольклористы работали в Усть-Цыльме и окрестных деревнях. 5 июля на маленькой лодке они направились по притоку Печоры Пижме в д. Замежное. «Замежное оказалось таким золотым дном, какого не могли нам предсказать все наши предчувствия. За два дня мы записали 180 песен, — писала Η. П. Колпакова. — Это было в ущерб другим жанрам. В Замеж- ном песенная культура совершенно поглощает сказочную и былинную.
— Где бабушка (или мама)? — спрашивали, входя в пустую избу, Анна Михайловна и Ирина, разыскивавшие былины и сказки. И брошенные дома младенцы, бродя в одних рубашонках по покинутому жилищу, весело отвечали:
— Не!.. В трубу ушла!
Это означало, что личности, интересовавшие наших собирательниц, толпились около школы, где мы остановились, и в числе других жительниц Замежного без остановки пели, пели в фонограф...» [Колпакова 2002: 162]
Вернувшись с Пижмы в Усть-Цыльму, 17 июля экспедиция на буксирном пароходе под проливным дождем отправилась вниз по Печоре. Неожиданно пришлось сделать незапланированную остановку в д. Климовка: «север» — опасный ветер с океана, ставший причиной шторма на Печоре — заставил причалить к берегу. Здесь экспедиционеры, ожидая погоды, пробыли три дня. Лишь
22 июля фольклористы добрались до большого села Великая Виска, где рассчитывали поработать подольше. Но прибывший сверху пароход заставил их уже 24 июля начать обратный путь: речной пароходик, морская пристань около д. Тельвиска, пересадка на морской пароход, Баренцево море, Архангельск.
Печорские сказки в сборнике И. В. Карнауховой «Сказки и предания Северного края» представлены 18 текстами двух усть-цылемов: это О. И. Ермолина — старообрядка, начетчица, в сказках которой явственно прочитывается неприязнь к православным священникам; и Василий Соболь — ненец, постоянно живущий в Усть-Цыльме и прекрасно владеющий русской сказочной традицией.
Итогом четырех экспедиций ГИИИ на Русский Север стало несколько книг, сыгравших выдающуюся роль в истории отечественной фольклористики. В 1937 г. музыковеды Е. В. Гиппиус и 3. В. Эвальд издали «Песни Пинежья»; в 1938-1951 г. вышли в свет «Былины Севера» А. М. Астаховой; уже после войны, в 1961 г. В. Я. Пропп опубликовал «Севернорусские сказки в записях А. И. Никифорова» (сам собиратель погиб в блокадном Ленинграде) [Песни Пинежья 1937; Былины 1938-1951; Никифоров 1961]. Но первой книгой, отражавшей материалы ГИИИ, стали «Сказки и предания Северного края» И. В. Карнауховой, изданные в 1934 г. Сборник построен традиционно для русской науки. В нем четыре раздела, представляющие региональную специфику материала — «Заонежье», «Пинега», «Мезень», «Печора». В каждом из разделов сказки расположены по сказителям, феномену которых в науке первой половины XX столетия уделялось очень много внимания.
Книга была неоднозначно встречена в фольклористических кругах. Известный сказковед Η. П. Андреев, будучи не совсем удовлетворенным тем, что издание рассчитано на широкого читателя и в связи с этим имеет научный аппарат облегченного типа, все-таки называет его «самым крупным явлением новой русской сказочной литературы» [Андреев 1936:410]. А. И. Никифоров, участник экспедиций ГИИИ, напротив, отнесся к изданию незаслуженно сурово. Рецензент обращает внимание и на опечатки, и на просчеты в передаче диалектных особенностей речи исполнителей, упрекает исследовательницу в возможной редактуре эпизодов эротического характера. А. И. Никифорова не удовлетворяет принцип отбора материала — исключение вариантов одного и того же сюжета. Приоритет заонежских сказок перед остальным материалом также ставится им под сомнение. По его собственным наблюдениям, чем дальше от Ленинграда, тем интереснее сказочная традиция. Впрочем, сам районный (территориальный) принцип распределения материала А. И. Никифоров считает малопродуктивным. Равным образом, укоренившийся в русской науке принцип расположения материала по сказочникам исследователь полагает неудачным. «Этот принцип исходит из понимания сказки как литературного произведения, имеющего свой авторский стиль, свою школу. Лучший опыт издания сказочников по мастерам принадлежит М. К. Азадовскому. Но повторять механически этот опыт нельзя, потому что должен быть сделан следующий шаг, т.е. подача мастеров не в механическом соединении, а сгруппированными по стилям, по школам, по манерам рассказа» [Никифоров 1926: 415]. Много замечаний рецензент имеет и к комментариям И. В. Карнауховой, хотя характеристики исполнителей его в основном удовлетворяют.
По прошествии многих десятилетий суровая рецензия А. И. Никифорова кажется не во всем справедливой. «Сказки и предания Северного края» не претендовали на то, чтобы стать новым словом в сказковедении. Они добросовестно следовали той научной традиции, которая главенствовала в фольклористике в 1930-е гг. Сборник, что самое важное, вводил в науку 169 новых доброкачественных сказочных текстов.
Названные выше статьи «Заонежские сказки», «Сказочники и сказка в Заонежье» и «Суеверия и бывальщины», равно как и сборник «Сказки и предания Северного края», свидетельствуют, что И. В. Карнаухова со временем явно могла бы стать видным исследователем фольклорной культуры русского народа. Меткая наблюдательность, умение систематизировать материал — все это свойства, необходимые фольклористу, а именно эти черты и прочитываются в ее научных работах. Однако исторические обстоятельства и личные творческие интересы подталкивали И. В. Карнаухову к тому, чтобы она оставила науку и избрала другую стезю.
В 1930 г. в рамках коренного преобразования системы научных учреждений в СССР началась реорганизация в Государственном институте истории искусств, где работала исследовательница. Поначалу здесь был организован Кабинет изучения фольклора города и деревни, руководителем которого был назначен В. М. Жирмунский. И. В. Карнаухова стала секретарем Кабинета. Но вскоре, уже в конце того же года, во главе Кабинета стал переехавший из Иркутска в Ленинград М. К. Азадовский. В 1931 г., при преобразовании ГИИИ в Государственную Академию искусствознания, фольклорное направление в данном учреждении было закрыто. В ходе этих реорганизаций — или чуть позднее — И. В. Карнаухова, по- видимому, потеряла работу. На первое место для нее вышло литературное творчество. Вместо фольклориста И. В. Карнауховой в эти годы рождалась детская писательница Ирина Карнаухова.
В 1930 г. была издана тоненькая книжка для детей младшего возраста «Чьи это игрушки?», где главным содержанием были красочные рисунки А. Порет, под которыми давался текст Э. Поперной и И. В. Карнауховой [Порет 1930]. Это был первый печатный опыт И. В. Карнауховой в детской литературе.
В 1931 г. московское издательство «Молодая гвардия» выпустило в свет первую повесть писательницы «Кружево на мачте» [Карнаухова 1931а] (по нашим сведениям книга реально вышла в конце 1930 г.). Это произведение отвечает всем канонам советской детской литературы, призванной проводить в жизнь идеологию государства, строящего социализм. Действие происходит в поморском селе Рыбацкое на берегу Белого моря. Героиня повести (девочка-подросток Ленка) вместе со своими земляками роет местный «Волго-Дон» — канал через опасную косу, облегчающий жизнь рыбакам-поморам. Узнав, что ее отец оказался брошен хозяином в Норвегии, она решается одна на карбасе плыть туда, чтобы помочь ему вернуться на родину. Пережив непогоду и заболев, Ленка попадает в Норвегии в больницу, находит отца, живет в доме у местного бургомистра в качестве служанки. Бургомистр видит у Ленки полотенце, замечательно украшенное кружевами. Не поверив, что кружево вышито русскими крестьянками, он предлагает Ленке вышить такое же полотенце, в случае успеха обещая большую сумму денег. Ленка вышивает полотенце, получает деньги, покупает карбас и вместе с отцом возвращается в родную деревню.
В повести отразился экспедиционный опыт И. В. Карнауховой. В 1927 г. в поморской деревне Сухой Наволок И. В. Карнаухова и А. М. Астахова видели канал, вырытый местными жителями. От поморок фольклористы слышали рассказы о том, что их рукоделью дивились соседи- норвежцы. Писательница вставляет в повесть фрагменты из севернорусских песен, знаменитую «Небылицу в лицах» пинежской былинщицы М. Д. Кривополеновой, вложенную в уста одного из героев, и другие произведения русского фольклора.
В том же 1931 г. — а точнее, в конце 1930 г., — была опубликована еще одна детская повесть И. В. Карнауховой — «Ой-хо: Повесть о самоедском мальчике» [Карнаухова 1931b], героем которой становится мальчик-ненец Хари. Быт ненцев- оленеводов, правдиво описанный в этой книге, писательница могла наблюдать в Мезенской и Печорской экспедициях.
В самом конце 1930 г., по-видимому, в рамках вступления в Ленинградское отделение Всероссийского союза писателей, И. В. Карнаухова заполнила анкету. Здесь имеются сведения о том, что печататься И.В.Карнаухова начала раньше 1930 г. На вопрос, «где и когда напечатано ваше первое произведение», она ответила: «В газете “Голос средней школы”. Названия (статьи или заметки. — Т.И.) не помню» (РО ИРЛИ ф. 291, οπ. 1, № 457, л. 6.). В связи с другим вопросом — «Перечислите издания, в которых вы участвовали с 1918 г. по сей день» — писательница указала вечерние выпуски петроградской «Красной газеты» (12 фельетонов), журнал «Краснофлотец» (4 очерка), «Одесские известия» (2 очерка), журнал «Красная панорама» (1 очерк). Сами очерки не названы, поэтому выявление их в названных изданиях (возможно, они подписаны псевдонимом И. Валерьянова) еще только предстоит. Как бы то ни было, И. В. Карнаухова в конце 1930 г. была принята во Всероссийский союз писателей. В конце цитируемой анкеты имеется помета: «Бюро секции детских писателей Ленинградского отделения ВСП высказывается за принятие т. Карнауховой в ВСП <.. > 10 ноября 1930 г.».
Летом 1932 г. И. В. Карнаухова опять выехала в фольклорную экспедицию. Институт по изучению народов СССР (ИПИН), при котором в 1931-1933 гг. существовала Комиссия по фольклору, возглавляемая М. К. Азадовским, совместно с только что созданным Карельским научно-исследовательским институтом (Петрозаводск) организовал обследование беломорских рыболовецких сел. В экспедиции помимо И. В. Карнауховой участвовали А. М. Астахова, С. С. Писарев и А. Н. Нечаев. К сожалению, эта поездка в трудах И. В. Карнауховой научного характера не отразилась. Насколько нам известно, эта экспедиция была последней в жизни фольклористки.
Одновременно с занятиями литературой в середине 1930-х гг. И. В. Карнаухова активно сотрудничает с Ленинградским радиокомитетом. На радио становится популярной ее передача «Сказки бабушки Арины». Перекроив свое имя на деревенский лад и явно имея в виду няню Пушкина Арину Родионовну, И. В. Карнаухова выступает перед микрофоном со своими переделками народных сказок. Так пригодились ее занятия в Институте слова и опыты сказывания сказок в Коктебеле.
На основе радиопередач было сделано еще несколько книг писательницы. Первая книга под заглавием «Сказки бабушки Арины» вышла в свет в 1936 г. на правах рукописи и была издана в серии «Микрофонные материалы Управления местного вещания Всесоюзного радиокомитета. Редакция детского вещания» [Сказки 1936]. По-видимому, материалы имели методический характер и предназначались для местных радиокомитетов. Книга представляет собой тексты пяти радиопередач для детей дошкольного возраста. Первая радиопередача начиналась так:
«Музыка из Сборника русских песен Лядова.
Здравствуйте, ребятки, здравствуйте, голубятки. Я, бабушка Арина, долго по свету бродила, на вас набрела. Ох, и далеко к вам, детушки, ехать! Ехала я на собаках да ехала я на оленях. Села в сани — вот и говорю с вами». [Сказки 1936:3] Далее шла присказка и известная сказка о старухе и лапте. Завершалась передача опять монологом бабушки Арины, не забывавшей о дидактической направленности радиовещания: «Вот, ребятки, я вас потешила, теперь вы меня потешьте. Рассказала я вам сказку-старинку, а вы нарисуйте к ней картинку. Вы, Тит да Наум, беритесь за ум, пирожок дожуйте, бабку с лаптями нарисуйте. У кого выйдет картинка получше — тому кашки погуще, тому три гуся. Моя сказка вся» [Сказки 1936: 5]. Несмотря на некоторую слащавость тона, радиопередача «Сказки бабушки Арины» имела успех у маленьких слушателей и их родителей.
Вторая книга, отражающая материал радиопередач, называлась «Народные сказки» [Народные сказки 1936]. Эта передача представляла собой маленькую лекцию для детей среднего и старшего возраста о ценности народных сказок. В лекции явно нашли место те сведения, которые И. В. Карнаухова собрала во время своих севернорусских экспедиций. Так, говоря об особенностях бытования сказок, она описывает их функционирование в различных условиях: «А на лесном сплаве, когда плоты по неделям медленно плывут по реке, как дорог сказочник! На рыбной тоне, где в бурю бездеятельно иногда сидит бригада, дожидаясь хорошей погоды. На лесных разработках за 20-25 километров от села, в свободные часы в полевом таборе... Всюду сказочник дорогой и любимый гость» [Народные сказки 1936: 8]. Лекция иллюстрировалась сказками «Пых», «Финист Ясный сокол», «Барин-кузнец», отражавшими разные грани русской сказочной традиции.
Опыт работы на радио стал толчком и для создания еще одной книжки И. В. Карнауховой под названием «Сказки бабушки Арины», вышедшей в 1938 г. в Петрозаводске [Карнаухова 1938]. Здесь собраны 27 литературно обработанных ею сказок: «Глиняный Иванушко», «Кот-воркот Котофей Кото- феевич», «Зимовье зверей», «Снегурушка», «Жихарко», «Вер- лиока», «Волк и семеро козлят», «Гуси-лебеди» и др. Второе издание этой книги вышло в Петрозаводске в 1939 г.
Перед войной И. В. Карнухова издала еще одну детскую книгу — «Сказки» [Карнаухова 1940]. «Это не фольклорные записи, — отмечает писательница в предисловии к книге. — Это сборник пестрых сказок. Некоторые из них являются обработкой старинных сказок («Упрямая баба», «Сорная трава», «Нонешняя служба»), другие — записаны автором со слов различных рассказчиков («Как баба в гору пошла»). В иных использованы современные записи, опубликованные в периферийной печати («Мужицкая правда», «Мужик и Нужда», «Три брата»). Большинство же сказок просто сочинены автором («Чапай», «Бабья дивизия», «Мороз, солнце и ветер», «Ясный сокол», «Мариша-летчица», «Аппетитная земля» и др.). Но во всех случаях автор вольно обрабатывал народный материал, пользуясь при этом творческим методом народных сказок, методом гибким, богатым и вечно живым. В этом и заключается значение сборника» [Карнаухова 1940: 5][4]. Сочиненные сказки И. В. Карнауховой, естественно, отражали советскую идеологию. Типологически они похожи на произведения народных сказителей, инспирированные в середине 1930-х гг. фольклористами (П. И. Рябинин-Андреев, М. М. Коргуев и др.). Так, в сказке о Чапае, о котором создано несколько новин (аналог былин) и советских сказок[5], И. В. Карнаухова строит следующий сюжет: Чапай, бедный крестьянин, на пути встречает барана, козу и коня, которых щадит и не убивает; когда начинается война бедняков с богачами, баран приносит ему шерсть, из которой делают бурку, коза — шкуру умершего козленка, из которой шьют папаху, а конь становится боевым конем Чапая; бурка и папаха оказываются заговоренными — пули в них застревают; однажды в бою погибает конь, раненый Чапай плывет через реку, скидывает бурку и папаху, новые пули попадают в него, и он гибнет.
В том же 1940 г. И. В. Карнаухова начинает издавать тоненькие детские книжки, предназначенные самым маленьким детям. Именно эти книжечки уже в 1950-е гг. сделают ее одним из самых читаемых авторов в детской аудитории. Перед войной вышла ее книжечка народных песенок «Рассыпушки» и сказка «Два Ивана» [Расыпушки 1940; Два Ивана 1940].
В предвоенные годы в 1937 г. И. В. Карнаухова издала также сборник «Частушки колхозной деревни» [Частушки 1937]. Эта книга, в которой представлены тексты из Ленинградской, Горьковской, Куйбышевской, Ивановской областей, вполне могла бы, как и «Сказки и предания Северного края», войти в историю отечественной фольклористики. Однако идеологические и политические приоритеты в этом издании явно превалировали над научными и эстетическими. Частушка в 1930-е гг. прочно вошла в инструментарий пропагандистской машины сталинского режима. Соответственно, сборник И. В. Карнауховой воспевал революцию, колхозный строй, сталинскую конституцию, сталинских «соколов» (летчиков) и мудрого «отца народов» И. В. Сталина. Подлинная частушка здесь по сути отсутствует.
В начале Великой Отечественной войны И. В. Карнаухова эвакуировалась в Пермскую (тогда — Молотовскую) область. В деревне Черной, где обосновался детский лагерь-интернат ленинградского Литфонда (Литературного фонда), с 1941 по 1944 г. она работала учителем и воспитателем. В Молотовском государственном университете и многочисленных госпиталях города писательница неоднократно выступала со своими сказками. В годы войны вышли книги писательницы для детей «Забавные сказки», «Рассыпушки» и «Бой на Калиновом мосту» [Забавные сказки 1944; Рассыпушки 1944; Карнаухова 1945], представлявшие собой литературные обработки фольклорного материала.
Впечатления о военных годах отразились в двух новых детских повестях И. В. Карнауховой — «Повесть о дружных» [Карнаухова 1949] и «Наши собственные» [Карнаухова 1958]. В первом произведении, написанном в популярном в детской советской литературе жанре «школьной повести» (вспомним книги В. Осеевой «Васек Трубачев и его товарищи», В. Носова «Витя Малеев в школе и дома» и другие, на которых выросло не одно поколение детей нашей страны), рисуется жизнь уральской сельской школы и молодой учительницы, преодолевающих вместе со всей страной трудности военного времени. Э. С. Литвин, автор небольшой книги о И. В. Карнауховой, так определяет суть этого произведения: «Постепенно в повести за образом далекой русской деревушки встает могучий обобщенный образ родины героев повести — «страны дружных», которую они научились любить и беречь» [Литвин 1963: 78]. В другой повести — «Наши собственные» — ребята из детской здравницы в самом начале войны оказываются на территории, которую захватил враг. В столкновении с жестоким миром войны происходит их раннее взросление и осознание ответственности за свою страну.
Детские повести И. В. Карнауховой являются плодом своего времени. Они сыграли свою пусть скромную, но очевидно позитивную роль в развитии отечественной детской литературы. Литературные же обработки сказок и народных песенок, сделанные писательницей, прочно вошли в репертуар детских книжек, обязательных в жизни каждого русского ребенка.
Приобщение ребенка к русской культуре начинается с книжечек И. В. Карнауховой типа «Весна-красна» (М., 1985) или «Скок-поскок» (М., 1965) — с песенок, читаемых на распев маминым голосом. Затем в руки малышу даются карандаши, и ребенок раскрашивает рисунки к сказке «Внученька» (Л., 1980). Потом начинается сказочная классика, также пересказанная И. В. Карнауховой, — «Гуси-лебеди» (Киев, 1979), «Василиса Прекрасная» (М., 1989), «Жихарка» (М., 1989) и т.д. Недаром том «Русские волшебные сказки» в серии «Библиотека для детей» большею частью своей состоит из литературных обработок писательницы [Волшебные сказки 1994]. Знакомство с театром также для многих детей начинается с имени И. В. Карнауховой. Вместе с Л. Т. Браусевичем ею по мотивам сказки С. Т. Аксакова написана пьеса «Аленький цветочек» (1946), входящая в репертуар современных детских театров.
Пытаясь осмыслить место литературной обработки фольклорного материала в духовной жизни современного ребенка, И. В. Карнаухова писала: «...народная сказка воспитывает эмоциональное отношение к миру, а не абстрактное холоднорассудочное. По языку народная сказка всегда прозрачная, скупая и ясная» [Карнаухова 1966: 7].
Ирина Валериановна Карнаухова скончалась 13 апреля 1959 г., но ее фольклорные обработки остаются востребованными обществом до сих пор. В кругу же фольклористов заслуженным авторитетом пользуется ее сборник «Сказки и предания Северного края», знакомство с которым доставит радость всем, кому дорого устное слово.
Т. Г. Иванова
Источники и литература
Сказки 1934 — Сказки и предания Северного края / Запись, вступ. статья и коммент. И. В. Карнауховой; Предисл. Ю. М. Соколова. М.; Л.: Academia, 1934.
Шиллегодский 1966 — Шиллегодский С. Ирина Валериановна Карнаухова // Карнаухова И. В. Повесть о дружных. Наши собственные. Л., 1966.
Писатели Ленинграда 1966 — Писатели Ленинграда: Биобиблиогр. справочник. 1934-1981 / Сост. В. Бахтин и А. Лурье. Л., 1981.
Карнаухова 1957а — Карнаухова И. Бандероль // Костер. 1957. № 8.
Карнаухова 1957b — Карнаухова И. В. Бутсы // Прибой: Сборник произведений ленинградских писателей. Л., 1957.
Иванова 2004 — Иванова Т. Г. Фольклористика в Государственном институте истории искусств в 1920-е гг. // Русский фольклор: Материалы и исследования. СПб., 2004. Т. 32.
Шмелева 1990 — Шмелева Т. Навечно в памяти и жизни // Воспоминания о Максимилиане Волошине. М., 1990.
Чуковский 1991 — Чуковский К. И. Дневник. 1901-1929. М., 1991.
Замятин 1997 — Рукописное наследие Евгения Ивановича Замятина. СПб., 1997. (Рукописные памятники / Российская национальная библиотека; Вып. 3, ч. 1).
Дымшиц 1983 — Дымшиц A. JI. Карловарские вечера // Дымшиц А. Л. Избранные работы: В 2 т. М., 1983. Т. 2.
Колпакова 2002 — Колпакова Η. П. У золотых родников (Записки фольклориста). СПб., 2002.
Карнаухова 1927а — Карнаухова И. В. Заонежские сказки // Сказочная комиссия в 1926 г. Л., 1927.
Карнаухова 1927b — Карнаухова И. В. Сказочники и сказка в Заонежье // Искусство Севера: Заонежье. Л., 1927. (Крестьянское искусство СССР: Сб. Секции крестьянского искусства Комитета социологического изучения искусств; Вып. 1).
Карнаухова 1928 — Карнаухова И. В. Суеверия и бывальщины // Искусство Севера. Л., 1928. (Крестьянское искусство СССР: Сборник Секции крестьянского искусства Комитета социологического изучения искусств; Вып. 2).
Песни Пинежья 1937 — Песни Пинежья: Материалы Фонограммар- хива, собранные и разработанные Е. В. Гиппиусом и 3. В. Эвальд. М., 1937. Т. 2.
Былины 1938-1951 — Былины Севера / Записи, вступ. статья, ком- мент. А. М. Астаховой. М.; Л., 1938-1951. Т. 1-2.
Никифоров 1961 — Севернорусские сказки в записях А. И. Никифорова / Изд. подготовил В. Я. Пропп. М.; Л., 1961.
Андреев 1936 — Андреев Η. П. Издания сказок (русских или на русском языке) за последнее пятилетие // Советский фольклор: Сборник статей и материалов. М.; Л., 1936. № 2/3.
Никифоров 1926 — Никифоров А. И. Проблема сказочного сборника // Советский фольклор: Сборник статей и материалов. М.; Л., 1926. № 2/3.
Порет 1930 — Порет А. Чьи это игрушки? Текст Э. Поперной и И. Карнауховой. Л., 1930.
Карнаухова 1931а — Карнаухова И. В. Кружево на мачте. М., 1931.
Карнаухова 1931b — Карнаухова И. В. Ой-хо: Повесть о самоедском мальчике. М., 1931.
Сказки 1936 — Сказки бабушки Арины: Русские народные сказки в обработке Ирины Карнауховой. — М., 1936. — 24 с. (Микрофонные материалы Управления местного вещания Всесоюз. радиокомитета. Редакция дет. вещания; № 7).
Народные сказки 1936 — Народные сказки: Передача для детей школьного возраста / Сост. И.Карнаухова. — М., 1936. — 11с. (Микрофонные материалы Управления местного вещания Всесоюз. радиокомитета. Редакция дет. вещания; № 16).
Карнаухова 1938 — Карнаухова И. В. Сказки бабушки Арины / Рис. В. Ракова. — Петрозаводск: Карел, гос. изд-во, 1938. — 124 с.
Карнаухова 1940 — Карнаухова И. В. Сказки. — Л.: Сов. писатель, 1940.- 112 с.
Рассыпушки 1940 — Рассыпушки / Записала и обработала И. Карнаухова. — М.; Л.: Детгиз, 1940. — 32 с.
Два Ивана 1940 — Два Ивана: Русская народная сказка в обраб. И. Карнауховой. М.; Л.: Детгиз, 1940. — 16 с.
Рукописи, которых не было 2002 — Рукописи, которых не было: Подделки в области славянского фольклора / Изд. подготовили А. Л. Топорков, Т. Г. Иванова, Л. П. Лаптева, E. Е. Еле- онская. М., 2002.
Частушки 1937 — Частушки колхозной деревни / Сост. И. В. Карнаухова. Л., 1937.
Забавные сказки 1944 — Забавные сказки / Сост. и обраб. И. В. Карнауховой. М.; Л.: Детгиз, — 1944. — 52 с.
Рассыпушки 1944 — Карнаухова И.В. Рассыпушки. — Молотов, 1944. — 27 с.
Карнаухова 1945 — Бой на Калиновом мосту: Рус нар сказка в обраб. И. В. Карнауховой. — М.; Л.: Детгиз, 1945. — 31 с.
Карнаухова 1949 — Карнаухова И. В. Повесть о дружных. М.; Л., 1949.
Карнаухова 1958 — Карнаухова И. В. Наши собственные: Повесть. Л., 1958.
Литвин 1963 — Литвин Э. С. И. Карнаухова: Критико-биографический очерк. Л., 1963.
Волшебные сказки 1994 — Русские волшебные сказки. СПб., 1994 (Б-ка для детей: В 15 т.; Т. 7).
Карнаухова 1966 — Карнаухова И. В. «Главное — раскрыть смысл...» // Детская литература. 1966. № 7.
[1] http: // brb.silverage.ru/zhslovo/sv/chg/?ru=about&id=l
[2] http://nasledie-rus.ru (электронная версия «Наше наследие» - публикация «Женщины par exellence»).
[3] http://nasledie-rus.ru
[4] Там же. С. 5.
[5] См. современную антологию подобного рода «советского фольклора» в книге [Рукописи, которых не было 2002: 403-968].
